Лаймон Ричард. Остров

   Конни радостно пропела:
   – Гляди, кого сейчас будут трахать.
   – Прежде чем ты совершишь какой-нибудь опрометчивый поступок, – выкрикнул Уэзли, – хочу поставить тебя в известность, что жизнь дам в твоих руках. И у меня самые серьезные намерения уничтожить их всех, Руперт, если я не встречу у тебя полного понимания.
   Меня мутило и качало в стороны. Похоже, дрожь охватила все тело, а сердце билось сильно и неимоверно быстро.
   – Ты меня слышишь? – крикнул Уэзли.
   Я промолчал.
   – В таком случае не хочешь попрощаться с Билли? Я не поленился облить ее бензином. Шикарный получится факел. Тебе понадобятся защитные очки, дружок. Так что лучше надевай их!
   – Что ты хочешь? – выкрикнул я.
   – Выйди вперед и встань перед клетками, – скомандовал Уэзли.
   – Ладно.
   Протянув руку, я отыскал прутья задней стенки клетки Алисы, и, ведя по ним левой рукой, завернул за угол и быстро пошел между клетками. Сбоку донесся голос Алисы:
   – Будь осторожнее.
   По другую руку параллельно мне семенила Конни. Факел Уэзли теперь был ближе, и света здесь стало чуть больше. Вполне можно было разглядеть контуры Конни. Глаза, рот, соски и то, что я принял за раны, выглядели, как дыры или прорези на бледном холсте ее кожи. Похоже, она старалась не отставать от меня.
   На скаку она приговаривала:
   – Видишь, что получил? Ага? Вот как бывает, Рупи. То и получил. Ты был мой. Мой! Ты облажался. Облажался по-крупному, парнишка. А сейчас поплатишься. Тебя сейчас вздрючат. И здорово вздрючат. Уэзли порвет тебе...
   И тут у нее кончилась клетка. Мгновение назад она еще прыгала сбоку, в следующее мгновение ее уже не было. От удара зазвенели прутья. А Конни удивленно и обиженно хрюкнула.
   Оглянувшись, я увидел, как отлетает она от прутьев, словно отброшенная огромной, невидимой пружиной. Затем Конни рухнула на пол клетки.
   Словно шлепнули на разделочный стол кусок мяса для отбивной.
   Тогда я понял, что в клетке бетонный пол. До этого момента над этим вопросом я и не задумывался, полагая, что под ногами у женщин земля и прутья.
   Да и едва ли это имело большое значение.
   Вероятно, убирать бетонный пол легче. Зато падать на него больнее.
   Насколько мне было видно, Конни растянулась на спине и даже не пыталась подняться.
   Потеряла сознание?
   Впрочем, меня это мало заботило, разве что немного обрадовало. По крайней мере, какое-то время она не сможет доставлять мне неприятности.
   Бог свидетель, она причинила мне их вполне достаточно.
   После ее столкновения с клеткой я пошел чуть медленнее, но не останавливался. На несколько секунд я даже забыл об Уэзли.
   Затем раздался его крик:
   – А, вот мы где!
   Я повернулся на звук его голоса.
   И он предстал перед моими глазами. Широко расставив ноги, Уэзли стоял на крыше клетки Билли. В поднятой правой руке он держал пылающий факел, а левую упер в бок. В свете пламени его тело отливало золотом. Словно золотая статуя одряхлевшего Геркулеса.
   Грудную повязку он где-то потерял – возможно, при падении с лестницы. Видимо, и рана открылась тогда же. Борозда на левой груди напоминала скривившийся в зловещей улыбке рот – с кровоточащими и припухшими губами, словно незадолго до этого разбитыми кулаком. От нее по грудной клетке и животу до самого ремня спускались тонкие темные ленточки. Несколько кровяных шнурочков добрались даже до левого бедра.
   Видимо, рана его особенно не волновала. Не беспокоило его и мое присутствие. Ему все было в кайф. Об этом свидетельствовали две вещи: его ухмылка и его эрекция.
   – Шагай прямо сюда, дружок! – крикнул он мне.
   Направляясь к Уэзли, я обратил внимание на то, что Конни все еще лежала без движения на полу клетки. Без сознания или притворяется? Чтоб она себе голову пробила,подумал я. В следующей по ходу клетке, прислонившись к прутьям, стояла Кимберли и провожала меня взглядом. Ее поднятые руки обхватили прутья по обе стороны от головы. Она и не пыталась прикрываться. Может, думала, что я не смогу разглядеть ее. Но я смог. Она была намного ближе к факелу, чем Конни, и воздух вокруг нее, казалось, отсвечивал тусклым и дымчатым светом. Контуры Кимберли были почти четкими, только слегка завуалированными. Словно на нее была накинута тончайшая черная ткань, которая ничего не скрывала, но в то же время обволакивала ее темнотой.
   Даже черты ее лица были различимы, не говоря уже о передней части тела, которую я видел полностью – грудную клетку и груди, темные монетки сосков, изящную покатость от пуговки пупка, ложбинки, опускающиеся вниз и внутрь от бедер к гладкому бугорку в паху, и затем ноги, раздвинутые, изящные и мускулистые. Все было видно, но словно за темной вуалью.
   И все израненное. Несмотря на мглистый свет, я видел темные пятна на ее прекрасной коже. Различаясь размерами, они оттеняли рисунки из узких полосок и отметин.
   От жалости к ней комок подступил к горлу и закололо в глазах. Но в то же время бросило в жар. Стыдно, но я ничего не мог с собой поделать.
   – Не давайся ему в руки, – обратилась ко мне Кимберли, когда я проходил мимо, глазея на нее. – Если он тебя захватит...
   – Эй, там внизу, заткнись! – крикнул Уэзли.
   – ... если он тебя захватит – мы все пропали.
   – Эй!
   – Убей его, Руперт.
   – Попробую.
   – Еще слово, и наша мамуля вспыхнет ярким пламенем!
   Правая рука Кимберли скользнула в сторону между прутьями и поднялась с двумя оттопыренными пальцами.
   Не думаю, что она подразумевала знак мира времен хиппи.
   Мне кажется, Кимберли имела в виду латинскую букву “V” Уинстона Черчилля.
   Да, я уверен, черт побери, что именно так и было. Дочь военного моряка, потомок воинственных сиу, сильная духом и гордая.
   “V” – означало победу.
   – Не останавливайся! – приказал Уэзли.
   Понимающе кивнув Кимберли, я миновал конец ее клетки. Вверху открытое пространство между клетками перекрывала лестница. Как мне и говорили близняшки.
   Сама лестница была длиной футов пятнадцать, пять или шесть футов ее середины приходилось на промежуток между клетками, остальное лежало на крышах клеток. Возле ног Уэзли я увидел канистру и кар тонную коробку.
   Коробку, в которой он хранил свои “бомбочки”.
   – Ладно, – произнес Уэзли. – Останавливайся там.
   Я остановился.
   Билли стояла почти прямо под ним и была хорошо освещена факелом. Свет играл и дрожал на ее теле, словно она находилась под водой. Кожа, отливающая медью в скачущих ярко-красных бликах, блестела, словно облитая водой.
   Бензин.
   Тугие золотистые завитки ее коротких мокрых волос прилипли к голове.
   Снова бензин.
   И тот же бензин сделал темным бетон под ее босыми ногами. Разлившись вокруг, он образовал мелкую кособокую лужу посредине клетки.
   Когда я поднял глаза с лужи на нее, Билли смущенно пожала плечами.
   Словно маленькая девочка, написавшая на пол. Смущенная и в то же время смирившаяся, беспомощная.
   Почему она стоит в луже?
   Приказ Уэзли, надо полагать.
   Наверное, он приказал ей стоять смирно, пока сливал на голову бензин, пока тот стекал по ее телу и образовывал на полу лужу. Затем приказал ей не сходить с места.
   Только шелохнись, и я превращу тебя в живой факел!
   А у меня нет для нее даже ведра воды. И все из-за того, что я слишком долго сидел с Эрин и Алисой, из-за того, что Эрин положила мне на ногу руку.
   Из-за бурной ревности Конни.
   Лучше бы я сбегал за водой для Билли.
   Ее перевернутое туалетное ведро валялось в дальнем углу клетки. Очевидно, использовалось в качестве стула. И, разумеется, было пустым.
   Она сгорит!
   Я видел только один способ спасти ее: помешать Уэзли поджечь бензин.
   – Вы только посмотрите на него, – оживился Уэзли. – Ну чем не туземец?
   – Чего ты хочешь?
   – Первый вопрос на повестке для – нейтрализовать тебя, ты так не находишь?
   – Я сделаю все, что ты скажешь, – ответил я.
   – Превосходно. Бросай оружие.
   – Не надо, – твердым и чистым голосом произнесла Билли. – Ты наш единственный шанс.
   – Заткнись, дорогуша Билли.
   – Он сожжет тебя, – сказал я.
   – Ну и пусть.
   – Нет, я не допущу этого.
   Наклонившись, Уэзли сунул в картонную коробку левую руку и вынул книжку в бумажном переплете. Когда он поднял ее за уголок обложки, книжка развернулась. Затем он опустил факел и поднес его под страницы.
   – Нет! – закричал я.
   Книжка вспыхнула.
   – Не делай этого.
   И я бросил на землю копье и мачете. Уэзли отшвырнул книгу в сторону. Пылая, она полетела в темноту и упала в траву у моих ног.
   – Она была уже на волосок от смерти, – объявил он.
   – Гребаный ублюдок, – выругался я, затаптывая огонь.
   – О, какие выражения! Это ты у Конни перенял. Эта девчонка на тебя дурно влияет.
   – Чего ты хочешь? – повторил я свой вопрос.
   – Дай подумать. Чего я хочу? Я хочу, чтобы ты вошел в свою новую квартиру, вон там. – Взмахнув факелом, он указал на пустую клетку по соседству с Билли. – Зайди и закрой за собой дверь.
   Едва я успел сделать шаг в указанном направлении, как Билли воскликнула:
   – Нет, Руперт, ты не можешь так поступить. Если он тебя запрёт...
   – Я не могу позволить ему сжечь тебя.
   – Очень мудро, дружок.
   – Тебе придется снять его с крыши, – сказала Билли.
   – А ну прекрати эти разговоры, сучка! А то я сейчас подсмалю твою п!..
   Не обращая внимания на его угрозы и глядя мне прямо в глаза, Билли промолвила:
   – Убей Уэзли. По крайней мере, постарайся это сделать. Тебе удастся спасти остальных. Пусть сжигает меня, но убей его.
   – Сама напросилась! – взвизгнул Уэзли. Наклонившись, он вновь полез в картонный ящик.
   – Погоди! – выпалил я. – Погоди минутку.
   Он посмотрел на меня.
   Если ты ее сожжешь, ты не сможешь с ней больше баловаться.
   – Скажи, какую он мне новость открыл, – ухмыльнулся Уэзли.
   Тебя ведь заводит ее боль, правда? А если она будет мертва, то даже не почувствует, что ты ей делаешь. Никогда больше не вздрогнет, не вскрикнет, не прольет и капли крови, ничего. И не будет иметь значения, как сильно ты ее стегаешь, или...
   – Да кому она нужна? – скривился Уэзли. Но еще произнося эти слова, он вытащил из коробки руку и встал. Книжки в руке не было. – У меня будут остальные. И их станет еще больше, как только они начнут рожать мне детей. – Ухмыляясь, он покачал головой. – Милая старушка Тельма, она всегда хотела детей. Храни нас Бог. Ты можешь себе представить такое? Что, если они будут на нее похожи? Кому они такие нужны? Куда они такие безобразные сгодятся?
   – У Билли будут красивые дети, – заметил я. – Да ты взгляни на Конни. Вот оно доказательство того, как будут выглядеть ее дети. И ты хочешь ее сжечь? Чокнутый?
   – Тут ты прав, дружок. И знаешь что? Ступай-ка ты в клетку, и, возможно, мы предоставим ей отсрочку казни.
   – Ладно.
   – Погоди, – отозвалась Кимберли. – Что случилось с Тельмой? Где она?
   Уэзли грубо рассмеялся.
   – Ба! Забыл спросить! Как же там моя Тельма? Надеюсь, ты не обидел мою любимую женушку?
   Я повернулся к Кимберли. Она стояла в ближнем углу клетки лицом ко мне.
   – Мне очень жаль, – ответил я. – Она пыталась убить меня, и я... Я почти уверен, что она мертва. Она пошла на дно.
   Помолчав несколько секунд, Кимберли тихо произнесла:
   – Это хорошо. Я хочу сказать...
   – Хорошо? – выпалил Уэзли. – Да лучше и быть не могло, вашу мать! Огромное тебе спасибо, что избавил меня от этой уродливой коровы! Иногда и от нее была польза, но... Да я просто убежден, что без нее всем нам будет гораздо лучше. Господи, какая это была свинья! Низкий тебе поклон. Да здравствует Руперт! Гип-гип-ура! – На слове “ура!” он вскинул факел вверх. – Гип-гип... ура! – И снова факел взмыл ввысь. – Гип-гип... ура! – Уэзли вновь замахал факелом над головой.
   Затем, громко смеясь, он исполнил небольшой странный танец на крыше клетки Билли: притопывая ногами по прутьям, размахивая факелом, вертясь и дергаясь, вихляя бедрами и вскидывая тазом. Если бы не страх оступиться, вероятно были бы и прыжки, и вращение волчком.
   Я так надеялся, что он поскользнется и упадет. Мне даже пришла в голову мысль схватить копье и метнуть в него, пока он танцует. Но, случись что-нибудь такое, что заставит его уронить факел, Билли сгорит.
   От его дикого кругового вращения выступивший на теле обильный пот брызгами разлетался в стороны с волос и кожи.
   – Прощай, Тельма! – голосил он. – Приятно было познакомиться! Приятно, как же! Ха-ха-ха!
   Билли, наблюдавшая за ним подняв голову, неожиданно заморгала, быстро наклонила голову и стала тереть руками лицо.
   Затем пустилась в танец и она.
   В тишине она начала покачиваться и поворачиваться в стороны и подергивать плечами, переминаясь с ноги на ногу.
   Заметив это, Уэзли прекратил свой танец, нагнулся и, тяжело дыша, посмотрел вниз на Билли.
   – Что это ты надумала?
   – Танцую.
   – Перестань.
   Билли не останавливалась. Оставаясь в центре клетки, словно прикованная угрозами Уэзли, она скакала с ноги на ногу, взмахивала руками, делала наклоны, вертелась, тряслась и прыгала.
   – У тебя нет причин для танца, – заметил Уэзли.
   – А вот и есть, – крикнула она в ответ.
   – Прекрати.
   – Это мой танец дождя! – закричала она. – Я вызываю грозу!
   И ее танец неожиданно превратился в дикую, безумную пляску. Такого я отродясь не видывал. Билли прыгала и корчилась так, словно в голове у нее отбивали сумасшедший ритм тамтамы.
   Вместо того чтобы приказать ей остановиться, Уэзли таращился на нее, очарованный зрелищем.
   Оно увлекло и меня.
   От подобного невозможно отвернуть глаза. Особенно, если ты мужчина.
   О Боже, это было все равно, что наблюдать какой-нибудь ритуал дикарей: то, как она выделывала курбеты при свете факела, нагая, наклоняясь и распрямляясь, вращаясь волчком, похныкивая и постанывая от напряжения, шлепая босыми ногами в луже бензина. Как изгибались ее лоснящиеся бедра, как вздрагивали, покачивались и подскакивали ее глянцевые груди, как блестело, излучая свет, ее словно облитое маслом лицо, как слетал капельками расплавленного золота с ее волос, носа, подбородка, сосков и кончиков пальцев пот. Пот этот ручьями катился по шее, грудной клетке и грудям, по спине и животу, по ягодицам, лобку и ногам, словно потоки золотого ливня.
   Настоящий ливень.
   Шквал.
   Это мой танец дождя! Я вызываю грозу!
   Сказано для Уэзли.
   Предназначалось для меня.
   Присев на корточки, я выхватил из травы копье. Уэзли все еще стоял на крыше клетки, наклонившись и наблюдая за Билли.
   Он даже не взглянул на меня, когда я выпрямился, занес над головой копье и метнул в него.

Последний бои Уэзли

   Когда копье ударило его, голова Уэзли все еще была внизу. Оно попало в верхнюю часть левого плеча, прокололо кожу, но не воткнулось, отскочив от кости и вырвавшись из тонкого слоя плоти. Другой конец его взметнулся вверх, словно от плеча отталкивался прыгун с шестом.
   Уэзли взревел.
   Копье отлетело в темноту за его спиной.
   Он поднял лоснящееся, покрытое испариной лицо с выпученными глазами и оскалился.
   Билли прекратила танец. Запрокинув назад голову, она стояла в луже бензина прямо под ним, посредине клетки. Ее мокрое тело блестело, словно она только что вышла из бассейна. Дышала она тяжело и с присвистом.
   – Ах ты грязный сучонок! – заорал на меня Уэзли. И, просунув факел между прутьями под ногами, отпустил его.
   – Нет! – вскрикнул я.
   Факел упал.
   Через мгновение он коснулся бензина. Бензин вспыхнул с тяжелым “ПУХ!”, словно хлопнул наполнившийся ветром грот. Неожиданно яркий свет резанул по глазам. Когда я зажмурился, меня окатила волна горячего воздуха.
   Насчет темных защитных очков Уэзли был прав.
   Впечатление было такое, словно посредине клетки из бетонного пола вырвался столб огня.
   В клетке я увидел Билли, вернее, ее спину, озаренную ярким пламенем и блестящую.
   Вот она бежит, вскакивает на свое перевернутое кверху дном ведро, которое использует как ступеньку для следующего прыжка. Прыжок этот переносит ее высоко вверх в дальний угол клетки, где она цепляется за прутья и, подтянув к груди колени, сворачивается в комок.
   Само существование Билли теперь зависит от пота, рожденного ее безумным танцем, пота, который должен был смыть бензин с ее кожи и оросить ее спасительной влагой.
   У меня не было уверенности, что это сработает.
   В страхе увидеть ее горящей я перевел взгляд на крышу клетки.
   Где на Уэзли прыгали языки пламени.
   Они уже обхватили огненным кольцом его “бомбардирскую” картонную коробку, лизали бока канистры.
   Вскрикнув от страха, Уэзли отшвырнул ее ногой, и канистра полетела в сторону, за дальнюю стенку клетки Билли, выплескивая бензин из горлышка. Там она с громыханием ударилась о пустую клетку, которая должна была стать моей камерой.
   Когда я оглянулся на Уэзли, он, выделывая балетные па, скакал по прутьям, убегая от взбиравшегося по его ногам пламени. В этот момент он потерял равновесие и плюхнулся животом на лестницу. Та подскочила и содрогнулась под ним, поднимая ужасный грохот.
   Еще до того как лестница легла на прежнее место, Уэзли вскочил на четвереньки и быстро пополз по ней.
   Прочь от сотворенного им самим пожара.
   Огня, который уже успел наполовину уменьшиться.
   Но Уэзли этого не знал. Потому что не оборачивался. Если бы он увидел, что огонь так резко пошел на убыль, вероятно, бегство его не было бы столь стремительным.
   Билли все еще висела на прутьях в дальнем углу своей клетки.
   И волосы ее были целы.
   От плеч до ягодиц кожа ее покраснела и лоснилась мокрым блеском, но не обуглилась.
   Получилось!
   Теперь предстояло убить Уэзли.
   Схватив мачете, я бросился за ним.
   Когда Уэзли заметил мое приближение, он был уже на полпути между клетками. Взвизгнув, он пополз еще быстрее по шатавшейся и дребезжавшей под ним лестнице.
   Я на полной скорости влетел на площадку между клетками. И стал подпрыгивать, изо всех сил вытягивая вверх руку и пытаясь достать мачете Уэзли, который уже почти доползал до другой стороны по нависшей над моей головой лестнице.
   Но я не попал ни в Уэзли, ни по лестнице.
   Дело в том, что я невысокого роста, и чтобы достать до лестницы, мне не хватало целого фута.
   Но зато я здорово напугал Уэзли. Он пронзительно визжал всякий раз, когда я взмахивал под ним мачете, а когда я отказался от дальнейших попыток, лестница загрохотала так, словно по ней спасался бегством обезумевший слон.
   Внезапно шум лестницы стих.
   Я повернулся, и в этот момент поднимающийся Уэзли оглянулся на меня через плечо.
   А ему лучше бы посмотреть под ноги.
   Потому что его правая нога ступила мимо прута и резко провалилась вниз. С возгласом “Йааа!” Уэзли всплеснул руками. Тем временем другая нога согнулась в колене и выскочила из-под него. В следующий момент Уэзли шлепнулся на прутья голым задом.
   Теперь он сидел, свесивши правую ногу в клетку Кимберли.
   И испуганно хныкал.
   Прежде чем он начал подниматься, прыгнула Кимберли.
   Боже, что это был за прыжок!
   – Есть! – раздался чей-то крик.
   Билли.
   Она стояла с пылающим факелом Уэзли в поднятой руке у боковой стенки своей клетки. За спиной у нее трепетали низкие языки догорающего пламени.
   А под Уэзли раскачивалась Кимберли, вцепившись обеими руками в его правую лодыжку.
   Золотистая от света факела, она настолько вытянулась, что груди ее стали почти плоскими – длинные, покатые низкие бугорки, увенчанные набрякшими и торчащими сосками. Все ее тело натянулось и истончилось, словно его растягивали с обеих сторон.
   Уэзли попытался стряхнуть ее.
   Но ему едва удалось пошевелить ногой. Кимберли лишь качнулась, медленно и плавно.
   – Отпусти! – крикнул он.
   Кимберли ничего не ответила. Но и ноги не отпустила.
   Уэзли достал из ножен на ремне нож. Дотянуться до нее он не сможет. Зато может бросить.
   – Берегись! – вскрикнул я и побежал между клеток.
   – У него нож! Берегись! – закричала Билли.
   Я бросил из-под руки мачете в сторону клетки Билли. Оно ударилось о прутья, но упало достаточно близко, чтобы та могла дотянуться до него. Когда я оказался возле клетки Кимберли, Уэзли вскрикнул от боли.
   Потому что Кимберли начала раскачиваться. Повиснув на его лодыжке, она вскидывала ноги вперед и вверх.
   Как ребенок на качелях, пытающийся посильнее раскачаться.
   – Остановись! – взвыл Уэзли. – Остановись, твою мать!
   Подпрыгнув, я поднял повыше руки, схватился за прутья, и, прижимая их коленями, начал карабкаться на верх клетки Кимберли. Медленно и неуклюже, но я все же продвигался.
   Я подтягивался и перебирал ногами, а в ушах звенел голос Уэзли:
   – Моя нога! Отпусти! Блин! Ты же ее оторвешь! Мать твою! Отпусти! Ааааа!
   Кимберли больше не вела себя, как ребенок на качелях. Мерных и грациозных раскачивании больше не было. В нее словно вселились бесы: она взбрыкивала и выламывалась, резко вскидывая ноги к прутьям потолка.
   Из левого бедра ее торчал нож.
   Я не видел, когда он попал в нее. Наверное, Уэзли метнул его между прутьями, пока я смотрел в другую сторону.
   Неудивительно, что она взбеленилась.
   Кимберли раскачивалась, как взбесившийся Тарзан, как безумная нагая Джейн, пытающаяся долететь на своей лиане до Луны.
   Сквозь крики и вопли Уэзли я услышал звук рвущихся хрящей.
   Это бедренная кость Уэзли выскочила из сустава.
   От его крика у меня поползли мурашки по телу.
   – Не убивай его! – донесся чей-то крик. Откуда-то издалека. Голос девочки. Эрин.
   – Не убивай Уэзли! – кричала она. – Он должен сказать, где ключи.
   В этот момент моя левая рука ухватилась за поперечный брус на крыше клетки. Подняв вверх правую руку, я сделал захват и подтянулся.
   Когда я переваливался через край, Уэзли не сводил с меня глаз. И вот я наконец взгромоздился на крышу клетки Кимберли. Я стоял на четвереньках на прутьях крыши, а Уэзли сидел на некотором расстоянии вправо у самого конца лестницы...
   Хотя одна его нога лежала поверх прутьев, он корчился и мерно покачивался из стороны в сторону – подобно одной из тех надувных игрушек для битья, которые раскачиваются туда-сюда от удара, но непременно возвращаются в вертикальное положение.
   – Помоги! – взревел он. По его перекосившемуся от боли лицу метались блики света от факела и тени, ручьями катились пот и слезы. – Пожалуйста! – молил он. – Вели ей остановиться! Пожалуйста!
   Но, моля о пощаде, он тем не менее уже занес над головой свой второй нож, держа его за лезвие большим и указательными пальцами.
   – Положи нож! – крикнул я.
   Похоже, он никак не мог решить, бросать ли его в меня или в Кимберли.
   Взглянув вниз, я увидел, что она взбирается ко мне по его ноге. Мне показалось, что она смотрела прямо на меня. В следующее мгновение она уже растянулась подо мной, слово подставляла свое тело для любовных ласк. На какое-то мгновение она зависла в таком положении, под самыми прутьями, вся в тени и вся как на ладони.
   Пронзительно вскрикнув, Уэзли резко одернул руку с ножом к уху.
   Выбор был сделан.
   Кимберли.
   Его мучительница, и такая легкая цель всего в нескольких дюймах под прутьями, неподвижно застывшая на мгновение перед началом своего движения вниз.
   Я закричал и прыгнул.
   Бросился – не столько на Уэзли, сколько между ним и Кимберли.
   И услышал глухой стук.
   И стон.
   Я упал плашмя на жесткие прутья, и больно ударился. Прутья зазвенели. Какое-то время я еще скользил по ним.
   Лицо Кимберли было под моим лицом.
   Глаза прикрыты до узких щелочек, открытый рот и обнаженные зубы.
   Ее огромное прекрасное лицо перекосилось от боли.
   Затем оно начало стремительно уменьшаться.
   Вначале я не понял почему.
   Но по мере того как лицо становилось все меньше, стали появляться другие части тела Кимберли.
   Шея и плечи. Поднятые кверху руки, словно у сдающегося в плен. Грудная клетка. Рукоятка ножа, торчащая между грудей. Живот, пах, бедра. Рукоятка ножа, торчащая из левого бедра. Длинные раздвинутые ноги.
   Все уменьшалось.
   Затем уменьшение прекратилось. Кимберли встряхнуло, словно на нее неожиданно налетел ураган. Он накатил на всю переднюю часть ее тела – разгладил лицо, расплющил груди, на мгновение изломал ее всю – затем улетел прочь.
   Я не сразу услышал крики.
   Кричала Билли.
   Кричал и я сам.
   Каким-то образом я не услышал, как тело Кимберли шлепнулось на бетон. Должно быть, звук утонул в наших криках ужаса и отчаяния.
   Не помню, сколько я лежал, распластавшись на брусьях и глазея на нее.
   Я не мог поверить, что это произошло.
   Мне хотелось, чтобы это был сон.
   Или пробный дубль. Я хотел получить еще один шанс, чтобы попытаться сделать все по-другому.
   Чтобы спасти ее.
   – Сучка собиралась оторвать мне ногу, – раздался голос Уэзли. – Не мог же я позволить ей оторвать себе ногу?
   Я поднял голову.
   – Эй! – воскликнул он. – Эй, послушай. Да успокойся ты. Это был несчастный случай, о’кей? От несчастных случаев никто не застрахован.

В стране боли

   Когда взошло солнце, Кимберли все еще лежала на полу своей клетки. Вокруг нее растеклась лужа крови, почти такая же, какой была лужа бензина на полу клетки Билли, но темнее.
   Билли и Конни стояли в передних углах своих клеток лицом ко мне.