– Кто желает надеть их? – осведомилась Билли, выставив шорты перед собой.
   Желающих не оказалось.
   Скорее всего потому, что шорты были слишком огромными, тяжелыми и жаркими, особенно для женщин, привыкших разгуливать в едва прикрывающих наготу бикини.
   – Ты их наденешь, – сказала мне Конни. – Они мужские, а ты среди нас единственный мужчина.
   – Не хочу, – отказался я, вспомнив, как Эндрю снимал их, чтобы прикрыть нижнюю часть Кита – голого и уже мертвого.
   – Просто натяни их поверх плавок, – посоветовала Конни.
   – Будет слишком жарко.
   – Я надену, – предложила Кимберли. Сказано это было с большой неохотой, да и сама ее мысль была мне не по душе, поскольку, откровенно говоря, мне вообще не хотелось, чтобы их кто-нибудь надевал – особенно женщины.
   – Хорошо, – промолвил я. – Уговорили.
   Взяв шорты из рук Билли, я наклонился и уже занес ногу, чтобы продеть ее в штанину.
   – Нет, – остановила меня Билли. – Сначала сними плавки. Иначе спечешься. Тем более взгляни, во что они у тебя превратились.
   Это было преувеличением. Я их почти полностью отмыл. А если где и осталась кровь, так лишь самая малость.
   Я оглянулся вокруг в поисках места, где можно было бы переодеться.
   – Можешь сделать это прямо здесь, – сказала Кимберли без всяких эмоций.
   Я покачал головой.
   – Пойду-ка я лучше на скалы...
   – Не глупи, – оборвала меня Билли. – Переодевайся здесь. Подсматривать мы не будем.
   Конни презрительно хихикнула.
   – Да кто захочет?
   – Ладно, – вздохнул я.
   Когда они повернулись ко мне спинами, я спустил плавки и выбрался из них. Чудно как-то. Голый среди бела дня на пляже в окружении трех женщин, до которых можно рукой дотянуться. И на них самих почти ничего не было – хотя все же больше, чем в этот миг на мне.
   Неожиданно у меня возникла эрекция. Поэтому я быстро вскочил в шорты Эндрю и натянул их.
   – Оделся? – поинтересовалась Билли.
   – Почти.
   Затолкав член в ширинку, я застегнул “змейку”. Шорты были огромные и просторные и сползали на бедра, но я подтянул их вверх и застегнул ремень.
   – Управился? – спросила Билли.
   – Н-да.
   Она обернулась. А за ней и все остальные. Быстро нагнувшись, я подобрал плавки и, выпрямившись, вытянул их перед собой.
   – Да ты что, Руперт! – зашипела Конни.
   Я покачал головой, чувствуя, как лицо заливает румянец.
   – А в чем дело? – испуганно произнес я. Тут я дал маху.
   – Ты что, не можешь с ним справиться, дегенерат чертов?
   – Конни! – прикрикнула на нее Билли.
   – А ты посмотри на него!
   – Совсем необязательно тыкать в него пальцем, – упрекнула Билли непослушную дочь.
   – Перестаньте, а то он проткнет кого-нибудь, – улыбнулась Кимберли.
   Кажется, я тогда застонал. Или нет, буркнул что-то вроде:
   – О Господи!
   А Билли тем временем просто тряслась от смеха. Даже Конни рассмеялась.
   Объект их насмешек, однако, катастрофически уменьшался в размерах. Словно сосулька, сунутая в печку.
   Так что я перестал прикрываться плавками.
   – Что поделаешь, – пытался оправдаться я, – от этого никто не застрахован.
   – Что-то уж больно часто это с тобой происходит? – огрызнулась Конни.
   – Тут нечего стыдиться, – успокоила меня Билли. Она уже не смеялась, и вид у нее был серьезный. – Не переживай, милый.
   Милый? Кимберли прибавила:
   – Похоже, наш друг все равно вышел из строя.
   – Неужели вам больше не о чем поговорить? – промямлил я, не зная, куда деваться от неловкости.
   – Ты сам поднял эту тему, – заметила она и вновь подарила мне свою улыбку. Обворожительную. Невозможно было не рассмеяться.
   – Хорошо, хорошо, – сказал я. – Может, займемся делом?
   – Держи. – Билли бросила мне зажигалку Эндрю. – Ты теперь с карманами.
   Я опустил ее в передний карман, и она провалилась почти до самого колена.
   – А как насчет ножа? – спросил я Кимберли. Обычно я старался не задерживать на нем взгляда. Но теперь у меня появилось оправдание. Она носила его спереди в плавках. Довольно толстая пластиковая рукоятка оттягивала тонюсенький белый треугольник. В просвете виднелась голая кожа. Неожиданно все прикрыла ее правая ладонь. Кимберли похлопала по ножу.
   – У него нет желания расставаться со мною. К тому же он торопится на свидание с Уэзли.
   Подойдя к груде съестных припасов, мы отобрали себе кое-что на дорогу. Все добро осело в карманах шортов Эндрю. (Теперь моих.) Затем мы собрали свое оружие.
   Я заявил, что понесу топор.
   – Он ужасно тяжелый, – возразила Кимберли.
   – Справлюсь.
   – Тогда понесем по очереди.
   – Ладно, – уступил я.
   – Понесешь первым, если хочешь. Скажешь, когда устанешь.
   – Ладно.
   Топор пришлось нести обеими руками. Но мне хотелось взять с собой еще и какое-нибудь дополнительное оружие, так что я немного ослабил ремень и сунул за пояс, справа, томагавк.
   Посмотрев, как я это делаю, Билли попробовала засунуть свой томагавк себе в плавки, но их пояс не выдержал такого веса.
   – Ай! – Когда она схватила оружие, плавки уже успели сползти на сорок пять градусов.
   – Ма! – воскликнула Конни. – Бога ради!
   – А, успокойся, – вытащив томагавк, Билли зацепила пальцем пояс и выровняла плавки.
   – Ты это нарочно сделала.
   – Не будь идиоткой.
   После этих слов Конни злобно сверкнула на меня глазами, будто я был в чем-то виноват.
   Я лишь недоуменно пожал плечами и глупо заморгал.
   – Я даже не смотрел, – пробормотал я. Но это было неправдой, и Конни это знала.
   Не отказавшись от мысли как-нибудь поудобнее пристроить томагавк, Билли вытащила откуда-то кусок веревки, той, которую сняли с шеи Кита. Узел кто-то распутал, и теперь в ее распоряжении было около четырех-пяти футов. Под нашими любопытными взорами Билли связала концы скользящим узлом и продела в петлю томагавк. Затем перекинула веревку через голову и просунула в нее правую руку. После небольшой регулировки положения веревка стала похожа на нагрудный патронташ. Томагавк повис на бедре.
   – И мне надо так сделать, – одобрительно кивнула Кимберли.
   В конце концов, примеру Билли последовала не только Кимберли, но и Конни. В ход пошли куски, отрезанные от основного мотка, который хранился с другими нашими запасами.
   На это ушло несколько минут. Задержка, впрочем, была вполне оправданной, поскольку у всех были еще и копья, и, если бы они так удачно не пристроили свои томагавки, оружием пришлось бы занять обе руки.
   От фляг с водой мы отказались. Во-первых, хотелось идти налегке. Во-вторых, уходили мы ненадолго. И, в-третьих, решено было далеко не удаляться от ручья.
   Наконец мы были готовы.
   Первой пошла Кимберли. Я шел вторым, за мной Конни, и замыкала шествие Билли.
   В джунгли мы вошли той же дорогой, которой ускользнули в ту ночь Уэзли и Тельма.

Охота

   Вначале мы пытались идти по кровавому следу, оставленному Уэзли. Кимберли медленно пробиралась сквозь заросли, часто останавливаясь, а иногда даже приседала, чтобы приглядеться повнимательнее.
   Несмотря на то, что раны Уэзли на груди и ягодице наверняка сильно кровоточили, отыскать капли крови оказалось непростым делом. Растительность была настолько буйной, что уже в нескольких футах невозможно было ничего разглядеть. К тому же в чащу проникало мало солнечного света, и большую часть времени мы брели в густом мутном полумраке.
   Если бы не настойчивость Кимберли, мы бы и вовсе не отыскали следов Уэзли. А может, это произошло благодаря ее особому таланту. Или психическому состоянию. Часто казалось, что она инстинктивно знала, где искать.
   Может, это дали знать о себе гены индейцев сиу. И все же, несмотря на ее незаурядные способности, в конце концов мы потеряли след. Однако к этому времени Кимберли уже определила общее направление движения сладкой парочки.
   – Он идет к ручью, – шепнула она.
   – Логично, – согласился я, – ему нужна свежая вода.
   – Почему мы сразу туда не пошли? – недоумевала Конни. – Можно было бы избежать всего этого. Как здесь гадко! – И с этими словами пришлепнула москита, севшего ей на шею. – Фу! – брезгливо фыркнула она.
   Москиты сегодня были злющими, как никогда. Там, на берегу, они нас почти не трогали. Не особенно досаждали они и те несколько раз, когда я забредал в джунгли.
   Но сегодня были просто невыносимы.
   А мы были перед ними совершенно беззащитны. Нет, средства защиты от насекомых на морскую прогулку взяли все, но, высаживаясь на пикник, никто не додумался прихватить их с собой. Легкомыслие, за которое мы горько расплачивались сегодня.
   Мы только и делали, что не переставая шлепали их с того самого момента, как покинули пляж.
   Вернее, некоторые из нас.
   Кимберли не позволяла москитам отвлекать ее, практически игнорировала их.
   Я попытался было последовать ее примеру, но жужжание над ушами и неприятное щекотание, когда они садились на кожу, выводили меня из терпения. Похоже, особенно их привлекала раненая сторона лица и поврежденное ухо. (По-видимому, им нравилось вонзать свои жала в струпья.) Слава Богу, что я надел рубашку – розовую блузку, которую мне одолжила Билли. К тому же огромные добротные шорты Эндрю защищали лучше, чем плавки.
   На Конни была ее любимая тенниска, настолько тонкая и обтягивающая, что москиты легко допекали ее через материю. Единственную защиту давал купальник. Если я еще не упоминал об этом, то он у нее самый узкий. (Почему Конни, которой нравится представлять себя такой недотрогой, носила такой откровенный купальный костюм, выше моего понимания. Как, впрочем, и все остальное, что касается Конни. Возможно, тенниска была последней данью приличиям.) Как бы там ни было, но бюстик ее бикини представляет собой пару оранжевых треугольников, подвешенных на нескольких тонких тесемках, а плавки – то, что называют “ремнем” – спереди чуть более широкая полоска, чем сзади. Другими словами, лишь несколько дюймов самых интимных мест тела были надежно защищены от нападения москитов.
   Билли, как обычно, только в бикини, без рубашки. Да и прикрывал купальник не очень много. Впрочем, несмотря на то, что на него пошло раза в три больше материи, чем на купальный костюм Конни, он все равно оставлял неприкрытым гораздо больше. Казалось, у нее целые акры обнаженного тела, и все оно блестело капельками пота. Какое аппетитное горячее блюдо для этих маленьких бестий. Но они почему-то ее не трогали.
   Впервые я обратил на это внимание, когда мы остановились на солнечной поляне по пути к ручью.
   – Разве они не заедают тебя до смерти? – полюбопытствовал я.
   – Нет. Никогда.
   – И в чем твой секрет?
   – Когда мне было пять лет, я спасла жизнь одному москиту. И среди них прошел слух об этом. С тех пор они меня ни разу не тронули.
   – Она и мне рассказывала эту историю, когда мне было пять лет, – вмешалась Конни. – Чушь собачья. Билли снисходительно улыбнулась дочери.
   – Можешь думать что угодно, дорогая.
   – Мне кажется, они не пристают к тебе, потому что не выносят твоего запаха.
   – Какая ты добрая девочка.
   – С запахом у тебя все в порядке, – поспешил заверить ее я. – По мне, так просто балдежный.
   – Спасибо, Руперт.
   – Каким бы ни был твой секрет, мне бы очень хотелось им обладать. Эти маленькие уроды просто сводят меня с ума.
   – Все, что им надо, – вступила в разговор Кимберли, – просто капельку твоей крови. Это ведь так мало.
   – Она мне и самому пригодится, – заметил я. – А почему ты им позволяешь куражиться?
   – Сражаться с ними – дело напрасное. А то, что я не в состоянии изменить, я принимаю.
   Конни криво ухмыльнулась.
   – Доморощенных философов, я погляжу, здесь больше, чем комаров.
   Как раз в этот момент я прихлопнул одного у себя на лбу.
   Затем мы вновь тронулись в путь и вскоре подошли к ручью. Выстроившись по берегу, мы дружно посмотрели в обе стороны, словно это было шоссе и мы опасались быть сбитыми мчащимся на огромной скорости грузовиком.
   Ни малейших признаков Уэзли, или Тельмы, или кого-либо еще.
   Течение ручья было довольно быстрое, и здесь он шумно перекатывался через пороги, стекая с возвышенности, лежащей справа. Взглянув налево, я увидел, что он струится по склону вниз к морю. Но пляжа не было видно. Океана, впрочем, тоже. Только деревья и кусты, оплетенные лианами, и порхающие туда-сюда птицы. Да и самого ручья была видна лишь небольшая часть – футах в тридцати он резко поворачивал в сторону и скрывался из виду.
   – Подержи это, – попросила Конни и, не дожидаясь ответа, сунула свое копье в руку матери, а сама спустилась к ручью. Став на колени, она нагнулась, зачерпнула сложенными лодочкой ладонями воду и поднесла ко рту. Затем начала брызгать на себя водой и растираться, по-видимому, в надежде облегчить зуд от комариных укусов.
   Судя по ее блаженному виду, это, видимо, помогало.
   Остальные все еще стояли на берегу.
   – Как у тебя складываются отношения с топором? – поинтересовалась Кимберли.
   – Замечательно.
   – Хочешь, чтобы я его немного понесла?
   – Вовсе нет.
   – Почти уверена, что мы в двух шагах от лагуны, – сказала она, входя в воду. Билли и я сделали то же самое. – Отсюда начнется уже увеселительная прогулка, – продолжала Кимберли, – но все же лучше глядеть в оба.
   Присев, мы напились из ручья, а затем просто постояли в нем, дожидаясь, пока Конни закончит свои процедуры. Мне и самому хотелось окунуться и почесать зудящие места, но глубина здесь не превышала нескольких дюймов, и я предпочел потерпеть до лагуны.
   А Конни не торопилась, словно получала удовольствие от того, что ее все ждали. Меня это совсем не раздражало. Даже нравилось наблюдать, как плещется она: блестящая и мокрая в прозрачной тенниске и своем суперэкономном бикини.
   Наконец она поднялась. Билли вернула ей копье, и мы вновь тронулись в путь.
   Шли мы цепочкой по руслу ручья. То заходили в воду, то шагали по прибрежным камням. Так было намного легче, чем пробираться сквозь джунгли. Впрочем, по мере нашего продвижения вперед, местность становилась все круче. Ручей теперь шумно играл и пенился. Приходилось взбираться на валуны, а иногда даже перепрыгивать с одного камня на другой. К счастью, ни разу не было так круто, чтобы понадобилась помощь рук.
   Где эта “увеселительная прогулка”, обещанная Кимберли?
   Возможно, для нее она и была таковой.
   Остальным пришлось несколько раз останавливаться.
   Инициатором последнего привала была сама Кимберли, что меня немало удивило. Неужели наконец и она настолько вымоталась, что ей потребовался отдых?
   Вовсе нет.
   Она присела на валун и, дожидаясь, пока подтянутся остальные, отложила в сторону копье, сняла висевший у бедра томагавк и скинула с себя пеструю рубашку Кита. Когда мы подошли, она объявила:
   – Мы почти у цели. Я поднимусь, а вы подождете здесь. Хочу оглядеться.
   – Неразумно ходить одной, – предупредил я.
   – Я все время буду на виду. Просто там, вверху, – повернув голову, она кивнула в сторону возвышающихся невдалеке скал. – Хочу разведать обстановку.
   Мы согласились подождать.
   И Кимберли полезла вверх по скалам справа от ручья. Уже почти у самой вершины она взбежала до половины лежавшей под углом в сорок пять градусов огромной гранитной плиты, затем легла на живот и проползла остаток пути по-пластунски.
   Там она остановилась и лежала ничком, Приподняв голову, и очень долго совсем не шевелилась. Затем ее голова начала медленно поворачиваться из стороны в сторону.
   Мы втроем молча наблюдали за ней.
   Но минут через десять Конни недовольно пробормотала:
   – Какого черта она так медлит?
   – Видимо, что-то заметила, – отозвалась Билли.
   – А может, просто хочет удостовериться, что там никого нет, – предположил я.
   – Ждать просто глупо.
   – Минута-другая ничего не изменят, – возразила Билли. Само терпение и спокойствие. – Расслабься.
   Прошло еще несколько минут. Все это время Конни то и дело вздыхала, качала головой и закатывала глаза.
   Меня это начало раздражать.
   – Опаздываешь на свидание? – не выдержал я.
   – Пошел ты.
   Билли тихо промолвила:
   – Прекрати, Конни.
   – А почему он все время строит из себя занюханного умника?
   – Выбирай выражения, дорогая.
   – Ну да. Защищай, защищай его.
   – Я никого не защищаю. Просто считаю, что тебе не мешало бы угомониться, понятно? Твое поведение лишь усложняет ситуацию. К тому же от тебя только и слышно в последнее время “пошел” да “пошел”. Ты бы не позволила себе ничего подобного в присутствии отца.
   – Так его и нет, – как-то чересчур нагло огрызнулась она.
   – Это верно, что нет, – вздохнула Билли. Она произнесла это с такой грустью, что у меня комок подкатил к горлу.
   И неожиданно Конни заплакала.
   Мать попыталась обнять ее, но та оттолкнула ее руку и взвизгнула:
   – Не трогай меня! Оставь меня в покое! – Повернувшись к нам спиной, Конни закрыла лицо руками. Плакала она почти бесшумно – лишь изредка шмыгая носом и судорожно всхлипывая. Но, судя по тому, как вздрагивали плечи и спина, она была задета за живое.
   Хотя иногда Конни становилась просто невыносимой, видеть, как она плачет, было нестерпимой мукой. Меня и самого вроде как потянуло на слезы. И еще мне хотелось ее утешить. Но я знал, что к добру мои попытки не приведут. Поэтому хранил молчание и соблюдал дистанцию.
   Когда Кимберли спустилась, Конни уже не плакала, но все еще сидела к нам спиной.
   Кимберли обвела ее хмурым взглядом.
   – Что-то случилось? – спросила она.
   – Пошла ты! – буркнула Конни.
   Что, кажется, вовсе не смутило Кимберли.
   – Ладно. Как скажешь. – И повернулась к нам с Билли. Присев перед нами на корточки, она доложила: – Не похоже, что бы там кто-нибудь был. Но это еще ничего не значит. Надо быть предельно бдительными и не подставлять спины.
   – Я думаю, Уэзли еще слишком слаб для нападения, – предположила Билли.
   – Вполне вероятно, – согласилась Кимберли. – Но невозможно предсказать, какой фокус может выкинуть Тельма. Полагаю, она пойдет на все, лишь бы его спасти.
   – Верна своему мужу, – заметил я. Кимберли чуть было не взревела от злости.
   – Ай да женушка, – буркнула она.
   – Не следует ее слишком винить, – промолвила Билли. – Что касалось Уэзли, Тельма никогда не отличалась объективностью. Вероятно, до сих пор отказывается верить в то, что он убил Эндрю и Кита. Если... еще не отправилась вслед за ними.
   Перекинув веревочную портупею через голову, Кимберли сдвинула томагавк на бедро.
   – Я бы оценила шансы того, что она жива, как десять к одному. И она наверняка на его стороне. Но если она нападет... – Покачивая головой, Кимберли прикусила нижнюю губу. Затем произнесла: – Мы вынуждены защищаться. Но я не хочу причинять ей боль. Если только удастся этого избежать. Она все еще моя сестра. Ты тоже моя сестра, – промолвила она, повернувшись к Конни. – И я не собираюсь бросать тебя здесь, как бы сильно тебе не хотелось провести остаток дня с надутыми губами. – Подняв свое копье, она встала. – Так что подымайся, ладно? Пора идти.
   – Конечно, – пробормотала Конни. – Твоя воля для меня закон.
   – Тебе это лучше усвоить раз и навсегда, – с улыбкой произнесла Кимберли.
* * *
   Скоро придется закончить сегодняшние страницы. К работе я приступил, как только мы вернулись после обеда назад на берег. Мне позволили заняться дневником, пока готовился обед. Затем я прервался для приема пищи, после чего вернулся к дневнику. Боюсь, что мне не хватит светового дня, чтобы записать все вчерашние события.
   Да, материала набирается вдоволь!
   Пора уже прекратить описывать все подряд. Хотя я вроде и не отвлекаюсь на каждый пустяк. Есть много такого, что осталось без внимания. Миллион мелких подробностей, о которых я совершенно не упомянул, а некоторые из них могут оказаться важными.
   Иногда то, что действительно важно, становится очевидным лишь впоследствии.
   Из-за выпавшего гвоздя потерялась подкова. Отскочила подкова – и пала лошадь. Погибла лошадь – проиграно сражение. Я не знаю, что произойдет в будущем, так что, возможно, даже не обращу никакого внимания на этот выпавший гвоздь.
   Возможно, именно поэтому и стараюсь не упустить ни одной подробности, которая, по моему мнению, может оказаться важной. Поскольку не ведаю, как все обернется...
   Может, если я перестану переводить время и бумагу на подобную ерунду, я буду продвигаться скорее?
   Что-то все равно придется урезать, потому что уже исписана добрая половина тетради. И хотя я пишу с обеих сторон каждого листа, бумага, судя по всему, закончится раньше, чем достойные описания события – по крайней мере, если наше пребывание здесь затянется еще на много дней.
   Что же, попытаюсь относиться более избирательно к тому, что заношу в дневник. И с этого момента начну писать очень-очень мелко.
   А что, если бумага все же закончится, и произойдет это именно потому, что я слишком пространно пишу о том, что заканчивается бумага?
   В жизни так много иронии.
   До завтра. Надеюсь еще встретиться.

День шестой
Охота (часть вторая)

   А вот и мы.
   Начинается шестой день нашего пребывания на острове.
   Рассвет.
   Никто не возражал против того, чтобы я отдежурил последнюю ночную смену и был свободен днем для работы над дневником. Несколько минут назад меня разбудила Кимберли, чтобы я сменил ее. Сама она только что удалилась к своему ложу. Билли и Конни, похоже, крепко спят.
   Сидеть одному у огня на рассвете так приятно и спокойно. Тихий шелест набегающих волн, потрескивание и шипение костра, редкие пронзительные крики птиц из джунглей.
   Но, к делу.
   День вчерашний и наша охота за Уэзли и Тельмой.
   Остановился я на том, как мы уже подходили к лагуне.
   Преодолев остаток пути, который оказался самым трудным, потому что пришлось взбираться по крутым скалам, мы очутились в нескольких футах от ее берега.
   Размеры лагуны превзошли мои ожидания – примерно пятьдесят ярдов в ширину и раза в два больше в длину. Еще я думал, что вся береговая линия будет на виду, но там было так много изгибов, мысиков и небольших бухточек, что довольно значительная часть лагуны не просматривалась с того места, где мы стояли.
   Но вид открывался удивительный. Поверхность воды была настолько гладкой, что практически не возникло даже ряби, и лишь небольшой водопад, прямо перед нами на противоположной стороне, взрывал ее миллионами брызг.
   В том месте, где водопад срывался со скалы футах в десяти-пятнадцати над лагуной, образовывался серебряный водяной завиток. Нависая над отвесной скалой блестящей и прозрачной завесой, водопад с тихими всплесками вливался в лагуну.
   Сама лагуна напоминала огромное темное зеркало, в котором с мельчайшими подробностями отражались перевернутые скалистые берега, прибрежный кустарник и гигантские деревья.
   Как завороженные, мы простояли какое-то время на берегу, восторженно оглядывая лагуну.
   Никаких следов присутствия Уэзли и Тельмы, как мы и ожидали. Вообще трудно было поверить в то, что здесь бывали люди – хотя я точно знал, что Кимберли и Кит приходили к лагуне утром того первого дня нашего пребывания на острове, когда взорвалась яхта. Место казалось таким глухим и первобытным, что меня вовсе не удивило бы, если из воды появился бы динозавр. Как в “Потерянном мире”, “Кинг-Конго” или “Парке Юрского периода”.
   Однако представителями фауны пока что были только различные крылатые. Насекомые и птицы. И ни одного птеродактиля.
   – Я пошла в воду, – объявила Конни, и, опустив на землю копье и томагавк, начала разуваться.
   – Лучше не все сразу, – предупредила Кимберли. – Кто-то должен остаться на берегу с...
   – ...оружием, – вставила Конни.
   – Я останусь, – вызвался я.
   – По очереди, – сказала мне Билли. – Через несколько минут я выйду и сменю тебя.
   – Замечательно, – обрадовался я.
   – Подарим себе эти полчаса, – предложила Кимберли. – А затем прочешем берег. Может, удастся отыскать какие-нибудь следы сестрицы и Уэзли или иным образом выйти на них.
   – Если они вообще здесь были, – скептически произнесла Билли.
   – Будь я Уэзли, именно сюда бы я и пришла. И убежище устроила бы где-нибудь поблизости. Базовый лагерь. – Обернувшись ко мне, Кимберли продолжила: – Так что гляди в оба.
   – Смотри, чтобы никто не подкрался сзади, – предостерегла Билли.
   – И за нами посматривай, – добавила Кимберли. – В лагуне мы будем почти беззащитны.
   Это было нечто вроде намека на то, чтобы наблюдать за Конни, которая успела уже переплыть на другой берег и встала под водопад. На наших глазах она стянула с себя тенниску, свернула ее в комок и начала тереть ею лицо.
   – Как бы мне хотелось, чтобы она поскорее адаптировалась, – пробормотала Билли.
   – Она переживает сейчас трудные времена, – заметила Кимберли.
   – Нам всем нелегко. Это не оправдание.
   – Ладно, пойдем в воду.
   Сложив на берегу в одну кучу копья, томагавки, веревочные портупеи, гавайскую рубашку, армейский складной нож и обувь, они погрузились в воду.