Лаймон Ричард. Остров

   Но она лежит в воде еще не так долго.
   Совсем недолго.
   С самого начала я как-то смутно чувствовал, что она слишком хорошо выглядит для утопленницы. Но тогда я особо не задумывался над этим, разве что мысленно благодарил судьбу за то, что покойница не столь отвратительна, как могла бы быть. То есть не склизкая или разлагающаяся.
   (По сравнению с Матом она была настоящей Спящей Красавицей.)
   Неожиданно меня осенило: ба! Да она же еще совсем свежая.
   Подняв руку убитой, я поднес ее к своему лицу и посмотрел на кончики пальцев. Кожа на них стянулась. Но не сильно.
   И я сравнил их со своими сморщенными пальцами.
   Конечно, я не патологоанатом, но даже мне вдруг стало совершенно очевидно, что в воде она едва ли находилась более часа.
   Вероятно, когда я бродил над водопадом в поисках нашего поля битвы, она была еще жива.
   Если бы я не заблудился там (дважды)...
   Если бы я не потратил столько времени на осмотр места...
   Возможно, тогда бы я вышел к лагуне как раз к тому мгновению, когда ее убивали, потрошили, набивали камнями и топили.
   Может быть, мне удалось бы ее спасти.
   Или меня самого убили бы и выпотрошили...
   Жизнь и смерть. Как много здесь решает судьба: куда спешить и где задерживаться.
   Только никто не говорит, где надо находиться, а где не надо, и в какое именно время.
   Мысль о том, что я, будучи так близко, мог упустить шанс спасти Билли, стала невыносимой.
   И я перевернул женщину.
   В глаза сразу же бросился ужасный провал посредине ее туловища. Затем взгляд скользнул по ее грудям: синяки, рубцы, царапины, но колотых ран не было. Затем я заставил себя взглянуть ей в лицо.
   В лунном свете оно было серым, с черными, словно вытравленными тенями.
   Впрочем, было достаточно видно.
   Это была не Билли.
   Это было лицо женщины, которую я никогда раньше не видел. Даже в своих снах.

* * *

   Я сплавал к тому месту, где лежали мои вещи, отыскал зажигалку Эндрю и вернулся к телу. Опустившись сбоку от нее на колени, я принялся изучать ее в свете крохотного дрожащего огонька.
   Это определенно была незнакомка.
   Физически у нее было много схожего с Билли. Они были примерно того же возраста, роста, конституции, имели волосы одинакового цвета. Даже в чертах лица было много общего. Я видел, что это была не Билли, но описать разницу было бы чрезвычайно сложно. Перед смертью лицо этой женщины наверняка было привлекательным и даже красивым.
   Между прочим, на ее лице не видно было ни следа повреждений.
   (Скорее всего Уэзли не хотел портить ее внешность – просто замучил ее до смерти.)
   Перед уходом я оттащил ее немного в сторону от лагуны и спрятал в камнях – может быть, я сделал это для того, чтобы она не попалась мне на глаза, если мне доведется вернуться к лагуне в ближайшем будущем.

Размышления

   Сейчас я почти вышел в своих записях на настоящий момент. И это хорошо, потому что в моей тетради осталось всего несколько страниц.
   У меня было много времени, чтобы поразмыслить над некоторыми вещами.
   Мне кажется, мертвая женщина каким-то образом связана с Матом. Думаю, они жили вместе здесь на острове до нашего прибытия. Вероятно, были мужем и женой.
   Сначала Уэзли убил Мата – скорее всего как раз перед тем, как Тельма явилась к нам в лагерь и сообщила о том, что вышибла Уэзли мозги. Наверное, он рассчитывал на то, что мы сразу кинемся на поиски его тела, как только услышим эту новость, так что Мат должен был уже лежать на своем месте на дне пропасти и дожидаться нас еще на шестой день. Это было за два дня до того, как я был сброшен на его бренные останки.
   Женщину Уэзли держал в плену и издевался над ней. Убить ее он решился незадолго перед тем, как я нашел ее тело в лагуне две ночи назад.
   Очевидно, участие в этом принимала и Тельма. Они заодно. Партнеры, союзники, сообщники.
   Кое-что из этого, разумеется, всего лишь предположения.
   Но они кажутся мне вполне разумными.
   Но многое мне еще непонятно.
   Если я прав насчет того, что Мат и эта женщина обитатели этого острова, то жили ли они в доме? И является ли их дом тем местом, где Уэзли раздобыл такие предметы, как топор и веревка?
   И где находится их дом?
   И, если я найду его, обнаружатся ли там Кимберли, Билли и Конни?
   Думаю, что да.
   Надо полагать, что да. Если они все еще живы, вероятнее всего, я найду их в том доме.

Последние слова

   Ладно. Теперь дневник заполнен до самого последнего события. Фактически я уже закончил его, и больше нет причин затягивать время. Я не могу строить свой Винчестерский замок из слов – для слов не осталось места, – да и особого смысла в них я больше не вижу.
   Завтра отправляюсь на поиски своих женщин. Возвращение на этот пляж не планируется. Идти собираюсь налегке: в жилетке Конни, шортах Эндрю и своих собственных носках и кроссовках. Разумеется, в карман положу зажигалку. Еще прихвачу лосьон от загара Билли, главным образом потому, что он напоминает мне о ней и приятно пахнет. Единственным моим оружием будет опасная бритва Тельмы.
   С собой возьму свой дневник, пару шариковых авторучек, в которых еще не закончилась паста (на случай, если мне попадется только бумага, без других письменных принадлежностей), плавки (хотя я не надевал их с того времени, как мне достались шорты Эндрю), розовую блузку, которой наделила меня Билли (хотя сейчас я отдаю предпочтение жилетке Конни) и остатки наших съестных запасов.
   Все остальное бросаю здесь. Включая фотоаппарат Эндрю. До сих пор я так и не воспользовался им, так что не вижу особых причин таскать его с собой.
   Чем меньше придется нести, тем лучше.
   Но как бы мне хотелось иметь и что-нибудь из личных вещей Кимберли. Ее складной нож (принадлежавший до этого Эндрю) был бы для меня бесценным сокровищем. Но мне не удалось его отыскать.
   Так что мне нечего взять с собой из вещей Кимберли.
   Только воспоминания о ней.
   Но, если повезет, я очень скоро окажусь рядом со своими женщинами.
   Если я найду этот таинственный дом, они тоже отыщутся. Готов поручиться.
   Но независимо от того, найду ли я их живыми или нет, я поквитаюсь с Уэзли и Тельмой.
   И смерть их будет тяжелой.
   Очень тяжелой.
   Не сойти мне с этого места.
   Я заставлю их заплатить за все то зло, что они причинили моим женщинам.
   Не хотелось бы заканчивать свой дневник на такой зловещей и грубой ноте. Но что поделаешь.

* * *

   Очевидно, я расскажу продолжение своей истории, если смогу. Чтобы осуществить это, мне, однако, потребуется новый источник бумаги. И еще надо будет остаться в живых.
   И то и другое потребует много везения.
   Пока.

Продолжение рассказа
Мои поиски таинственного дома

   Я раздобыл новую тетрадь.
   И с момента моей последней записи многое произошло.
   Но не буду торопиться и расскажу все по порядку – начиная с того утра, когда я отправился на поиски дома.

* * *

   Недостатка в свободных прибрежных земельных участках на острове явно не испытывалось, так что вряд ли человек здравомыслящий стал бы строить дом глубоко в джунглях. Во-первых, вид на море. А во-вторых, прямой доступ к воде.
   Значит, надо было просто шагать по берегу, и дом Мата и мертвой женщины наверняка нашелся бы.
   В дорогу я вышел рано утром. После легкого завтрака, состоявшего из копченой рыбы, я набрал в пустую бутылку от вина воды из ручья (на всякий случай), положил ее в ранец, перекинул его через плечо и тронулся в путь, взяв курс на север.
   Таким же был наш маршрут тем утром, когда от нас сбежала Кимберли и когда произошла наша последняя битва.
   Теперь по берегу я шагал один.
   Хотя путешествие свое я начинал решительно и с полной уверенностью в успехе, мой оптимизм мало-помалу стал убывать. Дома вовсе могло и не быть, а его существование – всего лишь мое предположение.
   По сведениям, которыми я располагал на то время (это потом я узнал много нового), невозможно было определенно ответить на вопрос, являются Мат и женщина обитателями этого острова или нет. Как знать, быть может, они здесь проездом – бросили якорь и сошли на берег прогуляться или перекусить на природе? Возможно, они уцелевшие жертвы кораблекрушения или аварии воздушного лайнера, выброшенные на этот остров. В таком случае я разыскивал несуществующий дом.
   Нет, и еще раз нет, убеждал я себя. Дом должен быть. В противном случае, где бы Уэзли раздобыл топор, веревку, мачете, охотничьи ножи, болтавшиеся у него на поясе, да и сам пояс?..
   Этот аргумент успокоил меня на какое-то время. Но затем я вспомнил о том, как уже через день или два после того, как мы оказались здесь в качестве жертв кораблекрушения, мы с Билли разработали теорию. Согласно которой Уэзли посетил остров до того, как на нем очутились мы.
   Негодяй наверняка заранее побывал в этом регионе, чтобы подыскать наиболее подходящий для осуществления его планов остров. И столь же очевидно, что он предпринял определенные меры, чтобы не стать жертвой собственного заговора. А именно, планируя высадить всех нас на необитаемом острове и отрезать от внешнего мира, вряд ли он хотел бы сам оказаться в подобной западне без средств, обеспечивающих его собственное выживание.
   Так что еще в самом начале всей этой истории мы пришли к выводу, что Уэзли непременно уже посетил этот остров и соорудил здесь тайный склад.
   Среди этих запасов вполне могли оказаться топор, веревка и все остальное.
   Так вот за несколько часов ходьбы по берегу я почти полностью убедил себя в том, что никакого дома не найду и что дом этот призрак, плод логической ошибки и стремления выдать желаемое за действительное.
   Слишком удобно и просто.
   Нахожу их всех в каком-то сарае на берегу, пробираюсь к ним глубокой ночью в стиле “коммандос”...
   Нет, так просто не получится.
   Вероятно, придется охотиться за ними в джунглях. Где-нибудь там, над лагуной, или еще дальше, где я никогда не бывал. Кто знает? Может быть, у них есть пещера.
   Вся беда в том, что мне очень не хотелось искать их в джунглях.
   Не хотелось удаляться от побережья, где светило солнце и веял освежающий ветерок, где все вокруг прекрасно просматривалось и никому не удалось бы подкрасться сзади.
   Кроме того, дом вполне мог существовать в действительности.
   А если и не существовал, причин на то, чтобы продолжать двигаться по берегу, было предостаточно. Мало ли что тут можно обнаружить. Мы давно намеревались исследовать наш остров, но так и не выбрали время. Потому что, по милости Уэзли, у нас никогда не было недостатка в более серьезных проблемах, требующих незамедлительного решения.
   И наконец-то у меня дошли до этого руки.
   И я решил довести это дело до конца. Так что джунглям придется подождать пару деньков, или сколько там понадобится, чтобы обойти вокруг острова.
   Я обрадовался, словно получил отсрочку в исполнении смертного приговора.
   Затем я нашел дом.

* * *

   Но это было потом, а сначала я обогнул северную оконечность острова и пошел назад вдоль восточного побережья на юг, причем шел довольно долго, прежде чем на моем пути встретилась небольшая бухта.
   Издали ее совершенно не было видно: все тот же береговой пейзаж – с одной стороны океан, с другой – джунгли. И хотя иногда видимость нарушали отдельные группы скал, береговая линия мне казалась непрерывной.
   Впервые я заметил разрыв в ней, когда перебирался через невысокую каменную насыпь.
   Видя возникшую на пути водную преграду, я почувствовал досаду и раздражение – моя прогулка существенно удлинялась. Но уже через несколько секунд верх взяло любопытство.
   С насыпи было видно продолжение побережья, но почти ничего из того, что находилось справа – вид заслоняли деревья спускавшихся к воде джунглей. Однако и этого было достаточно, чтобы определить: впереди небольшой залив или бухта, раз в пять крупнее нашей бухточки на другой стороне острова.
   Быстро спустившись с каменной россыпи, я побежал по песку. С каждым шагом обзор противоположного берега бухты увеличивался. Берег все глубже и глубже врезался в остров.
   Он был так же пустынен: песок и скалы, за ними джунгли.
   Когда перед глазами внезапно появилась яхта, я чуть не обмер со страху. И упал ничком на песок.
   Приподняв голову, я как завороженный пялился на судно.
   Но паниковать не было причин – оно не плыло, как вначале подумал я.
   В воду опускались якорные цепи, палуба безлюдна.
   Это была большая белая прогулочная яхта – сорокафутовик.
   Корабль Мата, надо полагать.
   И наша надежда на побег отсюда.
   Теперь остается лишь найти женщин.
   Все эти мысли промелькнули у меня в голове всего за несколько секунд. Я был вне себя от радости. Когда же до меня дошло, что меня могли увидеть, я испугался. Ведь то, что яхта выглядела пустой, еще...
   Я присмотрелся повнимательнее. А что, если Уэзли или Тельма глазели на меня сейчас в окно или иллюминатор?
   Но ничего подозрительного я не заметил.
   Тогда я отполз по-пластунски к джунглям и юркнул в кусты. Встав на ноги, я прокрался через густые заросли к самому краю.
   С новой позиции мне открывался полный и самый широкий обзор.
   Справа, примерно в сотне ярдов от стоявшей на якоре яхты, от берега выступал причал. У его конца покачивались две моторки. Одну из них, вероятно, использовали для перевозки людей (Мат и женщина?) с поставленной на якорь яхты на берег. Другая уж очень напоминала нашу.
   В последний раз она держала курс на север с Уэзли на борту – тот удирал после того, как раскроил череп Эндрю.
   По-видимому, он пригнал нашу моторку сюда и по ставил здесь на прикол.
   Но мое внимание внезапно привлек дом, и я вмиг позабыл о лодках.

* * *

   В качестве подарка по случаю окончания школы – это было как раз тем летом – родители устроили мне специальное путешествие.
   Оно началось с недели в Мемфисе, штат Теннеси.
   Там, в вестибюле отеля “Пибоди”, меня чуть не затоптала насмерть толпа ротозеев, когда я попытался взглянуть на тех чертовых уток, которые проходят через него дважды в день. И я чуть не до смерти перепугался, когда мы посещали музей Гражданских прав в старом мотеле “Лоррэн”, где застрелили Мартина Лютера Кинга. Мои родители и я были едва ли не единственными людьми этого оттенка кожи, бродящими по музею, который, казалось, был памятником порокам Белого Человека.
   Впрочем, не весь Мемфис был так плох. В нем были еще и восхитительные барбекю и сказочная музыка. Каждый вечер мы прогуливались от нашего отеля к Биэйл-стрит – родине блюзов. Биэйл-стрит была бесподобна.
   Во время нашего пребывания в Мемфисе мы посетили также дом Элвиса, Грейслэнд.
   Дом в бухте не напомнил мне Грейслэнд.
   Нет, этот дом был таким, каким я себе представлял Грейслэнд: огромным особняком в плантаторском стиле.
   Грейслэнд же, напротив, оказался меньше по размерам и более современным, чем я ожидал. Но после отъезда из Мемфиса мне довелось повидать великое множество настоящих плантаторских домов.
   Если быть более точным, выпускным подарком мне была вовсе не поездка в Мемфис, а плавание вниз по Великой Американской Реке на подлинном колесном пароходе “Королева Миссисипи”. (К слову, я большой поклонник Марка Твена.) Шесть суток мы провели на воде и в конце концов оказались в Нью-Орлеане.
   По пути мы останавливались в таких местах, как Виксберг и Натчез. А сколько довоенных поместий посетили – одному Богу известно. Это были плантаторские дома, построенные до начала Гражданской войны. Большие, старые и горбатые, как правило трехэтажные, с бесчисленными узкими лестницами и крохотными комнатушками, но с помпезными фасадами, перегруженными колоннами, балконами и террасами.
   Весьма любопытное зрелище, но лишь до тех пор, пока не посетишь парочку подобных домов. После этого они становятся всем на одно лицо. (Мама без ума от старины, а папа просто тащится от всего, что связано с Гражданской войной, так что они балдели от счастья. Мое же пристрастие к Марку Твену не было настолько сильным, чтобы меня радовали бесконечные невыносимо скучные экскурсии по этим особнякам.)
   Так вот, белый особняк на берегу бухты выглядел так, словно его сняли со старой хлопковой или табачной плантации на Миссисипи и перенесли сюда.
   Ошеломленный, я смотрел на него, разинув рот.
   Как, черт побери, оказался особняк в плантаторском стиле на забытом Богом островке?
   “Давным-давно здесь обосновался джентльмен-южанин, – подсказывало мне воображение. – Возможно, потерял свой дом во время Гражданской войны (большинство из них превратилось в дым, хотя в это трудно поверить, после того как тебя однажды силком затянули на экскурсию по историческим местам), и приплыл на этот остров, чтобы начать все сначала – подальше от янки, – и построил этот дом по образу и подобию потерянного...”
   Пожалуй, чересчур романтическая версия и, вероятно, ложная.
   А может быть, особняк был возведен в восьмидесятых каким-нибудь чудаковатым толстосумом, почитателем Скарлетт О’Хары (или Ретта).
   Я глядел на него, притаившись на опушке джунглей, и не мог оторваться.
   Конечно, найти любой дом было бы для меня крайне волнующим событием.
   Но такой!
   Возникло ощущение, что я сделал небольшой шажок в “Зону сумерек”. Не хватало только Конни с ее музыкальной темой “дуу-ди-ду-ду” и вступлением в подражание Серлингу: “Некий Руперт Конуэй, восемнадцати лет, решил однажды пройтись по бережку и поискать пропавших дам. Но вместо этих дам он нашел удивительную страну, где все превосходило его воображение...”
   Так я глазел на этот особняк уже не помню сколько времени.
   Вероятно, это был дом Мата и той женщины, которую я обнаружил в лагуне. Точно так же прогулочная яхта и одна из моторок наверняка принадлежали им.
   Пока не появился Уэзли.
   Он отнял у них все: дом, яхту, жизни.
   И занял их место.
   Теперь все это принадлежит ему.
   Может, и привел он нас на этот остров – убил наших мужчин и пленил наших женщин – потому, что ему не хватало партнерш для кадрили.
   Или домашней прислуги.
   Или рабов.

Рекогносцировка

   Сколько я ни всматривался, никого заметить не удалось, и я решил, пробираясь джунглями, подойти поближе. Двигался я осторожно, часто останавливался, настороженно оглядываясь и прислушиваясь. Держаться старался подальше от бухты, но время от времени подкрадывался к опушке, чтобы еще раз взглянуть на дом.
   Но так никого и не увидел: ни на яхте, ни на моторках или пристани, ни в воде или на берегу, ни в особняке или возле него. Одним словом, нигде.
   Не слышал я и голосов или других звуков, таких, как топот ног, выдающих близкое присутствие человека. Конечно, только очень громкий шум мог бы долететь до моего уха сквозь весь этот щебет, писк и пронзительные крики птиц и других животных. (Некоторые из криков звучали почти по-человечьи, но я решил, что они все же были птичьими.)
   В очередной раз свернув влево и подкравшись к бухте, я наконец увидел перед собой вместо берега лужайку – широкое поле травы, которое тянулось к тыльной стороне особняка. Судя по всему, за газоном хорошо следили, по меньшей мере, до недавнего времени. Теперь он явно нуждался в подстрижке.
   На дальнем конце лужайки стоял красный мотоблок-газонокосилка и вроде как не на своем месте. Возникало впечатление, будто кто-то начал косить траву, но неожиданно был вынужден прерваться, после чего у него не было возможности отогнать мотоблок на стоянку.
   Там подальше, за боковой стороной дома, располагалась пара кирпичных хозяйственных построек. Настежь открытые ворота одной из них были достаточно широки, чтобы в них мог въехать этот мотоблок.
   Что находилось внутри, я не видел. Просматривалось лишь небольшое пустое пространство сразу у входа – вероятно, место его стоянки.
   В тех местах, где ставят газонокосилки, обычно хранят и другое оборудование и инструмент. Такие вещи, как лопаты, кирки, садовые ножницы, топоры, пилы...
   Топоры.
   Сердце у меня застучало быстрее.
   Именно здесь Уэзли и раздобыл топор.
   Может, и веревку тоже. Ту самую, на которой повесил Кита.
   Его он вздернул в первую же ночь нашего пребывания на острове, стало быть, должен был прийти сюда немедленно после взрыва яхты. Тогда и убил Мата и ту женщину.
   Нет. Это невозможно. Их трупы были более свежими. По-видимому, Мат был жив большую часть нашей первой недели на острове, и убили его, когда понадобилось тело, которое можно было бы выдать за труп Уэзли. А женщину убили в ту же самую ночь, когда я нашел ее тело в лагуне.
   Вероятно, Уэзли держал их в плену с первого дня и до момента гибели.
   Интересно, где он их держал?
   В одном из сараев?
   На борту яхты?
   В самом особняке? Может, в какой-нибудь спальне, или на чердаке, или в подвале?
   Где-нибудь еще?
   Место, где держали Мата и женщину, почти наверняка стало и темницей, в которую Уэзли заточил теперь Кимберли, Билли и Конни.
   Если они все еще живы.
   Он взял их живыми. В противном случае я нашел бы их тела.
   Взял живыми, чтобы они жили.
   Мне не оставалось ничего другого, как верить в это.
   Я должен был поддерживать в себе это убеждение, несмотря ни на что. Это была моя веревка над пропастью – только не такой мелкой, как та, что за водопадом. А такой глубокой, в которую падать целую милю. И стоит мне потерять опору, как я полечу вниз до самого дна с истошными воплями.
   Они живы, твердил я себе. Надо только найти, где их держит Уэзли, освободить их и ликвидировать их мучителей.
   И необязательно проделывать это в указанном порядке.
   – Но с чего начать? – ломал я голову.
   Найти кого-нибудь. Если не своих женщин, то, по крайней мере, Уэзли или Тельму.
   – Подымайся и за дело! – приказывал я себе.
   Но не мог сдвинуться с места.
   Просто не мог заставить себя покинуть укрытие.
   Потому что Тельма и Уэзли почти наверняка были где-то рядом, и если хоть один заметит, как я подкрадываюсь, я уже не смогу застать их врасплох.
   И тогда, видимо, мне придется расстаться с жизнью.
   Если это случится, я не просто стану покойником (чего я надеялся избегать как можно дольше), но и, как пить дать, утрачу последний шанс спасти своих женщин. А если уж я не смогу их спасти, тогда кто же?
   Скорее всего я их единственная надежда.
   Если не произойдет какого-нибудь чуда, которое принесет спасение извне, они останутся в руках Уэзли на многие недели, месяцы... а то и годы.
   А может быть, и до конца жизни.
   Ради них (а не ради самого себя) мне нужно быть предельно осторожным и не рисковать. Ни при каких обстоятельствах я не должен попасться в лапы обезумевшей парочки.
   – А не смотаться ли к чертовой матери с этого острова за подмогой? – мелькнуло у меня в голове. Это напоминало бы трусливое бегство.
   Но, в конечном счете, такой ход представлялся все же наиболее разумным.
   Угнать яхту, доплыть на ней до ближайшего обитаемого острова, связаться с властями и вернуться с командой спасателей.
   Какое-то время это казалось мне идеальным решением всех проблем.
   Можно было дождаться темноты, затем подплыть к яхте, обрезать якоря, завести мотор...
   Только вот чем завести?
   Даже если Мат и его жена были настолько доверчивы или глупы, что оставляли ключ в зажигании, от Уэзли такого подарка ждать не приходилось. Он наверняка побывал на яхте. Проверил все от носа до кормы и забрал то, что счел необходимым.
   Чтобы он оставил ключ, да это просто немыслимо!
   Только не такой хитрюга, как Уэзли.
   А я совсем не из тех ловкачей, которые с завязанными глазами могут перемкнуть нужные провода и запустить “эвинруд”, или “джонсон”, или что там еще. Без ключа я ни за что на свете на заведу мотор.
   А где найти этот ключ?
   Видимо, в кармане у Уэзли.
   Превосходно. Если я справлюсь с Уэзли и заберу у него ключ, тогда мне вовсе не понадобится угонять яхту и идти на ней за помощью.
   Значит, бегство морем отпадает.
   Ну и слава Богу. Путь это и разумное решение, но душа к нему у меня не лежала с самого начала.
   Да и сомневаюсь, чтобы я смог пойти на такое – оставить остров, так и не узнав, что же случилось с моими женщинами и живы ли они вообще. И даже если бы я узнал, что они живы, я не смог бы уплыть, не попытавшись их спасти.
   Иногда просто нельзя совершать разумные поступки, потому что они разбивают сердце.
   Попахивает сентиментальностью, да?
   Но так уж случилось, что эти три женщины стали очень много значить для меня. (И совсем не потому, что они меня так сильно возбуждают.) И я не смог бы их бросить, даже если бы это был лучший способ их спасения.
   Но заставить их немного подождать – это совсем другое дело.
   Их пленили (если это было действительно так) по крайней мере дней пять или шесть назад, а то и раньше, и несколько лишних часов не сыграют для них большой роли. Не то что для меня. Для меня эти часы могли решить многое.
   Мне необходимо было дождаться темноты. Темнота прикроет меня, и я смогу перемещаться без особого риска быть замеченным. К тому же мои враги могли зажечь свет.
   На свет я возлагал большие надежды – он выдаст их местопребывание.
   Свет даже мог помочь мне одолеть Уэзли и Тельму. Однако до ночи еще было очень далеко. И я пополз назад в джунгли. Забравшись в густые заросли, откуда уже не видно было ни лужайки, ни особняка, я прилег отдохнуть, подложив под голову рюкзачок.
   Уснуть я и не надеялся – слишком сильным было нервное возбуждение. К тому же на мне не было живого места, и все тело ныло от ран. Я рассчитывал просто отдохнуть и подождать наступления ночи.