Лаймон Ричард. Остров

   Прикрыв глаза, я попробовал спланировать дальнейшие действия. Но вскоре стал грезить о женщинах, а когда очнулся, было уже темно.
   Неизвестно было, куда могла привести меня эта ночь, поэтому я решил не расставаться со своим рюкзачком. Терять его определенно не хотелось – ведь там лежал дневник. А единственный способ обеспечить его сохранность, это носить его с собой.
   И я вновь подошел к лужайке. Окна особняка – те, что на виду, – были темны. Нигде никакого света, если не считать сияния луны и звезд.
   Не покидая укрытия, я долго выжидал. Никто так и не появился. И свет не зажигали.
   Может, я вышел не к тому дому?
   Что, если этот дом не имеет никакого отношения к Уэзли и просто покинут обитателями.
   Нет, нет, нет! У причала наша моторка.
   Это именно тот дом!
   Но, возможно, Уэзли его не использует. Он мог просто совершить налет на этот особняк, взять то, что ему было нужно (включая мужчину и женщину, живших здесь), и вернуться на свою тайную лесную базу.
   Если его здесь нет, то я напрасно потерял столько драгоценных часов.
   И я вдруг почувствовал, что не могу больше ждать. Я вскочил и побежал через лужайку. Никто не закричал, никто не стал в меня стрелять. Вообще ничего не произошло. Остановился я у боковой стороны дома, рядом с задним углом. Прислонившись к стенке, я попытался отдышаться и успокоиться.
   Пока все шло нормально.
   Просто обойду вокруг здания, решил я. Проверю, не горит ли где свет.
   Если везде темно, попробую забраться внутрь.

Игра

   Только я собрался отвалиться от стены, как из окна слева выплыл дрожащий тусклый огонек и повис в темноте. Призрачный и такой слабый, что я принял его поначалу за игру лунного света – или своего воображения.
   Но он становился все ярче.
   Я глазел на него в изумлении, какое-то время не в силах шелохнуться. Затем заставил себя подкрасться к окну.
   Страшно было даже подумать, что там могло оказаться, но я должен был посмотреть. Выпрыгивало сердце, внутри все дрожало, а ноги стали как ватные и подкашивались.
   Чего греха таить, когда я придвинулся к окну и заглянул в него, меня всего колотило.
   Комната за окном была освещена свечами и керосиновыми лампами. На моих глазах Тельма ходила по комнате и зажигала все новые свечи.
   На ней был блестящий ярко-синий атласный халат, который ей был слишком короток. Время от времени, для того чтобы зажечь свечи в настенных канделябрах, ей приходилось становиться на цыпочки. И всякий раз при этом заголялась нижняя часть ее задницы. Зрелище было не из лучших. Крупные ягодицы, обгоревшие на солнце до кирпичного цвета, все в буграх и ямках, выглядели какими-то узловатыми. Вдобавок еще синяки и красноватые полосы, оставленные плетью.
   Ноги тоже были покрыты следами побоев – причем их было гораздо больше, чем в последний раз, когда я ее видел.
   Когда она повернулась в мою сторону, я увидел, что полы халата не совсем сходились. Она была по пояс голой. Впрочем, прореха была слишком узкой и не позволяла видеть большего. Разве только то, что она вся обгорела на солнце.
   Я понял, что Тельма шла прямо на меня, поэтому быстро пригнулся.
   Над моей головой негромко затарахтела поднимающаяся вверх рама и послышался тяжелый вздох. А что, если она вздумает выглянуть из окна? Не сможет, успокаивал я себя. Помешает сетка. И все же я испугался, что она меня увидит. Если бы она взглянула вниз, то, возможно, смогла бы увидеть мою макушку даже через сетку. Или услышать стук моего сердца. Но она не подала никаких сигналов тревоги. Только вздохнула еще раз. Через несколько секунд я услышал удаляющийся топот ее босых ног.
   Привстав, я вновь прильнул лицом к сетке.
   Похоже, Тельма вышла из комнаты, которая теперь была ярко освещена множеством маленьких огоньков. Своей свечой Тельма зажгла их около двух десятков, но они отражались и двоились в зеркале, протянувшемся на всю длину стенки – той, что находилась в глубине комнаты слева, а не той, которая была против окна, так что мое изображение, вероятно, не отражалось в нем.
   К зеркальной стенке, примерно на уровне пояса, был прикреплен деревянный брус, похожий на те, которые используются в танцклассах.
   Хореографические занятия объяснило бы и длинное, в полный рост, зеркало.
   В углу комнаты стоял детский рояль.
   Другой угол был занят аудиосистемой. Там, как мне показалось, были проигрыватель, радиоприемник, пара колонок и усилитель.
   На потолке я заметил светильники.
   И еще лампы со шнурами, извивающимися по полу к стенным розеткам.
   Так что дом явно электрифицирован.
   Должно быть, где-то есть генератор, который Уэзли и Тельма сломали. Или, может быть, они не умеют им пользоваться.
   Хотя возможно, что они добровольно отказались от электричества. Может, боятся, что оно их как-то выдаст. Или просто предпочли свечи.
   Большая часть пола была свободна. Полагаю, чтобы танцорам оставалось место для курбетов.
   Впрочем, комната была не только танцевальным залом. Видимо, она служила также кабинетом или библиотекой. Здесь стояло несколько маленьких столиков с настольными лампами, а у стены справа – с полдюжины глубоких мягких кресел. Эта стена от пола до потолка была в книжных полках.
   Неожиданно мой глаз уловил какое-то движение в зеркале.
   В нем отражался дверной проем посредине стены с книгами.
   Уэзли я увидел прежде, чем он успел войти.
   Если я могу видеть его в зеркале, вероятно, и он может меня видеть.
   Я пригнулся и затаился. Сердце безумно заколотилось.
   Послышалось несколько тихих звуков: шелест босых ног, скрип половицы, шум передвигаемого кресла, чирканье спички. Затем Уэзли спросил:
   – Что бы ты хотела получить, если выиграешь сегодня, дорогая?
   – Ничего, – донеслось еле слышно.
   – Нет, должны же у тебя быть какие-нибудь желания. – Голос Уэзли был очень веселый. – Так что же?
   – Не думаю, что она сможет победить, – проронила Тельма. – Ни малейшего шанса.
   – Конечно, у нее есть шанс. Шанс всегда есть.
   – Да, как же! фыркнула Тельма. – Есть шанс, что меня поразит молния.
   – Назови свой приз, милая.
   Я подтянулся повыше, чтобы заглянуть внутрь. Девушка стояла спиной ко мне, лицом к Уэзли. Она была изящной и на несколько дюймов ниже Тельмы. Ее белокурые волосы были собраны в хвостик. На ней была белая блузка с коротким рукавом, клетчатая юбка-шотландка, основными цветами которой были зеленый и синий, ядовито-зеленые гетры. Обуви на ней не было. В зеркале, расположенном слева от нее, был виден ее профиль.
   Прежде я никогда ее не видел.
   На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать.
   Дочь Мата? Дочь женщины из лагуны с камнями в животе?
   Мне хотелось, чтобы это была Кимберли, Билли или Конни. Я шел сюда, чтобы найти их, а не какую-то незнакомку. Где же были мои женщины?
   Впрочем, моя миссия не была полным провалом – по крайней мере, я нашел обоих своих врагов.
   Тельма стояла справа от девушки лицом к Уэзли.
   Последний сидел, развалившись в кресле, и ухмылялся девушке. На груди у него красовалась квадратная белая повязка. Она прикрывала только одну сторону, тогда как с другой выпячивалась голая сиська, и это напомнило мне повязку на глазу пирата.
   Из-за того, что Уэзли сидел глубоко в кресле, закинув ногу на ногу, он выглядел голым. Но я успел разглядеть его в зеркале, когда он только входил в комнату из коридора. На нем был ремень, два зачехленных ножа и какие-то синие шорты типа бикини – трусы или купальные плавки, тут я не был уверен. Но он сидел так, что ничего этого я не видел.
   Если бы не повязка, можно было бы принять Уэзли за огромный клочок голой волосатой кожи. (Волосы росли у него даже сверху на плечах.) Кожа была темной от загара.
   Кроме раны на груди, других следов повреждений на нем не было. Никто не стегал его плетью, не осыпал оплеухами, не бил кулаками, не пинал ногами, не кусал. (Конечно, я знал, что он сидел на приличной ране. Но видеть ее я не мог.)
   Большим и указательным пальцами Уэзли держал длинный серебристый мундштук – но не тот, который я видел у него на яхте. (Тот был из слоновой кости.) В мундштук была вставлена сигарета. Тонкий и бледный дымок струился перед его лицом.
   – Твой приз, Эрин? – вновь спросил он.
   Девушка слегка пожала плечами. Через мгновение она пролепетала:
   – Неважно.
   Похоже, Уэзли изумился.
   – Еще как важно! Обязательно! У тебя должен быть стимул. Мы не хотим, чтобы ты сразу же сдалась.
   Судя по виду девушки, она уже давно отказалась от победы.
   – Чего бы тебе хотелось больше всего в жизни? – спросил Уэзли. – Но только не проси за папу или маму.
   Через несколько мгновении Эрин произнесла так тихо, что я едва расслышал:
   – Отпустишь нас?
   Тельма аж хрюкнула.
   – Отпустить кого?
   – Мою сестру и меня.
   – Не слабо! Но, боюсь, об этом не может быть и речи. Давай что-нибудь пореалистичнее.
   – Например?
   – Ну как насчет пепси?
   Тельма снова хрюкнула.
   – Ладно, – согласилась девчонка. – Но и для Алисы тоже.
   – Алиса может и сама для себя выиграть.
   – Если ей нельзя, тогда и я не хочу.
   Уэзли выпустил в нее дым.
   – Хозяин – барин. А я стараюсь, приз ей предлагаю. Где твоя благодарность?
   Эрин промолчала.
   Уэзли затянулся, затем кивнул Тельме.
   Та подошла к девочке сзади, завела вокруг нее руки и резким движением разорвала ей спереди блузку. Затем содрала ее с плеч и спины Эрин, шагнула в сторону и швырнула на пол.
   Девочка стояла обнаженной до пояса. Плечики у нее были узкими и хрупкими, спина – гладкой и загорелой, и выглядела так, словно еще не совсем оправилась после недавней экзекуции. Но, видимо, испытать ей пришлось немало. Кроме лиловато-синих пятен, на спине желтело несколько старых рассасывающихся синяков, а там, где подсохшие корочки отвалились, многочисленные затвердевшие коричневые струпья, которыми была покрыта крест-накрест спина, дополняли бледно-розовые блестящие рубцы.
   Опустив по швам руки, Эрин неподвижно стояла перед Уэзли и даже не пыталась прикрыться.
   В зеркале можно было увидеть в профиль ее груди. Почти такие же загорелые, как ее спина, они заострялись и походили на маленькие конусообразные стаканчики для мороженого.
   – Очаровательно, – заметил Уэзли. – А ты красотка, Эрин.
   Эрин ничего не ответила.
   – Когда тебе делают комплимент, ты должна отвечать “спасибо”.
   – Спасибо, – невнятно пробормотала девочка.
   – Я хочу, чтобы сегодня ты показала нам хорошую борьбу, – сказал Уэзли. – А не поддавалась, как в прошлый раз.
   Эрин молча стояла. Руки и голова ее безвольно обвисли.
   – Ну, девочки, начинаем шоу, – объявил Уэзли.
   Синий атласный халат Тельмы полетел на пол. То, как она топала негнущимися ногами, приближаясь к Эрин, выдавало в ней большую любительницу реслинга. Должно быть, Тельма вдоволь насмотрелась подобных поединков по телевизору.
   Но сейчас на ринг выходила не “несравненная и неповторимая леди реслинга”.
   Это был какой-то монстр: вся в боевых шрамах, рычащая, сгорбившаяся, с растопыренными руками и согнутыми, как когти, пальцами. Набросившись на девочку сзади, Тельма обхватила ее за плечи, оторвала от пола, резко повернула в сторону и с силой швырнула.
   Бросок был сделан в моем направлении.
   Девчонка летела на меня ногами вперед. Под юбкой она была голой.
   Уже в воздухе Эрин испуганно вскрикнула, словно внезапно поняла, как далеко ей падать.
   Рухнув на жесткий деревянный пол, она с глухим стуком и звонкими шлепками несколько раз перевернулась. Сквозь стоны и всхлипы донесся скрип скользящей по доскам кожи. Остановившись, девчонка так и осталась лежать на спине, хныча. Юбчонка закатилась на бедра, и вид у нее был просто умопомрачительный. Мне было стыдно смотреть, но я ничего не мог с собой поделать.
   Сами понимаете, ведь она лежала, раскинувшись на полу, а ноги ее были всего ярдах в двух от моего окна.
   В голове у меня промелькнула мысль, что ей следовало бы помочь.
   Но что я мог сделать? Я не гигант какой-нибудь, и у меня не было пистолета. Единственным моим оружием была опасная бритва в кармане шорт. Если бы я ворвался тогда в комнату, разыгрывая из себя Рембо, Тельма стерла бы меня в порошок. Вероятно, ей даже не понадобилась бы помощь Уэзли.
   Так что я стоял и смотрел. Смотрел, как неслась ураганом по комнате Тельма, громко шлепая огромными болтающимися грудями. Ее безумный взгляд был устремлен на Эрин.
   Которая даже не попыталась подняться.
   – Защищайся, маленькая дырка, – с пеной у рта прошипела Тельма. Захватив голову девочки лодыжками, она подпрыгнула. Зажатая голова Эрин оторвалась от пола, затем грохнулась об доски.
   После этого Тельма запрыгнула на девочку.
   А дальше было еще хуже, но об этой мерзости и писать не хочется.
   Мне стыдно перед собой за свое бездействие. Теперь-то, вспоминая это, я понимаю, что должен был сделать все что угодно, лишь бы остановить этих ублюдков. Но зрелище меня захватило. Несмотря на весь ужас и отвращение, я был в каком-то трансе. Ничего подобного я в жизни никогда не видел, и как бы ни жаль мне было Эрин, как бы мне ни хотелось ей помочь, у меня просто не было сил оторваться.
   К тому же я, не переставая, твердил себе, что ничем не смог бы ей помочь.
   Что было чистейшей воды дерьмо собачье. Остановить это я мог. Как-нибудь.
   Просто не хотел, вот и все.
   А девчонка так и не оказала никакого сопротивления.
   Но остановить Тельму это не могло. Стянув с Эрин гетры, она начала подминать ее под себя и душить. Затем сорвала с нее юбку, целовала, обсасывала, кусала, щипала, выкручивала руки и ноги, хлестала ладонями и совала ей везде пальцы.
   Они катались по полу, словно живой извивающийся клубок. Обе тяжело дышали. Обе стонали и визжали. Обе блестели от пота, слюны и Бог знает чего еще.
   А я наблюдал в окно.
   Уэзли сидел в кресле в дальнем углу комнаты и, подавшись вперед, неотрывно следил за поединком, попыхивая сигаретой. Он постоянно ерзал, время от времени облизывая пересохшие губы.
   Изредка я поглядывал и на него, но основное мое внимание было сосредоточено на Тельме и Эрин.
   Когда же я заметил, что Уэзли поднялся из кресла, шорт на нем уже не было. Пояс тоже исчез. Кроме повязок, на нем ничего не осталось. Мундштук торчал из зубов вверх, а дым сигареты струился в правый глаз. Вальяжно покачиваясь, он шагал по направлению к женщинам.
   Впереди Уэзли нес пенис. Огромный и твердый, он уставился в потолок.
   Из правой руки свисал кусок электрического шнура. (Понятия не имею, откуда он взялся – раньше я его не замечал.) Конец шнура волочился по полу сбоку от Уэзли.
   Когда Уэзли подошел к тому месту, где Тельма измывалась над девочкой, он пустил в ход шнур. Похоже, его совершенно не заботило, попадал ли он по Тельме или по Эрин. Видимо, он не делал между ними различия.
   Начал он с легких, как бы случайных ударов, словно играя с ними. Но мало-помалу довел себя до исступления, превратился в какого-то психа. С безумными глазами, запыхавшись и истекая слюной, он скакал вокруг них, с яростным свистом размахивая шнуром, который с сухим треском ложился на голую кожу борющихся, заставляя их столбенеть от боли. Они корчились и орали, заливая пол кровью.
   За все это время Тельма ни на миг не выпускала Эрин из своих цепких рук. И все старалась подставить тело девочки под хлыст Уэзли, не забывая при этом терзать его собственными руками и зубами.
   И здесь мне снова не хочется вдаваться во все эти омерзительные подробности.
   Так что перейду сразу к концу.
   А закончилось это так: Тельма лежала на полу на спине, а Эрин – на ней.
   Руками и ногами Тельма плотно прижала девочку к себе в распятом положении лицом кверху. От шнура и других истязаний, которым они подверглись, обе обливались кровью. Но теперь, когда Эрин беспомощно застыла в железных объятиях Тельмы, сверху на них навалился Уэзли.
   Он изнасиловал Эрин.
   А Тельма тем временем корчилась под ними в безумном экстазе, словно это ее трахали.
   Затем все закончилось.
   И они расцепились. Уэзли и Тельма взяли Эрин под руки, подняли ее на ноги и вывели из комнаты.
   А я медленно сполз по стене, обессиленный и дрожащий. На меня нашло какое-то оцепенение – настолько увиденное потрясло меня.
   Зачем я только смотрел?
   Но вместе с тем мне хотелось увидеть все это снова.
   Знаю, это нездоровое любопытство.
   Только ведь не каждый день выпадает лицезреть такое.
   Вроде автомобильной аварии.
   Только пострашней.
   Ладно. Признаю, не следовало играть роль постороннего наблюдателя. Надо было рискнуть жизнью и остановить это. Но я этого не сделал. Почему?
   а) Я жалкий похотливый извращенец.
   б) Я даже не знал девчонку.
   в) Тельма и /или/ Уэзли убили бы меня.
   г) Моя лояльность распространяется на Кимберли, Билли и Конни, а не на какую-то незнакомку.
   д) Все вышесказанное.

После игры

   После того как все трое вышли из комнаты, я потерял их из виду и не знал, где они могли находиться, но решил, что, вероятнее всего, они довольно скоро вернутся хотя бы для того, чтобы собрать вещи и погасить свечи и лампы. Никто не будет оставлять открытый огонь без присмотра, тем более надолго. Разве что когда хотят сжечь дом.
   Я сам мог бы его поджечь!
   Поднявшись, я заглянул в окно.
   В комнату пока никто не вернулся.
   Все, что мне надо было сделать, так это снять сетку (или прорезать ее бритвой), влезть внутрь, полить пол керосином, бросить свечу...
   И сжечь заживо Кимберли, Билли и Конни – не говоря уже о Эрин и ее сестре Алисе. А может, еще и других.
   Нет, нельзя было предпринимать никаких действий, не выяснив, где содержатся пленницы.
   И тут до меня дошло, что я упустил прекрасную возможность найти их. Можно было заняться поисками, пока Уэзли и Тельма измывались над Эрин. Возможно, мне даже удалось бы обыскать весь дом – и без всякого риска быть пойманным. А вместо этого я прилип к окну и кайфовал, глазея на шоу.
   Облажался.
   Быть может, упустил единственный и верный шанс найти и спасти своих женщин.
   А все потому, что я позорный похотливый извращенец.
   Но, с другой стороны, откуда мне было знать заранее, что они проведут с ней больше часа. А вдруг, если бы я не остался наблюдать, а оказался в доме, я наткнулся бы на них. Это грозило бы мне неминуемой гибелью.
   Так что, как знать, может, как раз то, что я этот самый позорный и похотливый извращенец, и спасло мне жизнь.
   А может, и жизни моих женщин, поскольку их некому спасти, кроме меня.
   Ничего нельзя знать заранее.
   Может, это и к лучшему, что я задержался у окна.
   Пока я поглядывал в окно, размышляя обо всем этом, в комнату вошла Тельма, по-прежнему голая, но уже не окровавленная. Очевидно, ходила куда-то обмываться.
   Она суетливо забегала по комнате, периодически наклоняясь, чтобы поднять брошенные на пол вещи: свой халат, трусы и пояс Уэзли, юбчонку, блузку и гетры Эрин. Прижав собранный скарб к груди, она обошла вокруг комнаты и задула свечи и лампы.
   Когда это было сделано, комната погрузилась во мрак. Лишь слегка светился дверной проем и тускло поблескивало его отражение в зеркале. В нем же мелькнула спина торопливо шагавшей по коридору Тельмы. Затем она исчезла.
   Я решил влезть в комнату через окно и попытаться догнать Тельму.
   Единственный залог моей безопасности – не сводить глаз с Тельмы и Уэзли. До тех пор пока они у меня на виду, врасплох им меня не застать.
   К тому же они наверняка привели бы меня к моим женщинам. (Если мои женщины еще не мертвы, во что я не позволял себе поверить.)
   Оконная сетка крепилась к подоконнику на небольших крючках. Достаточно было отцепить два нижних, и можно было поднять ее.
   Но крючки находились внутри.
   Внизу над рамкой, как раз над одним из крючков, я вырезал бритвой крохотный клапан и надавил на него пальцем. Он отошел внутрь. Просунув в отверстие палец, я стал отжимать крючок в сторону. В петельке он сидел очень туго, но неожиданно выскочил.
   Я занялся другим крючком. Вырезав клапан, я сложил и спрятал в карман бритву. Затем просунул палец и нажал на крючок. Крючок высвободился.
   Сетка слегка качнулась внизу.
   Тогда я всунул указательные пальцы в проделанные отверстия.
   И начал тихонько подтягивать сетку на себя. Она пошла очень легко.
   Но совсем неожиданно где-то справа от меня хлопнула дверь – со стороны фасада. Этот звук, хотя и не очень громкий, перепугал меня до смерти. Я даже подпрыгнул. Меня словно пронзило Молнией – испепеляющий электрический ток пробежал от сердца по всем венам и артериям.
   Еще чуть-чуть, и я бы свалился.
   Но каким-то чудом мне удалось удержаться за сетку. Дрожащими руками я осторожно опустил ее на место и только после этого позволил себе рухнуть на землю.
   Я лежал, подняв голову и не сводя глаз с входной двери особняка. Меня больше не испепеляли токи внезапного испуга, но сердце упорно отказывалось сбавить темп. Оно прыгало в груди, словно обезумевшая белка. Дух перевести тоже не удавалось. Конченный, да и только.
   Никто не вышел.
   Но я услышал голоса. Вероятно, разговаривали Уэзли и Тельма, но звуки были тихими и заглушались тысячью лесных шумов. О чем они говорили, догадаться было невозможно.
   Через несколько секунд голоса и вовсе смолкли. Я вскочил с земли и побежал вдоль стены дома. Выглянув из-за угла веранды, я увидел свою добычу:
   Уэзли и Тельма вели Эрин в сторону джунглей. Шли они от дома спиной ко мне. Правой рукой Тельма держала руку девочки, а левой – зажженный факел, окружавший всех троих мерцающим золотым нимбом.
   Кроме туфель, на Тельме ничего не было. Эрин и того не имела. На Уэзли, который держал ее за правую руку, был пояс с ножами, повязка на правой ягодице и прорезинки с высокими отворотами.
   Эрин плелась, прихрамывая между своими конвоирами. Ее обмыли, она больше не выглядела так, словно каталась в крови. Но на спине и ягодицах были видны хаотически переплетающиеся рубцы.
   Шла она с поникшей головой, и вид у нее был страшно безрадостный.
   Вели ее прочь от особняка по земляной дорожке, которая, сворачивая влево, исчезала в зарослях.
   Я дождался, пока они скрылись в джунглях. А когда факел Тельмы превратился в блеклое пятно, покинул свое укрытие и побежал мимо веранды. Пересек лужайку перед домом (рюкзачок нещадно колошматил меня при этом по спине) и притормозил только перед самой тропинкой.
   Припав к земле, я пополз вперед. Из-за густого кустарника факела Тельмы не было видно. Но она и ее спутники не могли уйти далеко. Они всего лишь были немного впереди.
   Прокравшись дальше, я добрался до поворота.
   И увидел их.
   На этой же тропинке, футах в пятидесяти впереди.
   Они сажали Эрин в клетку.
   В клетку размером с небольшую комнату, со стенками и потолком из стальных прутьев и такой же дверцей спереди.
   Растворяющийся в темноте свет факела высвечивал едва видимые контуры второй клетки. От клетки Эрин ее отделяла полоска шириной в пешеходную дорожку – расстояние вполне достаточное, чтобы узники не могли дотянуться друг до друга.
   В той другой клетке стояла девочка, втиснув лицо между прутьями. Свет на нее почти не падал, но она выглядела слишком маленькой для кого-либо из моих женщин.
   Я подумал, что это, должно быть, Алиса, сестра Эрин.
   В это время Уэзли втолкнул Эрин в дверь первой клетки, закрыл дверцу и запер ее на ключ.
   Ключей у него была целая связка. Они висели на кольце размером с браслет. Замкнув Эрин в клетке, он накинул это кольцо на правое запястье.
   Решив, что он и Тельма, наверное, скоро повернутся и пойдут назад, я юркнул с тропинки в заросли и пополз. Едва я остановился и обернулся, как они прошли мимо меня по тропинке.
   Я их не видел, а значит, и они не могли увидеть меня.
   Но мне был виден свет факела. Он медленно плыл в темноте не более чем в шести футах передо мной, но высоко от земли.
   Уэзли и Тельма не разговаривали. Но и их шагов не было слышно. Все, что я слышал, так это тихое позвякивание ключей.
   – Свет все удалялся и скоро исчез. Растворился вдали и звон ключей.
   Я не шевелился.
   Что, если это хитрость? Может быть, Уэзли остался позади, чтобы выскочить на меня из засады. Он мог отдать кольцо с ключами Тельме.
   Не будь смешным, убеждал я себя. Да они почти наверняка считают меня мертвым, и уж точно не знают, что я их выследил.
   А вдруг знают.
   Вдруг они заметили меня. Где-то. Когда я следовал за ними к клеткам. Когда я шпионил за ними в окно. Или еще раньше. Может быть, даже заметили меня еще до наступления темноты.
   Нет.
   Они не знают, где я. Думают, что я мертв. И Уэзли не готовит мне западню. Он и Тельма возвращаются в особняк.
   Возможно.
   Я очень на это надеялся.
   Но я не собирался лежать здесь всю ночь, прячась в кустах только потому, что существовал некоторый шанс того, что Уэзли мог поджидать меня в засаде возле клеток.
   И я выполз из своего укрытия.
   Стоя на четвереньках у самой тропинки, я посмотрел в обе стороны – направо и налево.
   Нигде ни души.
   Но и света факела Тельмы тоже не было видно.
   Не видно было и клеток. Их поглотил мрак.
   Поднявшись на ноги и пригибаясь почти до земли, я пробежал по тропинке и остановился в том месте, откуда было хорошо видно лужайку перед домом и сам особняк. Тельма и Уэзли почти дошли до веранды.