Страница:
– Да, – стиснув напоследок мои ляжки, она отняла руки. – Кимберли будет на обычном месте. Иди медленно и гляди в оба.
– Ладно. Увидимся.
Сделав несколько шагов в сторону от уборной, я слегка поддернул вверх плавки, затем достал из-под руки томагавк и направился в сторону джунглей.
Страх все усиливался. Правда, я твердил себе, что Уэзли может и не быть там, и это очень помогало. Он вполне мог находиться сейчас за много миль отсюда. С чего это мы решили, что он обязательно здесь? Быть может, шлюпка затонула с ним вместе. Или свалился с утеса. Или умер от аневризма или инсульта. Или его сожрал какой-нибудь человекоядный монстр, укусила ядовитая змея, поймал охотник за головами или доктор Моро...
Способов расстаться с жизнью невероятное множество.
Но мне почему-то все же казалось, что он прячется за этими деревьями в ожидании моего приближения с решительным намерением отправить меня к праотцам.
Единственная причина, по которой я еще передвигал ноги, была Кимберли.
Даже если мои страхи были беспочвенными, уж она-то точно пряталась там за деревьями, высматривая меня и решительно настроившись накинуться на ублюдка в тот момент, когда Уэзли бросится на меня.
Если Уэзли уже не завалил ее.
И хотя ноги начинали подкашиваться, я упорно шел вперед.
До края джунглей оставалось всего с дюжину шагов, когда все наши замыслы полетели к чертям собачьим.
Раздался истошный вопль Тельмы.
– НА ПОМОЩЬ! – заорала она. А затем: ЧТО ПРОИСХОДИТ?
Я резко обернулся.
Она стояла на коленях над распростертым телом Конни, ее воздетые к небу руки были широко раскинуты в стороны, словно она хотела продемонстрировать размеры своего замешательства и страха.
– РУПЕРТ!
Она заметила меня.
Я взмахнул рукой, призывая ее оставаться на месте.
Но Тельма вскочила на ноги и побежала прямо на меня.
Я в сердцах выругался.
Потому что она могла все испортить.
Я продолжал подавать ей сигналы, но она, шумно пыхтя, приближалась, выпятив грудь и запрокинув назад голову. Если бы во время этого рывка ее бюстгальтер, не дай Бог, порвался, бешено подпрыгивавшие груди наверняка прорвали бы блузку и отхлестали ее по лицу, а, возможно, и завалили назад.
Когда же она остановилась передо мной, я сам едва удержался, чтобы не дать ей в рожу.
Мне хотелось сделать это томагавком.
Но я не бью женщин.
Тем более, она ведь не знала, что все нам портила. В ее глазах происходящее выглядело совсем иначе: она просыпается, рядом никого, кроме голой и бесчувственной Конни.
Не ее вина, что она ошалела.
Не ее вина, что она сорвала весь наш план.
Не ее вина, что я неожиданно так сильно возненавидел ее.
Покачнувшись, Тельма остановилась передо мной и несколько секунд стояла с отвисшей челюстью, судорожно хватая ртом воздух.
– Что... происходит? – выпалила она.
– Мне надо сходить по-большому, – ответил я.
– Что?
–Ты знаешь.
– Не знаю. Ты... по-моему, не туда идешь. Конни лежит без сознания. Что с ней?
– Я ее стукнул.
– Ты что?
– Мы подрались.
– Подрались? Из-за чего? Как получилось, что она полуголая? Это твоих рук дело?
– Нет!
– Где Кимберли? Где Билли?
– Не знаю. – Не совсем ложь. Я не был уверен, где точно они находились – и даже не мог понять, почему Билли не выскочила из уборной на перехват Тельмы.
Неожиданно мне стало страшно за нее.
– Билли! – позвал я. – С тобой все в порядке?
– Да. – Ее голос донесся со стороны туалета и звучал не очень радостно.
– Теперь можно выходить.
Через несколько секунд из-за темного, покрытого листьями плетня выползла Билли. Встав, она медленно побрела к нам, неодобрительно покачивая головой.
Тельма встретила ее словами:
– Что все это значит? Что ты там делала?
– Использовала сооружение по назначению, – пояснила Билли. – Тебя это устраивает?
У Тельмы отвисла челюсть от изумления.
– Его нельзя было использовать до завтра!
– Что?
– Туалет должен выстояться. Песок еще не успел осесть. – Она повернулась ко мне за поддержкой.
– Это так, – подтвердил я.
– Никто из нас не должен был пользоваться туалетом до завтрашнего дня, – не унималась Тельма.
– О.
– А теперь ты, наверное, испортила его.
– Мы забыли тебя предупредить, – сказал я Билли. Затем, обернувшись к Тельме, произнес: – Вот видишь? Я же не воспользовался им. Вот почему я направлялся в джунгли.
– Один? – удивилась Тельма.
– А кого же мне брать с собой?
Она было открыла рот, словно хотела дать совет, но затем схватила Билли за плечо и встряхнула ее.
– Видела, что он сделал с твоей дочерью?
Билли кивнула.
И мы все повернулись к Конни. Она все еще лежала на песке у костра, но уже не на спине. Должно быть, перекатилась, когда никто не смотрел.
– Думаю, с ней все в порядке.
– Руперт напал на нее, – высказала свою версию Тельма.
– Я не нападал.
– Чушь! – рявкнула она на меня. – Ты пытался сорвать с нее одежду.
– Успокойся, – сказала ей Билли. – Конни сама разделась.
– Нет, она не могла этого сделать. Зачем ей это? – Она гневно сверкнула на меня глазами. – А что ты сделал с Кимберли?
– Ничего.
– Тогда где она?
Мы с Билли переглянулись. Билли покачала головой, а я пожал плечами.
– Если мы не расскажем ей правду, – сдалась Билли, – придется выдумывать небылицы до второго пришествия.
– Да, знаю. Но послушай, дело в том, что мне еще нужно обделать, э, небольшое дельце. Почему бы вам двоим не вернуться к костру. Посмотрите, как там Конни, а заодно расскажешь Тельме о нашем плане. А я через несколько минут вернусь.
– Где моя сестра? – не желала отступать Тельма.
– Посмотрю, может быть, встречу ее там, – сказал я и, не желая больше испытывать судьбу, повернулся и направился в сторону джунглей. Уже у самых зарослей обернулся. Билли и Тельма медленно удалялись. Они шли рядом и, похоже, беседовали, но слов было не разобрать.
Из-за этой Тельмы я был так расстроен и зол, что позабыл о страхе.
Зайдя всего на несколько шагов в джунгли, я оглянулся, но пляжа уже практически не было видно – только небольшая светящаяся точка костра.
Насчет “по-большому”, как я сказал Тельме, это, конечно, было преувеличение. Но вот помочиться мне действительно очень хотелось. И то место, где я сейчас стоял, было ничем не хуже любого другого.
И поблизости, похоже, никого не было.
Конечно, в трех футах спокойно могли стоять Уэзли или Кимберли, а я их мог не видеть. Такая кромешная тьма.
Если я не могу видеть их, значит, они не могут видеть меня,успокаивал я себя.
И почти поверил в это.
Мои плавки без ширинки. Снимать я их не стал, а просто оттянул гульфик вверх и в сторону, благодаря чему образовалось удобное отверстие вокруг левой ноги. Придерживая плавки правой рукой, левой я держал томагавк.
Последний взгляд вокруг, и я занялся делом.
Процесс обещал быть длительным.
Что меня совершенно не воодушевляло. Хотелось поскорее закончить и сматываться назад на берег.
Еще мне очень не нравился производимый мною шум. Громкие, шелестящие всплески. Очевидно, я попадал по листьям или траве. Беззвучно помочиться в джунглях – дело немыслимое. Я было попробовал вихлять тазом, но изменилось лишь направление шума, а не его громкость.
В тот самый момент, когда напор уже начал ослабевать, я услышал, как кто-то сделал шаг. Сначала я даже не понял, что это был шаг. Уверенность появилась лишь после того, как я услышал второй.
Затем последовал третий, уже ближе.
К этому времени я, так сказать, закрыл свой ирригационный проект и демонтировал оборудование.
Переложив томагавк в правую руку, я замер и затаил дыхание.
И горько пожалел о том, что не остался на пляже, на своем месте у костра.
Шаги остановились.
Ярдах в двух?
Напрягая зрение, я попытался рассмотреть, кто там был, но вокруг были лишь пятна различных оттенков темно-серого – и много черного.
Это, вероятно, Кимберли, сказал я себе.
А если нет?
Право, это должна быть она. Услышала меня и пошла навстречу, затем остановилась, испугавшись, что спутала меня с Уэзли. Иначе и быть не могло.
Мы оба теперь стояли, пытаясь убедить себя в том, что человек рядом не был Уэзли.
Ни с того ни с сего мне в голову пришла неприятная мысль.
А что, если она решит, что я – Уэзли, и нападет?
Нет, она этого не сделает. В конце концов, мой приход сюда в качестве приманки предполагался с самого начала. Кимберли меня должна была ожидать.
Но и Уэзли тоже.
Нельзя полностью исключить возможность того, что она обознается и по ошибке убьет меня.
Как бы там ни было, но ведь нельзя же мне здесь стоять всю ночь.
– Кимберли? Это я, Руперт, – тихо произнес я.
В ответ послышалось:
– Руперт? А это я, Уэзли.
Опасность, которой едва удалось избежать
Потрепанные ангелы
– Ладно. Увидимся.
Сделав несколько шагов в сторону от уборной, я слегка поддернул вверх плавки, затем достал из-под руки томагавк и направился в сторону джунглей.
Страх все усиливался. Правда, я твердил себе, что Уэзли может и не быть там, и это очень помогало. Он вполне мог находиться сейчас за много миль отсюда. С чего это мы решили, что он обязательно здесь? Быть может, шлюпка затонула с ним вместе. Или свалился с утеса. Или умер от аневризма или инсульта. Или его сожрал какой-нибудь человекоядный монстр, укусила ядовитая змея, поймал охотник за головами или доктор Моро...
Способов расстаться с жизнью невероятное множество.
Но мне почему-то все же казалось, что он прячется за этими деревьями в ожидании моего приближения с решительным намерением отправить меня к праотцам.
Единственная причина, по которой я еще передвигал ноги, была Кимберли.
Даже если мои страхи были беспочвенными, уж она-то точно пряталась там за деревьями, высматривая меня и решительно настроившись накинуться на ублюдка в тот момент, когда Уэзли бросится на меня.
Если Уэзли уже не завалил ее.
И хотя ноги начинали подкашиваться, я упорно шел вперед.
До края джунглей оставалось всего с дюжину шагов, когда все наши замыслы полетели к чертям собачьим.
Раздался истошный вопль Тельмы.
– НА ПОМОЩЬ! – заорала она. А затем: ЧТО ПРОИСХОДИТ?
Я резко обернулся.
Она стояла на коленях над распростертым телом Конни, ее воздетые к небу руки были широко раскинуты в стороны, словно она хотела продемонстрировать размеры своего замешательства и страха.
– РУПЕРТ!
Она заметила меня.
Я взмахнул рукой, призывая ее оставаться на месте.
Но Тельма вскочила на ноги и побежала прямо на меня.
Я в сердцах выругался.
Потому что она могла все испортить.
Я продолжал подавать ей сигналы, но она, шумно пыхтя, приближалась, выпятив грудь и запрокинув назад голову. Если бы во время этого рывка ее бюстгальтер, не дай Бог, порвался, бешено подпрыгивавшие груди наверняка прорвали бы блузку и отхлестали ее по лицу, а, возможно, и завалили назад.
Когда же она остановилась передо мной, я сам едва удержался, чтобы не дать ей в рожу.
Мне хотелось сделать это томагавком.
Но я не бью женщин.
Тем более, она ведь не знала, что все нам портила. В ее глазах происходящее выглядело совсем иначе: она просыпается, рядом никого, кроме голой и бесчувственной Конни.
Не ее вина, что она ошалела.
Не ее вина, что она сорвала весь наш план.
Не ее вина, что я неожиданно так сильно возненавидел ее.
Покачнувшись, Тельма остановилась передо мной и несколько секунд стояла с отвисшей челюстью, судорожно хватая ртом воздух.
– Что... происходит? – выпалила она.
– Мне надо сходить по-большому, – ответил я.
– Что?
–Ты знаешь.
– Не знаю. Ты... по-моему, не туда идешь. Конни лежит без сознания. Что с ней?
– Я ее стукнул.
– Ты что?
– Мы подрались.
– Подрались? Из-за чего? Как получилось, что она полуголая? Это твоих рук дело?
– Нет!
– Где Кимберли? Где Билли?
– Не знаю. – Не совсем ложь. Я не был уверен, где точно они находились – и даже не мог понять, почему Билли не выскочила из уборной на перехват Тельмы.
Неожиданно мне стало страшно за нее.
– Билли! – позвал я. – С тобой все в порядке?
– Да. – Ее голос донесся со стороны туалета и звучал не очень радостно.
– Теперь можно выходить.
Через несколько секунд из-за темного, покрытого листьями плетня выползла Билли. Встав, она медленно побрела к нам, неодобрительно покачивая головой.
Тельма встретила ее словами:
– Что все это значит? Что ты там делала?
– Использовала сооружение по назначению, – пояснила Билли. – Тебя это устраивает?
У Тельмы отвисла челюсть от изумления.
– Его нельзя было использовать до завтра!
– Что?
– Туалет должен выстояться. Песок еще не успел осесть. – Она повернулась ко мне за поддержкой.
– Это так, – подтвердил я.
– Никто из нас не должен был пользоваться туалетом до завтрашнего дня, – не унималась Тельма.
– О.
– А теперь ты, наверное, испортила его.
– Мы забыли тебя предупредить, – сказал я Билли. Затем, обернувшись к Тельме, произнес: – Вот видишь? Я же не воспользовался им. Вот почему я направлялся в джунгли.
– Один? – удивилась Тельма.
– А кого же мне брать с собой?
Она было открыла рот, словно хотела дать совет, но затем схватила Билли за плечо и встряхнула ее.
– Видела, что он сделал с твоей дочерью?
Билли кивнула.
И мы все повернулись к Конни. Она все еще лежала на песке у костра, но уже не на спине. Должно быть, перекатилась, когда никто не смотрел.
– Думаю, с ней все в порядке.
– Руперт напал на нее, – высказала свою версию Тельма.
– Я не нападал.
– Чушь! – рявкнула она на меня. – Ты пытался сорвать с нее одежду.
– Успокойся, – сказала ей Билли. – Конни сама разделась.
– Нет, она не могла этого сделать. Зачем ей это? – Она гневно сверкнула на меня глазами. – А что ты сделал с Кимберли?
– Ничего.
– Тогда где она?
Мы с Билли переглянулись. Билли покачала головой, а я пожал плечами.
– Если мы не расскажем ей правду, – сдалась Билли, – придется выдумывать небылицы до второго пришествия.
– Да, знаю. Но послушай, дело в том, что мне еще нужно обделать, э, небольшое дельце. Почему бы вам двоим не вернуться к костру. Посмотрите, как там Конни, а заодно расскажешь Тельме о нашем плане. А я через несколько минут вернусь.
– Где моя сестра? – не желала отступать Тельма.
– Посмотрю, может быть, встречу ее там, – сказал я и, не желая больше испытывать судьбу, повернулся и направился в сторону джунглей. Уже у самых зарослей обернулся. Билли и Тельма медленно удалялись. Они шли рядом и, похоже, беседовали, но слов было не разобрать.
Из-за этой Тельмы я был так расстроен и зол, что позабыл о страхе.
Зайдя всего на несколько шагов в джунгли, я оглянулся, но пляжа уже практически не было видно – только небольшая светящаяся точка костра.
Насчет “по-большому”, как я сказал Тельме, это, конечно, было преувеличение. Но вот помочиться мне действительно очень хотелось. И то место, где я сейчас стоял, было ничем не хуже любого другого.
И поблизости, похоже, никого не было.
Конечно, в трех футах спокойно могли стоять Уэзли или Кимберли, а я их мог не видеть. Такая кромешная тьма.
Если я не могу видеть их, значит, они не могут видеть меня,успокаивал я себя.
И почти поверил в это.
Мои плавки без ширинки. Снимать я их не стал, а просто оттянул гульфик вверх и в сторону, благодаря чему образовалось удобное отверстие вокруг левой ноги. Придерживая плавки правой рукой, левой я держал томагавк.
Последний взгляд вокруг, и я занялся делом.
Процесс обещал быть длительным.
Что меня совершенно не воодушевляло. Хотелось поскорее закончить и сматываться назад на берег.
Еще мне очень не нравился производимый мною шум. Громкие, шелестящие всплески. Очевидно, я попадал по листьям или траве. Беззвучно помочиться в джунглях – дело немыслимое. Я было попробовал вихлять тазом, но изменилось лишь направление шума, а не его громкость.
В тот самый момент, когда напор уже начал ослабевать, я услышал, как кто-то сделал шаг. Сначала я даже не понял, что это был шаг. Уверенность появилась лишь после того, как я услышал второй.
Затем последовал третий, уже ближе.
К этому времени я, так сказать, закрыл свой ирригационный проект и демонтировал оборудование.
Переложив томагавк в правую руку, я замер и затаил дыхание.
И горько пожалел о том, что не остался на пляже, на своем месте у костра.
Шаги остановились.
Ярдах в двух?
Напрягая зрение, я попытался рассмотреть, кто там был, но вокруг были лишь пятна различных оттенков темно-серого – и много черного.
Это, вероятно, Кимберли, сказал я себе.
А если нет?
Право, это должна быть она. Услышала меня и пошла навстречу, затем остановилась, испугавшись, что спутала меня с Уэзли. Иначе и быть не могло.
Мы оба теперь стояли, пытаясь убедить себя в том, что человек рядом не был Уэзли.
Ни с того ни с сего мне в голову пришла неприятная мысль.
А что, если она решит, что я – Уэзли, и нападет?
Нет, она этого не сделает. В конце концов, мой приход сюда в качестве приманки предполагался с самого начала. Кимберли меня должна была ожидать.
Но и Уэзли тоже.
Нельзя полностью исключить возможность того, что она обознается и по ошибке убьет меня.
Как бы там ни было, но ведь нельзя же мне здесь стоять всю ночь.
– Кимберли? Это я, Руперт, – тихо произнес я.
В ответ послышалось:
– Руперт? А это я, Уэзли.
Опасность, которой едва удалось избежать
Уэзли, неисправимый придурок, очевидно, не смог устоять перед соблазном напугать меня до смерти. Стоило ему немного попридержать язык, да подкрасться чуточку ближе, да махнуть топором – и я бы уже числился в покойниках.
Но ему непременно надо было ответить.
Моя реакция удивила меня самого.
Я не завизжал, не развернулся, не понесся очертя голову на пляж. А ведь именно такое свое поведение я бы и спрогнозировал, если бы меня спросили.
Может, конечно, не все устроены так, ко во мне, похоже, сидят, по крайней мере, два человека: один робкий и всегда играет по правилам, другой – маленький бесенок, и бесенок этот выскакивает в самые странные и неожиданные моменты.
Посудите сами: я стоял в темных зарослях, еще до ответа Уэзли напуганный до смерти – с дрожащими коленками и бешено колотящимся сердцем. Затем он сказал:
– Руперт? А это я, Уэзли.
И вместо паники я спокойно приветствую его:
– Эй, Уэзли, как оно, ничего?
– Лучше не придумаешь.
– Рад слышать.
– Что это сегодня намечалось? Что-то вроде ловушки?
– Ага.
– И догадайся, кто в нее попал?
– Сам скажи.
Я молился всем богам, чтобы он не произнес “Кимберлит.
Но Уэзли сказал:
– Ты.
– Это точно, – подтвердил я.
Он засмеялся.
А я метнул на звук томагавк. Изо всех сил. Томагавк с треском скрылся в кустах. Не дожидаясь результатов, я повернулся на сто восемьдесят градусов и побежал.
За спиной взревел Уэзли. Скорее от злости, чем от боли.
Затем я услышал, как этот ублюдок погнался за мной.
Проскочив между парой стволов, я протаранил какой-то куст и вырвался на пляж.
И чуть было не столкнулся с Кимберли.
Какое зрелище! До конца жизни не забуду. Она стояла всего в нескольких шагах передо мной, обнаженная и темная, если не считать белого бикини. (Между прочим, без гавайской рубашки Кита.) Ступни утонули в песке, ноги на ширине плеч и слегка согнуты в коленях, одна нога выставлена вперед, левая рука вытянута ко мне, а правая заведена за ухо – с копьем на изготовке.
– Падай на землю! – скомандовала она быстрым шепотом.
Я с разбега бросился на песок и, бороздя его грудью, заскользил к босым ногам Кимберли, а в самый последний момент, избегая столкновения с ее ногами, откинулся в сторону, перевернулся через плечо и взглянул вверх – как раз в тот миг, когда она метнула копье.
Оно полетело прямо вперед.
Резко вывернув шею, я посмотрел ему в след.
Копье неслось навстречу выскакивающему из зарослей Уэзли.
Впервые я видел его после взрыва.
Он казался совершенно голым. В лунном свете тело его отливало черным блеском – думаю, какой-то камуфляж для ночных прогулок. (Спину себе он не мазал, как я вскоре обнаружил.) Топор он держал обеими руками, занеся высоко над головой, чтобы расколоть меня, как полено.
И еще огромная, ослепительно белая улыбка.
Которая моментально сошла, когда он увидел Кимберли – и летящее в него копье.
Рот широко раскрылся.
И завопил:
– ЙААА!
Пытаясь увернуться от копья, он в последний момент неестественно вывернулся влево.
Заточенный конец копья Кимберли попал ему в область груди. Уэзли был толстым, с отвислыми грудными железами. Копье воткнулось в левую грудь. Но так как он развернулся, оно лишь вошло с одной стороны его сиськи и вышло с другой, совсем рядом с соском, проникнув не глубже полдюйма под кожу.
Какой был визг! Отшвырнув топор за спину, Уэзли схватился за древко копья обеими руками, пошатнулся и грохнулся на колени. Но вытаскивать не торопился, а лишь придерживал его.
Мне кажется, он боялся это делать.
Боялся боли.
А вцепился в него, полагаю, лишь для того, чтобы копье своим весом не расширило рану. Если бы он его бросил, оно, вероятно, рассекло бы левую грудь от края до края.
Как бы там ни было, но я быстро пополз на четвереньках к тому месту, куда упал топор.
Тем временем Кимберли подлетела к Уэзли и протянула руку к своему копью.
– Нет! – вскрикнул он. – Не трогай!
Но Кимберли уже дотронулась.
Схватив копье за конец, она потянула. Извлечение копья, видимо, было довольно болезненным, потому что Уэзли заорал так громко, что у меня чуть не полопались барабанные перепонки.
Свалившись на бок, он свернулся калачиком, извивался и хныкал.
Я подобрал топор.
Когда я вновь посмотрел на Уэзли, тот уже стоял на четвереньках, пытаясь отползти прочь.
Кимберли ткнула копье в его голую задницу.
В задний проход (куда она, по всей видимости, метила) она не попала, но зато проткнула правую ягодицу. Он вновь заверещал и рухнул плашмя на живот.
Кимберли выдернула копье и воткнула его возле своей ноги в песок. Затем вынула из плавок армейский нож Эндрю и, перекинув через Уэзли ногу, села ему на спину и обеими руками начала открывать одно из лезвий.
– Берегись! – донесся издали голос Билли. – Осторожно! Тельма!
Мы оба повернули головы и увидели летевшую на нас Тельму. Вслед за ней бежала Билли. (Конни, уже в тенниске, стояла у костра и наблюдала. Прижав руки к груди, она потирала плечи, словно от холода.)
Билли проворнее Тельмы, но у последней, видимо, была хорошая фора. Слишком хорошая. И вряд ли Билли могла ее догнать.
– Не дай ей помешать нам, – сказала мне Кимберли. – Я должна его прикончить.
Наверное, Тельма услышала ее слова, потому что закричала:
– Нет! Не смей! Оставь его! Кимберли, оставь его, черт возьми!
– Как же, – буркнула Кимберли.
Я встал на пути Тельмы, взяв топор на грудь. Разумеется, намерений ее убивать у меня не было. Хотел задержать и только, чтобы у Кимберли было время осуществить задуманное.
Несущаяся на меня с рычанием, словно спущенный с поводка бульдог, Тельма любого могла привести в содрогание. Эта женщина, обычно неприметная и безобидная, даже меланхоличная, каким-то образом преобразилась в безумную фурию.
В последнюю секунду она отклонилась в сторону, чтобы обогнуть меня.
Быстрый шаг – и я вновь оказался на ее пути.
– Стой! – пронзительно вскрикнул я.
Камень в ее руке оказался для меня полной неожиданностью. Она швырнула его прямой наводкой мне в лицо.
Почти промазала.
Черкнув по скуле, камень прочертил жгучую борозду до самого уха. Я пошатнулся, но на ногах устоял – впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы она проскочила мимо меня.
Билли сделала отчаянный прыжок, чтобы поймать Тельму за ногу.
Но не долетела и лишь прорыла в песке борозду.
– Черт! – выругалась Кимберли.
Покачиваясь, я заметил, что она все еще сидела на спине Уэзли. В правой руке – открытый нож, левая впилась в волосы Уэзли. Судя по тому, как тот метался и скулил, нож Кимберли не успела пустить в ход. Развернувшись, она с тревогой наблюдала за своей сестрой.
– Не приближайся! – выкрикнула она.
Тельма выдернула копье из песка. С кличем, от которого у меня мурашки побежали по коже, она замахнулась на Кимберли. Вжик! Кимберли успела только вскинуть руку. Копье скользнуло по внутренней поверхности руки и ткнулось в ее бок.
– Оставь его в покое! – пронзительно взвизгнула Тельма и занесла копье над головой, чтобы нанести еще один удар.
Но Кимберли уже сваливалась со спины Уэзли.
Прыжком я оказался перед Тельмой и подставил под опускавшееся уже копье топор. Наткнувшись на древко топора, оно переломилось пополам.
Одна из половинок улетела в темноту.
В руках Тельмы оставалась еще другая половина. Она опустила ее вниз и ткнула острым сломанным концом мне в живот. Но не проткнула. По крайней мере, не глубоко. Меня словно обожгло каленым железом. Перехватило дух. Пошатнувшись назад, я споткнулся о ноги Уэзли и упал.
Но тут же поднял голову.
Уэзли отползал в сторону.
Билли стояла на коленях и пыталась подняться. От движения юзом по песку груди ее вывалились из купальника. (В любое другое время подобное обстоятельство привело бы меня в восторг. Только не тогда. Заметить я, конечно, заметил, но ничего не почувствовал.)
Тельма наотмашь ударила Билли обломком копья по лицу. И Билли рухнула на песок.
– Подымайся! – закричала она на Уэзли. – Подымайся и беги!
С этими криками она подбежала к Кимберли, которая пыталась встать на ноги, и пнула сестру ногой в бок. Та перевернулась. Тогда она снова ударила – на этот раз в живот. И я услышал стон Кимберли.
Уэзли, скуля и похныкивая, поднялся на ноги.
Его топор был еще у меня.
Но Уэзли и не попытался отобрать его, а, пошатываясь, побежал в джунгли.
Тельма кричала ему вслед:
– Беги! Беги! Вперед!
И последовала по его стопам, как некий арьергард, все время оглядываясь и поворачиваясь, чтобы не потерять нас из виду.
Опершись на древко топора, я стал подниматься. Встал, посмотрел на остальных. Билли лежала на спине и, закрыв руками лицо, стонала. Кимберли, свернувшись на боку, тяжело хрипела, словно задыхаясь.
Теперь к нам бросилась с копьем в руке Конни. Решение вступить в бой пришло к ней, надо полагать, в тот момент, когда Тельма ударила ее мать по лицу.
Но она все еще была слишком далеко, чтобы оказать какую-нибудь реальную помощь.
Ни одна из трех женщин моей команды не была в состоянии помешать бегству Уэзли.
Это мог сделать только я. Или никто.
Едва ли меня можно назвать героем, но мысль о том, что Уэзли уйдет, определенно была мне не по душе. И, подняв топор обеими руками, я кинулся за ним вдогонку.
И мог бы его поймать. И, вероятно, зарубил бы его насмерть. Но прикрывавшая его отход Тельма повернулась ко мне и загородила дорогу. Мне следовало бы смести ее с пути. Будь она мужчиной, я бы и не задумывался. Я дернулся вправо в надежде обогнуть ее. Она прыгнула в сторону и снова оказалась на моем пути. С раскрытыми объятиями и сгорбленная, она вытянула шею и была похожа на защитника-костолома, пытающегося любой ценой помешать мне прорваться к воротам, – Убирайся с дороги! – крикнул я ей в лицо.
И вильнул влево, но Тельма вновь прыжком оказалась передо мной.
– Нет, нет, нет, нет, – запричитала она. – Думаешь догнать его? Нет, нет, нет. Не получится, говнюк.
Тем временем Уэзли почти достиг зарослей. Я хотел завалить его здесь, на пляже, но шанс был уже упущен.
– Убирайся с дороги, или я изрублю тебя на куски! – не своим голосом заорал я.
– Черта с два. – Неожиданно она опустила руки и распрямилась. Ее округлившиеся от испуга глаза уставились мимо меня. – НЕТ! – завопила она.
Я обернулся.
Копье Конни метнула на бегу. Его длинное бледное древко взмыло в ночное небо и летело высоко над нашими головами.
Кажется, в футболе такой бросок называют “Аве Мария”.
Пролетев над нами, копье понеслось дальше, как ракета “томагавк”, наведенная на обнаженную бледную спину ковылявшего Уэзли, который вот-вот должен был скрыться во мраке джунглей.
Тельма закричала:
– Уэзли! Берегись! – и рванула к нему.
Уэзли метнулся в сторону, оглядываясь на ходу, но потерял равновесие и растянулся на песке. В следующее мгновение в песок со свистом вонзилось копье – вероятно, футах в десяти справа от него. За спиной послышалось громкое “Бля!” Я оглянулся. Конни уже не бежала – видимо, решила, что со всем справится ее копье, – а с досадой и злостью сотрясала воздух кулаками.
Я вновь увидел Уэзли, как раз в тот момент, когда он исчезал в джунглях.
Тельма бежала за ним вслед.
– Подожди! – кричала она, размахивая толстым сучком. – Погоди, Уэзли! Я с тобой.
Через пару секунд она тоже исчезла из виду.
Но ему непременно надо было ответить.
Моя реакция удивила меня самого.
Я не завизжал, не развернулся, не понесся очертя голову на пляж. А ведь именно такое свое поведение я бы и спрогнозировал, если бы меня спросили.
Может, конечно, не все устроены так, ко во мне, похоже, сидят, по крайней мере, два человека: один робкий и всегда играет по правилам, другой – маленький бесенок, и бесенок этот выскакивает в самые странные и неожиданные моменты.
Посудите сами: я стоял в темных зарослях, еще до ответа Уэзли напуганный до смерти – с дрожащими коленками и бешено колотящимся сердцем. Затем он сказал:
– Руперт? А это я, Уэзли.
И вместо паники я спокойно приветствую его:
– Эй, Уэзли, как оно, ничего?
– Лучше не придумаешь.
– Рад слышать.
– Что это сегодня намечалось? Что-то вроде ловушки?
– Ага.
– И догадайся, кто в нее попал?
– Сам скажи.
Я молился всем богам, чтобы он не произнес “Кимберлит.
Но Уэзли сказал:
– Ты.
– Это точно, – подтвердил я.
Он засмеялся.
А я метнул на звук томагавк. Изо всех сил. Томагавк с треском скрылся в кустах. Не дожидаясь результатов, я повернулся на сто восемьдесят градусов и побежал.
За спиной взревел Уэзли. Скорее от злости, чем от боли.
Затем я услышал, как этот ублюдок погнался за мной.
Проскочив между парой стволов, я протаранил какой-то куст и вырвался на пляж.
И чуть было не столкнулся с Кимберли.
Какое зрелище! До конца жизни не забуду. Она стояла всего в нескольких шагах передо мной, обнаженная и темная, если не считать белого бикини. (Между прочим, без гавайской рубашки Кита.) Ступни утонули в песке, ноги на ширине плеч и слегка согнуты в коленях, одна нога выставлена вперед, левая рука вытянута ко мне, а правая заведена за ухо – с копьем на изготовке.
– Падай на землю! – скомандовала она быстрым шепотом.
Я с разбега бросился на песок и, бороздя его грудью, заскользил к босым ногам Кимберли, а в самый последний момент, избегая столкновения с ее ногами, откинулся в сторону, перевернулся через плечо и взглянул вверх – как раз в тот миг, когда она метнула копье.
Оно полетело прямо вперед.
Резко вывернув шею, я посмотрел ему в след.
Копье неслось навстречу выскакивающему из зарослей Уэзли.
Впервые я видел его после взрыва.
Он казался совершенно голым. В лунном свете тело его отливало черным блеском – думаю, какой-то камуфляж для ночных прогулок. (Спину себе он не мазал, как я вскоре обнаружил.) Топор он держал обеими руками, занеся высоко над головой, чтобы расколоть меня, как полено.
И еще огромная, ослепительно белая улыбка.
Которая моментально сошла, когда он увидел Кимберли – и летящее в него копье.
Рот широко раскрылся.
И завопил:
– ЙААА!
Пытаясь увернуться от копья, он в последний момент неестественно вывернулся влево.
Заточенный конец копья Кимберли попал ему в область груди. Уэзли был толстым, с отвислыми грудными железами. Копье воткнулось в левую грудь. Но так как он развернулся, оно лишь вошло с одной стороны его сиськи и вышло с другой, совсем рядом с соском, проникнув не глубже полдюйма под кожу.
Какой был визг! Отшвырнув топор за спину, Уэзли схватился за древко копья обеими руками, пошатнулся и грохнулся на колени. Но вытаскивать не торопился, а лишь придерживал его.
Мне кажется, он боялся это делать.
Боялся боли.
А вцепился в него, полагаю, лишь для того, чтобы копье своим весом не расширило рану. Если бы он его бросил, оно, вероятно, рассекло бы левую грудь от края до края.
Как бы там ни было, но я быстро пополз на четвереньках к тому месту, куда упал топор.
Тем временем Кимберли подлетела к Уэзли и протянула руку к своему копью.
– Нет! – вскрикнул он. – Не трогай!
Но Кимберли уже дотронулась.
Схватив копье за конец, она потянула. Извлечение копья, видимо, было довольно болезненным, потому что Уэзли заорал так громко, что у меня чуть не полопались барабанные перепонки.
Свалившись на бок, он свернулся калачиком, извивался и хныкал.
Я подобрал топор.
Когда я вновь посмотрел на Уэзли, тот уже стоял на четвереньках, пытаясь отползти прочь.
Кимберли ткнула копье в его голую задницу.
В задний проход (куда она, по всей видимости, метила) она не попала, но зато проткнула правую ягодицу. Он вновь заверещал и рухнул плашмя на живот.
Кимберли выдернула копье и воткнула его возле своей ноги в песок. Затем вынула из плавок армейский нож Эндрю и, перекинув через Уэзли ногу, села ему на спину и обеими руками начала открывать одно из лезвий.
– Берегись! – донесся издали голос Билли. – Осторожно! Тельма!
Мы оба повернули головы и увидели летевшую на нас Тельму. Вслед за ней бежала Билли. (Конни, уже в тенниске, стояла у костра и наблюдала. Прижав руки к груди, она потирала плечи, словно от холода.)
Билли проворнее Тельмы, но у последней, видимо, была хорошая фора. Слишком хорошая. И вряд ли Билли могла ее догнать.
– Не дай ей помешать нам, – сказала мне Кимберли. – Я должна его прикончить.
Наверное, Тельма услышала ее слова, потому что закричала:
– Нет! Не смей! Оставь его! Кимберли, оставь его, черт возьми!
– Как же, – буркнула Кимберли.
Я встал на пути Тельмы, взяв топор на грудь. Разумеется, намерений ее убивать у меня не было. Хотел задержать и только, чтобы у Кимберли было время осуществить задуманное.
Несущаяся на меня с рычанием, словно спущенный с поводка бульдог, Тельма любого могла привести в содрогание. Эта женщина, обычно неприметная и безобидная, даже меланхоличная, каким-то образом преобразилась в безумную фурию.
В последнюю секунду она отклонилась в сторону, чтобы обогнуть меня.
Быстрый шаг – и я вновь оказался на ее пути.
– Стой! – пронзительно вскрикнул я.
Камень в ее руке оказался для меня полной неожиданностью. Она швырнула его прямой наводкой мне в лицо.
Почти промазала.
Черкнув по скуле, камень прочертил жгучую борозду до самого уха. Я пошатнулся, но на ногах устоял – впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы она проскочила мимо меня.
Билли сделала отчаянный прыжок, чтобы поймать Тельму за ногу.
Но не долетела и лишь прорыла в песке борозду.
– Черт! – выругалась Кимберли.
Покачиваясь, я заметил, что она все еще сидела на спине Уэзли. В правой руке – открытый нож, левая впилась в волосы Уэзли. Судя по тому, как тот метался и скулил, нож Кимберли не успела пустить в ход. Развернувшись, она с тревогой наблюдала за своей сестрой.
– Не приближайся! – выкрикнула она.
Тельма выдернула копье из песка. С кличем, от которого у меня мурашки побежали по коже, она замахнулась на Кимберли. Вжик! Кимберли успела только вскинуть руку. Копье скользнуло по внутренней поверхности руки и ткнулось в ее бок.
– Оставь его в покое! – пронзительно взвизгнула Тельма и занесла копье над головой, чтобы нанести еще один удар.
Но Кимберли уже сваливалась со спины Уэзли.
Прыжком я оказался перед Тельмой и подставил под опускавшееся уже копье топор. Наткнувшись на древко топора, оно переломилось пополам.
Одна из половинок улетела в темноту.
В руках Тельмы оставалась еще другая половина. Она опустила ее вниз и ткнула острым сломанным концом мне в живот. Но не проткнула. По крайней мере, не глубоко. Меня словно обожгло каленым железом. Перехватило дух. Пошатнувшись назад, я споткнулся о ноги Уэзли и упал.
Но тут же поднял голову.
Уэзли отползал в сторону.
Билли стояла на коленях и пыталась подняться. От движения юзом по песку груди ее вывалились из купальника. (В любое другое время подобное обстоятельство привело бы меня в восторг. Только не тогда. Заметить я, конечно, заметил, но ничего не почувствовал.)
Тельма наотмашь ударила Билли обломком копья по лицу. И Билли рухнула на песок.
– Подымайся! – закричала она на Уэзли. – Подымайся и беги!
С этими криками она подбежала к Кимберли, которая пыталась встать на ноги, и пнула сестру ногой в бок. Та перевернулась. Тогда она снова ударила – на этот раз в живот. И я услышал стон Кимберли.
Уэзли, скуля и похныкивая, поднялся на ноги.
Его топор был еще у меня.
Но Уэзли и не попытался отобрать его, а, пошатываясь, побежал в джунгли.
Тельма кричала ему вслед:
– Беги! Беги! Вперед!
И последовала по его стопам, как некий арьергард, все время оглядываясь и поворачиваясь, чтобы не потерять нас из виду.
Опершись на древко топора, я стал подниматься. Встал, посмотрел на остальных. Билли лежала на спине и, закрыв руками лицо, стонала. Кимберли, свернувшись на боку, тяжело хрипела, словно задыхаясь.
Теперь к нам бросилась с копьем в руке Конни. Решение вступить в бой пришло к ней, надо полагать, в тот момент, когда Тельма ударила ее мать по лицу.
Но она все еще была слишком далеко, чтобы оказать какую-нибудь реальную помощь.
Ни одна из трех женщин моей команды не была в состоянии помешать бегству Уэзли.
Это мог сделать только я. Или никто.
Едва ли меня можно назвать героем, но мысль о том, что Уэзли уйдет, определенно была мне не по душе. И, подняв топор обеими руками, я кинулся за ним вдогонку.
И мог бы его поймать. И, вероятно, зарубил бы его насмерть. Но прикрывавшая его отход Тельма повернулась ко мне и загородила дорогу. Мне следовало бы смести ее с пути. Будь она мужчиной, я бы и не задумывался. Я дернулся вправо в надежде обогнуть ее. Она прыгнула в сторону и снова оказалась на моем пути. С раскрытыми объятиями и сгорбленная, она вытянула шею и была похожа на защитника-костолома, пытающегося любой ценой помешать мне прорваться к воротам, – Убирайся с дороги! – крикнул я ей в лицо.
И вильнул влево, но Тельма вновь прыжком оказалась передо мной.
– Нет, нет, нет, нет, – запричитала она. – Думаешь догнать его? Нет, нет, нет. Не получится, говнюк.
Тем временем Уэзли почти достиг зарослей. Я хотел завалить его здесь, на пляже, но шанс был уже упущен.
– Убирайся с дороги, или я изрублю тебя на куски! – не своим голосом заорал я.
– Черта с два. – Неожиданно она опустила руки и распрямилась. Ее округлившиеся от испуга глаза уставились мимо меня. – НЕТ! – завопила она.
Я обернулся.
Копье Конни метнула на бегу. Его длинное бледное древко взмыло в ночное небо и летело высоко над нашими головами.
Кажется, в футболе такой бросок называют “Аве Мария”.
Пролетев над нами, копье понеслось дальше, как ракета “томагавк”, наведенная на обнаженную бледную спину ковылявшего Уэзли, который вот-вот должен был скрыться во мраке джунглей.
Тельма закричала:
– Уэзли! Берегись! – и рванула к нему.
Уэзли метнулся в сторону, оглядываясь на ходу, но потерял равновесие и растянулся на песке. В следующее мгновение в песок со свистом вонзилось копье – вероятно, футах в десяти справа от него. За спиной послышалось громкое “Бля!” Я оглянулся. Конни уже не бежала – видимо, решила, что со всем справится ее копье, – а с досадой и злостью сотрясала воздух кулаками.
Я вновь увидел Уэзли, как раз в тот момент, когда он исчезал в джунглях.
Тельма бежала за ним вслед.
– Подожди! – кричала она, размахивая толстым сучком. – Погоди, Уэзли! Я с тобой.
Через пару секунд она тоже исчезла из виду.
Потрепанные ангелы
Никто не стал преследовать Уэзли и Тельму. Во-первых, это было бы слишком опасно. Во-вторых, наша засада обернулась катастрофой. Мы были ошеломлены, разочарованы, разгневаны, смущены – и пострадали физически. Главным образом от рук Тельмы. После завершения бойни мы какое-то время просто стояли рядом на залитом лунным светом пляже, где все это произошло. На плече у меня лежал топор. Билли, подбоченившись (груди были заправлены обратно в бюстгальтер), хмуро глядела в сторону джунглей. Конни стояла полусогнувшись, опираясь руками на колени, и все еще не могла отдышаться после рывка почти к самому краю джунглей, для того чтобы подобрать копье, которое метнула в Уэзли. Покачивая головой, Кимберли сложила свой армейский нож. У всех нас, должно быть, была на уме Тельма.
– Как могла она сделать такое? – недоумевала Кимберли.
Билли презрительно фыркнула:
– Любовь.
– Но ведь он же убил папу. Боже правый! Ее собственного отца! Еще можно понять, если бы она простила ему убийство моего мужа. Но родного отца.
– О, ее драгоценный Уэзли не способен на такое, – скривилась Конни. – Тупая сучка.
– Она знает, что это он сделал, – заметила Билли. – Может, она и не гений, но и не настолько глупа.
– Мне кажется, она просто свихнулась, – вставил я. – Все эти кошмары последних дней... А после того, как сегодня утром на ее глазах зарубили отца, она окончательно помешалась.
– Возможно, ты прав, – согласилась Билли. – На осмысленное поведение это определенно не похоже.
– А мы ведь подозревали, что она сможет причинить нам неприятности, – напомнил я, – именно поэтому и не посвятили ее в свой план.
– Никогда не думала, что она сделает нечто подобное, – пробормотала Кимберли. – Господи Иисусе! – Она сунула нож в плавки. – Следовало ее связать.
– Все думали, что она спит, – заметил я.
– Что ж, ничего теперь не попишешь.
– Давайте вернемся к костру, – предложила Билли.
И, повернувшись спиной к джунглям, мы побрели к лагерю. На плече у меня лежал топор, и все мы были травмированы (правда, только я – до крови). Если бы кто-нибудь увидел нас тогда – заглядеться можно было.
Ангелы Чарли и Железный Дровосек.
Разбитые и неприкаянные.
Или как там еще?
Все, начинаю отъезжать. Пишу уже несколько часов подряд, пытаясь занести в дневник все события прошлой ночи. Пальцы задеревенели, а мозги – размякли. Нет, надо все же закончить этот рассказ.
Прежде, чем случится что-нибудь еще.
Достаточно только раз дать себе поблажку и отложить заполнение дневника, как потом могут возникнуть серьезные проблемы с наверстыванием упущенного.
Нет, передумал. Чуточку отдохну.
Может, не следовало, но я, наконец, сознался в том, что веду дневник. Раньше я всем говорил, что работаю над серией коротких рассказов. Но, мне кажется, подошло время довериться им. “Их” теперь только три.
Мне хотелось, чтобы они узнали о дневнике. Чтобы не думали, что я Бог знает чем занимаюсь, уединяясь на несколько часов. Чтобы знали, что наши злоключения записываются на бумагу. (Возможно, им будет важно знать это в какой-то момент. Особенно, если со мной что-нибудь случится. Ах! Даже в глазах помутнело, пока писал эту строчку.)
Разговор о дневнике получился довольно долгий. Дамы хотели выведать, что я написал о каждой из них (от чего у меня даже ладошки вспотели), но я объяснил, что не смогу писать правдиво, если придется все время оглядываться на аудиторию. Так что в итоге они пообещали уважать мои авторские привилегии и не предпринимать попыток тайком заглянуть в тетрадь.
В их же собственных интересах не нарушать свое обещание, иначе на нашем берегу появится несколько в высшей степени смущенных и сердитых дам. (Я и сам не смог бы взглянуть в глаза ни одной из них, узнав, что им стали известны определенные вещи, которые я о них написал.)
Блин! Они дали слово. И если все-таки прочтут мои заметки, так им и надо!
Может, не стоило им вообще ничего рассказывать.
Но в тот момент это показалось мне правильным решением.
Как бы там ни было, теперь, когда я отдохнул и выболтал все дамам, можно приступить к описанию завершающих эпизодов.
Итак, я остановился на том, что мы возвращались к месту нашей стоянки.
О’кей.
Я тоже попросил их об этом, потому что вид у них был крайне измученный.
Пока Билли и Кимберли устраивались на своих спальных местах, Конни нашла где-то пару обрывков ткани. Сходив к ручью, она намочила их и вернулась к костру. Затем заставила меня развернуться к свету, так чтобы видна была поврежденная часть моего лица – правая – и опустилась на колени.
– Как могла она сделать такое? – недоумевала Кимберли.
Билли презрительно фыркнула:
– Любовь.
– Но ведь он же убил папу. Боже правый! Ее собственного отца! Еще можно понять, если бы она простила ему убийство моего мужа. Но родного отца.
– О, ее драгоценный Уэзли не способен на такое, – скривилась Конни. – Тупая сучка.
– Она знает, что это он сделал, – заметила Билли. – Может, она и не гений, но и не настолько глупа.
– Мне кажется, она просто свихнулась, – вставил я. – Все эти кошмары последних дней... А после того, как сегодня утром на ее глазах зарубили отца, она окончательно помешалась.
– Возможно, ты прав, – согласилась Билли. – На осмысленное поведение это определенно не похоже.
– А мы ведь подозревали, что она сможет причинить нам неприятности, – напомнил я, – именно поэтому и не посвятили ее в свой план.
– Никогда не думала, что она сделает нечто подобное, – пробормотала Кимберли. – Господи Иисусе! – Она сунула нож в плавки. – Следовало ее связать.
– Все думали, что она спит, – заметил я.
– Что ж, ничего теперь не попишешь.
– Давайте вернемся к костру, – предложила Билли.
И, повернувшись спиной к джунглям, мы побрели к лагерю. На плече у меня лежал топор, и все мы были травмированы (правда, только я – до крови). Если бы кто-нибудь увидел нас тогда – заглядеться можно было.
Ангелы Чарли и Железный Дровосек.
Разбитые и неприкаянные.
Или как там еще?
Все, начинаю отъезжать. Пишу уже несколько часов подряд, пытаясь занести в дневник все события прошлой ночи. Пальцы задеревенели, а мозги – размякли. Нет, надо все же закончить этот рассказ.
Прежде, чем случится что-нибудь еще.
Достаточно только раз дать себе поблажку и отложить заполнение дневника, как потом могут возникнуть серьезные проблемы с наверстыванием упущенного.
Нет, передумал. Чуточку отдохну.
* * *
Привет, а вот и я! Поплавал в свое удовольствие, затем посидел немножко с девчонками.Может, не следовало, но я, наконец, сознался в том, что веду дневник. Раньше я всем говорил, что работаю над серией коротких рассказов. Но, мне кажется, подошло время довериться им. “Их” теперь только три.
Мне хотелось, чтобы они узнали о дневнике. Чтобы не думали, что я Бог знает чем занимаюсь, уединяясь на несколько часов. Чтобы знали, что наши злоключения записываются на бумагу. (Возможно, им будет важно знать это в какой-то момент. Особенно, если со мной что-нибудь случится. Ах! Даже в глазах помутнело, пока писал эту строчку.)
Разговор о дневнике получился довольно долгий. Дамы хотели выведать, что я написал о каждой из них (от чего у меня даже ладошки вспотели), но я объяснил, что не смогу писать правдиво, если придется все время оглядываться на аудиторию. Так что в итоге они пообещали уважать мои авторские привилегии и не предпринимать попыток тайком заглянуть в тетрадь.
В их же собственных интересах не нарушать свое обещание, иначе на нашем берегу появится несколько в высшей степени смущенных и сердитых дам. (Я и сам не смог бы взглянуть в глаза ни одной из них, узнав, что им стали известны определенные вещи, которые я о них написал.)
Блин! Они дали слово. И если все-таки прочтут мои заметки, так им и надо!
Может, не стоило им вообще ничего рассказывать.
Но в тот момент это показалось мне правильным решением.
Как бы там ни было, теперь, когда я отдохнул и выболтал все дамам, можно приступить к описанию завершающих эпизодов.
Итак, я остановился на том, что мы возвращались к месту нашей стоянки.
О’кей.
* * *
Когда мы вошли в круг света, отбрасываемого костром, женщины вдруг заметили мои раны. И заволновались – даже Конни. Более того, именно она и настояла на том, чтобы обработать их. Матери и Кимберли она сказала, что им лучше попытаться хотя бы ненадолго уснуть. Она подлечит меня, затем мы вместе с ней подежурим до рассвета.Я тоже попросил их об этом, потому что вид у них был крайне измученный.
Пока Билли и Кимберли устраивались на своих спальных местах, Конни нашла где-то пару обрывков ткани. Сходив к ручью, она намочила их и вернулась к костру. Затем заставила меня развернуться к свету, так чтобы видна была поврежденная часть моего лица – правая – и опустилась на колени.