Ленский Владимир. Прозрачный старик и слепая девушка

   – С восхищением, – сказал Ренье.
   – Он все-таки продолжает льстить, несмотря на предупреждения! – засмеялась Фейнне. И наклонилась грудью к столу. – Слушайте, друзья мои, я расскажу вам, где была... – Она вдруг сделалась очень серьезной. – Честно говоря, я даже не знаю, как к этому относиться. Я испугалась. И была счастлива. Все сразу. Как хорошо, как хорошо снова оказаться с вами...
 
   Фейнне вела пальцами по тяжелым цветкам, медленно качающимся на тонких ветках. Некоторые уже отцвели и начинали засыхать, и в окружении бесплотных лепестков созревала упругая толстая сердцевина, полная семян; другие находились в самом расцвете, и каждый лепесток при невесомом прикосновении пальцев Фейнне сообщал ей о том, что являет собой совершенство.
   Затем она вдруг почувствовала прикосновение – сродни тому, что ласкало ее во время полета. Невидимая лента потаенного луча обвила ее руку и повлекла за собой. Легкость наполнила тело Фейнне, и светлая радость разлилась по ее жилам – как будто она готовилась взлететь.
   Фейнне послушно сделала шаг, подчиняясь увлекающей ее силе, и неожиданно ее внутренний мир взорвался. Сперва сквозь пелену, а затем ярко и страшно, в ее сознание ворвались свет и краски.
   Она замерла, погрузившись в блаженное оцепенение. Вокруг нее цвел сад. Но то, что она видела, не было похожим на то, что она осязала совсем недавно. Цветки лиловых, голубых, ярко-зеленых оттенков нависали над головой, ломились в лицо, лезли в пальцы; их было настоящее море – мясистых, волнистых, гофрированных лепестков, резных листьев синеватого цвета, тонких извивающихся стеблей и стройных стволов.
   Фейнне протянула руку и коснулась одного из деревьев. Закрыла глаза, затем снова открыла их. Картина осталась прежней.
   Она покачнулась и схватилась за дерево, чтобы не упасть. Затем осторожно села, подобрав под себя ноги. Мир вокруг нее был полон зримых образов. Но он был очень маленьким, ограниченным – буквально в десятке шагов он обрывался, и там начиналась чернота.
   Фейнне смотрела и смотрела, пока у нее не начали болеть глаза. Она опускала веки, а затем вновь поднимала их – и снова погружалась в роскошь красок.
   А затем она пошевелилась, и блаженство оставило ее тело. Пришли другие мысли, и первая из них была о том, что ее, должно быть, уже хватились и повсюду разыскивают.
   Она встала, держась уже более уверенно. Позвала:
   – Элизахар!
   Ответа не последовало. Это показалось девушке странным: телохранитель всегда находился рядом, даже когда специально делал вид, что отлучился куда-то, дабы позволить своей подопечной побыть в одиночестве.
   – Элизахар! – повторила Фейнне.
   Она сделала шаг вперед, затем другой. Крохотный яркий мирок обступал ее со всех сторон, прижимаясь к ней так, словно был сиротой и боялся разлуки. Фейнне разводила руками ветви, отстраняла от себя цветы, огибала стволы, выраставшие прямо у нее на пути, – или ей так только казалось? Она не спешила, просто решительно шла туда, где колебалась тьма.
   На самой границе она остановилась. Несколько раз она оборачивалась, желая впитать в свою память все те чудеса, что открылись ей в крохотном разноцветном мирке. И всякий раз ее сердце сжималось при мысли о том, что больше никогда она не увидит ничего подобного.
   – Не могу же я всю жизнь просидеть на этой поляне! – сказала она самой себе. – После того, как я съем здесь все растения, я попросту умру с голоду!
   Она зажмурилась и шагнула в темноту. А когда открыла глаза, вокруг нее была привычная тьма.
 
   – Сперва я плакала, – призналась Фейнне. – Но потом стала думать о другом. Если мне удалось побывать там один раз, значит, когда-нибудь я смогу туда вернуться. Нужно только понять, что именно со мной произошло и где я побывала.
   – Мне кажется, ваш полет пробудил в вас особую сверхчувствительность к лучам, осеняющим благую землю Королевства, – сказал Элизахар, поразмыслив над услышанным.
   История Фейнне сильно взволновала его. Ренье поглядывал на телохранителя не без удивления: он не подозревал о том, что этот человек способен так расчувствоваться. По правде сказать, Элизахар едва не расплакался, и когда он заговорил, голос его подрагивал.
   Фейнне тоже уловила его волнение и погладила Элизахара по руке.
   – Если это и так, то мы находимся в надлежащем месте, правда? Здесь имеются достаточно квалифицированные специалисты. Кто-нибудь из них сумеет дать объяснение происшествию. Может быть, впоследствии я вообще получу возможность посещать то место – время от времени. Когда оптическая ситуация будет этому благоприятствовать.
   – Осталось только вычислить – какой именно она была.
   – Нет ничего проще, – объявил Элизахар. – Я записывал формулы усерднее, чем крот.
   – Какой крот? – засмеялась Фейнне. – Почему крот?
   Ренье представил себе крота, записывающего оптические формулы, – с умным видом, какой бывает иногда у мелких зверьков, с отточенной палочкой в руке, – и сказал:
   – Ну, у грызунов бывает такой вид, как у маленьких человечков. Наверное, поэтому.
   – Крот – не грызун, а насекомоядное, – сказал Элизахар.
   – Странно, – проговорила Фейнне. – А я почему-то думала, что все маленькие пушистики с хитрой мордой – грызуны.
   – Вот и еще одно заблуждение развеялось, – сказал Элизахар с рассеянным видом. Он думал о чем-то другом.
   Несколько минут они просто молчали. Давно Ренье не чувствовал себя так хорошо, так ясно.
   Фейнне тянула пиво и посмеивалась.
   – Вряд ли мы сможем воспользоваться формулами, – заговорил вдруг Ренье, – ведь мы не знаем в точности, как именно соединялись лучи. Для того чтобы просчитать ситуацию, нужно знать не только постоянные, но и переменные величины. А измерения в тот час никто не производил.
   – Возможно, имеются регулярные таблицы, – задумчиво произнесла Фейнне. – Движение лун по небесной тверди равномерно, оно повторяется и может быть определено.
   – Таблиц у нас нет, – сказал Ренье.
   – Значит, единственный выход – обратиться за помощью к преподавателям, – заключил Элизахар. – Магистр Алебранд – специалист очень высокого уровня. Его должно заинтересовать ваше приключение. Может быть, подобные случаи уже бывали. Хотя не думаю, что часто.

Глава двенадцатая
В ПОИСКАХ СОВЕТА

   Эгрей знал, что Фейнне почти никогда не остается без пригляда. Поэтому для начала он решил расположить к себе Элизахара и после занятий задержал его.
   – Заглянем в «Колодец»? Я угощаю.
   – Если я правильно помню, – отозвался Элизахар, – некоторые ваши товарищи решительно возражают против присутствия слуг в питейном заведении. И если говорить честно, я с ними в общем и целом согласен. Должно существовать место на земле, где благородные господа имеют возможность являть свою скотскую натуру без оглядки на прислугу, которая после увиденного перестанет почитать в них высшее существо.
   Эгрей моргнул немного растерянно, а затем улыбнулся обезоруживающе искренней улыбкой:
   – Я не успеваю следить за вашей мыслью. Вы только что назвали меня скотиной?
   – Вовсе нет, – ответил Элизахар. – Просто обрисовал свое понимание проблемы.
   – После всего сказанного мне еще больше хочется подружиться с вами, – заявил Эгрей, придвигаясь ближе.
   Элизахар чуть отступил.
   – Вы что, и руки мне не пожмете? – удивился Эгрей.
   – Я бы поостерегся предлагать свою дружбу прислуге, – сказал Элизахар. – Кое-кто может воспринять это превратно.
   – Да ладно вам! – Эгрей взмахнул руками в отчаянии. – Буду предельно честен – насколько это вообще в моих силах. Я хочу подружиться с вами, я отчаянно хочу подружиться с вами, потому что... я хочу подружиться с госпожой Фейнне.
   – Так бы и объяснили с самого начала. Неразумно угощать сторожевых собак колбасой.
   – Почему?
   – Хорошо дрессированная собака может укусить.
   – Невзирая на колбасу?
   – Быть может, как раз из-за колбасы. Дружелюбие незнакомого лица внушает ей усиленное подозрение.
   – А вы именно такая сторожевая собака?
   – Ну, этого я не говорил... Давайте сюда вашу колбасу.
   – Придете в «Колодец»? – обрадовался Эгрей.
   – Приду. Только провожу госпожу Фейнне домой.
   Девушка объявила, что хочет пораньше лечь спать, а завтра намерена провести день за рисованием.
   – Все равно не смогу ни о чем думать, кроме того, что увидела, – объяснила девушка и засмеялась, тихо и радостно, обратив слепой взор в пустое пространство. – «Увидела»! Это было... невероятно! – Она взяла Элизахара за руку. – Я вам, наверное, уже надоела со своими восторгами? Вчера весь день разговаривала об этом, сегодня...
   – Мне не может это надоесть, – ответил Элизахар, уводя свою госпожу подальше от Эгрея, пристально наблюдавшего за ней. – Говорите сколько хотите. Я переживаю это снова и снова. Вы могли видеть! Вы видели чудесный сад, не похожий на здешний! Я бы все отдал, лишь бы это повторялось. И потом...
   Она сделала несколько шагов по дорожке, но странная интонация в голосе телохранителя заставила ее остановиться.
   – Что потом? Что вы имели в виду?
   – Возможно... – Он замялся, но затем решительно продолжил: – Я не исключаю возможности, что вы видели лишь маленький клочок некоего мира. Если совершить переход в более благоприятное время, то этот мир откроется вам полностью. Мир, в котором вы сможете существовать полноценно.
   – То есть не быть слепой?
   – То есть общаться с другими жителями этого места, кушать, спать, иметь свое жилье, ездить верхом, рисовать, читать книги... Я это имел в виду!
   – Стать жительницей сразу двух миров? – Фейнне вздохнула так тихо, словно боялась спугнуть бабочку, присевшую ей на грудь.
   Элизахар улыбнулся. Он знал, конечно, что она не видит этой улыбки, но Фейнне тотчас улыбнулась ему в ответ.
   – Как мне повезло! – выговорила девушка, замирая.
   «Это мне повезло, коль скоро я столько времени провожу рядом с тобой», – подумал Элизахар.
   Вслух же он произнес нечто совсем иное:
   – Мы пытались найти магистра Алебранда, чтобы обрисовать ему ситуацию и попросить дать ей обоснование. Но магистр сейчас крайне занят. Он обещал встретиться с нами только завтра.
   – Хорошо, – рассеянно молвила Фейнне. – А я завтра буду рисовать. Все утро. И краски для меня, наверное, уже приготовили...
   Элизахар отвел ее в дом и передал служанке.
   Старушка-прислужница уставилась на телохранителя очень строго. Она была похожа на Тетушку Крысу из детской сказки: домовитая, суровая, с блестящими проницательными глазками – и неизменно опрятном, хрустящем от крахмала фартуке. Жесткими были и навощенные манжеты, доходившие раструбами почти до самых хрупких локотков старушки, и торчащий желтоватый воротник, невозможно гладкий особенно по сравнению с тоненькой морщинистой шеей.
   Старенькая служанка убирала волосы под чепец, но все равно какая-нибудь крохотная седая прядка упорно вывешивалась на старушкин лоб, и когда волосы падали ей на глаза, она тихонько сдувала их.
   – Могу я узнать, куда именно вы направляетесь? – спросила служанка у Элизахара.
   – В «Колодец».
   – Будете пьянствовать?
   Он засмеялся:
   – Старые привычки умирают медленно.
   Служанка неодобрительно покачала головой.
   – Почему-то мне кажется, что вы не шутите, – заметила она.
   – Так и есть.
   – Я пойду переоденусь, – объявила Фейнне. – А вы тут доругивайтесь пока. Когда закончите, приготовьте мне ванну.
   И она стала медленно подниматься по лестнице.
   – Вот видите, до чего вы довели госпожу! – сказала служанка. – Вы раздражаете ее! Портите ей настроение!
   – Сейчас во всем мире не найдется ничего, что испортило бы ей настроение, – возразил Элизахар. – И я нахожу это состояние госпожи довольно опасным. Она открыта и беззащитна, как никогда прежде.
   – Да уж, – фыркнула служанка, – если бы она имела сомнительное удовольствие видеть физиономии окружающих ее людей, она вряд ли была бы так безмятежна.
   – Полностью согласен, – кивнул Элизахар.
   Служанка посмотрела на него с подозрением, исподлобья.
   – Изволите острить, по обыкновению.
   – Отнюдь, дражайшая и прелестнейшая, отнюдь! – сказал он, целуя ее в морщинистую прохладную щечку. – Приготовьте для нее краски, самую мягкую одежду и какие-нибудь тапочки с бантиками, потому что она желает рисовать... А я пойду пьянствовать с глупыми, мнительными и невежественными студиозусами.
   – Самая подходящая для вас компания, – объявила служанка гораздо более ласковым, тоном. – Только постарайтесь там никого не убить.
   – Убивать здесь не принято, – отозвался Элизахар. – А кто я такой, чтобы нарушать традиции!
 
   Алебранд согласился принять студентов в своем кабинете. Там он и работал, и жил. Разумеется, у магистра имелась возможность приобрести жилище в городе, но он с самого начала отверг эту идею и выказал желание поселиться в саду Академии.
   Неподалеку от оптической лаборатории и поляны, где происходили экспериментальные полеты, было выстроено крохотное зданьице с очень тесными двумя комнатками. Там магистр все обустроил по своему вкусу, набил в помещения мебель: массивную кровать с огромным, тяжелым и жестким матрасом, гигантский шкаф из черного дерева, полный книг и коробок с оптическими приборами, письменный стол такого размера, что на нем могли бы танцевать не менее пяти карликов одновременно, а перед столом – мощное кресло с подпиленными под рост магистра ножками.
   В комнатах было темно и сумрачно, и – странное дело – несмотря на то что кругом было жарко и сухо, у магистра Алебранда царила влажная прохлада.
   Заслышав стук в дверь, он заворочался и, натыкаясь на мебель, побрел к двери.
   – Сейчас, – слышался его голос, – минуту терпения, господа...
   Наконец дверь распахнулась. Никто из студентов прежде не бывал у магистра, хотя его домик многие, разумеется, видели. И даже находились отчаянные головы, пытавшиеся заглянуть к нему в окно, всегда занавешенное плотным суконным одеялом.
   Магистр оглядел визитеров недовольными, злобными глазками. Нос магистра был красен и покрыт фиолетовыми прыщами, под глазами и возле подбородка отвисли симметричные мешочки синюшного цвета. От Алебранда разило каким-то удивительно гадким спиртным запахом. Чуткий нос Ренье различил не менее пяти оттенков разной степени застарелости.
   «У него запой! – подумал Элизахар. – Кто-то мне рассказывал, что Алебранд периодически впадает в пьянство... До чего же не вовремя! Интересно, как долго у него это протянется?»
   – Да, у меня запой! – объявил Алебранд, победоносно глядя на Элизахара снизу вверх. – Вы ведь об этом изволите размышлять, не так ли?
   – Да о чем тут размышлять, вы уж меня извините, – отозвался Элизахар. – Может, нам лучше зайти в другой день?
   – Нет, у меня это надолго, так что давайте поговорим сегодня. Завтра я начну терять рассудок. Сегодня еще нет. Вот только крысы одолевают.
   Элизахар переглянулся с Ренье.
   – Хорошо, что Фейнне осталась дома, – прошептал Ренье.
   Алебранд, уже двинувшийся было в глубину своих комнат, вдруг остановился, так что шедший впереди Ренье налетел на твердую, как камень, спину магистра.
   – Что это вы там шепчетесь? – подозрительно осведомился Алебранд. – Они уже здесь?
   – Кто?
   – Крысы!
   – Нет, по крайней мере пока я их не замечаю, – примирительно произнес Элизахар.
   Алебранд обернулся и наставил на него палец.
   – Но будьте внимательны! Они могут появиться любой момент! Кроме того... Э... А кто вы такой? Вас нет в списке студентов.
   – Я посещаю занятия вместе с госпожой Фейнне, чтобы помогать ей, – напомнил Элизахар. В его голосе начало звучать ужасное, тоскливое терпение.
   – Фейнне, насколько я помню, довольно привлекательная девушка. И весьма одаренная. Полеты ей явно удаются. Я предвижу у этой студентки большое будущее. Да, талантливая. Весьма талантлива. По крайней мере, в сфере оптических наук, как теории, так и практики. Особенно практики, – забормотал Алебранд и снова пополз вперед, пробираясь среди завалов вещей и громад шкафов.
   Посетители пробирались за ним следом, стараясь ничего не обрушить. Несколько раз Ренье цеплялся за наваленные друг на друга книги, и эти башни опасно качались, но молодой человек всегда успевал в последний момент подхватить их и не дать им обвалиться.
   – Странно, – сказал вдруг Алебранд, опять замирая на месте и оборачиваясь к Элизахару. – До сих пор мне почему-то казалось, что Фейнне – молодая девушка, а не мужчина средних лет.
   – Так и есть, – заверил его Элизахар.
   – Тогда почему здесь вы, а не она? – осведомился Алебранд, глядя на него в упор. – Вы слишком много себе позволяете! Ходите на занятия...
   – Ведь госпожа Фейнне заплатила и за мои посещения, не так ли? – напомнил Элизахар.
   – Не исключено! – отрезал Алебранд. – Возможно. Кажется, она заплатила по повышенному тарифу. Только не понимаю, зачем. Она очень одаренная студентка. Могла бы платить и по льготному.
   – Она заплатила дороже именно потому, что я посещаю занятия вместе с ней, – сказал Элизахар все тем же неприятным, терпеливым тоном.
   – Не надо меня учить, молодой человек! – завопил Алебранд, подпрыгивая на месте и дергая в воздухе ногами. – По какому праву вы вздумали учить меня? Я старше вас!
   – Несомненно, – согласился Элизахар.
   Тем временем Ренье за его спиной продолжал сражаться с накренившейся башней немытых глиняных плошек. Юноша явно проигрывал эту битву. Спустя мгновение раздался грохот, и повсюду рассыпались осколки посуды и обломки костей.
   – Что это? – закричал Алебранд.
   – Крысы, – успокаивающе проговорил Элизахар. – Ничего особенного.
   – Крысы? Вы их видите?
   – Пока нет. Только слышу.
   – А...
   И Алебранд наконец ввалился в свой рабочий кабинет.
   Следом за ним втиснулись в крохотную комнатку Элизахар и Ренье, весь красный и очень смущенный.
   Алебранд забрался с ногами на стол. Элизахар устроился в углу, а Ренье уселся в кресло, для чего ему пришлось сильно согнуть колени.
   – Я вас слушаю, – провозгласил Алебранд с высоты стола. – Что вы хотели у меня спросить?
   – Дело в госпоже Фейнне, – начал Элизахар. – Несколько дней назад с ней произошла удивительная история. Вы в состоянии улавливать мою мысль?
   – Что вы называете мыслью, коллега?
   – Пока – ничего. Однако в самое ближайшее время я намерен изложить некую последовательность фактов...
   – А, – сказал Алебранд. – Где это вы так наловчились болтать языком?
   – В Академии, разумеется. Ни одно поучительное слово из сказанного здешними преподавателями не пропадает втуне, – сказал Элизахар. – Тем более что за каждую премудрость, которую здесь изрекают, госпожа Фейнне заплатила по повышенному тарифу. Так что, сами пони маете...
   Алебранд свесился с края стола.
   – Почему мне все время кажется, что вы валяете дурака и издеваетесь? – осведомился он.
   Элизахар пожал плечами.
   А Ренье сказал:
   – Давайте сразу к делу. Третьего дня госпожа Фейнне каким-то, ей самой непонятным образом оказалась в таком месте, где она смогла видеть.
   – Что видеть? – спросил Алебранд.
   – Вообще – видеть.
   – Не понимаю, что в этом удивительного. Каждый из нас время от времени что-то видит... – Алебранд замолчал, подвигал губами, а затем его красное лицо приняло серьезное выражение.
   Усилия, которые прикладывал магистр к тому, чтобы заставить себя соображать, были настолько очевидными и настолько мучительными, что Ренье почти против собственной воли почувствовал некоторое уважение к мертвецки пьяному преподавателю.
   – Госпожа Фейнне что-то увидела, – повторил Алебранд.– Но ведь это... невозможно? – Он вскинул взгляд на Элизахара. – Она ведь слепая!
   – Именно, – сказал Элизахар.
   – Да, да, припоминаю... – забормотал магистр. – Слепая девушка. Незрячая. Мы проводили эксперимент. Пытались доказать, что для полетов совершенно необязательно визуальное восприятие скрещения лучей Ассэ и Стексэ. Достаточно просто оказаться в нужном месте в нужное время.
   – Да, – сказал Ренье.
   – А на следующий день... Вы уверены, что это произошло днем?
   – Да, – повторил Ренье. – Посреди бела дня. Ни одной из лун не было на небе.
   – Тем не менее нельзя отрицать, что луны были. Просто никто из нас их не видел. Из-за яркого солнечного света, – продолжал Алебранд.
   – Именно, – сказал Элизахар.
   – Вас не спрашивают! – Алебранд метнул на него яростный взгляд.
   По непонятной причине телохранитель Фейнне начал раздражать его. Элизахар отнесся к новому скачку настроения у запойного магистра с полным безразличием.
   – Итак, – продолжал Алебранд, – луны, естественно, были, никуда они не делись. Просто не воспринимались визуально. Однако сверхчувствительность госпожи Фейнне, развитая в ней физическим недостатком, позволила ей воспользоваться определенным сочетанием спектра. И вместо того, чтобы взлететь, как делают все порядочные люди, она забрела в некое пространство, при обычных обстоятельствах недоступное.
   – Именно так все и произошло, – подтвердил Ренье, делая Элизахару знак молчать.
   Магистр поразмыслил над услышанным, кривя по-разному губы и шевеля бородой, так что она, как казалось стороннему наблюдателю, ожила на его лице и ползала по подбородку и щекам совершенно произвольно.
   Затем Алебранд произнес:
   – В таком случае, нам необходимо повторение результата. Иначе опыт можно считать обычной случайностью.
   – Вы абсолютно правы, господин магистр, – подтвердил Ренье.
   – Вот умный молодой человек, – похвалил Алебранд. – Хороший студент. Не то что некоторые лакеи, которые мнят о себе невесть что.
   Он погрозил в пространство кулаком и погрузился в глубокую задумчивость.
   – А вы уверены, что здесь нет кошек? – спросил он после некоторого раздумья.
   – Кошек?
   – Ну да. Чтобы приманивать крыс, – пояснил магистр.
   – Возможно, я примечал тут одну... или несколько… – сказал Ренье.
   Алебранд так и подскочил на столе.
   – Вот видите! Я это предвидел! А что она рассмотрела там, в другом мире?
   – Сад, – ответил Элизахар.
   – Сад? Но ведь мы и так находимся в саду!
   – Это был другой сад, – сказал Ренье. – Понимаете, господин магистр? Совершенно другой.
   – Все сады похожи. Как она может быть уверена в том, что оказалась в каком-то ином саду? Возможно, спектр оказал на нее особенное воздействие, так что на время она обрела способность к визуальному восприятию мира... Но – другой сад? А? Кстати, где она?
   – Госпожа Фейнне попытается изобразить для нас то, что увидела, когда переместилась в новое для нее место, – ответил Элизахар. – И мы сможем сопоставить то, что увидела она, с тем, что мы имеем счастье видеть каждый день, приходя на занятия в Академию.
   – А он умный, а? – сказал магистр, обращаясь к Ренье. – Даже слишком умный. Для лакея.
   – Это потому, что он не лакей, – сказал Ренье, краснея.
   – Ну, возможно... – Магистр подумал еще немного. Затем растянулся на столе и пробормотал: – Крысы... – После чего раздался громкий храп.
   Приятели переглянулись.
   – Что будем делать? – прошептал Ренье. – Он вряд ли сумеет нам помочь...
   – Ошибаетесь, – сквозь сон проговорил магистр Алебранд. – Ох как вы ошибаетесь. Я должен знать точное время происшествия. Тогда можно будет взять таблицы и посмотреть, каково было сочетание невидимых лун и видимого солнца. Должно быть, в определенной точке пространства это сочетание создает совершенно особенный спектр. И тогда мы сумеем вычислить... а-ах!.. сумеем вычислить… Это прорыв... Но все – секретно...
   Неожиданно он сел и резко распахнул глаза.
   – Сколько еще болванов знает о том, где побывала Фейнне? – рявкнул он, так широко разевая рот, что голова его на мгновение как бы увеличилась вдвое.
   – Только мы, – ответил Элизахар. – К тому же я не в счет.
   – Когда я говорю о болванах, в счет идут все, включая лакеев! – отрезал Алебранд. – Ты, этот юный кретин, красотка Фейнне... Старуха служанка знает?
   – Если и слышала что-то, то вряд ли поняла, – ответил Элизахар, удивляясь про себя тому, что магистру известно, сколько человек прислуживает Фейнне.
   – Ладно, старуха не в счет... Итак, вас трое. Все?
   – Пока – да, – сказал Ренье.
   – Вот пусть трое и останется, – велел Алебранд. – Вы поняли? И свои рисунки пусть она никому не показывает. Ясно? Я ухожу в спячку. Убирайтесь. И не смейте ничего здесь трогать. Если что-нибудь пропадет, я буду знать, чья это вина. Все поняли? Вон!
   Приятели переглянулись и дружно двинулись к выходу. Алебранд за их спиной снова захрапел.
 
   – Странный он человек, – говорил Ренье. – Но ученый замечательный.
   – А таблиц он нам так и не дал, – заметил Элизахар.
   – Проспится – даст, – уверенно произнес Ренье. – Он заинтересовался.
   – И почему он так не хотел, чтобы о случившемся с госпожой Фейнне узнал еще кто-нибудь? – продолжал размышлять Элизахар.
   – Может быть, хочет, чтобы это был лично его эксперимент. Люди науки очень ревнивы и не любят, когда кто-нибудь узнает об их новой работе раньше времени. Они ведь воруют друг у друга достижения, – сказал Ренье.
   – А, – протянул Элизахар. – Но мне почему-то кажется, что дело не только в этом.