Ленский Владимир. Прозрачный старик и слепая девушка

   Эмери отчаянно пробивался к брату. Люди в черных одеждах, почувствовав вторжение в свою среду второго раздражителя, почти сразу рассыпались и слепили вместо одного огромного кома два поменьше.
   Эмери задыхался от зловония, шерстяные тряпки лезли ему в глаза, забивали ноздри, грязные пальцы ухватили его за угол рта и начали рвать. Эмери ткнул кулаком в чье-то горло. В уши ему сопели.
   «Замечательный способ умереть», – подумал Эмери. Ужас наконец взял верх в его душе и, словно желая отомстить за долгое ожидание, впился в сердце молодого человека с такой яростью, что Эмери невольно застонал.
   И тут раздалось оглушительное лошадиное ржание. Ни мгновения братья не думали, что слышат голос той смирной лошадки, которая привезла их на поляну. Нет, кони были незнакомые, разгоряченные скачкой. Их копыта громко застучали по земле.
   Рой нападавших распался. Двое или трое «черных» были сбиты с ног, один получил копытом по голове и покатился по земле, пятная траву черной кровью.
   Ренье увидел громаду всадника совсем близко и закричал:
   – Помогите нам!
   Второй всадник галопом объезжал поляну, настигая бегущие точки факелов и опрокидывая их на землю.
   Эмери тяжело переводил дыхание. Несколько «черных» ползали по земле и приглушенно рыдали. А связанное ими существо все так же молча стояло возле растоптанного костра и не делало ни малейшей попытки прятаться.
   Второй всадник вернулся.
   – Удрали, – сообщил он.
   Первый глухо пробормотал:
   – Что здесь происходит?
   Оба спешились и подошли к братьям. В это самое мгновение, словно нарочно, порыв ветра раздул один из угасавших костерков, и Эмери увидел знакомое лицо.
   – Гальен! – удивленно выговорил он.
   – Эмери! – обрадовался Гальен. – То-то мне почудилось, что голос знакомый... А кто это с тобой? И во что вы вляпались?
   – А с тобой кто – Аббана?
   Девушка засмеялась.
   – Вот это встреча! Что здесь происходит? Почему они хотели убить тебя, Эмери? И кто этот юноша?
   Ренье похолодел. Бабушка ясно предупреждала: никто не должен знать, что их двое.
   Он едва не вскрикнул, когда услышал, как старший брат преспокойно отвечает:
   – Да братишка мой младший, Ренье. Сегодня утром приехал и утащил меня к морю. Мы с клавикордами провозились до вечера, вот и выехали ночью...
   – Даже не простились, – упрекнула Аббана.
   – Так ведь вы уехали кататься, – легко возразил Эмери. – Я заходил, а тебя дома не было.
   – Это верно, – согласилась Аббана. – Ну, знакомь нас.
   Ренье приблизился и остановился так, чтобы огонь не слишком хорошо освещал его.
   – Госпожа Аббана. Господин Гальен.
   Аббана засмеялась.
   – Называй их просто по имени, – сказал Эмери. – У нас так принято.
   – Ладно, – согласился Ренье. – Я хотел на будущий год поступать в эту же Академию. Вот, приехал поглядеть, как здесь и что. А то ведь от Эмери не дождешься чтобы рассказал.
   – Это точно! – хмыкнул Гальен. – Из Эмери лишнего слова не вытянешь.
   Они пожали друг другу руки. Ренье ощутил страшное облегчение и вместе с этим чувством на него навалилась слабость. Он шумно перевел дух.
   – Если бы вам не вздумалось покататься, нас бы, пожалуй, сегодня прибили дубинками, – признался Ренье. – Я очень рад нашей встрече. Вдвойне рад знакомству с друзьями брата. Отвратительно было бы погибнуть вот так...
   – А вы здесь как очутились? – спросил Эмери у товарищей. – Далековато вы забрались для обычной прогулки.
   – Мы взяли лошадей в конюшне Коммарши, поехали развеяться... – начал Гальен, чуть смущаясь.
   – И заблудились, – подхватила Аббана. – Точнее, это я заблудилась. Гальен просто меня сопровождал.
   – Да ладно тебе, – сказал Гальен. – Мы действительно потеряли дорогу, а тут ночь...
   – И факелы!
   – Объясните же наконец, что здесь произошло! – потребовал Гальен.
   – Где пленник? – спохватился Эмери.
   Ренье быстро подошел к связанному созданию и перерезал ремни.
   – Прости, – сказал он негромко, – нужно было сделать это чуть раньше.
   – А я знала, господин Эмери, что ты придешь, – сообщило существо, отбрасывая волосы с лица. – Я им так и сказала.
   Ренье не выдержал – ахнул: Генувейфа!
   Дочка гробовщика смотрела на него ясно, бесстрашно. Она как будто совершенно не была испугана случившимся.
   – Меня зовут Ренье, – быстро сказал молодой человек. – Ренье. Ты запомнила?
   – Как не запомнить! Я же всегда говорила, что твое имя не Эмери! – обрадовалась она. И вдруг разрыдалась: – Они такие злые, такие страшные! Зачем они меня связали? Они показывали мне дубинки и все объясняли, как будут бить меня и в конце концов убьют. И вообще – что они со мной сделают. Почему они это хотели? Тебя так долго не было... Где ты был?
   Ренье обнял ее и прижал к себе.
   – Не плачь, Генувейфа, – прошептал он.– Сам не знаю, почему я так долго не приходил. Идем.
   Он подвел ее к костру. Девушка шла с трудом, спотыкаясь, и с облегчением улеглась на землю.
   – Глупые мужланы приняли за эльфийку самую обычную девушку, – объяснил Ренье. – Она говорит, что живет в Коммарши. Кстати, познакомьтесь: ее зовут Генувейфа. Да, милая? Так ты назвалась? – Ренье наклонился к девушке.
   По мнению Эмери, он весьма неудачно изображал, что видит это создание впервые в жизни, однако Гальен и Аббана, кажется, совершенно не замечали фальши.
   Ренье чуть понизил голос и добавил:
   – Мне показалось, что она немного... не в себе.
   – В Коммарши считают, что я дура, – сообщила Генувейфа. – Прямо так и говорят! Прямо в лицо! Но это совершено не так. Я очень умная. Я вижу такие вещи! Вам бы никогда такого не увидеть.
   Она приподняла лицо. При свете костра она действительно выглядела диковато, и кое-кто мог бы принять ее за нечеловеческое существо.
   Эмери оглянулся.
   – Несколько... этих... – он брезгливо покривил губы, – они еще живы. Что будем с ними делать?
   – Ничего, – ответил Ренье. – Я вообще не хочу о них больше думать. Помрут – туда и дорога, а выживут – жаль, но ничего не поделаешь.
   – Сбежавшие не вернутся, как думаешь? – настаивал Эмери.
   – Вряд ли, – ответил ему Гальен, – мы их здорово напугали. Лично я покалечил двоих или троих.
   – Здорово, – пожал плечами Эмери. – Еще одна чудесная история для Академии. Мало студентам дуэли со смертельным исходом – они еще увечат мирных поселян.
   – Думаешь, в Академии об этом станет известно?
   – Да, – сказал Эмери.
   Он встал и сделал несколько шагов в темноту. До сидевших возле костра донеслось сопение, потом какая-то возня и приглушенная ругань, завершившаяся звонкой затрещиной. Затем Эмери вновь показался в круге света. Он тащил за собой человека, лицо которого наполовину было залито кровью.
   – Я знаю его, – сказал Эмери, брезгливо выпуская своего пленника. – Узнаешь, Гальен?
   – Экзекутор Коммарши! – удивленно вымолвил Гальен. – Жертва Маргофрона!
   Чиновник смотрел на него с неприкрытой злобой, и Эмери вдруг поразился тому, каким тщедушным, неказистым был этот человек. «Как странно, – подумал Эмери. – Всегда хочется, чтобы убийца был, по крайней мерее, рослым, мощным мужчиной. Чтобы подлец обладал породистым лицом, красиво изъеденным печатью порока…
   – Можно, я поговорю с ним? – обратился Эмери к своим друзьям.
   – Тебе охота? – удивился Гальен.
   – Да. – И наклонился к экзекутору. – Послушайте, я хочу понять одну вещь. Вы живете в городе, мэрия дала вам работу – может быть, не слишком почетную, но необходимую. Вы могли бы даже стать уважаемым человеком. Зачем вы связались с...
   – Почему бы и нет? – перебил его пленник. – Чем они хуже вас? Эти люди любят свою землю. Они не желают ее осквернения.
   – Я допускаю, что вы – больший патриот, чем я или мои друзья-студенты, – начал Эмери.
   Пленник обнажил зубы и тихо зашипел. Слюна выступила в углах его рта и стала пениться. Эмери опустил веки и замолчал.
   Ренье пришел ему на выручку.
   – Если вы жили в городе, то наверняка знали, что девушка – вовсе не эльфийка. И все-таки допустили, чтобы ее схватили. За что ее должны были забить до смерти? Неужели этого требовал ваш патриотизм?
   – Ничего я не знаю! – закричал экзекутор. – Да, я живу в городе! А мой родной брат живет в деревне! Я знаю мои корни! Я знаю, что наша почва... что эльфы... они все захватили... И где-то есть тайные эльфы.
   – И их надо истребить? – подхватил Ренье.
   – Да! – сказал экзекутор устало. – Именно. Потому что их женщины проникают...
   Его глаза рыскали по сторонам, но не в поисках спасения, а словно бы высматривая – не притаились ли поблизости нелюди. Тщедушное тело била мелкая дрожь, зубы постукивали. Потом экзекутор застыл, как неживой, и даже перестал дышать. Наконец он медленно выпустил воздух через ноздри и опустил голову на грудь.
   Ренье подтолкнул его кулаком.
   – Да, да, кругом тайные эльфы. Это мы уже слышали. И вы верите в такую чушь?
   – Да, – сказал пленник и поднял лицо. Утомленное, но вполне обычное, ничем не примечательное лицо, каких в толпе тысячи. – Я в этом убежден.
   – И городская дурочка, по-вашему, является такой вот тайной эльфийской девой, которая вознамерилась похитить семя ваших сыновей? – спросил Эмери, кривя губы.
   – Я не дурочка! – возмутилась Генувейфа.
   – Вы знали ее. – Эмери схватил экзекутора за горло. – Наверняка весь Коммарши знает, что дочка могильщика – самая обыкновенная женщина. Не эльфийка. И все же вы ни слова не сказали в ее защиту. Ее забили бы дубинками у вас на глазах... А может, вам просто нравится смотреть, как умирают люди?
   – А может, она не родная дочь? – проговорил экзекутор, и Эмери стало очевидно: этот человек абсолютно уверен в своей правоте.
   – Давайте наконец перережем ему горло и уедем отсюда, – предложил Ренье. – Меня до крайности утомил этот человек. К тому же он представляет опасность.
   Пленник вдруг улыбнулся – широко и радостно. Он выпрямился и неспешно потянулся к Эмери – так, словно хотел обнять его. Он смотрел так невинно, с такой дружеской простотой, что Эмери в первое мгновение ничего не понял.
   – Берегись! – крикнула Аббана. Клинок блеснул в ее руке.
   Улыбка пленника сделалась еще шире, рот начал сползать на сторону и растекаться по подбородку. Эмери ошеломленно смотрел на него. Потом он понял, что из губ экзекутора льется кровь. Аббана вытащила шпагу из тела и аккуратно положила ее себе на колени. Девушка начала тихо смеяться, одним горлом.
   Из мертвой руки пленника выпал нож. Генувейфа, не обращая внимания на кровь, взяла этот нож и стала играть, бросая его в ямку. Случившееся как будто осталось вне ее внимания.
   Неожиданно Аббана вскочила, уронив с колен свою шпагу, и отчаянно завизжала.
   – Опять! Софена! Опять! Опять! Смерть!
   Гальен схватил ее за плечи и прижал к себе. Она принялась биться и вырываться, а после затихла, длинно, печально всхлипывая.
   – Нет, эдак я больше не выдержу, – сказал Эмери. – Я хотел писать научную работу по кафедре эстетики, у меня чувствительная душа. Знаете что, братцы вы мои? Грузитесь на телегу. Поедете с нами в Изиохон. За вещами пришлете потом. Садитесь и едем, немедленно. Я не могу находиться на этой поляне ни минуты дольше.
   Гальен выпустил Аббану и глянул на приятеля:
   – Эмери, голубчик, возможно, для тебя это прозвучит странно... но у нас нет денег, чтобы снять новое жилье в другом городе.
   – За все заплачу я, – сказал Эмери. – Даже не думай о деньгах. Средства есть. Сажай ее в телегу. Там есть вино, выпейте хоть все, только успокойтесь. Ренье, возьмешь лошадей. Верни их в конюшню. И отвези домой Генувейфу, ладно?
   – Ей нужно переодеться, – сказал Ренье. – Она вся в крови.
   – Проклятье! – Эмери подбежал к телеге.
   Возле нее он обнаружил еще двоих в черном – видимо, это были из тех, кого потоптал конь Гальена. Обнявшись, они сидели на земле и стонали.
   – Вон! – заревел Эмери.
   Сильно толкнув одного из них ногой, Эмери приблизился к телеге, забрался под навес и откинул крышку своего сундука. Рубаха, штаны, длинный кафтан вылетели наружу и упали на траву, медленно паря в воздухе, точно ночные бабочки. Под конец Эмери прихватил немного мелких денег.
   Все. Бегом назад.
   – Долго еще ждать, господин хороший? – невозмутимо спросил возница.
   – Сейчас едем, – ответил Эмери.
   – У, выдры! – Возница погрозил в темноту кнутом. – Непременно надо напасть и задержать людей! Все им неймется. Эльфы какие-то. Кто их видел, этих эльфов? Эльфов нет. До них не доберешься, даже если захочешь, а уж среди нас они точно жить не станут. Деликатный народ. И злой, говорят.
   Он все бубнил и бормотал, развлекая сам себя.
   Эмери подбежал к брату, сунул ему вещи и кошелек.
   – Займись девочкой. Купи для себя верховую лошадь, договорись в конюшне. Догонишь нас в Изиохоне завтра. Все, мы едем!
   И Ренье остался с Генувейфой.
   Она смотрела на него лукаво. Луны опять разошлись на небе: Ассэ продолжала стоять в зените, Стексэ клонилась к горизонту. Спектр света изменился, и Генувейфа внезапно взмыла над поляной. Она проплыла несколько шагов над головой Ренье. Ее босые ноги задели его макушку. Он поднял голову, и разорванная одежда мазнула его по лицу. Девушка изогнулась в воздухе и, нависая над Ренье, обняла его за шею.
   – Ты уверена, что не эльфийка?
   – Мой отец не был эльфом.
   – А был ли он твоим отцом?
   – Разумеется, – сказала Генувейфа. – Это все знают.
   Ренье взял ее за руки и притянул к себе.
   – Я могу тебя поцеловать, – проговорила Генувейфа. – А Эмери – твой брат? Вы очень похожи. Сразу видно, что родные. А почему ты назвался именем брата?
   Ренье поймал глазами луч, шагнул туда, где смешивались голубое и золотистое, и тоже приподнялся над землей. Он обхватил девушку за талию. Она была горячей, как зверек. Глаза Генувейфы горели.
   – Я красивая? – спросила она.
   – Очень, – искренне ответил Ренье.
   – Я дурочка?
   – Как ты попалась к ним в руки?
   Она сморщилась.
   – Это неинтересно.
   – Мне – очень интересно.
   – Правда? Тогда ладно. Я шла по лесу и пела. Разные песни. Про раковины, про кувшины с женским голосом – все такое.
   – То, что тот парень говорил слепой девушке?
   Генувейфа закивала. «Пиндаровы бредни, – подумал Ренье, – и снова они сослужили плохую службу. Странно. Стихи вроде бы были приличные, а сколько от них неприятностей!»
   – В общем, я пела, а они как выскочат! Схватили меня, связали. Целый день мучили, пугали. Я пить хотела... К вечеру их стало много. Все с дубинами. Этот пришел, из Коммарши. Я ему говорю: ты меня помнишь, я ведь дочка гробовщика и сама теперь гробовщица, кстати. А он только отворачивается. Да ну их! Тебя вот долго не было.
   – Ты знала, что я приду? – удивился Ренье.
   – Если бы ты не пришел, я бы умерла, – просто ответила девушка. – Конечно, я знала, что ты придешь. Я ведь не могу умереть, правда?
   Стексэ скрылась за горизонтом, и они плавно опустились на землю. «Генувейфа не может умереть, – подумал Ренье. – Как все просто».
   – Ты умеешь ездить верхом? – спросил он у девушки.
   Она опасливо посмотрела на лошадей и не ответила. Ренье сел в седло, наклонился и поднял к себе Генувейфу. Она была довольно тяжелой. «Надо было раньше это делать, пока мы еще летали», – подумал Ренье, усмехаясь.
   Медленно он развернул коня и поехал прочь с поляны.

Глава двадцать первая
ЧИЛЬБАРРОЭС

   Огонь здесь казался бледно-синим, а руки, подкладывающие в костер тоненькие прутики, выглядели совсем прозрачными. Элизахар смотрел на них с удивлением. Неужели это его собственные руки? Неужели эти самые пальцы сжимали рукоять меча, вытаскивали из ножен метательные кинжалы, сплетали петли, хватали за узду лошадь, сжимались в кулак? Сейчас они выглядели так, словно едва в состоянии были приподнять с земли даже хрупкую веточку.
   Мир вокруг него не казался больше реальным. Самым живым был здесь тот прозрачный старик, что дважды являлся Элизахару: сперва на пути в Коммарши, а затем – в «Ослином колодце».
   «Береги госпожу».
   Элизахар застонал сквозь зубы и свесил голову на грудь. Тотчас старик быстро ударил его по щекам – обеими ладонями сразу.
   – Не спи! Не спи!
   Элизахар умученно поднял взгляд.
   – Ты умрешь, если заснешь.
   – Но я хочу... – пробормотал Элизахар.
   – Здесь не спят, – резко сказал старик. – Ты помнишь мое имя?
   – Чильбарроэс.
   – Повторяй его, пока не проснешься.
   – Чильбарроэс...
   – Расскажи, что случилось.
   – Я уже рассказывал.
   – Повторяй это, пока не поймешь всего.
   – Ладно.
   Их окружал густой туман. Казалось, этого места вовсе не существует – какая-то остановка на пути из небытия в небытие. Королевство осталось позади, но пустыня, что возникла на границе, вдруг исчезла. Ее съел туман.
   Элизахар сунул руку в костер и не ощутил жара.
 
   Все, наверное, до сих пор считают, что Фейнне попросту уехала. Пришла в голову богатой девице такая фантазия – бросить учебу, вот она и отбыла в неизвестном направлении. Ее ведь даже искать не будут. Никто не спохватится до конца семестра, когда начнутся каникулы и Фейнне не приедет к родителям, домой – отдыхать, как и положено добропорядочной студентке.
   ...В тот день Фейнне отправилась на прогулку. Она сказала, что хочет побывать в Коммарши. Нянюшка намеревалась сделать в городе кое-какие покупки, и Фейнне пожелала при этом присутствовать. Старушка только покачивала головой, когда Фейнне взахлеб говорила о городе и его чудесах.
   – Где вы только все это отыскали, моя лапонька? – удивлялась няня.
   – Мне об этом рассказывал Эгрей, – сказала Фейнне, чуть покраснев. – Да, я знаю, что он дурной человек. И все равно не жалею о том, что проводила с ним время. Каким бы он ни был дурным, он так замечательно рассказывал!
   – Да врал он замечательно! – фыркнула нянюшка.
   Фейнне обвила ее шею руками, прижалась щекой к ее щеке.
   – Голубушка, ну пусть даже и врал! А ты мне будешь говорить одну только правду! Вот я и сравню. Там, в городе, интересные звуки, запахи. Там люди... ходят, разговаривают... у них какие-то дела...
   – Охота вам еще вникать в их дела, – вздыхала няня.
   – Я не хочу вникать, мне хочется просто послушать. Услышать в голосах краски и образы... Я ведь хорошо рисую?
   – Лучше всех, мое сокровище.
   Элизахар должен был сопровождать обеих дам, но его задержали на кафедре эстетики. Магистр Даланн попросила его остаться.
   – Раз уж вы ходите на занятия вместе с госпожой Фейнне, – начала она, – хоть за ваше образование и не заплачено...
   – Стало быть, полученными знаниями я воспользоваться не смогу, – сказал Элизахар. – Коль скоро и документов об окончании Академии мне не выдадут. Не так ли?
   – Недурно бы еще выковырять из вашей головы все то, чем вы ее здесь себе забиваете, – добавила Даланн.
   – Предлагаю вам обсудить сей щекотливый вопрос с моей хозяйкой, хорошо? – ответил Элизахар. – Я делаю только то, что мне поручено. Деньгами госпожи Фейнне я всяко не распоряжаюсь. Будь иначе, я бы целыми днями торчал в «Колодце» и пьянствовал в свое удовольствие.
   – На вас похоже! – сказала Даланн. – Однако вернемся к нашей основной теме. К тому, о чем я говорила, прежде чем вы меня перебили.
   Элизахар вытащил таблички и палочку и произнес.
   – Охотно.
   – Записывайте.
   И она начала диктовать вопросы, которые необходимо проработать для успешной сдачи первого экзамен. Поскольку Фейнне появилась в Академии не с самого начала учебного года, она пропустила несколько важнейших тем, и теперь ей предстоит их наверстать.
   – Возьмете в библиотеке кое-какие труды и будете ей читать, – зудела магистр. – Пишите.
   Она диктовала название за названием, пока у Элизахара не кончилось место на дощечках.
   – Ладно, – махнула рукой Даланн, – полагаю, этого довольно.
   – Я могу идти? – спросил он.
   – Да. Теперь можете.
   И он ушел.
   Дома госпожи Фейнне не оказалось, служанка тоже отсутствовала, поэтому Элизахар решил, что они отправились в город, не дожидаясь его. «Что ж, – подумал он, – в конце концов, Коммарши – не такое уж опасное место, чтобы нельзя было отпустить туда девушку со старушкой-няней. Как-нибудь погуляют без охраны».
   В ожидании Фейнне Элизахар отправился в библиотеку, чтобы взять указанные книги и заодно просмотреть их: читать вслух все подряд было бы затруднительно. Он провозился пару часов и уже собирался покидать библиотеку, когда там появился магистр Алебранд.
   – А, – сказал магистр, – чрезвычайно похвально. В то время как студенты прожигают время в кабаке или крадут старые тряпки у городских могильщиков, солдафон-наемник штудирует ученые труды.
   – Во всяком случае, эти фолианты достаточно толстые, – отозвался Элизахар, вставая. – Если такой штукой треснуть по голове, враг будет обездвижен.
   – Хотите сказать, научные труды госпожи Даланн вызывают у вас профессиональный интерес? – хмыкнул Алебранд.
   – Можно выразиться и так, – согласился Элизахар.
   Алебранд смотрел на него немного странно. Как будто прицеливается, подумал Элизахар – и вдруг насторожился. Алебранд уловил перемену в глазах своего собеседника и успел отреагировать быстрее, чем ожидал телохранитель Фейнне.
   Быстро выбросив вперед сжатый кулак, магистр Алебранд разжал пальцы, и что-то едкое, колючее полетело Элизахару в глаза. Слезы хлынули обильным потоком затуманивая зрение, а каждый вздох давался теперь ценой страшной боли – точно ноздри забило осколками стекла. Элизахар качнулся, желая сделать шаг, но потерял равновесие и рухнул на пол.
   Он еще ощущал, как над ним наклоняются и высыпают остатки ядовитого порошка прямо ему в глаза, а затем невероятная усталость навалилась на него и утащила за собой вниз, в бесконечное глухое падение.
   Алебранд отряхнул руки, вытер их об одежду и несколько раз подряд оглушительно чихнул.
   – Готов? – послышался голос у двери.
   Алебранд обернулся. Магистр Даланн быстро бежала к нему.
   – Спит?
   – Назовем это сном, – согласился Алебранд. – Я едва не опоздал. Он что-то заподозрил.
   Даланн чихнула.
   – Фу, тут все провоняло а-челифом, – сказала она. – Счастье, что студенты заходят в библиотеку крайне редко.
   – Тяжелый, – сказал Алебранд, наклоняясь над поверженным Элизахаром. – Помоги мне.
   Она нагнулась, схватила пленника за ноги.
   – Чем его кормили? Железными чушками? – проворчала она.
   Вдвоем они подтащили его к выходу и там переложили на садовую тачку, накрыв сверху мешковиной.
   Элизахар пришел в себя и увидел вокруг только темноту. Он пошевелился и понял, что не связан. Однако кругом было так темно и тесно, что он вдруг испугался: не в гробу ли он лежит. Пальцы послушно сгибались и разгибались. Болела голова и сильно донимала резь в глазах и носу, но все остальное вроде бы в порядке.
   Снаружи донеслись голоса. Элизахар прислушался: магистр Даланн что-то твердила Алебранду, а тот ворчал и отнекивался.
   – Ты должен! – говорила Даланн.
   – Тебе будет странно в это поверить, дорогая, но ведь я не убийца, – отвечал Алебранд. – Я не могу просто взять и перерезать горло спящему человеку. Если ты считаешь, что это так уж необходимо, сделай это сама.
   – Я женщина! – возмутилась Даланн.
   – Сама знаешь, что у нашего народа разница между мужчинами и женщинами не так велика, как у людей.
   «Что он имеет в виду? – тяжко ворочалось в голове Элизахара. – У какого "нашего" народа? Они что, не люди? Но ведь не эльфы же... Исключено. Эльфов здесь нет. Не бывает. Когда-то были, но теперь – нет».
   – Я не буду его резать, – твердо произнесла Даланн. – Ненавижу кровь.
   «Кого резать? – с трудом соображал Элизахар. – Должно быть, они говорят обо мне. Оглушили какой-то отравой, а теперь обсуждают, кто из двоих меня убьет. Польщен. Будь я проклят, это ведь чрезвычайно лестно: два высокоученых магистра – против одного бедного невежественного солдата... Чем же это я им так досадил?»
   Неожиданно он понял.
   «Фейнне! Какое им дело до меня! Я мешал им добраться до Фейнне!»
   И такая страшная тревога охватила его, что он едва не вскрикнул.
   – Хорошо, ты не будешь его убивать, я не буду его убивать, – ворчал Алебранд. – Но нам необходимо избавиться от него.
   – Отвезем подальше и бросим, – сказала Даланн. – Он никогда ее не найдет. Будет бродить, пока не умрет. А если он вздумает явиться с такой историей к ее родителям и попросить у них помощи, они его попросту повесят.
   Телега остановилась. Элизахар закрыл глаза и расслабился. Сверху сдернули мешковину. Сквозь закрытые веки он ощущал солнечный свет. Алебранд несколько секунд пристально рассматривал пленника.
   – Веки дергаются, – сказал наконец магистр. – Скоро очнется. Давай избавляться от него. Пора возвращаться.
   Сильные руки схватили Элизахара за лодыжки и сдернули с телеги. Он упал на дорогу и сильно ударился, но только застонал, не открывая глаз.
   Алебранд пнул его на прощание в бок. Нога у магистра оказалась тяжелой и твердой, будто каменная.
   – Дурак, – сказал ему магистр на прощание. Затем он сел в телегу и взялся за вожжи.
 
   Когда телега скрылась за поворотом, Элизахар, не вставая, прополз несколько шагов и перебрался на обочину. Солнце уже клонилось к закату. Кругом расстилались возделанные поля, но ни единого признака человеческого жилья Элизахар не заметил.