Страница:
Теперь остается ждать, где разместят колонию.
Сначала был предложен муниципальный Лоджин-Хаус, довольно вместительное помещение. Но Райли не дал согласия. Этот городской район перенаселен, нет чистого воздуха, а столовая недостаточно вместительная.
Затем предложили здание бывшего госпиталя в районе Бренк. Побывав там, Аллен, не задумываясь, дал согласие. Прекрасное место не только для быта детей, но и для их отдыха и спорта. Но неожиданно на госпиталь стал претендовать и Колумбийский университет. Хотя, как кажется Аллену, университет мог бы и подождать. Ведь колония пробудет в Нью-Йорке не больше двух недель. Увы, университетские бюрократы поспешили начать ремонт. И вот сегодня собирается большой совет, где будет рассмотрен новый вариант. Аллен попросил, чтобы на нем присутствовали и военные. Вот с кем можно уверенно, а главное, быстро решать дела.
— Райли, посмотри, не за нами ли приехали? — прервала Мария его размышления.
Внизу стоял черный автомобиль и подавал сигналы.
— За нами.
В машине сидели два молодых офицера. Увидев Аллена и Марию, они вышли, чтобы представиться.
Форма делает людей похожими. Но эти молодые офицеры очень отличались друг от друга. И ростом, и цветом волос. Один из них — жгучий брюнет. А другой — долговязый и светловолосый.
— Капитан Бурден, — представился брюнет.
— Капитан Кооль, — назвал себя блондин.
«Кажется, начинают осуществляться мои надежды», — подумал Райли. Люди в форме всегда внушали ему доверие.
— Нас прислал полковник Монроуз. Он распорядился: доставить вас в форт Водсворт.
— Совет состоится там?
— Комиссия по устройству детской колонии будет в полном составе! — четко ответил офицер, который назвался Бурденом.
Аллен про себя улыбнулся. Ему хотелось сказать: «Вольно!» Но вместо этого он спросил:
— Как много у нас времени?
— Достаточно, чтобы ехать не спеша. И даже где-то по дороге перекусить, — ответил Кооль.
— Мы уже успели позавтракать. А вот нельзя ли показать нашей гостье из России Нью-Йорк?
Аллен еще раз убедился, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Капитан Бурден оказался отнюдь не солдафоном. Он родился в Нью-Йорке. Это его город. И никакой профессиональный гид не нашел бы таких слов и подробностей, которые они услышали из уст американского офицера. Куда девалась его сдержанность! Судя по всему, в нем играла южная кровь. Потому что он умудрялся не только вести автомобиль, но еще и жестикулировать. Бурден сидел к ним спиной, и Марии оставалось только представить, как выглядит сейчас его одухотворенное лицо и как блестят темные глаза.
Красноречие и экспромт капитана заслужили аплодисменты. Но, как ни странно, это охладило Бурдена и заставило замолчать. Он остановил машину и подал знак рукой — подождите!
Офицер исчез на несколько минут, а затем появился, неся в руках плоскую коробку.
— Это вам, мисс, — сказал он Марии и поклонился.
— Что это?
— Яблочный пирог. Еще теплый.
— Пирог?
— Вы с таким вниманием выслушали мой рассказ о городе, который я люблю и без которого не представляю себя… Легко подумать, что человек, живущий здесь, кажется себе песчинкой. Поверьте, это не так. Я никогда не чувствовал себя маленьким человеком на фоне небоскребов. Они, как египетские пирамиды, великие творения человека. И я всегда старался возвыситься до их уровня. Как ни покажется странным, эти громадины меня не подавляют. Я чувствую себя как горец, скачущий по ущелью. Только вместо седла подо мной сиденье автомобиля.
«Если бы этот молодой человек не был офицером, — подумала Мария, — то, наверное, стал бы поэтом. Впрочем, вполне возможно совместить одно с другим. Был же великий русский поэт Михаил Лермонтов поручиком».
Бурден все еще продолжал держать в руках картонную коробку.
Мария очнулась от своих мыслей.
— Но при чем здесь яблочный пирог? — спросила она.
— Я ждал этого вопроса. Нью-Йорк называют еще и по-другому — Большое Яблоко. Думаю, если вы, мисс Мария, и вы, мистер Аллен, съедите этот пирог, от Нью-Йорка не убудет.
Они добрались до вокзала Батерри. Далее автомобиль въехал на паром. Теперь им предстоял путь по воде на Стейтен-Айленд. Автомобиль остался на нижнем этаже. Они вчетвером поднялись наверх.
Конечно же, Райли Аллен по обыкновению раскурил трубку. В нем всегда жило неистребимое желание соперничества с пароходной трубой.
— Да, — глубокомысленно сказан он, — плыть в виду Манхэттена, — совсем не то, что по Тихому океану.
У входа в форт их встретил караульный.
В сопровождении двух капитанов Аллен и Леонова направились к стоящему поодаль зданию с белыми колоннами.
Марию утомила езда в автомобиле, надоело мелькание стен, витрин, дорожных щитов… И она отстала от мужчин, увлеченных разговором. Ей захотелось постоять в тишине, ненадолго остаться одной.
Девушка запрокинула голову, чтобы полюбоваться грядой розовых облаков, пересекавших все небо и уходивших в сторону океана.
Затем Мария прошлась по газону, еще не успевшему высохнуть после утреннего полива. Ярким пятном светился в траве багряный лист. Она подняла его. Лист сразу прилип к ладони и стал с ней единым целым, будто его кто-то нарисовал. Не слишком ли рано покинул он свое дерево, подумала она. Ведь еще не осень, а только август.
Марии показалось, что она в России. Не из-за этого ли кленового листа? Сердце вздрогнуло… Глаза заволокли слезы… Откуда такая смена настроения? Все идет как нельзя лучше. Рядом любимый человек. Скоро она встретит младшую сестру. Откуда же эта печаль?..
— Мария, — услышала она голос Райли.
Мужчины ждали ее на широких ступенях, ведущих в дом. Красивый фасад и широкие окна позволяли думать, что в этом здании расположился музей или картинная галерея. Но, перешагнув порог, они вступили в ничем не примечательную комнату. Там находилось полтора десятка мужчин. И по крайней мере половина из них — в военной форме.
Глаза всех были обращены на сидевшего в кресле генерала, вовсе не похожего на генерала, хотя на нем и были знаки отличия. Розовые щеки, борода и смеющиеся глаза делали его похожим на Санта Клауса. Он рассказывал что-то смешное. Райли с Марией вошли как раз во время очередного взрыва хохота и потому остались незамеченными.
Аллен еще не знал, что перед ним генерал-майор Буллард, комендант Восточного департамента и герой войны с немцами во Франции.
Когда наступила относительная тишина, Кооль решился, наконец, подойти к своему начальнику. Буллард тотчас покинул кресло и направился к вошедшим.
Подав руку Аллену и поклонившись Марии, он сказал:
— Господа, у нас в гостях человек, с которым я давно хотел познакомиться. С тех пор как прочел в «Нью-Йорк таймс» о беспримерном путешествии, не имеющем прецедента в истории. Тысяча человек плывут вокруг света на японском пароходе. И вы знаете, кто пассажиры этого судна? Трудно поверить, но это дети. Дети из далекой России, которых погнал в путь голод. А наш гость, мистер Аллен, как раз тот человек, который возглавил эту морскую экспедицию. Он на время оставил пароход и прибыл к нам из Сан-Франциско, чтобы подготовить высадку колонии. А наша задача — ему помочь.
Последние слова заглушили аплодисменты. Все встали в очередь, чтобы пожать руку Аллену. Мария спряталась за его спину.
Генерал Буллард снова занял место во главе стола. Он подождал, пока утихнет шум. Затем попросил сесть за стол и остальных.
— За последние шесть лет я провел немало совещаний, — сказал он. — Надеюсь, это будет самым коротким. Мне доложили, мистер Аллен, что вы потратили уйму времени в поисках места для лагеря. И все напрасно. Так вот, вопрос решен! Вчера я подписал ордер на размещение колонии в форте Водсворт. Вот почему мы и собрались именно здесь. На острове дети будут ограждены от опасностей и соблазнов большого города. Уверен, среди них немало сорванцов.
— Лучшей новости я не мог ожидать! — воскликнул Аллен. — Спасибо, генерал!
— Мы лишь выполняем свой долг. Я и мои люди будем помогать всеми силами. А теперь пора вас познакомить с моими помощниками, которые станут помощниками и для вас. Капитана Бурдена и капитана Кооля вы уже знаете. Я им поручил отвечать за питание колонистов.
— Уверена, они прекрасно справятся с этим заданием, — включилась в разговор и Мария. — Особенно капитан Бурден. Он подарил нам яблочный пирог.
— Вот видите, капитан уже приступил к своим обязанностям. Мы все здесь знаем, какое у него доброе сердце. Теперь разрешите вам представить полковника Хейстанда. У него тоже предоброе сердце, хотя и очень суровый вид.
Уже потом, работая рука об руку с Хейстандом, Аллен не раз вспоминал слова генерала. Казалось, Хейстанд стесняется своей доброты. Может быть, он думал, что это качество несовместимо с его званием и должностью? Ведь он был командующим артиллерией береговой обороны. Но доброта этого человека пробивалась сквозь его суровость, как трава сквозь асфальт. Каждый день он появлялся нагруженный постельными принадлежностями, противомоскитными сетками, блокнотами и другими полезными вещами. Конечно, оставив свой полковничий мундир дома.
Но это было потом. А сейчас Хейстанд стоял перед Алленом строгий и невозмутимый, как скала.
Вслед за ним Аллену представился член военно-медицинского корпуса армии доктор Бурнам. Его обязанностью будет отвечать за госпиталь.
После того как все перезнакомились, генерал Буллард сказал:
— Ну, а теперь пойдемте знакомиться с лагерем.
Территория форта расположилась на красивом участке острова.
Небольшой холм, кустарники, фруктовые деревья, аккуратно подстриженная трава, цветочные клумбы… Все это очень понравилось Аллену и Марии. Но еще больше им понравились бытовые условия. Светлые помещения, современные ванные и санузлы, кинотеатр, просторные столовая и кухня…
Вся территория лагеря обнесена сетчатой изгородью и охраняется военными патрулями. Аллен и Буллард договорились, что проход в лагерь будет осуществляться только по пропускам Красного Креста.
Генерал видел, что гости довольны. И это ему было приятно.
Лето в этом году выдалось в Нью-Йорке жаркое. Но здесь, на острове, жара не ощущалась. Воздух охлаждался бризами, дувшими со стороны моря. Ничто не нарушало тишины. Даже близость города. Но скоро все изменится.
Буллард пригласил Райли и Марию вместе поужинать. Но они отказались:
— Спасибо, генерал. Но у нас другие планы. Мы хотим поехать в русскую церковь.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сначала был предложен муниципальный Лоджин-Хаус, довольно вместительное помещение. Но Райли не дал согласия. Этот городской район перенаселен, нет чистого воздуха, а столовая недостаточно вместительная.
Затем предложили здание бывшего госпиталя в районе Бренк. Побывав там, Аллен, не задумываясь, дал согласие. Прекрасное место не только для быта детей, но и для их отдыха и спорта. Но неожиданно на госпиталь стал претендовать и Колумбийский университет. Хотя, как кажется Аллену, университет мог бы и подождать. Ведь колония пробудет в Нью-Йорке не больше двух недель. Увы, университетские бюрократы поспешили начать ремонт. И вот сегодня собирается большой совет, где будет рассмотрен новый вариант. Аллен попросил, чтобы на нем присутствовали и военные. Вот с кем можно уверенно, а главное, быстро решать дела.
— Райли, посмотри, не за нами ли приехали? — прервала Мария его размышления.
Внизу стоял черный автомобиль и подавал сигналы.
— За нами.
В машине сидели два молодых офицера. Увидев Аллена и Марию, они вышли, чтобы представиться.
Форма делает людей похожими. Но эти молодые офицеры очень отличались друг от друга. И ростом, и цветом волос. Один из них — жгучий брюнет. А другой — долговязый и светловолосый.
— Капитан Бурден, — представился брюнет.
— Капитан Кооль, — назвал себя блондин.
«Кажется, начинают осуществляться мои надежды», — подумал Райли. Люди в форме всегда внушали ему доверие.
— Нас прислал полковник Монроуз. Он распорядился: доставить вас в форт Водсворт.
— Совет состоится там?
— Комиссия по устройству детской колонии будет в полном составе! — четко ответил офицер, который назвался Бурденом.
Аллен про себя улыбнулся. Ему хотелось сказать: «Вольно!» Но вместо этого он спросил:
— Как много у нас времени?
— Достаточно, чтобы ехать не спеша. И даже где-то по дороге перекусить, — ответил Кооль.
— Мы уже успели позавтракать. А вот нельзя ли показать нашей гостье из России Нью-Йорк?
Аллен еще раз убедился, что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Капитан Бурден оказался отнюдь не солдафоном. Он родился в Нью-Йорке. Это его город. И никакой профессиональный гид не нашел бы таких слов и подробностей, которые они услышали из уст американского офицера. Куда девалась его сдержанность! Судя по всему, в нем играла южная кровь. Потому что он умудрялся не только вести автомобиль, но еще и жестикулировать. Бурден сидел к ним спиной, и Марии оставалось только представить, как выглядит сейчас его одухотворенное лицо и как блестят темные глаза.
Красноречие и экспромт капитана заслужили аплодисменты. Но, как ни странно, это охладило Бурдена и заставило замолчать. Он остановил машину и подал знак рукой — подождите!
Офицер исчез на несколько минут, а затем появился, неся в руках плоскую коробку.
— Это вам, мисс, — сказал он Марии и поклонился.
— Что это?
— Яблочный пирог. Еще теплый.
— Пирог?
— Вы с таким вниманием выслушали мой рассказ о городе, который я люблю и без которого не представляю себя… Легко подумать, что человек, живущий здесь, кажется себе песчинкой. Поверьте, это не так. Я никогда не чувствовал себя маленьким человеком на фоне небоскребов. Они, как египетские пирамиды, великие творения человека. И я всегда старался возвыситься до их уровня. Как ни покажется странным, эти громадины меня не подавляют. Я чувствую себя как горец, скачущий по ущелью. Только вместо седла подо мной сиденье автомобиля.
«Если бы этот молодой человек не был офицером, — подумала Мария, — то, наверное, стал бы поэтом. Впрочем, вполне возможно совместить одно с другим. Был же великий русский поэт Михаил Лермонтов поручиком».
Бурден все еще продолжал держать в руках картонную коробку.
Мария очнулась от своих мыслей.
— Но при чем здесь яблочный пирог? — спросила она.
— Я ждал этого вопроса. Нью-Йорк называют еще и по-другому — Большое Яблоко. Думаю, если вы, мисс Мария, и вы, мистер Аллен, съедите этот пирог, от Нью-Йорка не убудет.
Они добрались до вокзала Батерри. Далее автомобиль въехал на паром. Теперь им предстоял путь по воде на Стейтен-Айленд. Автомобиль остался на нижнем этаже. Они вчетвером поднялись наверх.
Конечно же, Райли Аллен по обыкновению раскурил трубку. В нем всегда жило неистребимое желание соперничества с пароходной трубой.
— Да, — глубокомысленно сказан он, — плыть в виду Манхэттена, — совсем не то, что по Тихому океану.
У входа в форт их встретил караульный.
В сопровождении двух капитанов Аллен и Леонова направились к стоящему поодаль зданию с белыми колоннами.
Марию утомила езда в автомобиле, надоело мелькание стен, витрин, дорожных щитов… И она отстала от мужчин, увлеченных разговором. Ей захотелось постоять в тишине, ненадолго остаться одной.
Девушка запрокинула голову, чтобы полюбоваться грядой розовых облаков, пересекавших все небо и уходивших в сторону океана.
Затем Мария прошлась по газону, еще не успевшему высохнуть после утреннего полива. Ярким пятном светился в траве багряный лист. Она подняла его. Лист сразу прилип к ладони и стал с ней единым целым, будто его кто-то нарисовал. Не слишком ли рано покинул он свое дерево, подумала она. Ведь еще не осень, а только август.
Марии показалось, что она в России. Не из-за этого ли кленового листа? Сердце вздрогнуло… Глаза заволокли слезы… Откуда такая смена настроения? Все идет как нельзя лучше. Рядом любимый человек. Скоро она встретит младшую сестру. Откуда же эта печаль?..
— Мария, — услышала она голос Райли.
Мужчины ждали ее на широких ступенях, ведущих в дом. Красивый фасад и широкие окна позволяли думать, что в этом здании расположился музей или картинная галерея. Но, перешагнув порог, они вступили в ничем не примечательную комнату. Там находилось полтора десятка мужчин. И по крайней мере половина из них — в военной форме.
Глаза всех были обращены на сидевшего в кресле генерала, вовсе не похожего на генерала, хотя на нем и были знаки отличия. Розовые щеки, борода и смеющиеся глаза делали его похожим на Санта Клауса. Он рассказывал что-то смешное. Райли с Марией вошли как раз во время очередного взрыва хохота и потому остались незамеченными.
Аллен еще не знал, что перед ним генерал-майор Буллард, комендант Восточного департамента и герой войны с немцами во Франции.
Когда наступила относительная тишина, Кооль решился, наконец, подойти к своему начальнику. Буллард тотчас покинул кресло и направился к вошедшим.
Подав руку Аллену и поклонившись Марии, он сказал:
— Господа, у нас в гостях человек, с которым я давно хотел познакомиться. С тех пор как прочел в «Нью-Йорк таймс» о беспримерном путешествии, не имеющем прецедента в истории. Тысяча человек плывут вокруг света на японском пароходе. И вы знаете, кто пассажиры этого судна? Трудно поверить, но это дети. Дети из далекой России, которых погнал в путь голод. А наш гость, мистер Аллен, как раз тот человек, который возглавил эту морскую экспедицию. Он на время оставил пароход и прибыл к нам из Сан-Франциско, чтобы подготовить высадку колонии. А наша задача — ему помочь.
Последние слова заглушили аплодисменты. Все встали в очередь, чтобы пожать руку Аллену. Мария спряталась за его спину.
Генерал Буллард снова занял место во главе стола. Он подождал, пока утихнет шум. Затем попросил сесть за стол и остальных.
— За последние шесть лет я провел немало совещаний, — сказал он. — Надеюсь, это будет самым коротким. Мне доложили, мистер Аллен, что вы потратили уйму времени в поисках места для лагеря. И все напрасно. Так вот, вопрос решен! Вчера я подписал ордер на размещение колонии в форте Водсворт. Вот почему мы и собрались именно здесь. На острове дети будут ограждены от опасностей и соблазнов большого города. Уверен, среди них немало сорванцов.
— Лучшей новости я не мог ожидать! — воскликнул Аллен. — Спасибо, генерал!
— Мы лишь выполняем свой долг. Я и мои люди будем помогать всеми силами. А теперь пора вас познакомить с моими помощниками, которые станут помощниками и для вас. Капитана Бурдена и капитана Кооля вы уже знаете. Я им поручил отвечать за питание колонистов.
— Уверена, они прекрасно справятся с этим заданием, — включилась в разговор и Мария. — Особенно капитан Бурден. Он подарил нам яблочный пирог.
— Вот видите, капитан уже приступил к своим обязанностям. Мы все здесь знаем, какое у него доброе сердце. Теперь разрешите вам представить полковника Хейстанда. У него тоже предоброе сердце, хотя и очень суровый вид.
Уже потом, работая рука об руку с Хейстандом, Аллен не раз вспоминал слова генерала. Казалось, Хейстанд стесняется своей доброты. Может быть, он думал, что это качество несовместимо с его званием и должностью? Ведь он был командующим артиллерией береговой обороны. Но доброта этого человека пробивалась сквозь его суровость, как трава сквозь асфальт. Каждый день он появлялся нагруженный постельными принадлежностями, противомоскитными сетками, блокнотами и другими полезными вещами. Конечно, оставив свой полковничий мундир дома.
Но это было потом. А сейчас Хейстанд стоял перед Алленом строгий и невозмутимый, как скала.
Вслед за ним Аллену представился член военно-медицинского корпуса армии доктор Бурнам. Его обязанностью будет отвечать за госпиталь.
После того как все перезнакомились, генерал Буллард сказал:
— Ну, а теперь пойдемте знакомиться с лагерем.
Территория форта расположилась на красивом участке острова.
Небольшой холм, кустарники, фруктовые деревья, аккуратно подстриженная трава, цветочные клумбы… Все это очень понравилось Аллену и Марии. Но еще больше им понравились бытовые условия. Светлые помещения, современные ванные и санузлы, кинотеатр, просторные столовая и кухня…
Вся территория лагеря обнесена сетчатой изгородью и охраняется военными патрулями. Аллен и Буллард договорились, что проход в лагерь будет осуществляться только по пропускам Красного Креста.
Генерал видел, что гости довольны. И это ему было приятно.
Лето в этом году выдалось в Нью-Йорке жаркое. Но здесь, на острове, жара не ощущалась. Воздух охлаждался бризами, дувшими со стороны моря. Ничто не нарушало тишины. Даже близость города. Но скоро все изменится.
Буллард пригласил Райли и Марию вместе поужинать. Но они отказались:
— Спасибо, генерал. Но у нас другие планы. Мы хотим поехать в русскую церковь.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НЬЮ-ЙОРК… НЬЮ-ЙОРК…
Из рассказа Ирины Венерт:
— Атлантика оказалась не такой приветливой, как Тихий океан. Она несла черно-белые волны. Погода была туманной. Именно в такой мрачный поздний вечер мы подходили к Нью-Йорку.
На палубе дул холодный ветер. Судно покачивало. И мало кому хотелось вылезать из трюма. Кроме меня и Марии Сорокиной, других желающих не нашлось.
Укрываясь кофточками от дождя и ветра, мы вылезли на верхнюю палубу. И — о, ужас! Мы наткнулись на доктора Коултера.
Придется вернуться обратно в трюм. Но доктор прикрыл нас своим непромокаемым плащом и на ломаном русском языке стал описывать красоту нью-йоркской гавани. Больше всего слов он посвятил статуе Свободы. «Ее факел сияет, как бриллиант», — сказал Коултер.
Мы кое-что знали о статуе. Нам хотелось увидеть ее. Целая россыпь огней сияла вокруг. Но ни один из них не выделялся. Как мы ни вглядывались.
Спустя полчаса судно встало на отведенное ему место для таможенного досмотра. А мы отправились в трюм досыпать. Но сон длился недолго. Нас разбудил якорь, лучше всякого будильника. Подхваченный буксирами, «Йоми Мару» стал медленно двигаться к берегу.
Утро выдалось великолепным, просто праздничным. Огромные пароходы, гораздо больше нашего «Йоми Мару», стояли там и сям на тихой воде. Перед нами лежал залив, а за ним простирался Нью-Йорк. Издали, с моря, он был красив однообразной красотой сверхсовременного города. Кольцо бледно-розовых, светло-желтых, белых небоскребов опоясывало залив, и казалось, что эти 20-30-40-этажные здания растут из воды, как неведомые кораллы или рифы.
Не верилось, что мы действительно в самом сердце Америки, хотя и на краю континента. Не верилось, и в то же время мы знали, что это не сон. Мы в самом деле здесь. И скорее всего это никогда не повторится. Значит, надо запоминать все-все! И как видите, спустя многие годы я помню каждую подробность и краску.
«Йоми Мару» вошел в Гудзонов залив вечером 27 августа 1920 года. А ошвартовался на следующее утро.
Коултер уверял девочек, которые снова поднялись на палубу, что пароход выйдет встречать полгорода. Многие газеты сообщили о приходе судна. Ньюйоркцы — народ любопытный. Каждому захочется увидеть колонистов. Особенно детям.
Наверно, так думал не один Коултер. Вот почему высадку назначили на раннее утро. Меньше встречающих — меньше проблем.
Дети проснулись раньше Нью-Йорка. Не проснулась только одна девочка. В ту же минуту, когда замер двигатель парохода, остановилось и сердце десятилетней Лены Александровой. Вот такое горькое совпадение…
С тех пор, как Леночку укусила ядовитая муха, Петя Александров жил в постоянной тревоге — сначала за здоровье сестры, а затем и за ее жизнь. Оставалась надежда на Нью-Йорк. Там ей обязательно помогут. Только бы добраться до берега. И вот берег рядом. Теперь все будет хорошо…
Это была первая ночь за последнюю неделю, когда мальчик спая спокойно.
Он проснулся вместе с другими. И первым делом пошел в лазарет. Леночкина койка пустовала.
— Ваша сестра уже на берегу, — сказал доктор. — Ее увезла санитарная машина.
Бедный Петя! Услышав эти слова, он обрадовался. Теперь здоровье Леночки вне опасности.
В этот день он не узнал правды. И счастливый, побежал завтракать. Лишь несколько человек знали о смерти девочки. Всей колонии, и Пете в том числе, станет известно о кончине Леночки лишь сутки спустя. Так решили Грегори Эверсол, Барл Бремхолл и Ханна Кемпбелл. Пусть это печальное событие не омрачит радость прибытия в Нью-Йорк.
— Нью-Йорк огромный город. Здесь легко потеряться даже слону. Я боюсь, что наших сорванцов не удастся удержать на месте. Они разбегутся, как муравьи, — сказал Бремхолл.
— Если так, то нечего беспокоиться, — невозмутимо ответила ему мамаша Кемпбелл.
— Как вас понять, Ханна?
— Хорошо известно, что муравьи обязательно возвращаются в свой муравейник. Как бы далеко ни убежали.
— На это трудно возразить. И все же каждому из детей, прежде чем они покинут пароход, я надену на шею личный номерок.
Барл замолчал. Он и Ханна посмотрели в глаза друг другу. Они подумали об одном и том же. Один из номерков окажется невостребованным. Список колонистов уменьшился на одну строчку.
Два друга, Борис Моржов и Павел Николаев, надеялись, что пароход поставят в самом лучшем месте, рядом с небоскребами. Но для «Йоми Мару» выделили грузовую пристань.
— Эй, приятель! — по-свойски окликнул Павел Николаев молодого швартовщика. — Где мы стоим?
— Вы находитесь в Джерси-Сити, у пристани Манхэттен Лендинг.
— Легко ли отсюда добраться до Нью-Йорка?
— Нет проблем. Не беспокойтесь. За пакгаузом вас ждут автобусы.
— А почему никто не встречает?
— Причал охраняется. Вокруг полисмены. Да и рано еще!..
Будто услышав вопрос Николаева, появились первые встречающие. Это были журналисты. Они сразу направились к трапу. Но путь им преградили матросы:
— Бугайся-но татиири кинси! (Посторонним вход воспрещен!)
Свои слова они сопровождали красноречивым жестом, но журналисты сделали вид, что не понимают японцев. Напрасно. У матросов Каяхары отличная выучка и твердый характер.
Пришлось брать интервью с причала. Колонисты с шестиметровой высоты, чувствуя свое превосходство, отвечали на вопросы снисходительно.
— Вам не надоело в море?
— Море — как хлеб. Оно никогда не надоедает, — гордо ответил Моржов.
— Дружно ли живете с японцами?
— Мистер Каяхара — лучший в мире капитан. С ним и его командой мы готовы отправиться еще в одно кругосветное путешествие.
— На пароходе вы живете в трудных условиях. Ведь трюм предназначен для перевозки груза, а не пассажиров. Тем более, когда это дети…
— Есть русская пословица «В тесноте, да не в обиде». Все мы — одна дружная семья.
— Говорят, Красный Крест увез вас из Сибири вопреки вашему желанию?
— Никто нас силком из России не увозил. В Сибири мы умирали с голоду. А сейчас наше меню состоит из нескольких блюд, включая фрукты и шоколад, — сказал Виталий Запольский.
— Зачем же возвращаться в Россию? Сотни тысяч людей просят там подаяния. Не придется ли вам пополнить их число?
Вопрос этот задала женщина. Возможно, поэтому ей вызвалась ответить Ксения Амелина.
— Вы любите Америку? — спросила девочка.
— Я здесь родилась. Этим все сказано.
— А я родилась в Петрограде. Там нет небоскребов. Но есть Исаакиевский собор, Адмиралтейство, Зимний дворец, Невский проспект, сотни каналов и мостов. Это самый красивый город на земле. Он мне снится. Там живут папа, мама и мой младший братик Андрюша. Я предпочту манго и шоколаду сухую корку хлеба, только бы жить там, где прошло мое детство. Точно так же думает и моя сестра Катя. Вот она, рядом со мной. Мы не умираем с голода, но умираем от тоски, от желания обнять маму.
Последние слова Ксения почти выкрикнула. На глазах ее выступили слезы.
Журналисты, а их собралось уже не меньше двух десятков, пришли даже кинооператоры, были восхищены этой небольшой, но такой страстной речью. Каждый из них приготовил по нескольку вопросов. Но неожиданно появился человек, которого все так ждали. Это был Райли Аллен. А рядом с ним — Мария Леонова.
Весь пароход взорвался криком «Ура!». Таким громким, что в воздух поднялись сотни птиц, мирно сидевших до этого на складских крышах. А на ходовой мостик выскочил капитан Каяхара и все его помощники.
Конечно же, матросы не стали задерживать на трапе этого посетителя, что показалось журналистам обидным. Кого это встречают с такими почестями?
…Леонова сразу попала в объятия своей сестры. Они с интересом и удовольствием осматривали друг друга, будто не виделись целый год. А ведь со дня их разлуки в Сан-Франциско прошло чуть больше трех недель.
— Мария, ты совсем другая. Настоящая американская леди!
— Это из-за одежды и прически. А вот ты, Шурочка, изменилась. Похудела… И глаза у тебя такие большие…
— Скучала очень. Хоть бы разок дала о себе знать, радиограмму бы прислала…
— Это не так просто. Надо было просить Райли. А у него и без того много забот.
— Наши девочки говорят, у вас с ним любовь? Это правда?
— Правда.
Глаза Александры загорелись от любопытства. Она взяла старшую сестру за руку и потянула в сторону от всех.
— Расскажи, прошу тебя! Мне так интересно…
— Конечно, расскажу. Но позже. Когда будет больше времени и когда мы будем совсем одни. А сейчас много-много работы. Надо помочь Аллену. У него переговоры с капитаном. И, кроме того, мы съезжаем с «Йоми Мару».
— И куда же?
— На остров.
— Не может быть! — захлопала в ладоши Александра. — А похож он на остров Русский?
— Скоро сама увидишь.
— Тогда я бегу сообщить девочкам. Такая новость! Вот они обрадуются!..
…Пристань, между тем, стала заполняться встречающими. Несмотря на ранний час, детей пришло нисколько не меньше, чем взрослых. Маленькие горожане принесли своим русским сверстникам гостинцы. Фрукты и сладости находились, как правило, в плетеных корзинках. Вот только как их передать? Матросы по-прежнему охраняли трап, не пуская никого ни вниз, ни вверх. Таков приказ. Смешение тех и других детей создало бы взрывоопасную смесь, с которой не смогли бы совладать ни воспитатели, ни полицейские.
И вот что придумали колонисты. Принесли из трюма веревки и с их помощью стали принимать подарки. Пусть не из рук в руки. Но так даже интереснее. Немного напоминает рыбалку. И улов обещает быть богатым.
Петя Александров тоже включился в игру. Дождавшись, пока освободится веревка, он подал ее на причал мальчику в яркой куртке и в кепке с широким козырьком, скрывавшим его лицо. Тот ловко завязал узел, крикнул: «Вира!», и целая горка румяных яблок поплыла вверх.
Мальчик на берегу поднял голову, чтобы убедиться, точно ли по центру сделал он узел, не наклонилась ли корзинка и не упадет ли ему на макушку одно из яблочек (интересно, слышал ли он о Ньютоне?), и в это мгновение Петя Александров обмер.
— Федя! Ты, что ли?
Вместо ответа Кузовков приложил палец к губам и снова надвинул кепку на глаза.
— Думал, не узнаешь, — сказал он вполголоса. — Угощайся. Яблоки не из магазина. Сам рвал.
— Давно ты в Нью-Йорке?
— Потом расскажу.
— А почему не поднимаешься? Ты же свой. Или, думаешь, японцы не признают? Так я подскажу.
— Не торопись. Я тут не один. Надо кое с кем попрощаться.
— А Кузовок? Неужто потерялся?
— С чего ты взял? Кузовок нигде не пропадет. Хоть в России, хоть в Америке.
Он отступил на несколько шагов назад и почти слился с толпой, такой же пестрой, как сам.
Но Александров уже не упускал его из виду. Он заметил, как Федя втиснулся между полисменом и мальчиком, державшим на коротком поводке собаку. Федя перехватил поводок и погладил собаку. Да ведь это Кузовок! Но как изменился! Пострижен и ведет себя чинно. Куда девалось его озорство? Стал, как и его хозяин, настоящим американцем.
Полисмен, стоявший рядом с Федей, сжал его плечо и что-то сказал. Теперь понятно, подумал Александров, почему он не поднялся на пароход. Набедокурил! Надо выручать.
— Атлантика оказалась не такой приветливой, как Тихий океан. Она несла черно-белые волны. Погода была туманной. Именно в такой мрачный поздний вечер мы подходили к Нью-Йорку.
На палубе дул холодный ветер. Судно покачивало. И мало кому хотелось вылезать из трюма. Кроме меня и Марии Сорокиной, других желающих не нашлось.
Укрываясь кофточками от дождя и ветра, мы вылезли на верхнюю палубу. И — о, ужас! Мы наткнулись на доктора Коултера.
Придется вернуться обратно в трюм. Но доктор прикрыл нас своим непромокаемым плащом и на ломаном русском языке стал описывать красоту нью-йоркской гавани. Больше всего слов он посвятил статуе Свободы. «Ее факел сияет, как бриллиант», — сказал Коултер.
Мы кое-что знали о статуе. Нам хотелось увидеть ее. Целая россыпь огней сияла вокруг. Но ни один из них не выделялся. Как мы ни вглядывались.
Спустя полчаса судно встало на отведенное ему место для таможенного досмотра. А мы отправились в трюм досыпать. Но сон длился недолго. Нас разбудил якорь, лучше всякого будильника. Подхваченный буксирами, «Йоми Мару» стал медленно двигаться к берегу.
Утро выдалось великолепным, просто праздничным. Огромные пароходы, гораздо больше нашего «Йоми Мару», стояли там и сям на тихой воде. Перед нами лежал залив, а за ним простирался Нью-Йорк. Издали, с моря, он был красив однообразной красотой сверхсовременного города. Кольцо бледно-розовых, светло-желтых, белых небоскребов опоясывало залив, и казалось, что эти 20-30-40-этажные здания растут из воды, как неведомые кораллы или рифы.
Не верилось, что мы действительно в самом сердце Америки, хотя и на краю континента. Не верилось, и в то же время мы знали, что это не сон. Мы в самом деле здесь. И скорее всего это никогда не повторится. Значит, надо запоминать все-все! И как видите, спустя многие годы я помню каждую подробность и краску.
«Йоми Мару» вошел в Гудзонов залив вечером 27 августа 1920 года. А ошвартовался на следующее утро.
Коултер уверял девочек, которые снова поднялись на палубу, что пароход выйдет встречать полгорода. Многие газеты сообщили о приходе судна. Ньюйоркцы — народ любопытный. Каждому захочется увидеть колонистов. Особенно детям.
Наверно, так думал не один Коултер. Вот почему высадку назначили на раннее утро. Меньше встречающих — меньше проблем.
Дети проснулись раньше Нью-Йорка. Не проснулась только одна девочка. В ту же минуту, когда замер двигатель парохода, остановилось и сердце десятилетней Лены Александровой. Вот такое горькое совпадение…
С тех пор, как Леночку укусила ядовитая муха, Петя Александров жил в постоянной тревоге — сначала за здоровье сестры, а затем и за ее жизнь. Оставалась надежда на Нью-Йорк. Там ей обязательно помогут. Только бы добраться до берега. И вот берег рядом. Теперь все будет хорошо…
Это была первая ночь за последнюю неделю, когда мальчик спая спокойно.
Он проснулся вместе с другими. И первым делом пошел в лазарет. Леночкина койка пустовала.
— Ваша сестра уже на берегу, — сказал доктор. — Ее увезла санитарная машина.
Бедный Петя! Услышав эти слова, он обрадовался. Теперь здоровье Леночки вне опасности.
В этот день он не узнал правды. И счастливый, побежал завтракать. Лишь несколько человек знали о смерти девочки. Всей колонии, и Пете в том числе, станет известно о кончине Леночки лишь сутки спустя. Так решили Грегори Эверсол, Барл Бремхолл и Ханна Кемпбелл. Пусть это печальное событие не омрачит радость прибытия в Нью-Йорк.
— Нью-Йорк огромный город. Здесь легко потеряться даже слону. Я боюсь, что наших сорванцов не удастся удержать на месте. Они разбегутся, как муравьи, — сказал Бремхолл.
— Если так, то нечего беспокоиться, — невозмутимо ответила ему мамаша Кемпбелл.
— Как вас понять, Ханна?
— Хорошо известно, что муравьи обязательно возвращаются в свой муравейник. Как бы далеко ни убежали.
— На это трудно возразить. И все же каждому из детей, прежде чем они покинут пароход, я надену на шею личный номерок.
Барл замолчал. Он и Ханна посмотрели в глаза друг другу. Они подумали об одном и том же. Один из номерков окажется невостребованным. Список колонистов уменьшился на одну строчку.
Два друга, Борис Моржов и Павел Николаев, надеялись, что пароход поставят в самом лучшем месте, рядом с небоскребами. Но для «Йоми Мару» выделили грузовую пристань.
— Эй, приятель! — по-свойски окликнул Павел Николаев молодого швартовщика. — Где мы стоим?
— Вы находитесь в Джерси-Сити, у пристани Манхэттен Лендинг.
— Легко ли отсюда добраться до Нью-Йорка?
— Нет проблем. Не беспокойтесь. За пакгаузом вас ждут автобусы.
— А почему никто не встречает?
— Причал охраняется. Вокруг полисмены. Да и рано еще!..
Будто услышав вопрос Николаева, появились первые встречающие. Это были журналисты. Они сразу направились к трапу. Но путь им преградили матросы:
— Бугайся-но татиири кинси! (Посторонним вход воспрещен!)
Свои слова они сопровождали красноречивым жестом, но журналисты сделали вид, что не понимают японцев. Напрасно. У матросов Каяхары отличная выучка и твердый характер.
Пришлось брать интервью с причала. Колонисты с шестиметровой высоты, чувствуя свое превосходство, отвечали на вопросы снисходительно.
— Вам не надоело в море?
— Море — как хлеб. Оно никогда не надоедает, — гордо ответил Моржов.
— Дружно ли живете с японцами?
— Мистер Каяхара — лучший в мире капитан. С ним и его командой мы готовы отправиться еще в одно кругосветное путешествие.
— На пароходе вы живете в трудных условиях. Ведь трюм предназначен для перевозки груза, а не пассажиров. Тем более, когда это дети…
— Есть русская пословица «В тесноте, да не в обиде». Все мы — одна дружная семья.
— Говорят, Красный Крест увез вас из Сибири вопреки вашему желанию?
— Никто нас силком из России не увозил. В Сибири мы умирали с голоду. А сейчас наше меню состоит из нескольких блюд, включая фрукты и шоколад, — сказал Виталий Запольский.
— Зачем же возвращаться в Россию? Сотни тысяч людей просят там подаяния. Не придется ли вам пополнить их число?
Вопрос этот задала женщина. Возможно, поэтому ей вызвалась ответить Ксения Амелина.
— Вы любите Америку? — спросила девочка.
— Я здесь родилась. Этим все сказано.
— А я родилась в Петрограде. Там нет небоскребов. Но есть Исаакиевский собор, Адмиралтейство, Зимний дворец, Невский проспект, сотни каналов и мостов. Это самый красивый город на земле. Он мне снится. Там живут папа, мама и мой младший братик Андрюша. Я предпочту манго и шоколаду сухую корку хлеба, только бы жить там, где прошло мое детство. Точно так же думает и моя сестра Катя. Вот она, рядом со мной. Мы не умираем с голода, но умираем от тоски, от желания обнять маму.
Последние слова Ксения почти выкрикнула. На глазах ее выступили слезы.
Журналисты, а их собралось уже не меньше двух десятков, пришли даже кинооператоры, были восхищены этой небольшой, но такой страстной речью. Каждый из них приготовил по нескольку вопросов. Но неожиданно появился человек, которого все так ждали. Это был Райли Аллен. А рядом с ним — Мария Леонова.
Весь пароход взорвался криком «Ура!». Таким громким, что в воздух поднялись сотни птиц, мирно сидевших до этого на складских крышах. А на ходовой мостик выскочил капитан Каяхара и все его помощники.
Конечно же, матросы не стали задерживать на трапе этого посетителя, что показалось журналистам обидным. Кого это встречают с такими почестями?
…Леонова сразу попала в объятия своей сестры. Они с интересом и удовольствием осматривали друг друга, будто не виделись целый год. А ведь со дня их разлуки в Сан-Франциско прошло чуть больше трех недель.
— Мария, ты совсем другая. Настоящая американская леди!
— Это из-за одежды и прически. А вот ты, Шурочка, изменилась. Похудела… И глаза у тебя такие большие…
— Скучала очень. Хоть бы разок дала о себе знать, радиограмму бы прислала…
— Это не так просто. Надо было просить Райли. А у него и без того много забот.
— Наши девочки говорят, у вас с ним любовь? Это правда?
— Правда.
Глаза Александры загорелись от любопытства. Она взяла старшую сестру за руку и потянула в сторону от всех.
— Расскажи, прошу тебя! Мне так интересно…
— Конечно, расскажу. Но позже. Когда будет больше времени и когда мы будем совсем одни. А сейчас много-много работы. Надо помочь Аллену. У него переговоры с капитаном. И, кроме того, мы съезжаем с «Йоми Мару».
— И куда же?
— На остров.
— Не может быть! — захлопала в ладоши Александра. — А похож он на остров Русский?
— Скоро сама увидишь.
— Тогда я бегу сообщить девочкам. Такая новость! Вот они обрадуются!..
…Пристань, между тем, стала заполняться встречающими. Несмотря на ранний час, детей пришло нисколько не меньше, чем взрослых. Маленькие горожане принесли своим русским сверстникам гостинцы. Фрукты и сладости находились, как правило, в плетеных корзинках. Вот только как их передать? Матросы по-прежнему охраняли трап, не пуская никого ни вниз, ни вверх. Таков приказ. Смешение тех и других детей создало бы взрывоопасную смесь, с которой не смогли бы совладать ни воспитатели, ни полицейские.
И вот что придумали колонисты. Принесли из трюма веревки и с их помощью стали принимать подарки. Пусть не из рук в руки. Но так даже интереснее. Немного напоминает рыбалку. И улов обещает быть богатым.
Петя Александров тоже включился в игру. Дождавшись, пока освободится веревка, он подал ее на причал мальчику в яркой куртке и в кепке с широким козырьком, скрывавшим его лицо. Тот ловко завязал узел, крикнул: «Вира!», и целая горка румяных яблок поплыла вверх.
Мальчик на берегу поднял голову, чтобы убедиться, точно ли по центру сделал он узел, не наклонилась ли корзинка и не упадет ли ему на макушку одно из яблочек (интересно, слышал ли он о Ньютоне?), и в это мгновение Петя Александров обмер.
— Федя! Ты, что ли?
Вместо ответа Кузовков приложил палец к губам и снова надвинул кепку на глаза.
— Думал, не узнаешь, — сказал он вполголоса. — Угощайся. Яблоки не из магазина. Сам рвал.
— Давно ты в Нью-Йорке?
— Потом расскажу.
— А почему не поднимаешься? Ты же свой. Или, думаешь, японцы не признают? Так я подскажу.
— Не торопись. Я тут не один. Надо кое с кем попрощаться.
— А Кузовок? Неужто потерялся?
— С чего ты взял? Кузовок нигде не пропадет. Хоть в России, хоть в Америке.
Он отступил на несколько шагов назад и почти слился с толпой, такой же пестрой, как сам.
Но Александров уже не упускал его из виду. Он заметил, как Федя втиснулся между полисменом и мальчиком, державшим на коротком поводке собаку. Федя перехватил поводок и погладил собаку. Да ведь это Кузовок! Но как изменился! Пострижен и ведет себя чинно. Куда девалось его озорство? Стал, как и его хозяин, настоящим американцем.
Полисмен, стоявший рядом с Федей, сжал его плечо и что-то сказал. Теперь понятно, подумал Александров, почему он не поднялся на пароход. Набедокурил! Надо выручать.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЛОХАЯ ВЕСТЬ
Райли Аллен встретил «Йоми Мару» в добром настроении. Прошел почти месяц, как он оставил судно. Тогда он уезжал из Сан-Франциско с нелегким сердцем. Не без колебаний передавал колонию в руки Эверсолу. Справится ли Грегори с новыми для себя обязанностями? Как-то сложатся его отношения с Каяхарой, человеком умным, но и властным? Впрочем, таким и надлежит быть капитану.
И вот «Йоми Мару» у причала Нью-Йорка. Дети здоровы и счастливы. Они протягивают Аллену руки. Густой частокол рук, сквозь который нелегко пробиться ему и сопровождающим его Бремхоллу и Эверсолу. Каждого ребенка хочется потрепать по плечу, выслушать и сказать ласковое слово. Но есть морская традиция — прежде надо посетить капитана. Совсем рядом, на берегу, начинается Америка. Там — мэр, губернатор, президент… Здесь же, на палубе, хотя судно и зафрахтовано Красным Крестом, суверенная территория Японии. Таковы международные законы. Каяхара не только капитан, но и представитель Страны восходящего солнца. И к нему первый визит.
Но это визит не только вежливости. С первого дня плавания между ними установились дружеские отношения. Кроме того, они понимают — две страны могут быть в добрых или плохих отношениях, даже враждовать. А Аллену и Каяхаре это противопоказано. Их объединила общая задача, и каждый делает свою часть дела.
Как его встретит капитан? С твердым и непроницаемым лицом, словно изваянным из камня? Или скупой, как зимнее солнце, улыбкой? Но у него есть чем смягчить суровость японского моряка. В руке Аллена подарок. В пакете — двадцатилетнее шотландское виски (как-то Каяхара проговорился, что это его любимый напиток) и солидный запас табака, которого хватит на весь переход через Атлантику.
Каяхара уже стоял на пороге своей каюты. Но что-то в выражении его глаз заставило остановиться и Аллена. Заготовленное приветствие замерло на устах, а рука с подарком опустилась сама собой.
— Мистер Аллен, — сказал капитан, чуть помедлив, — я удручен несчастьем, которое случилось на моем судне.
Пострадал кто-то из матросов или кочегаров, подумал Райли.
— Выражаю вам свое сочувствие, капитан. Работа моряка опасна. Как это случилось?
— Вы меня не поняли. Это случилось не с членом экипажа.
— Тогда с кем же? Пострадал кто-то из военнопленных?
— К моему глубокому сожалению, речь идет о ребенке.
Кровь прилила к лицу Аллена.
— Это невозможно, — резко возразил он, отгоняя от себя страшную новость. — Только что я шел через толпу детей. Каждый улыбался, и все были счастливы. Случись что, мои помощники сказали бы мне еще на трапе. Не так ли, мистер Эверсол?
— Увы, капитан говорит правду, — ответил Эверсол, дотронувшись до руки Аллена. — Умерла десятилетняя Лена Александрова. Скончалась, несмотря на все старания судовых врачей спасти ей жизнь.
— И я узнаю об этом только сейчас, а не в первую минуту, когда поднялся на пароход!
— Не успел вам сказать, Райли. На палубе нас сразу окружили дети. А они не знают о случившемся.
— Не знают?
— Так мы решили, так посоветовала Ханна Кемпбелл. Прибытие в Нью-Йорк для детей большое событие. Не стоит омрачать им этот праздник.
— Тело девочки в судовом лазарете?
— Нет. Мы срочно вызвали санитарную карету и отправили в госпиталь.
— Но у Александровой есть брат. Вы что же, и ему ничего не сказали?
И вот «Йоми Мару» у причала Нью-Йорка. Дети здоровы и счастливы. Они протягивают Аллену руки. Густой частокол рук, сквозь который нелегко пробиться ему и сопровождающим его Бремхоллу и Эверсолу. Каждого ребенка хочется потрепать по плечу, выслушать и сказать ласковое слово. Но есть морская традиция — прежде надо посетить капитана. Совсем рядом, на берегу, начинается Америка. Там — мэр, губернатор, президент… Здесь же, на палубе, хотя судно и зафрахтовано Красным Крестом, суверенная территория Японии. Таковы международные законы. Каяхара не только капитан, но и представитель Страны восходящего солнца. И к нему первый визит.
Но это визит не только вежливости. С первого дня плавания между ними установились дружеские отношения. Кроме того, они понимают — две страны могут быть в добрых или плохих отношениях, даже враждовать. А Аллену и Каяхаре это противопоказано. Их объединила общая задача, и каждый делает свою часть дела.
Как его встретит капитан? С твердым и непроницаемым лицом, словно изваянным из камня? Или скупой, как зимнее солнце, улыбкой? Но у него есть чем смягчить суровость японского моряка. В руке Аллена подарок. В пакете — двадцатилетнее шотландское виски (как-то Каяхара проговорился, что это его любимый напиток) и солидный запас табака, которого хватит на весь переход через Атлантику.
Каяхара уже стоял на пороге своей каюты. Но что-то в выражении его глаз заставило остановиться и Аллена. Заготовленное приветствие замерло на устах, а рука с подарком опустилась сама собой.
— Мистер Аллен, — сказал капитан, чуть помедлив, — я удручен несчастьем, которое случилось на моем судне.
Пострадал кто-то из матросов или кочегаров, подумал Райли.
— Выражаю вам свое сочувствие, капитан. Работа моряка опасна. Как это случилось?
— Вы меня не поняли. Это случилось не с членом экипажа.
— Тогда с кем же? Пострадал кто-то из военнопленных?
— К моему глубокому сожалению, речь идет о ребенке.
Кровь прилила к лицу Аллена.
— Это невозможно, — резко возразил он, отгоняя от себя страшную новость. — Только что я шел через толпу детей. Каждый улыбался, и все были счастливы. Случись что, мои помощники сказали бы мне еще на трапе. Не так ли, мистер Эверсол?
— Увы, капитан говорит правду, — ответил Эверсол, дотронувшись до руки Аллена. — Умерла десятилетняя Лена Александрова. Скончалась, несмотря на все старания судовых врачей спасти ей жизнь.
— И я узнаю об этом только сейчас, а не в первую минуту, когда поднялся на пароход!
— Не успел вам сказать, Райли. На палубе нас сразу окружили дети. А они не знают о случившемся.
— Не знают?
— Так мы решили, так посоветовала Ханна Кемпбелл. Прибытие в Нью-Йорк для детей большое событие. Не стоит омрачать им этот праздник.
— Тело девочки в судовом лазарете?
— Нет. Мы срочно вызвали санитарную карету и отправили в госпиталь.
— Но у Александровой есть брат. Вы что же, и ему ничего не сказали?