Страница:
Пришло начало учебного года, а школы поблизости не было. Сестры Постновы, как могли, старались заменить учителей. Младших учили письму и счету. Старшим давали темы для сочинений. Но вскоре стало ясно: полностью школу не заменить.
Так и пропал для детей год учебы. Но дети взрослели. К ним приходили мысли и опыт, которые не почерпнешь из книг.
Однажды, проснувшись, колонисты увидели, что окна занесены снегом. Мир вокруг изменился, стал новым и незнакомым. Поленница дров у изгороди превратилась в большой сугроб, а склон к пруду — в прекрасную горку для катания на санках.
Детей зима обрадовала. Воспитателей — огорчила. Права была в свое время Мария Ивановна: стужа, легко пройдя сквозь дощатые стены, покрыла все углы изморозью. Хоть и жарко пылали обе печки, а дети дрожали и кутались во все теплое.
И вновь пришлось ехать в Курган за подмогой. Оттуда прислали китайские ватники и калмыцкие шапки. Теперь зима с ее ненастьем, метелями и заносами была не так страшна.
Не было для малышей большей радости, чем зимние развлечения. Бросались снежками, лепили снеговиков, строили вместе с деревенскими ребятишками снежные крепости… На скотном дворе они нашли много развалившихся бочек и стали мастерить из клепок лыжи и санки.
Приближалось Рождество. Взрослые знали, что праздник этот соединен с печалью и грустью, если встречаешь его вдалеке от дома.
Что же тогда сказать о детях?
— Я буду привезти красивый елка, — сказал Франц. — Я тоже имей дети. Я сделай много-много пирогов.
Женщины с благодарностью посмотрели на австрийца. Сам Бог послал им этого доброго человека. Еще более далекого от родного дома, чем они. Как бы тяжело им ни было, но они в России. А он — в чужой стране. Да еще в плену.
Взрослые решили: все должно быть как у папы с мамой — и вкусный ужин, и подарки.
Елочные украшения и игрушки начали делать еще задолго до праздника сами ребята. Освободили от кроватей самую большую спальню. Устроили сцену с занавесом. Каждая группа готовила свой номер.
Рождество и в самом деле выдалось светлым. Снег падал крупно и медленно. Дети выбежали на улицу с непокрытыми головами. И никакими силами не заманить бы их в дом, если бы не запах пирогов.
Праздник есть праздник. В тот день все удалось — и обед, и концерт.
Самой юной актрисой была шестилетняя Ната Калина. Она везде ищет своего плюшевого медвежонка:
В концерт вошла и пьеса. Настоящая пьеса с хором и многими действующими лицами, главным из которых была Бабушка Зима. Увы, не нашлось, кому сыграть Деда Мороза. И подарки вручала сама Бабушка.
Наступил 1919 год. Зима тянулась долго. Колонисты с нетерпением ждали весны, надеясь на перемены, на добрые вести.
Снег сошел быстро, обнажив землю. Сменились краски. Пошла в рост трава. В саду набухли почки, выстреливая зеленые и липкие кончики листьев.
Весна звала в дорогу. Но воспитателям нечего было сказать детям. Неужели им придется провести в помещичьем имении еще и лето?..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Так и пропал для детей год учебы. Но дети взрослели. К ним приходили мысли и опыт, которые не почерпнешь из книг.
Однажды, проснувшись, колонисты увидели, что окна занесены снегом. Мир вокруг изменился, стал новым и незнакомым. Поленница дров у изгороди превратилась в большой сугроб, а склон к пруду — в прекрасную горку для катания на санках.
Детей зима обрадовала. Воспитателей — огорчила. Права была в свое время Мария Ивановна: стужа, легко пройдя сквозь дощатые стены, покрыла все углы изморозью. Хоть и жарко пылали обе печки, а дети дрожали и кутались во все теплое.
И вновь пришлось ехать в Курган за подмогой. Оттуда прислали китайские ватники и калмыцкие шапки. Теперь зима с ее ненастьем, метелями и заносами была не так страшна.
Не было для малышей большей радости, чем зимние развлечения. Бросались снежками, лепили снеговиков, строили вместе с деревенскими ребятишками снежные крепости… На скотном дворе они нашли много развалившихся бочек и стали мастерить из клепок лыжи и санки.
Приближалось Рождество. Взрослые знали, что праздник этот соединен с печалью и грустью, если встречаешь его вдалеке от дома.
Что же тогда сказать о детях?
— Я буду привезти красивый елка, — сказал Франц. — Я тоже имей дети. Я сделай много-много пирогов.
Женщины с благодарностью посмотрели на австрийца. Сам Бог послал им этого доброго человека. Еще более далекого от родного дома, чем они. Как бы тяжело им ни было, но они в России. А он — в чужой стране. Да еще в плену.
Взрослые решили: все должно быть как у папы с мамой — и вкусный ужин, и подарки.
Елочные украшения и игрушки начали делать еще задолго до праздника сами ребята. Освободили от кроватей самую большую спальню. Устроили сцену с занавесом. Каждая группа готовила свой номер.
Рождество и в самом деле выдалось светлым. Снег падал крупно и медленно. Дети выбежали на улицу с непокрытыми головами. И никакими силами не заманить бы их в дом, если бы не запах пирогов.
Праздник есть праздник. В тот день все удалось — и обед, и концерт.
Самой юной актрисой была шестилетняя Ната Калина. Она везде ищет своего плюшевого медвежонка:
Девочка должна была найти щетку, чтобы почистить своего медвежонка. Но как ни старалась Ната, как ни ползала на коленках по всей сцене на виду у зрителей, — все напрасно. Щетки не было. Ее забыли положить. А маленькая актриса так сжилась со своей ролью, что не выдержала и расплакалась. Да так горько, что ее долго не могли утешить. Пришлось опустить занавес.
Мишка, Мишка, как не стыдно
под комоды залезать?
Ты меня не любишь, видно…
Это что еще за мода?
Вылезай из-под комода!
Весь в пылинках, паутинках,
со скорлупкой на носу…
Так рисуют на картинках
только чертиков в лесу.
В концерт вошла и пьеса. Настоящая пьеса с хором и многими действующими лицами, главным из которых была Бабушка Зима. Увы, не нашлось, кому сыграть Деда Мороза. И подарки вручала сама Бабушка.
Наступил 1919 год. Зима тянулась долго. Колонисты с нетерпением ждали весны, надеясь на перемены, на добрые вести.
Снег сошел быстро, обнажив землю. Сменились краски. Пошла в рост трава. В саду набухли почки, выстреливая зеленые и липкие кончики листьев.
Весна звала в дорогу. Но воспитателям нечего было сказать детям. Неужели им придется провести в помещичьем имении еще и лето?..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ТРОИЦК
Этой группе повезло больше, чем другим. И городок попался хороший, и руководитель толковый и заботливый. Возглавила группу Вера Ивановна Кучинская…
Революция не миновала и этих мест. Но заметных перемен в жизнь Троицка не принесла. Казалось, никакие бури не способны нарушить его провинциальной дремоты. Самыми влиятельными горожанами по-прежнему оставались купцы. Общественной жизнью заправляло земство. Упразднили только царские деньги, заменив их на новые.
Деньги получили название свое от фамилии казачьего атамана. Полковник Дутов возглавил контрреволюционное войсковое правительство оренбургского казачества. Обосновался он в Оренбурге, но вскоре был изгнан оттуда отрядами Красной гвардии. И вот решил разместить свою резиденцию в Троицке и даже выпустил собственные денежные знаки, которые сегодня ценятся коллекционерами и известны как «дутовки».
Вооруженных казаков колонисты видели часто. А самого атамана — только однажды, когда вместе с эскортом он проехал мимо их дома.
Детей поселили в женском монастыре. Девочкам предоставили двухэтажный кирпичный дом. Стоял он против главного собора. Мальчикам отвели второй этаж монастырской гостиницы, окна которой выходили прямо в степь.
Воспитательницей девочек была Дарья Филипповна Летунова. У самой — четверо детей. А теперь прибавилось еще три десятка.
Женя, старшая из дочерей Дарьи Филипповны, еще в Миассе подружилась со своей тезкой — Женей Мендельсон. И теперь две Жени были неразлучны. Кроме возраста, подружек объединяла любознательность. Каждый день должен приносить новые впечатления и знакомства. Такая уж у них потребность. И вот удача! Они поселились в женском монастыре.
Сегодня им встретилась игуменья, строгая и важная. К матушке-игуменье лучше не подходить. А вот молодые послушницы — совсем другое дело. В их глазах тоже любопытство.
— Хочешь, познакомимся? — предложила Летунова.
— А ты думаешь, они будут с нами разговаривать? Им, наверно, запрещено, — сказала Мендельсон.
— Почему запрещено? Они точно такие же, как мы. Разве только больше в Бога веруют.
Вскоре случай представился. Проходя мимо открытого окна, подружки увидели послушницу, склонившуюся над шитьем. Они остановились и стали наблюдать за ее работой. Девушка подняла голову и улыбнулась.
— А как вас зовут? — набралась храбрости Летунова.
— Аня, — ответила послушница.
— А почему вы здесь? Где ваши папа и мама?
Подружки услышали грустную историю. Оказалось, что Аня круглая сирота. Ее родители умерли совсем недавно от холеры. Тяжело болела и она сама. Но в холерный барак пришла монахиня и выходила девушку. Вот так Аня оказалась в монастыре. Ведь нет у нее никого на свете.
— А знаешь что, переходи к нам жить! А потом поедем вместе в Петроград.
— Нет-нет! Что вы! Ведь я Богу клятву дала.
Девочки в свою очередь рассказали о своих мытарствах, о том, что привело их на Урал.
Разница в возрасте была не столь уж значительной, и они подружились, стали даже заходить в келью.
Колонисток очень интересовали кустарные изделия монастыря и, с разрешения игуменьи, они посетили мастерские. Какими же ловкими и умелыми были руки у этих женщин! Девочки восхищались тем, как красиво они вышивают гладью тонкое белье, как искусно вяжут большие, почти невесомые оренбургские платки, которые затем свободно проскальзывают сквозь обручальное кольцо. Как делают свечи, пишут иконы…
Жизнь монахинь была полна труда и забот, но вместе с тем казалась монотонной и однообразной, лишенной каких бы то ни было развлечений. Даже не разрешалось читать светскую литературу.
Узнав об этом, обе Жени решили как-то скрасить жизнь Ани и предложили интересную книгу. Они принесли популярный роман Бебутовой — одну из тех бульварных книг, которую им не рекомендовали для чтения учителя и которой именно по этой причине зачитывались гимназистки.
— Не надо, девочки, — пыталась отказаться Аня.
— Ничего страшного. Никто и не узнает. А то все над Библией сидишь. Скучно ведь…
Знали бы колонистки, какую медвежью услугу оказали своей новой подруге!
Дозналась каким-то образом наставница, что за книга находится в келье, что читает тайком одна из послушниц. На нее наложили очень строгое наказание. Аня должна целую ночь отмаливать свой грех, стоя на коленях под открытым небом на ступенях главного собора.
Не спали в эту ночь и колонистки. То и дело подходили к окну, чтобы еще и еще раз взглянуть на склонившуюся в молитве черную и таинственную фигуру. «Как же Ане должно быть страшно», — думали они. Но выйти не решались, опасаясь навлечь на девушку еще большие неприятности.
А Дарья Филипповна, узнав, кто настоящий виновник, сказала, покачав головой:
— Верно говорят: «подвести под монастырь».
Колонисты прибыли в Троицк ранней осенью. Самое время для зимних заготовок, засолки овощей. Монахини, пополняя монастырские кладовые, трудились как пчелы. Петроградцы решили им помочь. Мальчики чистили погреба, выкатывали из них пустые бочки. В некоторых еще оставались огурцы, помидоры и даже соленые арбузы, которые им особенно пришлись по вкусу.
Девочкам тоже нашлась работа. Они рубили капусту, резали морковку.
Запасы колонии пополнялись за счет подношений. Один купец пришлет мешок муки, другой — барашка, а кто — бидон молока, которое иногда отдавало полынью.
Кое-что перепадало детям и с монастырского стола.
Неожиданно у колонисток появился неплохой заработок. Их пригласили петь в монастырском хоре, положив каждой хористке по сорок дутовских рублей в месяц.
Устраивались благотворительные концерты, которые пользовались огромным успехом у жителей Троицка. Ведь в городе, кроме крохотного кинотеатра, других развлечений не было.
Девочки не только пели, но и плясали. А однажды даже решились поставить комическую оперу. В ней участвовала и Женя Летунова, у которой был красивый голос. Играла она девку-чернавку.
Опера начиналась словами:
Но неожиданно в спектакле произошла заминка. Женя ни за что не соглашалась нацепить безобразный нос. Так и вышла на сцену девка-чернавка красивее лебедушки-жены.
В перерыве между действиями зрителей ждал сюрприз. На занавесе были нарисованы подсолнухи с вырезом посредине. Стоя за занавесом, дети просунули в эти цветы головы и запели:
Общественность города и земство доброжелательно отнеслись к судьбе колонистов.
Начался учебный год. Гимназия находилась невдалеке от монастыря. Страна напоминала кипящий котел, а в классе шла речь о пустыне Сахаре, Кае Юлии Цезаре, равнобедренном треугольнике…
Дети шли в гимназию, не всегда позавтракав. Но случалось, их ждал праздник. К большой перемене приносили горячие котлеты. А в придачу — свежую булочку. Доставляли все это в плетеных корзинах татары, которых в Троицке жило много. Ароматные котлеты готовились из молодой конины.
— Нет лучше и чище мяса, чем это, — говорили татары.
За завтраки колонисты расплачивались дутовками, заработанными пением в церковном хоре. А еще — благотворительными деньгами.
Шла зима. Жизнь в Троицке не была безмятежной. Однако была сносной.
Революция не миновала и этих мест. Но заметных перемен в жизнь Троицка не принесла. Казалось, никакие бури не способны нарушить его провинциальной дремоты. Самыми влиятельными горожанами по-прежнему оставались купцы. Общественной жизнью заправляло земство. Упразднили только царские деньги, заменив их на новые.
Деньги получили название свое от фамилии казачьего атамана. Полковник Дутов возглавил контрреволюционное войсковое правительство оренбургского казачества. Обосновался он в Оренбурге, но вскоре был изгнан оттуда отрядами Красной гвардии. И вот решил разместить свою резиденцию в Троицке и даже выпустил собственные денежные знаки, которые сегодня ценятся коллекционерами и известны как «дутовки».
Вооруженных казаков колонисты видели часто. А самого атамана — только однажды, когда вместе с эскортом он проехал мимо их дома.
Детей поселили в женском монастыре. Девочкам предоставили двухэтажный кирпичный дом. Стоял он против главного собора. Мальчикам отвели второй этаж монастырской гостиницы, окна которой выходили прямо в степь.
Воспитательницей девочек была Дарья Филипповна Летунова. У самой — четверо детей. А теперь прибавилось еще три десятка.
Женя, старшая из дочерей Дарьи Филипповны, еще в Миассе подружилась со своей тезкой — Женей Мендельсон. И теперь две Жени были неразлучны. Кроме возраста, подружек объединяла любознательность. Каждый день должен приносить новые впечатления и знакомства. Такая уж у них потребность. И вот удача! Они поселились в женском монастыре.
Сегодня им встретилась игуменья, строгая и важная. К матушке-игуменье лучше не подходить. А вот молодые послушницы — совсем другое дело. В их глазах тоже любопытство.
— Хочешь, познакомимся? — предложила Летунова.
— А ты думаешь, они будут с нами разговаривать? Им, наверно, запрещено, — сказала Мендельсон.
— Почему запрещено? Они точно такие же, как мы. Разве только больше в Бога веруют.
Вскоре случай представился. Проходя мимо открытого окна, подружки увидели послушницу, склонившуюся над шитьем. Они остановились и стали наблюдать за ее работой. Девушка подняла голову и улыбнулась.
— А как вас зовут? — набралась храбрости Летунова.
— Аня, — ответила послушница.
— А почему вы здесь? Где ваши папа и мама?
Подружки услышали грустную историю. Оказалось, что Аня круглая сирота. Ее родители умерли совсем недавно от холеры. Тяжело болела и она сама. Но в холерный барак пришла монахиня и выходила девушку. Вот так Аня оказалась в монастыре. Ведь нет у нее никого на свете.
— А знаешь что, переходи к нам жить! А потом поедем вместе в Петроград.
— Нет-нет! Что вы! Ведь я Богу клятву дала.
Девочки в свою очередь рассказали о своих мытарствах, о том, что привело их на Урал.
Разница в возрасте была не столь уж значительной, и они подружились, стали даже заходить в келью.
Колонисток очень интересовали кустарные изделия монастыря и, с разрешения игуменьи, они посетили мастерские. Какими же ловкими и умелыми были руки у этих женщин! Девочки восхищались тем, как красиво они вышивают гладью тонкое белье, как искусно вяжут большие, почти невесомые оренбургские платки, которые затем свободно проскальзывают сквозь обручальное кольцо. Как делают свечи, пишут иконы…
Жизнь монахинь была полна труда и забот, но вместе с тем казалась монотонной и однообразной, лишенной каких бы то ни было развлечений. Даже не разрешалось читать светскую литературу.
Узнав об этом, обе Жени решили как-то скрасить жизнь Ани и предложили интересную книгу. Они принесли популярный роман Бебутовой — одну из тех бульварных книг, которую им не рекомендовали для чтения учителя и которой именно по этой причине зачитывались гимназистки.
— Не надо, девочки, — пыталась отказаться Аня.
— Ничего страшного. Никто и не узнает. А то все над Библией сидишь. Скучно ведь…
Знали бы колонистки, какую медвежью услугу оказали своей новой подруге!
Дозналась каким-то образом наставница, что за книга находится в келье, что читает тайком одна из послушниц. На нее наложили очень строгое наказание. Аня должна целую ночь отмаливать свой грех, стоя на коленях под открытым небом на ступенях главного собора.
Не спали в эту ночь и колонистки. То и дело подходили к окну, чтобы еще и еще раз взглянуть на склонившуюся в молитве черную и таинственную фигуру. «Как же Ане должно быть страшно», — думали они. Но выйти не решались, опасаясь навлечь на девушку еще большие неприятности.
А Дарья Филипповна, узнав, кто настоящий виновник, сказала, покачав головой:
— Верно говорят: «подвести под монастырь».
Колонисты прибыли в Троицк ранней осенью. Самое время для зимних заготовок, засолки овощей. Монахини, пополняя монастырские кладовые, трудились как пчелы. Петроградцы решили им помочь. Мальчики чистили погреба, выкатывали из них пустые бочки. В некоторых еще оставались огурцы, помидоры и даже соленые арбузы, которые им особенно пришлись по вкусу.
Девочкам тоже нашлась работа. Они рубили капусту, резали морковку.
Запасы колонии пополнялись за счет подношений. Один купец пришлет мешок муки, другой — барашка, а кто — бидон молока, которое иногда отдавало полынью.
Кое-что перепадало детям и с монастырского стола.
Неожиданно у колонисток появился неплохой заработок. Их пригласили петь в монастырском хоре, положив каждой хористке по сорок дутовских рублей в месяц.
Устраивались благотворительные концерты, которые пользовались огромным успехом у жителей Троицка. Ведь в городе, кроме крохотного кинотеатра, других развлечений не было.
Девочки не только пели, но и плясали. А однажды даже решились поставить комическую оперу. В ней участвовала и Женя Летунова, у которой был красивый голос. Играла она девку-чернавку.
Опера начиналась словами:
Объевшегося Ахромея ночью мучили кошмары. Дети, одетые блинами, пирогами, соусниками, тесно окружили его в безумном танце.
Ахромей любил покушать,
Раз-другой хлебнуть вина…
А лебедушка-жена
Соловьев любила слушать…
Но неожиданно в спектакле произошла заминка. Женя ни за что не соглашалась нацепить безобразный нос. Так и вышла на сцену девка-чернавка красивее лебедушки-жены.
В перерыве между действиями зрителей ждал сюрприз. На занавесе были нарисованы подсолнухи с вырезом посредине. Стоя за занавесом, дети просунули в эти цветы головы и запели:
Песенка имела большой успех.
Пчелки, пчелки, не скупитесь,
С нами медом поделитесь…
Зумм, зумм, зумм…
Общественность города и земство доброжелательно отнеслись к судьбе колонистов.
Начался учебный год. Гимназия находилась невдалеке от монастыря. Страна напоминала кипящий котел, а в классе шла речь о пустыне Сахаре, Кае Юлии Цезаре, равнобедренном треугольнике…
Дети шли в гимназию, не всегда позавтракав. Но случалось, их ждал праздник. К большой перемене приносили горячие котлеты. А в придачу — свежую булочку. Доставляли все это в плетеных корзинах татары, которых в Троицке жило много. Ароматные котлеты готовились из молодой конины.
— Нет лучше и чище мяса, чем это, — говорили татары.
За завтраки колонисты расплачивались дутовками, заработанными пением в церковном хоре. А еще — благотворительными деньгами.
Шла зима. Жизнь в Троицке не была безмятежной. Однако была сносной.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ПЕТРОПАВЛОВСК
Гор. Петроград.
Васильевский остров.
Тучков переулок, дом 1, квартира 2.
Семену Алексеевичу Амелину.
Дорогие папочка и мамочка! Шурочка и Андрюшечка!
Как я рада возможности написать вам письмо. Ведь уже седьмой месяц, как от вас никаких вестей… Я очень поправилась и окрепла. Я так растолстела… Представьте двух Ксений и соедините вместе. Тогда у вас получится настоящая Ксения.
В Миассе я хворала аппендицитом, пролежала месяц в лазарете. А потом ничего, поправилась. У нас летом умерли два мальчика. Так жалко!
Когда умер Чеботарев, все провожали его до кладбища. Всю ночь старшие девочки, и мы с Катей, читали псалтырь. Похоронили его очень хорошо. Вся покойницкая была убрана гирляндами из черемухи.
Четырнадцатого сентября мы приехали в Петропавловск и теперь живем в гимназии. Сначала у нас не было кухни, и мы ходили обедать в чешскую столовую. А теперь кухня готова, и мы обедаем дома.
Меня определили в пятый класс, а Катю — в шестой. Здесь морозы очень суровые, до сорока градусов. Нам дали тулупы и шапки. Шапки очень теплые, так как внутри тоже мех. Еще мы получили халаты и к Рождеству получили платья. У меня белье все разорвалось. В особенности панталоны. Из простыни я сшила одну рубашку и две пары панталон.
В Миассе я обрезала волосы до ушей. Так глупо сделала. Но я утешаю себя тем, что у меня волосы стали гуще.
Господи, скорее бы Петроград! У нас ходят слухи, будто в Петрограде такой голод, что все умирают. Как вы живете при таком голоде? Как ваше здоровье? Дорогие мои, скорей бы очутиться всем вместе и уже больше не разъезжаться.
Как поживают Шура и Андрюша? Андрюша, наверно, очень вырос… Как же! Ему исполнилось семь лет. Большой, большой… Пусть занимается как следует.
Милые, как хочется вас расцеловать! Мы так давно не виделись. Подумать только, семь месяцев. Может быть, придется еще столько же прожить без вас. Но не беспокойтесь. Мы тепло одеты и сыты. Год учебный у нас также не пропадет.
Я позабыла написать еще о том, что получила сапоги с голенищами. У нас часто бывают бураны, такие, что ничего не видишь. Говорят, в такие бураны часто заносит людей.
Мы будем далеко от вас во время Рождества. И поэтому поздравляю вас всех с наступающим праздником Рождества Христова!
Целую вас крепко-крепко. Тысячу раз! Скорее бы вас увидеть и расцеловать. Скорей бы! Мы все надеемся, что скороприедем в Петроград. Может быть, к Пасхе. Вдруг случай неожиданный поможет.
Остался маленький кусочек бумаги и приходится волей-неволей заканчивать письмо.
Милые и дорогие мамочка и папочка! До скорого свидания. Целую вас крепко, несчетные тысячи раз… Скорей бы увидеться!
Горячо любящая ваша дочь Ксюша.
Гор. Петропавловск. Группа Анны Александровны Зыковой.
2 января 1919 года.
Мы помним, что младшие из колонистов, покинувших Миасс, высадились в Кургане. Старшие же отправились дальше на восток — в Петропавловск.
После уральской красоты — зеленых гор и прозрачных озер, после воздуха, который можно пить как родниковую воду, Петропавловск, окруженный безлесной и плоской равниной, вызвал разочарование.
Деревьев в городе почти не было. Да и те, немногие, — не зеленого, а серого цвета. Стоило сделать несколько шагов, как за тобой неотступно, как тень, начинало следовать облачко пыли. Что уж тогда говорить о колесах и копытах… Они вздымали целые тучи. Пыль скрипела на зубах, забиралась сквозь оконные щели в комнаты.
Ребята увидели на улицах не только впряженных в экипажи и телеги лошадей, но также верблюдов и волов, перевозивших тяжести.
Город был преимущественно одноэтажным. Оттого собор на центральной площади выглядел еще более высоким и величественным.
Петропавловск как-то обходился без водопровода. Воду развозили в бочках. Зато были театр и цирк. По вечерам вспыхивали уличные фонари. Они-то и напоминали, что в этом далеком и забытом Богом месте тоже двадцатый век.
Колонистов разместили в разных концах города. Для мальчиков во главе с Вячеславом Вячеславовичем Вихрой определили здание начальной школы.
Средних девочек возглавила Христина Федоровна Вознесенская. Этой группе отвели дом мусульманского комитета, рядом с мечетью.
Старшие девочки, в числе которых были Катя и Ксюша Амелины, устроились лучше всего — в женской гимназии. Здесь жили, здесь же и занимались.
Комнаты у них были большие. Потолки высокие. Удобная кухня. В их распоряжение отдали вестибюль — лучшего места для приготовления уроков и досуга не придумаешь.
Анна Александровна Зыкова стала их воспитательницей. Ее муж погиб на войне. Всю жизнь она посвятила детям. Дочь училась в Смольном институте, а сын — в кадетском корпусе. Пора бы и внуков воспитывать. А вместо них — эти девочки-подростки. Их возраст, их любопытство, неугомонный нрав требовали постоянных хлопот и неусыпного бдения. Между тем Анна Александровна не отличалась здоровьем: ревматизм. Походка медленная. Любое движение дается нелегко. Даже руки, чтобы расчесать волосы, она поднимает с трудом.
Девочки любили свою воспитательницу и жили дружной семьей. Но и любя ее, нередко доводили до слез. Потом извинялись и каялись. А Анна Александровна, поплакав втихомолку в своей комнатке-клетушке и высушив носовым платком слезы, снова открывала дверь в спальню, где ее воспитанницы еще несколько минут назад гудели с закрытыми ртами в ответ на ее распоряжение засыпать.
Очень редко Зыкова наказывала девочек. Да и наказания были сравнительно мягкие — лишение прогулки, запрещение пойти на вечер или в другую группу.
Кроме парт, в гимназии не нашлось другой мебели. И в первую ночь дети спали на полу. На другой день Анна Александровна сказала девочкам:
— Наверняка в любом из окрестных домов найдется лишняя мебель. Попросите на время.
— А что просить?
— Нам все пригодится.
Колонистки с удовольствием взялись выполнять необычное поручение. Они разделились по два-три человека и отправились в разных направлениях.
Сестры Амелины и сестры Колосовы пошли вместе, читая по пути названия близлежащих улиц.
— Давайте пойдем по улице Почтамтской. Там дома богаче, — сказала Евгения.
— А я думаю, по Караванной, — предложила Оля. — В богатых домах и мебель дорогая. Кто же нам ее даст?
— Не все ли равно? — вмешалась в их спор Ксюша. — Главное, чтобы хозяин щедрый попался.
Так они и шли, споря и не зная, в какие ворота постучать, пока не встретилась пожилая женщина. Она к ним обратилась первая:
— Здравствуйте, барышни. Что-то я вас раньше не встречала. Небось откуда-то издалека к нам?
Девочки представились.
— А меня зовут Евдокия Федоровна Шапкина.
Хозяйка им предложила на выбор два стола. Понравился круглый.
— Мы вам потом его вернем.
— Ничего, пользуйтесь. Он все равно без дела, — сказала Евдокия Федоровна. — Загляните к нам еще раз. Я вас познакомлю с детьми. Их у меня пятеро.
Стол очень пригодился. За ним и ели, и уроки готовили. И даже использовали как театральный реквизит.
Постепенно быт девочек налаживался. Они стали находить своеобразную красоту в городе, который вначале не понравился. Пусть дома одноэтажные, зато добротные и теплые. Пусть окружают их высокие заборы с массивными воротами, зато живут люди не обособленно.
Убедившись, что в городе спокойно, Анна Александровна разрешила девочкам дальние прогулки. Особый интерес вызвала окраина города, где стояли юрты казахов-скотоводов. Раскосые глаза, блестящие черные волосы, расшитые разноцветной кожей меховые одежды…
Гостеприимные кочевники заметили любопытство девочек и пригласили к себе в юрту. Угостили чаем, дали отведать верблюжьего молока. Потом предложили прокатиться на лошади.
Васильевский остров.
Тучков переулок, дом 1, квартира 2.
Семену Алексеевичу Амелину.
Дорогие папочка и мамочка! Шурочка и Андрюшечка!
Как я рада возможности написать вам письмо. Ведь уже седьмой месяц, как от вас никаких вестей… Я очень поправилась и окрепла. Я так растолстела… Представьте двух Ксений и соедините вместе. Тогда у вас получится настоящая Ксения.
В Миассе я хворала аппендицитом, пролежала месяц в лазарете. А потом ничего, поправилась. У нас летом умерли два мальчика. Так жалко!
Когда умер Чеботарев, все провожали его до кладбища. Всю ночь старшие девочки, и мы с Катей, читали псалтырь. Похоронили его очень хорошо. Вся покойницкая была убрана гирляндами из черемухи.
Четырнадцатого сентября мы приехали в Петропавловск и теперь живем в гимназии. Сначала у нас не было кухни, и мы ходили обедать в чешскую столовую. А теперь кухня готова, и мы обедаем дома.
Меня определили в пятый класс, а Катю — в шестой. Здесь морозы очень суровые, до сорока градусов. Нам дали тулупы и шапки. Шапки очень теплые, так как внутри тоже мех. Еще мы получили халаты и к Рождеству получили платья. У меня белье все разорвалось. В особенности панталоны. Из простыни я сшила одну рубашку и две пары панталон.
В Миассе я обрезала волосы до ушей. Так глупо сделала. Но я утешаю себя тем, что у меня волосы стали гуще.
Господи, скорее бы Петроград! У нас ходят слухи, будто в Петрограде такой голод, что все умирают. Как вы живете при таком голоде? Как ваше здоровье? Дорогие мои, скорей бы очутиться всем вместе и уже больше не разъезжаться.
Как поживают Шура и Андрюша? Андрюша, наверно, очень вырос… Как же! Ему исполнилось семь лет. Большой, большой… Пусть занимается как следует.
Милые, как хочется вас расцеловать! Мы так давно не виделись. Подумать только, семь месяцев. Может быть, придется еще столько же прожить без вас. Но не беспокойтесь. Мы тепло одеты и сыты. Год учебный у нас также не пропадет.
Я позабыла написать еще о том, что получила сапоги с голенищами. У нас часто бывают бураны, такие, что ничего не видишь. Говорят, в такие бураны часто заносит людей.
Мы будем далеко от вас во время Рождества. И поэтому поздравляю вас всех с наступающим праздником Рождества Христова!
Целую вас крепко-крепко. Тысячу раз! Скорее бы вас увидеть и расцеловать. Скорей бы! Мы все надеемся, что скороприедем в Петроград. Может быть, к Пасхе. Вдруг случай неожиданный поможет.
Остался маленький кусочек бумаги и приходится волей-неволей заканчивать письмо.
Милые и дорогие мамочка и папочка! До скорого свидания. Целую вас крепко, несчетные тысячи раз… Скорей бы увидеться!
Горячо любящая ваша дочь Ксюша.
Гор. Петропавловск. Группа Анны Александровны Зыковой.
2 января 1919 года.
Мы помним, что младшие из колонистов, покинувших Миасс, высадились в Кургане. Старшие же отправились дальше на восток — в Петропавловск.
После уральской красоты — зеленых гор и прозрачных озер, после воздуха, который можно пить как родниковую воду, Петропавловск, окруженный безлесной и плоской равниной, вызвал разочарование.
Деревьев в городе почти не было. Да и те, немногие, — не зеленого, а серого цвета. Стоило сделать несколько шагов, как за тобой неотступно, как тень, начинало следовать облачко пыли. Что уж тогда говорить о колесах и копытах… Они вздымали целые тучи. Пыль скрипела на зубах, забиралась сквозь оконные щели в комнаты.
Ребята увидели на улицах не только впряженных в экипажи и телеги лошадей, но также верблюдов и волов, перевозивших тяжести.
Город был преимущественно одноэтажным. Оттого собор на центральной площади выглядел еще более высоким и величественным.
Петропавловск как-то обходился без водопровода. Воду развозили в бочках. Зато были театр и цирк. По вечерам вспыхивали уличные фонари. Они-то и напоминали, что в этом далеком и забытом Богом месте тоже двадцатый век.
Колонистов разместили в разных концах города. Для мальчиков во главе с Вячеславом Вячеславовичем Вихрой определили здание начальной школы.
Средних девочек возглавила Христина Федоровна Вознесенская. Этой группе отвели дом мусульманского комитета, рядом с мечетью.
Старшие девочки, в числе которых были Катя и Ксюша Амелины, устроились лучше всего — в женской гимназии. Здесь жили, здесь же и занимались.
Комнаты у них были большие. Потолки высокие. Удобная кухня. В их распоряжение отдали вестибюль — лучшего места для приготовления уроков и досуга не придумаешь.
Анна Александровна Зыкова стала их воспитательницей. Ее муж погиб на войне. Всю жизнь она посвятила детям. Дочь училась в Смольном институте, а сын — в кадетском корпусе. Пора бы и внуков воспитывать. А вместо них — эти девочки-подростки. Их возраст, их любопытство, неугомонный нрав требовали постоянных хлопот и неусыпного бдения. Между тем Анна Александровна не отличалась здоровьем: ревматизм. Походка медленная. Любое движение дается нелегко. Даже руки, чтобы расчесать волосы, она поднимает с трудом.
Девочки любили свою воспитательницу и жили дружной семьей. Но и любя ее, нередко доводили до слез. Потом извинялись и каялись. А Анна Александровна, поплакав втихомолку в своей комнатке-клетушке и высушив носовым платком слезы, снова открывала дверь в спальню, где ее воспитанницы еще несколько минут назад гудели с закрытыми ртами в ответ на ее распоряжение засыпать.
Очень редко Зыкова наказывала девочек. Да и наказания были сравнительно мягкие — лишение прогулки, запрещение пойти на вечер или в другую группу.
Кроме парт, в гимназии не нашлось другой мебели. И в первую ночь дети спали на полу. На другой день Анна Александровна сказала девочкам:
— Наверняка в любом из окрестных домов найдется лишняя мебель. Попросите на время.
— А что просить?
— Нам все пригодится.
Колонистки с удовольствием взялись выполнять необычное поручение. Они разделились по два-три человека и отправились в разных направлениях.
Сестры Амелины и сестры Колосовы пошли вместе, читая по пути названия близлежащих улиц.
— Давайте пойдем по улице Почтамтской. Там дома богаче, — сказала Евгения.
— А я думаю, по Караванной, — предложила Оля. — В богатых домах и мебель дорогая. Кто же нам ее даст?
— Не все ли равно? — вмешалась в их спор Ксюша. — Главное, чтобы хозяин щедрый попался.
Так они и шли, споря и не зная, в какие ворота постучать, пока не встретилась пожилая женщина. Она к ним обратилась первая:
— Здравствуйте, барышни. Что-то я вас раньше не встречала. Небось откуда-то издалека к нам?
Девочки представились.
— А меня зовут Евдокия Федоровна Шапкина.
Хозяйка им предложила на выбор два стола. Понравился круглый.
— Мы вам потом его вернем.
— Ничего, пользуйтесь. Он все равно без дела, — сказала Евдокия Федоровна. — Загляните к нам еще раз. Я вас познакомлю с детьми. Их у меня пятеро.
Стол очень пригодился. За ним и ели, и уроки готовили. И даже использовали как театральный реквизит.
Постепенно быт девочек налаживался. Они стали находить своеобразную красоту в городе, который вначале не понравился. Пусть дома одноэтажные, зато добротные и теплые. Пусть окружают их высокие заборы с массивными воротами, зато живут люди не обособленно.
Убедившись, что в городе спокойно, Анна Александровна разрешила девочкам дальние прогулки. Особый интерес вызвала окраина города, где стояли юрты казахов-скотоводов. Раскосые глаза, блестящие черные волосы, расшитые разноцветной кожей меховые одежды…
Гостеприимные кочевники заметили любопытство девочек и пригласили к себе в юрту. Угостили чаем, дали отведать верблюжьего молока. Потом предложили прокатиться на лошади.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
МЕТЕЛЬ
Наступила сибирская зима. Снег шел несколько дней кряду. Потом задул ветер и намел сугробы, доходившие до середины окон.
Зима оказалась к лицу Петропавловску. На смену телеге пришли сани. А вот верблюды не исчезли с улиц. Оказалось, этим животным нипочем и тридцатиградусный мороз. Они шли мерным и плавным шагом, неся на спинах огромные тюки.
— Неужели верблюдам не холодно? — спрашивала, кутаясь в одеяло, Лиля Петрова. Эта худенькая девочка никак не могла согреться, и подружки ей всегда уступали место у печурки.
Дров недоставало. Ценилось каждое полено. Сухие дрова шли в большую общую печь. Сами же дети в своей комнате топили маленькую железную печурку. Но им доставались одни сырые полешки. И приходилось терпеливо ждать, пока не стечет с них вода. Тепла такие дрова давали мало. На ночь из тулупов и одеял сооружали спальные мешки. Только так удавалось согреться и уснуть. А утром заливали в рукомойники горячую воду, которая, стекая в корыто, уже вскоре затягивалась ледяной коркой.
…И в Петропавловске колонисты ждали Рождества с нетерпением. Накануне праздника несколько девочек, в том числе и Ксюша, отправились в собор ко всенощной. Девочки не отличались особой религиозностью, но каждый вечер перед сном читали молитву. Строго соблюдались и все церковные праздники.
Собор находился в нескольких кварталах от гимназии. Был крепкий мороз, но девочки шли, весело переговариваясь. Снег искрился и громко хрустел под ногами. Но неожиданно погода стала портиться. Задул, все более усиливаясь, ветер. Повалил снег.
Уже шла служба, когда они вошли в собор. Но прихожан, к их удивлению, было немного. Потом девочки узнали, что горожане, зная о приближении пурги, предпочли остаться дома.
Голоса священника и дьякона гулко звучали под сводами пустого собора, а за его толстыми стенами выл и стонал ветер. Стекла в больших окнах дребезжали. Детям стало страшно. Никогда они себя не чувствовали так одиноко и отрешенно. Они опустились на колени и начали жарко, истово молиться.
Когда девочки вышли из собора, ветер чуть не сорвал их с паперти.
— Давайте возьмемся за руки, так легче будет идти, — предложила Лида Демлер.
Снег слепил глаза, ветер сбивал с ног. Но девочки держались стойко. И только Лиля Петрова несколько раз падала, а потом и вовсе отказалась идти дальше. Пришлось ее поднимать и насильно тащить.
Центральные улицы были освещены электрическими фонарями, но снег падал и кружил так густо, что свет просматривался лишь в виде белесых пятен. Прочесть названия улиц, а тем более разобрать номера домов было невозможно. Кажется, они заблудились, и не к кому было обратиться за помощью, спросить, верно ли идут.
Но судьба оберегала детей. Они наткнулись на человека, который их довел до гимназии.
…Трудно передать радость колонисток, когда они перешагнули порог дома. В вестибюле сразу же попали в объятия Анны Александровны. Она уже надела шубу, собираясь отправиться на поиски.
Лиля Петрова, кажется, была без чувств. Ее перенесли на кровать и стали согревать. Кто-то принес спирт, а повариха Лиза — гусиный жир, чтобы смазать обмороженные щеки.
Вдруг дети услышали плач. Они обернулись и увидели свою воспитательницу, уткнувшую лицо в воротник шубы. Девочки окружили Анну Александровну и тоже заплакали. Их сердца переполнились любовью и жалостью к этой маленькой женщине, которая, несмотря на свою немощь и слабость, решилась идти в злую пургу, чтобы искать их, непутевых. И ни слова укора. Никаких нотаций.
На следующий день стало известно о гибели нескольких человек. Они заблудились, обессилели и замерзли.
Судьба и в самом деле была милостива к колонистам.
Накануне Рождества произошло еще одно событие.
Во главе всех групп, поселившихся в Петропавловске, была поставлена уже известная нам Христина Федоровна Вознесенская. Теперь ее распоряжения стали обязательными не только для младших девочек, которыми она непосредственно руководила, но и для всех остальных.
Колония переживала трудное время. Детей кормили все хуже, все однообразнее и скуднее. Воспитатели обратились к Вознесенской за советом: что делать? Она не нашла ничего лучшего, как разослать по группам жестяные кружки. Пусть мальчики и девочки отправятся по близлежащим улицам просить милостыню.
Анна Александровна Зыкова возражала против такого решения. Одно дело, просить у горожан мебель на время. А милостыня — непоправимая травма для детской души. А как отразится это на учебе?
Но Зыкова в конце концов была вынуждена подчиниться. И вот однажды вечером, собрав воспитанниц и опустив глаза, она сказала, что им предстоит. К ее удивлению, девочки все восприняли как приключение, как игру. Они разобрали кружки, привязали к ним веревочки и повесили на шею. Затем устроили репетицию, на разные голоса повторяя:
— Подайте, Христа ради!..
Кто-то даже запел песенку. Получилось очень трогательно.
На следующий день было воскресенье. Самый удобный день, чтобы отправиться за подаянием.
Катя и Ксюша, Оля и Женя вновь заспорили, как и в прежний раз, в какую сторону идти.
— Давайте на окраину. Там нас никто не знает.
— А там бедные живут. Сами ничего не имеют.
— Тогда станем возле церкви.
— Это что же? Рядом с нищими?
— А мы нищие и есть…
Эти последние слова заставили их остановиться и посмотреть друг на друга. Веселого, шаловливого настроения как ни бывало. Захотелось вернуться назад, а кружки выкинуть в сугроб. Но было воскресенье. Их отпустили на целых четыре часа. Как же не воспользоваться представившейся свободой?!
…Почти никто не принес своей воспитательнице деньги. Но это не огорчило Анну Александровну. Совсем наоборот. Весь день она укоряла себя за слабость, за то, что уступила Вознесенской.
А вечером дети собрались и каждый рассказывал одну и ту же историю. Как, постучав в окно или ворота, сразу же убегал.
— Неужто нет другого способа достать деньги? — спросили сестры Спандиковы сестер Амелиных.
— Есть, — неожиданно ответила Ксюша. — Давайте устроим благотворительный концерт. А еще лучше — поставим пьесу.
Зима оказалась к лицу Петропавловску. На смену телеге пришли сани. А вот верблюды не исчезли с улиц. Оказалось, этим животным нипочем и тридцатиградусный мороз. Они шли мерным и плавным шагом, неся на спинах огромные тюки.
— Неужели верблюдам не холодно? — спрашивала, кутаясь в одеяло, Лиля Петрова. Эта худенькая девочка никак не могла согреться, и подружки ей всегда уступали место у печурки.
Дров недоставало. Ценилось каждое полено. Сухие дрова шли в большую общую печь. Сами же дети в своей комнате топили маленькую железную печурку. Но им доставались одни сырые полешки. И приходилось терпеливо ждать, пока не стечет с них вода. Тепла такие дрова давали мало. На ночь из тулупов и одеял сооружали спальные мешки. Только так удавалось согреться и уснуть. А утром заливали в рукомойники горячую воду, которая, стекая в корыто, уже вскоре затягивалась ледяной коркой.
…И в Петропавловске колонисты ждали Рождества с нетерпением. Накануне праздника несколько девочек, в том числе и Ксюша, отправились в собор ко всенощной. Девочки не отличались особой религиозностью, но каждый вечер перед сном читали молитву. Строго соблюдались и все церковные праздники.
Собор находился в нескольких кварталах от гимназии. Был крепкий мороз, но девочки шли, весело переговариваясь. Снег искрился и громко хрустел под ногами. Но неожиданно погода стала портиться. Задул, все более усиливаясь, ветер. Повалил снег.
Уже шла служба, когда они вошли в собор. Но прихожан, к их удивлению, было немного. Потом девочки узнали, что горожане, зная о приближении пурги, предпочли остаться дома.
Голоса священника и дьякона гулко звучали под сводами пустого собора, а за его толстыми стенами выл и стонал ветер. Стекла в больших окнах дребезжали. Детям стало страшно. Никогда они себя не чувствовали так одиноко и отрешенно. Они опустились на колени и начали жарко, истово молиться.
Когда девочки вышли из собора, ветер чуть не сорвал их с паперти.
— Давайте возьмемся за руки, так легче будет идти, — предложила Лида Демлер.
Снег слепил глаза, ветер сбивал с ног. Но девочки держались стойко. И только Лиля Петрова несколько раз падала, а потом и вовсе отказалась идти дальше. Пришлось ее поднимать и насильно тащить.
Центральные улицы были освещены электрическими фонарями, но снег падал и кружил так густо, что свет просматривался лишь в виде белесых пятен. Прочесть названия улиц, а тем более разобрать номера домов было невозможно. Кажется, они заблудились, и не к кому было обратиться за помощью, спросить, верно ли идут.
Но судьба оберегала детей. Они наткнулись на человека, который их довел до гимназии.
…Трудно передать радость колонисток, когда они перешагнули порог дома. В вестибюле сразу же попали в объятия Анны Александровны. Она уже надела шубу, собираясь отправиться на поиски.
Лиля Петрова, кажется, была без чувств. Ее перенесли на кровать и стали согревать. Кто-то принес спирт, а повариха Лиза — гусиный жир, чтобы смазать обмороженные щеки.
Вдруг дети услышали плач. Они обернулись и увидели свою воспитательницу, уткнувшую лицо в воротник шубы. Девочки окружили Анну Александровну и тоже заплакали. Их сердца переполнились любовью и жалостью к этой маленькой женщине, которая, несмотря на свою немощь и слабость, решилась идти в злую пургу, чтобы искать их, непутевых. И ни слова укора. Никаких нотаций.
На следующий день стало известно о гибели нескольких человек. Они заблудились, обессилели и замерзли.
Судьба и в самом деле была милостива к колонистам.
Накануне Рождества произошло еще одно событие.
Во главе всех групп, поселившихся в Петропавловске, была поставлена уже известная нам Христина Федоровна Вознесенская. Теперь ее распоряжения стали обязательными не только для младших девочек, которыми она непосредственно руководила, но и для всех остальных.
Колония переживала трудное время. Детей кормили все хуже, все однообразнее и скуднее. Воспитатели обратились к Вознесенской за советом: что делать? Она не нашла ничего лучшего, как разослать по группам жестяные кружки. Пусть мальчики и девочки отправятся по близлежащим улицам просить милостыню.
Анна Александровна Зыкова возражала против такого решения. Одно дело, просить у горожан мебель на время. А милостыня — непоправимая травма для детской души. А как отразится это на учебе?
Но Зыкова в конце концов была вынуждена подчиниться. И вот однажды вечером, собрав воспитанниц и опустив глаза, она сказала, что им предстоит. К ее удивлению, девочки все восприняли как приключение, как игру. Они разобрали кружки, привязали к ним веревочки и повесили на шею. Затем устроили репетицию, на разные голоса повторяя:
— Подайте, Христа ради!..
Кто-то даже запел песенку. Получилось очень трогательно.
На следующий день было воскресенье. Самый удобный день, чтобы отправиться за подаянием.
Катя и Ксюша, Оля и Женя вновь заспорили, как и в прежний раз, в какую сторону идти.
— Давайте на окраину. Там нас никто не знает.
— А там бедные живут. Сами ничего не имеют.
— Тогда станем возле церкви.
— Это что же? Рядом с нищими?
— А мы нищие и есть…
Эти последние слова заставили их остановиться и посмотреть друг на друга. Веселого, шаловливого настроения как ни бывало. Захотелось вернуться назад, а кружки выкинуть в сугроб. Но было воскресенье. Их отпустили на целых четыре часа. Как же не воспользоваться представившейся свободой?!
…Почти никто не принес своей воспитательнице деньги. Но это не огорчило Анну Александровну. Совсем наоборот. Весь день она укоряла себя за слабость, за то, что уступила Вознесенской.
А вечером дети собрались и каждый рассказывал одну и ту же историю. Как, постучав в окно или ворота, сразу же убегал.
— Неужто нет другого способа достать деньги? — спросили сестры Спандиковы сестер Амелиных.
— Есть, — неожиданно ответила Ксюша. — Давайте устроим благотворительный концерт. А еще лучше — поставим пьесу.