Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- Следующая »
- Последняя >>
76. (10) Явились с оправданиями и послы от Филиппа. Они утверждали, что на все свои действия царь получил разрешение от римских военачальников, (11) что города фессалийцев, перребов, магнетов, а также афаманы во главе с Аминандром были на стороне этолийцев, (12) что после изгнания царя Антиоха консул, занятый покорением городов Этолии, послал Филиппа, чтобы тот вернул себе спорные города, и теперь они принадлежат ему по праву войны. (13) Сенат, не желая выносить решение против царя заочно, отправил полномочными представителями Квинта Цецилия Метелла, Марка Бебия Тамфила и Тиберия Семпрония
77, чтобы те решили спорные вопросы на месте. (14) Ко времени их приезда посольствам городов, желающих судиться с Филиппом, назначено было собраться в Темпейской долине Фессалии.
25. Когда каждый занял свое место в собрании, римские послы – как третейские судьи, фессалийцы, перребы и афаманы – явно как обвинители, а Филипп – чтобы выслушать обвинения, как подсудимый, (2) главы делегаций произнесли речи, кто в более, кто в менее резком тоне, в зависимости от своего расположения или ненависти к Филиппу. (3) Спор разгорелся о статусе Филиппополя, Трикки, Фалории, Эвримен и прилегающих городов. (4) Можно ли считать их принадлежащими фессалийцам, хотя этолийцы силой их захватили и аннексировали, – потому что, как известно, именно у этолийцев Филипп отнял их 78, – или они изначально были этолийскими городами? (5) Ведь Ацилий уступил их царю при условии, что они действительно принадлежат этолийцам, и что они вступили в Этолийскую лигу добровольно, а не вследствие принуждения силой. (6) Такой же спор возник по поводу городов Перребии и Магнезии, так как этолийцы, не упускавшие случая захватить все, что можно, вопрос, что кому принадлежит, запутали до полной неразберихи. (7) Дело осложнялось еще и жалобами фессалийцев, что даже если города будут им возвращены, то Филипп отдаст их разграбленными и опустевшими. (8) Ведь он, не говоря уже о погибших на войне, увел в Македонию и держит на рабских работах пятьсот знатнейших фессалийских юношей, а города, которые царь был вынужден возвратить, он постарался привести в полную непригодность. (9) Так, Фивы Фтиотийские были у фессалийцев единственным прибыльным и богатым портовым городом, но Филипп, оснастив там ряд торговых судов, заставил их плавать, минуя Фивы, в Деметриаду и перенес всю морскую торговлю туда. (10) Даже над их послами он позволяет себе насилие, хотя те находятся под защитой международного права: так, на фессалийских послов, направлявшихся к Титу Квинкцию, он организовал нападение из засады 79. (11) Словом, фессалийцы теперь настолько запуганы, что никто из них даже пикнуть не смеет ни у себя в городе, ни в общефессалийском собрании. Ведь римляне, защитники их свободы, находятся далеко, зато у них под боком жестокий тиран, не дающий им пользоваться благодеяниями римлян. Если у них отнято право свободно высказываться, то что остается от их свободы? (12) Даже сейчас, под защитой римских послов, они прибегают не столько к связным речам, сколько к жалобным стонам. Если римляне не примут мер, чтобы пресечь самоуправство Филиппа и избавить от страха греческие государства, ближайшие к Македонии, то не стоило и его побеждать, и им возвращать свободу. (13) А если он откажется повиноваться, то его, как строптивого коня, надо обуздать строгой уздой. (14) В столь резких выражениях говорили ораторы, выступавшие под конец, тогда как предыдущие высказывались мягче, заискивающим тоном упрашивая царя (15) простить им речи в защиту своей свободы, оставить суровость владыки и господина, приучать себя к роли союзника и друга, брать пример с римского народа, который предпочитает приобретать себе союзников скорее расположением, нежели страхом. (16) После фессалийцев выступили перребы, утверждая, что Гоннокондил, переименованный Филиппом в Олимпиаду, принадлежит к Перребии, и требуя его возвращения. Те же претензии были выдвинуты касательно Маллеи и Эрикиния. (17) Афаманы требовали вернуть им независимость и отдать укрепленные пункты Афиней и Петней 80.
26. Филипп, чтобы выглядеть не столь подсудимым, сколь обвинителем, сам начал с жалоб, говоря, что фессалийцы вооруженным насилием захватили принадлежащую ему Менелаиду в Долопии 81, что те же фессалийцы вместе с перребами завладели пиерийским городом Петрой. (2) Даже Ксинии, явно принадлежащие этолийцам, они силой включили в Фессалийский союз, и вопреки всякому праву распространили свою юрисдикцию на Парахелоиду, составляющую часть Афамании. (3) Что касается брошенных ему обвинений в нападении на послов или в запустении одних и процветании других гаваней, то последнее просто абсурдно: (4) он не может отвечать за то, что купцы и судовладельцы один порт предпочитают другому. Но и предыдущее противоречит его репутации. (5) Уже столько лет отправляются то к римским военачальникам, то к сенату посольства с жалобами и обвинениями против него, но когда и кого из них он оскорбил хоть бы словом? (6) Говорят о засаде, однажды устроенной послам, отправлявшимся к Квинкцию, но умалчивают об итогах этой засады. Такие обвинения исходят только от тех, кто возводит ложные обвинения, но не может их ничем подкрепить. (7) Фессалийцы, явно не зная меры, злоупотребляют благоволением римского народа, после продолжительной жажды будто опившись чистой свободой. (8) Словно рабы, внезапно и неожиданно для себя отпущенные на волю, они теперь упражняют язык и глотку, осыпая нападками и бранью своих бывших господ. (9) Затем, в приступе гнева, он воскликнул, что солнце закатилось для него еще не навеки. Это угрожающее высказывание приняли на свой счет не только фессалийцы, но даже и римляне. (10) Когда ропот негодования, вызванный этими словами, наконец, стих, царь ответил представителям перребов и афаманов, что с городами, на которые те претендуют, дело обстоит точно таким же образом. (11) Консул Ацилий и римляне отдали их ему, когда эти города были во власти врага. (12) Если они желают отобрать свой же подарок, то он сознает, что придется им уступить. Но этим они нанесут оскорбление лучшему и более верному другу в угоду бесполезным, ненадежным союзникам. (13) Ведь ни о каких благодеяниях люди не забывают так скоро, как о дарованной им свободе, особенно люди, склонные злоупотреблять ею и тем самым ее терять. (14) Выслушав стороны, римские уполномоченные объявили свое решение: македонские гарнизоны должны быть выведены из оспариваемых городов, и Македония должна остаться в прежних границах 82. Что касается остальных жалоб, возводимых друг на друга обеими сторонами, то будет назначено особое судебное разбирательство для разрешения конфликтов между этими племенами и македонцами.
27. Жестоко оскорбив царя этим приговором, римские уполномоченные отправились в Фессалонику, чтобы рассмотреть вопрос о статусе городов Фракии. (2) Там послы Эвмена заявили, что если римляне намерены сделать города Энос и Маронею свободными, то единственное, о чем они имеют смелость просить: чтобы свобода эта действительно соблюдалась, и чтобы римляне никому не давали посягнуть на милость, ими дарованную. (3) Но если они полагают, что вопрос о фракийских городах не имеет большого значения, то было бы справедливо, чтобы бывшие владения Антиоха, как награда войны, достались, вместо Филиппа, Эвмену, (4) либо за помощь оказанную римскому народу Атталом, его отцом, в войне с этим самым Филиппом, либо за его собственные заслуги, ибо Эвмен делил с римлянами все опасности и тяготы морской и сухопутной войны с Антиохом. (5) Кроме того, в пользу Эвмена говорит и решение предыдущих десяти римских уполномоченных 83, которые, присудив ему Херсонес и Лисимахию, тем самым, очевидно, отдали ему также Маронею и Энос, потому что в силу географической близости те составляют, некоторым образом, приложение к основному, большему дару. (6) Что касается Филиппа, то за какие заслуги перед римским народом, по какому суверенному праву разместил он гарнизоны в этих городах, столь удаленных от границ Македонии? Пусть римляне вызовут представителей Маронеи, и те сами подробно расскажут о положении дел в названных городах. (7) Маронейские представители, когда их вызвали, рассказали, что царский гарнизон, в отличие от других городов, в Маронее размещен в целом ряде жилых кварталов, и что в городе полным полно македонцев. (8) Поэтому сторонники Филиппа безраздельно господствуют в городе. Только им позволено выступать в городском совете и народном собрании, и они закрепили за собой и своими друзьями все ключевые должности. (9) Добропочтенные же граждане 84, которым небезразлична демократия и законность, вынуждены или проводить жизнь в изгнании, или будучи лишены власти, повинуясь черни, молчать. (10) Вкратце коснувшись и вопроса о законных границах, они заявили, что Квинт Фабий Лабеон, находясь в их краях, назначил границей Филиппу старую царскую дорогу, ведущую к Парорее во Фракии, в некотором удалении от моря, но Филипп впоследствии построил новую, с таким рассчетом, чтобы охватить, с ее помощью, города и земли принадлежащие маронейцам 85.
28. Отвечая, Филипп избрал совершенно другую тактику, чем до этого, в споре с фессалийцами и перребами. «Я хочу, – заявил он римским уполномоченным, – судиться не с маронейцами, не с Эвменом, но с вами, так как давно уже убедился, что справедливого решения от вас не дождаться. (2) Я считал себя вправе привести к покорности македонские города, восставшие против меня во время приостановки военных действий 86, – не потому что окраинные захолустные эти городки представляют для меня уж очень большую ценность, но чтобы преподать урок остальным македонцам. И что же? Я получил отказ. (3) В ходе Этолийской войны атаковав, по приказу консула Мания Ацилия, Ламию, когда, после долгих и утомительных осадных работ и сражений я, наконец, взошел на стены и город был готов пасть, консул мне велел прекратить осаду и отвести от городских стен войска. (4) В качестве компенсации за эту несправедливость, мне позволили отвоевать несколько местечек в Фессалии, Перребии и Афамании, – скорее укрепленных пунктов, чем городов, – но даже их, Квинт Цецилий, вы у меня отняли несколько дней назад. (5) Только что послы Эвмена здесь утверждали, как факт не подлежащий сомнению, что у него гораздо больше, чем у меня, прав на наследие Антиоха, но я, видят боги, сужу об этом иначе. Если бы не победа римлян над Антиохом, больше того, если бы не сама эта война, Эвмен бы вовсе лишился царства, так что не он вам, а вы ему оказали услугу. (6) Моему же царству до такой степени ничто не грозило, что когда Антиох пытался заручиться моей поддержкой, обещая три тысячи талантов 87, пятьдесят палубных кораблей и греческие города, которыми я владел раньше, (7) я отверг его предложения и порвал отношения с ним еще до того, как с войском в Греции высадился Маний Ацилий. Согласованно с этим консулом я вел все военные действия, какие он поручал мне, (8) а его преемнику Луцию Сципиону, когда тот решил свою армию вести к Геллеспонту по суше, я не только предоставил проход по своим владениям, но и чинил для него дороги, строил мосты, подвозил провиант, (9) причем не только на территории Македонии, но даже на пути через Фракию, где требовалось обеспечить еще и безопасность от варваров. (10) За такое проявление моей доброй воли по отношению к вам, чтобы не называть его добросовестной службой, как, римляне, было бы правильно поступить: щедро вознаградить меня, заметно расширив границы моего царства, или отобрать у меня, как вы теперь это делаете, всё чем я владел, или по своему праву, или по вашей милости? (11) Македонские города, составляющие, как вы же сами признали, неотъемлемую часть моего царства, мне возвращать явно не собираются. Эвмен явился сюда, чтобы меня ограбить, как он ограбил до этого Антиоха, и в оправдание наглых своих притязаний ссылается на решение десяти римских уполномоченных, хотя именно это решение его же опровергает. (12) Ведь там в предельно точных и ясных выражениях записано, что Эвмену передаются Херсонес и Лисимахия. Есть ли там хоть одно упоминание об Эносе, Маронее и городах Фракии? 88Неужто то, о чем он не осмелился даже просить их, он получит от вас, словно добившись от них? (13) Я хочу, наконец, выяснить ваше ко мне отношение. Если вы решили меня преследовать, как врага, то продолжайте и дальше действовать так же, как начали. (14) Но если вы еще сохраняете хоть сколько-нибудь уважения к царю, носящему звание друга и союзника римлян, то не сочтите меня заслуживающим столь великой несправедливости».
29. Речь царя произвела на римских уполномоченных впечатление, поэтому приговор их был неопределенным и даже двусмысленным. Если спорные города действительно были даны Эвмену решением десяти римских уполномоченных, то пусть остается в силе это решение. (2) Если Филипп захватил их силой оружия, то пусть по праву победителя ими владеет. Если же не подтверждается ни то, ни другое, то вопрос этот должен решаться сенатом, а пока, до окончательного его разрешения, Филипп должен вывести из спорных городов свои гарнизоны. (3) Приговор этот и оттолкнул Филиппа от римлян, так что Персей, начиная войну, не имел для нее каких-то новых обоснований, и войну эту можно рассматривать как дело, завещанное ему отцом. А пока в Риме не подозревали о предстоящей войне с Македонией. (4) Проконсул Луций Манлий вернулся, тем временем, из Испании. У сената, собравшегося в храме Беллоны, он просил разрешения справить триумф. Военные его успехи делали это требование законным, но вся предшествующая практика была против него. (5) Ведь по обычаям предков полководец, вернувшийся обратно без армии, мог претендовать на триумф лишь в том случае, если провинцию свою оставил преемнику совершенно покорной и умиротворенной. Манлию, однако, предоставили меньшую форму триумфа, разрешив войти в столицу с овацией. (6) В его процессии несли пятьдесят два золотых венка, сто тридцать два фунта золота и шестнадцать тысяч триста фунтов серебра, (7) а кроме того, он доложил сенату, что еще десять тысяч фунтов серебра и восемьдесят фунтов золота везет с собой его квестор Квинт Фабий, и что эти деньги он тоже внесет в казну. (8) Тот год был отмечен большими волнениями рабов в Апулии 89. Претор Луций Постумий, управлявший тогда Тарентом, (9) провел самое тщательное расследование о пастухах, сбившихся в бандитские шайки, которые разбоями сделали небезопасными дороги и казенные пастбища. До семи тысяч человек он приговорил к смерти, причем многие сумели бежать, но многие были подвергнуты казни. (10) Консулы, которых долго задерживало в столице проведение воинского набора, отправились, наконец, каждый в свою провинцию.
30. В том же году, едва наступила весна, управлявшие Испанией преторы Гай Кальпурний и Луций Квинкций вывели с зимних стоянок войска, и соединив свои силы в Бетурии, двинулись к неприятельскому лагерю в Карпетанию, намереваясь действовать сплоченно и согласованно. (2) Недалеко от городов Дипон и Толет римские фуражиры наткнулись на неприятельских, и так как с обеих сторон подходили на помощь своим все новые подкрепления, обе армии оказались полностью вовлечены в бой. (3) Его беспорядочный характер и знакомая местность давали серьезное преимущество неприятелю, а потому обе римские армии были разбиты и отброшены в лагерь. Враг не стал преследовать деморализованного противника. (4) Опасаясь, что лагерь на следующий день подвергнется нападению, римские военачальники скрытно, ближайшей ночью 90увели уцелевшее войско из лагеря. (5) На рассвете испанцы, построившись в боевой порядок, подошли к валу, и к удивлению обнаружив, что лагерь пуст, разграбили то, что римляне бросили в ночной суматохе, после чего вернулись в свой лагерь и несколько дней провели там. (6) В сражении и последующем бегстве пало до пяти тысяч римлян и их союзников. Вооружившись снятыми с них доспехами, неприятель двинулся к реке Таг. (7) Между тем, римские военачальники спешно стягивали из союзных испанских городов подкрепления, и используя передышку, всеми силами старались восстановить боевой дух своей армии, сломленный неудачным сражением. (8) Когда они убедились, что численность армии восстановлена, а солдаты, желая смыть прежний позор, стали искать с неприятелем встречи, они выступили в поход и разбили лагерь в двенадцати милях от реки Таг. (9) В третью ночную стражу они снялись с лагеря и к рассвету в полной боеготовности вышли на берег Taгa. (10) За рекой на холме находился вражеский лагерь. В двух местах, где река была проходима вброд, Кальпурний во главе правой колонны, а Квинкций во главе левой немедленно начали переправу, тогда как противник оставался в бездействии, будучи поражен внезапным их появлением и размышляя, как лучше по ним ударить, пользуясь суматохой, неизбежной при переправе. (11) Римляне, тем временем, успели переправить даже обоз и стянуть его под прикрытие. Видя, что враг начинает атаку, и не имея пространства, чтобы разбить укрепленный лагерь, они построились в боевую линию. (12) Центр ее заняли самые отборные части армии: пятый легион Кальпурния и восьмой легион Квинкция. До самого неприятельского лагеря простиралось открытое поле, так что засады можно было не опасаться.
31. Испанцы, увидя на своем берегу реки две римских колонны, решили вовлечь их в сражение, прежде чем те успеют выстроиться единым фронтом, а потому толпой высыпали из лагеря и бегом устремились в битву. (2) Битва сначала шла с большим пылом, потому что и испанцы были воодушевлены недавней победой, и в римлянах была свежа память о непривычном для них позоре. (3) Особенно яростно в середине римского строя бились два самых доблестных легиона, и враги, не видя иного способа сдвинуть их с места, построились плотно сомкнутым клином и превосходящими силами начали их теснить. (4) Понимая, что легионы держатся из последних сил, претор Кальпурний, чтобы их поддержать и ободрить, послал к ним своих легатов, по одному на каждый из легионов, Тита Квинктилия Вара и Луция Ювенция Тальну. (5) Он велел объявить солдатам, что только их храбрость поможет выиграть битву и сохранить за Римом Испанию, а если они покинут свою позицию, то ни один воин не увидит даже другого берега Taгa, не говоря о возврате в Италию. (6) Сам же он, с конницей двух легионов, сделал обходное движение и ударил во фланг неприятельскому клину, теснившему римский центр. (7) Квинкций, с союзнической кавалерией, атаковал другой фланг. Но гораздо храбрее сражались кавалеристы Кальпурния и, в первую очередь, возглавлявший их претор. (8) Он первым врезался в гущу врагов, и так далеко в нее углубился, что трудно было различить, на чьей стороне он сражается. (9) Выдающаяся отвага претора воспламенила всадников, а от них воодушевление передалось пехоте. Старшие центурионы, видя претора среди вражеского оружия, устыдились. Каждый от себя лично стал подбодрять знаменосцев, приказывал им нести знамя вперед, а воинов – неотступно следовать за знаменами. (10) Римляне снова издали боевой клич и бросились в наступление, словно с высокого места под гору. Словно бурный поток они смяли и опрокинули оробевшего неприятеля: теперь ничто не могло их остановить, охваченных пылом атаки. (11) Конница гнала бегущих до самого лагеря и, смешавшись с толпой врагов, прорвалась внутрь укреплений, но охранявшие лагерь испанцы дрались так отчаянно, что римским конникам пришлось спешиться и биться в качестве пехотинцев. (12) Они продолжали драться, когда пятый легион подоспел к ним на помощь, а затем, как только смогли, и остальные войска. (13) Испанцев избивали на всем пространстве их лагеря. Спаслось бегством не более четырех тысяч людей. Из них три тысячи, сохранивших оружие, заняли близлежащую высоту. Остальные, наполовину вооруженные, рассеялись по окрестностям. (14) Испанцев насчитывалось больше тридцати пяти тысяч, из которых только эта небольшая часть пережила битву. Захвачено было сто тридцать два знамени. (15) Из числа римлян и их союзников пало чуть более шестисот человек, и около ста пятьдесяти погибло из вспомогательных испанских частей. (16) Если бы не потеря пяти военных трибунов и нескольких римских конников, победа для римлян оказалась бы вовсе бескровной. Победители, не имея места для постройки своих укреплений, расположились на привал в неприятельском лагере. (17) На другой день, перед торжественным строем, Гай Кальпурний поблагодарил всадников и наградил их фалерами 91, сказав, что только благодаря их мужеству враг был разбит, а вражеский лагерь захвачен. (18) Другой претор, Квинкций, наградил своих всадников пряжками и цепочками. Получили награды и центурионы в обеих армиях, особенно те, кто был поставлен сражаться в центре.
32. Покончив с воинским набором и остальными делами, удерживавшими их в Риме, консулы с войсками отправились в Лигурию, назначенную им провинцией. (2) Семпроний из города Пизы выступил против апуанских лигуров. Опустошив их поля и предав огню их деревни и крепости, он очистил от неприятеля предгорья Апеннин до реки Макра и гавани Луна. (3) Враги заняли горный хребет, где издавна жили их предки, но и оттуда, несмотря на труднодоступную местность, были разбиты и изгнаны. (4) Успехом и храбростью с ним сравнялся коллега его, Аппий Клавдий. Он разбил в нескольких сражениях лигуров-ингавнов 92, захватил шесть их городов и много тысяч их жителей, а зачинщиков войны, числом сорок три, обезглавил. (5) Приближалось время консульских выборов. Проводить их выпал жребий Семпронию, но Клавдий прибыл в Рим даже раньше, чем он, чтобы помочь в соискании консульства своему брату Публию Клавдию. (6) Соперниками последнего были патриции Луций Эмилий, Квинт Фабий и Сервий Сульпиций Гальба, опытные соискатели, считавшие, что имеют тем большее право на консульство, что в нем один раз им уже было отказано. (7) Борьба между четырьмя кандидатами обещала быть тем более острой, что в консулы мог быть выбран только один патриций 93. (8) Из плебеев соискателями выступали не менее популярные лица: Луций Порций, Квинт Теренций Куллеон и Гней Бебий Тамфил, которые, потерпев неудачу на прежних выборах, тоже надеялись в этот раз добиться заветной цели. (9) Их всех кандидатов Клавдий был единственным новичком. Победу единодушно прочили Квинту Фабию Лабеону и Луцию Порцию Лицину. (10) Но консул Клавдий, без сопровождения ликторов, носился, агитируя за своего брата, по всему Форуму, невзирая на протесты соперников и большей части сенаторов. (11) Те напоминали ему, что он, в первую очередь, должен быть консулом римлян, а не братом Публия Клавдия. Почему бы ему не занять место перед трибуналом в качестве третейского судьи либо молчаливого наблюдателя выборов 94? Но ничто не могло укротить его пыла. (12) Выборы то и дело нарушались также горячими спорами плебейских трибунов, часть из которых боролась против консула, а часть выступала в его поддержку, пока, наконец, не победила настойчивость Аппия, который, оттеснив Фабия, провел в консулы своего брата. (13) Публий Клавдий Пульхр оказался избранным в консулы к удивлению для себя и вопреки общему ожиданию. Луций Порций Лицин легко одержал победу на выборах, потому что добивался поддержки плебеев не насилием, как Клавдий, а более сдержанно. (14) Преторами на следующий день были выбраны Гай Децимий Флав, Публий Семпроний Лонг, Публий Корнелий Цетег, Квинт Невий Матон, Гай Семпроний Блез, Авл Теренций Варрон. Таковы основные события, мирные и военные, в год, когда консулами были Аппий Клавдий и Марк Семпроний [185 г. до н.э.].
33. В начале следующего года, после того, как легаты Квинт Цецилий, Марк Бебий и Тиберий Семпроний, посланные уладить разногласия между Филиппом, Эвменом и фессалийскими городами, доложили сенату об итогах своей поездки, консулы Публий Клавдий и Луций Порций (2) пригласили в сенат делегации от этих двух царей и от городов. (3) Обе стороны лишь повторили те аргументы, к которым они прибегли перед легатами еще в Греции. Сенат решил послать в Македонию и Грецию новых уполномоченных, во главе с Аппием Клавдием, чтобы проверить, возвращены ли фессалийцам и перребам их города. (4) Им же было поручено проследить, чтобы из Эноса и Маронеи были выведены македонские гарнизоны, и вообще, чтобы все фракийское побережье было очищено от военного присутствия Филиппа и македонцев. (5) Приказано им было также посетить и Пелопоннес, который прежнее римское посольство оставило в еще менее определенном состоянии, чем если бы оно вовсе не приезжало туда, потому что послов, среди прочего, не удостоили даже ответа, и вопреки их просьбам, не выслушали в общеахейском собрании. (6) Когда Квинт Цецилий 95в резких выражениях пожаловался на это сенату, а вместе с ним выступили и лакедемонские представители, сетуя на разрушение стен своего города, увод в Ахайю и продажу в рабство своего населения 96, (7) отмену законов Ликурга, главной опоры своего государства, ахейцы стали оправдываться, главным образом, в том, что не допустили к своему собранию римских послов, ссылаясь на закон
25. Когда каждый занял свое место в собрании, римские послы – как третейские судьи, фессалийцы, перребы и афаманы – явно как обвинители, а Филипп – чтобы выслушать обвинения, как подсудимый, (2) главы делегаций произнесли речи, кто в более, кто в менее резком тоне, в зависимости от своего расположения или ненависти к Филиппу. (3) Спор разгорелся о статусе Филиппополя, Трикки, Фалории, Эвримен и прилегающих городов. (4) Можно ли считать их принадлежащими фессалийцам, хотя этолийцы силой их захватили и аннексировали, – потому что, как известно, именно у этолийцев Филипп отнял их 78, – или они изначально были этолийскими городами? (5) Ведь Ацилий уступил их царю при условии, что они действительно принадлежат этолийцам, и что они вступили в Этолийскую лигу добровольно, а не вследствие принуждения силой. (6) Такой же спор возник по поводу городов Перребии и Магнезии, так как этолийцы, не упускавшие случая захватить все, что можно, вопрос, что кому принадлежит, запутали до полной неразберихи. (7) Дело осложнялось еще и жалобами фессалийцев, что даже если города будут им возвращены, то Филипп отдаст их разграбленными и опустевшими. (8) Ведь он, не говоря уже о погибших на войне, увел в Македонию и держит на рабских работах пятьсот знатнейших фессалийских юношей, а города, которые царь был вынужден возвратить, он постарался привести в полную непригодность. (9) Так, Фивы Фтиотийские были у фессалийцев единственным прибыльным и богатым портовым городом, но Филипп, оснастив там ряд торговых судов, заставил их плавать, минуя Фивы, в Деметриаду и перенес всю морскую торговлю туда. (10) Даже над их послами он позволяет себе насилие, хотя те находятся под защитой международного права: так, на фессалийских послов, направлявшихся к Титу Квинкцию, он организовал нападение из засады 79. (11) Словом, фессалийцы теперь настолько запуганы, что никто из них даже пикнуть не смеет ни у себя в городе, ни в общефессалийском собрании. Ведь римляне, защитники их свободы, находятся далеко, зато у них под боком жестокий тиран, не дающий им пользоваться благодеяниями римлян. Если у них отнято право свободно высказываться, то что остается от их свободы? (12) Даже сейчас, под защитой римских послов, они прибегают не столько к связным речам, сколько к жалобным стонам. Если римляне не примут мер, чтобы пресечь самоуправство Филиппа и избавить от страха греческие государства, ближайшие к Македонии, то не стоило и его побеждать, и им возвращать свободу. (13) А если он откажется повиноваться, то его, как строптивого коня, надо обуздать строгой уздой. (14) В столь резких выражениях говорили ораторы, выступавшие под конец, тогда как предыдущие высказывались мягче, заискивающим тоном упрашивая царя (15) простить им речи в защиту своей свободы, оставить суровость владыки и господина, приучать себя к роли союзника и друга, брать пример с римского народа, который предпочитает приобретать себе союзников скорее расположением, нежели страхом. (16) После фессалийцев выступили перребы, утверждая, что Гоннокондил, переименованный Филиппом в Олимпиаду, принадлежит к Перребии, и требуя его возвращения. Те же претензии были выдвинуты касательно Маллеи и Эрикиния. (17) Афаманы требовали вернуть им независимость и отдать укрепленные пункты Афиней и Петней 80.
26. Филипп, чтобы выглядеть не столь подсудимым, сколь обвинителем, сам начал с жалоб, говоря, что фессалийцы вооруженным насилием захватили принадлежащую ему Менелаиду в Долопии 81, что те же фессалийцы вместе с перребами завладели пиерийским городом Петрой. (2) Даже Ксинии, явно принадлежащие этолийцам, они силой включили в Фессалийский союз, и вопреки всякому праву распространили свою юрисдикцию на Парахелоиду, составляющую часть Афамании. (3) Что касается брошенных ему обвинений в нападении на послов или в запустении одних и процветании других гаваней, то последнее просто абсурдно: (4) он не может отвечать за то, что купцы и судовладельцы один порт предпочитают другому. Но и предыдущее противоречит его репутации. (5) Уже столько лет отправляются то к римским военачальникам, то к сенату посольства с жалобами и обвинениями против него, но когда и кого из них он оскорбил хоть бы словом? (6) Говорят о засаде, однажды устроенной послам, отправлявшимся к Квинкцию, но умалчивают об итогах этой засады. Такие обвинения исходят только от тех, кто возводит ложные обвинения, но не может их ничем подкрепить. (7) Фессалийцы, явно не зная меры, злоупотребляют благоволением римского народа, после продолжительной жажды будто опившись чистой свободой. (8) Словно рабы, внезапно и неожиданно для себя отпущенные на волю, они теперь упражняют язык и глотку, осыпая нападками и бранью своих бывших господ. (9) Затем, в приступе гнева, он воскликнул, что солнце закатилось для него еще не навеки. Это угрожающее высказывание приняли на свой счет не только фессалийцы, но даже и римляне. (10) Когда ропот негодования, вызванный этими словами, наконец, стих, царь ответил представителям перребов и афаманов, что с городами, на которые те претендуют, дело обстоит точно таким же образом. (11) Консул Ацилий и римляне отдали их ему, когда эти города были во власти врага. (12) Если они желают отобрать свой же подарок, то он сознает, что придется им уступить. Но этим они нанесут оскорбление лучшему и более верному другу в угоду бесполезным, ненадежным союзникам. (13) Ведь ни о каких благодеяниях люди не забывают так скоро, как о дарованной им свободе, особенно люди, склонные злоупотреблять ею и тем самым ее терять. (14) Выслушав стороны, римские уполномоченные объявили свое решение: македонские гарнизоны должны быть выведены из оспариваемых городов, и Македония должна остаться в прежних границах 82. Что касается остальных жалоб, возводимых друг на друга обеими сторонами, то будет назначено особое судебное разбирательство для разрешения конфликтов между этими племенами и македонцами.
27. Жестоко оскорбив царя этим приговором, римские уполномоченные отправились в Фессалонику, чтобы рассмотреть вопрос о статусе городов Фракии. (2) Там послы Эвмена заявили, что если римляне намерены сделать города Энос и Маронею свободными, то единственное, о чем они имеют смелость просить: чтобы свобода эта действительно соблюдалась, и чтобы римляне никому не давали посягнуть на милость, ими дарованную. (3) Но если они полагают, что вопрос о фракийских городах не имеет большого значения, то было бы справедливо, чтобы бывшие владения Антиоха, как награда войны, достались, вместо Филиппа, Эвмену, (4) либо за помощь оказанную римскому народу Атталом, его отцом, в войне с этим самым Филиппом, либо за его собственные заслуги, ибо Эвмен делил с римлянами все опасности и тяготы морской и сухопутной войны с Антиохом. (5) Кроме того, в пользу Эвмена говорит и решение предыдущих десяти римских уполномоченных 83, которые, присудив ему Херсонес и Лисимахию, тем самым, очевидно, отдали ему также Маронею и Энос, потому что в силу географической близости те составляют, некоторым образом, приложение к основному, большему дару. (6) Что касается Филиппа, то за какие заслуги перед римским народом, по какому суверенному праву разместил он гарнизоны в этих городах, столь удаленных от границ Македонии? Пусть римляне вызовут представителей Маронеи, и те сами подробно расскажут о положении дел в названных городах. (7) Маронейские представители, когда их вызвали, рассказали, что царский гарнизон, в отличие от других городов, в Маронее размещен в целом ряде жилых кварталов, и что в городе полным полно македонцев. (8) Поэтому сторонники Филиппа безраздельно господствуют в городе. Только им позволено выступать в городском совете и народном собрании, и они закрепили за собой и своими друзьями все ключевые должности. (9) Добропочтенные же граждане 84, которым небезразлична демократия и законность, вынуждены или проводить жизнь в изгнании, или будучи лишены власти, повинуясь черни, молчать. (10) Вкратце коснувшись и вопроса о законных границах, они заявили, что Квинт Фабий Лабеон, находясь в их краях, назначил границей Филиппу старую царскую дорогу, ведущую к Парорее во Фракии, в некотором удалении от моря, но Филипп впоследствии построил новую, с таким рассчетом, чтобы охватить, с ее помощью, города и земли принадлежащие маронейцам 85.
28. Отвечая, Филипп избрал совершенно другую тактику, чем до этого, в споре с фессалийцами и перребами. «Я хочу, – заявил он римским уполномоченным, – судиться не с маронейцами, не с Эвменом, но с вами, так как давно уже убедился, что справедливого решения от вас не дождаться. (2) Я считал себя вправе привести к покорности македонские города, восставшие против меня во время приостановки военных действий 86, – не потому что окраинные захолустные эти городки представляют для меня уж очень большую ценность, но чтобы преподать урок остальным македонцам. И что же? Я получил отказ. (3) В ходе Этолийской войны атаковав, по приказу консула Мания Ацилия, Ламию, когда, после долгих и утомительных осадных работ и сражений я, наконец, взошел на стены и город был готов пасть, консул мне велел прекратить осаду и отвести от городских стен войска. (4) В качестве компенсации за эту несправедливость, мне позволили отвоевать несколько местечек в Фессалии, Перребии и Афамании, – скорее укрепленных пунктов, чем городов, – но даже их, Квинт Цецилий, вы у меня отняли несколько дней назад. (5) Только что послы Эвмена здесь утверждали, как факт не подлежащий сомнению, что у него гораздо больше, чем у меня, прав на наследие Антиоха, но я, видят боги, сужу об этом иначе. Если бы не победа римлян над Антиохом, больше того, если бы не сама эта война, Эвмен бы вовсе лишился царства, так что не он вам, а вы ему оказали услугу. (6) Моему же царству до такой степени ничто не грозило, что когда Антиох пытался заручиться моей поддержкой, обещая три тысячи талантов 87, пятьдесят палубных кораблей и греческие города, которыми я владел раньше, (7) я отверг его предложения и порвал отношения с ним еще до того, как с войском в Греции высадился Маний Ацилий. Согласованно с этим консулом я вел все военные действия, какие он поручал мне, (8) а его преемнику Луцию Сципиону, когда тот решил свою армию вести к Геллеспонту по суше, я не только предоставил проход по своим владениям, но и чинил для него дороги, строил мосты, подвозил провиант, (9) причем не только на территории Македонии, но даже на пути через Фракию, где требовалось обеспечить еще и безопасность от варваров. (10) За такое проявление моей доброй воли по отношению к вам, чтобы не называть его добросовестной службой, как, римляне, было бы правильно поступить: щедро вознаградить меня, заметно расширив границы моего царства, или отобрать у меня, как вы теперь это делаете, всё чем я владел, или по своему праву, или по вашей милости? (11) Македонские города, составляющие, как вы же сами признали, неотъемлемую часть моего царства, мне возвращать явно не собираются. Эвмен явился сюда, чтобы меня ограбить, как он ограбил до этого Антиоха, и в оправдание наглых своих притязаний ссылается на решение десяти римских уполномоченных, хотя именно это решение его же опровергает. (12) Ведь там в предельно точных и ясных выражениях записано, что Эвмену передаются Херсонес и Лисимахия. Есть ли там хоть одно упоминание об Эносе, Маронее и городах Фракии? 88Неужто то, о чем он не осмелился даже просить их, он получит от вас, словно добившись от них? (13) Я хочу, наконец, выяснить ваше ко мне отношение. Если вы решили меня преследовать, как врага, то продолжайте и дальше действовать так же, как начали. (14) Но если вы еще сохраняете хоть сколько-нибудь уважения к царю, носящему звание друга и союзника римлян, то не сочтите меня заслуживающим столь великой несправедливости».
29. Речь царя произвела на римских уполномоченных впечатление, поэтому приговор их был неопределенным и даже двусмысленным. Если спорные города действительно были даны Эвмену решением десяти римских уполномоченных, то пусть остается в силе это решение. (2) Если Филипп захватил их силой оружия, то пусть по праву победителя ими владеет. Если же не подтверждается ни то, ни другое, то вопрос этот должен решаться сенатом, а пока, до окончательного его разрешения, Филипп должен вывести из спорных городов свои гарнизоны. (3) Приговор этот и оттолкнул Филиппа от римлян, так что Персей, начиная войну, не имел для нее каких-то новых обоснований, и войну эту можно рассматривать как дело, завещанное ему отцом. А пока в Риме не подозревали о предстоящей войне с Македонией. (4) Проконсул Луций Манлий вернулся, тем временем, из Испании. У сената, собравшегося в храме Беллоны, он просил разрешения справить триумф. Военные его успехи делали это требование законным, но вся предшествующая практика была против него. (5) Ведь по обычаям предков полководец, вернувшийся обратно без армии, мог претендовать на триумф лишь в том случае, если провинцию свою оставил преемнику совершенно покорной и умиротворенной. Манлию, однако, предоставили меньшую форму триумфа, разрешив войти в столицу с овацией. (6) В его процессии несли пятьдесят два золотых венка, сто тридцать два фунта золота и шестнадцать тысяч триста фунтов серебра, (7) а кроме того, он доложил сенату, что еще десять тысяч фунтов серебра и восемьдесят фунтов золота везет с собой его квестор Квинт Фабий, и что эти деньги он тоже внесет в казну. (8) Тот год был отмечен большими волнениями рабов в Апулии 89. Претор Луций Постумий, управлявший тогда Тарентом, (9) провел самое тщательное расследование о пастухах, сбившихся в бандитские шайки, которые разбоями сделали небезопасными дороги и казенные пастбища. До семи тысяч человек он приговорил к смерти, причем многие сумели бежать, но многие были подвергнуты казни. (10) Консулы, которых долго задерживало в столице проведение воинского набора, отправились, наконец, каждый в свою провинцию.
30. В том же году, едва наступила весна, управлявшие Испанией преторы Гай Кальпурний и Луций Квинкций вывели с зимних стоянок войска, и соединив свои силы в Бетурии, двинулись к неприятельскому лагерю в Карпетанию, намереваясь действовать сплоченно и согласованно. (2) Недалеко от городов Дипон и Толет римские фуражиры наткнулись на неприятельских, и так как с обеих сторон подходили на помощь своим все новые подкрепления, обе армии оказались полностью вовлечены в бой. (3) Его беспорядочный характер и знакомая местность давали серьезное преимущество неприятелю, а потому обе римские армии были разбиты и отброшены в лагерь. Враг не стал преследовать деморализованного противника. (4) Опасаясь, что лагерь на следующий день подвергнется нападению, римские военачальники скрытно, ближайшей ночью 90увели уцелевшее войско из лагеря. (5) На рассвете испанцы, построившись в боевой порядок, подошли к валу, и к удивлению обнаружив, что лагерь пуст, разграбили то, что римляне бросили в ночной суматохе, после чего вернулись в свой лагерь и несколько дней провели там. (6) В сражении и последующем бегстве пало до пяти тысяч римлян и их союзников. Вооружившись снятыми с них доспехами, неприятель двинулся к реке Таг. (7) Между тем, римские военачальники спешно стягивали из союзных испанских городов подкрепления, и используя передышку, всеми силами старались восстановить боевой дух своей армии, сломленный неудачным сражением. (8) Когда они убедились, что численность армии восстановлена, а солдаты, желая смыть прежний позор, стали искать с неприятелем встречи, они выступили в поход и разбили лагерь в двенадцати милях от реки Таг. (9) В третью ночную стражу они снялись с лагеря и к рассвету в полной боеготовности вышли на берег Taгa. (10) За рекой на холме находился вражеский лагерь. В двух местах, где река была проходима вброд, Кальпурний во главе правой колонны, а Квинкций во главе левой немедленно начали переправу, тогда как противник оставался в бездействии, будучи поражен внезапным их появлением и размышляя, как лучше по ним ударить, пользуясь суматохой, неизбежной при переправе. (11) Римляне, тем временем, успели переправить даже обоз и стянуть его под прикрытие. Видя, что враг начинает атаку, и не имея пространства, чтобы разбить укрепленный лагерь, они построились в боевую линию. (12) Центр ее заняли самые отборные части армии: пятый легион Кальпурния и восьмой легион Квинкция. До самого неприятельского лагеря простиралось открытое поле, так что засады можно было не опасаться.
31. Испанцы, увидя на своем берегу реки две римских колонны, решили вовлечь их в сражение, прежде чем те успеют выстроиться единым фронтом, а потому толпой высыпали из лагеря и бегом устремились в битву. (2) Битва сначала шла с большим пылом, потому что и испанцы были воодушевлены недавней победой, и в римлянах была свежа память о непривычном для них позоре. (3) Особенно яростно в середине римского строя бились два самых доблестных легиона, и враги, не видя иного способа сдвинуть их с места, построились плотно сомкнутым клином и превосходящими силами начали их теснить. (4) Понимая, что легионы держатся из последних сил, претор Кальпурний, чтобы их поддержать и ободрить, послал к ним своих легатов, по одному на каждый из легионов, Тита Квинктилия Вара и Луция Ювенция Тальну. (5) Он велел объявить солдатам, что только их храбрость поможет выиграть битву и сохранить за Римом Испанию, а если они покинут свою позицию, то ни один воин не увидит даже другого берега Taгa, не говоря о возврате в Италию. (6) Сам же он, с конницей двух легионов, сделал обходное движение и ударил во фланг неприятельскому клину, теснившему римский центр. (7) Квинкций, с союзнической кавалерией, атаковал другой фланг. Но гораздо храбрее сражались кавалеристы Кальпурния и, в первую очередь, возглавлявший их претор. (8) Он первым врезался в гущу врагов, и так далеко в нее углубился, что трудно было различить, на чьей стороне он сражается. (9) Выдающаяся отвага претора воспламенила всадников, а от них воодушевление передалось пехоте. Старшие центурионы, видя претора среди вражеского оружия, устыдились. Каждый от себя лично стал подбодрять знаменосцев, приказывал им нести знамя вперед, а воинов – неотступно следовать за знаменами. (10) Римляне снова издали боевой клич и бросились в наступление, словно с высокого места под гору. Словно бурный поток они смяли и опрокинули оробевшего неприятеля: теперь ничто не могло их остановить, охваченных пылом атаки. (11) Конница гнала бегущих до самого лагеря и, смешавшись с толпой врагов, прорвалась внутрь укреплений, но охранявшие лагерь испанцы дрались так отчаянно, что римским конникам пришлось спешиться и биться в качестве пехотинцев. (12) Они продолжали драться, когда пятый легион подоспел к ним на помощь, а затем, как только смогли, и остальные войска. (13) Испанцев избивали на всем пространстве их лагеря. Спаслось бегством не более четырех тысяч людей. Из них три тысячи, сохранивших оружие, заняли близлежащую высоту. Остальные, наполовину вооруженные, рассеялись по окрестностям. (14) Испанцев насчитывалось больше тридцати пяти тысяч, из которых только эта небольшая часть пережила битву. Захвачено было сто тридцать два знамени. (15) Из числа римлян и их союзников пало чуть более шестисот человек, и около ста пятьдесяти погибло из вспомогательных испанских частей. (16) Если бы не потеря пяти военных трибунов и нескольких римских конников, победа для римлян оказалась бы вовсе бескровной. Победители, не имея места для постройки своих укреплений, расположились на привал в неприятельском лагере. (17) На другой день, перед торжественным строем, Гай Кальпурний поблагодарил всадников и наградил их фалерами 91, сказав, что только благодаря их мужеству враг был разбит, а вражеский лагерь захвачен. (18) Другой претор, Квинкций, наградил своих всадников пряжками и цепочками. Получили награды и центурионы в обеих армиях, особенно те, кто был поставлен сражаться в центре.
32. Покончив с воинским набором и остальными делами, удерживавшими их в Риме, консулы с войсками отправились в Лигурию, назначенную им провинцией. (2) Семпроний из города Пизы выступил против апуанских лигуров. Опустошив их поля и предав огню их деревни и крепости, он очистил от неприятеля предгорья Апеннин до реки Макра и гавани Луна. (3) Враги заняли горный хребет, где издавна жили их предки, но и оттуда, несмотря на труднодоступную местность, были разбиты и изгнаны. (4) Успехом и храбростью с ним сравнялся коллега его, Аппий Клавдий. Он разбил в нескольких сражениях лигуров-ингавнов 92, захватил шесть их городов и много тысяч их жителей, а зачинщиков войны, числом сорок три, обезглавил. (5) Приближалось время консульских выборов. Проводить их выпал жребий Семпронию, но Клавдий прибыл в Рим даже раньше, чем он, чтобы помочь в соискании консульства своему брату Публию Клавдию. (6) Соперниками последнего были патриции Луций Эмилий, Квинт Фабий и Сервий Сульпиций Гальба, опытные соискатели, считавшие, что имеют тем большее право на консульство, что в нем один раз им уже было отказано. (7) Борьба между четырьмя кандидатами обещала быть тем более острой, что в консулы мог быть выбран только один патриций 93. (8) Из плебеев соискателями выступали не менее популярные лица: Луций Порций, Квинт Теренций Куллеон и Гней Бебий Тамфил, которые, потерпев неудачу на прежних выборах, тоже надеялись в этот раз добиться заветной цели. (9) Их всех кандидатов Клавдий был единственным новичком. Победу единодушно прочили Квинту Фабию Лабеону и Луцию Порцию Лицину. (10) Но консул Клавдий, без сопровождения ликторов, носился, агитируя за своего брата, по всему Форуму, невзирая на протесты соперников и большей части сенаторов. (11) Те напоминали ему, что он, в первую очередь, должен быть консулом римлян, а не братом Публия Клавдия. Почему бы ему не занять место перед трибуналом в качестве третейского судьи либо молчаливого наблюдателя выборов 94? Но ничто не могло укротить его пыла. (12) Выборы то и дело нарушались также горячими спорами плебейских трибунов, часть из которых боролась против консула, а часть выступала в его поддержку, пока, наконец, не победила настойчивость Аппия, который, оттеснив Фабия, провел в консулы своего брата. (13) Публий Клавдий Пульхр оказался избранным в консулы к удивлению для себя и вопреки общему ожиданию. Луций Порций Лицин легко одержал победу на выборах, потому что добивался поддержки плебеев не насилием, как Клавдий, а более сдержанно. (14) Преторами на следующий день были выбраны Гай Децимий Флав, Публий Семпроний Лонг, Публий Корнелий Цетег, Квинт Невий Матон, Гай Семпроний Блез, Авл Теренций Варрон. Таковы основные события, мирные и военные, в год, когда консулами были Аппий Клавдий и Марк Семпроний [185 г. до н.э.].
33. В начале следующего года, после того, как легаты Квинт Цецилий, Марк Бебий и Тиберий Семпроний, посланные уладить разногласия между Филиппом, Эвменом и фессалийскими городами, доложили сенату об итогах своей поездки, консулы Публий Клавдий и Луций Порций (2) пригласили в сенат делегации от этих двух царей и от городов. (3) Обе стороны лишь повторили те аргументы, к которым они прибегли перед легатами еще в Греции. Сенат решил послать в Македонию и Грецию новых уполномоченных, во главе с Аппием Клавдием, чтобы проверить, возвращены ли фессалийцам и перребам их города. (4) Им же было поручено проследить, чтобы из Эноса и Маронеи были выведены македонские гарнизоны, и вообще, чтобы все фракийское побережье было очищено от военного присутствия Филиппа и македонцев. (5) Приказано им было также посетить и Пелопоннес, который прежнее римское посольство оставило в еще менее определенном состоянии, чем если бы оно вовсе не приезжало туда, потому что послов, среди прочего, не удостоили даже ответа, и вопреки их просьбам, не выслушали в общеахейском собрании. (6) Когда Квинт Цецилий 95в резких выражениях пожаловался на это сенату, а вместе с ним выступили и лакедемонские представители, сетуя на разрушение стен своего города, увод в Ахайю и продажу в рабство своего населения 96, (7) отмену законов Ликурга, главной опоры своего государства, ахейцы стали оправдываться, главным образом, в том, что не допустили к своему собранию римских послов, ссылаясь на закон