Маккаммон Роберт. Неисповедимый путь

   Фальконер не отрываясь смотрел на Рамону. Он и Уэйн услышали о взрыве костра по радио и приехали в госпиталь, чтобы предложить утешение; снова нарваться на эту женщину-колдунью было последнее, что он мог ожидать, и он испугался, что ее присутствие может вредно сказаться на Уэйне. Рамона казалась рядом с ним карликом, однако под ее жестким оценивающим взглядом евангелист почувствовал себя маленьким и беззащитным.
   - Вы привели своего мальчика для того, чтобы он занялся исцелением?
   - Нет. Только для помощи мне в службе.
   Рамона перевела свое внимание на юношу и сделала шаг по направлению к нему. Билли увидел, как сузились ее глаза, как будто она увидела в Уэйне Фальконере что-то, что напугало ее, и что он сам еще не мог видеть.
   - Что вы так смотрите? - спросил Уэйн.
   - Не обращай внимания. Она ненормальная.
   Фальконер взял сына под руку и повел его прочь; внезапно какой-то мужчина в синих джинсах, футболке и с пустым взглядом вскочил со своего места и схватил Уэйна за руку.
   - Пожалуйста, - с хриплым, полным тоски, голосом произнес он. - Я знаю, кто вы, и что вы можете делать. Я видел, как вы это делали раньше. Пожалуйста... мой сын очень сильно пострадал, они недавно привезли его, и не знают, сможет ли он... - Мужчина вцепился в руку Уэйна так, будто у него отказали ноги, и его жена в домашнем халате вскочила со своего места, чтобы поддержать его.
   - Я знаю, что вы можете сделать, - прошептал он. - Пожалуйста... спасите жизнь моему сыну!
   Билли увидел, как Уэйн быстро взглянул на отца.
   - Я заплачу вам, - продолжал мужчина. - У меня есть деньги, хотите? Я повернусь к Богу, я буду ходить каждое воскресенье в церковь и перестану пить и играть в карты. Но вы должны спасти его, вы не можете позволить этим... этим докторам убить его!
   - Мы помолимся за него, - сказал Фальконер. - Как его имя?
   - Нет! Вы должны коснуться его, излечить его, как вы это делали по телевизору! Мой сын весь обгорел, у него сгорели глаза!
   Мужчина уцепился за рукав Фальконера, и вокруг них начала собираться толпа.
   - Пожалуйста, разрешите вашему сыну исцелить моего мальчика, умоляю вас!
   - Да вы только посмотрите, все, кто здесь находится! - внезапно проревел Фальконер. - Крикморы! Уэйн, ты знаешь все о них, да? Мать безбожная колдунья, а мальчишка общается с демонами, что он продемонстрировал на лесопилке неподалеку отсюда! А теперь, в разгар самой ужасной трагедии за всю историю Файета, они стоят здесь, как ни в чем не бывало!
   - Подождите, - запротестовал Джон, - вы ошибаетесь, преподобный Фальконер. Билли тоже был в школе, и он тоже пострадал...
   - Пострадал? Вы называете это "пострадал"? Посмотрите-ка все на него! Почему он не обгорел так же, как сын этой бедной души? - он вцепился в плечо мужчины. - Почему он не умирает в эту минуту, как некоторые ваши сыновья и дочери? Он был там вместе с другими молодыми людьми! Почему же он не сгорел?
   Все повернулись к Рамоне. Она молчала, не ожидая атаки Фальконера. Она поняла, что он пытается использовать ее и Билли в качестве козлов отпущения, чтобы избежать объяснений по поводу того, почему Уэйн не ходит из палаты в палату и не излечивает всех и каждого.
   - Я скажу вам, почему, - продолжал Фальконер. - Вероятно, за спиной этой женщины и мальчишки стоят силы, общения с которыми простому христианину лучше избегать! Вероятно, эти силы, Бог знает, что они из себя представляют, и защитили мальчишку. Возможно, они находятся внутри него, и он несет в себе, как чуму, Смерть и разрушение...
   - Прекратите! - резко прервала его Рамона. - Прекратите пускать пыль в глаза! Мальчик! - Она обратилась к Уэйну и двинулась к нему мимо евангелиста. Билли с усилием поднялся на ноги и встал, опираясь на руку отца.
   - Ты знаешь, что ты делаешь, мальчик? - мягко спросила Рамона, и Билли увидел, как Уэйн вздрогнул. - Если бы в тебе был дар исцеления, то он не мог бы использоваться для обогащения и власти. Он не мог бы быть частью шоу. Неужели ты до сих пор этого не понимаешь? Если ты собираешься исцелять людей, то должен перестать давать им ложную надежду. Ты должен заставить их посещать врачей и принимать лекарства.
   Ее рука поднялась и нежно коснулась щеки Уэйна.
   Внезапно он наклонил голову вперед и плюнул в лицо Рамоне.
   - Ведьма! - закричал он резким испуганным голосом. - Уберите ее от меня!
   Джон, сжав кулаки, бросился вперед. В тот же миг двое мужчин загородили ему дорогу. Один из них отбросил его к стене, а другой прижал к ней схватив за горло. У Билли не было ни единого шанса сопротивляться бросившейся на него обезумевшей испуганной толпе, желавшей растоптать его.
   Сквозь крики прорвался голос Фальконера.
   - Успокойтесь, люди! Достаточно с нас на сегодня несчастья! На сегодня нам хватит своих забот! Оставьте их!
   Рамона вытерла лицо тыльной стороной ладони. Ее взгляд был спокоен, но полон глубокой тоски.
   - Мне жалко тебя, - обратилась она к Уэйну, а затем, повернувшись к Фальконеру, добавила: - И вас. Сколько вы погубили тел и душ во имя Господа? Сколько еще погубите?
   - Ты безбожная дрянь, - ответил евангелист. - Мой сын несет в себе жизнь, а твой распространяет смерть. На твоем месте я собрал бы свой хлам и убрался бы из этого округа.
   Его глаза сверкали холодными бриллиантами.
   - Я все сказал.
   Она сделала несколько шагов, остановилась и приказала женщине и мужчине, преграждающим ей дорогу:
   - Прочь.
   Они отошли. Джон, дрожа, тер свое горло и яростно смотрел на Фальконера.
   - Поехали домой, - позвала она своих мужчин; она была готова расплакаться, но лучше бы умерла, чем позволила этим людям видеть ее плачущей!
   - И мы позволим этой мрази уйти отсюда? - закричал кто-то в другом конце приемной.
   - Пропустите их, - произнес Фальконер, и толпа успокоилась. - Месть в моих руках, говорит Господь. Лучше молись, колдунья! Долго молись!
   Рамона по дороге к выходу споткнулась, и Билли едва успел поддержать ее. Джон постоянно оглядывался, опасаясь нападения сзади. Крики и брань сопровождали их в течение всего пути по приемной. Они сели в "Олдс" и поехали прочь мимо машин скорой помощи, привезших упакованные в черные брезентовые сумки тела умерших подростков.
   Дж.Дж.Фальконер поспешил увезти Уэйна из приемной прежде, чем еще кто-нибудь остановит их. Его лицо горело, он часто дышал. Они зашли в кладовую. Фальконер прислонился к стене между метлами, швабрами и ведрами и вытер лицо носовым платком.
   - С тобой все в порядке? - Лицо Уэйна, освещаемое тусклой лампочкой, свисающей с потолка прямо над его головой, было мрачным и хмурым.
   - Да. Это просто... возбуждение. Дай мне перевести дыхание. - Он сел на ящик с порошком. - Ты держался молодцом.
   - Она испугала меня, и я не хотел, чтобы она меня касалась.
   - Ты все сделал прекрасно, - кивнул Фальконер. - Эта женщина сплошная неприятность. Ладно, посмотрим, что мы сможем с ней сделать. У меня есть друзья в Готорне. Посмотрим...
   - Мне не нравится то, что она мне сказала, папа. Мне... мне больно слушать ее.
   - Она говорит языком Сатаны, пытаясь обмануть и смутить тебя, сделать так, чтобы ты начал сомневаться в себе. Надо что-то делать с ней и с этим... этим ее ублюдком. Вик Четем рассказал мне всю историю о том, что его брат Лемер видел на лесопилке. Этот мальчишка разговаривал с Дьяволом, потом разъярился и чуть не разнес всю лесопилку на кусочки. Что-то нужно предпринять с ними обоими, и быстрее.
   - Папа, - спросил Уэйн немного помолчав. - Могу я... могу я излечить умирающего, если очень постараюсь?
   Фальконер аккуратно сложил промокший платок и убрал его, прежде чем ответить.
   - Да, Уэйн. Если ты очень постараешься и будешь усердно молиться, то сможешь. Но этот госпиталь неподходящее место для излечения.
   - Почему нет? - нахмурился Уэйн.
   - Потому что... это не божье место, вот почему. Исцеление возможно только в святом месте, где люди собираются для того, чтобы услышать Слово Божье.
   - Но... людям это необходимо прямо сейчас.
   Фальконер хмуро улыбнулся и покачал головой.
   - У тебя в голове звучит голос этой колдуньи, Уэйн. Она смутила тебя, да? О, конечно, она хотела видеть тебя ходящим по палатам и излечивающим всех подряд. Но это было бы неправильно, потому что Бог желает, чтобы кто-то из ребят умер сегодня в этом госпитале. Так что мы оставляем их на попечение докторов, которые сделают все возможное, но мы-то знаем неисповедимые пути Господа, да?
   - Да, сэр.
   - Хорошо.
   Поднявшись, он вздрогнул и осторожно коснулся своей груди. Боль почти отступила, но он чувствовал себя как после электрошока.
   - Ну вот, теперь я чувствую себя немного лучше. Уэйн, я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Выйди и подожди меня в машине.
   - Подождать в машине? Почему?
   - Эти бедные люди будут ждать от тебя исцелений, если ты останешься, так что, думаю, будет лучше, если ты подождешь, пока я помолюсь с ними.
   - О. - Уэйн был удивлен, и его все еще беспокоило то, что сказала ему колдунья. Ее темные глаза, казалось, заглянули прямо в его душу и отняли у него древний свет. - Да, сэр, я тоже думаю, что так будет лучше.
   - Хорошо. Тебе лучше проскользнуть через заднюю дверь. Если ты пойдешь через приемную, то может возникнуть еще одна суматоха.
   Уэйн кивнул. В его голосе эхом отдавался голос этой женщины: "Ты знаешь, что ты делаешь мальчик?" Что-то внутри него как бы забалансировало на краю пропасти, и он отдернул себя прочь с дикой мыслью: "Она такое же зло, как и сам грех, она и ее демонический сын, и они оба должны быть брошены в костер Господа. Что говорит Господь? СОЖГИ ИХ!"
   - Мы справимся с ними, да, папа?
   - Мы справимся с ними, - ответил Фальконер. - Предоставь это мне. Пошли, мне лучше выйти к ним. Помни, через заднюю дверь, хорошо?
   - Да, сэр.
   Внутри Уэйна горело пламя гнева. Как эта женщина осмелилась прикоснуться к нему! Он пожалел, что не ударил ее по лицу и не сшиб с ног на глазах у всех. Он все еще дрожал от близости с ними. Он знал, что их тьма пыталась накинуться на него и поглотить. Придет время, сказал он себе, да, и тогда...
   Он почувствовал, что у него начинает болеть голова.
   - Теперь я готов, - сказал он и вышел вслед за своим отцом из кладовой.
   26
   Джон лежал в темноте и думал.
   Рамона тихонько шевелилась в его объятиях; последние три ночи после происшествия в госпитале они спали вместе, впервые за много лет. Его горло все еще болело в том месте, где на него нажимал тот мужчина, и он хрипел весь следующий день до тех пор, пока не согласился выпить чай из смеси корней сассафраса и одуванчика, который заварила для него Рамона.
   Вчера состоялись похороны погибших в результате несчастного случая детей. Его поездки в город в течении последних нескольких дней были очень коротки: в магазине Ли Сейера никто не пожелал его обслужить, а когда он зашел подстричься, то Куртис Пил неожиданно объявил, что парикмахерская закрыта на перерыв. Поэтому за кровельными гвоздями ему пришлось ехать в Файет, а что касается волос, то он решил отрастить их подлиннее. Пока он находился в Файете, он услышал от одного из клерков, что кто-то спрятал в костре два ящика отборного фейерверка, которые взорвались от сильного нагревания. Полицейские сказали, что взрыв черного пороха, находящегося в фейерверках, был эквивалентен взрыву двух динамитных шашек; это было похоже на детскую шалость, виновник которой думал что взрыв фейерверка приведет всех в восторг, однако сосредоточение такого количества взрывчатого вещества в малом объеме, жар от горящего бензина и маленькие острые щепки привели вместо этого к шести смертям и большому количеству сильно пострадавших. Один из мальчиков, футболист-старшеклассник по имени Гас Томпкинс, все еще лежал в Ожоговом Центре в Бирмингеме, ослепший и в состоянии шока.
   В свете гнева, который он чувствовал в отношении Джимми Джеда Фальконера, Джон увидел в своей жизни и вере много удивительных вещей. Он не был способен понять, почему Фальконер намеренно хотел повредить Рамоне и Билли, пытаясь направить против них толпу; евангелист выплевывал про них одну ложь за другой, пытаясь даже обвинить в несчастном случае Билли! Мысли обо всем этом заставили закрутиться в его голове заржавевшие колесики; да, это было больно, но было похоже на то, что в первый раз за много лет он стал питаться от собственного динамо, а не от отбрасываемых кем-то искр.
   Теперь ему казалось, что Фальконер, будучи божьим человеком, тем не менее был всего лишь человек. А его мальчик мог исцелять, но не всегда и не каждого. Так легко сказать, что тот или иной человек принадлежит Богу или Сатане; даже у самых лучших бывают плохие дни - или плохие мысли - и каждый хотя бы раз в жизни может сползти с праведной дороги. Неужели это обязательно приведет тебя в Ад? Фальконер сам сошел с дороги из-за своей лжи, как и его мальчик из-за своих действий; делает ли это их более человечными или это значит, что за них взялся Сатана?
   А Рамона и Билли? Что такое эта их сила, заставляющая мертвых успокоиться? Откуда она исходит: от Бога? от Сатаны? Ни от одного из них или от обоих сразу? И что, если все эти годы он ошибался насчет Рамоны и ее матери?
   Он стал поворачиваться набок и понял, какая вокруг стояла тишина; обычно, в такие теплые летние ночи, как сегодня, в траве стрекотали сверчки, а...
   Внезапно весь дом наполнился ярким сиянием. Джон, полуослепленный, уселся на постели и услышал громкое металлическое лязганье и клацанье снаружи, вокруг всего дома. Он схватил со стула свои брюки и начал их лихорадочно надевать. Проснулась Рамона и тоже села на кровати.
   - Что это? - испуганно спросила она. - Что за звук?
   Джон отодвинул занавеску и выглянул в маленькое окошко; яркие лучи света резанули ему по глазам, лишив возможности видеть происходящее снаружи.
   - Оставайся здесь! - сказал он Рамоне и побежал ко входной двери. Он вышел на крыльцо прикрыв глаза ладонью от яркого света. Дом окружали белые сферы, за которыми теперь он мог различить человеческие фигуры, стучащие тарелками, кастрюлями и металлическими трубками. Хриплая глубокая музыка звенела в голове Джона, а внутри его охватил ужас, потому что он увидел, что фигуры были одеты в клановские балахоны. У стоящих совсем близко от дома автомобилей были включены фары.
   - Что вы хотите? - кричал Джон, метаясь из одного конца террасы в другой, как пойманный зверь. - Убирайтесь с моей земли.
   Ритмическое бряцанье продолжалось. Открылась входная дверь, и на террасу вышел Билли с шелушащимся, как после солнечного ожога, лицом; его руки все еще были в бинтах, однако доктор сказал, что с ними будет все в порядке, как только сойдут болячки от ожогов. За его спиной стояла Рамона, завернувшись в свой серый халат; в руках у нее был длинный разделочный нож.
   - Прекратите! Эй, вы, проклятые собаки, что вам нужно?
   Джон вспомнил о своем старом пистолете, лежащем в промасленной ветоши в выдвижном ящике, и двинулся за ним, но тут клацанье прекратилось.
   Одна из фигур в капюшонах вышла вперед черным силуэтом на фоне горящих фар и вытянула руку в сторону Джона.
   - Крикмор, - произнес мужчина, и Джон узнал голос Ли Сейера несмотря на то, что он был приглушен капюшоном, - этот город перенес достаточно горя из-за этой женщины и ее парня! Уж ты-то теперь знаешь, что они не собираются отречься от своего пути! Поэтому, мы пришли сюда, чтобы поставить наши условия...
   - Условия? - прервал его Джон. - Ли, о чем ты говоришь?
   - Без имен, Крикмор! Ты давал клятву!
   - Это в том случае, когда я с другой стороны маски! Кем вы себя считаете? Бдительный отряд? Команда вешальщиков? Вы принесли ваши деготь и перья? По какому праву вы пригнали свои тарантайки на мою землю и устроили такой дьявольский шум, что...
   - У нас есть все права! - проревел Сейер. - Из-за той униформы, которую мы носим и из-за того, что мы живем в этом городе!
   - Мы также имеем права отбить тебе задницу, Крикмор! - крикнул кто-то - голос Ральфа Лейтона. - Ты лучше заткнись!
   Сейер твердо заговорил:
   - Мы хотим, чтобы женщина и парень уехали из Готорна. Мы хотим, чтобы они уехали сегодня к вечеру. Джон, ты и твои родители родились и выросли здесь, и ты всегда был добрым, богобоязненным мужчиной. Много лет ты был способен указывать этой женщине ее место, но теперь, когда демон вселился и в мальчишку, они стали слишком сильны для тебя. Мы решили, что если ты хочешь, то можешь остаться здесь, Джон. В том, что они тебе сделали, твоей вины нет...
   - НЕТ! - закричал Джон. - Это наш дом, черт побери! А те, о ком вы говорите, мои жена и сын!
   - Решено, - продолжил Сейер. - Мы хотим, чтобы они уехали прежде, чем здесь случится что-нибудь еще.
   - Мы хотим, чтобы этот проклятый мальчишка убрался из нашего города, - выступил вперед Ральф Лейтон, тыча пальцем в сторону Билли. - Сначала, после того, как он родился, случился неурожай, и с тех пор земля никогда больше не рожала, как раньше! Затем Дейв Букер убил всю свою семью, а знаешь, кто был лучше другом букеровского мальчика? Потом Линк Паттерсон разрезал себя на лесопилке, и мы знаем об этом! А теперь эти невинные дети, лежащие в земле и в госпитале, и догадайтесь-ка, кто наблюдал за случившимся? Мой сын получил полное лицо заноз и сломал руку. Слава Богу, что он остался жив, иначе я бы пришел сегодня с ружьем! Он рассказал мне, что мальчишка кричал, что все должны умереть, что он проклял всех и произнес какие-то заклинания! Даже Дж.Дж.Фальконер сказал, что он такой же, как его мать! Этот мальчишка сеет смерть везде, где находится!
   - Ты лжешь, сукин сын! - закричал Джон, дрожа от ярости.
   - Кто прислал вас сюда? - голос Рамоны перешел в злой крик, и она подошла к краю террасы и уставилась взглядом в силуэты в балахонах. - Вы похожи на глупый скот, мечущийся туда-сюда под ударами грома! Вы ни капли не понимаете обо мне и моем сыне! Это евангелист толкнул вас на это?
   - Хватит, - закричал Лейтон. - Зря тратим время! - Он двинулся в сторону дома, и кольцо клановцев сузилось. - Положи нож, ты, индейская кошка, пока я не взял его и не отрезал твои сиськи...
   Он вскрикнул от боли и удивления, потому что Джон прыгнул на него и сбил на землю. Они вцепились друг в друга и катались по земле под крики клановцев, подбадривающих Лейтона.
   Камень разбил окно позади Рамоны. Затем просвистел еще один и ударил ее в плечо. Она вскрикнула и упала на колени, а белая фигура перегнувшись через перила террасы выбила из ее руки нож. Не успел клановец оглянуться, как на него вихрем налетел Билли; он еще не мог сжимать пальцы в кулак, поэтому двинул клановца плечом, так, что тот подлетел и свалился через перила на землю, словно мешок картофеля.
   Джон сорвал с головы Лейтона капюшон и наносил удары ему по лицу. Лейтон согнулся и упал на колени. Его балахон почернел от грязи, и он прокричал, ворочая разбитым в кровь губами:
   - Кто-нибудь, хватайте ублюдка!
   Рамона закричала. Билли увидел свет, блеснувший на длинной металлической трубке, поднятой вверх одной из фигур.
   - Сзади! - крикнул он.
   Джон начал оборачиваться, но металлическая трубка уже опустилась со страшной силой ему на затылок, отбросив его вперед. Лейтон ударил его в живот, и когда Джон упал, трубка еще раз опустилась на него с ужасным хрустящим звуком.
   Наступила тишина. Джон лежал на животе, его ноги дергались, а пальцы царапали землю.
   В следующий миг с криком ярости, прорезавшим ночь, Билли прыгнул с террасы и кинулся на человека, ударившего его отца; они накренились назад, ударившись о капот красного "Шевроле". Билли с трудом сжал пальцы вокруг металлической трубки и дернул ее, но в этот момент кто-то схватил его за волосы и дернул. Он протаранил локтем чьи-то зубы и освободился, повернувшись к клановцу. Первым ударом он сломал мужчине нос; затем, увернувшись от кастрюли с длинной ручкой, которая использовалась для создания того ужасного шума, подхватил ее и нанес удар этим импровизированным оружием по незащищенному плечу мужчины.
   В его горло сзади вцепилась чья-то рука. Он ударил каблуком в голень державшего его человека и вывернулся прежде, чем ему в голову попала алюминиевая кастрюля. Он погрузил трубку в чей-то живот и услышал, как из-под колпака раздался крик. Он обернулся и ударил снова, слепо крутя изо всех сил трубой. Мужчина, стоящий перед ним отшатнулся, но получил скользящий удар кастрюлей, который свалил его с ног.
   - Убейте его! - взвизгнул Лейтон. - Вперед, кончайте с ним!
   Билли кинулся вперед и ударил в коленную чашечку, обтянутую синими джинсами. Клановец охнул от боли и запрыгал прочь на одной ноге словно травмированная лягушка. Вдруг что-то ударило Билли в бок, бросив его лицом в грязь. Он приложил все усилия, чтобы подняться, ожидая удара в затылок.
   А затем послышался "крак!", напоминающий треск выхлопной трубы автомобиля, и навалившийся на Билли вес исчез. Он увидел вокруг себя лес ног, бегущих к спасительным автомобилям. Билли оглянулся и увидел стоящую на террасе мать с пистолетом отца в трясущихся руках. Вспыхнули искры второго выстрела, и Билли услыхал треск разбивающегося лобового стекла. Взревели моторы, и машины понеслись от дома, поднимая колесами шлейфы грязи.
   Два автомобиля столкнулись на узкой проселочной дороге, ведущей на шоссе, и Рамона выстрелила еще два раза, после чего старый пистолет дал осечку. Затем ночь заполнилась красным светом габаритных огней и скрипом шин на шоссе. Когда Билли поднялся на ноги, он увидел, как исчезли огни последней автомашины. Он тяжело дышал, голова у него кружилась, и он продолжал сжимать металлическую трубку в горящей руке.
   - ТРУСЫ! - закричал Билли. - ПРОКЛЯТЫЕ ГРЯЗНЫЕ ТРУСЫ!
   Он услышал всхлипывание матери и, повернувшись, увидел ее, склоненную над телом отца. Он увидел, как бело было лицо отца и как красна кровь, текущая у него из носа и ушей.
   - Папа... - прошептал Билли.
   Рамона с ужасом взглянула на сына.
   - Беги за помощью, Билли! Быстрее!
   27
   Почти каждый день в июне, а теперь и в июле, мужчина и женщина сидели вместе на террасе. В высокой траве стрекотали сверчки, а одинокая цикада визжала на ветке большого дуба, передразнивая далекий шум пилы. Пахнул легкий ветерок, остужая разгоряченные лицо и спину Билли, сидящего на крыше и отрывающего ряды сгнившей дранки. Его рыже-черные спутанные волосы влажными прядями спадали на лоб; летнее солнце подарило его коже глубокий бронзовый цвет, а физическая работа, которой он занимался - работа для двоих мужчин, выполняемая им одним с тех пор, как пострадал его отец укрепили мускулы рук и спины так, что они четко проступали под кожей. Крыша протекала весь июнь, до этого момента у него не было возможности заняться ею. Теперь он отдирал дранку в поисках дыр, которые потом нужно будет заделать при помощи кровельных гвоздей.
   Билли хотел устроиться на работу механиком и обошел все заправочные станции на пятнадцать миль вокруг, но когда хозяева слышали его имя, их глаза тускнели, как будто на окна одевали ставни. Ему предлагали работу уборщика на складе, расположенном на дальнем конце Россланд-сити, но там было так жарко и так воняло, а наниматели считали, что из благодарности он согласиться работать почти что даром; поэтому он решил, что лучше будет приложить всю энергию и отдать все время работе на ферме. Все дома и даже времянки в Готорне теперь были электрифицированы, за исключением дома Крикморов, который был расположен так далеко от города, что ребята из "Алабама Пауэр" даже не захотели поинтересоваться их мнением по поводу электрического освещения.
   Однако в душе Билли все еще жила страсть к путешествиям. Вчера, вскапывая землю под помидоры, он поднял голову, посмотрел в ясное голубое небо и увидел ястреба, оседлавшего ветер, который нес его на восток, и ему захотелось увидеть землю сверху, глазами ястреба. Он знал, что за поросшими лесом холмами, окружающими долину, стоят другие города, в которых живут другие люди, есть дороги и леса, моря и пустыни; за холмами находятся вещи, одновременно прекрасные и пугающие. Они манили его, используя для этого ястребов и высокие, быстро летящие облака, а также далекую дорогу, которую было видно с вершины холма.
   Он отодрал еще несколько дранок и скинул их на земля. Он слышал голос матери, читающей отцу Двадцать седьмой псалом; это был один из самых его любимых псалмов, и не проходило дня, чтобы он не изъявлял желания послушать его. Она закончила чтение, и Билли услышал, как отец спросил своим дрожащим голосом:
   - Мона, а где Билли?
   - Он залез на крышу, чтобы отодрать старые дранки.
   - О. Да. Это нужно было сделать. Я хотел сам этим заняться. Как ты думаешь, ему надо помочь?
   - Нет, я думаю, он сам управится. Хочешь еще чашечку чаю?
   Послышался неразборчивый ответ. Билли отодрал еще две дранки и бросил их через плечо.
   - Это все очень хорошо, Рамона. Думаю, ты сможешь почитать мне сегодня Двадцать седьмой псалом? Какое жаркое сегодня солнце, не правда ли? Я думаю, что кукурузному полю вскоре необходим будет полив...
   Билли сконцентрировался на работе, пока сознание его отца скакало с дорожки на дорожку, словно игла по запиленной пластинке. Затем Джон замолчал, и Рамона начала снова читать псалом.
   Доктор в Файете сказал, что первый удар свинцовой трубы пробил Джону Крикмору череп, а второй вмял осколки в мозг. В течение двух недель Джон находился в коме в больнице на благотворительной койке. То, что осталось, когда он пришел в себя, больше походило на ребенка, чем на мужчину; в его глазах застыло мучительное удивление, однако было похоже, что он не помнит ничего из того, что случилось. Он признал Рамону и Билли как свою жену и сына, но перестал что-либо требовать от них и проводил дни, сидя в тенечке на террасе или у пруда, слушая лягушек. Он много спал и часто задавал страннейшие вопросы, от которых создавалось впечатление, что в голове у него все кипит и не знаешь, какая мысль следующей всплывет на поверхность этого супа.