Маккаммон Роберт. Неисповедимый путь

   - Спасибо, Макс, - сказала Хиллберн мужчине, и когда он вышел, достала очки для чтения и вынула из папки несколько писем. Билли узнал заостренный почерк Доктора Чудо.
   - Что это за место? - спросил Билли. - Чем здесь занимаются?
   - Простите? А вы не знаете? - Она взглянула на него. - Институт Хиллберн - клиника по изучению жизни после смерти, частично оплачиваемая Чикагским университетом. Но как я уже говорила, мы... - Она умолкла, погрузившись в чтение.
   - А что делают те люди, внизу?
   - Они... они экспериментируют с проявлениями управления духами. Доктор Хиллберн оторвалась от писем и сдвинула очки на лоб. - Юноша, тихо сказала она, - вы несомненно произвели на нашего друга мистера Меркля глубокое впечатление. События, описываемые им здесь... достаточно интересны. - Она помолчала, убрала письма обратно в папку и сказала: Садитесь.
   Билли сел на стул, стоявший перед столом. Доктор Хиллберн повернула свой стул так, чтобы посмотреть из окна в парк, и ее лицо осветилось бледно-серым светом. Она сняла очки и убрала их в карман жакета.
   - Юноша, - спросила она. - Как вам нравится наш город?
   - Ну, очень шумный, - ответил Билли. - И все куда-то бегут.
   Он не сказал ей, что дважды видел черную ауру - один раз она окружала старого негра в автобусе, а второй - молодую девушку неподалеку от автобусной станции.
   - Вы когда-нибудь еще бывали так далеко от дома?
   - Нет, мэм.
   - Тогда вы должны чувствовать, что способность, которой вы обладаете - неважно, в чем она заключается, - нечто особенное. Настолько особенное, что вы покидаете Алабаму и проделываете весь ваш путь? Почему вы приехали сюда, мистер Крикмор? Я не говорю о письме. Почему?
   Она повернулась к Билли и взглянула на него острым, внимательным взглядом.
   - Потому что... мой друг, Доктор Чудо, сказал, чтобы я поехал. И потому что так хотела моя мать. И... может быть, потому что я не знаю, куда мне еще ехать. Я хочу узнать больше о том, почему я такой, как есть. Я хочу узнать, почему я вижу то, что другие не видят. Например, черную ауру, или сущности, имеющие вид голубого тумана и несущие в себе столько боли, или Меняющего Облик. Моя мама может видеть то же самое, и ее мама в свое время... и похоже, что мой сын или дочь будут способны делать то же самое. Я хочу узнать о себе как можно больше. Если я ошибся адресом, скажите мне, и я сейчас же уйду.
   Доктор Хиллберн внимательно слушала и наблюдала за ним. Она была опытным психиатром, а также парапсихологом с двумя изданными книгами о жизни после смерти, и искала знаки эмоциональной нестабильности: жесты и улыбки не к месту, нервные тики, общую нервозность или меланхолию. Она уловила в Билли Крикморе только огромную тягу к самопознанию.
   - Вы думаете, юноша, что стоит вам появиться, как мы тут же дадим вам ответы на все ваши вопросы? Нет. Я боюсь, что это не тот случай. Как я уже говорила, это работа; чертовски трудная работа, надо сказать. Если надо будет чему-то научиться, мы научимся этому вместе. Но в основном все исследуется посредством экстенсивных проверок и исследований. Мы не имеем дела с шарлатанами, а я их на своем веку повидала великое множество. Некоторые из них сидели там, где сейчас сидите вы. Но рано или поздно их обман раскрывался.
   Я не знаю о вас ничего, кроме того, что написано в письмах. Насколько я знаю, вы не имеете ни малейшего понятия о исследованиях жизни после смерти. Вы, можете быть, имеете пси-способности - я ни в коем случае не убеждена, что это так, - но это с такой же вероятностью может быть и плодом вашего воображения. Вас могут публично преследовать. Вы можете даже попытаться уничтожить ту работу, которую мы проводим, хотя у нас и без того хватает взрывов. Юноша, вы сами верите, что вы можете общаться с мертвыми?
   - Да.
   - Остается это доказать. Я родилась скептиком, мистер Крикмор. Если вы говорите, что огонь светофора красный, я скажу, что он пурпурный просто ради интересного спора. - Ее глаза заблестели. - Если я решу, что вы нам подходите, вы, может быть, проклянете тот день, когда ступили за порог этого дома. Я применю к вам любой тест, который только смогу придумать. Я разберу ваш мозг на части, а затем соберу его снова, чтобы получилось более-менее похоже. В течение двух или трех дней вы возненавидите меня, но я привыкла к этому. Ваша спальня будет размером с клозет, и вы должны будете делать по дому то же, что и остальные. Бездельников у нас нет. Ну что, похоже на развлечение?
   - Нет.
   - Тогда так! - Она осторожно улыбнулась. - Завтра утром, в восемь часов, вы должны сидеть здесь, рассказывая мне о своей жизни. Я хочу услышать о вашей матери, о черных аурах, о сущностях, о... как там его? Меняющий Облик? Ну да. Обед через пятнадцать минут, и я надеюсь, что вам понравятся польские колбаски. Почему бы вам не сходить за вашим чемоданом?
   Билли поднялся со стула, смущенный происшедшим. В глубине души он все еще хотел уехать отсюда. Денег на обратный билет у него хватало. Но он проделал такой огромный путь, что теперь ему стоило потратить хотя бы три дня, чтобы выяснить, что здесь для него припасено. Он не знал, благодарить ли ему женщину или ругать ее. Поэтому он встал и молча вышел.
   Доктор Хиллберн взглянула на часы. Она уже опаздывала домой, муж, должно быть, ее заждался. Однако она решила пожертвовать еще несколькими минутами, чтобы перечитать письма Меркля. Внутри нее нарастало возбуждение. Неужели этот мальчик из Алабамы тот, кто нам нужен? задавала она себе тот самый вопрос, который вставал перед ней при появлении каждого нового испытуемого.
   Является ли Билли Крикмор тем самым, кто даст нам доказательства жизни после смерти? Она не могла этого знать, но она надеялась. После секундного размышления она встала и сняла с вешалки плащ.
   48
   Крик Уэйна Фальконера расколол тишину, окутывавшую владения Крипсина.
   Было два часа ночи. Когда Джордж Ходжес подошел к комнате Уэйна одной из немногих в этом доме, имевшей окна, - он обнаружил, что Найлз уже там. Он прикладывал ко лбу Уэйна холодное полотенце. Уэйн свернулся на постели с полными ужаса глазами. Найлз был одет так, будто только вернулся с деловой встречи.
   - Кошмар, - объяснил Найлз. - Я шел по коридору, когда услышал его. Он собирался рассказать мне, что это было, да, Уэйн?
   Протирая глаза, вошел Генри Брэгг.
   - Кто кричал? Какого черта...
   - С Уэйном все в порядке, - сказал Найлз. - Расскажи мне твой сон, а потом я принесу что-нибудь от головной боли.
   Ходжесу не понравилось это заявление. Неужели Уэйн снова сядет на свой "Перкодан" и кодеиновые капсулы?
   Прерывающимся голосом Уэйн рассказал о том, что ему приснилось. Это был ужасный призрак Джимми Джеда, скелета в желтом костюме, позеленевшем и измазанным могильной землей, кричавший о том, что ведьма из Готорна послала его в Ад, где ему предстоит вечно гореть, если Уэйн не спасет его. Когда Уэйн закончил, из его горла раздался ужасный стон, а в глазах показались слезы.
   - Она знает, где я! - прошептал он. - По ночам она бродит снаружи и не дает моему папе прийти ко мне!
   Брэгг посерел. Ходжес понял, что навязчивая идея о мертвом отце завладела Уэйном еще сильнее. Последние четыре ночи Уэйн просыпался из-за кошмаров о Джимми Джеде и Крикморах. Прошлой ночью он даже клялся, что видел за окном смеющееся над ним бледное лицо сына Крикмора. Уэйн рассыпается на куски, думал Ходжес, прямо здесь, на солнечном побережье.
   - Я не могу спать, - Уэйн схватил гладкую белую руку Найлза. Пожалуйста... мой папа сгнил, и я... не могу теперь восстановить его...
   - Все будет хорошо, - мягко успокоил его Найлз. - Нет нужды бояться, пока ты находишься в доме мистера Крипсина. Это самое безопасное место на земле. Одень халат и тапочки. Я отведу тебя к мистеру Крипсину. Он даст тебе что-нибудь успокоительное...
   - Одну секундочку! - раздраженно вмешался Ходжес. - Мне не нравятся все эти ночные "визиты" Уэйна к Крипсину! Что происходит? Мы прибыли сюда по делу, а все, чем мы занимаемся, это слоняемся по этому сумасшедшему дому! У Уэйна есть и другие обязанности. И я не хочу, чтобы он принимал пилюли!
   - Гомеопатия. - Найлз подал Уэйну халат. - Мистер Крипсин верит в оздоровительную силу Природы. И я думаю, что Уэйн подтвердит, что вы можете уехать, когда захотите.
   - Что? И оставить его с вами? Уэйн, послушайте меня! Мы должны вернуться обратно в Файет! Все это дело темно, как обратная сторона Луны!
   Уэйн завязал халат и посмотрел на Ходжеса.
   - Мой папа сказал, что я должен доверять мистеру Крипсину. Я хочу остаться здесь еще ненадолго. Если вы хотите уехать, то вы свободны.
   Ходжес увидел, что глаза юноши затуманены. Он понял, что мальчику отказывает чувство реальности... и что за пилюли дадут Уэйну?
   - Я умоляю тебя, - попросил Джордж. - Поехали домой.
   - Джим Кумбс возьмет меня завтра с собой на "Челленджер", - ответил Уэйн. - Он говорит, что я могу научиться летать на нем, это совершенно безопасно.
   - Но как же Поход?
   Уэйн покачал головой.
   - Я устал, Джордж. У меня боль внутри. Я сам Поход, и куда еду я, туда едет и Поход. Разве это не так? - Он взглянул на Генри Брэгга.
   Улыбка адвоката была вымученной и натянутой.
   - Конечно. Как скажешь, Уэйн. Я за тебя на все сто.
   - Вам не стоило беспокоиться, джентльмены, - сказал Найлз, беря Уэйна за локоть и направляясь в сторону двери. - Я послежу за сном Уэйна.
   Неожиданно лицо Джорджа Ходжеса покраснело от ярости, он пересек комнату и положил руку на плечо мужчине.
   - Послушайте, вы...
   Найлз молниеносно развернулся, и в горло Ходжеса уперлись два жестких пальца. Ходжес почувствовал короткую ослепляющую боль, от которой подогнулись его колени. Через сотую долю секунды рука Найлза снова спокойно висела вдоль его тела. В его бледно-серых глазах мелькнул тусклый огонек. Ходжес закашлялся и отошел в сторону.
   - Извините, - сказал Найлз, - но вы никогда не должны касаться меня таким образом.
   - Вы... вы пытались меня убить! - прохрипел Ходжес. - У меня есть свидетели! Клянусь Богом, я привлеку вас за все, что вы натворили! Я уезжаю отсюда сейчас же! - Он, шатаясь, прошел мимо них к выходу из комнаты, прижимая руку к горлу.
   Найлз оглянулся на Брэгга.
   - Урезоньте вашего друга, мистер Брэгг. Ему не выйти из дома до утра, потому что двери и окна заперты гидравлически. Я поступил грубо, и я извиняюсь.
   - О... конечно. Все в порядке. Я имею в виду, что... Джордж немного расстроен...
   - Точно. Я уверен, что вам удастся его успокоить. Поговорим утром.
   - Хорошо, - согласился Брэгг и соорудил слабую улыбку.
   Август Крипсин ждал в своей спальне этажом выше в другом конце дома. Когда Уэйн впервые увидел ее, она напомнила ему больничную палату: стены были белыми, а потолок был разрисован под голубое небо с белыми облаками. Жилая часть состояла из софы, кофейного столика и нескольких кожаных кресел. Пол покрывали персидские ковры мягких тонов, а торшеры излучали золотистый свет. Большая кровать, укомплектованная пультом управления освещением, влажностью и температурой и содержащая несколько маленьких телевизионных экранов, была со всех сторон окружена пластиковой занавеской, наподобие кислородной камеры. Рядом с кроватью был установлен кислородный баллон с маской.
   Шахматная доска все еще стояла на длинном кофейном столике тикового дерева, где была оставлена прошлой ночью. Крипсин, одетый в длинный белый халат, сидел рядом с ней. Когда Найлз привел Уэйна, его глаза оценивали варианты продолжения партии. На Крипсине были надеты тапочки и хирургические перчатки. Его тело покоилось в специальном управляемом кресле.
   - Опять кошмар? - спросил он у Уэйна, когда Найлз вышел.
   - Да, сэр.
   - Присаживайся. Давай продолжим игру с того места, на котором прервались.
   Уэйн пододвинул себе кресло. Крипсин учил его основам игры; Уэйн безнадежно проигрывал, однако кони, пешки, ладьи и все прочее отвлекало его от плохих снов.
   - Они были настолько реальны, да? - спросил Крипсин. - Я думаю, что кошмары более... реальны, чем обычные сны. - Он указал на две пилюли, белую и красную, и на чашку травяного чая, которая стояла напротив Уэйна.
   Уэйн без колебаний проглотил пилюли и запил их чаем. Они помогали ему расслабиться, помогали уменьшить мучительную головную боль, и после того, как он к утру засыпал, он знал, что ему будут сниться только прекрасные сны о том, как он был маленьким и играл с Тоби. В этих навеянных лекарствами снах все было безмятежным и счастливым, и Зло не могло найти дорогу к нему.
   - Маленький человек боится малопонятных вещей, и только человек с большим характером чувствует настоящий ужас. Я наслаждаюсь нашими беседами, Уэйн. А ты?
   Уэйн кивнул. Он уже начал чувствовать себя лучше. Сознание прояснилось, затхлые сети страха растаяли, и он почувствовал себя как на свежем летнем ветерке. Еще немного, и он засмеется как маленький мальчик, все страхи и ответственность исчезнут как плохие сны.
   - Всегда можно судить о человеке, - сказал Крипсин, - по тому, чего он боится. И страх может быть также орудием; большой рукояткой, с помощью которой можно заставить вращаться мир в любом направлении. Ты лучше всех людей должен знать силу страха.
   - Я? - Уэйн оторвал взгляд от шахматной доски. - Почему?
   - Потому что в этом мире есть два величайших ужаса: Болезнь и Смерть. Ты знаешь, сколько миллионов бактерий населяет человеческий организм? Сколько из них может внезапно стать смертельно опасными и начать сосать соки из человеческих тканей? Ты знаешь, как хрупок человеческий организм, Уэйн.
   - Да, сэр.
   - Твой ход.
   Уэйн начал изучать лежащую перед ним доску из слоновой кости. Он пошел слоном, не имея в голове других идей, кроме как съесть одну из черных ладей Крипсина.
   - Ты уже забыл то, что я говорил тебе, - заметил Крипсин. - Ты должен научиться смотреть через плечо.
   Он протянул руку на другую сторону доски и съел второй своей ладьей последнего слона Уэйна. Лицо его при этом напоминало раздутую белую луну.
   - Почему вы живете так? - спросил Уэйн. - Почему не выходите наружу?
   - Почему же, иногда выхожу. Когда у меня намечена какая-то поездка. Сорок девять секунд от двери до лимузина. Сорок шесть от лимузина до самолета. Неужели ты не понимаешь, что плавает в воздухе? Каждая эпидемия чумы, которая свирепствовала в городах и странах, кося сотни и тысячи, начиналась с маленького микроорганизма. Паразита, который выделился при чихании или прицепился к мухе, когда та залезала в крысиную нору. - Он наклонился к Уэйну, его глаза расширились. - Желтая лихорадка. Тиф. Холера. Малярия. Черная чума. Сифилис. Кровяные нематоды и черви могут инфицировать вас и убить вашу силу, оставив в результате пустую оболочку. Бациллы бубонной чумы могут быть дремлющими и безвредными на протяжении поколений, а затем неожиданно истребить полмира. - На черепе Крипсина засверкали маленькие капли пота. - Болезнь, - прошептал он. - Она повсюду вокруг нас. Она прямо за этими стенами, Уэйн, прижалась к ним и пытается проникнуть внутрь.
   - Но... люди теперь иммунны ко всем этим вещам, - возразил Уэйн.
   - Никакого иммунитета не существует! - Крипсин почти кричал. Его губы несколько секунд беззвучно шевелились. - Степень сопротивляемости росла и падала; болезни менялись, вирусы мутировали и размножались. В 1898 году бубонная чума убила в Бомбее шесть миллионов; 1900 году она появилась в Сан-Франциско; аналогичные чумным бактерии были найдены у земляной белки. Ты понимаешь? Они ждали. Каждый год в Соединенных Штатах регистрируются случаи заболевания проказой. В 1948 в Штатах чуть не разразилась эпидемия оспы. Болезнь все еще здесь! Кроме того, появились новые бактерии, новые паразиты, которые эволюционировали все это время!
   - Если болезни поставить под контроль, то и смерть окажется под контролем, - сказал Крипсин. - Какую силу должен иметь человек, чтобы... не бояться. Эта сила сделает его подобным Богу!
   - Я не знаю. Я... никогда не думал об этом с такой точки зрения.
   Уэйн взглянул в обрюзгшее лицо Крипсина. Глаза мужчины были бездонным черными омутами, а поры на коже напоминали размером блюдца. Его лицо, казалось, заполнило всю комнату. По телу Уэйна разлилось тепло и ощущение безопасности. Он знал, что в этом доме он был в безопасности, и несмотря на то, что иногда он видит кошмары, посылаемые ему этой женщиной-колдуньей, она не сможет до него добраться. Ничто не сможет добраться до него; ни обязанности, ни страхи, ни какие-либо болезни окружающего мира.
   Крипсин поднялся с кресла с ворчанием гиппопотама, выныривающего из черной воды. Он неуклюже пересек комнату, подошел к кровати, отодвинул окружающую ее пластиковую занавеску и нажал пару кнопок на пульте управления. В тот же миг на трех видеоэкранах возникло изображение. Уэйн искоса взглянул на них и хмыкнул. Это были видеозаписи его телевизионного шоу, и на всех трех экранах он касался людей, стоящих в Очереди Исцеления.
   - Я смотрю это снова и снова, - сказал огромный мужчина, - и надеюсь, что вижу правду. Если это так, то ты единственный человек на земле, который может сделать для меня то, что я хочу. - Он повернулся к Уэйну. Мой бизнес - комплексный, требующий много внимания. Я владею компаниями от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка плюс еще многими в других странах. Для распоряжений я пользуюсь телефоном. Люди делают все, чтобы стать ближе ко мне. Однако мне пятьдесят пять лет, мне везде мерещатся болезни, и я чувствую, что дела ускользают у меня из рук. Я не хочу, чтобы это произошло, Уэйн. Я перенесусь в Рай - или в Ад - оставив дела такими, как они есть. - Его черные глаза загорелись. - Я хочу отвести от себя смерть.
   Уэйн смотрел на свои руки, сцепленные на коленях. Голос Крипсина эхом отдавался в его голове, будто он сидел в огромном кафедральном соборе. Он вспомнил, что его папа говорил ему, чтобы он хорошо прислушивался к тому, что говорит мистер Крипсин, потому что он мудрый и справедливый человек.
   Крипсин положил руку на плечо Уэйна.
   - Я рассказал тебе о своем страхе. Теперь расскажи мне о своем.
   Уэйн, поначалу нерешительно, стал рассказывать. Потом он разговорился, пытаясь высказать все, что было внутри него, и зная, что мистер Крипсин поймет. Он рассказал ему о Рамоне Крикмор и ее сыне, о том, как она прокляла их с отцом и пожелала отцу смерти, о смерти и воскрешении своего отца, о том, как она стала насылать на него кошмары и как он не может выгнать из головы ее лицо или лицо мальчика-демона.
   - Из-за нее... у меня болит голова, - объяснил Уэйн. - А этот парень... иногда я вижу его глаза, смотрящие на меня, как... как будто он думает, что лучше меня...
   Крипсин кивнул.
   - Ты доверяешь мне сделать для тебя хорошее дело, Уэйн?
   - Да, сэр, доверяю.
   - Ты чувствуешь себя удобно и комфортабельно здесь? Я помогал тебе заснуть и все забыть?
   - Да, сэр. Я чувствую... что вы верите мне. Вы слушали меня и вы поняли. Другие... они смеялись надо мной, как тогда под Тауэром...
   - Тауэр? - спросил Крипсин. Уэйн тер лоб, но не отвечал. - Я хочу показать тебе, сынок, как я могу быть искренен. Я хочу, чтобы ты доверял мне. Я положу конец твоим страхам. Это будет сделать просто. Но... если я сделаю это для тебя, то я попрошу тебя сделать кое-что для меня взамен, чтобы я мог знать, насколько искренен ты. Понимаешь?
   Пилюли заработали. Комната начала медленно вращаться, цвета перемешались в длинную радугу.
   - Да, сэр, - прошептал Уэйн. - Они должны гореть в Адовом пламени навечно. Навечно.
   - Я могу для тебя послать их в Ад, - Крипсин наклонился над Уэйном сжав его плечо. - Я попрошу мистера Найлза позаботиться об этом. Он религиозный человек.
   - Мистер Найлз мой друг, - сказал Уэйн. - Он приходит по ночам и разговаривает со мной, и он приносит мне перед сном бокал апельсинового сока... - Уэйн заморгал и попытался сосредоточить взгляд на лице Крипсина. - Мне... нужно немного волос колдуньи. Я хочу подержать их в руках, потому что я знаю...
   Огромное лицо улыбнулось.
   - Это просто, - прошептало оно.
   49
   Бабье лето сильно затянулось. Синий вечерний свет догорал, желтые листья шелестели на деревьях и, падая, шебуршали по крыше дома Крикморов.
   По мере сгущения темноты Рамона все больше и больше выкручивала фитили ламп, стоящих в передней. В камине горел слабый огонек, и она придвинула свой стул поближе, чтобы он мог ее греть; она следовала традиции чокто, заключающейся в том, чтобы разводить маленький огонь и садиться к нему поближе, в отличие от белых людей, которые разводят огромный костер и становятся подальше от огня. На столе рядом с ней горела керосиновая лампа с металлическим отражателем, дающая достаточно света для того, чтобы она могла в третий раз перечитать письмо, полученное сегодня от сына. Оно было написано на листочке в линейку, вырванном из тетради, но на конверте, в левом нижнем углу, красивыми черными буквами было напечатано название института Хиллберн и его адрес. Билли находился в Чикаго уже почти три недели, и это было вторым присланным им письмом. Он описывал, что он видел в городе, и поведал ей все об институте Хиллберн. Он писал, что он много разговаривал с доктором Мэри Хиллберн и другими докторами, работавшими с добровольцами.
   Билли написал, что познакомился с другими испытуемыми, но большинство из них оказались неразговорчивыми и замкнутыми. Мистер Перлмен, миссис Бреннон, пуэрториканка Анита, заросший хиппи Брайан - все они экспериментировали с тем, что доктор Хиллберн называла "тета-агентами" или "бестелесными существами". Билли также упомянул о девушке по имени Бонни Хейли; он писал, что она очень симпатичная, но держится в стороне от остальных, и он видит ее очень редко.
   Он проходит тесты. Много тестов. Его искололи иголками, прикрепляли к голове электроды и изучали зигзаги на длинных бумажных лентах, выползавших из машины, к которой он был подключен. Его спрашивали, какие изображения отпечатаны на том, что называется картами Зенера, и попросили вести дневник сновидений. Доктор Хиллберн очень интересуется его встречами с Меняющим Облик, и о чем бы они ни говорили, она всегда записывала разговор на магнитофон. Похоже, что она более требовательна к нему, чем к остальным, и она сказала, что хочет вскоре увидеться с Рамоной. На следующей неделе настанет очередь сеансов гипноза и испытание бессонницей, чего он вовсе не хочет.
   Билли писал, что любит ее и что вскоре напишет снова.
   Рамона отложила его письмо и прислушалась к ветру. Огонь в камине трещал, давая тусклый оранжевый свет. Она написала ответ на письмо Билли и отправит его завтра.
   "Сынок, ты был прав, уехав из Готорна. Я не знаю, как все обернется, но я верю в тебя. Твой Неисповедимый Путь вывел тебя в мир, и он не кончается в Чикаго. Нет, он будет продолжаться и продолжаться до конца твоих дней. Каждый находится на своем собственном Неисповедимом Пути, идя по следу дней и выбирая лучшее из того, что бросает на него жизнь. Иногда невероятно трудно распознать что хорошо, а что плохо в этом суматошном мире. Что выглядит черным, на самом деле может оказаться белым, а то, что похоже на мел, оказывается на деле черным деревом.
   Я много думала о Уэйне. Однажды я ездила туда, но свет в его доме не горел. Я боюсь за него. Его притягивает к тебе так же, как и тебя к нему, но он испуган и слаб. Его Неисповедимый Путь мог бы привести его к тому, что он стал бы обучать других исцелению своего организма, но сейчас он занавешен корыстью, и я не думаю, что он ясно видит его. Ты можешь не хотеть принимать это сейчас, но если хотя бы раз в жизни у тебя будет возможность помочь ему, ты поможешь. Вы связаны кровью, и несмотря на то, что ваши Пути ведут в разных направлениях, вы остаетесь частью друг друга. Ненавидеть просто. Любить гораздо труднее.
   Ты знаешь, что есть более великая тайна, чем смерть? Жизнь - то, как она крутится подобно карнавальной карусели.
   Кстати, когда я читала о девушке Бонни, я почувствовала некоторую петушиность. Видимо она для тебя не просто девушка, раз ты так о ней пишешь.
   Я очень горжусь тобой и знаю, что буду гордиться еще больше.
   Я люблю тебя."
   Рамона взяла лампу и вышла в спальню, чтобы взять рукоделие.
   Уловив свое отражение в зеркале, она остановилась оглядеть себя. Она увидела больше седых волос, чем темных, и много морщин на лице. Но глубоко в глазах она еще оставалась той неуклюжей девушкой, которая увидела Джона Крикмора, стоявшего у противоположной стены амбара рядом с мотыгами, девушкой, которая хотела, чтобы этот парень обнял ее так, чтобы затрещали ее ребра, девушкой, которая хотела летать над холмами и полями на парусах мечты. Она гордилась тем, что не потеряла эту часть себя.
   Ее Неисповедимый Путь был практически закончен, поняла она с оттенком грусти. Но, думала она, посмотри, сколько сделано! Она любила хорошего человека и была любима им, вырастила сына, всегда вставала на защиту себя и делала мучительную работу, которую требовало от нее ее предназначение. Она научилась принимать радости и печали, видеть Дарующего Дыхание в упавшей росе и сухом листе. Одно только мучило ее - рыжеволосый мальчик копия своего отца - которого Дж.Дж.Фальконер назвал Уэйном.
   Неутомимый ветер шумел вокруг дома. Рамона одела свитер, взяла рукоделие и направилась обратно к камину, где просидела и внимательно проработала около часу. В задней части шеи возникло ощущение покалывания, но она знала, что долго это не продлится.
   Что-то шло сквозь ночь. Она знала, что оно шло за ней. Она не представляла себе, как оно выглядит, но она хотела посмотреть ему в лицо и дать понять, что не боится.
   Когда она смотрелась в зеркале, она видела в нем свою черную ауру.