Маккаммон Роберт. Неисповедимый путь

   - Может, да, может, нет. Просто прислушайтесь к моим словам. Вот теперь у меня все. - Он пошел к своему автомобилю, но, открыв дверь, помедлил. - Вы понимаете, что у Билли жизнь здесь уже никогда не будет идти по-старому?
   Он сел в автомобиль и поехал по направлению к шоссе.
   Рамона подождала, пока автомобиль шерифа скрылся из виду, а затем взяла лампу и ушла в дом. Билли сидел на отцовском стуле, а на столе перед ним стояла лампа и лежала "Тайна пропавших друзей". Она поняла, что он должен был слышать каждое слово, произнесенное на террасе.
   - Шериф Бромли нашел Вилла, - сказал Билли.
   - Да.
   - Но как же это мог быть Вилл, если Вилл уже умер?
   - Я не думаю, что это был Вилл, которого ты знал, Билли. Я думаю, это была... какая-то часть Вилла, одинокая и испуганная, и она ждала от тебя помощи.
   Билли задумался двигая челюстями.
   - А я мог ему помочь, мама?
   - Я не знаю, но думаю, что смог бы; я думаю, что он не хотел, чтобы его оставили лежать одного в подвале. Кому охота просыпаться в темноте, где вокруг нет ни единой души?
   Билли долго обдумывал свой следующий вопрос, и наконец с трудом выдавил его из себя.
   - Вилл попал в Рай или в Ад?
   - Я думаю... он уже провел достаточно времени в аду, да?
   - Да.
   - Пойду приготовлю ужин, - сказала Рамона и погладила мальчика по щеке. После вчерашней ночи из его глаз исчезла веселость, но остались невысказанные вопросы. - Я подогрею овощной суп и организую кукурузные лепешки, подойдет?
   - А папа не вернется домой?
   - Вернется, рано или поздно. Но сейчас он испуган. Ты понимаешь, что не каждый мог видеть то, что осталось от Вилла Букера, и очень немногие могли помочь ему, как ты?
   - Я не знаю, - неуверенно ответил Билли. Его лицо состояло из лоскутиков оранжевого света и черных теней.
   - Как бы я хотела тебе помочь во всем этом, - тихо произнесла она. Очень хочу, но есть вещи, которые ты должен понять сам. Но может быть... может быть, тебе сможет помочь твоя бабуля, потому что есть много вещей которые я сама не понимаю...
   - Бабуля мне поможет? Как?
   - Она начнет с самого начала. Она сможет переформировать тебя, также, как она формирует куски глины на гончарном круге. Она сформировала меня много лет назад, а ее папа сформировал ее. Твоя бабуля сможет научить тебя тому, чему я не смогу.
   Он минуту поразмышлял над услышанным, нахмурив брови. Ему нравилось место, где жила бабушка - белый домик на трех акрах заросшей лесом земли с достаточным количеством извилистых тропинок - но что скажет отец?
   - Когда мы поедем? - спросил он.
   - Почему бы не завтра утром? Мы сядем в автобус около продовольственного магазина и к полудню будем на месте. Но мы поедем только в том случае, если ты этого захочешь.
   - А чему я должен научиться?
   - Особым вещам, - ответила Рамона. - Вещам, которым ты нигде больше не научишься. Некоторые из них будут легкими и веселыми, а некоторые... не будут; кое-что может даже причинить тебе боль. Ты стоишь на грани между мальчиком и мужчиной, Билли, и может быть некоторые вещи ты лучше поймешь этим летом, чем следующим.
   Темное мерцание глаз Рамоны одновременно и тревожило Билли, и возбуждало его любопытство; это было все равно, что видеть что-то блестящее в дальнем уголке леса, который ты не осмелился пока исследовать.
   - Хорошо, я поеду, - решил он.
   - Тогда тебе нужно собрать кое-что из одежды, поскольку мы вероятно задержимся у бабушки на некоторое время. Возьми из своего стола нижнее белье и носки, а я пока соберу свои вещи. А потом мы поужинаем. Хорошо?
   При свете лампы Билли открыл ящики своего стола и достал оттуда несколько пар трусов и маек и положил их на кровать. За ними последовали носки, футболки и - его любимые - подтяжки а ля "Одинокий странник". Его куртки и джинсы лежали в мамином гардеробе, и он решил взять их позже. Он залез под кровать и вытащил оттуда большой бумажный пакет; в нем лежала коробка из-под сигар "Датч Мастерс", найденная Билли на обочине прошлым летом, в которой хранились сокровища Билли.
   Он решил использовать пакет для того, чтобы сложить туда свои вещи, а пока сел на кровать, положил на колени сигарную коробку, все еще хранящую легкий запах табака, и открыл крышку.
   Внутри лежало несколько зеленых "кошачьих глаз", гладкие коричневые гальки, камень со смутным отпечатком листа древнего растения, йо-йо, который свистел, двадцать пять вкладышей от жевательной резинки с изображенными на них кровопролитными битвами времен Гражданской войны, и...
   Билли наклонил коробку к свету. Он глядел на содержимое коробки, и его глаза медленно расширились; затем он выкрутил фитиль у лампы, потому что внезапно ему показалось, что в комнате очень темно.
   Полузасыпанный вкладышами, блестя в оранжевом свете лампы, в коробке лежал маленький кусочек угля. Я его не клал сюда, подумал Билли. Или клал? Он не помнил; нет, нет, он был уверен, что не клал. На первый взгляд он выглядел как обычный кусок угля, но по мере того, как Билли глядел на него, в его памяти всплывало во всех деталях лицо Вилла Букера, и он вспомнил о том прекрасном времени, которое они проводили вместе. Он взял уголь и поднес поближе к глазам, изучая его острые грани.
   Он не знал, как сюда попал этот кусочек, но понял, что на то есть причина. Вилл мертв, да, Билли знал это, но что-то от мальчика жило в памяти Билли; а если вы помните - на самом деле помните, подумал Билли то тогда вы можете остановить время, и никто никогда не умрет. Он медленно сжал уголь в кулаке, и ощущение тепла разлилось от его ладони к локтю.
   Он мысленно вернулся к прошлой ночи и нахмурился, припомнив, как на него смотрел этот молодой евангелист, Уэйн Фальконер. Он не понял, почему его мать назвала их целительство "сродни убийству", но понял, что она ощутила что-то странное по поводу них, как и он сам, что-то, что он не мог до конца уяснить.
   Билли прислушался к ночным звукам, окружающим дом в надежде услышать шум папиного автомобиля, но ничего не услышал. Вдруг без предупреждения в его сознании всплыл образ зверя в свете фар автомобиля. Билли содрогнулся, положил кусочек угля назад в сигарную коробку и начал складывать вещи в пакет, готовясь к завтрашнему отъезду.
   15
   Джимми Джед Фальконер проснулся в голубом предрассветном свете, разбуженный лаем Тоби на лугу. Он немного полежал рядом со спящей женой, красавицей-блондинкой Камиллой, прислушиваясь к лаю Тоби. Гоняет кроликов, размышлял он, слыша, как лай удаляется в направлении леса. При мысли о собаке он естественным образом перескочил на мысль о чуде.
   Это случилось в один из апрельских дней. Кемми мыла на кухне тарелки, когда услышала крик Уэйна и выбежала из дома, чтобы посмотреть, что произошло. Уэйн бежал к ней, держа в руках окровавленный мешок собачьей плоти, а из его рта раздавались невнятные крики. Он споткнулся и упал, а когда Кемми подбежала к нему, то увидела, что Тоби почти мертв; из его развороченной груди вырывалось слабое дыхание. Мускулистое тело большой собаки представляло собой месиво из мяса и раскрошенных костей, ее голова была повернута под неестественным углом, из ушей шла кровь.
   - Его сбил грузовик, мама! - кричал Уэйн. - Я видел, как это случилось! Позови кого-нибудь помочь Тоби!
   Но Кемми не знала, что делать, а вид крови вызвал у нее отвращение. Ошеломленная, она отступила назад, и тогда ее сын, по поцарапанному, пыльному лицу которого текли слезы, пронзительно закричал "ПОЗОВИ КОГО-НИБУДЬ!" голосом, который потряс ее до глубины души. Она побежала к телефону, чтобы позвонить Джимми Джеду в Бирмингем, где у него была деловая встреча, но она знала, что Тоби осталось жить несколько минут. У входной двери она оглянулась и увидела, что Уэйн в измазанных кровью и грязью новых джинсах наклонился над собакой.
   Она только успела связаться с телефонисткой, как вдруг Уэйн издал леденящий душу вопль "Тоооообиииии!" Кемми бросила трубку, и от страха волосы у нее на голове встали дыбом. Она хотела успокоить Уэйна, но остановилась на террасе, увидев, что Уэйн поднял Тоби, чуть снова не упал, а затем медленно, поднимая ботинками пыль, двинулся к ней.
   Он улыбался. От уха до уха. Его глаза были заплаканные и распухшие, но они горели огнем, который Кемми никогда раньше не замечала. Она почувствовала, что сползает по перилам террасы.
   - Теперь Тоби лучше... - произнес Уэйн хриплым голосом.
   Он положил Тоби на пол, и Кемми чуть не упала в обморок. Кости собаки были вправлены так, будто этим занимался ненормальный ученый... или безумный ребенок. Голова пса была страшно искривлена, передние лапы вывернуты вовнутрь, а задние наружу, спина скручена и имела горб, как у верблюда. Короче, получилось что-то похожее на персонаж шоу уродцев, однако дыхание его было больше не затруднено, и хотя он не мог держаться на ногах, а его глаза были закрыты, Камилла видела, что он вне опасности. Она наконец сумела оторвать ноги от пола террасы и кое-как смогла дозвониться до Бирмингема.
   Фальконер усмехнулся про себя. Он видел рентгеновские снимки, сделанные доктором Консайдайном: кости представляли собой мешанину, и, переплетаясь причудливым образом, образовывали сложную головоломку, однако они были прекрасно сросшимися, и только по едва уловимым признакам можно было определить, что они были сломаны или раздроблены. Ветеринар был искренне поражен состоянием Тоби, говоря Фальконеру, что данный случай необъясним для науки... совершенно необъясним. Движения Тоби были ограничены, поэтому конечности ему пришлось сломать и заново срастить, но уже подобающим образом. Что же касается верблюжьей спины и криво посаженной головы, то к этому пес почти уже приспособился и снова мог подобно молнии носиться по лугам Фальконера. После этого случая в голове Фальконера все время стоял один и тот же вопрос: если он сумел излечить ЖИВОТНОЕ, то что же он сможет сделать с ЧЕЛОВЕКОМ?
   Ответ пришел в виде голубого побитого форда-пикапа, в котором сидели мужчина с хмурым лицом, женщина и маленькая девочка с кукольным личиком. Их фамилия была Гнатт, а жили они на другом конце Файета. От одного из своих друзей они услышали рассказ о сыне Дж.Дж.Фальконера, а тот в свою очередь слышал об этом из уст соответствующего ветеринара. Их маленькая девочка не могла ходить; ее отец сказал Фальконеру, что "ее ножки уснули и не хотят просыпаться".
   Фальконер поднялся наверх в комнату Уэйна, где с потолка свисали модели аэропланов. Мальчик, сидя за столом, терпеливо склеивал фюзеляж "Ревелла Р-38". Фальконер присел на стул и с минуту понаблюдал за его работой. Мальчик был мастер на все руки и ему нравились аэропланы.
   - Внизу кое-кто хочет видеть тебя, - наконец сказал евангелист.
   - Кто, папа?
   - Мужчина, женщина и их маленькая дочка. Ей семь лет, и ее зовут Черил. Ты знаешь, почему они здесь?
   Он отрицательно покачал головой осторожно приклеивая на место крыло.
   - Потому что узнали, как ты вылечил Тоби. Помнишь, ты рассказывал мне, что когда ты увидел, что Тоби умирает, твое сердце заболело так, что ты подумал, будто оно взорвется, а затем ты почувствовал, что должен дотронуться до Тоби и захотел больше всего на свете, чтобы он выздоровел?
   Уэйн отложил свою работу и удивленно поглядел на отца ярко-голубыми глазами.
   - Да, сэр.
   - Ты еще говорил, что думал только о том, чтобы кости Тоби снова срослись вместе, и что твои руки дрожали, а там, где ты ими касался Тоби, кости двигались сами собой?
   Уэйн кивнул.
   Фальконер очень осторожно взял сына за плечи.
   - Черил и ее родители приехали сюда за твоей помощью. У нее заснули ноги, и их нужно вылечить.
   Уэйн выглядел изумленным.
   - Она попала под машину?
   - Нет. Я думаю, что это из-за нервов. Но ей нужно... то, что ты сделал до этого, излечив Тоби. Как ты думаешь, сможешь ты это повторить?
   - Я не знаю. Это... это другое дело. Может быть, я больше никогда этого не смогу, может быть, я все израсходовал на Тоби, потому что очень хотел его вылечить. Из-за этого мое сердце так болит, папа...
   - Да, я знаю. Но не становится ли тебе от этого вместе с тем лучше? Не вдохновляет ли это тебя, не слышишь ли ты при этом голос Бога и не чувствуешь ли ты Его Силу внутри себя?
   - Возможно, но...
   - Ты целитель, сынок. Живой чудодейственный целитель! - он обнял сына одной рукой. - В тебе есть сила, которая дана тебе для вполне определенной цели. Черил и ее родители ждут внизу. Что мне им сказать?
   - Я... Я сделал это, потому что очень любил Тоби. А эту девочку я даже не знаю!
   Фальконер наклонился к нему и понизил голос.
   - Сделай это, потому что любишь меня.
   Отец Черил Гнатт положил ее на бок на простыню, постеленную на обеденном столе. Маленькая девочка задрожала и схватилась за руку матери, когда Уэйн склонился над ней не зная, что предпринять. Фальконер ободряюще кивнул головой; Кемми, переутомленная происходящим, вышла из дома и уселась на ступеньках террасы, дожидаясь окончания процедуры. Когда Уэйн наконец коснулся ноги девочки, он закрыл глаза, в его висках застучала кровь, и он принялся растирать круглые колени Черил. Девочка глядела в потолок и что-то тихо шептала.
   Это продолжалось около часа, пока лицо Уэйна не стало блестящим от пота, а руки не перестали слушаться его. Родители Черил, не говоря ни слова, подняли девочку и отнесли ее в грузовик. Уэйн стоял на террасе, пока грузовик не скрылся вдали с поникшими от поражения плечами; когда он встретился глазами с отцовским взглядом, то из его груди вырвалось рыдание, и он убежал наверх в свою комнату.
   Фальконер вернулся в свой уставленный книжными шкафами кабинет, закрыл двойную, обитую дубом дверь и сел за письменный стол, смотря перед собой невидящим взглядом. Затем он решил для восстановления равновесия духа обратиться к Библии, каждая страница которой была для него откровением. Он обнаружил, что открыл тринадцатую главу Евангелия от Матфея на речи Христа о семенах, посеянных на каменистой почве, в сорняках, и на плодородной почве, где они дали плоды. Он медленно прочитал три страницы до того, как уловил послание. Оно оглоушило его, как удар молнии; конечно! - подумал он и на него словно нашло возбуждение. Поскольку не до всех доходит слово Божье, то почему бы не быть тому же самому и с чудесами! Если эта девочка не исцелилась, то не потому ли, что в ее родителях недостаточно веры, или они ужасные грешники, стоящие слишком далеко от света? Проблема была не в Уэйне, а либо в этой девочке, либо в ее родителях! Он уже почти собрался пойти и поговорить с Уэйном, как вдруг зазвонил телефон.
   Это был мистер Гнатт, звонивший с бензоколонки "Тексако", расположенной на другом конце города. Его дочка неожиданно начала дрожать и говорить, что плохо себя чувствует, поэтому они завернули на бензоколонку. Миссис Гнатт отнесла ее в туалет, где ее вырвало. Неожиданно Черил, закричала, что чувствует, как в ее ногах течет кровь, и ее испуганная мать поставила ее на ноги. Черил сразу упала, но затем поднялась, и своими силами добралась до грузовика, где отец подхватил ее на руки и стал кричать о том, как Маленький Уэйн Фальконер исцелил его дочь.
   Три дня спустя в "Крестовый поход Фальконера" пришло письмо от Гнаттов, внутри которого лежал завернутый в тонкую оберточную бумагу десятидолларовый банкнот. Спустя некоторое время телефонные звонки и письма понеслись селевым потоком, и Фальконер решил, что ему пора передать Уэйну все, что он знал о публичных выступлениях, о том, как надо управлять толпой и помещать в сердца людей любовь к Господу. Мальчик обладал врожденным талантом ко всему этому, и в последнюю минуту Фальконер добавил на плакаты, предназначенные к летнему туру палаточных проповедей, имя Уэйна.
   Фальконер поднялся с постели, стараясь не разбудить Кемми, через холл прошел в комнату Уэйна и осторожно открыл дверь. Слабые лучики восходящего солнца отражались на дюжине моделей самолетов - "Б-52", пары "Хеллкетов" морского базирования, английского "Спада", "Констеллейшн" и других свисающих на нитях с потолка.
   Уэйн сидел на стуле около окна. Легкий утренний ветерок колыхал занавески. За окном расстилались луга тридцатишестиакрового поместья Фальконера.
   - Уэйн. - Голова мальчика резко повернулась. - Что-то ты ранехонько сегодня проснулся, а? - Фальконер вошел в комнату пригнувшись, чтобы не задеть зеленый "Спитфайр".
   - Да, сэр. Мне надо кое-что обдумать.
   - И это "кое-что" настолько важно, что нужно недосыпать? Ты же знаешь, что этим вечером мы должны быть в Декатуре. - Он зевнул и потянулся, предчувствуя долгую дорогу. - О чем же ты думал?
   - Я думал о том, что произошло в Готорне, папа. Я думал о том мальчике и его маме.
   - О? - Фальконер взъерошил рукой волосы и тяжело присел на край кровати, откуда мог видеть лицо сына. - Ты слышал, что о них говорили. Они - странные люди, а эта женщина пришла на проповедь исключительно для того, чтобы спровоцировать скандал. Но это не должно тебя интересовать.
   - Правда ли, что она ведьма, как говорили? И что мальчик - демон?
   - Я не знаю, но похоже, в Готорне все думают так.
   Мальчик несколько секунд молча смотрел на него, а затем сказал:
   - Почему же мы тогда не убили их?
   Фальконер испугался.
   - Ну... Уэйн, убийство противозаконно...
   - Несмотря на то, что ты говорил, что законы Бога превыше законов Человека? А если эта женщина и мальчик - Зло, то им нельзя позволить жить, не так ли?
   - Э-э-э... - Фальконер чувствовал себя так, будто перекувырнулся через голову. - Господь позаботится о них, Уэйн. Не беспокойся.
   - Она говорила, что то, что я делал, это убийство.
   - Да, она так говорила. Но это только доказывает, насколько она извращенная, не так ли? Она попыталась разрушить твою работу, и для этого она использовала этого мальчика.
   - Я все делаю правильно, папа?
   Вопрос прозвучал как удар грома. Фальконер заморгал.
   - Что ты имеешь в виду, сынок?
   - Я имею в виду... Я знаю, что этим летом излечил много людей, но... первый раз, с Тоби, я чувствовал, что что-то произошло внутри меня, как будто моя кровь вскипела и... это было похоже на то, как в детстве я воткнул вилку в розетку. Это было больно, и когда все закончилось, я еще долго чувствовал это. С тех пор ко мне никогда больше не приходило то чувство; иногда я испытывал зуд, иногда головную боль, но... не то, что в первый раз. И помнишь, на прошлой неделе в Силакауге? Того слепого? Я старался очень сильно, папа, но я не смог вернуть ему зрение. А еще там были другие, которых я даже не коснулся... может быть, собирался, но...
   Уэйн замолчал, и на его лице отразилось глубокое беспокойство.
   - Я думаю, что эта Крикмор заставила тебя усомниться в себе, вот что я думаю. А это как раз то, что ей нужно! Когда ты сомневаешься в себе, ты ослабляешь себя. Я тоже думал о слепом и ему подобных; возможно, что ты не можешь вылечить некоторых людей потому, что Господь желает их оставить такими, какие они есть. Или, скажем, они когда-то согрешили и отошли от Света, и поэтому, пока они не исповедуются, они не могут получить исцеления. Ни в коем случае не сомневайся в себе Уэйн, иначе демоны победят. Ты понял?
   - Я... думаю, что да.
   - Хорошо, - Фальконер потрепал его по плечу. - Ты будешь готов сегодня к Декатуру?
   Уэйн кивнул.
   - Тебя еще что-то беспокоит?
   - Да, сэр. В этом мальчике есть... что-то, что меня пугает, папа. Я не знаю, что, но... когда я поглядел ему в глаза, у меня душа ушла в пятки...
   Фальконер тихо хмыкнул и посмотрел в окно.
   - Если ты чувствуешь страх, - ответил он, - то это потому, что ты чувствуешь в его сердце грех. Уэйн, ты стоишь на пороге большой прекрасной жизни, в которой ты встретишь много хороших людей, но тебе также будут встречаться и люди с Сатаной в душе. Ты будешь вставать против них и повергать их. Понял?
   - Да, сэр.
   - Хорошо. До завтрака еще пара часов. Не хочешь немного вздремнуть?
   - Я попробую.
   Уэйн слез со стула и забрался на постель. Отец поправил простыни и поцеловал его в лоб.
   - А теперь спокойно отдыхай, дружище, - сказал Фальконер. - Я разбужу тебя к завтраку. Хорошо? - Он улыбнулся и направился к двери.
   Голос Уэйна остановил его.
   - Я все делаю правильно, да, папа?
   - Да. Я клянусь тебе. А теперь спи. - Фальконер закрыл дверь.
   Довольно долго Уэйн лежал, глядя в потолок. Ласковый ветерок раскачивал пластмассовые самолеты, и их крылья кренились, будто они лавировали между облаками. В лесу лаял Тоби. Мальчик крепко закрыл глаза.
   16
   На ферме Крикморов тоже вставало солнце. Рамона проснулась в шесть с небольшим, разбуженная звуком подъезжающего у дому автомобиля. Она слышала, как открылась его дверь, но не услышала хлопанья закрывающейся двери. Потом кто-то начал возиться с ключами, пытаясь отпереть входную дверь.
   Рамона быстро накинула халат, зажгла лампу и пошла к входу, как вдруг дверь распахнулась и в нее ввалился ее муж. Джон широко улыбался; от него исходил резкий запах пота и самогона, а лицо было покрыто рыжей щетиной. Одежда его выглядела мятой, а на куртке отсутствовала пара пуговиц.
   - Привет, родная, - поздоровался он и сделал несколько нетвердых шагов в сторону Рамоны.
   - Нет.
   Он остановился словно его ударили, но клоунская улыбка продолжала сиять на его лице. Глаза Джона были настолько красны, что казалось, они вот-вот взорвутся.
   - Авввв, не надо так, - пробормотал Джон. - Немножко погуляли, и все. Видел Мака ван Хорна и старого Винта тоже; не поверишь: они все еще занимаются той дорогой в лесу! - Он моргнул и провел грязной рукой по лбу. - Куда, интересно, делся этот мул, после того, как меня треснули по башке? - Он засмеялся, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Рамоне. - Почему бы тебе не пойти и не причесаться получше? Одень что-нибудь из того приятно пахнущего барахла, которое мне нравится. Тогда ты меня встретишь как настоящая жена...
   - Ты грязный, - тихо ответила Рамона, - и пахнешь, как отхожее место!
   - ЧЕРТОВСКИ ВЕРНО! - прогрохотал Джон с исказившимся от гнева лицом. - А ты что, ждала, что я приеду домой в веночке из роз? На проповеди ты извозила меня в дерьме, женщина, и я подумал, что немножко его нужно привести с собой домой! - Он дрожал от ярости. - Ты сделала из меня дурака, - продолжал он. - Ты опозорила мое имя! О, ты все спланировала, не так ли? Вот почему ты неожиданно согласилась пойти - потому что ты рассчитывала сделать на проповеди какую-нибудь гадость! И я не сойду с этого места, пока ты...
   Он поперхнулся на полуслове увидев, что из темноты за спиной Рамоны появился Билли и остановился, глядя на них.
   - Билли, - обратился к нему Джон. - Сынок. Твой папа вернулся домой. Я знаю, что выгляжу не очень, но... но со мной приключился несчастный случай, я думаю...
   - Иди одевайся, - сказала Рамона Билли. - Побыстрее.
   Билли замялся глядя на отца, а затем вышел собираться.
   - Куда спешите?
   - Я беру Билли к его бабушке.
   - О!
   Последовал выдох самогонных паров. Джон закачался на ногах, и комната начала медленно вращаться вокруг него. На несколько секунд у него перехватило дыхание, и он не мог произнести ни слова. А затем:
   - Теперь понятно. Теперь все понятно. Хочешь забрать у меня сына после того, как я отшил тебя, да?
   Он сделал шаг по направлению к Рамоне, и она увидела, как сквозь пелену опьянения в его глазах мерцает красный огонь.
   - Нет, совсем не так. - Рамона стояла на своем. - Ты знаешь, почему я так поступаю...
   - Так значит, ты хочешь сделать его таким же, как ты! - завизжал Джон. - Значит, ты хочешь высыпать все это... это дерьмо ему на голову! Я тебе не позволю, клянусь Господом! Я не дам тебе отнять его!
   - Билл видел часть Вилла Букера, оставшуюся после его смерти, Джон. Зови это приведением, духом, даже душой. Но он видел что-то в подвале, и он должен понять, что его ждет впереди...
   - Нет! - Джон отшатнулся назад, почти падая, и заслонил собой дверь. - Я не позволю, чтобы его поглотила эта ересь! Может, я согласен терпеть это от тебя, но я не позволю, НЕ ПОЗВОЛЮ - вмешивать в это мою кровь!
   - Твою кровь? - тихо переспросила Рамона. - Он и моя кровь тоже. В нем есть и от тебя и от меня, но в нем сильна кровь чокто, Джон. Он следующее звено в цепи, неужели ты не видишь? Он несет этот дар...
   Джон прижал ладони к ушам.
   - Зло-зло-зло-зло-зло-зло-зло...
   При виде этого пьяного жалкого мужчины, закрывающего собой дверь собственного дома в надежде воспрепятствовать уходу Билли, у Рамоны из глаз потекли слезы.
   - Это не зло, Джон. И никогда им не было.
   - Ты говоришь мне, что смерть не зло? Это твоя жизнь, Мона! Не моя и не мальчика! И в ней всегда будет смерть, призраки и демоны! - Он потряс головой, чтобы отогнать стоящий в ней шум. - О, Господи, пошли прощение ее душе! Пошли прощение моей душе за то, что я внемлю ее лжи!
   В этот момент в золотой круг, очерченный лампой в руках Рамоны, вошел одетый в джинсы и полосатую хлопковую куртку Билли, держащий в руках бумажный пакет с вещами. Его лицо было искажено страхом и страданьем.
   - Пошли, Билли. - Джон широко расставил руки. - Пошли, покажем ей, что такое мужская дружба.
   - Мама... говорит, что я должен ехать, папа. Она говорит, что мне надо выучиться многим вещам.
   - Нет. Она ошибается. Хочешь знать, чему она хочет тебя научить? Чепухе о духах и смерти. Ты праведный богобоязненный мальчик, и тебе не следует слушать о таких вещах.
   - Я не хотел видеть Вилла Букера, папа. Но он был там и нуждался в моей помощи.
   Он поднял руку и показал отцу кусочек угля, лежащий на его ладони.
   - Что это? Откуда?
   - Я не знаю, но я... я думаю, что теперь Вилл хочет помочь мне. Я думаю, что он посылает мне это, чтобы я знал, что... был прав, когда спустился в подвал, и что если что-то темное и страшное, то это еще не значит, что оно злое...