- Как ты думаешь, как она выглядит глубоко внутри? - спросила снова Свон.
   - Я не знаю, - наконец ответил он, - я никогда не встречал никого, обладающего таким огромным мужеством. Она женщина особенного сорта. Леди, - сказал он.
   - Да, - Свон посмотрела на узловатую поверхность маски Иова. Скоро, подумала она, очень скоро.
   - С ней все будет в порядке, - произнесла она. - Тебе нужно немного отдохнуть.
   - Нет, я собираюсь провести рядом с ней ночь. Если я почувствую, что меня клонит в сон, я смогу лечь здесь на полу. Кто-нибудь еще спит?
   - Да, уже поздно.
   - Я думаю, что тебе лучше самой поспать немного.
   - Я посплю, но когда случится это, я бы хотела увидеть ее.
   - Я позову тебя, - пообещал Пол. И затем ему показалось, что Сестра снова что-то сказала, и он подвинулся вперед, чтобы услышать. Ее голова медленно повернулась туда-сюда, но она не издала больше никакого другого звука, она снова лежала тихо. Когда Пол оглянулся, Свон уже ушла.
   Свон не хотелось идти спать. Она чувствовала себя снова как ребенок в рождественскую ночь. Она прошла через переднюю комнату, где уже спали другие на полу вокруг печки, и затем открыла дверь. Ворвался холодный ветер, раздувая печной уголь. Свон быстренько выбежала, набросив пальто на плечи, и закрыла за собой дверь.
   - Слишком поздно для тебя, чтобы быть здесь, - сказала Анна Мак-Клей.
   Она сидела на ступеньках крыльца рядом с экс-питсбургцем, сталелитейщиком по фамилии Половски, и оба они были одеты в темные пальто, шапки и перчатки и вооружены винтовками. Внизу еще одна пара охранников должна была заступить на несколько часов, и такая смена караула продолжалась целый день и ночь.
   - Как поживает Сестра?
   - Без изменений, - Свон посмотрела на огонь, разожженный посреди дороги. Ветер пролетал через него, и порывы красных искр вздымались в небо. Около двадцати людей спали вокруг костра, и несколько других сидели, уставившись на огонь или разговаривая друг с другом, чтобы скоротать ночь. Пока она не знала, где был человек с алым глазом, Сестра попросила, чтобы лачуга охранялась все время. Джош и другие с готовностью согласились выполнить ее просьбу. Добровольцы также стояли вокруг огня в поле всю ночь, наблюдая за новой площадкой, где были посеяны семена яблонь.
   Свон рассказала Джошу и Сестре о том, что она видела человека с алыми глазами в толпе день назад, и подумала, что, может быть отчасти, но она поняла, почему он так хочет загубить человеческое начало. Она также поняла, что он хотел взять яблоки, но в последнюю секунду непонятный гнев и гордость победили. Она видела, что он ненавидит ее и ненавидит себя за то, что порывался все же сделать первый шаг, но он также еще и боялся ее. Когда Свон увидела, как он удаляется прочь, то поняла, что прощение разрушает зло, удаляет яд подобно вскрытию нарыва.
   Она не могла представить, что могло бы случиться, если бы он взял яблоко, но все же кое-что изменилось. Она больше не боялась человека с алым глазом так, как боялась раньше, и с того дня, она больше не смотрела через плечо, кто приближается сзади.
   Она подошла к углу крыльца, где к опоре был привязан Мул. Лошадь прикрыли сверху несколькими накидками, и перед ней стояло ведро весенней воды, чтобы она пила оттуда. Найти для него еду было проблемой, но Свон удалось сохранить дюжину яблок, и она дала ему их сейчас вместе с кореньями и соломой, которую вытащила из тюфяка мистера Половски. Он любил лошадей и был рад помочь с едой и питьем для Мула.
   Мул не принял всерьез незнакомца, но он, казалось, принял мистера Половски и его внимание с минимальным беспокойством.
   Голова Мула была опущена, но ноздри задвигались, когда он уловил запах Свон, и инстинктивно он поднял голову, глаза открылись и он насторожился. Она рукой провела между его глаз и затем вниз по сухой, бархатной коже его морды, и Мул уткнулся в ее пальцы с неописуемым блаженством.
   Свон неожиданно оглянулась и посмотрела в направлении костра и увидела его, стоящего там, очерченный силуэт в искрах и пламени. Она не могла видеть его лицо, но чувствовала, что он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками под тоненьким пальто и она быстро отвернулась, сосредотачивая свое внимание только на морде Мула. Но ее глаза метнулись назад, на Робина, который подошел поближе к перилам крыльца.
   Ее сердце зазвучало как литавры, и она снова посмотрела вдаль. Уголком глаза она увидела, как он приближается, затем останавливается и притворяется, будто рассматривает что-то интересное в земле под носком своего ботинка.
   Пора возвращаться, сказала она сама себе. Пора снова проверить Сестру. Но ноги отказывались идти. Робин приближался все ближе, затем снова остановился и повернулся к огню, как будто что-то опять заинтересовало его внимание. Он держал руки в карманах пальто и казалось пытался решить, вернуться ли к теплу костра или нет. Свон не знала, хочет ли она, чтобы он подошел поближе или ушел, и она чувствовала себя неспокойно, как кузнечик на раскаленной сковородке...
   Затем он сделал еще один шаг вперед, как бы принимая решение. Но нервы Свон не выдержали и она решила развернуться и войти внутрь. Мул принял этот порыв как призыв к игре и игриво прикусил зубами пальцы Свон, держа ее заложницей несколько секунд, и этого хватило Робину, чтобы дойти до нее.
   - Я думаю, что твоя лошадь голодна, - сказал он.
   Свон высвободила пальцы. Она собралась идти назад, ее сердце билось так сильно, что она была уверена, что он, должно быть, слышит это, как дальнюю грозу над горизонтом.
   - Не уходи, - смягчился голос Робина, - пожалуйста.
   Свон остановилась. Она подумала, что он совсем не похож на кинозвезд из журналов, которые бывало почитывала ее мать, потому что никого из голливудских красавцах нельзя было сравнить с ним; он не выглядел, как хорошо вычищенный тинэйджер из мыльных опер, которые часто смотрела Дарлен Прескотт. Его лицо, со всеми его тяжелыми линиями и углами, было молодым, но глаза взрослыми. Они были цвета пепла, но в свете огня выглядели привлекательными. Она встретила его взгляд, увидев, что он потерял оттенок жесткости. Его глаза были ласковыми, скорее даже нежными, когда он посмотрел на нее.
   - Эй, - крикнула Анна Мак-Клей. - Шел бы ты по своим делам. У Свон нет для тебя времени.
   Его жесткая маска появилась снова.
   - Кто сделал вас ее хранительницей?
   - Не хранительницей, а наставницей. Протектором. А теперь, почему бы тебе не быть хорошим мальчиком и не пойти прочь?
   - Нет, - прервала Свон, - мне не нужна надзирательница или протектор. Спасибо за то, что вы обо мне заботитесь, Анна, но я могу позаботиться о себе сама.
   - О, извини. Я только подумала, что он снова беспокоит тебя.
   - Он не беспокоит меня. Все в порядке. Правда.
   - Ты уверена? Я, бывало, видела таких типов, прогуливавшихся по дороге и искавших кошельки, чтобы прикарманить.
   - Я уверена, - ответила Свон. Анна бросила на Робина еще один подозрительный взгляд, после чего вернулась к разговору с мистером Половски.
   - Она все равно не поверит, - сказал Робин, благодарно улыбаясь, - и скоро двинет меня прикладом.
   - Нет, тебе может не нравиться Анна, и, я уверена, ты ей тоже не нравишься, но она делает то, что ей кажется лучше для меня, и я ее за это уважаю. Если ты будешь меня тревожить, я ей скажу, чтобы она тебя прогнала.
   Улыбка Робина исчезла.
   - Значит, ты думаешь, что ты лучше, чем все остальные?
   - Нет, я не вкладываю в свои слова такой смысл, - Свон чувствовала себя неспокойно и нервозно, и ее язык путался между ее мыслями и словами, - я только имела в виду... Анна права, что так осторожна.
   - Угу. Значит я беспокою тебя тем, что дружески настроен?
   - Ты был не слишком любезен, когда зашел в дом и... и разбудил меня таким образом, - сказала она надломлено. Она чувствовала, как краснеет ее лицо, и она хотела вернуться назад, а не начинать разговор заново, но это было уже невозможно. И Свон была наполовину напугана, наполовину зла.
   - И я не тебе тогда давала то яблоко, вот так!
   - О, но зато я получил его! Ладно, я крепко стою на ногах, хотя и не на пьедестале, как другие люди. И, может быть, я не мог удержаться, чтобы не поцеловать тебя, когда увидел, стоящую с яблоком в руке. Твои глаза были такие большие и глубокие, что я не смог сдержаться и не взять его. Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты будешь что надо, но я не знал, что ты высокомерная принцесса.
   - Нет!
   - Нет? Ладно, тогда ты разыгрываешь из себя такую. Послушай, я побывал везде! Я видел много девчонок! Я могу узнать среди них высокомерных, когда вижу их!
   - А я... - стоп! - подумала она. Остановись сейчас же! Но она не могла, потому что она была внутренне испугана и не могла позволить ему делать то, что он хочет. - А я знаю грубых, крикливых... идиотов, и могу отличить их от других, когда их вижу!
   - Да, я идиот, хорошо! - он качнул головой и рассмеялся не весело. Я и сам знаю, что я идиот, потому что подумал, что могу понять ледяную принцессу лучше, хм?
   Он пошел прочь прежде, чем она смогла ответить.
   Все, что она могла придумать, чтобы сказать, это было "не касайся меня снова!"
   Инстинктивно она почувствовала сильную боль, которая резанула ее с головы до ног. Она сжала зубы, чтобы не окликнуть его. Если он собирается вести себя, как дурак, значит он и есть дурак! Он - ребенок с плохим характером, и она больше не хочет иметь с ним дела.
   Но она также знала, что доброе слово может вернуть его назад. Одно доброе слово. Это было все. И было ли это так трудно? Он неправильно понял ее, и, может быть, она тоже неправильно его поняла. Она заметила, что Анна и мистер Половски наблюдают за ней, и она почувствовала, что Анна "надела" слабую, всезнающую улыбку. Мул подошел и выдохнул воздух в лицо Свон.
   Свон спрятала свою оскорбленную гордость и решила окликнуть Робина, но как только она открыла рот, дверь лачуги открылась и Пол Торсон сказал возбужденно:
   - Свон! Это происходит!
   Она видела, как Робин идет по направлению к костру. И затем она последовала за Полом в дом.
   Робин стоял у края огня. Медленно сжимая кулаки, он бил себя по лбу:
   - Идиот! Идиот! Идиот! - говорил он себе, ударяя по голове. Он все еще не мог понять, что случилось; он только знал, что лучше бы умер, и что он никогда еще не разговаривал с кем-нибудь прекраснее, чем Свон. Он хотел произвести на нее впечатление, но сейчас он чувствовал себя, словно он прошел босиком по коровьей лепешке.
   - Идиот, идиот, идиот! - продолжал повторять он. Конечно, он не так уж много встречал девушек; фактически он вовсе не встречал никаких девушек. Он даже не знал, как с ними надо обращаться. Они были для него как пришельцы с других планет. Как с ними разговаривать без... да, без того, чтобы становиться крикливым идиотом - это было именно то, кем он себя ощущал.
   Ладно, сказал он себе, все, я уверен, что возьму себя в руки! Он все еще испытывал дрожь внутри и чувствовал боль в желудке. А когда он закрывал глаза, то видел Свон, стоящую перед ним, такую же лучезарную, как самая прекрасная мечта, которую он когда-либо знал. С первого дня, когда он увидел ее, спящую на кровати, он уже не мог выбросить ее из головы.
   Я люблю ее, подумал он. Он слышал о любви, но он не слышал о том, что любовь заставляет тебя чувствовать себя сильным и беззащитным одновременно. Я люблю ее.
   Он не знал кричать или плакать, и стоял, уставившись на огонь, и не видел ничего, кроме лица Свон.
   73. ШТУРМ КРЕПОСТИ
   Человек с лицом-веслом остановился перед "джипом" и поднял электромегафон. Его острые зубы торчали, и он кричал:
   - Убить их! Убить! УБИТЬ!
   Рев Маклина был перекрыт криком и быстрой стрельбой, а под конец дополнен грохотом машин, так как более шестисот армейских машин, грузовиков, джипов и фургонов начали двигаться по оккупированной земле по направлению к крепости Спасителя. Серый низкий свет был заглушен и заполнен дымом, и огни разгорались на оккупированной земле, пожирая около двухсот фургонов, которые были разломаны и раскиданы во время первых двух волн штурма. Искалеченные тела мертвых или умирающих солдат АСВ лежали на растрескавшемся бетоне, а вскоре начался новый приступ агонии, когда колеса третьей волны покатились по раненым.
   - Убить их! Убить их всех! - продолжал кричать Маклин в громкоговоритель, указывая на машины-чудовища правой рукой в черной перчатке. Когти-гвозди торчали из его ладоней, указывая на огонь разрушений.
   Сотни солдат, вооруженных ружьями, пистолетами и "коктейлями Молотова" двигались пешком перед идущими фургонами.
   И в фокусе этого полукруга три отлично вооруженных ряда грузовиков, машин и фургонов "Американской Верности" ожидали жуткой атаки так, как они ожидали и предчувствовали две предыдущие. Но кучи мертвых "Верных" покрывали участок земли так же, как и множество их фургонов, горящих и все еще взрывающихся от текущего по земле танкового топлива.
   Огонь и едкий дым расползался, наполняя воздух. Но Маклин смотрел по направлению крепости Спасителя и ухмылялся, потому что он знал, что "Верные" не смогут противостоять силе Армии Совершенных Воинов. Они падут - если не во время третьей атаке, тогда четвертой или пятой, или шестой, или седьмой. Сражение было до победного конца, и Маклин знал это. Сегодня у него будет победа, и он заставит Спасителя стать на колени и целовать его ботинки, прежде чем разобьет ему лицо.
   - Ближе! - кричал Маклин своему шоферу, и Джад Лаури поехал. Лаури не мог выносить смотреть в лицо Маклину, и по мере того как они подъезжали на "джипе" ближе к линии машин, он не знал, кого боится больше: кричащее и злобно смотрящее нечто, которым стал полковник Маклин, или стрелков "Американской Верности".
   - Вперед! Вперед! Продолжать наступление! - командовал Маклин солдатам, его глаза испускали искры, когда он замечал хотя бы одно поползновение к колебанию.
   - Они вот-вот сломятся! - кричал он. - Вперед! Продолжайте движение!
   Маклин услышал звук рожка и, оглянувшись, увидел ярко-красный переделанный "Кадиллак" с бронированным ветровым стеклом, рвущийся напрямую сквозь другие машины к фронту. У водителя были длинные вьющиеся светлые волосы, а карлик припал к отверстию в крыше "Кадиллака", откуда высовывалось дуло пулемета.
   - Ближе, лейтенант! - приказал Маклин. - Нужно занять место в первом ряду!
   О, Боже! - подумал Лаури. Под мышками у него вспотело. Одно дело атаковать компанию фермеров, вооруженных мотыгами и лопатами, и совсем другое - штурмовать кирпичную крепость, где у этих гадов была тяжелая артиллерия!
   Но Американская Верность продолжала вести огонь, в то время как АСВ катила вперед свои грузовики и фургоны.
   Маклин знал, что все его офицеры на своих местах и ведут свои батальоны. Роланд Кронингер был где-то справа, в своем собственном командном "джипе", подгоняя на битву две сотни человек и более пятидесяти бронированных машин. Капитаны Карр, Уилсон, Сэттерли, лейтенанты Тэтчер, Бэннинг и Бьюфорд - все его доверенные офицеры были на своих местах и все они были нацелены на победу.
   Маклин пришел к выводу, что прорыв сквозь оборону Спасителя был просто вопросом дисциплины и управления. Неважно, сколько погибнет солдат АСВ или сколько взорвется и сгорит машин - это проверка его дисциплины и управления. И он поклялся скорее драться до последнего солдата, чем позволит Спасителю победить его.
   Он знал, что его ум несколько повредился, когда треснула эта штука и он, взяв фонарь, взглянул на себя в зеркало, но сейчас он был в полном порядке.
   Потому что когда прошло его безумие, полковник Маклин понял, что теперь у него было лицо Солдата-Тени. Они были теперь едины. Это было чудо, которое указало Маклину, что Бог на стороне Армии Совершенных Воинов.
   Он усмехнулся и зарычал в усилитель голосом зверя.
   - Продолжать наступление! Дисциплина и управление!
   Заговорил другой голос. Глухое "бум!", и Маклин увидел вспышку оранжевого света у забаррикадированного въезда на площадку. Последовал высокий пронзительный звук, который, казалось, прокатился над головой Маклина. Примерно в семидесяти ярдах позади него взрывом подбросило куски бетона и искореженного металла от разбитого уже раньше фургона.
   - Вперед! - скомандовал Маклин. - У Американской Верности могут быть танки, подумал он, но ни черта они не знают о траектории полета снаряда. Еще один снаряд просвистел в воздухе, взорвавшись в лагере, позади. А затем последовала волна огня по массированной обороне Американской Верности, пули стали высекать искры из бетона и рикошетом отлетать от бронированных машин. Некоторые солдаты упали, Маклин закричал: - В атаку! В атаку! Не прекращать огонь!
   Приказ был подхвачен другими офицерами, и почти сразу же начали бормотать и трещать пулеметы, пистолеты и автоматы, нацеленные на заграждения в полосе вражеской защиты. Передовые машины АСВ устремились вперед, набирая скорость, чтобы ворваться на площадку. Третий танковый снаряд разорвался на площадке для парковки, отбросив плюмаж из дыма и булыжников и заставив вздрогнуть землю. Потом некоторые из тяжелых машин Верности стали стрелять вперед, моторы их завыли, грузовики и бронированные машины обеих армий бросились друг на друга, и началась ужасная какофония визжащих шин, ломающегося металла и разрывающих уши взрывов.
   - В атаку! Убить их всех! - продолжал кричать Маклин на приближающихся солдат, пока Джад Лаури маневрировал колесами машины вперед и назад, стараясь не наехать на трупы и обломки. Глаза Лаури готовы были выскочить из орбит, бусинки холодного пота покрывали лицо. Пуля скользнула по ветровому стеклу, и Лаури почувствовал ее движение как щелчок камертона.
   По площадке зигзагом прошла пулеметная очередь, и полдюжины солдат АСВ закружились как танцоры в безумной пляске. Маклин отбросил усилитель, выхватил из кобуры на поясе свой "Кольт" калибра 11.43 мм и стал стрелять в солдат Верности, пока они дрались на защитной полосе в водовороте тел, буксующих машин, взрывов и горящих обломков. Столкнулись столько автомобилей и грузовиков, громоздящихся друг на друга, что площадка напомнила последствия какого-то крупного крушения.
   Два грузовика столкнулись прямо перед "джипом", Лаури ударил по тормозам и одновременно закрутил рулевое колесо, отчего "джип" отбросило и занесло в сторону. При этом под его колеса попало двое, и Лаури не знал, были ли это солдаты АСВ или солдаты Верности. Все перемешалось и сошло с ума, воздух был полон искр и ослепляющего дыма, поверх всех криков и визга Лаури слышал смех Маклина, когда полковник палил наугад.
   В свете фар "джипа" вдруг возник человек с пистолетом, и Лаури сбил его. Пули, летевшие сбоку, попадали в "джип", слева взорвалась машина АСВ, и из нее кувырком вышвырнуло в воздух водителя, все еще сжимающего горящее рулевое колесо.
   Между тормозящими и сталкивающимися машинами была стиснута пехота, ведущая яростную рукопашную схватку. Лаури свернул в сторону, чтобы уклониться от горящего грузовика. Он услышал пронзительный свист приближающегося снаряда, и у него внутри все сжалось. С криком: "Выбираемся отсюда!" он яростно закрутил рулевое колесо направо и надавил рукой до упора. Джип рванулся вперед, наехав на двух солдат, сцепившихся на бетоне. Трассирующая пуля сильно ударила в бок "джипа", и Лаури услышал, что он сам захныкал.
   - Лейтенант! - закричал Маклин. - Поверните "джип" обратно.
   И это было все, что он успел сказать, потому что земля вдруг содрогнулась, появилась ослепительная белая вспышка примерно в десяти футах перед "джипом". Машина вздрогнула и попятилась на задних колесах, как испуганная лошадь. Маклин услышал приглушенный вскрик Лаури - а потом Маклин сам подпрыгнул, спасая свою жизнь, когда ударная волна от взрыва ударила в него и почти сорвала форму с тела. Он ударился плечом о бетон, услышал визг шин, треск "джипа", когда он врезался в другую машину.
   Следующее, что он осознал, когда был уже на ногах, что форма и куртка на нем превратились в лохмотьях, а сам Маклин смотрел сверху на Джада Лаури. Тот раскинулся на спине среди обломков Джипа, тело его дергалось в судорогах, как будто он старался выползти на безопасное место. Голова Джада Лаури превратилась в бесформенную кровавую массу, выбитые зубы клацали как кастаньеты.
   В левой руке Маклин держал пистолет. Правая рука-протез с ладонью с гвоздями все еще была крепко привязана к запястью. По правой руке ручьем текла кровь, капая с пальцев черной перчатки на бетон. Он понял, что ободрал руку от плеча до локтя, и не совсем благополучно. Вокруг него в вихре кружились солдаты, стреляя и дерясь, и пулей выбило кусок камня примерно в четырех дюймах от его правого ботинка. Он огляделся, стараясь определить, как вернуться в лагерь АСВ; без транспорта он оказался таким же беспомощным, как последний пехотинец. Вокруг было столько визга, крика и огня, что Маклин не мог думать. Он увидел, как кто-то толкает солдата АСВ на землю, несколько раз пытаясь заколоть его мясницким ножом, и Маклин нажал на спусковой курок своего кольта калибра 11.43, выстрелив прямо в череп тому и выбив ему мозги.
   Руку обожгло ударом от отдачи, зрелище убитого тела прочистило туман в его голове, он понял, что ему нужно выбраться или его убьют так же, как он только что убил солдата Верности. Он услышал свист снаряда, ужас стиснул ему затылок. Нагнув голову, он побежал, стараясь избегать скопления солдат и прыгая через лежащие кровоточащие тела.
   От взрыва на него дождем посыпались куски бетона, он споткнулся, упал, отчаянно пополз к укрытию из перевернутого бронированного автомобиля АСВ. Там его ждало тело, у которого была снесена выстрелом большая часть лица. Маклин подумал, что это, возможно, сержант Арнольд. Пораженный, полковник вынул обойму из своего кольта калибра 11.43 и заменил ее на новую. Пули отскакивали со свистом от бронированного автомобиля, и он пригнулся к бетонной площадке, пытаясь набраться мужества, чтобы продолжить свой бег обратно в лагерь.
   Сквозь суматоху он услышал крики: "Отходим! Отходим!" - Третий штурм был отбит.
   Он не знал, что было неправильно. К этому времени Верность уже должна была быть сломлена. Но у них было слишком много народу, слишком много машин, слишком много огневой силы. Все, что им было нужно делать, это крепко сидеть на этой проклятой площадке. Но должен же быть способ выкинуть их. _Д_о_л_ж_е_н _б_ы_т_ь_.
   Грузовики и машины снова поехали по площадке, направляясь прочь. За ними последовали солдаты, многие из которых были ранены и хромали, время от времени они останавливались, чтобы сделать несколько выстрелов в преследователей, а затем шатаясь шли дальше. Маклин заставил себя встать и побежать, и когда он оторвался от укрытия, он почувствовал толчок в куртку, и понял, что пролетела пуля. Он четыре раза нажал на курок не прицеливаясь, а потом покатил вслед за остатками своей Армии Совершенных Воинов, в то время как по бетону чиркали пулеметные пули и вокруг него продолжали умирать люди.
   Когда Маклин вернулся обратно в лагерь, он обнаружил, что капитан Сэттерли уже принимает рапорт от других уцелевших офицеров, а лейтенант Тетчер назначает разведчиков нести охрану по наружному краю лагеря, чтобы не пропустить контратаку Верности. Маклин забрался наверх бронированной машины и осмотрел парковочную площадку. Она выглядела как бойня, сотни тел лежали грудами среди горящих обломков. Среди трупов уже сновали сборщики из Американской Верности, подбирающие оружие и боезапасы. Он услышал победные крики, доносящиеся со стороны противника.
   - Еще не кончено! - вскричал полковник. - Еще ничего не кончено! - Он выпустил последние пули из кольта по сборщикам, но так сильно дрожал, что ни черта не мог прицелиться.
   - Полковник! - Это был капитан Сэттерли. - Мы готовим новую атаку?
   - Да! Немедленно! Еще ничего не кончено! Ничего не кончено, до тех пор пока я не прикажу!
   - Мы не можем предпринять еще одну фронтальную атаку! - заявил еще один голос. - Это самоубийство!
   - Что? - огрызнулся Маклин, и посмотрел, кто это там осмеливается подвергать сомнению его приказы. Это был Роланд Кронингер, куртка его была пропитана кровью. Это была чья-то чужая кровь, Роланд не был ранен, и грязные повязки все еще были у него на лице. Стекла его очков были забрызганы кровью. - Что вы сказали?
   - Я сказал, что мы не сможем осуществить еще одно фронтальное наступление! У нас осталось возможно не более трех тысяч человек, способных вести бой! Если мы снова пойдем на эти пулеметы, мы потеряем еще сотен пять, и все равно ничего не получим!
   - Вы говорите, что у нас нет желания прорваться - или вы говорите только за себя?
   Роланд глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Он никогда раньше не видел такой резни, и он сейчас был бы мертв, если бы в упор не застрелил одного солдата Верности. - Я говорю, что мы должны найти другой способ взять площадку.
   - А я говорю, что мы снова будем атаковать. Прямо сейчас, прежде, чем они снова организуют свою оборону!
   - Да они вовсе никогда и не были дезорганизованы, черт побери! закричал Роланд.
   Наступила тишина, нарушаемая только стонами раненых и треском пожара. Маклин свирепо уставился на Роланда. Это было впервые, когда Роланд осмелился кричать на него. Вот, пожалуйста, он обсуждает приказы Маклина перед другими офицерами.