Михайличенко Елизавета. И/е_рус.олим

времени... нет, все-таки не "последнего времени" (это уже окончательный
диагноз мирозданию), а субдепрессивного периода моих разборок с самой
собой...

Кот

Похититель уставился на меня, а я -- на него. Я давно ждал возможности
как следует рассмотреть его раритетный софт, но окунулся слишком глубоко --
яростная ненависть Моше ослепила меня, ударила. Я завыл, надеясь сбежать от
нее, но и бежать не решался -- она бы настигла. Нельзя поворачиваться
хвостом к такой ненависти.
Когда вертикалки сметают осколки разбитой посуды, и они потом
побрякивают, посверкивают в совке, так и века смели раздробленные софты в
одну горстку, перемешали. И теперь мелкие кусочки этих софтов, ссыпанные из
совка в Похитителя, несут в себе осколки памяти. Слишком острые осколки
памяти.
Моше ненавидел котов, как может ненавидеть только диссидентствующий
египтянин. Нет, сильнее -- как египетский еврей. Нет, еще сильнее -- так
может ненавидеть котов только еврей, выращенный, как египтянин. Эта
ненависть отсекла от воплощения благословенные времена Великого Египта с его
бархатной кошачьей революцией, и не дала сынам Эсава вернуть украденное
вертикалами первородство.
Еще во времена Древнего Царства стало ясно, что сыны Якова не способны
на равные отношения с котами. Они видят в коте или бога, или животное, но
только не равное существо. Еще во времена Древнего Царства стало ясно, что
сыны Якова не достойны украденного Благословения. И все должно было стать на
свои места. Сыны Якова поселились в Египте, сползая к тотальному рабству. А
их хозяева считали себя рабами обожествляемых котов, сынов Эсава.
Первородство, залежавшееся на скудном столе рабов, вот-вот должно было
упасть нам в лапы.
Но пришел этот вертикал, Моше, и вымолил право на еще одну попытку
осуществить Благословение. Он верил, что может обойтись без кошачьих и без
двойственности сфинксов, но не было уже прежнего доверия к вертикалам. И
пытаться осуществить Благословение он должен был с нами вместе. В Земле,
текущей молоком и медом. Вертикалы стараются не замечать, что Земля
Обетованная должна была прежде накормить молоком нас и лишь потом дать мед
этим сладкоежкам.
И мы ушли с ними из благословенного Египта, где нас обожествляли, а мы
обожествлялись. Потому что так было надо. А Моше нас терпел, вернее
терпеливо ненавидел. И даже в своих книгах упомянул лишь, что с ними из
Египта вышло множество "иноплеменников". А ведь в отличие от этих рабов, нам
было что терять "кроме собственных цепей", дорогих!
Моше все время казалось, что его племя не отрицает нашу божественную
сущность. Он просто выкипал от ненависти на медленном огне пустыни, как
чайник со сломанным свистком на плите.
Моше делал все правильно. Но он не торопился. Он хотел выиграть время,
выждать, когда рабская сущность его племени сменится дикой необузданностью
кочевой жизни, когда пустыня выест из их софтов встроенные понятия, выжжет
каленым воздухом желание найти дорогу обратно. А рабы не умеют ждать. И не
умеют добывать ни пищу, ни свободу выбора. Изнуряющая жажда раба -- быть
послушным, сегодня, сейчас, видеть перед собой господина, а не представлять
его абстрактные воплощения.
Моше ушел за божественными откровениями, а мы, дорогие, спокойно
смотрели ему вослед, понимая что произойдет.
Моше слишком долго выторговывал права и привилегии для своих. Сорок
дней и ночей сражался он, заикаясь, с Высшей справедливостью и проиграл. И
ушел Моше с двумя скрижалями Завета: для вертикалов и для дорогих котов!
Чем дольше отсутствовал Моше, тем лучше относились к котам вертикалы,
тем больше задабривали. И бока наши залоснились, и глаза наши очистились от
голодного гноя, и походка наша уподобилась львиной. И вот вертикалы
возжелали служить нам, и молиться на нас, и жертвоприносить нам, дорогим.
Левиты робко прятали жирные глаза и ничего не замечали, сдавались без
борьбы. И настал миг, когда Аарон, брат Моше, решился воплотить народные
чаяния. Под нашими насмешливыми пристальными взглядами, он приказал
вертикалам принести золотые кольца, которыми они украшали свои лысые уши. И
отлил Аарон из ушных колец Золотого Кота. А золота было собрано столько, что
получился Золотой Кот огромным, словно бык.
И тогда, чтобы прекратить бесконечный спор с заикой, Господь показал
Моше, что творится в стане вертикалов и произнес: "Увидел я, что народ этот
непреклонный! А теперь оставь меня. И воспылает мой гнев на них, и уничтожу
я их, а от тебя произведу великий народ!" Так было предложено Моше стать
новым Авраамом и родить сфинкса, который, в отличие от Ицхака, не даст себя
обмануть и на этот раз передаст первородство в нужные лапы. Но выя у Моше
была такая же жесткая, как и его посох, а его махровое котофобство не
позволило оценить, насколько велика предлагаемая милость. Он бессовестно
отказался от чести. От чести стать родоначальником нового народа. И поспешил
в лагерь -- исправлять непоправимое.
Лучше бы Золотого Кота исполнил Бецалель. Потому что неискусным
литейщиком оказался Аарон. Тяжелый, величественно воздетый к небесам хвост
отвалился при первых же ударах ликующих тимпанов. Так и лежал он золотым
колоссом, и никто из вертикалов не смел приблизиться к нему, а мы не могли
оттащить его в тайное место, и пришлось забросать его песком там же, где он
рухнул. Сиамские коты до сих пор нагло утверждают, что их предком был этот
бесхвостый Золотой Кот. Впрочем, особенность сиамских котов -- не только
бесхвостость, но и лживость, и голубоглазость. Отсюда и выражение "на
голубом глазу", перехваченное вертикалами и до конца ими не понимаемое.
Уши Золотого Кота получились у горе-скульптора Аарона слишком большими
и острыми, морда слишком вытянутой, лапы слишком тонкими. И вернувшийся
Моше, вибрируя от ярости, обрушил на куцего Золотого Кота каменные скрижали,
но Кот лишь отозвался на удар нутряным насмешливым эхом, а скрижали
превратились в бессвязные обломки.
И тогда Моше, чтобы унизить Золотого Кота и совладать с котолюбием
народа своего, сделал вид, что видит в Золотом Коте -- Тельца. Так и
записал. И подлость рабов тут же проявилась, ни один не посмел возразить и
не смеет до сих пор. Хотя можно было бы уже сто раз понять, что вышел народ
не из Индии со священными коровами, не из Малой Азии, где был культ Ваала, а
из Древнего Египта, страны священных котов! Много веков правда о Золотом
Коте призраком бродила среди избранных вертикалов, передавалась от отца к
сыну. Сокрытие истины -- это обычное вертикалье проявление. По своим
искривленным представлениям, словно по лекалам, кроят они историю, а потом
ходят в кособоко сшитых лоскутах с честными лысыми мордами и фанатичными
взглядами... Еще в первом веке даже Иосиф Флавий, предатель и беспринципный
карьерист, все же постеснялся писать про Золотого Тельца, а упоминать о
Золотом Коте побоялся. Так и умолчал в своих "Иудейских древностях" об этом
громком (эхо от него слышится до сих пор) событии.
А сегодня, даже если суждено кому-то из археологов отрыть тот самый
золотой хвост, спрятанный нами от уничтожения, то его обязательно объявят
какой-нибудь "уникальной золотой стеллой" или "загадочной золотой змеей".
А самого Золотого Кота Моше приказал переплавить и пригрозил напоить
золотым расплавом всякого, видящего в коте что-то большее, чем мелкий
домашний скот. А коты не могли отвести взгляд от раскаленного Золотого Кота,
потевшего кровью в закатных лучах. И легенда о Красном Коте, конечно же,
зародилась в момент гибели Золотого Кота.
Ну ничего. Прошли, причем безвозвратно, времена безответности, когда у
вертикалов была монополия на информацию. Теперь неважно, могут ли твои
конечности сжимать зубило или перо. Теперь важно, что ты можешь сообщить
тем, кто готов слушать, а вернее смотреть в экран монитора. А уж нам есть
что сообщить, есть что вложить в копилку общей исторической мысли. Да, пора
сделать сайт. И пусть вытечет информация и течет молоком и медом по
пространству Сети. Пора!

Белла -- Лея

-- Шалом. Можно пригласить доктора Белецки?.. Лея? Привет! Можешь
говорить?
-- Привет, Белла. Могу, дежурство тихое. Что не спишь? Ничего не
случилось?
-- Нет-нет, ничего. Все нормально. Вот Давид с Кинологом заходили...
-- Пьяные?
-- А то.
-- Хорошо, что я машину у Давида взяла. Кинолог как спьяну водит?
-- Лучше, чем шутит. Гы... Ты сама как?
-- Слушай, Белка... Ты же не просто так звонишь среди ночи? Что тебе
Давид наплел?
-- Да ерунда. Наверное. Но просто я решила -- вдруг тебе будет
интересно... то есть даже полезно. Ты знаешь, Давид сказал, что Суккот...
ну, помнишь тот рыжий кот, который к нам с тобой в форточку влез...
-- А, ты его оставила?
-- Да... он меня и не спрашивал. Кот не спрашивал. А Давид, кстати, был
очень недоволен, что ты ему не рассказала про приход этого кота к нам с
тобой. Представляешь? Но я даже не об этом. В общем, Давид сказал, что это
-- кот . Как тебе это?
-- А они разве твои соседи?
-- В том-то и дело. Совсем нет. Они за университетом живут.
-- Вообще-то он того кота хорошо знает, он сам его подарил. И у них
часто бывает. Меня, правда, с собой не берет. Почему-то.
-- Давид решил, что я кота у них украла. Представляешь?! Пытался
вывести меня на чистую воду.
-- А что, в детстве были прецеденты?
-- Лея, милая, я не воровка, честное пионерское. Я не о себе
рассказываю. Давид кота забрал. Я пыталась объяснить, что ни к чему это
ночью, что я сама завтра позвоню . Нет же, унес.
-- Куда? Ко мне?
-- Не знаю. Наверное, все-таки, к себе. Или к , может быть он их
будить ушел. Он еще у меня залез в Интернет, пытался вычислить -- спят они
или нет, да наткнулся на кота.
-- Не поняла.
-- Да вот я поэтому, собственно, и звоню. Ну взял кота. Ну ночью. Так
это же Давид, дело житейское. Но оказалось, что этот кот, его, кстати,
Аллерген зовут, есть еще и в Интернете.
-- Кот ?
-- Давид объяснил так. Да и мне он показал -- действительно, на
каких-то литературных сайтах есть какой-то тип по имени Аллерген,
утверждающий, что он -- кот. Он там довольно популярен. Стихи пишет, с
народом общается.
-- Так это развлекаются!
-- Вот и я так сразу сказала. А Давид посмотрел на меня, как на...
Усмехнулся, знаешь, мудро так и сказал, что я -- как Кинолог. Оказывается,
ему то же самое Кинолог говорил. В общем, Давид как-то установил, что это не
. Он в этом абсолютно уверен.
-- Все может быть... А кто тогда?
-- Вот поэтому я и решила тебе позвонить. Он как-то связывает этого
Аллергена из Интернета с... котом. С тем самым, который к нам влез,
представляешь?
-- Не может быть!
-- Нет, ты не пугайся, не в том смысле, что кот барабанит лапами по
клавиатуре...
-- А в каком?
-- В каком-то более сложном. Я не стала уточнять. А тебе на всякий
случай решила позвонить.
-- Спасибо.
-- Просто я как-то... сама испугалась, если честно.
-- Не бойся... Нечего тут бояться. У всех свои особенности.
-- Лея, вот я и говорю, что у Давида эти особенности как-то
прогрессируют... Нет?
-- Мне так не кажется. Давид всегда с недоверием относился к случайным
совпадениям. Он привык размышлять над такими случаями, сопоставлять,
проверять. Ему это интересно. Он просто не стесняется озвучивать те мысли,
которые мы обычно проглатываем.
-- То есть... То есть, он здоров?
-- То есть, он не болен.
-- Ты в этом уверена?
-- На данный момент -- да. У Давида нет сочетания симптомов,
характерных для какой-либо болезни.
-- М-да... Приятно слышать. Пойду и спокойно усну. Хотя нет, спокойно я
спать уже давно не могу... Пойду-ка я посижу еще в Сети.
-- Белка, пришли мне заодно линки на сайты с этим Аллергеном, ладно? Я
тоже хочу посмотреть.
-- Беседер. Да, а ультразвук повторно ты сделала? Все нормально? М или
Ж?
-- Да как сказать... Опять, знаешь, ничего толком не увидели. Сказали,
что надо еще прийти.
-- А чувствуешь себя хорошо?
-- Ну... Сейчас вполне. А ты?
-- Не очень. Но это мое обычное состояние.

Белла

Сидеть в Сети тут же расхотелось, но я уже пообещала переслать Лее
ссылки на Аллергена. Откладывать это было вроде как нельзя, потому что
некрасиво -- я ведь сама позвонила ей среди ночи. Я малодушно поискала
причины спихнуть обещанное на утро. Причины не находились, наоборот, я тут
же представила, как вымотанная после дежурства Лея возвращается домой,
кидается к компьютеру, чтобы успеть до прихода Давида убедиться, что он не
нуждается в срочной помощи... А ссылок нет -- я еще сплю и встану не
скоро... Пришлось лезть в Сеть, хоть уже и наступил час "больших собак",
как, судя по рассказам Давида, называют это время.
Уже продвинутый юзер, а не ламер, я без проблем нашла в браузере
Давидовы следы. Сначала я попала на сайт литературного конкурса Арт-ЛИТО,
где у этого Аллергена была собственная гостевая. Я собиралась только послать
Лее линк, но не удержалась, начала просматривать и втянулась. Действительно,
все обращались к этому Аллергену, как к коту. У него должна была выйти книга
в каком-то питерском издательстве, с чем его поздравляли и даже предлагали
дать рекомендации для вступления в Союз писателей Израиля. Значит, этот
Аллерген живет в Израиле. Тогда Давид, наверное, прав, что это не . Раз у
него уже выходит книжка, то он появился раньше одноименного кота, это
очевидно. И могли просто назвать своего котенка в честь вот этого сетевого
поэта Аллергена.
Потом на Аллергена напал некий Скат:
Скат: С логикой у парня проблемы. Трудности у него с логикой. Не писал
бы лучше манифестов... А что ему писать? Стихи? Читаем стих кота Аллергена,
посвященный Верочке:

"Хочешь, я прыгну к тебе на колени,
буду урчать, как живот.
Хочешь, усядусь чуть в отдалении --
скромный и ласковый кот."

Это замечательно, нет, правда. Урчание живота есть признак метеоризма.
Знаешь, что такое метеоризм? Вижу, знаешь. А причиной метеоризма обычно
бывают спазмы кишечника. Смекту пить надо, а не дамам желать такого. Рыцарь
бледный, бля...

"Хочешь, тебе расскажу я о звуках,
скрытых от прочих людей.
Лишь почеши волосатое ухо,
нежась меж двух простыней."

Слушай, млекопитающий, с чего ты взял, что у Верочки волосатое ухо?
Волосатое ухо!!! Аллес капут. Поэт!

"Много я слышал, но все эти звуки
лишь умножают печаль...
Я разодрал его шкуру и брюки,
чтоб вас не смогли обвенчать!"

Нет слов. Нетленка! Супер! Рыдал и плакал! В память о великой
стихотворной удаче и отмечая редкую поэтическую находку (волосатое ухо),
нарекаю кота Аллергена -- котом Волосатое ухо. Да здравствует новый член
союза писателей Израиля. Ура!
Не люблю я гостевые литературных сайтов. Именно вот из-за такого.
Человек посвящает понравившейся даме нечто лирическое. И всегда из-за угла
появляется некто с отрезком свинцовой трубы. И тут же вокруг собирается
толпа зевак. К счастью для Аллергена, недостатка в друзьях у него не было:
Хамец: Мне кажется, уважаемая рыба-Скат слишком уплощенно, как и
подобает рыбе такой формы, трактует столь неоднозначное многослойное и
многосмысловое явление, как творчество Аллергена. А поэзию Аллергена можно
сравнить с многослойным мясным пирогом, где слои "кошатины" перемежаются со
слоями "человечины":)
Вот и в этом, посвященном Верочке стихотворении, очень тонко передается
любовь кота к женщине, и возникающее робкое, не до конца осознанное желание
плотской близости с ней. "Волосатое ухо"! Треугольное кошачье волосатое ухо!
Конечно же, это эвфемизм. Причем, удивительно точный. И имеется в виду
совсем другой сокровенный треугольник. Давайте посмотрим на этот образ
снова:

"Лишь почеши волосатое ухо,
нежась меж двух простыней "

В высшей степени целомудренно и куртуазно Кот предлагает Женщине нечто
истинно чувственное. Утонченный виртуальный секс, позволяющий преодолеть
географические и биологические барьеры. Но все это так тонко, так
целомудренно! Браво! А вот с соперником, увы, Аллерген расправляется
примитивнее:

"Я разодрал его шкуру и брюки,
чтоб вас не смогли обвенчать!"

Конечно же ясно, что здесь мы видим трагедию влюбленного, не могущего
влиять на события. Но это уже отработанный литературный сюжет, открытия
здесь не происходит, а ведь именно в концовке стихотворения так хочется
видеть нестандартный поворот.
Я, конечно, была за Аллергена. Зря я все-таки отдала Давиду Суккота --
с ним на коленях все это читать было бы приятнее и прикольнее. Я встала
сварить кофе, да в очередной раз свернула с полдороги -- какого черта
беременным нельзя его пить? Пришлось налить себе содовой. Впрочем, зачем
кофе человеку, который уже влез в чужие разборки и выбрал за кого болеть?
Решив идти спать, я тем не менее вернулась допивать воду к компу:
Фольклорист: Хочу добавить свои 5 коп. в обсуждение. Кот Аллерген, как
всякое уличное существо, безусловно является носителем народного сознания. А
в народном сознании ухо и 2зда являются как бы смежными органами. Все
слышали про пресловутую 2зду с ушами. Ну это, положим, на поверхности. А вот
поговорка: "... женщина любит ушами". Мы-то все здесь взрослые люди и знаем
не понаслышке, каким именно органом женщины любят :) И, наконец, то, что
замечают лишь профессионалы. В сказочной русской традиции Иван-дурак
становился красавцем через, так сказать, "обратное рождение" -- прохождение
через ухо своего коня. Связь с пресловутым "треугольным волосатым ухом"
очевидна.
Фольклорист меня поразил. Ну да. Очевидная вещь. Даже если это не так,
то все равно здорово. Во всяком случае, я вспомнила насколько мучительно не
могла в детстве представить -- как это Иван-дурак лезет в ухо к Сивке-Бурке.
Теперь хотя бы ясно почему он не мог в это ухо не лезть. Непростой народ
тусовался в гостевой у этого Аллергена!
Шекспировед: Вообще-то, господа, связь "ухо-***да" давно отслежена в
классической филологии. Хрестоматийный пример -- убийство отца Гамлета.
Клавдий не случайно умертвляет короля, влив ему в ухо яд. Шекспир
подчеркивает этим, что первопричина -- измена королевы. То есть, отца
Гамлета убила отравленная ***да королевы-прелюбодейки.
Изощренный народ. А ведь то, что "волосатое ухо" это всего лишь
волосатое кошачье ухо и ничего кроме уха никто даже не заикается -- слишком
очевидно и неинтересно. Жаль, нельзя пронаблюдать, как Давид это читает.
Впрочем, некоторые и просто пристебывались:
Матадор: Что же вы, господа литераторы, все опошляете.
Вот я обычно, заколов быка, отрезаю его волосатое треугольное ухо и
вручаю самой прекрасной женщине из числа зрительниц -- традиция у нас, у
матадоров, такая. А теперь выходит, что я ей вручаю пиzду, типа от нашего
столика -- вашему. Типа вечером я -- тебе, я ночью ты -- мне.
То есть, может, я подсознательно о чем-то подобном и мечтал, но нельзя
же так вульгарно все формулировать, господа литераторы!

Кот

Рецидивист. Дважды красть чужого кота из Старого Города! Снова приволок
меня, дорогого, к себе на пересылку. Все косился. Сволочь. Было ясно, опять
повезет к Аватарам -- не сейчас, так утром. Возвращение блудного кота. Снова
кошачий корнфлекс и холодное однопроцентное молоко, неизбежно стяновящееся
комнатной температуры простоквашей, которую все равно придется жрать, чтобы
очистить мисочку -- нашли, тоже, дешевый способ мыть мою же посуду...
"Котик, не стони, пока не съешь что дали, ничего не получишь..." Можно было,
конечно, всего этого избежать... даже многими способами. Но все равно ясно,
что у беременной Белки жить мне не дадут.
А ведь это был мой, мой дом в моем Старом Иерушалаиме! Я гулял по
ночной крыше этого свого нового дома и чувствовал, что даже брутальные
старгородские коты признали этот дорогой дом моим. Ни один из них ни разу не
появился на этой крыше, во всяком случае в то время, когда я был там. Эх, да
что говорить, это было правильное место. Не так уж много в мире мест, где
сытный комфорт сочетается со спокойным ощущением вершащейся миссии. Да и
вертикалка была подходящая -- не доставучая, погруженная в проблемы своего
софта и своей тушки.
И что теперь? Я сидел на чужом, запорошенном пеплом подоконнике и
смотрел сквозь пыльное стекло на чистую городскую ночь, и она была как будто
в грязных разводах, припорошенная серостью и унынием. Меня зацепила когтем
подлая мысль: "А вдруг я, дорогой, продукт чьего-то ума?"
Похититель включил свой компьютер, но не сел за него, а вышел на кухню.
Экран наливался электричеством, словно мир -- зарей. И я вдруг увидел, что
со стола смотрит на меня каменный сфинкс. Смотреть в глаза каменному сфинксу
нельзя, потому что этим ты как бы вызываешь на поединок не его, а тех, кого
он олицетворяет. И такой вызов, если задержать взгляд, превращается в
вечность, ибо когда наглец, вызвавший сфинкса, захочет отвернуться, сделать
это он уже не сможет. Поэтому я поспешно взгляд отвел, но боковым зрением
видел, как словно живой огонек свечи, поддерживает мое одиночество каменная
фигурка на столе. Откуда взялся у Похитителя этот древний андросфинкс,
тысячелетия пролежавший в песках Газы? Его потревожили уже при моей жизни,
он прошел через девять пар вертикальих лап, прежде чем оказался в моем
Городе, чтобы напомнить мне о данном Обете. О, как тяжела лапа избранности
на моем хребте...
Меня охватила тоска или тревога, или тревожная тоска, но не тоскливая
тревога, это точно. Тоскливая тревога была у этого, у Похитителя. Как он
испугался там, в моем доме у Белки, когда увидел, что Город вернул себе
украденное -- меня, дорогого. Как заглючил его мафусаилов софт, когда он
меня увидел. Как дрогнул его голос. А он, значит, считал, что за его новой
решимостью и стойкостью уже не разглядеть тревоги? И как жалок он сейчас,
когда под нашими со сфинксом взглядами, в десятый раз суетливо прокручивает
на астматическом магнитофоне обычный пустой треп Аватаров.

Белла

"Час больших собак" незаметно сменился часом просветленных пингвинов.
Небольшие стайки спешили на утреннюю молитву к Стене Плача, поскальзываясь
на потной от росы мостовой.
Две стеклянные стены -- окно и экран. За ними -- два по-разному чужих и
по-разному нереальных мира. В одном шаркают под окном мои прапрадеды. В
другом мои современники обсуждают стихи Кота:
Сладостная небрежность. Сразу необычная и оригинальная ассонансная
форма: фламенко -- мгновенно. От нее остается ощущение моментального,
легкого, незатейливого, но в то же время, по-лорковски пронзительного танца
"смерти" и "любви"...
Двое остановились прямо под моим окном и разговаривали на незнакомом
мне идише. А на знакомом мне русском писали:
Видно, что кошачий костюм автор надевает неспроста. Желание играть без
правил, быть вне контекста, вне литературной мешанины из стилей дает о себе
знать. В этом почти зверином экстазе есть метафизичность, касающаяся поэзии
шутовской, гримаснической. Вспоминаются поздние французские символисты,
Белый, Бертран, Аполлинер, Жакоб...
Я, наконец, решилась выключить компьютер, хотя еще хотелось кое-что
дочитать в гостевых. По дороге в спальню я покосилась на зеркало и
обменялась взглядом с усталой красноглазой фурией, заходящей на посадку
после ночной смены. И я зацепила по дороге телефон.
Давид долго не отвечал. Очень хорошо. Наконец, его сиплый голос
протолкался сквозь тишину:
-- Алло... Кто это?
-- Это добрая-добрая самаритянка. Наши добровольцы готовы немедленно
выехать к вам и помочь в борьбе с похмельем.
-- Белка! Ты?! -- искренне обрадовался Давид.-- О, хорошо что ты меня
разбудила! А то с перепоя биоритмы штормят. А дел невпроворот...
Черт, как же я забыла! Сонная богиня мести промахнулась. Этот гад ведь
почти не спит. Правда, раньше он похмельем мучился, как совершенно
стандартный экземпляр.
-- Головушка бо-бо?
-- Еще не понял. Кажется -- нет. А сколько времени?
Голос звучал все бодрее, как музыка советских композиторов.
-- Светает.
-- Вижу. Да не ори... Это я не тебе. Это я Аллергену -- мы его так и не
довезли. Кинолог отказался.
-- Тогда продолжим тему. Я тут повторила твой сетевой маршрут и многое
не поняла...
-- Так ведь и я, Белка... прости, Рахель, много чего здесь не понимаю.
Но ты спрашивай, спрашивай.
Эта его утренняя бодрость меня одновременно и подзаряжала, и добивала.
-- Я поняла, почему ты считаешь, что Аллерген -- это не . Этот сетевой
Аллерген появился раньше, чем ты подарил им котенка, да? И назвали котенка
в честь этого поэта, да? Тоже, если не врет, рыжего.
Давид с удовольствием подхватил тему, но делал какие-то странные паузы,
и я представила, как он, прижимая трубку плечом, пытается одновременно
поджарить себе яичницу, задать корм коту и найти чем опохмелиться:
-- Все не так. Смотри сама. Кота я им подарил еще в мае. А в Сеть он
начал выходить совсем недавно. Гм... Даже самому не верится, что настолько
недавно.
-- Подожди, Давид! У него же вышла книга. Ты вообще представляешь,
сколько для этого требуется времени?
Радостно хрюкает:
-- Так это же Сеть, Рахели. Тут время течет по-другому. Считай, неделя
за год.
-- При чем здесь Сеть? Книга вышла в каком-то нормальном питерском
издательстве.
-- Ну, положим, не в совсем нормальном. Ты ведь про "Геликон-плюс"?
-- А чем оно не нормальное?
-- МАССОЙ.
-- В контексте было бы понятнее -- ускорением?