Михайличенко Елизавета. И/е_рус.олим

Это было логично. Мне тоже не мешало надраться после всех этих передряг. Да
и отметить свое вступление в Легион. Нет, наверное все-таки в Когорту.
Интересно, сколько нас -- таких? Один? Сто? Все? И почему я оперирую
римскими названиями?
Потом Ортик стал приставать, чтобы я признался -- откуда знаю, что он
запил из-за Линя. Почему-то эта моя фраза про Линя произвела на Ортика
слишком сильное впечатление. Он решил, что я что-то знаю. И захотел открыть
мне, раз уж я все равно все знаю, свою, правильную версию происшедшего. Я
отказывался, но вяло, так, для очистки совести. На самом деле мне было
интересно. Особенно, почему он Беллу приплел.
-- Вот,-- горестно забормотал Ортик,-- тебе сейчас... сейчас расскажу.
Ты, Давид, будешь первым... первым, кому расскажу. Ты же могила? Не так
только, как тамагучи в пенале... в смысле -- не запищи никому никогда. Ну ты
понял, да?.. Вот... А знаешь почему тебе? А кому еще?.. Верующему еврею я
никогда, никогда не признаюсь! Хотел раву рассказать... правда, хотел. Не
смог. И никто не смог бы. А светским евреям вообще ничего нельзя
рассказывать, понимаешь? Давид! Никогда ничего не рассказывай светским
евреям! Потому что... ты не такой, как они. И как я, ты тоже не такой...
Потому что... только не обижайся... ты -- неправильно верующий еврей. Ну ты
понял, да?
Я понял, что рассказ сильно затянется и собрался пойти сварить кофе. Но
тут Ортик ляпнул:
-- Меня же Леня... ну, Линь... назначил главным зоотехником... ну ты
понял, да? Леня мне очень доверял почему-то... вам, кстати, почему-то не
доверял... особенно Грише. Почему, не знаешь?
Я знал, конечно. Но отделался неопределенным жестом. Тоскливая,
все-таки, история любви и нелюбви.
-- Но Леня все рассчитал... хитро... правильно, в общем, рассчитал... А
вот какая я падла, он не рассчитал! Я как бы отвечал за техническую
сторону... ну, не в том смысле... а в том, что связь с лабораториями,
клиникой, транспортировка... ну, ты понял, да? По Лениному рассчету, я
должен был убедить Беллу родить... потому что... из того, что Леня мне
отписал, часть я сразу получил, меньшую... на всякие непредвиденные
расходы... А основную часть я еще получу... получу, если Белла нормально
родит ребенка... ой, извини, у тебя же это, наоборот...
Я все-таки не выдержал, пошел делать кофе. Не так, как до прихода
Ортика, а просто растворил. Ортик поплелся за мной, сопя и всхлипывая,
рассказывая и рассказывая. Все в этой истории выглядело каким-то фальшивым,
хотя многое, конечно, было правдой.
Ортик хоть и был на конечной стадии опьянения, но как-то урывками вдруг
приходил в себя, осматривался подозрительно, явно пронзенный ужасной мыслью,
что я выпытываю у него секреты, но мысль эту не додумывал и снова погружался
в бессвязное, а на самом деле вполне анализируемое бормотание.
Сначала была Москва, куда он ездил за Линевой спермой, причем как-то
это было обставлено все с предосторожностями, видимо еще Линь при жизни все
продумал и обо всем позаботился. Ортик вспоминал про "шестисотый" к трапу
самолета, про джип охраны, про то, что люди в хороших костюмах и галстуках
обращались к нему "рав Михаэль", а он их так и не поправил ни разу -- по
этому поводу Ортик сильно сокрушался, по-видимому, он считал этот момент
начальной точкой своего падения.
Про самолет Ортик говорил с откровенным удовольствием, дольше, чем
нужно, смакуя воспоминания и даже называл имена стюардесс. Я, правда, так и
не понял, что кроме дармовой выпивки и большого расстояния между креслами
его впечатлило.
Про приезд в Израиль Ортику даже вспоминать было мучительно. Он
соглашался продолжить рассказ только добавив перцовки, причем обязательно
вместе со мной. А когда обнаружил, что бутыль пуста, расстроился и не
поверил, что мы с ним могли все это выпить, и даже заподозрил, что я отлил
слишком много на опохмелку.
В конце-концов, Ортик продолжил рассказ, но стал в повествовании как-то
избирательно шарахаться, поэтому на меня посыпались лишь обломки
происшедшего. Попутчица в такси до Иерусалима на кого-то там похожая.
Немалые деньги, за которые впервые не надо было ни перед кем отчитываться.
Слишком рано закрывшаяся лаборатория. Стремительное взаимопонимание с
попутчицей Олей. Ее проблемы. Решение ее проблем. Ужин в Эйн-Кареме. Ужас от
осознания факта ужина с Олей в некошерном ресторане. Новые люди. Еще новые
люди.
К концу рассказа добавить захотелось уже мне. Ортик, проснувшись,
увидел над головой распятие. Голова болела так сильно, что он поначалу счел
это галлюцинацией. Но нет. Сам он ничего не помнил. Потом к нему зашел
священник, позвал к обедне и поздравил с принятым утром крещением, назвал
"брат Михаил" и поблагодарил за щедрое пожертвование монастырю. Во
внутреннем, потайном кармане пиджака Ортик обнаружил свою скомканную черную
кипу. Денег наскреблось на автобусный билет и банку пива. На шее, на шнурке,
висел оловянный крестик. Контейнера с Линевой спермой не было, его никто не
помнил и не видел. Олю тоже никто не знал.
-- Этого не может быть! -- выпалил я.-- Белла же беременная!
-- Так об этом же... я же тебе об этом же...
-- От кого беременна Белла?
-- ... весь вечер, как на духу...Это... Что ты у меня все выпытываешь?!
И выпытываешь?! Беременная, да... Ну и что?.. Кем -- вот что главное... это
же самое ужасное,-- всхлипнул Ортик и вырубился.

Гриша

Я неправильно ловил время. Пока была здорова рука, я ловил его, как
ловит ремесленник, сапожник -- падающий гвоздь. И вбивает его в набойку на
каблуке, чтобы сапог совершил определенное количество шагов и был
целесообразен. Глупец. Неужели надо было стать калекой и лишиться
возможности рисовать, чтобы прозреть. Все мои работы словно отдалились, а
вернее отчудились от меня. Чуда в них и не хватает. Я вижу их недостатки. Я
вижу высокий уровень ремесла. Но не мастерства. Я ловил на своих
исторических полотнах время, я рядился в костюмы эпох, я заклинал
собственную одаренность, словно она была змеей. А время, даже не покосившись
на меня, не притормозив, проехало мимо бродячего фокусника на обочине.
Его надо ловить иначе... Мне вдруг захотелось яичницу. Сейчас. Пошел в
угол, к плите. Яйца. Три. Масло. Где сковородка? Вот, старая, чугунная,
бабушкина. Зачем-то вывез из России. Эту сковороду... Сковорода... Ну да, мы
с временем играли в салки, и никто никого не поймал. Оно тоже ловило меня,
вот в чем штука. Значит, боевая ничья. Я не принадлежу времени, но и оно не
принадлежит мне. Я не работаю на него, оно не работает на меня. На меня
работают Пашка, Санька и Викуля. Хорошие художники. Не хуже меня. А я у них
за продюсера. Или даже за заказчика, за покупателя их картин. Или за
галерейщика. За начальника и закупочную комиссию. За кормильца. За бугра.
Потому что я -- хозяин.
Я колобок, на самом деле. Я от Давида ушел. Я рассчитался с арабами. Я
катаюсь вокруг лисы Алины. Вернее, катаюсь вместе с лисой Алиной, паркуясь в
укромных местах. Она хорошая дивчина, заводная и заводящая. Настоящая
украинская мусульманка. Если она застанет меня с Викулей в неподходящий
момент -- схватится за нож. Надо будет прикрыться уже искалеченной рукой,
как обязательно посоветовал бы мне Кинолог. Встретить Алину в тот, летний
период, было большой удачей.
Викуля тоже хорошая. Иногда у меня возникает странное ощущение, что она
наносит мазки на холст точно туда, куда я мысленно прошу. А если совсем
честно, то даже чуть вернее и точнее. Это и помешало нам прежде. А теперь
причина устранена, нам ничего не мешает. Кроме Алины, конечно. Но это уже
вопрос техники, вернее логистики.
Да, я сумел переломить свою даже не хромую, а сухорукую судьбу. И
именно это, а не начало проекта, я намерен праздновать сегодня вечером, с
Пашкой, Санькой и Викулей.
Я скажу им: "Братцы! Каждый из вас -- моя правая рука. В буквальном
смысле этого слова". Викуля тут обязательно перебьет, скривит свои карминные
губки купидона и назовет меня "Полтора Шивы!" или "Шива в разрезе". А Пашка
мягко поправит, что скорее "богочеловек работы неизвестного индийского
художника". Санька будет как всегда молчать и ревниво смотреть на женские
портреты, которые принесли Пашка с Викулей, сравнивая со своей работой и
сомневаясь. Пока его не отвлечет мой сюрприз -- стриптизерша, расписанная
мною одной левой. Боди-арт привнесет в наш праздник оживление и общность. И
еще я им скажу, указав на принесенные портреты: "Эти дамы, жены царя
Соломона, наши первенцы. Мы создадим их, а они -- нас. Для славы и
процветания нашего Города и всех присутствующих!"
А вот чего я им не скажу, так это кто наш таинственный и щедрый
спонсор. И еще я им не скажу, что это уже вторая моя попытка. Что однажды
меня застала врасплох чужая решимость и отбросила в сторону. Но больше этого
не повторится. Потому что теперь, если что, будет моя очередь дать волю
своей решимости.

Давид

Встали мы с Ортиком почти одновременно, что меня удивило. Я привык, что
все вокруг спят дольше меня.
-- Желаешь похмелиться? -- предложил я, но Ортик был мят, мрачен и
неконтактен.
-- Желаю помолиться.
Значило ли это, что за годы ешивной жизни у него выработались такие
четкие биоритмы, которые никакой дозой алкоголя не сбить, или он побыстрее
хотел со мной расстаться, чтобы избежать вопросов? Он отказался от чая, от
кофе, вообще от всего. Но пока Ортик надевал свои пыльные ботинки, пыхтя и
чертыхаясь завязывал шнурки, я все-таки спросил:
-- Миша, ты вчера рассказывал... но не успел -- вырубился. От кого, в
итоге, Белла ждет ребенка?
Он, не поднимая головы, буркнул:
-- От Лени, от кого еще?
-- Но ты же потерял контейнер?
Он поежился:
-- С чего ты взял?
-- Ты сам рассказывал.
-- Глупости. Не помню, чтобы я такое рассказывал. Не мог я такого
рассказывать...-- бурчал он, обращаясь к своим ботинкам.-- Ну ладно, спасибо
и пока.
-- Подожди... ты же сам говорил...
Ортик наконец-то разогнулся, одернул пиджак. Быстро взглянул на меня.
Во взгляде его, кроме похмельной, была и истинная мука:
-- Врал. У меня такое опьянение -- врать начинаю. Извини, голова болит,
и на молитву опаздываю... В другой раз.
Ортик выскользнул за дверь. Я опустился на стул в центре комнаты.
Закурил. Если Ортик функционирует, то и я смогу. Надо включить компьютер.
Сначала докурить, а потом включить. Хотя правильней, конечно, наоборот --
включить, и пока он раскочегаривается, как раз докурить. Но встать и нажать
на кнопку было влом.
Если Ортик пошел в синагогу и будет выполнять свой религиозный долг, то
почему я не смогу выполнить свой? Что у меня намечено на утро? На утро у
меня... на утро намечено... у меня... Я медленно курил, и так же медленно
тянул тоскливую песню в моей голове какой-то акын-олигофрен. Курение для
меня это своего рода медитация, когда взамен исчезающей сигареты остается
легкое интеллектуальное послевкусие, что-то вроде заметок на полях, к
которым я обычно возвращаюсь потом. Но не сегодня. Сегодня интеллект и
интуиция смотрели в разные стороны, разъезжались, как несфокусированный
взгляд. Наверное, вчерашняя перцовка закупорила какой-то соединяющий их
канал. Все правильно, поделом. Я напился на посту. И, может быть, даже
пропустил что-то мимо. В любом случае, надо возвращаться в строй.
Я принял прохладный, даже холодный душ. Побрился. Растворил кофе --
четыре чайных ложки на чашечку. Нашел на антресолях утюг и надругался над
всеми тремя парами брюк, на которые еще никогда не ступала железная подошва
электроприбора. Ровно в семь ноль-ноль утра я заступил на пост.
Вчера я наметил разобраться с контентом домашней странички Аллергена.
"Конкурс кошмаров" я отложил на потом -- после вчерашнего и без виртуальных
кошмаров было муторно. Кликнул на линк "Охота на эталонного графомана" и
увидел посвящение Бенилову. Это меня сразу разочаровало. Из всех проявлений
Кота, самыми неинтересными для меня были литературные разборки. Я все не мог
понять, зачем Городской Кот так активничает на ниве русской литературы.
Теперь, после манифеста Нетнеизма, наконец-то понял. Кот оказался заложником
собственного учения. Появившись впервые на литературном сайте и прикинувшись
поэтом, он породил свой виртуальный образ, который развивался в
первоначально заданном направлении, и за которым сам Кот порой явно не
успевал и даже им тяготился.
Впрочем, в первых же строчках объемного трактата, Кот намекнул, что
"велик соблазн поизучать чужую душу под сетевым микроскопом", и я
понадеялся, что это будет не литературная критика, а, как выражался
Аллерген, "нетопсихология". Но это было и не то, и не другое.
Начал Кот с десяти внешних признаков графомании, потом добавил еще
четыре скрытых признака, затем прибавилось еще пять дополнительных
специфических требований именно к "эталонному графоману". Но и это было не
все. Коту требовалось еще, для выявления скрытых проявлений, производить
"пробное бурение личности". А это мог выдержать только объект, обладающий
пятью дополнительными характеристиками. Вникать во все это после вчерашнего
было тяжко. Кот подробно цитировал Бениловские флеймы, и становилось все
непонятнее, зачем Кот избрал спарринг-партнером именно Бенилова, не
способного поддержать задаваемый уровень игры. В первой части Аллерген,
пункт за пунктом, приводя цитату за цитатой, доказал соответствие Бенилова
восемнадцати из двадцати четырех критериев эталонного графомана.
Не то, чтобы мне все это было очень интересно, но в данный момент
весьма полезно. Кошачья логика разминала похмельные мозги так же хорошо, как
гаммы -- пальцы.
Пока загружались остальные две части, я подумал, что надо бы позвонить
Лее. Потом понял, что наоборот -- не надо ей больше звонить. А звонить надо
Белле. Белле-Рахели. Этой ночью, когда пьяный Ортик проболтался о потере
контейнера, я испытал редкое чувство, слишком редкое даже для того, чтобы
его как-то назвать... Кинолог бы назвал интеллектуальным оргазмом. Когда на
основании призрачных очень косвенных признаков окольными тропинками
подбираешься к Скрытому Факту и вдруг, чуть ли не лбом врезаешься в него.
Ортик подтвердил мою, казавшуюся даже мне безумной гипотезу, что Белла
беременна от Хозяина. Он проболтался, что не от Линя, а значит признал, что
сам он не выполнил волю покойного и условия завещания. Но даже невменяемо
пьяный, даже признавшийся, что крестился, он побоялся сказать от кого
беременна Белла. Значит, страх потерять огромные деньги, репутацию и даже
оказаться в тюрьме за мошенничество для него меньше, чем страх, который он
испытывает перед этим кем-то, кого отказался назвать. Понятно, что перед
обычным человеком испытывать такой страх невозможно. И перед человеком
вообще. Если бы это был человек, то имя его не имело бы почти никакого
значения. Значит, это не человек. То есть, Хозяин -- не человек.
А от кого, кроме человека, может забеременеть женщина? Вот уже второй
раз меня заставляют решать один и тот же неразрешимый вопрос. Уж такое-то
точно не может быть случайностью! Если этот вопрос повторно возникает,
значит привычная реальность почему-то искривилась и выломилась из научных
рамок. Следовательно, сложилась какая-то критическая ситуация. И в
создавшейся ситуации Лея и Рахель могут быть беременны только от того, чье
существование наука отрицает. Чего-то, обладающего сознанием и
нечеловеческой сущностью. Да, выглядит невероятно. Но так получается.
Странно, я все-таки начал внутренне называть Белку -- Рахелью. В
разговоре с ней мне приходилось контролировать себя, чтобы называть ее новым
именем. А вспоминал я о ней, как о Белле. Как о своей Белке, не смотря на
все, что было потом. Не смотря даже на то, что дал ей гет. А вот сейчас она
стала для меня Рахелью. И это не случайно. Значит, я внутренне признал, что
теперь она не моя Белка, а Рахель Хозяина.
А Рахель она именно потому, что соревнуется с Леей за то, чье потомство
будет обильнее и совершеннее. Попросту говоря, соревнуются они за
благоволение Хозяина. Вот кто отец Леиного потомства, которое я мог бы
считать своим, если бы не проявил проницательность, или что-то мне не
подсказало! Конечно, откуда могло взяться это имя -- Рахель? Оно не
возникает само по себе. Это еврейское лунное имя, которое появляется только
в отраженном свете имени Лея.
И теперь, когда разгадана причина по которой Белла взяла или получила
(если ей дали) именно это имя, расчистился горизонт и не надо больше
угадывать, почему именно Рахель, а надо теперь попытаться понять, почему она
вообще, вдруг, сменила имя. И теперь я понимаю почему. Она почувствовала,
что ей угрожает опасность. Ей и ее ребенку. Я сам учил ее путать след. Чего
мы только не делали тогда, в Геенне.
Она сменила имя. Значит, боится чего-то похожего на то, что
преследовало нас в мае, в день, когда Линь устроил в Геенне дискотеку. И
Хозяин не может ее защитить, а она продолжает считать его своим Хозяином, а
значит восхищаться им... Тогда, значит, так: Хозяин сумел воплотить ее мечту
-- подарил бесплодной Белке ребенка. Но он борется с кем-то (чем-то), кто
(что) сильнее него, поэтому не только не может защитить Беллу, но даже
Аллегена увести от у него, в конечном счете, не получилось.
Значит, я уже давно вступил в какие-то очень специфические отношения с
Хозяином. Во-первых, он опасается, что я могу ему в чем-то помешать. Я это и
раньше подозревал, считая, что Рахель по приказу Хозяина настраивала Лею
уехать вместе со мной из Иерусалима. Но у меня не было доказательств, что
Рахель делала это последовательно и преднамеренно. Теперь они и не нужны --
раз Лея связана с Хозяином напрямую, то ее странное желание уехать в
Нетанию, пропавшее, когда я категорически отказался уезжать из Города --
попросту было не ее желание, а его.
И тут он раскрылся. Если Хозяину так важно, чтобы меня не было именно в
Иерусалиме, значит он как-то связан с этим местом, с этим Городом. Ладно,
над этим надо еще как следует подумать.
Во-вторых, Хозяин забрал моих жен в свой гарем. Значит ли это, что он
меня ненавидит? Или он хотел просто развязать руки Стражу? А, может быть,
это проявление какого-то высшего признания?
Я чувствовал, что нашел ключ к разгадке, что держу его в подрагивающих
то ли от возбуждения, то ли от похмелья руках, но что-то мешало мне до конца
сосредоточиться. Интеллект азартно, словно норная собака, нетерпеливо
вынюхивал разгадку. А интуиция паниковала и примеряла траурные одежды.
Я обнаружил, что кошачий текст давно загрузился, а коннект прервался,
что сам я сижу с потухшей сигаретой, которую не помню когда закурил.
Позвонил Кинолог и пожаловался, что не может с утра работать, потому
что вчера перебрал, а вот потрендеть за счет фирмы -- это с удовольствием.
-- Что делаешь? -- спросил он и, не дожидаясь ответа, уточнил.-- Я ж
тебя из Интернета звонком выбил, да? Что нового?
Я ответил, что ничего. Надо же, столько всего случилось, и ничего, о
чем бы мне хотелось рассказать Кинологу. Я зачем-то решил проверить термин:
-- Скажи, как тебе нравится понятие "интеллектуальный оргазм"?
-- Блин! -- восхищенно сказал Кинолог.-- Точно как! Когда баг в
программе отловишь, вот он тут и продирает тебя насквозь. Или вот несколько
раз меня Ларчик чуть было не заставила сдать самого себя под тяжестью
секс-улик, гы. А у меня в башке в последний момент -- р-раз, и нестандартное
объяснение случившемуся. И с крючка в синее море, гы. Не, правда, за долю
секунды так все выстроил, несколько раз причем, драматурги отдыхают,
короче... А чье это, Аллергеново? Ты как, видел что он сбацал?
-- Ты про Нетнеизм?
-- Нет, а что это? Я про трактат о графомании. Я уссался!
-- Нетнеизм это новое течение. Новое течение в искусстве ХХI века. Кот
придумал. В "Русском журнале" посмотри,-- я вдруг понял, что не хочу
пересказывать Кинологу манифест, не потому что -- Кинологу, а вообще не
хочу.-- А трактат я как раз читал. Не могу понять, зачем он это написал?
Кинолог даже задохнулся:
-- Да ты че? Ты не всосал! Что значит "зачем"? В том-то и кайф, что ни
на хер. Чиста ради стеба. Я, кстати, Кота люблю, как носителя протеста
против целесообразности человеческого существования. О, мысль! А ты просек,
в чем главная фишка трактата?
-- Я еще не дочитал.
-- Тогда обрати внимание, а то упустишь. Кот делает морду академическим
кирпичом и доказывает, что этот, как его... ну, короче, жертва -- полный
георгиевский графоман. Аха, но при этом ни разу, прикинь, ни разу не
разбирает его текстов.
-- Это вряд ли. Я помню, Кот критиковал его тексты в каких-то гостевых.
-- Да? Ну тем более. Значит, он нарочно эти аргументы не использовал.
Типа усложняет себе задачу, чтоб прикольней было. Там, прикинь, вся
доказательная база -- чисто на личностных проявлениях ...
Внезапно я перестал слышать Кинолога. Это было как в детстве, когда не
успев ничего понять, вдруг, резко поднимаешь руку, чтобы защитить лицо от
замеченного боковым зрением снежка. За последние сутки, за неполные сутки с
момента, как был принят мой Обет, я научился как-то мгновенно ухватывать и
подсекать промелькнувшую, пусть даже на дальнем краю ассоциативного поля,
мысль.
С Бениловым было в точности то же самое, что до этого с Бару ака Миня.
Он был не хуже и не лучше других сетераторов, но фамилия... Вот почему Кот
его выбрал! Это было даже явственней, чем Bar.ru. Бен-Нилов -- вот как
виделось Коту это имя -- сын Нила. Египет, его река, а особенно ее дельта
назначены в Талмуде самым низменным местом мира. Прежде всего в духовном
смысле. Нил был как бы противоположностью Иерусалима -- Города, в который не
приезжают, не приходят, а "олим" -- "поднимаются". А в Египет всегда
"спускаются". Мне так захотелось поделиться своей находкой хоть с
кем-нибудь, пусть даже с Кинологом, но слишком легко было предвидеть, что он
выдаст в ответ. И я поступил, как подобает Стражу:
-- Нет, Кинолог! Главная фишка трактата не в этом. Главная фишка в том,
что Кот сбивает цивилизацию с рельсов целесообразности на бессмысленность,
соблазняя игрой. Он Крысолов! А сам действует крайне целесообразно. Просто
цели у него свои.
-- Аха... Ну конечно,-- Кинолог обреченно вздохнул.-- Какие, говоришь,
цели?
-- Я не говорю. Не буду тебе ничего объяснять. И спорить с тобой не
буду. Ты все равно мои аргументы не приемлешь, не в первый раз... Просто,
чтобы ты убедился, что я вычислил алгоритм Кота, вот тебе мое предсказание.
Имя следующей жертвы Аллергена будет связано со словом Вавилон.
-- Че?! Это почему? При чем здесь, вообще, Вавилон?
-- Потому что он был как бы противоположностью Иерусалима в моральном
смысле.
Кинолог засопел:
-- Знаешь что, Давид? С тобой общаться, как нашатыря нюхнуть,-- потом
сделал паузу и не выдержал.-- Пари?
-- Давай.
-- На что-то немелкое.
-- Идет. Ты напишешь ту программу, которую я просил в Суккот, помнишь?
Чтобы за Котом следила.
-- Аха, ладно. А ты будешь... во, ты будешь по моему звонку являться
вслед за Ларчиком в бассейн и докладывать, с кем она там плещется. В течение
месяца. Не слишком?
-- Да какая разница.
Кинолог меня немного развлек. Я был уверен, что просчитал Кота, решил
эту задачу правильно. Жизнь вообще интересна лишь чередой задач, которые
необходимо правильно решать. И логикой их вытекания одной из другой. Жизнь
весела и задорна, когда задачи эти щелкаются, словно орехи.
Захотелось размяться, подвигаться. Я включил музыку. Вместо музыки
раздались голоса . Надо же, как давно я не включал магнитофон! Но слушать
это мне сейчас не хотелось. Правда, можно было воспринять ситуацию и так,
что я получил вызов. Я не мог разгадать смысла нескольких фраз... Вот и
способ проверить, так ли мне сегодня все удается:
-- Да не "зэка", а "ЗАКА". Это те, кто кусочки плоти собирают после
терактов. Чтобы похоронить.
-- Ну да, ну да. А зэка -- это те, кто кусочки археологической плоти с
Храмовой Горы прибирают. Чтобы продать.
-- Скажи это Лжедмитрию...
Про "кусочки археологической плоти с Храмовой Горы" было ясно с самого
начала. В Иерусалиме только полиция не знает о том, что делают арабы с
нафаршированной археологическими находками Храмовой Горой. Но при чем тут
Лжедмитрий. Я тоже прежде был Димой, но это не обо мне, меня бы они обозвали
Лжедавид... Есть! Почему все так просто после и так сложно -- до? Лжедмитрий
прежде был Гришкой Отрепьевым. Это кличка Гриши! Ведь он так любил рядиться
в лжеисторические одеяния. Лучшего ника ему и не придумать!
Только я зря радуюсь. Разгадка Лжедмитрия расставила все на свои плохие
места. У Гриши теперь есть деньги на возобновление этого проекта, с тысячей
женщин царя Соломона. И получает он деньги -- воруя у этого же царя Соломона
его прошлое. И теперь он не ловец времени, а торговец им. И подаренный мне
Гришей сфинкс -- это одна из частичек археологической плоти. Значит, вот
почему он ходит к , вот что их объединило, вот почему они не хотели
замечать мой настойчивый вопрос о Грише. Не исключено, что новые портреты
вот-вот появятся, если уже не появились. Неужели еще и это?

10. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Белла

Что. Где. Когда.
Что? Что ты сказал, о, Всеслышащий? Не укради? Да я, в общем-то, и не.
Практически никогда. Не убий? Кого? Ближнего? Ближнего не убью, нет. Скорее
всего -- нет. Это надо я даже не знаю как потрудиться, чтобы -- да. Насчет
себя не обещаю, но постараюсь.
Где? Честное слово, все равно. Ну, почти все равно. Там, где не очень