– Да не будь ты оленем, – сказал он, ухмыльнувшись. – Была наколка, верно, сейчас нет, и не ищи. Не сводил я ее.
– Такого не бывает, – не поверил тот.
Петр Стефанович сам задрал рукав повыше.
– Вот браслет, видишь? И на другой руке так же…
И он показал тонкий, нитяной шрам, что кольцом опоясывал предплечье сантиметрах в десяти от кистевого сустава. Блатной моргнул.
– Это что?
– Руки я сменил, только и всего. – Роялист чуть ли не наслаждался произведенным эффектом. – Старые отрезали – новые поставили. Те у меня в одном деле пострадали, работать больше не могли. Ну и заодно от уголовки отмазался: этих пальчиков там нет…
– Врешь ты, – сказал собеседник – не очень, правда, уверенно. – Такого не бывает.
– Много ты понимаешь.
– Где же так?
– Да не у нас, понятно. За ближним кордоном.
– Фартово… И во что встало?
– Одному не поднять. Только я не за свои.
– Ну, это я волоку: свои у нас не держатся, зато все чужие – наши.
– Верно, только я не про то. Нужна была моя работа, вот мне и поставили новые грабли. – Роялист с удовольствием поглядел на свои пальцы. – Экстра пальчики.
– Кому же это ты так понадобился? Тем самым, кто тебя сейчас подрядил?
– Это уже не с тобой трекать. Пусть бондарь придет. И дайте ксиву начиркать, чтобы большие люди знали, что я не сгорел, и шли бы меня отсюда вынимать.
– Ага, как же. И потом с ксивой тебя самого послать, и за тобой воздух не нюхать, так, что ли?
– Своего пристяжного пошлете. Я не шестерка – самому ксивы таранить.
Ох, с большой радостью Роялист сам и понес бы свою записочку, понимал отлично, что пустой это разговор, втирание шаров насчет того, чтобы его так просто отпустили.
Собеседник его задумался.
– Стукну пахану – может, и разрешит…
– Только побыстрее давай. И проясни: у вас-то что ко мне? Я что, не тому дых прикрыть хотел? Вашему, что ли?
– Большой князь из-за кордона приехал с нашими потолковать. Другим это не в цвет оказалось. Вот тебя и навели.
– Так с ними и толкуйте.
– Знали бы мы – кто. Таких в Москве – три бражки. И бобер тебя будет колоть на то, кто же из них тебя зарядил. Чтобы нам ненароком не в тот хоровод не попасть.
– Ну, раз такое дело… я за других досрочно освобождаться не согласен. Скажи бобру: я гнать порожняк не стану, пусть приходит.
Собеседник с минуту смотрел на Петра Стефановича тяжело, в упор, как если бы все еще не пришел к выводу – насколько можно Роялисту верить. Наконец, вздохнул:
– Лады. Только ты бобру – без особого интереса. Он тебя держит за косушника, ему с тобой трекать западло. Вот если сдашь давальщика – пахан с ним и потолкует, и придется тому мяукать за то, что нам на хвост наступил. Но если ты на того шьешь накладку…
– Курва буду. Век свободы… все в натуре.
– Тогда ладно. Чиркай…
Глава девятая
...«Вашингтон Пост»:
«Как сообщили нашему корреспонденту, нижняя палата Конгресса намерена потребовать объяснений Военного министра по поводу посылки войскового подразделения США в Индию для участия в операциях по обнаружению и возвращению владельцам похищенного бета-углерода. В министерстве, однако, придерживаются мнения, что сообщение о посылке войск без согласия Капитолия является чистой воды вымыслом. Правительство Индии не обращалось к Соединенным Штатам с просьбой об оказании помощи, и президент, в свою очередь, не намерен предпринимать никаких подобных шагов».
– Значит, не выдержал все-таки, – сказал Мерцалов. В голосе его не было, однако, полного удовлетворения. – Ну, а дальше? На кого же мы теперь выходим?
– Кличка – Банкир. Во всяком случае, так записка адресована.
– Куда же предполагалось ее доставить?
– Всего лишь передать официанту в ресторане. Официанта зовут Василием. Прежде, чем отдать – передать привет от Десятичного.
– Кто понесет?
– Один паренек – не из штатных…
– Не опознают?
– Вряд ли. Он в таких делах не участвовал.
– Ну, ладно. Официанта этого потом не упустить.
– Успеем приготовиться. Сегодня он отдыхает, его смена – завтра.
– Вот и позаботьтесь, чтобы комар носа не подточил.
– Сделаем, Сергей Симонович.
– Ну, а с другой стороны – с банковской – пытались заглянуть?
– Так точно. Начали с того, где у этих фондов счета.
– И что?
– Полное ничего. В «Интеркредите» – все очень надежно. Начиная с президента банка…
– Понятно. Хотя, конечно, Банкир – это не обязательно профессия. Хорошо. Свободны – пока.
Проводив выходившего Грибовского взглядом, Мерцалов задумался. Сейчас самое важное – разобраться, ведут ли какие-нибудь ниточки к возникшему и исчезнувшему Берфитту. Вряд ли он является этим самым Банкиром: трудно предположить, что англичанин настолько связан с московскими бандитами, чтобы иметь свою кличку; тем более, что (по полученным данным) в Москве он до сих пор вообще не бывал. Это, впрочем, еще не факт: в таком обличье не бывал, ну а с другими паспортами – вполне даже возможно… Хорошо бы на него взглянуть все-таки. Если он еще вернется сюда, конечно. Безусловно, номер в «Империуме» числится за ним, оплачен еще на четыре дня вперед, и барахлишко его там осталось, однако все это может быть и просто финтом: ждите меня здесь, а я в это время стану действовать совсем в другом конце мира. Ну, что же, будем ждать, ничего другого нам все равно не остается.
Ждать, впрочем, вовсе не значит бездействовать. Нет, ожидание у нас будет активным…
Мерцалов снял трубку.
– Силов? Вот что нужно: аккуратно, не высовываясь, установить: как продвигаются дела в областном губернаторстве относительно продажи или аренды санатория в Липках… Подробно: в каком состоянии дело сейчас и когда у них намечено продолжить или закончить переговоры. Если возможно, узнать, когда и каким способом будет оплачиваться покупка или аренда… Вот-вот. И главное, кто ведет это дело от администрации. Затем: устраивались ли прежде дела такого рода – если да, то с кем, и вообще все, что можно выяснить, до самых мелочей. Сколько раз, где, как контактировали при этих переговорах с покупателем. Как и где проводили время. Как только установите представителя с нашей стороны, поинтересуйтесь им вплотную. Биография, послужной список, уровень доходов и расходов, значится ли у нас… И на всякий случай вот что: не лечился ли в клинике «Гортензия», или в какой-нибудь другой, но из той же системы – фонда «Лазарет». – Он послушал. – Да, вот именно, за рубежом, не исключено, что за каким-то ближним… Если лежал там, то по какому поводу. Уяснили? Отлично. Теперь дальше. Все те же вопросы, но в приложении к Министерству здравоохранения, в связи с делом по предстоящему открытию клиники упомянутого фонда. Да-да, у нас в Москве, а вы, выходит, и не в курсе совсем? Что же это вы так, а? Надо знать, что происходит в родном городе… Вот пока все. Докладывайте по мере поступления данных, сразу же, не откладывая на после обеда! Ну, работайте.
Закончив разговор, Мерцалов занялся другими делами – их вдоволь было, – и больше часа о Берфитте даже не вспоминал. Он умел, когда нужно, совершенно вроде бы отключиться от одного дела и целиком уйти в другое. Хотя это, конечно, только на первый взгляд обстояло так: подсознательнои выключенное как будто бы дело продолжало проворачиваться, возникали какие-то продолжения, выводы, версии, чтобы потом возникнуть в уме в достаточно четком уже оформлении. Поэтому, когда позвонил Силов, генералу не потребовалось никакого усилия, чтобы снова целиком оказаться в берфиттовском материале.
– Выяснили, товарищ генерал, относительно переговоров о санатории…
– Докладывайте.
– Соглашение готово к подписанию.
– Когда?
– Предположительно завтра.
– Где?
– Там, у них, в губернаторстве, как и обычно.
– А этот подписант? Ну, вы понимаете…
– Пока не возникал.
– Значит, так. Ждать: в «Империуме», в губернаторстве, в аэропортах, на вокзалах – Питерском, Западном, Юго-Западном. Как только появится, доложить незамедлительно. Смотреть по спискам пассажиров, а также на таможенных постах. Только учтите: он может возникнуть и под другой фамилией.
– Нужны фотографии.
– Есть, размножены. Подошлите кого-нибудь и немедленно развезите. Но предупреждаю: снимки десятилетней давности. Да уж такие прислали – видимо, другими просто не располагают… Говорят, правда, что не очень изменился за это время. Если поведете его, особо отметьте в случае посещения им банков, это нам очень нужно. Уяснили?
– Так точно.
– Вот и давайте.
Мерцалов положил трубку, поджал губы, нахохлился, размышляя: «Не получится ли так, что все это и копейки не стоит: скорее всего окажется, что приезжий действует целиком в рамках закона, совершенно легально, сделки его выгодны обеим сторонам, и все, что мы сможем сделать, это помахать ему ручкой, когда он сядет в самолет, чтобы возвратиться в свой офис где-то на Британских островах. А покушение на убийство иностранного подданного господина Докинга, может статься, и не является покушением на убийство, а просто не очень умелой попыткой взять хороший куш цветной капусты у заграничного лоха. Разве не может так быть? Вполне может».
Размышления эти были совершенно справедливы. И однако Мерцалов своим крупным носом явственно чуял: нет, тут не просто праздные мысли по воскресным дням, тут что-то достаточно крутое, но не хватает пока информации, чтобы все эти отдельные пятна краски на холсте слились в одну вполне обозримую и легко воспринимаемую картину… Он тряхнул головой: «Конечно, если бы знать, что такие дела возникнут, надо было бы своевременно вытащить Милова из архива, стряхнуть с него нафталин и запустить в дело. Кстати, пора бы ему уже прибыть в распоряжение английского коллеги в Карачи и оттуда доложиться. А он молчит. Непохоже на него. Интересно, во что он там еще ухитрился ввязаться?..»
Докинг был хмур и как будто всем на свете недоволен; во всяком случае, трясясь на сиденье джипа рядом с Миловым, подолгу не произносил ни слова, уставившись неподвижными глазами на текущую под колеса ухабистую, пыльную дорогу, которой, казалось, и конца никогда не будет. В то же время она, длясь бесконечно, так никуда и не приведет, настолько было на ней пустынно, неуютно, неприкаянно. Пальмы, редко раскиданные по сторонам, невысоко возносили перистые макушки, и не пахло от них никакой тропической экзотикой – напротив, все сильнее становилась тоска по широколиственной Европе, по уютным островам, столетним паркам… Время от времени англичанин, сам того не замечая, сердито шмыгал носом, других признаков жизни подавать не желая. Не будь у Милова устоявшейся привычки к одиночеству даже на людях, он, пожалуй, даже обиделся бы. А так он спокойно вел машину, временами отводя взгляд от дороги, чтобы скользнуть глазами по заднему зеркальцу. Впрочем, чаще – по дисплею компьютера – чтобы убедиться, что никого вдали не видно, преследованию они не подвергаются и могут спокойно продолжать путь в самом экономичном режиме: горючее сейчас и в самом деле следовало расходовать аккуратно, потому что возможности пополнить его запас в обозримом будущем не предвиделось.
Милов ехал полевыми дорогами, все круче забирая к востоку. Они успели уже, держа курс на юго-запад, спуститься к озеру Натрон и, оставляя его справа, пересечь ровную, по линейке проведенную границу с Данзанией. Оттуда, перевалив через невысокий хребет, по едва намеченным дорогам отправиться на восток – до Ньякабинди, Буквимбу, чтобы, не доезжая до Мабуки, выскочить на автобан. Спуститься на юг до Нзеги, и там свернуть круто вправо, на другое шоссе, что уводило на северо-восток; по нему – таков был план Милова – добраться до Бахарамулы и, обратясь тылом к озеру Виктория, рулить уже прямо к Раиндской границе. Сомнительным в этом плане было лишь форсирование реки Кагера. Но места были не дикие, и Милов надеялся, что кто-нибудь там да перевезет, а нет, то наверняка сыщется брод. Можно было, конечно, найти там и объездной путь, однако это означало бы лишь дополнительную потерю времени. Милову же казалось, что следовало поскорее разобраться: за чем же таким они, собственно, пустились в погоню, и не относится ли все, ими предположенное, к чистейшей фантазии, возникшей из-за перегрева умов под экваториальным солнышком.
На сердитого Докинга Милов поглядывал лишь изредка, каждый раз внутренне усмехаясь: он отлично понимал, какие мысли терзали сейчас честную полицейскую душу. Докинг, понятно, формально невинность свою соблюл: Милова он на побег не наталкивал, а то, что промешкал на окраине Майруби вроде бы без особых на то причин – ну мало ли что могло ему помешать тронуться в путь в предварительно намеченный срок: например, не на чем оказалось добраться до аэропорта… Однако Докинг был человеком изначально честным, и раздирало сейчас его, с одной стороны, сознание своей вины. Долг службы диктовал: как только Милов на своем супертанке подъехал к гостинице, где Докинг вот уже целый час исшагивал комнату по диагонали, стараясь утихомирить свое нетерпение, надо было сразу вызывать полицию, и держать Милова под арестом. А с другой стороны, сделай он так, и его еще пуще пожирало бы сознание того, что Милов владел оперативным материалом, ради которого Докинг, собственно, тут и оказался. Его нельзя было изложить на словах – вернее, изложить-то можно, но толку от этого не было бы ни малейшего. Следовало все показать на местности, и не только показать, а в самых хитрых местах провести Докинга по принципу «делай, как я», а для этого личное присутствие Милова было необходимо, что бы там ни диктовал суровый долг. Все это Докинг понимал отлично, но примириться никак не мог, поэтому и подскакивал сейчас на тугом сиденье, свирепея на самого себя.
Так или иначе, дело было сделано, и они приближались, хотя и не молниеносно, к цели; окрестности были чисты, небеса тоже, за все время лишь однажды увидели вертолет – где-то далеко, близ горизонта, так что никак нельзя было рассмотреть, полицейская ли то машина, или какая-то другая. Милов, впрочем, сомневался в том, что ищут их сейчас на дорогах: сперва в Майруби должны были понять, куда же он девался вместе со своей машиной, потому что они вряд ли смогли так сразу разгадать его финт с армейской колонной. Ну, а тут уже совсем другая страна, где до них, собственно, никому не было ни малейшего дела.
– Да, – проговорил, наконец, Докинг, обращаясь, скорее всего, к самому себе. – Боюсь, что тут уже ничего больше нельзя поделать.
– Ну прекрасно, – откликнулся Милов немедленно. – Будем считать, что с прошлым вы примирились. Теперь, может быть, стоит подумать и о будущем?
Докинг вздохнул.
– Оно настолько неясно, что не знаю, что тут можно думать. Если доедем благополучно, там посмотрим…
– Берфитта мы там вряд ли застанем. Но вся прочая команда, я полагаю, никуда не делась. Мы дождемся темноты и пытаемся осторожно проникнуть в это их укрепление.
– Ну и там?
– Ищем.
– Что именно?
– А черт знает, что. Что-нибудь, что сможет вас заинтересовать. Хотя и это будет достаточно сложно. Если там действительно есть что-то, как-нибудь сумеем разобраться, все-таки мы не сосунки в этих делах. Но вот дальше…
– Дальше, – прервал его Докинг, – у нас останется только один выход: обратиться к местным властям и попросить у них помощи, серьезной вооруженной помощи. И уже с ними…
– Докинг, Докинг. Не забудьте, что мы будем находиться в Раинде; там мы вряд ли получим хоть какую-то помощь от властей. Да и найдем ли эту власть: вы лучше меня должны знать, что последняя вспышка взаимного уничтожения племен была там совсем недавно, и сейчас они только-только приходят в себя. Поэтому если вы даже попросите их именем королевы Англии, это вряд ли поможет.
– Не сомневаюсь, поскольку они даже не входят в Содружество…
– Да и потом неизвестно еще, что опаснее: прибегать к их помощи или обходиться без нее. Когда люди привыкают быстро нажимать на спуск, лучше всего не вводить их во искушение.
– Пожалуй, да.
– Так что подумайте еще, к кому можно обратиться за помощью, если это действительно понадобится?
– Гм… – промычал Докинг. Продолжил он не сразу: – Ну, что же, выход есть, в конце концов… Но для того, чтобы к нему прибегнуть, нужно будет сперва убедиться в том, что овчинка стоит выделки.
– Допустим, убедились. А затем?
– Затем я постараюсь вызвать рейнджеров.
– Ваших?
– Естественно.
– Что же, это было бы неплохо. Можете гарантировать?
– Сию минуту – нет. Но если бы у меня была возможность переговорить кое с кем в Лондоне…
– Нужна такая возможность – найдем ее.
– Может быть, у вас в машине есть и аппарат спутниковой связи?
Милов усмехнулся:
– Представь себе, есть. Беда только в том, что сейчас он нам не поможет: спутник в тени, и воспользоваться им можно будет (он бегло глянул на часы) только к вечеру. Часов через шесть-семь.
– Хотелось бы пораньше. Но может быть, сможем по дороге… Проводная-то связь тут имеется, надеюсь?
– Попробуем. Но в этих городках вряд ли найдется… Хотя как знать.
– Попытаемся позвонить из первого же городка, что попадется нам на шоссе.
– Согласен.
– Хорошо. Как будто бы мы достигли договоренности. Вы не устали?
– Не без того.
– Я поведу. Вы попробуйте подремать.
– Вы надеетесь, что я стану отказываться. Отнюдь. Я немедленно воспользуюсь этим любезным предложением…
И Милов затормозил, чтобы перебраться назад, где можно было прилечь, хотя и скорчившись, подобно младенцу в утробе матери.
Приняв меры предосторожности, Берфитт вернулся в Москву кружным путем, примирившись с неизбежной при этом потерей времени: через Мадрид и Варшаву. Эти столицы он выбрал не случайно: ни в Испании, ни в Польше те фонды, что он представлял, своих предприятий пока не имели, да и не собирались заводить в ближайшем будущем. Такое пренебрежение заметными европейскими державами было не случайным, отнюдь; тактика предписывала иметь в своем распоряжении нейтральные территории, где не наслежено, и потому можно было там показываться без риска оказаться под колпаком. Из Варшавы Берфитт поехал поездом, по опыту зная, что контроль в поездах не столь строг и бдителен, как на аэродоромах. Однако и на этом, последнем участке пути он не утерпел, чтобы не подстраховаться: хотя билет был взят до Москвы, он сошел с поезда в Смоленске, там нанял чартерный самолетик, на нем добрался до маленького – для частных машин – летного поля в городке Раменское и оттуда уже, минуя все и всяческие возможные посты, на пригородном поезде приехал в Москву. Контрольную – белорусскую – границу он пересек, предъявив паспорт на имя Глена Миллера. Берфитт любил мелкие издевки и искренне полагал, что в азиатской России, а тем более в полудикой Белоруссии, имя это никому ничего не скажет. Так или иначе, на обширном вокзале Казанской дороги, где он сошел с электрички, никакого внимания к себе Берфитт не заметил, музыкальный паспорт тут же уничтожил и в отель «Империум» явился уже в своем настоящем облике.
В номере все было в порядке. Похоже, что во время отсутствия Берфитта им здесь никто не интересовался – видимо, Докинг, в погоне за ним, не прибегал к помощи местных властей, так что никаких претензий к Берфитту, деловому человеку из Лондона, в Москве не возникло. Берфитт с удовольствием принял ванну, заказал завтрак, закусывая, прослушал записи на автоответчике. Пока он порхал в африканских небесах, ему звонили три раза; искали его люди, ему известные, и все по делу. Внимательно все выслушав, Берфитт с удовольствием констатировал, что он никуда не опоздал, первая из деловых встреч заключительного цикла была назначена на завтрашнее утро, так что он еще полностью располагал сегодняшним днем. Его Берфитт предполагал использовать для того, чтобы посетить оба интересующих его места: клинику и загородную усадьбу, где предстояло вскоре открыться Приюту Ветеранов. Поэтому, закончив завтракать и окончательно приведя себя в порядок, он вместо того, чтобы как следует отдохнуть после утомительного путешествия (что при его возрасте было бы вполне естественным), вызвал машину и направился прежде всего в клинику.
Там Берфитт с удовлетворением убедился в том, что его предыдущее посещение не осталось без последствий. Прежде всего, теперь попасть на территорию госпиталя оказалось уже куда более сложным, чем прежде, когда сюда мог войти всякий любопытствующий: была нанята охрана – молодцы в пятнистой униформе, и ему удалось проникнуть в клинику лишь после того, как охранники переговорили со старшим представителем фирмы, монтировавшей оборудование, и таким путем личность приезжего была удостоверена. Это заставило Берфитта сделать приятный вывод, что охрану везти с собой нет никакой надобности. На людей, нанятых здесь, вполне можно положиться, надо будет лишь заключить с ними серьезный контракт на продолжительное время; платить же им, – и это тоже имело значение – придется куда меньше, чем привезенным с Запада. Берфитт же привык экономить деньги фирмы, если речь не шла о его собственных интересах.
На территории тоже все шло должным образом. Столы, осветительная арматура, автоклавы, высокочастотные стерилизаторы, рефрижераторы для донорских органов, высокотемпературные агрегаты для уничтожения отбросов всякого рода, лабораторное оборудование – все это и еще многое другое, в первый его приезд сложенное кое-как под открытым небом и даже не очень надежно защищенное от нередких здесь дождей, а также от пыли и очень вероятного (как его сразу предупредили) воровства, теперь в основном было уже перенесено под крышу, и то, что в этот миг не монтировалось, хранилось под замком. Берфитт поинтересовался, много ли за эти дни было похищено; ему ответили, что недосчитываются одной аккумуляторной тележки, каких было приведено с десяток – для быстрого передвижения по длинным коридорам и перевозки больных. Пытались также украсть больничную кровать – современный агрегат, автоматизированный и компьютеризированный, однако попытка эта была вовремя пресечена охранниками. Злоумышленникам, правда, удалось сбежать. Берфитт нахмурился было: электрическая каталка стоила недешево, однако утешил себя мыслью о том, что могло ведь быть и намного хуже. Если бы материальные потери были более значительными, ему трудно было бы оправдаться перед директорами фонда за свою неожиданную и не предусмотренную африканскую эскападу. В фонде, естественно, ничего не знали – и не должны были знать – о той операции, которую он проводил в своих личных интересах, – операции, связанной со второй буквой греческого алфавита.
В сопровождении шеф-монтера, Берфитт прошел по уже готовым палатам, где все блестело чистотой, прилег на одну из не застланных еще кроватей, опробовал автоматику – все действовало прекрасно, нетрудно было представить себе, что находишься не в Москве, а где-нибудь в Европе. Закончив двухчасовой визит, Берфитт довел до сведения монтажников, что очередная сумма денег, как и полагалось по контракту, будет переведена на их счет в Германском банке (московское отделение) никак не позже завтрашнего дня. После этого заявления проводили его в высшей степени любезно, и он, отказавшись от предложенного обеда, поехал прямо в Липки, предварительно позвонив туда из клиники и убедившись, что и там его будут ждать с большим нетерпением.
Пока машина бежала, Берфитт, удобно расположившись на заднем сиденье, с любопытством разглядывал природу средней России. Казалось странным, что она ничем не отличалась от природы Центральной Европы, и даже дубы и каштаны попадались, ни в чем не уступавшие родным британским. Судя по всему, в России и в самом деле можно было чувствовать себя, как дома, и ему пришла в голову даже нелепая на первый взгляд мысль: когда операция «Бета» завершится и он сможет, наконец, располагать немалыми средствами, не купить ли здесь какую-нибудь усадебку и для себя лично: похоже, тут можно будет недурно отдыхать – вдали от треволнений, которыми всегда полна Европа. Здесь, похоже, и время шло как-то иначе: куда медленнее, плавнее… Кстати, тут же подсказал его практический ум, если приобрести землю где-то неподалеку от Приюта, который уже вот-вот возникнет, то приятное расслабление здесь можно будет совместить и с приютскими делами, иными словами – продолжать пользоваться доходами и от этого предприятия. Мысль Берфитту понравилась, и он решил, не откладывая в долгий ящик, сегодня же переговорить с представителем губернаторства еще и на эту тему и условиться посмотреть возможные участки и подготовить оформление. Если он подберет что-то, что его устроит – закрепить за собой сейчас, а первый взнос для оплаты отложить… ну, скажем, на две недели, а еще лучше на три. К тому времени (был убежден Берфитт) в его распоряжении окажутся суммы куда больше того, во что могла обойтись усадьба здесь. Он не думал, что при оформлении могли бы возникнуть какие-то трудности: здешние торговцы, финансисты и промышленники, как ему успели рассказать, уже обзавелись в этих краях подобными усадьбами, чего в родной Британии мог себе позволить далеко не каждый: земля там все-таки стоила дороже, потому что было ее намного меньше.
Вот в таком настроении он приехал в Липки, где был встречен с полагающимися ему, как человеку, заключающему крупную сделку, почетом.
Дальше дела, однако, пошли вовсе не так гладко, как он рассчитывал. Берфитт ожидал, что контракт с губернаторством уже подготовлен, и можно будет сразу же заняться обсуждением его статей – процесс, неизбежный при заключении даже мелкой сделки, а тут речь шла все-таки о значительных суммах. На деле же оказалось, что контракт не был готов даже в черновике, хотя Берфитт совершенно точно помнил, что еще перед его отъездом из Москвы к этой работе уже приступили.