– Так сказать, в гуманистическом реализме?
– Я полагаю, это прекрасное определение.
– Да нет, разумеется, мы и не думаем обижаться. Напротив. Итак, вы привозите ваших ветеранов к нам. Здесь они мирно доживают свой век. Здесь умирают.
– Увы, к этому рано или поздно приходит жизнь каждого…
– Но мы не намерены включать этот показатель в нашу статистику смертности. Это не наши граждане, и не мы довели их до столь прискорбного состояния.
– Само собой разумеется! Никому и в голову не придет включать это в ваши демографические данные.
– Тогда здесь вопрос ясен. Далее. Для того, чтобы привезти их сюда, перевезти через границу, должны быть соблюдены все общепринятые формальности: люди эти должны иметь документы, выездные и въездные визы… Вы предусмотрели это?
– Разумеется. Россия – не первая страна, в которой фонд открывает свои учреждения, и у нас налажена практика такого рода.
– Это меня радует. И последнее, как мы с вами уже установили, люди эти будут умирать. Видимо, через какое-то время вам понадобится расширить свой участок: кладбище будет разрастаться… Или вы рассчитываете кремировать умерших? Вот с этим, боюсь, мы никак не сможем согласиться. Как же вы намерены выйти из положения?
– О, это вас никак не должно беспокоить. Видите ли, мы стараемся соблюдать не только законы тех стран, с которыми имеем дело, но и традиции. Так вот, мы получаем возможность беспрепятственно увозить наших ветеранов из их стран только при условии, что в конце концов они упокоятся в родной земле, на территории своего племени – будут там похоронены со всеми свойственными этим народам ритуальными действиями.
– Иными словами…
– Иными словами, тела скончавшихся мы отправляем в их родные места. При этом всю организацию и выполнение этого берет на себя фонд. За свой счет, разумеется.
– Чудесно. И у вас на все хватает денег?
– Откровенно говоря, бывают трудности. Но мы никогда не просили и не собираемся просить средства у правительств. В мире, к счастью, еще много добрых людей.
– Добрых и достаточно хорошо обеспеченных, не так ли?
– Увы, одной лишь доброты в наши дни слишком мало…
– Вы правы. Ну, что ж, для меня велико искушение тоже оказаться добрым человеком. Так что можете считать, что мое согласие вы получили. Я прикажу составить соответствующий документ, подпишу его, и завтра вы сможете получить эту бумагу и действовать дальше.
– О, я вам бесконечно благодарен…
– Пустое. Кстати, теперь, когда вопрос решен, вы, быть может, в силах назвать и какие-то сроки? Мне ведь придется докладывать выше. Например, когда можно ожидать прибытия первых ветеранов?
– Вам хочется их увидеть?
– Не уверен, что найду для этого время. Но знать всегда полезно.
– Охотно пойду вам навстречу. Поскольку изменения, как я уже сказал, будут минимальными, я рассчитываю, что первые пациенты прибудут уже через две недели.
– Благодарю вас. А теперь я вынужден…
– О, это я благодарен вам – очень, очень. И прошу извинить за отнятое у вас время.
– Это было моей обязанностью. Желаю вам успехов.
– Еще раз – весьма вам признателен, сэр.
Берфитт вышел, весьма удовлетворенный. Визит занял даже меньше времени, чем он рассчитывал, и сейчас можно было спокойно ехать в аэропорт, чтобы встретить наконец-то прилетающих Юровица и Менотти. Сейчас, когда операция вступала в решающую фазу, им следовало быть под рукой.
Однако прежде, чем двинуться в путь, он позвонил по телефону, который был записан только в его памяти.
– Господин Банкир? Есть какие-нибудь новости?
– М-м… Да. Не очень благоприятные, хотя и не страшные. Им удалось разговорить того исполнителя, который не смог выполнить заказа.
– Это плохо.
– Ну, я полагаю, что особой опасности нет: он не знает никого, кроме связного, а о том мы уже позаботились.
– Ну, если вы так считаете…
– Уверен.
Охранник Приюта Ветеранов по прозвищу Гурон (настоящих имен своих люди из приютского персонала – те, кто еще не забыл их – предпочитали никому не сообщать, да от них этого и не требовалось), отправляясь на поиски чужой машины, считал, что ему не повезло. Положение вещей им, в общем, объяснили перед выходом, и когда он понял, в какой угол его посылают, то сразу погрустнел: ясно было, что обещанная премия достанется кому угодно, только не ему, потому что разве лишь совершенный идиот мог рассчитывать спрятать машину в этом редком и вот уже третий год постепенно умиравшем лесу, где между сухими стволами за целую милю можно было разглядеть что-либо необычное, если только не таращиться все время себе под ноги. Привыкший мыслить философски, Гурон сразу же махнул рукой на всю эту затею – ему уж точно не повезет, ну что ж, не в этот, так в следующий. Тем не менее, он переходил от ствола к стволу, соблюдая все полагавшиеся предосторожности, хотя опасался, по правде говоря, не тех, кого разыскивал, а своего собственного начальства: надзирать и проверять здесь всегда любили, и если бы потом шефу доложили, что Гурон пренебрегал заданием, делал все кое-как, то его, в лучшем случае, выкинули бы за ворота, чего ему как раз не хотелось. Приют был вполне подходящим местом для продолжительной передышки, места же более цивилизованные были противопоказаны. Так что он шел осторожно, наблюдал внимательно, и когда ему показалось, что мгновенный узкий луч света кольнул его в зрачок, Гурон даже не успел ни о чем подумать толком, как тренированное тело само выполнило все полагавшиеся действия: с ходу упало на выдвинутые вперед ладони, сохраняя направление, в котором Гурон только что передвигался, потом и вовсе прижалось к земле. Полежав так несколько секунд, Гурон стал медленно, осторожно приподнимать голову, вглядываясь туда, где что-то сверкнуло. Смотрел он медленно, не спеша переводить взгляд с одной ветки на другую, с куста – на соседний, и вдруг сердце на несколько минут вырвалось из-под контроля, засбоило, кровь бросилась в голову. Он увидел.
Да, то была, несомненно, машина. И вроде бы именно такая, какую было приказано искать: тяжелый джип. И цвет ее был похож на тот, каким обладал бешеный автомобиль, пару дней назад выкидывавший номера перед оградой Приюта. Правда, для полной уверенности следовало бы еще взглянуть на номер. Именно это и решил сделать Гурон.
Собственно, сейчас машина была видна не очень хорошо, потому что стояла задом к охраннику, и большую часть ее заслонял широко разросшийся кусто который люди, приведшие джип сюда, и решили использовать в качестве укрытия. Однако, стой машина к нему передом, он, чего доброго, мог бы и не заметить ее запыленный, почти не отличавшийся окраской от окружающего леса, корпус. Но солнечный луч, пробившись сквозь сухие листья, ударил в левое зеркальце заднего обзора, отразился и (вот удача!) попал прямо в глаз Гурона. Он невольно усмехнулся: никогда не следует жаловаться на судьбу, потому что не знаешь, каким боком она повернется к тебе в следующее мгновение.
Значит, машина вроде бы похожа. А где люди?
Он полежал еще немного, надеясь заметить хоть какое-то движение близ неумело спрятанного экипажа. Там, однако, царили неподвижность и безмолвие. Это была бы уж и вовсе невероятная удача, если люди, ехавшие в ней, приустав в дороге, затем и загнали джип сюда, чтобы отдохнуть, выспаться; в таком случае он – один! – сможет взять их тепленькими – и мужика, и бабу. Мысль о бабе привела Гурона в несколько даже игривое настроение, но он тут же одернул себя и приказал такие мысли отложить на потом, а сейчас заняться делом.
Прежде, чем двинуться, он с минуту колебался: что сделать прежде? С одной стороны, всем им, снабженным радиотелефонами, было строго указано: обнаружив что-либо подозрительное, немедленно сообщать и, лишь получив дальнейшие указания, продолжать работу. Однако для того, чтобы выполнить эту обязанность, Гурону пришлось бы отползти намного назад (идти в рост он теперь просто не решился бы), а заговори он тут, его могли бы услышать даже спящие в машине. Но если бы он уполз, потеряв при этом машину из виду, кто знает, что тут могло бы случиться? Люди – если они все еще там – могли в любую секунду вздумать сорваться с места и поискать иного укрытия, и вся удача обернулась бы к Гурону своей тыльной стороной. Нет, терять машину из виду было опасно. А если он даже позвонит сейчас отсюда, что он скажет? Уверен ли он, что это та самая машина? Нет. Чтобы увериться, надо увидеть номер, а еще лучше – ездоков. Так что все обстоятельства указывали вроде бы на то, что прежде следует поосновательнее познакомиться с автомобилем, а тогда уже докладывать – об удаче или неудаче, видно будет.
Гурон отлично знал, что в этой округе было вовсе не редкостью, когда проезжавшие вот так останавливались лагерем в лесу или – если неподалеку была речка – на берегу: далеко не каждому хотелось платить за ночлег под крышей, здесь это было не самым дешевым удовольствием. К таким туристам никто не выдвигал претензий, если они не разведили костер (что строжайше запрещалось), не браконьерствовали и убирали за собой неизбежный мусор. Впрочем, сейчас и претензии выдвигать было некому. Так что и машина, и люди вполне могли оказаться совершенно непричастными к делу, и ехавшими как раз с противоположной стороны.
Охранник пополз, извиваясь ужом, почти не поднимая головы, в левой руке сжимая широкий кинжал, правой держа за ремень автомат, поставленный на предохранитель. Направился Гурон, разумеется, не к машине – не так глуп он был – а в сторону. По всем правилам, надо было сперва оглядеть поле возможного действия со всех сторон и лишь после того решать, что предпринять дальше.
Полз Гурон осторожно, вглядываясь, вслушиваясь – по всему телу у него, казалось, повырастали уши. Любой птичий вскрик хлестал по нервам, хотя именно то, что птицы поблизости чувствовали себя непринужденно, вроде бы свидетельствовало о безопасности. Ну, что же, если в машине или возле нее есть люди, то и их это обстоятельство тоже успокаивало. И все-таки Гурон оставался в напряжении.
Чтобы увидеть открывшуюся картину, ему пришлось ползти чуть ли не полчаса – пока он не получил, наконец, возможности увидеть машину с противоположной стороны. Отсюда она не была закрыта кустами, и можно было без помех увидеть и запомнить все.
С этого бока обе дверцы машины были распахнуты – для того, наверное, чтобы проветрить салон. Какие-то узлы были выкинуты на землю. В двух шагах от машины разостлано широкое одеяло. И на нем, подложив под голову какие-то сумки, а рядом, устроив автоматы, спали двое мужчин; видимо, они и составляли экипаж машины.
Затаив дыхание, Гурон вгляделся.
Спящие – два крупных мужика – были одеты в поношенные пестрые комбинезоны старого образца, в какие облачались в последние годы бойцы раиндской Армии Бахуту – одной из двух, соперничавших в стране. И были оба чернокожими. Гурон чуть приподнял голову, чтобы лучше разглядеть автоматы. Он сразу узнал характерный облик «калашниковых»; такой же был и у него самого, разве что поновее. Боевики спали спокойно, не без оснований считая, что здесь, на их земле, угрожать им никто и ничто не может, кроме разве что змей, но именно поэтому, наверное, они и выбрали для отдыха сухой пригорочек, не боясь того, что кто-то их обнаружит. Спали они беззаботно, лежа ничком, закрывая лица от света черными ладонями. Будь здесь их враги, могли бы поразить их в спину и спокойно уйти восвояси. Но Гурон к их врагам никак не относился, разве что ощутил некоторую обиду за то, что люди эти оказались не теми, кого он хотел увидеть; удача все-таки повернулась к нему тылом.
Все еще соблюдая осторожность, он подобрался поближе, взяв немного в сторону. Отсюда номер на переднем бампере машины был виден отчетливо. Гурон вгляделся. Нет, номер – увы! – был не египетский, а тунисский. Само собой разумеется, машина попала к боевикам неправедным путем, и тем тунисцам, что совершали на ней свое путешествие, наверняка не поздоровилось. Но их судьба Гурона нимало не интересовала.
Можно было бы, конечно, пользуясь удобным моментом, заглянуть в оказавшиеся неподалеку узлы, наверняка тоже тунисского происхождения. Гурон поколебался. Но зачем лишний риск: боевики как правило спят чутко, а вскочив по тревоге, сразу хватаются за оружием, верные правилу: «Сначала стреляй, разбираться будем потом». А стреляют они, как известно, хорошо. Нет, искушать судьбу по-глупому было ни к чему.
Теперь обо всем можно было и доложить. Гурон отполз, не поднимая головы. Лишь оказавшись в сотне метров, уже загороженный стволами пальм, позволил себе подняться на ноги. Покосившись на солнце, выбрал нужное направление. Направление назад. Больше искать здесь не имело смысла: боевики, прежде чем устроиться на отдых, наверняка убедились в отсутствии хоть чего-то подозрительного. Жизнь приучила их к осторожности еще более, чем Гурона, это он твердо знал.
Отдалившись еще на пару сот метров, он извлек, наконец, из сумки телефон. Настроился на волну Приюта.
– Шестнадцатый вызывает Первого…
Пришлось повторить вызов трижды, прежде чем в Приюте откликнулись:
– Первый слушает.
– Докладываю…
Гурон постарался как можно короче рассказать о найденном и увиденном.
– Тунисская машина?
– Так точно.
– Совпадает. Мы тут услышали разговор – этих тунисцев ищут. Но совсем в другой стороне. Говоришь, головорезы из Армии Бахуту?
– Они, сэр.
– Ну, хорошо. Возвращайся. В той стороне больше делать нечего. Хотя вот что: сделай крюк, и осмотри ту часть леса, что юго-восточнее. Нас не хватает на все места…
– Слушаюсь. Могу я спросить, шеф?
– О чем?
– Никто еще не нашел этих?..
– Дурак. Если бы нашел, все вы были бы отозваны.
– Ага, – сказал Гурон с удовлетворением. – Значит, у меня есть шанс.
На этом он закончил разговор. Уложил телефон – на этот раз не в сумку, а в карман куртки.
И в следующий миг ощутил на кистях обеих рук жесткую хватку чьих-то пальцев.
Не думая, он мгновенно ударил ногой – назад. Ударил в пустоту. В то же мгновение ему сделали аккуратную подсечку, и он упал. Рука хрустнула. Но он не успел даже крикнуть: рот зажали. Теперь против его единственной здоровой руки действовали не менее трех чужих; ну, а где три – там, надо полагать, сыщется и четвертая.
Морщась от боли, он глянул и увидел черные, блестящие морды. Боевики. Те самые, сукины дети… Убьют, чего доброго…
Но его лишь стукнули по голове, выключая. Додумать он на этот раз так и не успел.
Милов с облегчением содрал с лица черную пластиковую маску, с рук – перчатки. Докинг, морщась, сделал то же самое, спросив, однако:
– Не рано ли?
– Думаю, теперь можно. Видите, а вы полагали, что они не станут нас искать тут. Что же, теперь этот угол считается у них проверенным. Если и начнут искать этого паренька, то там, куда он должен был направиться. А у нас возникла возможность следить за их переговорами.
– Признаю, Милф, вы были правы. И эта утка насчет тунисцев, что вы запустили в эфир, сработала.
Он вытащил из кармана крохотный телевизор; и он, и Милов, изображая крепко спящих, держали экранчики перед самыми глазами, сторожко наблюдая за действиями охранника – маленькая камера с крыши джипа исправно передавала, не позволяя человеку – источнику тепла – выйти из кадра. Нельзя ведь было угадать: вдруг обнаружившему их парню в самом деле захотелось бы воспользоваться ситуацией в своих корыстных интересах…
– Что будем делать с ним, Милф?
– Сохраним. Он нам еще пригодится. Как «язык». А может быть, и того больше.
– Думаете?
– Надеюсь. Надо только обездвижить его, как следует. Вы возьмите его телефон. И пора к машине. Там надежнее.
– Когда двинемся?
– Когда стемнеет.
– Хорошо, Милф. Командуйте.
Милов только усмехнулся.
Глава десятая
...«Глоб энд Мэйл», Торонто:
«Как стало известно, канадская геолого-разведывательная экспедиция, работавшая в южных предгорьях Гималаев по контракту с Министерством экономики Индии, подверглась нападению вооруженной шайки. К счастью, жертв нет. Нападавшими были отобраны все добытые экспедицией геологические образцы, карты, продовольствие, а также некоторые инструменты. Лишенная возможности продолжать работу, экспедиция была вывезена вертолетами и в настоящее время находится в Горанхпуре, где проходит медицинский осмотр.
Глава экспедиции доктор Франжье высказал предположение, что экспедиция была принята нападавшими, видимо, уже некоторое время выслеживавшими ее, за группу похитителей бета-углерода, поскольку образцы минералов, полученные геологами, были упакованы для транспортировки в такие же стандартные микроконтейнеры, в каких, согласно свидетельству сотрудников лаборатории «Братья Симс», содержался похищенный материал».
Мерцалов медленно, внимательно прослушал запись разговора; закончив, повторил еще раз. Помолчал, глядя куда-то в окно, похоже, просто в небо, в котором высоко плыли белые облака. Грибовский выжидательно смотрел на генерала. Тот, наконец, вздохнул, возвращаясь к действительности.
– И все же, – сказал он как бы полувопросительно, – нет пока четких доказательств того, что приют этот – или как его там – собираются использовать в незаконных целях. Или я чего-то недопонял?
– Прямых доказательств нет, – согласился Грибовский. – Но ведь я его не допрашивал, шел просто деловой разговор…
– Это-то понятно… Ну, хорошо. Следовательно, завтра он практически начнет уже обживать свое новое хозяйство, так? Но лишь через две недели можно ожидать каких-то решительных действий, верно?
– Так получается, Сергей Симонович.
– А каких именно действий, мы не знаем. И потому можем спокойно пропустить мимо глаз и ушей какие-то его поступки, не придав им значения. А на самом деле они-то и окажутся главными. Ну, что ж, ситуация в принципе привычная. Но нужно прежде всего понять, чего же он хочет.
– Последняя новость наблюдения: он был в Быкове и встретил там двух человек, прилетевших из Леры. Повез их в свою гостиницу.
– Надо услышать, о чем они будут разговаривать.
– Попробуем.
– И все-таки, в основном приходится рассчитывать на свои мозги. Берфитт собирает здесь свою команду; значит, те люди, что помогали ему здесь, то ли испугались последствий и отошли, то ли их просто слишком мало. И в то же время, тут может быть и другой вариант: вновь прибывшие начнут делать глупости и оставлять следы, мы волей-неволей должны будем отвлечься на них – а он получит относительную свободу действий. В чем его задача? Самое реальное: восстановление тропы, вернее – создание новой. Он получает груз откуда-то – ну, скажем, из Таджикистана или через Таджикистан, и из Москвы переадресует его туда, куда хочет – такой уж наша столица узел, что из нее можно отправить груз, куда угодно.
– Жаловаться на таможню нам как будто пока не приходится…
– Они знают это не хуже нас с тобой. Раз уж пошли на такие дела в Москве – значит, придумали что-то, нам пока неведомое. И я боюсь, что если мы будем работать по их графику, то ничего так и не узнаем или же просветимся задним числом. Лично мне это было бы обидно. Как ты полагаешь?
– Да уж конечно.
– А какой вывод? Единственный: заставить их заторопиться. Засуетиться хоть немного. В спешке люди делают куда больше ошибок…
– Знать бы только, каким способом можно их заставить.
– А на то нам и дано серое вещество… Тут у нас задача разделяется на две части: первая – желательно установить, когда и что именно он должен получить. И второе – когда, кому и как отправить. Думаю, что получив нечто, он, как и мы с тобой на его месте, будет стараться как можно скорее от этого избавиться: пока предполагаемый груз будет лежать у него в тех же Липках, не видать ему покоя. Теперь предположим, что он получает свой груз раньше времени. Что он предпримет? Полагаю возможным, что он пойдет на связь с получателями, чтобы переориентировать их по срокам. Вот это и будет означать ту самую суету…
– То есть, мы должны быть в курсе его связей…
– Азбучно.
– Если почта, телефон, телеграф – это несложно, при наличии санкции прокурора. Радио – сложнее. Компьютерная сеть?
– Санкцию, надеюсь, нам дадут. Свои сложности, конечно, будут. Но для полной уверенности мы должны соответственно оборудовать этот самый его Приют. И как можно быстрее. Времени у нас – до утра.
– Липки могут быть у него под контролем. Места населенные, посадить своего человека – раз плюнуть. Даже из местных, по вполне законному поводу: посторожи, мол, а мы хорошо заплатим.
– Я тоже не верю, что мы сможем там резвиться без его ведома. Он все равно не поверит: репутация в этом смысле у нас во всем мире скверная – вспомнить хотя бы ту историю с американским посольством в прошлом веке. Значит, пусть знает.
– Будет искать.
– Пусть находит на здоровье. А ты поставь в два слоя.
– Нужны тонкие специалисты…
– Сейчас свяжусь с коллегами. Думаю, не откажут.
– Они народ ревнивый…
– Пообещаю поделиться информацией. Этим они не пренебрегают. Будь готов через час. Я предупрежу пожарных. Возникнете там, как их инспекция – мол, процедура, обязательная перед оформлением сделки на недвижимость… А пока я буду договариваться с ними и с прокуратурой, ты готовь все средства перехвата.
– Слушаюсь, Сергей Симонович. Все?
– Да. Хотя… Постой минутку. Там от Милова ничего не поступало?
– Нет.
– Вот и у меня – ничего. Растворился он где-то там – в Майруби. Такое не в его привычках. А ведь этот наш Берфитт именно туда летал, и, значит, с той стороны можно ожидать каких-то новостей… Ну, ладно. Иди, работай. Черт его знает, куда он подевался…
Урбс хмуро размышлял, подперев подбородок. Его заботила машина с боевиками, обнаруженная Гуроном.
«Откуда было ей тут взяться, и для чего? Остановились они не в самом удобном месте, зато в опасной близости от Приюта. Случайность? А что это получилось синхронно с возвращением Милфа – тоже случайность? Не верится. Это одно. А второе: куда же, в таком случае, провалился этот самый Милф со своим бешеным джипом? Целый день ищут его всерьез – и ни следа. Что он тут, проездом был? Опять случайность? Вот на такие стечения обстоятельств дураков и ловят…
Гурон – не новичок, не верить ему нет оснований. Да и остальным тоже. Значит, вот ситуация: замечен Милф, но он исчез. Парни Бахуту не были замечены, но они есть. Это факты. Как же они группируются, и какой из их анализа можно сделать вывод? – Урбс думал. – Факты группировались так: Милф, вынужденный бежать из Приюта, все же остается замкнутым на него. Это, видимо, связано с его заданием, и то, что он, возвращаясь, идет на немалый риск, свидетельствует о том, что задание это серьезное.
Далее. Одному ему – дамочка не в счет – серьезные действия не под силу. Он вынужден искать помощи. Где, у кого может он ее получить в этих местах и в ближайшее время? У властей? Но властям, если даже они в состоянии, предположим, такую помощь оказать, надо все объяснить, предъявить свои полномочия, и так далее. Да и проволочки неизбежны. На это Милф вряд ли пошел. А если бы и пошел – власти сейчас думают о собственной шкуре, на Приют с его делами им просто наплевать – это даже не их учреждение, арендаторы, и не более того.
Но подмога Милфу нужна. Значит? Единственные, к кому он может обратиться за поддержкой – это бандиты. Или, если угодно, Армия Бахуту. Те самые вооруженные отряды, что пытаются если не совсем свергнуть нынешнюю раиндскую власть, то хотя бы на половине территории установить свое правление. На самом деле они уже давно превратились в бандитов. Эти-то не спросят никаких полномочий. Им надо только заплатить. И если даже наличных нет – объяснить, какой может оказаться добыча, и пообещать процент. Армия Бахуту всегда нуждается в деньгах, и добывает их, не отягощая себя моральными и правовыми проблемами.
Следовательно, Милф договорился с Бахуту. Туда он и бросился отсюда; вот почему ловушка, о которой тут распространялся Берфитт, не сработала: Милф в Ксении тогда и не показался. Понятно. Дальше. С Бахуту он договорился. Или сейчас завершает переговоры. Ну да, вполне логично: отсюда – к Бахуту, там потребовали денег или хотя бы гарантий. Лишь тогда он бросился было за этими самыми гарантиями в Майруби, где его уже и не ждали. Там кто-то – возможно, даже полиция, а то и более высокие власти – такие гарантии предоставила. Почему? Здесь ведь другая страна. Да потому, скорее всего, что Милф и их заинтересовал результатом. Видимо, он знает, что речь идет об очень серьезном грузе. О больших деньгах. Но ему, европейцу, невдомек, что в решающий миг полиция сама наложит на все лапу, и сам он останется, в лучшем случае, живым, но уж никак не богатым. Бахуту? Их полиция просто перекупит, и даже не за деньги, а за оружие и патроны, которых, после множества всяких конфискаций, у полиции на складе полно без всякого учета. Нет, здешние игры не для европейцев…
Итак, Милф получил гарантии и вернулся к Армии; и они, пока там идет подготовка к налету, которой сам же Милф и руководит, дали ему двух наблюдателей. Вот их-то и нашел Гурон. А Милф, бедняга, воображает, что эти парни будут бдительно нести службу, они же, по давней традиции, залегли дрыхнуть, приняв предварительно как следует из бутылки. Гурон и об этом упоминал…
Что же все это в конечном итоге значит? Вывод один: в самом недалеком будущем Милф наведет сюда бахутских головорезов. Это плохо. Очень. Потому, что те нападают всегда многочисленным отрядом, действуют решительно, и живых после них не остается. То есть, сейчас возник такой риск, который правилами игры не был предусмотрен. И нужно незамедлительно думать и принимать решение.