– Днем и ночью.
– Прекрасно. Тогда – вперед?
– Ну-ка попрыгаем…
Они попрыгали. Ничто не звучало, подгонка была хорошей.
– Теперь – вперед.
– Еще одну минуту. Милф, вы рассказывали, что нашли человека, бежавшего из Приюта и подстреленного ими. Это далеко?
– Не так уж близко. А зачем вам?..
– Хотелось бы убедиться, что это… Видите ли, в этих местах был наш работник. И он погиб приблизительно в то же время. Может быть, вы его и обнаружили? Я хотел бы… Может быть, при нем имелось что-то интересное.
– Имелось. Ваш или нет, но это был человек Службы.
– Откуда вы знаете?
– Зуб, Докинг. Искусственный зуб, дающий опознавательный сигнал…
– Вы нашли? И оставили?
– Нет, конечно. Вот он.
– Посветите… Да, это он. Значит, именно в этом приюте он нашел нечто – или решил, что нашел.
– Будем иметь это в виду, Докинг. А сейчас – в путь. У нас больше не остается времени.
Берфитт с трудом приходил в себя после приступа гнева, вызванного совершенно для него неожиданным сообщением Урбса, записанным на ответчик. И угораздило же его самого в это время уйти из отеля; хотя визит этот, несомненно, был очень нужен, но лучше было бы ему все-таки самому выслушать и ответить: нарушение графика – ни в коем случае! Сюда должны прибыть точно по расписанию, иначе вас просто некуда будет девать! И переадресовать их было некуда: как назло, именно сейчас все Приюты загружены полностью. Или, может быть, все-таки куда-нибудь удастся их воткнуть, ну хотя бы на неделю? Нужно обзвонить полсвета. Отсюда? Немыслимо. Это все равно что выйти на эту улицу в центре России и кричать во весь голос: будет такой же уровень конфиденциальности… Но что-то же нужно сделать!
«Да в конце концов, – подумал он, – разве я главный в этом деле? Я взял на себя определенные обязательства – и, черт бы взял, я их исправно выполняю! Но не для себя! Есть заказчики – и пусть они немного пошевелят если не конечностями, то хотя бы мозгами. Они в этом не менее моего заинтересованы! И всего один звонок…»
И он набрал давно заученный номер в Тирийском посольстве.
Нужный человек откликнулся не сразу. Поняв, кто звонит, обменявшись условными словами, проговорил неласково:
– Вы нарушаете условия. В чем дело?
– В исходной точке вынуждены сломать график. Товар прибудет в ближайшие дни.
– Число, время… Впрочем, не нужно. Это – лично. В чем проблемы?
– Склад может быть не готов. Не могли бы вы разместить груз у себя?
Собеседник помолчал.
– Не исключено. Однако – чистый вес. Без тары.
– Понятно. Когда мы можем увидеться?
– Когда вам станет известно, насколько местные власти в курсе всего, касающегося операции с грузом.
– Завтра. Собственно, я уже сегодня… Но для верности – завтра.
– Детали меня не интересуют. Завтра; программа третья.
– Третья программа, понял. Благодарю. До встречи.
Собеседник повесил трубку, даже не попрощавшись.
«Так, – подумал Берфитт, – еще одна забота. Впрочем, Банкиру пришлось бы позвонить так или иначе: нельзя забывать, что и предполагаемый противник не сидит сложа руки».
Но Банкиру можно было звонить лишь в строго оговоренном промежутке времени, когда он находился не в офисе, но и не дома, а в каком-то третьем месте, откуда – считал он – можно разговаривать более или менее безопасно. До этого времени оставалось еще более трех часов. Это время, однако, уйдет не зря: надо же придумать, где освободиться от тары, чтобы потом переправить чистый вес тирийцам. Как славно было бы, если бы на этом и закончилась вся операция. Но они, сукины дети, боятся подставиться – хотя к ним здесь относятся, по старой традиции, весьма доброжелательно.
Раздумывать было некогда и не о чем: лишь одно место здесь было, в котором можно было все проделать с удобством и практически без риска. Если только у них тоже не возникло каких-то внеплановых затруднений…
Он позвонил в клинику.
– Доктор Юровиц? Берфитт. Добрый день. Как продвигаются ваши дела?
– Все по плану.
– Так что вы открываетесь…
– Двадцать восьмого числа. То есть, почти через две недели.
– Значит, через две недели начнете принимать пациентов?
– Совершенно верно.
– Доктор, есть маленькое изменение: первые пациенты возникнут у вас через четыре дня. Собственно, в предвидении такой ситуации я и вызвал вас сюда.
– Невозможно. Мы…
– Не надо возражать, доктор: ваши аргументы я знаю заранее, но они в этом случае не играют никакой роли. Это будут особые пациенты. Мои. С минимальными требованиями. И, по сути, со своим персоналом. Вы должны лишь разместить сорок пациентов на несколько дней и предоставить нам ваши операционные.
Но Юровиц явно чувствовал себя в Москве далеко не столь уверенно, как в Калерии.
– Но тут совершенно незнакомые мне врачи, сестры…
– Нам совершенно не нужен этот персонал.
– Это меня успокаивает. Потому что они должны приступить к лечебной работе только с…
– Не надо, доктор, я все понял, и вы тоже. Итак – сорок коек.
– Ну, это-то у нас есть…
– Я позвоню вам через три дня.
«Ну что же, – подумал Берфитт, положив трубку. – Против ожиданий, все налаживается. Нет, это была прекрасная идея – запрячь оба фонда в одну телегу парой. На такой телеге и в самом деле можно возить груз…»
* * *
Секретарь ворвался даже без стука:
– Сергей Симонович!..
– Отозвался? – едва ли не во весь голос, против обыкновения, вопросил Мерцалов. – Милов отозвался, спрашиваю?
– Берфитт разговаривает!
– Откуда? С кем?
– Из гостиницы. С Тирийским посольством говорил. Теперь – с этой новой клиникой… ну, с той самой, чьими делами он тоже занимается. С новым главным врачом.
– Записали, надеюсь?
– Записали. И пишем.
– Ну хорошо, – сказал Мерцалов и даже вздохнул с облегчением. – Все вроде бы выстраивается в систему…
По внутреннему телефону позвонил Надворов – как обычно в этот час:
– Сергей Симонович, как насчет корта?
Мерцалов снова вздохнул – на сей раз невесело.
– Ах, если бы… Ладно, вот когда я у тебя буду в заместителях, тогда каждый день буду играть – а ты станешь воз тащить.
– Ну, Сергей Симонович, такого не будет…
– Отчего же? Завалю с треском какую-нибудь операцию – и очень просто! Кстати, ты забрал этого – Загорского, что ли? Ну, и какие успехи? Показывает что-нибудь дополнительно?
– Уверен, что еще до конца дня… У меня свои методы.
– Ну, раз уверен – действуй.
Генерал был уверен, что такого никогда не случится – чтобы он, Мерцалов, завалил операцию. Но для этого работать надо, черт дери, работать, а не…
Глава одиннадцатая
...«Известия», на первой полосе:
«Анекдот вместо трагедии. Как сообщали многие зарубежные агентства, известный профессор Сольц, специализировавшийся в последние годы на разработке методов использования бета-углерода в боевых условиях, исчез при невыясненных обстоятельствах. Профессора пытались обнаружить в Ливии, Ираке, а также в Израиле. Найден он, однако, все в той же Шотландии, в ста пятидесяти километрах от его охотничьего домика. Спешим успокоить читателей: профессор жив и здоров и пребывает в прекрасном настроении. В своем разговоре с навестившими его журналистами профессор объяснил, что решил навестить своего друга, с которым не встречался уже более десяти лет. «Мы чувствовали себя так прекрасно, – заявил профессор, – вдвоем, вдалеке от жен, начальства и средств массовой информации, что вовсе не торопились вернуться в этот суматошный мир. Что касается похищения бета-углерода, то профессор Сольц заявил, что слышит об этом впервые, и эта новость заставит его сократить свой отпуск и вернуться в лабораторию, которой он руководит».
– Вот, похоже, об этом месте он говорил, – едва слышно прошептал Милов, останавливаясь перед высоким, уже знакомым ему забором, окружавшим хозяйство Приюта Ветеранов.
Докинг приблизился вплотную и принялся шарить пальцами по гладким доскам. Милов тем временем внимательно оглядывал округу. Все еще через ноктовизор, без которого еще примерно полчаса будет не обойтись – пока солнце не вспрыгнет над кустами.
– Ага, кажется, здесь, – так же едва слышно сообщил Докинг. – Только я не пойму…
Он напрягся, пытаясь отворить потайную калитку; однако безрезультатно.
– Похоже, она заперта изнутри…
– Странно, – ответил Милов, все так же оглядываясь. – Парень говорил, что она не запирается – чтобы не возиться с замками при срочной надобности. А она ведь и устроена для быстрого выхода…
– И тем не менее, – откликнулся Докинг. – У меня, во всяком случае, не получается…
– Дайте-ка я попробую.
Но и у Милова ничего не вышло.
– Интересно, – пробормотал он. – Ну-ка, давайте заглянем туда…
Нагнувшись к сумке, таскать которую ему уже изрядно надоело, Милов нашарил в ней и извлек металлическую трубку, сантиметров сорока в длину, четырех – в диаметре. Стал растягивать ее, выдвигая колено за коленом, словно то была подзорная труба – только необычайно длинная. На тонкий конец приладил полушарие; в линзе на миг отразилась звезда. Милов поднял трубку, напоминавшую теперь удилище, – на деле то был всего лишь перископ – так, что объектив на несколько сантиметров высунулся над забором. Прильнул к окуляру.
– Ничего, – констатировал он через полминуты. – Никакого движения.
– Засада, секрет?
– Нет признаков людей или собак. Никаких теплокровных.
– Следовательно, рискуем?
– Что еще остается?
Милов аккуратно сложил перископ, отсоединил электронную оптику, убрал все в сумку.
– Я первым. Все-таки я уже бывал здесь.
– Если угодно…
Докинг присел; Милов взобрался на его плечи; оттуда, сверху, проговорил тихо, рывком:
– Три, два, один… ноль!
Докинг резко разогнулся; когда он заканчивал это движение, Милов оттолкнулся ногами, достал ладонями верх забора, ухватился, раскачавшись влево-вправо, закинул на верхнюю кромку забора ногу, взобрался, уселся, свесив ноги по ту сторону. Снова внимательно осмотрелся. Вытащил из кармана клубок прочного шнура, бросил конец Докингу. Тот внизу повозился немного. Затем Милов потянул – и, не без усилий, поднял наверх обе сумки и заимствованный у Гурона автомат. Свесившись, сбросил груз по эту сторону. Распрямился. На этот раз обмотав конец вокруг кисти руки, бросил клубок Докингу, сам же соскользнул с забора вниз. Приземлился на полусогнутые. Присел. Прислушался. Было тихо. Он дернул за шнур и тут же почувствовал, как нейлон натянулся струной. Всей своей тяжестью Милов удерживал шнур. Через несколько секунд над забором поднялась голова Докинга, потом и сам он возник и, не мешкая, спрыгнул.
Еще раз огляделись, вслушались. Милов посмотрел на часы, включив на миг подсветку.
– До восхода – пятнадцать минут. Хорошо бы к свету оказаться уже под крышей…
– А вам не кажется это подозрительным, Милф? Никого, никакой охраны.
– Да кажется, конечно. Пошли.
Остерегаясь, они заскользили по протоптанной дорожке к темно возвышавшемуся впереди строению. Потом, по безмолвному сигналу Милова, свернули – чтобы обойти дом с другой стороны. В окнах было темно. Дом, казалось, вымер. Милов осторожно выглянул из-за угла, предварительно опустившись на колени. Никого. Он поднялся; пригнувшись, прокрался вдоль торцевой стороны строения, держа перед собой автомат и размахивая им снизу вверх, описывая стволом широкую дугу. И, оказалось, не зря: автомат дернулся в руке, словно наткнувшись на что-то; кратко прожужжало, глухо стукнуло. Короткий, толстый дротик вонзился в деревянную стену сантиметрах в десяти перед Миловым. Он усмехнулся. Дошел до следующего угла. Дернул трижды шнур, чей конец был все еще обмотан вокруг ладони. Через несколько секунд Докинг поравнялся с ним. Милов снова выглянул из-за угла. Знакомая площадка перед домом была так же безжизненна, как и все остальное вокруг. Но Милов не спешил выйти, приблизиться к двери, которая – он помнил – вела в отделение Ветеранов. Напротив – обернулся и подтолкнул Докинга, показывая, что надо идти назад.
– Зачем? – не утерпел тот.
– Дверь наверняка подстрахована – и не обязательно бесшумной ловушкой. Войдем через окно..
Вернулись назад. Миновав два окна, Милов – наугад – остановился возле третьего. Из кармана достал нож. Повозившись минуты две (Докинг в это время, изготовив автомат, стоял на страже), вынул стекло, осторожно опустил наземь. Рамы тут были одинарными – климат большего не требовал. Милов вгляделся в темное нутро дома. Ничего не обнаружил. Тронул Докинга за плечо. Тот, полуобернувшись, кивнул. Милов влез на подоконник, перенес ноги внутрь и оказался в комнате. Щелкнул пальцами. Докинг приблизился, передал Милову автомат и влез сам.
Тут была небольшая комнатка, из мебели четыре койки, тумбочки – и все. Странный, не очень приятный запах – если лекарства, то какого-то незнакомого, но во всяком случае то был не природный запах, а скорее химия. Принюхиваясь и прислушиваясь, они выждали недолго. Было тихо, только под полом проскреблась, похоже, какая-то африканская мышь. Встали, бесшумно подошли к двери. Милов снял конец шнура с руки, пошарил, ища ручку, за которую можно было бы привязать; ручки, однако, не обнаружилось. Тогда он велел Докингу отойти в дальний угол, сам тоже отступил и, вытянув руку с автоматом, слегка толкнул дверь. Она без скрипа приотворилась, никаких дополнительных эффектов не было. Милов перевел дыхание.
– Идемте, – сказал одними губами.
Докинг только кивнул, вытащил пистолет. Милов снял ноктовизор. Стало вдруг светло: взошло солнце.
Первое помещение, куда они попали, оказалось, судя по обстановке, конторой – тем самым местом, откуда прослушивали и просматривали Милова с Евой, и где велся полный угроз разговор, который ему, в свою очередь, удалось услышать. Милов с любопытством глядел на множество экранов, сейчас темных, на пульт управления ими; попробовал посидеть в одном из глубоких кресел – сидеть было удобно. Но больше здесь делать было нечего: никаких бумаг, дискет – ничего, все было вывезено под метелку либо надежно спрятано неизвестно где.
В другой комнате конторы пришлось задержаться подольше: здесь внимание привлек сейф – внушительный, массивный; судя по звуку, каким его стенки откликнулись на удар рукояткой пистолета, изготовлен он был из броневой стали. И замок был подстать крупному банку.
– С этим придется повозиться, – сказал Милов озабоченно. – Даже при моей технике.
– Не сейчас, – остановил его Докинг. – Пока просто возьмем на заметку. Закончим осмотр – тогда. Тут могут быть еще всякие сюрпризы вроде затаившихся убийц. Сейф не убежит. Идем дальше.
Дальше пошли комнатки совсем другого пошиба: маленькие, тесные, со скудной обстановкой. Явно не господские.
– В одной из этих спаленок, – сказал Докинг задумчиво, – какое-то время содержался наш Томпсон Одинга. Хороший работник… был.
– Если бы он оставался в сознании еще полчаса… Поверьте: мы ничем не могли помочь ему.
– Не сомневаюсь. Но мне хочется найти именно его комнату.
«Сентиментальность, – подумал Милов. – Впрочем, не ему одному нужно что-то найти именно тут…» Вслух же сказал:
– К сожалению, тут на дверях нет табличек. Будем просматривать все подряд.
– Да, придется. Вы же знаете, Милов: мы всегда стараемся оставить в таких местах след, понятный лишь своим.
– Ну что же, раз вы считаете нужным…
Они пошли осматривать спальню за спальней. Докинг внимательно обследовал двери, стены… И в третьей по счету нашел то, что искал.
– Докинг! Посмотрите сюда!
Милов всмотрелся.
– Единица по-моему. Тройка…
– Сто тридцать два! Это его номер. Ну-ка, помогите отодвинуть койку.
Отодвинули без усилий. Докинг наклонился, стал всматриваться в ту часть стены, что была прежде загорожена от взглядов изголовьем.
– Вот! Вот! Он выцарапал…
И разочарованно выпрямился:
– Всего два слова: «Смотреть внутри». Не совсем понимаю.
– Возможно, – сказал Милов, – это значит, что мы должны осмотреть весь дом, как следует?
– Не уверен. Но осмотреть, конечно, нужно.
Двинулись дальше. Вскоре комнаты стали попадаться уже другие: куда более комфортабельно обставленные, и рассчитанные, судя по всему, каждая на одного обитателя. Вместо больничных коек – нормальные кровати, столы, шкафы, тумбочки, зеркало на стене, а в одной даже трюмо. Докинг смотрел кое-как, поверхностно: покойный Одинга к персоналу не принадлежал, а это явно были помещения если не хозяев, то, во всяком случае, служащих. Милов же вглядывался во все очень внимательно, открывал шкафы, ящики столов. В комнатах в смысле всякого барахла было по-разному: в большей части их в шкафах висела одежда (очень немного, и главным образом – солдатские защитные брюки и куртки), валялось по паре обуви – где солдатские башмаки, где легкие здешние сандалии. Кое-где – по книжке-другой в пестрых мягких обложках. Обитатели этих комнат явно намеревались вернуться – иначе вряд ли оставили бы свои бритвы, флаконы с пеной, лосьоном… В общем, все выглядело достаточно безлико, как в провинциальной гостинице. Докинг совсем заскучал – они теряли время зря. Милов же был более любопытным. В комнате, где стояло трюмо, он даже принюхался, уловил запах духов: здесь наверняка располагалась женщина. Милов настолько был увлечен осмотром, что задел за стоявший перед трюмо кожаный пуф и едва не упал – налетел на зеркало, во всяком случае. Медленно выпрямился, сунул руку в карман, вынул платок, вытер ладони, лоб. Докинг, отвернувшись на шум от окна, в которое глядел, только покачал головой. Двинулись дальше. Милов положил платок в карман, стараясь не очень помять уже лежавшую там записку, крохотный клочок, засунутый между стеклом и рамой зеркала. Послание это он хотел прочесть потом, в одиночестве. Кивнул Докингу, и они двинулись дальше.
Через час с небольшим они уже точно знали, что Приют покинут. Хотя, надо полагать, не навсегда: оборудование осталось, даже кое-что из съестного (консервы, ничего из портящегося), в кладовой – запасные халаты, постельное белье, коробки с ампулами – там были, впрочем, лишь новокаин и дистиллят, ничего более выразительного. Выезжали отсюда в немалой спешке; это было понятно хотя бы по тому, что в операционной, например, – а судя по столам, инструментальным шкафам, бестеневым лампам, это помещение именно для операций и предназначалось, – было не убрано: валялись окровавленные бинты, салфетки, на грязном плиточном полу – следы какой-то каши, что ли?.. И запах стоял удушливый, чуть сладкий: запах недавней крови.
Милов опустился на корточки; ножом соскреб с пола остатки этой самой каши. Понюхал осторожно – держа на расстоянии, пальцами другой руки создавая легкий ветерок; поморщился. На одном из операционных столов, отыскав местечко почище, разворошил кашу клинком ножа, вгляделся, пригнулся почти вплотную, еще посмотрел. Оглянулся: Докинг в этот миг рассматривал инструменты в шкафу. Милов быстренько сунул горсть этой каши в карман. Не в тот, где лежала записка, все еще не прочтенная. Вытер руки. Поднялся, отряхнул колени. Спросил Докинга:
– Кстати: куда и почему все отсюда сбежали, как вы думаете?
– Пока никак. Возможно, это мы их спугнули. Но теперь их просто необходимо найти – вы понимаете, Милф, эта операционная полностью укладывается в мою версию относительно тканей. Мы на верном пути! Обождите минутку, я тут еще кое-что хочу посмотреть… Дьявол, а это еще что за грязь?
– Просто грязь, – ответил Милов спокойно. – В спешке все бывает.
– Да, конечно, – пробормотал Докинг рассеянно, перебирая ампулы и бутыли. – По-моему, Милф, мне здорово повезло. Все совпадает. В кладовой контейнеры для тканей и баллоны с газом. Тут – консерванты. Только где же сами ткани? Все увезли? Но, понимаете, впечатление такое, что всем этим довольно давно уже не пользовались: посмотреть хотя бы на редукторы баллонов, на крышки контейнеров – все в густой пыли. И вот, нет тканей. Может быть, они еще в доме? Надо поискать как следует, Милф. Но странно – ни одной холодильной установки. Хотя мы не все еще осмотрели.
Милов тем временем бегло просмотрел найденную записку. Чуть усмехнулся. И вернул ее в карман. Сейчас он был согласен с Докингом, потому что в доме могли найтись не только ткани, Милова весьма мало интересовавшие, но и кое-что другое – некие сорок килограммов… Однако, соглашаясь, честно предупредил:
– Давайте искать. Но мы рискуем: если ткани увезли, то с каждой минутой у нас остается меньше шансов догнать их, задержать…
– Думаю, Милф, что таких шансов у нас вообще нет. Африка велика, и кто знает, сколько у них здесь может быть сообщников.
– Нельзя опускать руки! Мы должны опередить их – если ничего не найдем здесь.
– А вы знаете, куда они направились? Каким путем?
Милов усмехнулся:
– Думаю, что догадываюсь. Да и вы сами, друг мой, подсознательно уже знаете – куда. За дело, Докинг. Начнем с…
Он умолк. Вслушался. Повернулся к англичанину.
– Где наши сумки?
– В коридоре.
– Скорее забираем их. И надо где-то основательно спрятаться.
– Что случилось?
Но Докинг тут же и сам услышал голоса.
– Кто-то возвращается… Вы правы. Спрятаться? Лучше всего – обратным путем…
– Через окно и забор? Не годится. Могут заметить и подстрелить. Но не только это. Надо если не видеть, то хоть слышать, что здесь будет происходить. Черт, если бы был микрофончик – всадить хотя бы в коридоре…
Докинг усмехнулся:
– У меня есть. И здесь устанавливать не нужно: прекрасно прослушаем все строение из любой точки. Но мы медлим. Милф, вы здесь были. Где надежнее всего?
– Здесь есть погреб. Я там не был, но полагаю…
– Ведите.
И, подхватив сумки, оба бесшумно заскользили по коридору.
Голоса раздавались уже на крыльце.
Звонок. Мерцалов снял трубку.
– Да? А, Пал Палыч? Ваша оперативность приводит меня в восхищение. Ну как, проверили?
Он немного послушал.
– На свой страх и риск взяли несколько пошире? Ну что же, такая инициатива не наказуется. Хотя – все зависит от результатов…
Генерал снова выдержал паузу.
– Значит, там – никого… Вы меня огорчаете, старый друг… Ну а где?
Он прижал трубку плотнее. Нахмурился:
– Вы уверены?
На этот раз слушал достаточно долго, лишь изредка вставляя:
– Так… Понятно… Понятно…
Потом спросил:
– А насколько это достоверно?
Медленно произнес:
– Да, конечно, это уже моя задача. А вас попрошу: весь материал незамедлительно ко мне. И – никто, понимаете – никто… Да, конечно. Прошу извинить. Я и не сомневаюсь. Так, вырвалось…
Он положил трубку и долго сидел, опустив голову, бессознательно шевеля челюстями, как будто жевал резинку, хотя никогда в жизни этим не занимался. Потом снова ухватился за телефон.
– Виталий? Ну, как игралось?
– Да нормально…
– Приходится тебя огорчить. Срочно вылетай в Элисту – есть сигнал, что там готовится крупный прорыв по линии наркотиков. Надо их на пару дней усилить. Кроме тебя – больше некому.
– Слушаюсь, – ответил Надворов после крохотной паузы. – Лечу.
– Шеф! – мисс Кальдер прикоснулась к плечу Урбса. – Пора делать привал.
– По-моему, еще рано.
– У меня точный отсчет. Ветеранов надо питать. Потом – прогулять. Сменить повязки…
– Черт, – пробормотал Урбс, зная, что она права. – На сколько же это нас задержит?
– Три с половиной – четыре часа.
Урбс сморщился.
– Почему мы не можем везти их в выключенном состоянии?
– Хотя бы потому, что отекают мышцы, плохо вентилируются легкие, которых у них и так недочет…
– Вы что – заботитесь об их комфорте?
– Ничуть; о нашем благополучии. Если они не получат возможности регулярно двигаться и глубоко дышать, то там, где нам придется ставить их на ноги, они будут напоминать компанию перепившихся солдат – и непременно привлекут к себе внимание полиции: вы знаете, в аэропортах сейчас немалые строгости. И там они должны выглядеть нормальными инвалидами. А у нас, не забудьте, всего один генератор повышенной мощности.
Урбс успел уже справиться с досадой.
– Что же: действуйте. Но не теряйте ни минуты.
И он скомандовал каравану остановиться. Вышел. Огляделся.
– Вот, пожалуй, в той роще будет удобно – подальше от лишних глаз.
Он распорядился – и колонна, съехав с дороги, направилась в указанном направлении. Доехав до рощи – рассредоточилась, машины остановились в тени деревьев, и санитары распахнули дверцы микроавтобусов. Уже через минуту мисс Кальдер в сопровождении санитара повела первых двух ветеранов к длинному мерседесовскому автобусу – походной операционной, где успевший уже прийти в себя доктор Курье готовился делать перевязки. Осмотрев первого пациента, он кивнул удовлетворенно: у этих выродков раны заживали на удивление быстро. Доктор решил на досуге подумать о возможных причинах этого. Где-то в глубине души у него еще теплилась мысль когда-нибудь сказать и свое слово в медицинской науке. Как только он заработает достаточно, чтобы создать лабораторию, заняться самостоятельными исследованиями. Совсем скоро, наверное?
Урбс наблюдал, пока не показалась вторая пара. Сверился с часами. Да, девица, похоже, знала, что говорила: в таком темпе они справятся за три с небольшим часа.
Но и то была чувствительная потеря времени, тем более что такие остановки придется делать еще не раз.
Урбс не боялся опоздать в Москву; напротив, если он немного задержится, там, надо полагать, будут даже довольны. Но до Москвы надо было еще добраться. Долететь. Чтобы долететь, следовало вылететь. А для этого необходимо запастись билетами на всю команду. В Майруби, куда они сейчас направлялись, задерживаться, мозолить глаза было совершенно ни к чему: слишком неординарными были его подопечные, неизбежно привлекут к себе внимание, значит – запомнятся, и, следовательно, если кто-нибудь пойдет по их пятам, то легко отыщет правильное направление.