– Это крайне любопытное совпадение, сэр. Но нельзя ли попросить наших московских коллег?..
– В данном случае нет, Докинг. Потому что у меня нет ничего, кроме чисто интуитивных подозрений, а такими я не вправе делиться с кем бы то ни было за пределами нашей службы. Полагаю, вы уже поняли: я хочу, чтобы вы последовали за Берфиттом и деликатно выяснили все это. И если вам покажется, что эти дела как-то соприкасаются с африканскими… что ж, в таком случае продолжите свой путь по следам Одинги.
– Не проявим ли мы в этом случае некоторой бестактности по отношению к московским службам?
– Ничуть. Вы поедете туда официально, и будете контактировать с их институтами, но не ставя их в известность об основной цели вашей поездки. Официальным поводом будет… ну, мы найдем его. Но, конечно, вам не возбраняется намекнуть, если представится возможность, на то, что Берфитт сам по себе – фигура любопытная, с прошлым, хотя к его настоящему у нас явных претензий нет. А официальный повод – ну, хотя бы поинтересоваться, как у них поставлен контроль над точками казахстанской тропы: нет ли там какого-то шевеления. Кстати, это тоже достаточно серьезно, и мы будем рады всякой информации по этому поводу. Так что идите и собирайтесь.
– Будет сделано, сэр.
– М-да. Бедный Томпсон Одинга…
– Он подавал большие надежды.
– Это молодое поколение… какое-то малозащищенное, вам не кажется, Докинг? Мы в наше время держались куда крепче. И, как видите, до сих пор живы. Говоря о молодых, я не имею в виду лично вас, Докинг. Насколько мне известно, вы всегда справлялись с задачами.
– Благодарю вас, сэр. Однако я не так уж молод.
– Зависит от того, с кем сравнивать. Но вообще молодость – понятие не возрастное. Кстати, вас не пугают московские холода? Одевайтесь потеплее.
– Я плохо переношу жару, сэр, я ведь северянин.
– Значит, все в порядке. Итак, доброго пути. Как сказано: путешествия развивают юношество. Так что укладывайте чемодан. Не бойтесь, там, говорят, все сильно изменилось с тех пор, когда там бывал я. И они, кстати, неплохо работают. Судя по результатам.
– Да, сэр. Неплохо.
Докинг вышел. Зашагал к лифту.
«Все-таки, старик прав. Чутье у него пока еще острое. Мгновенно понял, что у контрабанды человеческими тканями – большая перспектива с точки зрения доходности и постоянного расширения спроса. Это надо выявить и пресечь в самом начале, пока дело не разрослось неимоверно. Тот, кто это сделает, разумеется, сразу же будет замечен, и… ну, и так далее.
Пора бы тебе распрощаться с честолюбием, – не очень жестко упрекнул Докинг сам себя. И тут же ответил: «Пока дышишь – надеешься».
Мерцалов, с недавних пор уже генерал-лейтенант, в своем недавно отремонтированном кабинете – два окна на площадь – принимал гостя из Великобритании. Сидели в креслах – третьим был Надворов, заместитель – за кофейным столиком. Разговаривали негромко, понимая друг друга с полуслова, иногда, впрочем, требовались и более подробные объяснения. Но в целом чувствовали друг друга отлично. Переводчика не требовалось, впрочем, только генералу, Надворов порой затруднялся с пониманием. Разговор шел спокойно, лишь изредка Мерцалов на секунду-другую задерживался в поисках точного слова. Зато говорил без акцента, что в России встречается не так уж редко, хотя и не слишком часто. Их не прерывали: Мерцалов приказал звонки на него не переводить, а телефоны прямые пока что не беспокоили.
– Так вот, мистер Докинг, – сказал Мерцалов в самом начале беседы, помешивая ложечкой в кофейной чашке (гость по достоинству оценил качество фарфора), – пока никаких телодвижений в раскрытых нами узлах мы не наблюдаем. Но контроля не снимаем. Если это единственный интересующий вас вопрос, то можете доложить вашему руководству, что тут, по нашим данным, все в порядке. Более подробно может вам рассказать мой заместитель – он занимается этой проблематикой вплотную.
Надворов кивнул и улыбнулся. Докинг поклонился:
– Благодарю вас, сэр.
– Однако если вы позволите мне высказать одно предположение…
– О, разумеется!
– Благодарю. Предположение мое заключается вот в чем. Недавно в наших краях появился некто Берфитт. Полагаю, человек этот вам известен.
Докинг постарался сохранить полное спокойствие.
– Я наслышан о нем, сэр.
– Когда мы разговаривали с людьми, замешанными в работу тропы, эта фамилия всплывала не раз и не два. Могу ли я предположить, что ваш приезд как-то связан с визитом этого джентльмена?
– Мы не располагаем никакими данными о его противозаконной деятельности в последние годы.
– У нас это называется «завязал». Что ж, вы прекрасно не ответили на мой вопрос, но настаивать я не буду. Вероятно, у вас есть основания. Но если вас интересует какая-то связанная с ним информация…
– Мы никогда не забываем старых знакомых, – сказал Докинг. – Тем более из числа наших соотечественников.
– Еще один прекрасный ответ. Но чего-либо из ряда вон выходящего я вам сообщить не могу, ничего компрометирующего. Живет в отеле «Империум», намерен встретиться с работниками Министерства здравоохранения. Прибыл к нам в качестве полномочного представителя международного медицинского фонда «Лазарет». Приходилось слышать?
Докинг покачал головой:
– Лишь в самых общих чертах. Кажется, фонд объединяет несколько хирургических клиник в разных частях света?
– Совершенно верно. Клиник, специализирующихся на имплантации внутренних органов людям, неизлечимо больным, а в последние годы – и на восстановлении утраченных конечностей за счет донорских. Дело весьма благородное, и ни в каких комбинациях они не замешаны. Во всяком случае, нас об этом никто не информировал. Вас, надо полагать, тоже?
Докинг кивнул. Надворов внимательно слушал.
– Так вот, насколько мне известно, Берфитт прибыл в связи с реализацией соглашения между нашей страной и названным фондом. Полгода тому назад они предложили в порядке гуманитарной помощи и развития отношений приспособить для подобной деятельности одну из наших клиник. Фонд взял на себя поставки оборудования и обучение врачей их методикам. У нас, конечно, пересадками занимаются тоже достаточно давно, но не в таких масштабах, как, скажем, в Америке. Поставки оборудования и монтаж его ведутся, но, как обычно в таких случаях, возникают какие-то мелкие неувязки. Вот поэтому ваш Берфитт и прибыл сюда – своего рода чрезвычайный эмиссар. Мы не стали бы обращать на него внимания, да личность уж больно интересная, не правда ли? Но пока мы никакого криминала в этом не усматриваем. Напротив, есть хорошие сдвиги: по его словам, через день-другой прибудет новый главный врач – весьма опытный хирург и организатор. Он поведет клинику, пока все не наладится должным образом.
– Несколько неожиданная для него роль, – сказал Докинг. – Но, видимо, он и на самом деле покончил с прошлым.
– Мы, конечно, наводили справки, насколько успели. Не только по поводу Берфитта персонально, но и вообще об этом контракте. Чисто. Уже известно, что наши врачи – есть договоренность – будут проходить стажировку во Франции, а пока их там будут натаскивать, у нас тут начнут работать специалисты одной из клиник этого фонда. Называется она «Гортензия», и находится под боком, в соседней стране. Слышали о ней? Новый главный врач, кстати, должен прибыть именно оттуда.
Докинг слегка нахмурился и, похоже, колебался – высказать ли то, что, казалось, само просилось на язык. Генерал сделал вид, что не заметил этого.
– Итак, «Гортензия», – молвил Мерцалов, вернув чашку на блюдце и откидываясь в кресле. – Разумеется, мы о ней информированы – клиника известная, весьма. Однако ничего такого, что их компрометировало бы, у нас нет. Да и вроде бы ни разу никакого шума не возникало, ни в печати, ни в судах, а знаете, как бывает, когда в клинике оступятся, и разъяренные родственники…
Надворов усмехнулся. Британский гость моргнул и сказал:
– Да, нам это известно.
Похоже, он старался расходовать как можно меньше слов, не имевших прямого отношения к приведшему его сюда делу.
– И тем не менее?..
Произнося эти слова, Мерцалов на миг глянул в зрачки своего визави и тут же опустил взгляд пониже, а именно, на галстук Докинга. Галстук был скромный, однотонный, и у Мерцалова было подозрение, что его собственный, вполне отвечавший моде высших московских слоев, англичанину кажется слишком пестрым и безвкусным, может быть даже, смешным. Мерцалов очень не любил выглядеть смешным. Но сам виноват. Оделся, как для американца, а это все-таки британец.
Но, кажется, Докинга занимал сейчас все-таки не мерцаловский убор.
– Дело в том, сэр, – сказал он неторопливо, решившись, наконец, – что у меня тоже не имеется к клинике «Гортензия» ничего, кроме интереса, а с недавних пор даже пристального интереса.
Это «меня» он намеренно подчеркнул, выделил голосом.
– Понимаю, – кивнул Мерцалов. – Я вас внимательно слушаю.
– С точки зрения профессиональной – медицинской – там действительно все обстоит благополучно. Клиника, как вы сами уже сказали, занимается почти исключительно трансплантациями. Диапазон их в этой области чрезвычайно широк. Сердце, легкие, печень, поджелудочная, половая сфера, конечности… Сейчас, пожалуй, трудно назвать пересадку, какой они не занимались бы.
– Я вижу – вы разрабатывали их достаточно серьезно. Почему?
– Мне трудно ответить на этот вопрос. Самым правильным, наверное, будет сказать: для души. Видимо, мой кругозор настолько узок, что я могу всерьез увлечься только каким-то серьезным раскрытием. Хотя бывало – попадал в неудобное положение: интуиция подводила.
– Ну что же, я вас прекрасно понимаю. И что же вы выяснили?
– «Гортензия» – ведущая среди этих клиник. С нее, собственно, все и началось. Понемногу они собрали у себя едва ли не лучшие силы в этой области. Со всего света – от Аляски до Южной Африки. Если не ошибаюсь, там уже и сейчас работает несколько врачей из вашей страны.
– Совершенно верно, – согласился Мерцалов. – Там, насколько мне известно, созданы прекрасные условия и для работы, и в смысле уровня вознаграждения. Да и страна приятная – маленькая, уютная, уровень жизни – из самых высоких в Европе – да и в мире, наверное. Меня только удивляло, почему клиника эта возникла не в Штатах: мы привыкли думать, что все лучшее – в Америке, если только не успела перехватить Япония. Так было в прошлом веке, так началось и третье тысячелетие, первая его декада. И вот вместо этих обетованных стран – Европа, и даже не центр а, так сказать, ближе к окраине: Калерия. Вы об этом не задумывались?
– Задумывался, и очень серьезно. Хотя думать начал не так давно, а лишь тогда, когда у меня вообще возник интерес к «Гортензии».
– Как же вы объясняете себе такой выбор места? Я понимаю, если бы клиника там возникла, так сказать, на родной почве: талантливый хирург-трансплантолог, своя школа, институт – ну, нечто подобное эффекту Нильса Бора в Дании в свое время. Естественно, когда в таких условиях возникает центр притяжения для тех, кого такая проблематика интересует, и они начинают съезжаться – одни едут сами, других приглашают персонально… Да, тогда все выглядело бы естественно. Но ведь на самом деле, если не ошибаюсь, все произошло не так?
– Совершенно иначе. Не было ни отечественного таланта, ни института. Появились организаторы и, разумеется, средства, стартовый капитал. Как мы теперь уже знаем точно, основатели «Гортензии» прежде, чем сделать выбор, достаточно внимательно исследовали несколько стран Восточной Европы, и только после такого вот частого поиска остановились на Калерии.
– Еще чашечку?
– М-м… С удовольствием. Черный, с сахаром.
– Извольте. Я думаю, мистер Докинг, раз уж вас заинтересовала эта клиника и ее история, вы наверняка проанализировали те параметры, по которым выбиралось место.
– Ну, конечно же.
– А вы откровенны.
– Это ведь мое личное дело. Не Службы.
– Быть может, вы ожидаете от нас какой-то помощи?
– Было бы глупо скрывать это. Но я хотел бы, с вашего позволения, прежде всего обрисовать обстановку детально. Если у вас есть время, разумеется.
– Нам везет: видите, меня пока не беспокоят.
– Итак, параметры. Прежде всего, конечно, я обратился к налоговой системе. Клиника и была задумана, как весьма прибыльное предприятие, какой и стала на самом деле. Естественно, что владельцы заинтересованы, как любой человек в мире, платить как можно меньше налогов. Поэтому, кстати, Америка должна была отпасть почти сразу. А в Калерии и первоначальный уровень налогов, и их прогрессивность достаточно мягки.
– Понятно. Могу им только позавидовать.
– Сначала мне тоже все было понятно. За исключением одного: в соседней Виландии налоги еще ниже.
– Может быть, климатические особенности…
– Они практически совершенно одинаковы. Кстати, если говорить о климате, то в Европе можно было бы найти десяток стран, гораздо более благоприятных в этом отношении.
– Может быть, в Калерии строительство обошлось дешевле?
– Вполне вероятно, если бы строительство клинического центра велось какой-либо из местных фирм. Но для производства работ была приглашена шведская – не самая дешевая, скажу вам откровенно.
– Чем дальше, тем интереснее. Может быть, дешевле стоила земля?
– Да, она обошлась недорого. Но то же самое можно сказать и о соседних государствах: каждое из правительств было готово на немалую скидку, понимая, каким источником доходов и поводом для рекламы станет клиника. Речь идет не только о налогах: в страну приезжают будущие пациенты, и как правило не в одиночку, а следовательно – гостиницы, магазины, туризм, транспорт… «Гортензия» существует четыре с лишним года, и, поверьте мне, Калерия на ней зарабатывает совсем неплохо. Я уже не говорю о рабочих местах: весь низший персонал, разумеется, местный, а его немало, потому что комфорт и сервис в клинике воистину первоклассные.
– Значит, и не стоимость земли.
– Она, кстати, не куплена. Лишь арендована на девяносто девять лет. Но без права пересмотра условий.
– Весьма предусмотрительно.
– Уверяю вас, в создании клиники участвовали не только высокопрофессиональные медики, но и адвокаты, и крупнейшие рекламисты, проект создан американской фирмой, оборудование – японское, американское, германское.
– А охрана?
– Что?
– Я спрашиваю: а из кого набирали охрану?
– Что-то наподобие интернационального легиона. Крутые профессионалы. Кстати, ваши соотечественники тоже принимают в этом участие не только у операционных столов.
– Я в этом и не сомневался. Кстати, Виталий Владленович, этими людьми стоит поинтересоваться.
– Будет сделано, – ответил Надворов.
– Но мы отклонились. Итак, к каким же выводам вы пришли, пытаясь разобраться в проблеме «Гортензии», если такая проблема существует, разумеется. Если да, может быть, мы перейдем непосредственно к ней?
– О, конечно же. Что касается выводов, то я смог найти лишь одно преимущество, которым Калерия обладает перед своими соседями.
– И это?..
– Географическое положение.
– Любопытно.
– Сначала это и мне показалось не очень убедительным. И все же… Я обратили внимание на два обстоятельства. Калерия обладает морским побережьем, на суше же граничит с пятью государствами. В то время как та же Виландия – лишь с тремя.
– А второе?
– Самый крупный в этом регионе международный аэропорт. Едва ли не следующий после Франкфурта.
– Иными словами – все виды транспорта: морской, сухопутный, воздушный. Что ж, очень удобно для больных, нуждающихся в услугах «Гортензии». Похвальная забота со стороны владельцев… Кстати, вы еще не коснулись очень существенного вопроса: кто хозяин? Каково происхождение стартового капитала? Деньги ведь были, надо полагать, немалые. Кто создал этот самый Фонд?
– Он возник семь лет тому назад по инициативе и на средства трех крупных промышленно-финансовых групп. Репутация их не подлежит сомнениям. Были, правда, подозрения, что там отмываются деньги, но они не подтвердились. Однако сейчас меня интересует не это.
– Чем же, в частности, клиника привлекла ваше внимание? Не считая общих предположений.
– Разрешите, я буду излагать по порядку.
– Именно этого я и жду.
– Как правило, трансплантация в «Гортензии» стоит в среднем на пятнадцать процентов дороже, чем в других тоже прекрасных, но не столь широко разрекламированных клиниках.
– Ну, и что? Они ведь не страдают от недостатка пациентов?
– Напротив. Но кроме этого, они ежегодно делают определенное количество операций по очень незначительным ценам, и еще небольшое число – вообще бесплатно.
– То есть, чистая филантропия в ее натуральном виде.
– Именно.
– И опять-таки, вряд ли в этом можно найти какой-то криминал.
– Ну конечно же, нет. Однако…
– Да?
– Как по-вашему, что нужно для того, чтобы провести успешную трансплантацию?
– Наверное, очень многое.
– Например?
– Ну… Хирург. Персонал. Помещение. Аппаратура…
– Конечно. Но вы забыли главное.
– Ну разумеется! Пациент!
– А кроме него?
– Зависит от того, ставят ли там естественные органы, или искусственные.
– Только естественные. Вы не видели рекламу «Гортензии»?
– Нет. Наше телевидение ее не показывает. Видимо, приток пациентов из России не настолько велик, чтобы тратиться на такую рекламу.
– Так вот. В рекламе подчеркивается: только натуральные органы. И мало того: органы доноров, ведших правильный, здоровый образ жизни. То есть не курильщиков, не алкоголиков, даже не жителей больших и донельзя загазованных городов. Доноров, правильно питавшихся и не позволявших себе никаких излишеств.
– И реклама соответствует действительности?
– Насколько мы смогли установить – да. Большая часть этих тканей, подлежащих имплантации, поступает из-за рубежа.
– Но я пока так и не понял, что здесь может интересовать вас. Бизнес – да. Типичный бизнес двадцать первого века, достаточно прибыльный, если даже вычесть деньги, идущие на борьбу с рекламой искусственных органов. Но где и в чем вы тут усматриваете нарушение закона, какое потребовало бы чьего-то вмешательства?
– Вот сейчас я и подхожу к этому, сэр.
«Если ты возвращаешься домой с работы тоже в таком темпе, то наверняка оказываешься там только назавтра», – невольно подумал Мерцалов. Но на лице его это никак не отразилось.
– Сколь ни странным это покажется, но за вывоз трансплантатов из любой страны взимается пошлина. Я не сказал бы, что очень маленькая.
– Об этом я не слышал. Хотя… Обождите, дайте вспомнить… Совершенно верно, было такое решение Евросовета, к которому потом присоединились и другие заинтересованные регионы. Когда же это было? Ага, если не ошибаюсь – четыре года тому назад. Я правильно вспомнил?
– У вас великолепная память.
– Гм… Да, там ведь было и о ввозных пошлинах, не так ли?
– Установление таких пошлин признавалось законным: трансплантаты тем самым приравняли к любому другому товару, учитывая, что оборот их стал выражаться в достаточно крупных цифрах.
– Так-так.
– Из этого следует простой вывод: донорские ткани гораздо выгоднее заготавливать в той стране, в которой располагается сама клиника. Отпадают все таможенные расходы. Однако, если, допустим, в той же Калерии наладить такое внутреннее обеспечение невозможно по чисто статистическим причинам, то о России этого не скажешь. Надеюсь, это замечание вас не очень обидело?
– О, нисколько. Наша статистика известна мне достаточно хорошо.
– Так что, казалось бы, параллельно подготовке собственно клиники устроителям следовало бы уделить внимание и подготовке снабжения. И тем не менее, таких действий не предпринималось и не предпринимается. А следовательно, по каким-то причинам представляется выгодным необходимые органы ввозить из-за рубежа, а поскольку это дороже, то можно предположить, что такой способ снабжения таит в себе какие-то преимущества, весьма существенные.
– Готов согласиться с вами. Теперь я начинаю понимать. Где пошлины – там и контрабанда, а это уже область если и не наших интересов, то, во всяком случае, интересов близкой нам службы. Вы это имели в виду?
– Совершенно верно. И у нас набралось уже достаточно большое количество фактов: такая контрабанда фиксировалась и изымалась. Мы полагали, что все идет на лад, и все их тропы полностью или почти полностью перекрыты. Но в последнее время стали подозревать, что дело обстоит не совсем так: мы пережали эту трубку, но это, похоже, никак не повлияло на количество совершаемых клиниками трансплантатов. А значит, существуют еще какие-то пути снабжения, о которых мы ничего не знаем. Вот это нас и интересует.
– Да, пожалуй, такого можно было ожидать. Мы все слишком замкнулись, может быть, на наркотиках, антиквариате, на фальшивомонетчиках. И упустили мгновение, когда возник новый вид выгодной контрабанды.
– Ну, нас может извинить то, что произошло это достаточно недавно. Что же касается выгоды…
Докинг не стал продолжать, только слегка развел руками. Мерцалов понимающе кивнул:
– Интересно… Впору создавать фермы для производства… Черт, это невозможно даже выговорить вслух, настолько противоестественно это звучит. Да, занимательно. Раз уж такая клиника возникает и у нас, мы будем интересоваться этим вопросом. Хотя Россия – страна обширная… Так что вряд ли им понадобится ввозить много органов из-за рубежа. Разумеется, мы попытаемся заинтересовать их таким предложением: создать донорскую компанию тут, на месте, беспошлинную. Посмотрим. Во всяком случае, я очень благодарен вам за информацию. Но не вижу, чем мы могли бы помочь вам сию минуту.
– Если у вас возникнет филиал «Гортензии», и вы будете за ним присматривать, это и будет помощью.
– Это в будущем. А сейчас?
– Cейчас… собственно, мне ничего не нужно.
– Тем не менее, мое обещание остается в силе. Да, интересно вы начали копать… Хотя, откровенно говоря, я не очень представляю себе возможности контрабанды в этой области. Это ведь не камушки, не валюта, не наркотики. Одно дело провезти несколько килограммов, допустим, героина, кокаина или другой пакости – они поддаются любой фасовке… да что я вам говорю, вы и сами лучше меня все это знаете, и совсем другое – контейнеры с трансплантатами, заполненные жидким азотом, требующие умелого и тщательного обращения… Их вы не запрячете за облицовку потолка, допустим, или в двойное дно чемодана, да их вообще невозможно спрятать, если уж говорить серьезно!
– Совершенно с вами согласен, сэр. Здесь нужна совсем другая механика, несомненно. Однако у меня, в частности, нет ни малейшего сомнения в том, что эта непостижимая система провоза существует. И я хочу найти все сам.
– Одному человеку это не по силам. Исключено.
– Может быть, со временем найдутся еще такие же энтузиасты, как я. Я ведь не один такой в мире. Встречал и других – похожих. У вас, например, был, помнится, мистер Милф. Когда-то мы с ним…
– Увы, он уже некоторое время в отставке.
– Однако, как я слышал, он и находясь в отставке выполнял некоторые задания Службы…
– Да, был такой эпизод. Но сейчас его все равно тут нет. Свободный человек, он решил повидать мир – те его части, в которые его не заносило по служебным делам. Умчался неожиданно, даже не попрощавшись.
– Так что сейчас он далеко?
– Честно говоря, я даже не знаю, где. То ли в Африке, то ли где-то в Бразилии… Просто не знаю.
Мерцалов сказал это совершенно искренне: он и на самом деле не знал. Не до Милова ему было в последнее время, и вообще не до отставников. Получают пенсию, живут, как живется, чего еще?
– Но не беспокойтесь, – утешил он британца, который, правда, и не выказывал никакого волнения. – Найдутся люди… если понадобится.
– Уверяю вас, это серьезно. И такие процессы лучше пресекать в самом начале.
– Догадываюсь. Кстати, само происхождение этих сверхпрограммных трансплантатов тоже может представлять интерес.
– Я отдаю себе отчет в этом. Однако, полагаю, что разумнее найти нить, и по ней добираться до клубка, чем искать в первую очередь клубок, который может оказаться где угодно. Даже у меня под кроватью.
Мерцалов кивнул.
– Что ж, примем к сведению.
– Благодарю. А теперь вот о чем: могу ли я доложить моему шефу, что ваша Служба продолжает контролировать ситуацию с рынком и наркотропами?
– Разумеется. Мы напишем официальное письмо. Все конкретные данные предоставит вам полковник Надворов.
И Мерцалов сделал движение, словно собираясь подняться.
– В любое время, – проговорил Надворов.
– Господин генерал, еще одна просьба – личная. Я хотел бы задержаться в Москве на несколько дней. Просто я здесь никогда не был…
– Это уже не моя территория, а МИДа; виза ведь у вас в порядке?
– Виза – в абсолютном. Я предупредил вас просто ради того, чтобы вы не отвлекали слишком много сил на мое сопровождение…
Мерцалов улыбнулся:
– Не больше, чем положено. Поскольку вы не премьер, не король и вообще не V.I.P., мы не станем уделять вам слишком много внимания.