— И ты не скучал бы по своим играм в покер?
   — Я играл бы в покер с тобой, — ответил Гатри, открывая ворота стойла и подзывая свистом свою лошадь. Животное ответило ржанием и подошло к нему.
   Каролина скрестила на груди руки.
   — Я не умею играть в карты.
   Гатри усмехнулся.
   — Вот как? Тогда ты все время была бы в проигрыше. Я бы заставлял тебя после каждого проигрыша отдавать предмет своей одежды, пока ты не разоблачилась бы полностью.
   — Это подло, — попробовала изобразить негодование Каролина, впрочем не очень убедительно. Это было очевидно для них обоих.
   Посвистывая, Гатри оседлал лошадь. Каролина вывела из стойла свою, и минут через пятнадцать они ехали по лесу; дороги для почтовых дилижансов утопали в грязи.
   Все утро они ехали в гору, пока в полдень не достигли горного луга. Он был покрыт высокой и густой травой, в которой пестрели одуванчики, колокольчики, маргаритки, дикие фиалки и тигровые лилии, подобное цветочным венкам с головы принцессы.
   — Гатри! — восхитилась Каролина, оглянувшись вокруг. Она соскользнула с седла прямо в траву. — Какая красота! Подумать только, все это великолепие рядом с горными снегами!
   Гатри повел лошадей к ручью, шумно спадающему с горной вершины. Он был подобен серебряной ленте; вплетенной в венок из полевых цветов. Когда Гатри вернулся, то, достал традиционный кусок солонины, а вместе с ним сюрприз — кусок белоснежного торта.
   Каролина была тронута этим знаком внимания, хоть торт в дороге помялся и раскрошился. Ее руки подрагивали, когда она протянула их, чтобы принять сюрприз.
   — Очень благодарна тебе, Гатри!
   Он улыбнулся, польщенный.
   — Почувствовала себя лучше?
   Она попробовала изысканного лакомства, наслаждаясь сладкой белизной сахарной глазури:
   — Намного лучше!
   Гатри прикоснулся к ее губам, — Анну по утрам, бывало, тошнило, — сказал он.
   «Анна тоже была беременной», — подумала Каролина. Она внезапно почувствовала печаль.
   — Ты не должен считать себя обязанным, если ребенок действительно…
   — Обязанным, — нахмурился Гатри. — Разумеется, я буду обязанным. Каролина, мужчина не может поступить иначе в такой ситуации, как эта.
   — Так поступил мой отец, — с горечью напомнила Каролина, — отец Лили и Эмми.
   Гатри вздохнул. Он отломил кусочек торта и отправил себе в рот.
   — Я не из тех людей, Дикая Кошка. Чем скорее ты это усвоишь, тем лучше. У меня есть собственный свод правил. Одно из них состоит в том, что я считаю себя ответственным за все, что делаю.
   Она и ребенок. Если бы он появился, то Гатри счел бы себя ответственным лишь за него. Гатри заботился бы о ребенке просто потому, что так положено делать, но не потому, что испытывал такое глупое и сентиментальное чувство, как любовь.
   — Я ненавижу тебя, Гатри Хэйес, — пробормотала Каролина, отворачиваясь.
   Она доедала торт и была немало смущена, когда он повернул ее лицо к себе и улыбнулся. Должно быть, она выглядела очень смешно, потому что его улыбка перешла в отрывистый смех, затем в заливистый хохот.
   С покрасневшим лицом Каролина поспешно дожевала торт и смахнула крошки у рта.
   — Не смей смеяться надо мной! — вскричала она.
   Гатри постарался успокоиться, но смешинки еще долго плясали в его глазах после того.
   В раздражении Каролина подошла к поросли тигровых лилий и сорвала один экзотический цветок оранжевого цвета. Через несколько минут она успокоилась. Молодая женщина собиралась уже повернуться и заговорить с Гатри, когда увидела, на соседней горной гряде шестерых индейцев, сидящих верхом на лошадях. В руках у них были дротики. На плечах индейцев Каролина заметила нечто, напоминающее следы крови, оставленные после какого-то ужасного ритуального действа, — Гатри! — воскликнула она в ужасе.
   Он тотчас оказался рядом с ней. Каролина почувствовала толчок его плеча в свою спину. Его руки легонько сжали ее чуть повыше локтей, голос звучал успокаивающе.
   — Я вижу их, Дикая Кошка! — сказал Гатри ровным голосом, дыша над ее ухом. — Это шошони, отряд охотников. Я не думаю, что они побеспокоят нас, если мы не дадим повода для этого.
   Каролина слышала и читала о том, что случается с женщинами, выкраденными дикарями. Она была изрядно напугана.
   — Что именно они сочтут за повод?
   Гатри рассмеялся.
   — Пару выстрелов из моего револьвера, внезапные движения или действия.
   Он замолчал. Затем послышался его знакомый посвист, повинуясь которому, к нему направилась его лошадь, позвякивая уздечкой.
   — Мы будем спасаться бегством? — прошептала Каролина, поглядывая на индейцев.
   — Нет, Дикая Кошка, — ответил спокойно Гатри. — Я просто хочу, чтобы мое ружье было рядом, на случай, если оно потребуется.
   Наиболее живописно обряженный краснокожий незаметно тронул свою низкорослую раскрашенную лошадь. Другие шошони последовали за ним.
   Гатри крепко сжал руку Каролины, затем взял в руку свой револьвер.
   — Что бы ни случилось, — предупредил он ее любезным тоном, каким он, бывало, спрашивал стакан пунша на вечеринке, — не паникуй. Не тяни за курок, пока они не нападут.
   Гатри встал впереди Каролины, когда краснокожие всадники приблизились. Внушительное ружье, вынутое из чехла, казалось детской игрушкой в его руках; на лице играла приятельская улыбка. Кивком головы он приветствовал краснокожих. Хотя поведение Гатри было непринужденным, Каролина ощущала в нем напряжение. Впервые она подумала о том, каким он может быть опасным и сильным противником.
   Обращение индейца было смесью языков шошони и английского. К крайнему удивлению Каролины, Гатри отвечал на том же странном наречии.
   Каролина улыбнулась краснокожим улыбкой, к которой она обычно прибегала в официальной обстановке.
   — Что он говорит? — спросила она Гатри сквозь зубы, после того как собеседники поговорили некоторое время.
   — Они требуют, чтобы им отдали собаку, — ответил Гатри.
   — Собаку? — Каролина повернулась, чтобы видеть лицо Гатри. Должно быть, он разыгрывает ее. Шошони, по рассказам, могут снять скальп с человека, отправить женщину рабыней в отдаленный лагерь. — Для чего им нужен Тоб?
   — Полагаю, они хотят зажарить его на ужин, — ответил он после беседы с шошони.
   Каролину охватил ужас.
   — Нет! — воскликнула она, упав на колени рядом с Тобом и обняв руками его лохматую шею. В руке она держала револьвер, ствол которого был направлен прямо в ногу Гатри.
   — Каролина, — спокойно сказал Гатри, — если ты прострелишь мне ногу, черт возьми, это не послужит нашему делу ни в малейшей степени.
   Боязливо Каролина отвела в сторону дуло револьвера, так что непосредственная опасность Гатри больше не угрожала.
   — Я не позволю им есть эту чудесную собаку. Что за дикая фантазия? Когда я подумаю…
   Гатри прервал ее стенания твердым, но все еще дружелюбным голосом:
   — Заткнись, Каролина!
   Индейцы оживленно посовещались друг с другом. Наконец предводитель отряда бросил взгляд сначала на Каролину, потом на Гатри. Он разразился бешеным потоком слов, скорее всего бранью, и сплюнул. В следующее мгновение отряд охотников быстро поскакал под гору.
   Каролина медленно поднялась.
   — Что случилось? Почему они ускакали?
   Гатри вздохнул и запихнул ружье в чехол. Он торопливо выхватил револьвер из рук Каролины.
   — Мне кажется, Дикая Кошка, ты не хотела бы, чтобы они остались на ужин.
   Каролина скрестила руки на груди.
   — Гатри, я хочу знать, что заставило их ускакать.
   В некотором раздражении он засунул в чехол револьвер.
   — Они поняли, как много хлопот доставляет мне такая несносная женщина, как ты, и решили не связываться с тобой.
   Каролина открыла было рот, но затем решила воздержаться от продолжения разговора. Гатри усадил ее в седло и передал ей поводья.
   — Они вернутся? — спросила Каролина после продолжительного молчания, когда роскошный луг с полевыми цветами остался позади.
   — Возможно, и не вернутся, — ответил Гатри, — если у них не будет неудачной охоты, конечно. Если они не подстрелят одного-двух оленей, Тоб может показаться им весьма аппетитным.
   — Неужели они станут есть его?
   — В жареном, тушеном или вареном виде, — ответил Гатри, осматривая прищуренными глазами окружающую местность. — Возможно, их подстерегала где-нибудь опасность.
   — Ты довольно долго разговаривал с ними, — заметила Каролина. Она нуждалась в собеседнике, чтобы избавиться от страха. — Кажется, вы разговаривали обо мне.
   Гатри усмехнулся.
   — Мы действительно говорили о тебе, Дикая Кошка. Я сказал им, что ты выглядишь привлекательно только снаружи. Внутри же, под одеждой, ты покрыта болячками. Они ужасно боятся болезней белого человека, и не без оснований. Когда ты обняла пса, они подумали, что Тоб заразился от тебя.
   — Это был умный, хотя и циничный тактический ход.
   Он коснулся полей шляпы.
   — Благодарю вас, мэм. Я рисковал тем, что они проткнут меня дротиком, а тебя разденут догола, чтобы убедиться, что я лгу.
   Нервная дрожь вновь пробежала по стройному стану Каролины.
   — Полагаю, что я должна быть признательна тебе, — сказала она задумчиво. — Можно сказать, что ты спас мне жизнь.
   — Можно и так сказать, — согласился Гатри.
   Тема разговора была исчерпана. Они поехали дальше, поднимаясь все выше и выше в горы. Здесь уже встречались наносы жесткого бурого снега, дул холодный пронизывающий ветер. Каролину колотило от холода, когда они остановились на ночлег в скалистой лощине. Единственным укрытием здесь была горная пещера. Одному Богу известно, какая тварь могла проснуться там после зимней спячки.
   Гатри слез с лошади и передал поводья Каролине. Он вытащил из чехла за седлом свое ружье и взвел курок. Затем осторожно двинулся по направлению к пещере.
   Привстав на стременах, Каролина окликнула его:
   — Нет ли здесь другой почтовой станции, где мы могли бы остановиться?
   Гатри метнул на нее через плечо раздраженный взгляд и продолжал путь, пока не вошел в пещеру. Через некоторое время он вышел из нее.
   — Там никого нет, — сказал Гатри, прислонив ружье к стволу березы, росшей у входа в пещеру. — Собери немного дров.
   Каролина слезла с лошади.
   — А если это логово какого-нибудь ужасного зверя? — Она направилась к Гатри, который, сняв пиджак, заворачивал рукава рубашки. — Представь, что случится, если зверь вернется с охоты и обнаружит, что его лежбище занято?
   Гатри усмехнулся и покачал головой.
   — Не беспокойся, Дикая Кошка. Там никто не живет, кроме пауков и крыс.
   — Ты нарочно запугиваешь меня, — упрекнула его Каролина, отправляясь на поиски дров.
   Он пожал плечами и развел руками:
   — Я говорил тебе, что погоня — занятие не для леди. Ты не слушала меня.
   Каролина отвернулась от него и продолжала поиски дров, удивляясь, почему она так сердита. Она явно набивалась на ссору с Гатри, шумную и горячую.
   Когда Каролина вернулась на стоянку с первой охапкой сучьев и сухих веток, Гатри уже расседлал лошадей и отпустил их пастись на привязи. Подобно индейцу, он сидел на пятках, прислонившись спиной к березе. Мускулы бугрились на его правой руке, когда он затачивал острый конец палки.
   Каролина сбросила охапку дров чуть ли не на его колени. Она уперла руки в бедра и стояла, глядя на него сверху вниз.
   — Вот, пожалуйста, — сказала молодая женщина. В ее голосе звучал вызов.
   Он отложил в сторону палку и нож, затем встал. Однако вместо гнева его глаза излучали нежность и сочувствие.
   — Не волнуйся, Каролина, — сказал Гатри, — ты в полной безопасности. Никто не обидит тебя.
   Вот когда Каролина поняла, что сердилась от страха. Она тихонько заплакала. Гатри обнял ее и не выпускал из объятий некоторое время.
   Наконец она взяла себя в руки и, успокоившись, призналась:
   — Я начиталась таких ужасных вещей об этом. Да и жених мисс Фоуб был застрелен воином шошони.
   Гатри взял ее за подбородок.
   — Со мной тебе нечего бояться, Дикая Кошка, — сказал он. Затем он нежно поцеловал ее в губы. Этого было достаточно, чтобы возбудить в ней желание к новым ласкам. Она обхватила руками его шею.
   Гатри издал глухой стон и отстранил ее от себя.
   — Еще дров, — напомнил он, отводя взгляд в сторону.
   Каролина была обижена, но гордость не позволяла ей показывать это. С гордым видом она продолжила поиски сухих веток и сучьев. Когда она вернулась, место их стоянки уже было обустроено, уютно горел костер. Однако не было никаких признаков присутствия Гатри и лошадей.
   Сначала в голове Каролины мелькнула пугающая мысль о том, что она брошена на произвол судьбы. Затем она догадалась, что Гатри нашел где-нибудь поблизости водоем и пошел напоить лошадей. Выведенная из размышлений звуком выстрела, она бросила охапку дров и отправилась в лес за другой.
   Каролина не понимала, почему именно она должна собирать дрова. Она принесла еще три охапки, прежде чем вернулся Гатри с лошадьми. Он нес в руке тушку освежеванного зверька.
   Каролина все еще чувствовала себя обиженной после недавнего проявления пренебрежения ею со стороны Гатри, поэтому она воздерживалась от разговора. Тем не менее, когда Гатри смотрел на нее, в его глазах можно было прочесть теплое участие, понимание и юмор. Это выглядело как залог предстоящих ночных утех. Он вытащил из кожаного мешка сковороду, кофейник и коробку с зернами. Затем приступил к приготовлению ужина.
   Каролина прогуливалась рядом, стараясь не задавать ему вопроса, который мучил ее. Но все же, не удержавшись, она спросила:
   — Гатри, ты не хочешь меня?
   Прежде чем взглянуть на нее, он наполнил водой из фляги кофейник и, добавив туда зерна, поставил его на огонь.
   — Я всегда хочу тебя, — сказал он хриплым голосом, ловко отрезая от тушки куски мяса и кладя их на сковородку. — Ты ведь можешь быть в положении, Дикая Кошка. Если это так, ты нуждаешься в хорошей еде, защите и отдыхе. Что я буду за мужчина, если последние часы дневного света стану заниматься с тобой любовью и оставлю тебя голодной.
   Каролина была взволнована его словами. Сестры Мейтлэнд были всегда великодушны к ней, но никогда она не ощущала подлинной заботы со стороны мужчины. Как она поняла сейчас, такой заботы нельзя было ожидать и от Флинна.
   — Ты, должно быть, думаешь, что я ужасная нахалка?
   Он рассмеялся и поднялся на ноги, оставив куски мяса дожариваться на небольшом огне.
   — Это качество я ценю в женщинах, — сказал он, вытирая ладони.
   Каролина ощутила невыразимый стыд за все то, чем она занималась со своим спутником. И она все время торопилась, как будто ее связь с Гатри вот-вот прервется. Встреча с отрядом краснокожих заставила ее почувствовать, как легко их можно было разлучить. В другой раз разлука может стать вечной.
   — Обними меня, — сказала она, испытывая трепет.
   Гатри принял ее в свои объятия. Она прижалась щекой к его груди и слушала, как четко и ровно, бьется его сердце.
   «Я люблю тебя, Гатри», — подумала она со сладкой грустью.
   Это было то же самое чувство, которое она испытала, когда была вынуждена оставить Эмму и Лили в поезде для сирот.

ГЛАВА 16

   От крепкого, упоительного поцелуя Гатри Каролина почувствовала слабость в коленях. Сердце ее учащенно билось. После поцелуя он продолжал держать ее за подбородок, водя мозолистым пальцем по нижней губе.
   — Мы займемся любовью, Дикая Кошка, но позже, — сказал он, — после ужина. Мы будем любить друг друга до полного изнеможения.
   Плоть Каролины стала томиться в ожидании. Напрягшиеся соски грудей выпирали сквозь ткань ее рубашки. Тело молодой женщины разогрелось и увлажнилось. Она готова была отдать Гатри все, что он пожелает. Он положил свою руку на грудь Каролины и стал нежно ласкать ее. Затем с глубоким вздохом повернулся и отошел от нее.
   Каролина была так возбуждена, что во время обеда едва прикоснулась к еде.
   — Где-нибудь поблизости есть вода? — спросила она, когда остатки обеда были отданы Тобу, жалобно поскуливавшему в ожидании пищи.
   — Вода в пятидесяти ярдах отсюда, за теми деревьями, — кивнул в нужном направлении Гатри. Когда он смотрел на нее, его глаза теплились добротой и нежностью.
   Взволнованная, как невеста, Каролина оторвала от него взгляд, встала и вытащила мыло со дна своего саквояжа. Она пошла через чащу березовых и хвойных деревьев, слыша журчание ручья задолго до того, как увидела его.
   Вода в ручье была невероятно холодной. Каролина была уверена, что малейшее падение температуры превратит воду в лед. Тем не менее она разделась и основательно помылась. Когда Каролина вернулась на стоянку, ее пробирала дрожь, а вся кожа порозовела от холода.
   — Тебе повезет, если ты не схватишь воспаление легких, — пробурчал Гатри незлобиво. Его глаза улыбались, а линия рта слегка изгибалась в усмешке. Эта деталь в его облике находила особый нежный отклик в душе Каролины. Гатри заботливо накинул на Каролину одеяло, взял ее за руку и повел в глубь пещеры.
   Там он соорудил постель, навалив на землю траву, смешанную с клевером, и покрыл все это одеялом. До них доходили теплые воздушные волны от горящего неподалеку костра. Каролина знала, однако, что ее согревает не столько костер, сколько присутствие Гатри, неторопливо ее раздевающего.
   Раздев Каролину, Гатри уложил ее в постель и накрыл новым одеялом, видимо, купленным в Ларами. Затем он стал раздеваться сам. Каролина не могла не заметить, что, расстегивая патронташ, он положил свое ружье рядом. Здесь же лежал и револьвер.
   Пламя костра осветило нагое тело Гатри, его мощное сложение. Он вытянулся рядом с ней. Аромат от примятой травы и клевера смешивался с типично мужским запахом, исходящим от Гатри. В этом запахе соединились мускус, свежесть воздуха и пот.
   Он расплел рукой косу Каролины и пропустил сквозь пальцы пряди ее волос. Все это время они не отрывали взгляда друг от друга.
   В ночи было разлито волшебство. Голос, переполненный эмоциями Каролины, звучал прерывисто, с придыханием:
   — Завтра мы приедем в Шайенн? — произнесла она через силу. Ей было унизительно сознавать, что ее ресницы стали мокрыми от слез. Ей хотелось найти Флинна и стать чистой перед правосудием, но в то же время ее коробило от мысли, что это связано с риском для Гатри.
   Он прикоснулся губами к ее губам.
   — Если мы не столкнемся в ближайшее время с неприятностями, то можно сказать, что день прошел. — Он поцеловал оба глаза Каролины и ощутил на губах соленый вкус от слез. Голос Гатри понизился до хрипа. — Если бы не подъехали те индейцы, я бы сделал тебе постель из полевых цветов и тотчас занялся на ней любовью.
   Каролина поймала его нижнюю губу зубами и, слегка прикусив, потянула к себе.
   — У-фф! У тебя поэтический склад души, Гатри, хотя, глядя на тебя, никто не догадался бы об этом.
   Он усмехнулся.
   — Это комплимент или оскорбление?
   — Решай сам.
   С дерзкой улыбкой она обвила руками его шею только для того, чтобы он свел ее руки вместе на запястьях и прижал их высоко над ее головой. Это сделало ее груди совершенно беззащитными. Соски на грудях стали торчком, ожидая от Гатри ласки, и он нагнулся, чтобы принять в рот каждый из них поочередно, издавая возгласы наслаждения.
   Спина Каролины выгнулась. Она тихонько застонала. Рука Гатри переместилась от ее груди к бедрам, нежным прикосновением побуждая ее раздвинуть ноги.
   Она подчинилась с трепетным восторгом, когда его рука властно легла на ее женский орган. Внезапно Гатри погрузил в нее свои пальцы, одновременно его ладонь терлась о ее лобок. От этого дыхание Каролины участилось, а бедра стали интенсивно подниматься и опускаться.
   Она с мольбой шептала его имя, не в силах терпеть, страстно желая соединения плоти. Должно быть, он испытывал те же чувства, потому что быстро лег на нее и глубоко пронзил ее своим членом.
   С радостным восклицанием Каролина приняла его, высоко подняв бедра. Ее руки гладили его спину. Их совокупление было быстрым и интенсивным. Оно завершилось взрывом наслаждения столь же мощным, как выход энергии при столкновении двух космических миров. За их криками в экстазе последовала мертвая тишина.
   Их руки и ноги были сплетены еще долго после того, как они обессилели от любовных утех. Гатри оторвал свои губы от шеи Каролины и прошептал:
   — Еще несколько таких сеансов любви, Дикая Кошка, и я умру молодым.
   Она поцеловала его влажную мохнатую грудь.
   — Молодым, но счастливым.
   Он рассмеялся и обозвал ее словом, которое было бы сочтено за оскорбление при всех иных обстоятельствах. Затем Гатри прильнул к ее губам, и между ними снова началась любовная игра. Только под утро, истощив все свои силы, они заснули.
   Каролина была разбужена Тобом, лижущим ее лицо. Она сердито отогнала пса и села на постели, прижимая к груди одеяло. Гатри рядом не было, но она слышала, как он что-то насвистывает поблизости.
   Вспомнив прошедшую ночь, Каролина почувствовала угрызения совести. Раздраженно она схватила свою одежду, лежавшую рядом на земле, и быстро оделась.
   — Кажется, уже можно было извлечь уроки, — пробормотала она себе под нос. Затем она выбралась из пещеры.
   Гатри что-то готовил на костре. Он взглянул на приближавшуюся Каролину и усмехнулся.
   — Не надо ничего говорить, — предупредил он добродушно. Налив кофе в кружку, он передал ее Каролине. — Просто сиди и пей кофе. Постарайся держать свои мысли при себе до тех пор, пока не придешь в нормальное состояние.
   Каролина приняла кружку в руки и поднесла ко рту. Интересно, как получается, что она совершенно забывает себя во время занятий любовью с Гатри и так искренне сожалеет об интимной связи с ним при дневном свете. Она шумно втянула в себя глоток кофе и взглянула на мужчину, который был для нее защитником и судьей одновременно.
   Он разложил при помощи самодельной лопатки на двух металлических тарелках кусочки какой-то пищи, похожей на рыбу. Одну из тарелок он передал Каролине. Она взяла ее и отошла, чтобы присесть на поваленный ствол березы.
   Гатри остался на своем месте. Закончив завтрак, он помыл тарелку и вилку водой из фляги и запихнул их в седельный вьюк.
   Каролину слегка тошнило. Она едва притронулась к еде и почувствовала облегчение, когда Гатри подошел и взял у нее тарелку с вилкой. Он бросил остатки пищи Тобу, помыл и положил в нужное место кухонную утварь.
   Пока он седлал лошадей, Каролина выпила кофе и выбила одеяла.
   Позже утром они заметили тот самый охотничий отряд шошони, который уже встречали. Индейцы держались в отдалении, однако Каролина кожей спины чувствовала присутствие краснокожих даже после того, как они скрылись из виду.
   Чем выше Каролина и Гатри поднимались в горы, тем холоднее и разряженнее становился воздух. Было трудно дышать. Когда они достигли перевала, который разыскивал Гатри, Каролина не знала, ликовать ей или печалиться.
   Скоро они будут в Шайенне и с божьей помощью постараются поймать Флинна и передать его властям. После этого отпадут причины, из-за которых Гатри остается с ней. Если, конечно, она не признается ему, что беременна.
   Каролина вздохнула. Ее лошадь терпеливо плелась по скалистой тропе. По обеим сторонам высились горные вершины, увенчанные белыми снеговыми шапками. Тропа пролегала через лес, кое-где среди деревьев земля была покрыта снегом.
   Около полудня они сделали остановку, чтобы подкрепиться солониной. Каролина даже не притрагивалась к ней. Но Гатри припас для нее другой сюрприз — испеченный Кэлли кусок белого хлеба. Он достал его, и Каролина жадно вырвала его из рук Гатри. Он усмехнулся.
   — Как только мы доберемся до Шайенна, — сказал он, — я сейчас же закажу для тебя настоящий обед.
   Поскольку тошнота прошла и хандра больше не одолевала Каролину, она улыбнулась.
   — Думаю, что заказывать обед буду я, поскольку из-за меня мы окажемся в Шайенне.
   Улыбка исчезла с лица Гатри.
   — Каролина, — сказал он, уперев руки в бедра, — я — мужчина, ты — женщина, это означает, что плачу я.
   Каролина с удовольствием ела хлеб, испеченный Кэлли. Он почти не утратил свежести. Молодая женщина не была расположена спорить.
   — Глупо, — потешалась она, — если бы ты не встретил меня, то тебя бы не было здесь. Ты остался бы в Болтоне и работал бы в руднике. Почему ты должен платить, когда замысел этой поездки не принадлежит тебе?
   Он вздохнул и раздраженно почесал затылок.
   — Я уже говорил тебе. Я — мужчина. Я плачу, я приказываю, я принимаю решения.
   Внезапно разговор перестал забавлять Каролину.
   — Подожди, — прервала она его, покончив со своим куском хлеба и стряхнув с ладоней крошки. — Мы не женаты, мистер Хэйес, но даже если бы и были женаты, я не позволила бы вам диктовать, что мне нужно делать.
   Гатри приблизился к Каролине.
   — Если ты ждешь моего ребенка, ты будешь моей женой.
   — Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора? — возмутилась Каролина.
   Гатри на мгновение задумался.
   — Вот именно! — произнес он решительно.
   Каролина прищурилась и слегка наклонилась к нему. Хотя он надвинулся на нее своей мощной фигурой, она не думала отступать.
   — Прекрасно, если ты собираешься стать таким мужем, то я никогда не выйду за тебя замуж.
   — Черта с два, не выйдешь! — воскликнул Гатри. — Если ты думаешь, что позволю тебе растить своего ребенка, то ты ошибаешься. Воспитание ребенка слишком важная вещь. Это по плечу только мужчине. Бог свидетель, я никогда не разрешу тебе сделать из моего пацана какого-нибудь учителешку.