Страница:
Н. В. Федоров должен был помочь своему другу Чубайсу, не препятствовать агитационной работе местного подразделения Союза правых сил. Невесть откуда взявшиеся мальчики и девочки в зеленых накидках (или в синих — уже не помню) оккупировали городские перекрестки и остановки, назойливо предлагая прохожим листовки и газеты с изображением красавчика Немцова. Их, в отличие от агитаторов КПРФ, никто не хватал, в милицию не доставлял. «Юные активисты» СПС тут же исчезли после выборов. А сомнения в умах некоторых кремлевских чиновников остались.
После неудачи на выборах в лагере правых начались поиски выхода из кризиса. Кто-то дал идею выдвинуть «своего» человека кандидатом на должность президента России. Перебирали многих — и Хакамаду, и Немцова, и Рыжкова-младшего. Будто бы вели переговоры и с Федоровым. Тогда демократы наивно верили, что Николай Васильевич всё так же предан либеральным идеалам. Но он отказался. Ему важнее личная власть. И ради нее (даже усечённой) он согласился стать чиновником, назначенным Путиным. А ведь совсем недавно он позволял себе «дерзкие» высказывания в его адрес (бюрократизм, авторитаризм и т. д.). Как член Совета Федерации не встал при первом исполнении в Федеральном Собрании нового-старого гимна. Он тогда что-то вещал про неполное соответствие закону процедуры принятия гимна.
О том, что фактическое назначение Путиным губернаторов не соответствует Российской Конституции, при собственном назначении он уже не вспоминал…
Обсудить ситуацию я решил с действительными авторами статьи Евгением Павловичем Мешалкиным и Альбертом Васильевичем Имендаевым.
Ответственность решил взять на себя. Но они заявили, что, получив вторую судимость, я буду отправлен в колонию.
«Мы — авторы и мы об этом официально заявим», — таков был их ответ. Особенно волновался Евгений Павлович. Он уже знал о болезни, поразившей его. Мол, терять мне нечего. И с Колей Федоровым я в противоборство вступлю. Пусть еще раз выставит себя в неблаговидном свете. Ему не впервой судиться с пожилыми людьми. Это он на экране телевизора любит признаваться в любви к старикам, обнимать их и делать «влажные» глаза.
Евгений Павлович тут же отыскал текст статьи со своими собственноручными исправлениями.
Решили первоисточник Мешалкина Толстову не предъявлять, попридержать, посмотреть, как они будут вести дело. Козыри сразу не «выкидываются», а по ходу Толстов и компания наделают много ошибок — дело-то «дутое».
Но Имендаев пишет официальное заявление и в адрес Толстова, и в адрес Зайцева, и прокурору России Устинову о том, что автором данного текста является он.
В середине марта 2004 года он эти заявления написал, официально сдал в канцелярию Ленинской районной прокуратуры и в прокуратуру республики.
Кроме того, он выехал в Москву, в Генеральную прокуратуру и там также зарегистрировал свое заявление, оформив его в виде явки с повинной.
Мы с Ильиным ходатайствовали о том, чтобы настоящие авторы — Имендаев и Мешалкин — были допрошены в качестве свидетелей. Для уже раскрутившейся «машины следствия» это было неожиданным ударом. Нужно было или прекращать происки против меня, или нагло идти «до упора», до передачи дела в суд, намеренно форсировав ход расследования, пока не отреагирует Генеральная прокуратура.
Пошли вторым путем. Москва далеко, а Федоров — вот он, близко.
Утверждения Толстова, что я от него скрываюсь, были неправдой. Я, как первый секретарь горкома, всегда на людях, всегда с людьми. Каждый день проводил в помещении горкома, который к тому времени располагался на ул. Урукова, 9.
На 10 апреля была намечена очередная отчетно-выборная городская партийная конференция, а 9 апреля меня вновь схватила милиция. В рапорте по этому поводу участковый инспектор Московского РОВД ст. лейтенант милиции А. А. Викторов сообщал Толстову: «Докладываю, что 09.04.04 г., в 11 часов, мною совместно с заместителем начальника ООД МВД ЧР Умеровым Р. А., УУМ Московского РОВД Халиловым А. А. бел осуществлен привод согласно постановлению о принудительном приводе прокурора Ленинского района г. Чебоксары гр. Молякова Игоря Юрьевича…»
Когда я вновь увидел «приятного во всех отношениях» Сашу Толстова, то получил от него постановление о привлечении в качестве обвиняемого.
Там он фактически воспроизвел текст, полученный от Н. В. Федорова 31 декабря 2003 года якобы во время допроса. Толстов писал: «Однако Моляков И. Ю. в период отбывания наказания, являясь кандидатом в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, в ходе предвыборной кампании, вновь с целью создания негативного отношения к президенту Чувашской Республики Федорову Н. В., его оскорбления, унижения чести и достоинства Федорова Н. В., и желая побудить избирателей в ходе выборов к голосованию в свою пользу, действуя с прямым умыслом, в ноябре 2003 года распространил через средства массовой информации заведомо ложные, порочащие честь и достоинство и подрывающие репутацию президента Чувашской Республики Федорова Н. В., сведения, соединенные с обвинением его матери — Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления — покушении на убийство Васильева В. по предварительному сговору с группой лиц, и, заведомо зная, что указанные распространяемые им сведения являются ложными, не соответствуют действительности, порочат честь и достоинство Федорова Н. В., подрывают его репутацию как президента Чувашской Республики.
В своих информационных листках «Взгляд в упор», «Открытый взгляд» за ноябрь 2003 года… Моляков И. Ю. опубликовал свою статью «Сладкая сказка о Федоровых», которая впоследствии в большом количестве была распространена на территории г. Чебоксары и Чувашской Республики.
В указанной статье Моляков И. Ю. изложил заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство Федорова Н. В. как президента Чувашской Республики и как человека, подрывающие его репутацию, соединенные с обвинением его матери — Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления…
Приписывая покойной матери Федоровой А. Н. вышеуказанные действия и публикуя это в средствах массовой информации, Моляков И. Ю. понимал, что тем самым оскорбляет самого Федорова Н. В., подрывает его репутацию как политического деятеля, членов его семьи и родственников, унижает честь и достоинство, и желал этого.
Своими действиями Моляков И. Ю. в средствах массовой информации распространил заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство другого лица, подрывающие его репутацию, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого преступления, т. е. совершил преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 129 УК РФ — клевета…
Привлечь Молякова Игоря Юрьевича… в качестве обвиняемого по данному уголовному делу, предъявив ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 129 ч. 3 УК РФ».
Это сочинение я подписывать отказался, еще раз заявив «улыбчивому» прокурору, что статьи я не писал, не распространял и требую официально запротоколировать показания Имендаева.
На следующий день, в ходе отчетно-выборной конференции в помещении на Урукова, 9 появилась милиция. Оперативная группа хотела пройти в зал прямо во время заседания, когда я делал отчетный доклад.
Но тут уж «поднялись грудью» участники конференции (а их было не меньше ста человек) и сказали, что Молякова не отдадут. Я попытался всех успокоить, заявив, что после окончания конференции я сам проследую куда нужно.
В шестом часу вечера меня усадили в милицейскую машину и повезли в помещение Ленинского РОВД. Со мной был В. И. Ильин (он — депутат Государственного Совета ЧР), Анатолий Алексеевич Егоров — секретарь рескома и депутат Госсовета, а также еще ряд товарищей.
Подъехали к помещению и делегаты городской конференции. Оказывается, уже 10 апреля мне намеревались изменить меру пресечения и взять под стражу. В кабинете начальника Ленинского РОВД собрались Карама и Яковлев — заместитель Антонова.
От ареста меня уберегли Ильин и Егоров. Они, как депутаты, прошли в кабинет начальника РОВД и заявили Караме и Яковлеву, что если меня сейчас отвезут в КПЗ, то перед зданием РОВД возникнет митинг, а на Пасху (она приближалась) будет устроено шествие в мою поддержку.
Это возымело действие, и в тот день меня отпустили.
В указанной статье Моляков И. Ю. изложил заведомо ложные сведения…»
В тексте обвинительного заключения содержались совсем уж явные «неточности»: «…Предприниматель Лошаков В. Г. показал, что в ходе предвыборной агитации на выборах в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания РФ, в ноябре месяце 2003 года, И. Моляков попросил тиражировать его агитационные листы…
Малинова И. показала, что данные листка соответствуют условиям договора, заключенного с Лошаковым В. и ею от имени Молякова И.Ю….
Ермолаев В. В. показал… данные информационные листки… для регистрации в комиссии он получил лично из рук Молякова И.Ю…
Допрошенная Денисова показала, что 19 ноября 2003 года в окружную избирательную комиссию, где она работала секретарём, пришел Ермолаев В. В. и, представившись доверенным лицом… Молякова И. Ю., для регистрации агитационных материалов представил первые экземпляры информационных листовок И. Молякова… Зарегистрировав их, Ермолаеву В. объяснили, что данные информационные листы можно сдать на тиражирование. Впоследствии, при изучении агитационных листков И. Молякова, было выявлено нарушение требований закона, в связи с чем в адрес министра внутренних дел ЧР направлено уведомление о необходимости изъятия информационных листков кандидата в депутаты И. Молякова. Кто писал для агитационных материалов И. Молякова, она не знает, но ранее И. Моляков при встречах всегда говорил, что все свои статьи пишет сам лично…»
Откуда Денисова взяла, что я ей что-то лично говорил? Неправда это. Как неправда о Лошакове, Ермолаеве, Малиновой и т. д.
Толстов прекрасно знал, что судьёй Мальчугиным листовки моего избирательного штаба не были признаны средством массовой информации, но в обвинительном заключении он упорно продолжает настаивать — из заключения Приволжского управления Минпечати следует, что информационный листок И. Молякова «Прямой взгляд» является иным периодическим изданием, т. е. средством массовой информации.
Между тем сам Толстов в ходе следствия не выносил постановления о проведении соответствующей экспертизы.
Таким образом, заключает Толстов, в ходе расследования настоящего уголовного дела следствием достоверно и бесспорно (!) установлено, что это именно я распространил в своих информационных листках «Взгляд в упор», «Открытый взгляд» в 2003 году в статье «Сладкая сказка о Федоровых» заведомо ложные, порочащие честь и достоинство и подрывающие репутацию президента Чувашской Республики Федорова Н. В. сведения, соединенные с обвинением его матери Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления — покушении на убийство Васильева В. по предварительному сговору с группой лиц, и, заведомо зная при этом, что указанные распространяемые им сведения являются ложными, не соответствуют действительности, порочат честь и достоинство Федорова Н. В., подрывают его репутацию как президента Чувашской Республики.
В своем сочинении Толстов безосновательно утверждал, что доказательств, на которые ссылаются обвиняемый и защитник, нет. Но есть обстоятельства, отягчающие наказание, — преступление совершено в период отбывания наказания.
В качестве свидетелей обвинения он указал Васильеву — сестру, Малинову, Лошакова, Ганина, Васина, Денисову, Ермолаева, Моисееву, Абукина, Волкову. И нагло записал, что свидетелей защиты не имеется, несмотря на все заявления и Имендаева, и мои, и Ильина.
Он также считает, что я с Ильиным знакомился с материалами уголовного дела. Это неправда. С материалами я не знакомился, заявив, что автором статьи не являюсь, её не распространял и ничего никогда у Толстова не подписывал, кроме отказа давать показания.
Что касается «потерпевшего», то здесь прокурор сказал: «Потерпевший Федоров Н. В. и его представитель с материалами уголовного дела не ознакомились».
Перед Толстовым стояло две задачи: вручить всю эту стряпню под роспись мне, а затем направить дело в суд.
10 апреля 2004 года меня предполагали взять под стражу, чтобы уже в заключении, 15 апреля, вручить мне обвинительное заключение. Не получилось. Теперь прокурор района должен был лично вручить мне этот текст. Процедура в УПК предусмотрена абсолютно четкая — обвиняемому текст вручает только прокурор. При этом он должен зафиксировать все вопросы и претензии подозреваемого.
Это было нежелательно. В Ленинской прокуратуре решили пойти на хитрость. 21 апреля 2004 года у нас проходил партийный пленум перед республиканской конференцией. Прямо из зала заседания меня вызвал какой-то майор милиции и попытался вручить мне текст обвинительного заключения. Говорил, что Александр Иванович очень просил передать мне эти бумаги под роспись.
Я ответил, что ничего из его рук принимать не буду и нигде не буду ставить подписей. А «приветливому» Толстову написал короткую записку, что для вручения пусть присылает мне повестку. Записку я передал майору вместе с бумагами.
Впоследствии эта записка фигурировала в деле как доказательство моего отказа получать обвинительное заключение.
Несмотря на невручение обвинительного заключения, Саша попытался сдать дело в Московский районный суд г. Чебоксары. Но понимания в Московском суде он не нашел. Там, несмотря на важность «заказа» и поджимающие сроки (расправа должна совершиться быстро), принять дело к производству отказались. Никаких уведомлений о передаче дела в суд я не получал.
Пришлось обращаться к председателю Калининского районного суда г. Чебоксары Марии Борисовне Жемеричкиной. Она распорядилась дело к производству принять, и в скором времени вместе с председателем Верховного суда Чувашской Республики Петром Фадеевичем Юркиным они отправились делегатами на Всероссийский съезд судей.
Жемеричкину, статную сановную даму с громоздкой прической, после съезда всё по телевизору показывали. Она делилась впечатлениями.
Узнав (благодаря В. А. Ильину и его связям в судейской среде), что дело принято к производству, я тут же обратился в суд на решение Жемеричкиной. Это остановило развитие процесса. Всё лето мне пришлось провести в изнурительных заседаниях, которые ничего не дали.
9 августа 2004 года я обратился в Конституционный суд Российской Федерации с запросом. Мне необходимо было получить истолкование статьи 222 «Направление уголовного дела в суд» УПК РФ.
Через месяц я получил оттуда уведомление о приеме и регистрации моего запроса, а также о том, что он в ближайшее время будет рассмотрен. Больше я никаких, так необходимых мне для суда, бумаг оттуда не получал.
Лишь 9 июня 2005 года начальник Управления конституционных основ уголовной юстиции Конституционного суда Российской Федерации П. Е. Кондратов прислал письмо Имендаеву: «Уважаемый Альберт Васильевич! В связи с Вашим запросом сообщаем, что вопрос о принятии к рассмотрению жалобы И. Ю. Молякова на нарушение его конституционных прав положениями статей 222 (часть 4), 319 (часть 4) и 448 УПК Российской Федерации будет решаться на ближайшем пленарном заседании Конституционного суда Российской Федерации в июне 2005 года.
О решении, которое будет принято Конституционным судом Российской Федерации, Ваш доверитель будет уведомлен».
До сих пор мой доверитель пытается получить это решение. Пока — безрезультатно.
Глава IV. Муки суда
После неудачи на выборах в лагере правых начались поиски выхода из кризиса. Кто-то дал идею выдвинуть «своего» человека кандидатом на должность президента России. Перебирали многих — и Хакамаду, и Немцова, и Рыжкова-младшего. Будто бы вели переговоры и с Федоровым. Тогда демократы наивно верили, что Николай Васильевич всё так же предан либеральным идеалам. Но он отказался. Ему важнее личная власть. И ради нее (даже усечённой) он согласился стать чиновником, назначенным Путиным. А ведь совсем недавно он позволял себе «дерзкие» высказывания в его адрес (бюрократизм, авторитаризм и т. д.). Как член Совета Федерации не встал при первом исполнении в Федеральном Собрании нового-старого гимна. Он тогда что-то вещал про неполное соответствие закону процедуры принятия гимна.
О том, что фактическое назначение Путиным губернаторов не соответствует Российской Конституции, при собственном назначении он уже не вспоминал…
Обсудить ситуацию я решил с действительными авторами статьи Евгением Павловичем Мешалкиным и Альбертом Васильевичем Имендаевым.
Ответственность решил взять на себя. Но они заявили, что, получив вторую судимость, я буду отправлен в колонию.
«Мы — авторы и мы об этом официально заявим», — таков был их ответ. Особенно волновался Евгений Павлович. Он уже знал о болезни, поразившей его. Мол, терять мне нечего. И с Колей Федоровым я в противоборство вступлю. Пусть еще раз выставит себя в неблаговидном свете. Ему не впервой судиться с пожилыми людьми. Это он на экране телевизора любит признаваться в любви к старикам, обнимать их и делать «влажные» глаза.
Евгений Павлович тут же отыскал текст статьи со своими собственноручными исправлениями.
Решили первоисточник Мешалкина Толстову не предъявлять, попридержать, посмотреть, как они будут вести дело. Козыри сразу не «выкидываются», а по ходу Толстов и компания наделают много ошибок — дело-то «дутое».
Но Имендаев пишет официальное заявление и в адрес Толстова, и в адрес Зайцева, и прокурору России Устинову о том, что автором данного текста является он.
В середине марта 2004 года он эти заявления написал, официально сдал в канцелярию Ленинской районной прокуратуры и в прокуратуру республики.
Кроме того, он выехал в Москву, в Генеральную прокуратуру и там также зарегистрировал свое заявление, оформив его в виде явки с повинной.
Мы с Ильиным ходатайствовали о том, чтобы настоящие авторы — Имендаев и Мешалкин — были допрошены в качестве свидетелей. Для уже раскрутившейся «машины следствия» это было неожиданным ударом. Нужно было или прекращать происки против меня, или нагло идти «до упора», до передачи дела в суд, намеренно форсировав ход расследования, пока не отреагирует Генеральная прокуратура.
Пошли вторым путем. Москва далеко, а Федоров — вот он, близко.
Утверждения Толстова, что я от него скрываюсь, были неправдой. Я, как первый секретарь горкома, всегда на людях, всегда с людьми. Каждый день проводил в помещении горкома, который к тому времени располагался на ул. Урукова, 9.
На 10 апреля была намечена очередная отчетно-выборная городская партийная конференция, а 9 апреля меня вновь схватила милиция. В рапорте по этому поводу участковый инспектор Московского РОВД ст. лейтенант милиции А. А. Викторов сообщал Толстову: «Докладываю, что 09.04.04 г., в 11 часов, мною совместно с заместителем начальника ООД МВД ЧР Умеровым Р. А., УУМ Московского РОВД Халиловым А. А. бел осуществлен привод согласно постановлению о принудительном приводе прокурора Ленинского района г. Чебоксары гр. Молякова Игоря Юрьевича…»
Когда я вновь увидел «приятного во всех отношениях» Сашу Толстова, то получил от него постановление о привлечении в качестве обвиняемого.
Там он фактически воспроизвел текст, полученный от Н. В. Федорова 31 декабря 2003 года якобы во время допроса. Толстов писал: «Однако Моляков И. Ю. в период отбывания наказания, являясь кандидатом в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, в ходе предвыборной кампании, вновь с целью создания негативного отношения к президенту Чувашской Республики Федорову Н. В., его оскорбления, унижения чести и достоинства Федорова Н. В., и желая побудить избирателей в ходе выборов к голосованию в свою пользу, действуя с прямым умыслом, в ноябре 2003 года распространил через средства массовой информации заведомо ложные, порочащие честь и достоинство и подрывающие репутацию президента Чувашской Республики Федорова Н. В., сведения, соединенные с обвинением его матери — Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления — покушении на убийство Васильева В. по предварительному сговору с группой лиц, и, заведомо зная, что указанные распространяемые им сведения являются ложными, не соответствуют действительности, порочат честь и достоинство Федорова Н. В., подрывают его репутацию как президента Чувашской Республики.
В своих информационных листках «Взгляд в упор», «Открытый взгляд» за ноябрь 2003 года… Моляков И. Ю. опубликовал свою статью «Сладкая сказка о Федоровых», которая впоследствии в большом количестве была распространена на территории г. Чебоксары и Чувашской Республики.
В указанной статье Моляков И. Ю. изложил заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство Федорова Н. В. как президента Чувашской Республики и как человека, подрывающие его репутацию, соединенные с обвинением его матери — Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления…
Приписывая покойной матери Федоровой А. Н. вышеуказанные действия и публикуя это в средствах массовой информации, Моляков И. Ю. понимал, что тем самым оскорбляет самого Федорова Н. В., подрывает его репутацию как политического деятеля, членов его семьи и родственников, унижает честь и достоинство, и желал этого.
Своими действиями Моляков И. Ю. в средствах массовой информации распространил заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство другого лица, подрывающие его репутацию, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого преступления, т. е. совершил преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 129 УК РФ — клевета…
Привлечь Молякова Игоря Юрьевича… в качестве обвиняемого по данному уголовному делу, предъявив ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 129 ч. 3 УК РФ».
Это сочинение я подписывать отказался, еще раз заявив «улыбчивому» прокурору, что статьи я не писал, не распространял и требую официально запротоколировать показания Имендаева.
На следующий день, в ходе отчетно-выборной конференции в помещении на Урукова, 9 появилась милиция. Оперативная группа хотела пройти в зал прямо во время заседания, когда я делал отчетный доклад.
Но тут уж «поднялись грудью» участники конференции (а их было не меньше ста человек) и сказали, что Молякова не отдадут. Я попытался всех успокоить, заявив, что после окончания конференции я сам проследую куда нужно.
В шестом часу вечера меня усадили в милицейскую машину и повезли в помещение Ленинского РОВД. Со мной был В. И. Ильин (он — депутат Государственного Совета ЧР), Анатолий Алексеевич Егоров — секретарь рескома и депутат Госсовета, а также еще ряд товарищей.
Подъехали к помещению и делегаты городской конференции. Оказывается, уже 10 апреля мне намеревались изменить меру пресечения и взять под стражу. В кабинете начальника Ленинского РОВД собрались Карама и Яковлев — заместитель Антонова.
От ареста меня уберегли Ильин и Егоров. Они, как депутаты, прошли в кабинет начальника РОВД и заявили Караме и Яковлеву, что если меня сейчас отвезут в КПЗ, то перед зданием РОВД возникнет митинг, а на Пасху (она приближалась) будет устроено шествие в мою поддержку.
Это возымело действие, и в тот день меня отпустили.
* * *
Обвинительное заключение А. И. Толстов подписал 15 апреля 2004 года. Оно ничем не отличалось от федоровского первоначального текста. Повторялось всё то же: «…В своих информационных листках «Взгляд в упор», «Открытый взгляд» за ноябрь 2003 года, тиражирование которых было произведено согласно заключенного договора с частным предпринимателем Лошаковым В. в типографии последнего, которая находилась по адресу: г. Чебоксары, ул. Декабристов, 20–28, Моляков И. Ю. опубликовал свою статью «Сладкая сказка о Федоровых», которая впоследствии в большом количестве была распространена на территории г. Чебоксары и Чувашской Республики.В указанной статье Моляков И. Ю. изложил заведомо ложные сведения…»
В тексте обвинительного заключения содержались совсем уж явные «неточности»: «…Предприниматель Лошаков В. Г. показал, что в ходе предвыборной агитации на выборах в депутаты Государственной Думы Федерального Собрания РФ, в ноябре месяце 2003 года, И. Моляков попросил тиражировать его агитационные листы…
Малинова И. показала, что данные листка соответствуют условиям договора, заключенного с Лошаковым В. и ею от имени Молякова И.Ю….
Ермолаев В. В. показал… данные информационные листки… для регистрации в комиссии он получил лично из рук Молякова И.Ю…
Допрошенная Денисова показала, что 19 ноября 2003 года в окружную избирательную комиссию, где она работала секретарём, пришел Ермолаев В. В. и, представившись доверенным лицом… Молякова И. Ю., для регистрации агитационных материалов представил первые экземпляры информационных листовок И. Молякова… Зарегистрировав их, Ермолаеву В. объяснили, что данные информационные листы можно сдать на тиражирование. Впоследствии, при изучении агитационных листков И. Молякова, было выявлено нарушение требований закона, в связи с чем в адрес министра внутренних дел ЧР направлено уведомление о необходимости изъятия информационных листков кандидата в депутаты И. Молякова. Кто писал для агитационных материалов И. Молякова, она не знает, но ранее И. Моляков при встречах всегда говорил, что все свои статьи пишет сам лично…»
Откуда Денисова взяла, что я ей что-то лично говорил? Неправда это. Как неправда о Лошакове, Ермолаеве, Малиновой и т. д.
Толстов прекрасно знал, что судьёй Мальчугиным листовки моего избирательного штаба не были признаны средством массовой информации, но в обвинительном заключении он упорно продолжает настаивать — из заключения Приволжского управления Минпечати следует, что информационный листок И. Молякова «Прямой взгляд» является иным периодическим изданием, т. е. средством массовой информации.
Между тем сам Толстов в ходе следствия не выносил постановления о проведении соответствующей экспертизы.
Таким образом, заключает Толстов, в ходе расследования настоящего уголовного дела следствием достоверно и бесспорно (!) установлено, что это именно я распространил в своих информационных листках «Взгляд в упор», «Открытый взгляд» в 2003 году в статье «Сладкая сказка о Федоровых» заведомо ложные, порочащие честь и достоинство и подрывающие репутацию президента Чувашской Республики Федорова Н. В. сведения, соединенные с обвинением его матери Федоровой А. Н. в участии в совершении тяжкого преступления — покушении на убийство Васильева В. по предварительному сговору с группой лиц, и, заведомо зная при этом, что указанные распространяемые им сведения являются ложными, не соответствуют действительности, порочат честь и достоинство Федорова Н. В., подрывают его репутацию как президента Чувашской Республики.
В своем сочинении Толстов безосновательно утверждал, что доказательств, на которые ссылаются обвиняемый и защитник, нет. Но есть обстоятельства, отягчающие наказание, — преступление совершено в период отбывания наказания.
В качестве свидетелей обвинения он указал Васильеву — сестру, Малинову, Лошакова, Ганина, Васина, Денисову, Ермолаева, Моисееву, Абукина, Волкову. И нагло записал, что свидетелей защиты не имеется, несмотря на все заявления и Имендаева, и мои, и Ильина.
Он также считает, что я с Ильиным знакомился с материалами уголовного дела. Это неправда. С материалами я не знакомился, заявив, что автором статьи не являюсь, её не распространял и ничего никогда у Толстова не подписывал, кроме отказа давать показания.
Что касается «потерпевшего», то здесь прокурор сказал: «Потерпевший Федоров Н. В. и его представитель с материалами уголовного дела не ознакомились».
Перед Толстовым стояло две задачи: вручить всю эту стряпню под роспись мне, а затем направить дело в суд.
10 апреля 2004 года меня предполагали взять под стражу, чтобы уже в заключении, 15 апреля, вручить мне обвинительное заключение. Не получилось. Теперь прокурор района должен был лично вручить мне этот текст. Процедура в УПК предусмотрена абсолютно четкая — обвиняемому текст вручает только прокурор. При этом он должен зафиксировать все вопросы и претензии подозреваемого.
Это было нежелательно. В Ленинской прокуратуре решили пойти на хитрость. 21 апреля 2004 года у нас проходил партийный пленум перед республиканской конференцией. Прямо из зала заседания меня вызвал какой-то майор милиции и попытался вручить мне текст обвинительного заключения. Говорил, что Александр Иванович очень просил передать мне эти бумаги под роспись.
Я ответил, что ничего из его рук принимать не буду и нигде не буду ставить подписей. А «приветливому» Толстову написал короткую записку, что для вручения пусть присылает мне повестку. Записку я передал майору вместе с бумагами.
Впоследствии эта записка фигурировала в деле как доказательство моего отказа получать обвинительное заключение.
Несмотря на невручение обвинительного заключения, Саша попытался сдать дело в Московский районный суд г. Чебоксары. Но понимания в Московском суде он не нашел. Там, несмотря на важность «заказа» и поджимающие сроки (расправа должна совершиться быстро), принять дело к производству отказались. Никаких уведомлений о передаче дела в суд я не получал.
Пришлось обращаться к председателю Калининского районного суда г. Чебоксары Марии Борисовне Жемеричкиной. Она распорядилась дело к производству принять, и в скором времени вместе с председателем Верховного суда Чувашской Республики Петром Фадеевичем Юркиным они отправились делегатами на Всероссийский съезд судей.
Жемеричкину, статную сановную даму с громоздкой прической, после съезда всё по телевизору показывали. Она делилась впечатлениями.
Узнав (благодаря В. А. Ильину и его связям в судейской среде), что дело принято к производству, я тут же обратился в суд на решение Жемеричкиной. Это остановило развитие процесса. Всё лето мне пришлось провести в изнурительных заседаниях, которые ничего не дали.
9 августа 2004 года я обратился в Конституционный суд Российской Федерации с запросом. Мне необходимо было получить истолкование статьи 222 «Направление уголовного дела в суд» УПК РФ.
Через месяц я получил оттуда уведомление о приеме и регистрации моего запроса, а также о том, что он в ближайшее время будет рассмотрен. Больше я никаких, так необходимых мне для суда, бумаг оттуда не получал.
Лишь 9 июня 2005 года начальник Управления конституционных основ уголовной юстиции Конституционного суда Российской Федерации П. Е. Кондратов прислал письмо Имендаеву: «Уважаемый Альберт Васильевич! В связи с Вашим запросом сообщаем, что вопрос о принятии к рассмотрению жалобы И. Ю. Молякова на нарушение его конституционных прав положениями статей 222 (часть 4), 319 (часть 4) и 448 УПК Российской Федерации будет решаться на ближайшем пленарном заседании Конституционного суда Российской Федерации в июне 2005 года.
О решении, которое будет принято Конституционным судом Российской Федерации, Ваш доверитель будет уведомлен».
До сих пор мой доверитель пытается получить это решение. Пока — безрезультатно.
Глава IV. Муки суда
Всё лето мучился не только я. Мучилась и «система» — нужен был безотказный мировой судья, способный толстовские «сочинения» воплотить в приговор.
В итоге выбор пал на мирового судью судебного участка № 2 Калининского района г. Чебоксары А. В. Малюткина.
Малюткин — мой сосед, живем в одном подъезде, видимся каждый день. Худой, редковолосый блондин высокого роста, создающий впечатление застенчивого и неуверенного семьянина, вынужденного серьезно прислушиваться к мнению супруги — дамы энергичной, уверенно сидящей за рулем авто.
Раньше в этом же подъезде проживал отец Малюткина — небольшого роста, лысый, самоуверенный господин. Несмотря на почтенный возраст, Малюткин-старший одевался щеголевато, носил дорогие шляпы или аккуратные кепи. Не шутка — декан юрфака нашего университета!
Отыскал этого живого человека ректор ЧГУ Кураков, когда затевали юридический факультет. Решение о создании факультета было дальновидным — надвигался рынок, а его популярным мифом для российского обывателя стала уверенность в ведущей роли юристов и экономистов. Тысячи и тысячи простодушных понесли денежки в университетскую кассу, оплачивая учёбу ненаглядных отпрысков, как несли они свои сбережения «Лёне Голубкову» в МММ. Пооткрывались и частные лавочки под видом учебных заведений.
В итоге наплодили столько экономистов и юристов, что «не продохнуть». Количество их можно соизмерить только с количеством стоматологов и зубных техников. Стране же нужны высококвалифицированные рабочие и грамотные инженеры.
Малюткин-старший ранее был преподавателем, по-моему, Академии МВД в Москве. И будто бы даже возглавлял там партийную организацию. Он получил квартиру в нашем доме. Потом куда-то переехал, а в квартире оставил жить Малюткина-младшего.
Предполагаю, что с деканом юридического факультета ЧГУ перед началом процесса надо мной имели разговор разные высокопоставленные личности. Не исключено, что ему, человеку уже пенсионного возраста, намекнули: перспектива его существования в роли декана напрямую связана с тем, как поведет себя его сын.
Малюткин же младший трёхлетний срок мирового судьи уже «выбрал» и работал в этой должности по приказу Петра Фадеевича Юркина. Ему необходимо было вновь пройти переназначение на эту должность Государственным Советом Чувашской Республики.
Осенью 2004 года его документы ушли выше — на подпись президенту России В. В. Путину. Он намеревался из мирового судьи превратиться в федерального. Получалось, что это не вполне мировой судья, но еще и не федеральный. Не «отработает тему», как надо, — потеряет работу мирового судьи. Выполнит заказ — получит повышение, обретя статус федерального судьи. Зарплаты судейским чиновникам нынешний режим дал большие. Прикормил.
Видимо, Малюткин-младший послушался мудрых советов родителя, посовещался с супругой, проникся перспективой повышения и «закатал»-таки своего соседа в тюрьму.
Нынче А. В. Малюткин — федеральный судья. Так же, как и Евстафьев. А Саша Толстов, тот, вообще, признан лучшим прокурором Чувашии 2004 года и сейчас уже не заместитель прокурора, а прокурор Ленинского района г. Чебоксары. Уверен, этот «способный» молодой человек и дальше будет подниматься по карьерной лестнице.
Скольким же честолюбивым субъектам я помог сделать карьеру! Впрочем, дело не только во мне. За оказанные услуги Федоров, как правило, благодарит щедро.
Государственным обвинителем по «моему» делу был назначен прокурор отдела прокуратуры Чувашской Республики Ю. П. Юркин — родной сын председателя Верховного суда Чувашии. Целый руководитель отдела республиканской прокуратуры — и представитель в каком-то процессе у мирового судьи!
Юра Юркин — созревший мужчина, высокий, лысеющий, лицо в оспинах. Производит впечатление человека малоподвижного, «громоздкого». Взгляд неподвижный. Обращенный на человека — гипнотизирует. Голос низкий, говорит очень медленно. От него-то я и услышал, что с «моим» делом «они» всё лето мучились, даже в отпуск не ходили.
Первое судебное заседание Малюткин назначил на 29 сентября 2004 года. Он, зная, что обвинительное заключение мне вручено не было, издал постановление о принудительном приводе. С утра 29 сентября мы с ним встретились у подъезда, а спустя два часа ко мне домой нагрянули судебные приставы, запихали меня в машину и отвезли к Малюткину, мотивировав это тем, что я на повестки Малюткина не реагировал.
В тот день мировой судья, сильно смущаясь и краснея, попытался вручить мне обвинительное заключение. Я отказался, заявив, что, согласно ст. 222 УПК, вручать обвинительное заключение мне должен только прокурор, а не милиция и суд. К тому же заметил, что мог бы утром попросить меня подойти, а не устраивать «шоу чернорубашечников» (приставы носят черную форму).
На начало октября Малюткин предварительное слушание по делу все-таки назначил. В суд явились я и Ильин, Юркин-младший и еще один «лучший друг» Н. В. Федорова — адвокат А. А. Шарапов. Толю Шарапова связывает с Федоровым довольно «специфическая» причина. Столь же существенная, сколь и специфическая. Отсюда и «дружба». Отсюда и постоянное участие Шарапова в самых деликатных процессах, в которых для Федорова требовался адвокат. В Москве Шарапов работает в конторе «Клишин и партнеры».
Шарапов давно имел на меня «зуб». В первый раз в суде мы столкнулись по поводу квартир, принадлежавших Ольге Викторовне Шараповой и её родственникам (их было 11 штук). Делом занималась парламентская комиссия. Но в суд министр здравоохранения ЧР Шарапова подала иск почему-то против меня. И в суде её интересы представлял муж — Шарапов.
Все квартиры мы установили. В ходе судебного заседания моим представителем был, как и в деле по «Сантеку», председатель Контрольно-счетной палаты Чувашской Республики Виталий Михайлович Андреев. Иск Шараповой суд не удовлетворил. Удалось даже одну из квартир на бульваре Юности вернуть обратно в собственность городу, т. е. очередникам.
Очень тогда эта неудача раздосадовала Толю.
Затем он был адвокатом Федорова, когда меня судил Евстафьев. И тогда, когда дочь умершего Андрияна Григорьевича Николаева, космонавта, предъявила в суд претензии по поводу захоронения её отца в д. Шоршелы, на родине, а не в Москве, в Звездном городке.
Впоследствии, когда дело не заладилось, к А. А. Шарапову «примкнул» еще один адвокат из Московской коллегии адвокатов «Клишин и партнеры» М. И. Коток.
После первого заседания, на котором я заявил, что обвинительное заключение мне никто не вручал и до его законного вручения прокурором я ничего говорить не намерен, Шарапов куда-то пропал.
В. А. Ильин заявил ходатайство, чтобы в суд прибыл «потерпевший» Федоров. Кроме того, нужно было выслушать наших свидетелей. Нарушены также грубейшим образом и сроки рассмотрения дела в суде, ведь УПК устанавливает их конкретно.
Мы дважды являлись на заседания, назначенные Малюткиным, приходил и Юркин, но ни Шарапова, ни Федорова не было. Наконец 12 октября, когда Шарапова не было и в третий раз, я ходатайствовал, чтобы дело было прекращено ввиду периодической неявки потерпевшего и его представителей. Малюткин мне в этом ходатайстве отказал, а когда на это его решение я подал апелляционную жалобу, он вернул ее мне без всяких вразумительных объяснений, написав: «Ходатайство подсудимого Молякова И. Ю. о прекращении уголовного дела судом не рассматривалось и им не заявлялось и, соответственно, также не может быть предметом обжалования».
Малюткин знал, что в тот день в канцелярии его же суда я эту жалобу зарегистрировал под входящим номером (00–12), где все, что нужно, заявил. Юркин занял сторону Малюткина.
Тогда же, 12 октября, под протокол я уведомил судью, что 13 октября буду отсутствовать в Чебоксарах, так как имел телеграмму из Верховного суда Российской Федерации, сообщавшую о назначенном на 10 утра заседании по другому очень важному делу.
Подлинник телеграммы я представил на обозрение. Копию попросил суд приобщить к материалам дела. Её приобщили. Малюткин не возражал, и 12 октября вечером я уехал, но 14 октября уже был дома.
14 октября от судьи-соседа ничего я не получал, а 15 октября был в суде и сдал в канцелярию очередное ходатайство о прекращении уголовного дела: «В отношении меня возбуждено уголовное дело по ч. 3 ст. 129 УК РФ, а основанием обвинения является довод о том, что я будто бы являюсь автором публикации под названием «Сладкая сказка о Федоровых».
В итоге выбор пал на мирового судью судебного участка № 2 Калининского района г. Чебоксары А. В. Малюткина.
Малюткин — мой сосед, живем в одном подъезде, видимся каждый день. Худой, редковолосый блондин высокого роста, создающий впечатление застенчивого и неуверенного семьянина, вынужденного серьезно прислушиваться к мнению супруги — дамы энергичной, уверенно сидящей за рулем авто.
Раньше в этом же подъезде проживал отец Малюткина — небольшого роста, лысый, самоуверенный господин. Несмотря на почтенный возраст, Малюткин-старший одевался щеголевато, носил дорогие шляпы или аккуратные кепи. Не шутка — декан юрфака нашего университета!
Отыскал этого живого человека ректор ЧГУ Кураков, когда затевали юридический факультет. Решение о создании факультета было дальновидным — надвигался рынок, а его популярным мифом для российского обывателя стала уверенность в ведущей роли юристов и экономистов. Тысячи и тысячи простодушных понесли денежки в университетскую кассу, оплачивая учёбу ненаглядных отпрысков, как несли они свои сбережения «Лёне Голубкову» в МММ. Пооткрывались и частные лавочки под видом учебных заведений.
В итоге наплодили столько экономистов и юристов, что «не продохнуть». Количество их можно соизмерить только с количеством стоматологов и зубных техников. Стране же нужны высококвалифицированные рабочие и грамотные инженеры.
Малюткин-старший ранее был преподавателем, по-моему, Академии МВД в Москве. И будто бы даже возглавлял там партийную организацию. Он получил квартиру в нашем доме. Потом куда-то переехал, а в квартире оставил жить Малюткина-младшего.
Предполагаю, что с деканом юридического факультета ЧГУ перед началом процесса надо мной имели разговор разные высокопоставленные личности. Не исключено, что ему, человеку уже пенсионного возраста, намекнули: перспектива его существования в роли декана напрямую связана с тем, как поведет себя его сын.
Малюткин же младший трёхлетний срок мирового судьи уже «выбрал» и работал в этой должности по приказу Петра Фадеевича Юркина. Ему необходимо было вновь пройти переназначение на эту должность Государственным Советом Чувашской Республики.
Осенью 2004 года его документы ушли выше — на подпись президенту России В. В. Путину. Он намеревался из мирового судьи превратиться в федерального. Получалось, что это не вполне мировой судья, но еще и не федеральный. Не «отработает тему», как надо, — потеряет работу мирового судьи. Выполнит заказ — получит повышение, обретя статус федерального судьи. Зарплаты судейским чиновникам нынешний режим дал большие. Прикормил.
Видимо, Малюткин-младший послушался мудрых советов родителя, посовещался с супругой, проникся перспективой повышения и «закатал»-таки своего соседа в тюрьму.
Нынче А. В. Малюткин — федеральный судья. Так же, как и Евстафьев. А Саша Толстов, тот, вообще, признан лучшим прокурором Чувашии 2004 года и сейчас уже не заместитель прокурора, а прокурор Ленинского района г. Чебоксары. Уверен, этот «способный» молодой человек и дальше будет подниматься по карьерной лестнице.
Скольким же честолюбивым субъектам я помог сделать карьеру! Впрочем, дело не только во мне. За оказанные услуги Федоров, как правило, благодарит щедро.
Государственным обвинителем по «моему» делу был назначен прокурор отдела прокуратуры Чувашской Республики Ю. П. Юркин — родной сын председателя Верховного суда Чувашии. Целый руководитель отдела республиканской прокуратуры — и представитель в каком-то процессе у мирового судьи!
Юра Юркин — созревший мужчина, высокий, лысеющий, лицо в оспинах. Производит впечатление человека малоподвижного, «громоздкого». Взгляд неподвижный. Обращенный на человека — гипнотизирует. Голос низкий, говорит очень медленно. От него-то я и услышал, что с «моим» делом «они» всё лето мучились, даже в отпуск не ходили.
Первое судебное заседание Малюткин назначил на 29 сентября 2004 года. Он, зная, что обвинительное заключение мне вручено не было, издал постановление о принудительном приводе. С утра 29 сентября мы с ним встретились у подъезда, а спустя два часа ко мне домой нагрянули судебные приставы, запихали меня в машину и отвезли к Малюткину, мотивировав это тем, что я на повестки Малюткина не реагировал.
В тот день мировой судья, сильно смущаясь и краснея, попытался вручить мне обвинительное заключение. Я отказался, заявив, что, согласно ст. 222 УПК, вручать обвинительное заключение мне должен только прокурор, а не милиция и суд. К тому же заметил, что мог бы утром попросить меня подойти, а не устраивать «шоу чернорубашечников» (приставы носят черную форму).
На начало октября Малюткин предварительное слушание по делу все-таки назначил. В суд явились я и Ильин, Юркин-младший и еще один «лучший друг» Н. В. Федорова — адвокат А. А. Шарапов. Толю Шарапова связывает с Федоровым довольно «специфическая» причина. Столь же существенная, сколь и специфическая. Отсюда и «дружба». Отсюда и постоянное участие Шарапова в самых деликатных процессах, в которых для Федорова требовался адвокат. В Москве Шарапов работает в конторе «Клишин и партнеры».
Шарапов давно имел на меня «зуб». В первый раз в суде мы столкнулись по поводу квартир, принадлежавших Ольге Викторовне Шараповой и её родственникам (их было 11 штук). Делом занималась парламентская комиссия. Но в суд министр здравоохранения ЧР Шарапова подала иск почему-то против меня. И в суде её интересы представлял муж — Шарапов.
Все квартиры мы установили. В ходе судебного заседания моим представителем был, как и в деле по «Сантеку», председатель Контрольно-счетной палаты Чувашской Республики Виталий Михайлович Андреев. Иск Шараповой суд не удовлетворил. Удалось даже одну из квартир на бульваре Юности вернуть обратно в собственность городу, т. е. очередникам.
Очень тогда эта неудача раздосадовала Толю.
Затем он был адвокатом Федорова, когда меня судил Евстафьев. И тогда, когда дочь умершего Андрияна Григорьевича Николаева, космонавта, предъявила в суд претензии по поводу захоронения её отца в д. Шоршелы, на родине, а не в Москве, в Звездном городке.
Впоследствии, когда дело не заладилось, к А. А. Шарапову «примкнул» еще один адвокат из Московской коллегии адвокатов «Клишин и партнеры» М. И. Коток.
После первого заседания, на котором я заявил, что обвинительное заключение мне никто не вручал и до его законного вручения прокурором я ничего говорить не намерен, Шарапов куда-то пропал.
В. А. Ильин заявил ходатайство, чтобы в суд прибыл «потерпевший» Федоров. Кроме того, нужно было выслушать наших свидетелей. Нарушены также грубейшим образом и сроки рассмотрения дела в суде, ведь УПК устанавливает их конкретно.
Мы дважды являлись на заседания, назначенные Малюткиным, приходил и Юркин, но ни Шарапова, ни Федорова не было. Наконец 12 октября, когда Шарапова не было и в третий раз, я ходатайствовал, чтобы дело было прекращено ввиду периодической неявки потерпевшего и его представителей. Малюткин мне в этом ходатайстве отказал, а когда на это его решение я подал апелляционную жалобу, он вернул ее мне без всяких вразумительных объяснений, написав: «Ходатайство подсудимого Молякова И. Ю. о прекращении уголовного дела судом не рассматривалось и им не заявлялось и, соответственно, также не может быть предметом обжалования».
Малюткин знал, что в тот день в канцелярии его же суда я эту жалобу зарегистрировал под входящим номером (00–12), где все, что нужно, заявил. Юркин занял сторону Малюткина.
Тогда же, 12 октября, под протокол я уведомил судью, что 13 октября буду отсутствовать в Чебоксарах, так как имел телеграмму из Верховного суда Российской Федерации, сообщавшую о назначенном на 10 утра заседании по другому очень важному делу.
Подлинник телеграммы я представил на обозрение. Копию попросил суд приобщить к материалам дела. Её приобщили. Малюткин не возражал, и 12 октября вечером я уехал, но 14 октября уже был дома.
14 октября от судьи-соседа ничего я не получал, а 15 октября был в суде и сдал в канцелярию очередное ходатайство о прекращении уголовного дела: «В отношении меня возбуждено уголовное дело по ч. 3 ст. 129 УК РФ, а основанием обвинения является довод о том, что я будто бы являюсь автором публикации под названием «Сладкая сказка о Федоровых».