Страница:
– Тантристов, говорите? – заинтересовался Рауль. – Пожалуй, я бы записался в тантристы. Насколько я знаю, они проповедуют свободную любовь и вообще всей душой за самую гнусную похоть?
– Запись в еретические секты вероотступников не производится! – отрезал подвижник. – Или вы становитесь под мое знамя, или ступайте в христианские тенета. Можете податься к иудеям, если угодно. А может, вы тайный политеист? – встревожился он. – Таких в нашем учреждении не очень-то любят.
– Жаль, что я не могу стать тантристом.
– Это мужская тюрьма, сахиб! – всплеснул руками проповедник.
– Тогда ладно, – смирился Рауль. – Я как-то не подумал об этом.
– Решайте скорее, – сказал Вишвакарман. – Надумаете стать индуистом – пожалуйста, я выдам вам такой же наряд, как у меня, и вы сможете принимать участие в отправлении обрядов. Они у нас веселые, не то что у католиков или, упаси Вишну, свидетелей Иеговы. Например, мы с песнями ходим по коридорам, стуча в бубны, или печем специальные пирожки, чтобы раздать их заключенным иных конфессий. Как решите – зайдите на сайт заведения, чтобы отправить мне письмо, и отыщите пункт «Религиозные предрассудки». Это местный дизайнер так развлекается, не обижайтесь на недоумка.
Так ни разу и не улыбнувшись, индуист захлопнул ноутбук и удалился.
Вскоре объявили сбор на обед, и дверь Раулевой камеры щелкнула язычком замка, выпуская пленника. Волнующий голос пригласил его пройти направо по коридору, в столовую, и заключенный послушно выбрался из камеры. Мимо него уже торопились арестанты, и многие обращали на Рауля самое пристальное внимание. Один из них, плюгавый коротышка в чересчур широких брюках, пристроился слева от него и потеребил за рукав.
– Я тебя видел по телевизору, друг! – возбужденно крикнул он. – Ты троих сделал, точно? Меня Антоном зовут, может, слышал о деле «смертельного мстителя из Новатора»? Меня четыре дня назад повязали.
Рауль не ответил, хмуро покосившись на попутчика.
– Не слышал? Странно, по телевизору меня много показывали. Здорово ты выступил! А я только одного прибил, он меня больше всех доставал. Все время говорил при всех: «Мелкий прыщ!», «Таракан безусый!» Вот я и не вытерпел, прирезал гада. – Убийца хищно осклабился, дернувшись так, словно заново выбрасывал перед собой руку с ножом. – А следователь меня и спрашивает: «Сознаешься в преступлении?» А я ему говорю: «Ты, прыщ мелкий, крыса тюремная, скажи – хочешь меня пристрелить?» Он аж затрясся, так хотел пистолет достать и всадить мне в лоб разряд!
Коротышка визгливо захохотал, но в это время, к счастью, коридор закончился столовой, и заключенные стали нестройно рассаживаться за столиками. Попутчик увязался за Раулем и продолжал нести чушь о том, как он ловко избавил мир от настоящего гнойника, каким являлся его усопший обидчик. Остальные арестанты порой сочувственно посматривали на Рауля, но никто не подошел и не предложил убийце заткнуться.
– Ты какой веры, друг? – внезапно спросил Антон, впиваясь в Рауля колючими, безумными глазками.
С потолка на скрипучей штанге спустился глубокий поднос с полными тарелками и чашками. Горкой лежали гнутые и потрескавшиеся столовые приборы и мятые бумажные салфетки.
– Никакой, – отозвался Рауль.
– Это ты зря! Зря. А ты знаешь, что нет бога, кроме Ярилы?
– Ты уверен? – Рауль отхлебнул суп и поморщился – ему никогда не нравились овощные отвары. Тем более полностью лишенные перца.
– Конечно! – Антон схватил ложку и уставился в свою тарелку. Может, он не терпел овощных супов?
Рауль огляделся и заметил, что многие из полусотни заключенных ненавязчиво прислушиваются к их беседе, не забывая стучать ложками по дну пластиковой посуды. Вероятно, все знали о прилипчивом нраве коротышки, а потому тайком потешались над Раулем, ставшим как новичок объектом религиозного натиска.
– Ты проповедник? – спросил он.
– Учусь, – скромно отозвался Антон и наконец-то отвлекся на пищу, с шумом втягивая жидкость вытянутыми губами.
– Продолжай учиться, – хмуро проговорил Рауль. Покончив с супом, он навалился на перловую кашу с вкраплениями мяса. – У тебя пока плохо получается обращать заблудших на верный путь.
Сотрапезник как-то вдруг обмяк и уныло уткнулся в миску, сосредотачиваясь на обеде. Его ложка уже не топорщилась с прежней бодростью, механически загребая луковую гущу.
– Ты прав, – сказал он покорно. – Ты троих прикончил, а я только одного. Это несправедливо! Я тоже хотел бы, как ты, долго скрываться от полиции… Правда, среди твоих жертв есть женщина. С ними легче управиться.
– Заткнись, – буркнул Рауль и огляделся. Арестанты за соседними столами поскучнели и вступили в собственные разговоры, больше не обращая внимания на коротышку и новичка. Похоже, тем не удалось оправдать их ожиданий и учинить что-нибудь вроде скоротечной потасовки – авторитет Рауля как матерого душегуба в глазах Антона был слишком высок. К тому же Рауль видел фильмы, в которых нарушителя порядка в тюрьме мгновенно поражали разрядом из скрытого в стенах оружия, и не собирался подставляться.
Никакого желания оправдываться и твердить, что он никого не убивал, у Рауля не было. Безумный Антон – не судья и не инспектор, чтобы распинаться перед ним, обеляя собственную шкуру.
Внезапно прозвучал короткий сигнал, и Антон поспешно закинул на поднос пустые тарелки. И когда он только успел подъесть перловку? Вскоре арестантам позволили выйти из столовой и разбрестись по камерам. На двери Раулевой уже красовалась картонная табличка с его именем, а датчик экспресс-анализатора кода помаргивал глазком – так что ошибиться номером было невозможно. Теперь у него имелось собственное «полноценное» жилье.
В следующие два дня Рауль раз пять получал от соседей по застенкам короткие электронные приветствия, но отвечать на них не торопился, и к нему потеряли интерес. Два раза он отправлял родителям письма, в которых в розовых красках расписывал тюремную жизнь, но отклика так и не дождался – вероятно, на общение с окружающим миром было наложено серьезное ограничение. Каково оно, Рауль выяснять не стал, хотя вполне мог посетить тюремный сайт и ознакомиться со своими правами.
Но ему это было, в общем, неинтересно.
В первый же день его навестило еще трое служителей различных культов, однако Рауль отделался туманными обещаниями подумать и определиться со своими конфессиональными симпатиями.
Здесь, в камере, его и догнало официальное извещение от «Антипова» – короткое сухое уведомление в том, что с 16 февраля текущего года он считается уволенным, а окончательный расчет откладывается на день вынесения приговора. Потому как корпорация, полагает, будто Рауля обяжут выплатить ей компенсацию за причиненный ущерб («разгром» офиса ремонтной станции и, в частности, поломку двери).
На третий день ожидания к нему в камеру явился инспектор и объявил, что в плотном графике судьи Чен Юня возник незначительный перерыв, и ему, Леннарду Жукову, посчастливилось вовремя оказаться в нужном месте и передвинуть слушание дела на сегодняшнее число. Как будто что-то в участи Рауля от этого могло измениться – скорее всего, переведут на другой уровень, и только.
– Вы готовы? – нетерпеливо спросил Жуков, усаживаясь на Раулеву кровать с видом хозяина. – В таком случае прошу пройти к терминалу, сейчас откроется прямой канал связи.
– Минутку, – пробормотал Рауль и действительно провел этот промежуток времени за туалетной ширмой, умывшись и причесавшись. Все-таки ему впервые предстоит явиться перед судьей, а кто знает нравы этой занятой касты людей? Арестант порядочно волновался, усаживаясь перед монитором.
Вовремя – спустя несколько секунд матовая плоскость подернулась помехами, картинка стабилизировалось, и на экране перед Раулем возникла пластиковая кукла, изображавшая почтенного Чен Юня. Заключенный ощутил себя участником сценического представления, особенно когда замелькали физиономии свидетелей с фамилиями по нижнему канту изображения, говорящие стандартную фразу: «Показания подтверждаю». И ведь никто не отказался от своих прежних слов!
– Так, – сказал судья, едва разжимая узкие губы. – Что у нас тут? Взлом магнитовоза… Иск компании «Всеобщие перевозки» о возмещении ущерба в размере пятисот тридцати крон – удовлетворить из личных средств подсудимого… Взлом гаража и похищение флаера марки «Слон»… Иск компании «Пакователь» о возмещении ущерба в размере ста восьмидесяти трех крон – удовлетворить из личных средств подсудимого…
«Рвачи! – мысленно негодовал Рауль, стискивая подлокотники. – Эти-то за что?»
– Подделка личной кредитной карточки… – продолжал Чен Юнь. – Иск Департамента внутренних дел Эккарта о взыскании штрафа в размере двух тысяч восьмисот крон…
Рауль едва сдержался, чтобы не вскричать, настолько дикие суммы ему предлагалось оплатить. Знал бы он, что ждет его впереди…
– Несанкционированное отделение спасательной капсулы и фактический срыв заключительной фазы полета аэрокосмического челнока компании «Локхид» путем снятия с маршрута обслуживающего персонала, затраты на транспортировку персонала к месту службы, компенсация страховой выплаты персоналу – иск указанной компании в размере девятнадцати тысяч девятисот девяноста девяти крон. Поисковые работы и извлечение поврежденной капсулы, восстановление энергозапаса, доставка и на челнок и монтажные работы в размере двенадцати тысяч ста двух крон… Удовлетворить из личных средств подсудимого. И все? – с отзвуками недоумения вопросил судья. Как будто он собирался приступить к настырному Жукову с резонным вопросом: «И ради такой чепухи ты влез в мой плотный график?»
Какое-то время судья с ленивой недоверчивостью пролистывал файл, но список обвинений, к счастью, закончился – Рауль пересек всего лишь четыре пятых Эккарта и не успел как следует накуролесить. Сам арестант в это время сидел в прострации, практически утратив слух и зрение. Он пытался сложить в уме гигантские числа. Огромная часть его сбережений растаяла словно облако в летний полдень! Рауля охватила дикая слабость, почти недомогание, и только полное душевное напряжение не давало телу свалиться со стула.
– Подсудимый, у вас есть возражения? – спросил Чен Юнь.
– Нет, – выдавил Рауль после паузы. – Надеюсь, у меня достаточно средств, чтобы расплатиться с кредиторами?
Он действительно не успел подсчитать, сколько воротилы бизнеса, пользуясь правом сильного, вознамерились содрать с неудачника, попавшегося полиции. Наклонив кукольную голову, судья быстро ознакомился с содержимым Раулевой кредитной карточки и, казалось, удивленно хмыкнул.
– Достаточно, – произнес он. – Остатков хватит также для компенсации десяти месяцев и двенадцати дней заключения под стражей. У вас останется пятьдесят шесть крон. Вот только закон запрещает компенсировать больше половины срока заключения, в вашем случае это полгода. Произвести зачет имеющейся суммы в счет 6 календарных месяцев?
Рауль задумался. «А какие еще бывают месяцы?» – мелькнула неуместная мысль. Ему дико не хотелось тратить практически все свои кроны на то, чтобы скостить время, проведенное в застенке. Все-таки на его счетах после удовлетворения исков оставалось без малого восемнадцать тысяч крон. Сумма достаточная для того, чтобы достойно, без копания в мусоросборниках, продержаться 5–6 месяцев после того счастливого мига, как он покинет окружную тюрьму. А иначе он оказывался на свободе с пустыми карманами. С другой стороны, он всегда сможет заработать себе на жизнь, если «Антипов» оставит его в покое.
– Да, – твердо сказал Рауль.
– Ваше право, – легко согласился Чен Юнь. – Объявляю приговор! – Он сделал торжественную паузу, как будто сейчас на него смотрел не подсудимый и его следователь, а целая толпа восторженных зевак. – Перечисленные выше злодеяния, совершенные Раулем Эндьетой в период с 17 по 21 февраля 47-го года, согласно Уголовному кодексу Эккарта и учитывая признание подсудимого, оценены мной в шесть месяцев заключения с учетом снижения срока. Приговор вступает в силу с момента ареста г-на Эндьеты и обжалованию не подлежит.
Изображение мигнуло и превратилось в мутно-серый прямоугольник заставки. Напряженные мышцы Рауля медленно расслабились, словно державшая его прямо некая пружина потеряла твердость, а руки опустились, покинув клавиатуру.
Рауль думал, что его переведут на другой уровень, но за все оставшееся до отбоя время к нему никто так и не явился. Он несколько часов пролежал на твердой кровати, бездумно глядя в потолок, и лишь обрывочные картинки из недавнего прошлого мелькали перед ним, заслоняя скучную обстановку камеры.
Прошло время ужина, а он все так же не двигался, не чувствуя голода и не реагируя на призывные попискивания динамиков терминала. Ему казалось, что мир забыл о его существовании, как будто краткое заявление судьи нарисовало на двери его камеры череп с костями и преобразилось в надпись: «Не беспокоить до 20 августа т.г.!» В тот день, когда благожелательный охранник, гремя ключами, войдет к седому, изборожденному морщинами Раулю, ему будет почти тридцать. Эти печальные образы бродили в голове арестанта – теперь шестимесячный срок уже не казался ему коротким. А мир вокруг одинокого острова в северном океане, живя свободно и весело, останется таким же молодым, как и в самые первые дни своего освоения.
Мимолетному, разрушительному знакомству с Иваном Вешкиным, наряду с незыблемой вечностью Эккарта и красотой вольной жизни, тоже находилось место в думах Рауля. Почти полгода отделяло арестанта от того дня, как он сможет взглянуть на свои застенки с высокого континентального берега, подставив нестриженую месяцами голову соленым ветрам, зло выкрикнуть прощальное слово каменному острову и пуститься на поиски врага.
Когда свет лампы на потолке стал автоматически гаснуть, Рауль очнулся и почувствовал голод. В этот момент щелкнули запоры, и пленник подумал, что ему принесли ужин. Но все оказалось не так прозаично. В камеру вошли двое здоровяков с импульсными автоматами наперевес, одинаковых – в серой форменной одежде – до зубной боли.
– На выход! – скомандовал один, по-видимому, старший из них.
– Что, пора на ужин? – обрадовался Рауль и вскочил.
Но пришельцы не ответили, поведя его в противоположную от столовой сторону.
Их процессия погрузилась в лифт и вскоре высадилась возле КПП. Рауля ввели в соседнее с проходной помещение, где в круглых, вырубленных в полу ямах, на унавоженной опилками почве произрастали самые настоящие деревья, только карликовые. Закатное солнце красиво играло огненными всполохами на всех четырех стенах, отражаясь от застекленных эстампов и гравюр, акварелей и батиков. Было свежо и довольно тихо – ковер погасил шум, произведенный посетителями.
Старший провожатый, поправив съехавший автомат, со странной для его облика деликатностью постучал в самую красивую дверь с табличкой «Начальник пенитенциарного учреждения Северного округа №01 Теофил Обри». Оттуда донеслось негромкое приглашение, и Рауля втолкнули внутрь, под своды обширного, скромно отделанного кабинета. Здесь, помимо растений, имелся внушительный аквариум с какой-то океанической рыбой гнусного вида. В самом конце длинного стола сидели два человека.
«Сейчас поздравят со вступлением в их дружную тюремную семью, – раздраженно подумал Рауль. – Только зачем так помпезно? А может, покормят?» Похоже, во все времена заключенные мечтают о надбавке к пищевому рациону. Действительно, перед хозяевами кабинета стояла низкая, широкая ваза, доверху наполненная фруктами, и при их виде Рауль вспомнил радушную Марфу, тоже сперва угостившую его.
– Проходите поближе, сэр, – пригласил его грузный, пожилой человек в гражданской одежде, сидевший в торце стола. Выглядел он весьма добродушно, даже как-то по-отечески. – Угощайтесь. Приговор судьи, к сожалению, так сильно подействовал на вас, что вы забыли поужинать.
– Спасибо, – пробормотал Рауль и впился резцами в плоть груши. Глубина и мягкость кресла, в которое он погрузился, понравилась ему.
Второй обитатель начальственного кабинета в это время изучал арестанта сквозь прицелы модных очков, недоверчиво щурясь. Кажется, что-то в Рауле вызывало его скептицизм – то ли мексиканский тип лица и черные волосы, то ли бездумное отношение к непроверенной, может быть даже немытой пище.
– Познакомьтесь с доктором Максимовым, – сказал начальник тюрьмы. – А кто такой я, полагаю, говорить не надо…
– И это настоящий убийца, мсье? – спросил доктор.
– Нет, этот господин, к сожалению, никого не убивал, – покачал головой Обри. – Или к счастью? Убийц очень мало, и вы, доктор, могли бы ждать заказа бог весть сколько времени. Правда, поступил к нам недавно один… Но со здоровьем у него проблемы, да и ростом не вышел. Псих, одним словом. Так что я предлагаю вам кандидатуру мистера Эндьеты. Раз уж вы оказались в наших краях, я решил дать вам возможность взглянуть на него собственными глазами.
Максимов приподнялся на стуле и чуть ли не вплотную приблизил костистое лицо, увенчанное седыми бакенбардами, к растерянной физиономии Рауля. Затем он сел, раскрыл папку и просмотрел дело, содержащее, по всей вероятности, изложение «подвигов» Рауля. Добравшись до приговора, он хмыкнул и обратился к арестанту:
– Мсье, как вы относитесь к перспективе провести в тюрьме не полгода, а всего месяц? Вернее говоря, совсем не в тюрьме, а на природе. Наедине, можно сказать, с Эккартом.
– Э? – опешил Рауль.
Доктор продолжил речь:
– Я расшифрую свое предложение. Как вам, возможно, известно, неподалеку от урочища Мокрый Камень расположена роща так называемого рододендрона Петрова болотного. Болотный, конечно, не Петров… Плантация – так мы, сотрудники Ботанического института Фонда исследований Эккарта, называем ее между собой – единственное известное науке место, где произрастает это растение. Некоторое время назад при поддержке нескольких частных компаний мы начали осуществление проекта под условным названием «Петрович». – Доктор Максимов постепенно воодушевился, даже скинул очки и стал размахивать ими словно указкой. – Не вдаваясь в ненужные вам детали, сообщу только, что для эксперимента, имитирующего некий обряд древних обитателей Эккарта, нам нужны добровольцы. И я предлагаю вам стать одним из них. В результате вы освободитесь не позднее чем через три месяца и даже сможете вернуться в родной город. Впрочем, об этом вам лучше расскажет мсье Обри. До и после опыта вас будут постоянно обследовать квалифицированные врачи и заодно подлечат все что можно. Кроме того, всякое упоминание о вас будет стерто из полицейских файлов, а значит, отношение к вам со стороны работодателей будет вполне доброжелательным. Существенный довод, не так ли?
Утомившись, ученый схватил цитрус и стал поедать его вместе со шкуркой.
– Это опасно? – спросил Рауль. – Для здоровья или жизни? У меня аллергия Гиссона, если вы не знали.
– Поверьте, пребывание в кутузке скажется на вашем здоровье намного заметнее, – горячо уверил его Максимов. «У нас самые лучшие условия содержания…» – проворчал Обри. – Кстати, об аллергии можете не беспокоиться, оба добровольца, страдавшие от нее, у нас благополучно излечились.
– Вот как! – поразился Рауль. Насколько он знал из прессы, еще никому не удавалось избавиться от этого заболевания. Всю жизнь поедать антигистамины, когда знаешь, что мог бы закинуть их подальше, будет крайне неприятно. С другой стороны, кто знает, какую методику лечения применяют яйцеголовые, раз до сих пор не объявлено об успехе борьбы с аллергией?
Рауль крепко задумался. Казалось бы, что проще – срезать в два раза срок, выйти на свободу и предаться мести, пока свежи горячие чувства к Вешкину и его подруге? И в то же время червь сомнения подтачивал решимость арестанта. Он спросил:
– Почему вы предпочитаете работать с убийцами?
Доктор поперхнулся апельсином, его челюсти замерли и медленно разжались, выпуская измочаленные останки цитруса.
– Гм, – буркнул он. – Что ж, вы спросили, я отвечу. – Он вынул из кармана пиджака платок и принялся натирать стекла очков. – Есть основания полагать, что психика подопыт… добровольцев претерпевает некоторые, пока малоизученные изменения. Согласитесь, что хуже убийцы человека в обществе не сыскать – грубо формулируя, конечно. То есть пусть человек изменяется, – иными словами, станет лучше. Конечно, я сильно упрощаю картину, но ведь вам и не нужны ученые рассуждения, верно? Не спешите отказываться от предложения! – заторопился Максимов, заметив желание Рауля высказаться. – Я знаю, что вы не убийца, а грабитель и мошенник. Увы, я не уполномочен сообщать вам количество добровольцев, уже поучаствовавших в эксперименте, но все они находились… м-м, наедине с природой достаточно долгое время, до полугода. Я же предлагаю вам куда меньший интервал времени. Чтобы у вас был стимул согласиться с моим предложением. К тому же мы нуждаемся в статистических данных: глубина перестройки организма в зависимости от времени опыта и так далее.
– Что, Комиссия по биоэтике вам уже не указ? – набычился Рауль. – И как сильно вы собираетесь меня перестраивать?
– Совсем чуть-чуть, на глаз незаметно, – заторопился доктор. Он явно пожалел, что углубился в скользкую тему. – Вы останетесь человеком и сможете иметь детей. В общем, на взгляд окружающих вы не изменитесь. К тому же вы дадите нам свое письменное согласие на участие в опыте, так что Комиссия не придерется.
– Вы действительно сотрете архивные файлы с моим делом? – спросил Рауль у начальника тюрьмы, с вялым интересом прислушивающегося к монологам ботаника.
Тот важно кивнул:
– Таково соглашение между нашими организациями.
– А как же правозащитники? – вспомнил Рауль. – Они ведь могут поднять шум на весь Эккарт. Мол, опыты на заключенных и прочее.
– На этот счет не волнуйтесь, – осклабился Обри. – Пусть сначала попадут на мой остров, а там и поговорим. Заповедник тоже неплохо охраняется.
К этому времени за пределами здания заметно стемнело, но автоматика не дала кабинету погрузиться во тьму, постоянно добавляя освещенности. Обитатели тюрьмы, скорее всего, уже давно спали, за исключением отдельных фанатов Интернета.
Три месяца! Не такой уж значительный срок, особенно если больше половины из него пройдет в палате института, а не в камере.
– Я хочу, чтобы никто не узнал, будто некий Р. Эндьета участвует в научном эксперименте. Ни пресса, ни родственники, ни прочие доброжелатели, которые посетят тюремный сайт, – сказал он хмуро. – Я составлю несколько писем, и вы, господин Обри, будете отправлять их моим родителям каждые две-три недели. Требую внести мои условия в договор. Повторяю: никто, кроме вас, сеньор Обри, и вас, доктор Максимов, не должен знать, что я освобожусь через три месяца. Таково мое твердое условие. Сотрудникам института представите меня под именем… Милан Хастич.
– Запись в еретические секты вероотступников не производится! – отрезал подвижник. – Или вы становитесь под мое знамя, или ступайте в христианские тенета. Можете податься к иудеям, если угодно. А может, вы тайный политеист? – встревожился он. – Таких в нашем учреждении не очень-то любят.
– Жаль, что я не могу стать тантристом.
– Это мужская тюрьма, сахиб! – всплеснул руками проповедник.
– Тогда ладно, – смирился Рауль. – Я как-то не подумал об этом.
– Решайте скорее, – сказал Вишвакарман. – Надумаете стать индуистом – пожалуйста, я выдам вам такой же наряд, как у меня, и вы сможете принимать участие в отправлении обрядов. Они у нас веселые, не то что у католиков или, упаси Вишну, свидетелей Иеговы. Например, мы с песнями ходим по коридорам, стуча в бубны, или печем специальные пирожки, чтобы раздать их заключенным иных конфессий. Как решите – зайдите на сайт заведения, чтобы отправить мне письмо, и отыщите пункт «Религиозные предрассудки». Это местный дизайнер так развлекается, не обижайтесь на недоумка.
Так ни разу и не улыбнувшись, индуист захлопнул ноутбук и удалился.
Вскоре объявили сбор на обед, и дверь Раулевой камеры щелкнула язычком замка, выпуская пленника. Волнующий голос пригласил его пройти направо по коридору, в столовую, и заключенный послушно выбрался из камеры. Мимо него уже торопились арестанты, и многие обращали на Рауля самое пристальное внимание. Один из них, плюгавый коротышка в чересчур широких брюках, пристроился слева от него и потеребил за рукав.
– Я тебя видел по телевизору, друг! – возбужденно крикнул он. – Ты троих сделал, точно? Меня Антоном зовут, может, слышал о деле «смертельного мстителя из Новатора»? Меня четыре дня назад повязали.
Рауль не ответил, хмуро покосившись на попутчика.
– Не слышал? Странно, по телевизору меня много показывали. Здорово ты выступил! А я только одного прибил, он меня больше всех доставал. Все время говорил при всех: «Мелкий прыщ!», «Таракан безусый!» Вот я и не вытерпел, прирезал гада. – Убийца хищно осклабился, дернувшись так, словно заново выбрасывал перед собой руку с ножом. – А следователь меня и спрашивает: «Сознаешься в преступлении?» А я ему говорю: «Ты, прыщ мелкий, крыса тюремная, скажи – хочешь меня пристрелить?» Он аж затрясся, так хотел пистолет достать и всадить мне в лоб разряд!
Коротышка визгливо захохотал, но в это время, к счастью, коридор закончился столовой, и заключенные стали нестройно рассаживаться за столиками. Попутчик увязался за Раулем и продолжал нести чушь о том, как он ловко избавил мир от настоящего гнойника, каким являлся его усопший обидчик. Остальные арестанты порой сочувственно посматривали на Рауля, но никто не подошел и не предложил убийце заткнуться.
– Ты какой веры, друг? – внезапно спросил Антон, впиваясь в Рауля колючими, безумными глазками.
С потолка на скрипучей штанге спустился глубокий поднос с полными тарелками и чашками. Горкой лежали гнутые и потрескавшиеся столовые приборы и мятые бумажные салфетки.
– Никакой, – отозвался Рауль.
– Это ты зря! Зря. А ты знаешь, что нет бога, кроме Ярилы?
– Ты уверен? – Рауль отхлебнул суп и поморщился – ему никогда не нравились овощные отвары. Тем более полностью лишенные перца.
– Конечно! – Антон схватил ложку и уставился в свою тарелку. Может, он не терпел овощных супов?
Рауль огляделся и заметил, что многие из полусотни заключенных ненавязчиво прислушиваются к их беседе, не забывая стучать ложками по дну пластиковой посуды. Вероятно, все знали о прилипчивом нраве коротышки, а потому тайком потешались над Раулем, ставшим как новичок объектом религиозного натиска.
– Ты проповедник? – спросил он.
– Учусь, – скромно отозвался Антон и наконец-то отвлекся на пищу, с шумом втягивая жидкость вытянутыми губами.
– Продолжай учиться, – хмуро проговорил Рауль. Покончив с супом, он навалился на перловую кашу с вкраплениями мяса. – У тебя пока плохо получается обращать заблудших на верный путь.
Сотрапезник как-то вдруг обмяк и уныло уткнулся в миску, сосредотачиваясь на обеде. Его ложка уже не топорщилась с прежней бодростью, механически загребая луковую гущу.
– Ты прав, – сказал он покорно. – Ты троих прикончил, а я только одного. Это несправедливо! Я тоже хотел бы, как ты, долго скрываться от полиции… Правда, среди твоих жертв есть женщина. С ними легче управиться.
– Заткнись, – буркнул Рауль и огляделся. Арестанты за соседними столами поскучнели и вступили в собственные разговоры, больше не обращая внимания на коротышку и новичка. Похоже, тем не удалось оправдать их ожиданий и учинить что-нибудь вроде скоротечной потасовки – авторитет Рауля как матерого душегуба в глазах Антона был слишком высок. К тому же Рауль видел фильмы, в которых нарушителя порядка в тюрьме мгновенно поражали разрядом из скрытого в стенах оружия, и не собирался подставляться.
Никакого желания оправдываться и твердить, что он никого не убивал, у Рауля не было. Безумный Антон – не судья и не инспектор, чтобы распинаться перед ним, обеляя собственную шкуру.
Внезапно прозвучал короткий сигнал, и Антон поспешно закинул на поднос пустые тарелки. И когда он только успел подъесть перловку? Вскоре арестантам позволили выйти из столовой и разбрестись по камерам. На двери Раулевой уже красовалась картонная табличка с его именем, а датчик экспресс-анализатора кода помаргивал глазком – так что ошибиться номером было невозможно. Теперь у него имелось собственное «полноценное» жилье.
Петровская Православная Духовная Семинария объявляет прием учащихся на 47–48 учебный год. В Училище принимаются лица православного вероисповедания, мужского пола в возрасте от 18 до 34 лет, имеющие среднее образование, холостые или состоящие в первом браке.
Абитуриенты подвергаются приемным испытаниям: письменный экзамен по русскому языку – изложение; устный экзамен по Закону Божию (учебник «Закон Божий» под ред. протоиерея Т. Василькова); осмысленное знание основных молитв; навык чтения богослужебных книг на церковнославянском языке.
Документы, необходимые для поступления: прошение на имя ректора Семинарии; рекомендация приходского священника; свидетельство о рождении; справка о крещении; документ об образовании; справка о семейном положении; справка о состоянии здоровья; справка о венчании (для женатых); водительские права; голокарточка (6х8).«Вестник Православной Церкви Эккарта»
В следующие два дня Рауль раз пять получал от соседей по застенкам короткие электронные приветствия, но отвечать на них не торопился, и к нему потеряли интерес. Два раза он отправлял родителям письма, в которых в розовых красках расписывал тюремную жизнь, но отклика так и не дождался – вероятно, на общение с окружающим миром было наложено серьезное ограничение. Каково оно, Рауль выяснять не стал, хотя вполне мог посетить тюремный сайт и ознакомиться со своими правами.
Но ему это было, в общем, неинтересно.
В первый же день его навестило еще трое служителей различных культов, однако Рауль отделался туманными обещаниями подумать и определиться со своими конфессиональными симпатиями.
Здесь, в камере, его и догнало официальное извещение от «Антипова» – короткое сухое уведомление в том, что с 16 февраля текущего года он считается уволенным, а окончательный расчет откладывается на день вынесения приговора. Потому как корпорация, полагает, будто Рауля обяжут выплатить ей компенсацию за причиненный ущерб («разгром» офиса ремонтной станции и, в частности, поломку двери).
На третий день ожидания к нему в камеру явился инспектор и объявил, что в плотном графике судьи Чен Юня возник незначительный перерыв, и ему, Леннарду Жукову, посчастливилось вовремя оказаться в нужном месте и передвинуть слушание дела на сегодняшнее число. Как будто что-то в участи Рауля от этого могло измениться – скорее всего, переведут на другой уровень, и только.
– Вы готовы? – нетерпеливо спросил Жуков, усаживаясь на Раулеву кровать с видом хозяина. – В таком случае прошу пройти к терминалу, сейчас откроется прямой канал связи.
– Минутку, – пробормотал Рауль и действительно провел этот промежуток времени за туалетной ширмой, умывшись и причесавшись. Все-таки ему впервые предстоит явиться перед судьей, а кто знает нравы этой занятой касты людей? Арестант порядочно волновался, усаживаясь перед монитором.
Вовремя – спустя несколько секунд матовая плоскость подернулась помехами, картинка стабилизировалось, и на экране перед Раулем возникла пластиковая кукла, изображавшая почтенного Чен Юня. Заключенный ощутил себя участником сценического представления, особенно когда замелькали физиономии свидетелей с фамилиями по нижнему канту изображения, говорящие стандартную фразу: «Показания подтверждаю». И ведь никто не отказался от своих прежних слов!
– Так, – сказал судья, едва разжимая узкие губы. – Что у нас тут? Взлом магнитовоза… Иск компании «Всеобщие перевозки» о возмещении ущерба в размере пятисот тридцати крон – удовлетворить из личных средств подсудимого… Взлом гаража и похищение флаера марки «Слон»… Иск компании «Пакователь» о возмещении ущерба в размере ста восьмидесяти трех крон – удовлетворить из личных средств подсудимого…
«Рвачи! – мысленно негодовал Рауль, стискивая подлокотники. – Эти-то за что?»
– Подделка личной кредитной карточки… – продолжал Чен Юнь. – Иск Департамента внутренних дел Эккарта о взыскании штрафа в размере двух тысяч восьмисот крон…
Рауль едва сдержался, чтобы не вскричать, настолько дикие суммы ему предлагалось оплатить. Знал бы он, что ждет его впереди…
– Несанкционированное отделение спасательной капсулы и фактический срыв заключительной фазы полета аэрокосмического челнока компании «Локхид» путем снятия с маршрута обслуживающего персонала, затраты на транспортировку персонала к месту службы, компенсация страховой выплаты персоналу – иск указанной компании в размере девятнадцати тысяч девятисот девяноста девяти крон. Поисковые работы и извлечение поврежденной капсулы, восстановление энергозапаса, доставка и на челнок и монтажные работы в размере двенадцати тысяч ста двух крон… Удовлетворить из личных средств подсудимого. И все? – с отзвуками недоумения вопросил судья. Как будто он собирался приступить к настырному Жукову с резонным вопросом: «И ради такой чепухи ты влез в мой плотный график?»
Какое-то время судья с ленивой недоверчивостью пролистывал файл, но список обвинений, к счастью, закончился – Рауль пересек всего лишь четыре пятых Эккарта и не успел как следует накуролесить. Сам арестант в это время сидел в прострации, практически утратив слух и зрение. Он пытался сложить в уме гигантские числа. Огромная часть его сбережений растаяла словно облако в летний полдень! Рауля охватила дикая слабость, почти недомогание, и только полное душевное напряжение не давало телу свалиться со стула.
– Подсудимый, у вас есть возражения? – спросил Чен Юнь.
– Нет, – выдавил Рауль после паузы. – Надеюсь, у меня достаточно средств, чтобы расплатиться с кредиторами?
Он действительно не успел подсчитать, сколько воротилы бизнеса, пользуясь правом сильного, вознамерились содрать с неудачника, попавшегося полиции. Наклонив кукольную голову, судья быстро ознакомился с содержимым Раулевой кредитной карточки и, казалось, удивленно хмыкнул.
– Достаточно, – произнес он. – Остатков хватит также для компенсации десяти месяцев и двенадцати дней заключения под стражей. У вас останется пятьдесят шесть крон. Вот только закон запрещает компенсировать больше половины срока заключения, в вашем случае это полгода. Произвести зачет имеющейся суммы в счет 6 календарных месяцев?
Рауль задумался. «А какие еще бывают месяцы?» – мелькнула неуместная мысль. Ему дико не хотелось тратить практически все свои кроны на то, чтобы скостить время, проведенное в застенке. Все-таки на его счетах после удовлетворения исков оставалось без малого восемнадцать тысяч крон. Сумма достаточная для того, чтобы достойно, без копания в мусоросборниках, продержаться 5–6 месяцев после того счастливого мига, как он покинет окружную тюрьму. А иначе он оказывался на свободе с пустыми карманами. С другой стороны, он всегда сможет заработать себе на жизнь, если «Антипов» оставит его в покое.
– Да, – твердо сказал Рауль.
– Ваше право, – легко согласился Чен Юнь. – Объявляю приговор! – Он сделал торжественную паузу, как будто сейчас на него смотрел не подсудимый и его следователь, а целая толпа восторженных зевак. – Перечисленные выше злодеяния, совершенные Раулем Эндьетой в период с 17 по 21 февраля 47-го года, согласно Уголовному кодексу Эккарта и учитывая признание подсудимого, оценены мной в шесть месяцев заключения с учетом снижения срока. Приговор вступает в силу с момента ареста г-на Эндьеты и обжалованию не подлежит.
Изображение мигнуло и превратилось в мутно-серый прямоугольник заставки. Напряженные мышцы Рауля медленно расслабились, словно державшая его прямо некая пружина потеряла твердость, а руки опустились, покинув клавиатуру.
Новая книга о родном городе
10 марта издательство «Книжный мир» выпустило компакт-диск «Петровск от основания до наших дней».
Цель очерков – дать государственным и деловым людям, учителям, студентам, школьникам да и просто тем, кто этим интересуется, достаточно полную информацию об основных этапах развития города, его населении, промышленности, финансах, общественно-политической жизни, быте, нравах, культуре и т.п. Отдельный раздел посвящен знаменитому космобиологу прошлого, погибшему незадолго до закладки первого камня в основание города и в чью честь, собственно, он и назван – Рэму Р. Петрову.
Сборник составлен на строго научной основе, но при этом события и факты изложены в доступной форме. На диске множество голограмм, предоставленных областным научно-производственным центром по охране и использованию памятников истории и культуры Северного округа, Окружной библиотекой им. Гуссерля, а также гражданами города. Издание оформлено рисунками студентов Северного филиала Академии художеств, ваяния и зодчества.«Петровская правда»
Рауль думал, что его переведут на другой уровень, но за все оставшееся до отбоя время к нему никто так и не явился. Он несколько часов пролежал на твердой кровати, бездумно глядя в потолок, и лишь обрывочные картинки из недавнего прошлого мелькали перед ним, заслоняя скучную обстановку камеры.
Прошло время ужина, а он все так же не двигался, не чувствуя голода и не реагируя на призывные попискивания динамиков терминала. Ему казалось, что мир забыл о его существовании, как будто краткое заявление судьи нарисовало на двери его камеры череп с костями и преобразилось в надпись: «Не беспокоить до 20 августа т.г.!» В тот день, когда благожелательный охранник, гремя ключами, войдет к седому, изборожденному морщинами Раулю, ему будет почти тридцать. Эти печальные образы бродили в голове арестанта – теперь шестимесячный срок уже не казался ему коротким. А мир вокруг одинокого острова в северном океане, живя свободно и весело, останется таким же молодым, как и в самые первые дни своего освоения.
Мимолетному, разрушительному знакомству с Иваном Вешкиным, наряду с незыблемой вечностью Эккарта и красотой вольной жизни, тоже находилось место в думах Рауля. Почти полгода отделяло арестанта от того дня, как он сможет взглянуть на свои застенки с высокого континентального берега, подставив нестриженую месяцами голову соленым ветрам, зло выкрикнуть прощальное слово каменному острову и пуститься на поиски врага.
Когда свет лампы на потолке стал автоматически гаснуть, Рауль очнулся и почувствовал голод. В этот момент щелкнули запоры, и пленник подумал, что ему принесли ужин. Но все оказалось не так прозаично. В камеру вошли двое здоровяков с импульсными автоматами наперевес, одинаковых – в серой форменной одежде – до зубной боли.
– На выход! – скомандовал один, по-видимому, старший из них.
– Что, пора на ужин? – обрадовался Рауль и вскочил.
Но пришельцы не ответили, поведя его в противоположную от столовой сторону.
Их процессия погрузилась в лифт и вскоре высадилась возле КПП. Рауля ввели в соседнее с проходной помещение, где в круглых, вырубленных в полу ямах, на унавоженной опилками почве произрастали самые настоящие деревья, только карликовые. Закатное солнце красиво играло огненными всполохами на всех четырех стенах, отражаясь от застекленных эстампов и гравюр, акварелей и батиков. Было свежо и довольно тихо – ковер погасил шум, произведенный посетителями.
Старший провожатый, поправив съехавший автомат, со странной для его облика деликатностью постучал в самую красивую дверь с табличкой «Начальник пенитенциарного учреждения Северного округа №01 Теофил Обри». Оттуда донеслось негромкое приглашение, и Рауля втолкнули внутрь, под своды обширного, скромно отделанного кабинета. Здесь, помимо растений, имелся внушительный аквариум с какой-то океанической рыбой гнусного вида. В самом конце длинного стола сидели два человека.
«Сейчас поздравят со вступлением в их дружную тюремную семью, – раздраженно подумал Рауль. – Только зачем так помпезно? А может, покормят?» Похоже, во все времена заключенные мечтают о надбавке к пищевому рациону. Действительно, перед хозяевами кабинета стояла низкая, широкая ваза, доверху наполненная фруктами, и при их виде Рауль вспомнил радушную Марфу, тоже сперва угостившую его.
– Проходите поближе, сэр, – пригласил его грузный, пожилой человек в гражданской одежде, сидевший в торце стола. Выглядел он весьма добродушно, даже как-то по-отечески. – Угощайтесь. Приговор судьи, к сожалению, так сильно подействовал на вас, что вы забыли поужинать.
– Спасибо, – пробормотал Рауль и впился резцами в плоть груши. Глубина и мягкость кресла, в которое он погрузился, понравилась ему.
Второй обитатель начальственного кабинета в это время изучал арестанта сквозь прицелы модных очков, недоверчиво щурясь. Кажется, что-то в Рауле вызывало его скептицизм – то ли мексиканский тип лица и черные волосы, то ли бездумное отношение к непроверенной, может быть даже немытой пище.
– Познакомьтесь с доктором Максимовым, – сказал начальник тюрьмы. – А кто такой я, полагаю, говорить не надо…
– И это настоящий убийца, мсье? – спросил доктор.
– Нет, этот господин, к сожалению, никого не убивал, – покачал головой Обри. – Или к счастью? Убийц очень мало, и вы, доктор, могли бы ждать заказа бог весть сколько времени. Правда, поступил к нам недавно один… Но со здоровьем у него проблемы, да и ростом не вышел. Псих, одним словом. Так что я предлагаю вам кандидатуру мистера Эндьеты. Раз уж вы оказались в наших краях, я решил дать вам возможность взглянуть на него собственными глазами.
Максимов приподнялся на стуле и чуть ли не вплотную приблизил костистое лицо, увенчанное седыми бакенбардами, к растерянной физиономии Рауля. Затем он сел, раскрыл папку и просмотрел дело, содержащее, по всей вероятности, изложение «подвигов» Рауля. Добравшись до приговора, он хмыкнул и обратился к арестанту:
– Мсье, как вы относитесь к перспективе провести в тюрьме не полгода, а всего месяц? Вернее говоря, совсем не в тюрьме, а на природе. Наедине, можно сказать, с Эккартом.
– Э? – опешил Рауль.
Доктор продолжил речь:
– Я расшифрую свое предложение. Как вам, возможно, известно, неподалеку от урочища Мокрый Камень расположена роща так называемого рододендрона Петрова болотного. Болотный, конечно, не Петров… Плантация – так мы, сотрудники Ботанического института Фонда исследований Эккарта, называем ее между собой – единственное известное науке место, где произрастает это растение. Некоторое время назад при поддержке нескольких частных компаний мы начали осуществление проекта под условным названием «Петрович». – Доктор Максимов постепенно воодушевился, даже скинул очки и стал размахивать ими словно указкой. – Не вдаваясь в ненужные вам детали, сообщу только, что для эксперимента, имитирующего некий обряд древних обитателей Эккарта, нам нужны добровольцы. И я предлагаю вам стать одним из них. В результате вы освободитесь не позднее чем через три месяца и даже сможете вернуться в родной город. Впрочем, об этом вам лучше расскажет мсье Обри. До и после опыта вас будут постоянно обследовать квалифицированные врачи и заодно подлечат все что можно. Кроме того, всякое упоминание о вас будет стерто из полицейских файлов, а значит, отношение к вам со стороны работодателей будет вполне доброжелательным. Существенный довод, не так ли?
Утомившись, ученый схватил цитрус и стал поедать его вместе со шкуркой.
– Это опасно? – спросил Рауль. – Для здоровья или жизни? У меня аллергия Гиссона, если вы не знали.
– Поверьте, пребывание в кутузке скажется на вашем здоровье намного заметнее, – горячо уверил его Максимов. «У нас самые лучшие условия содержания…» – проворчал Обри. – Кстати, об аллергии можете не беспокоиться, оба добровольца, страдавшие от нее, у нас благополучно излечились.
– Вот как! – поразился Рауль. Насколько он знал из прессы, еще никому не удавалось избавиться от этого заболевания. Всю жизнь поедать антигистамины, когда знаешь, что мог бы закинуть их подальше, будет крайне неприятно. С другой стороны, кто знает, какую методику лечения применяют яйцеголовые, раз до сих пор не объявлено об успехе борьбы с аллергией?
Рауль крепко задумался. Казалось бы, что проще – срезать в два раза срок, выйти на свободу и предаться мести, пока свежи горячие чувства к Вешкину и его подруге? И в то же время червь сомнения подтачивал решимость арестанта. Он спросил:
– Почему вы предпочитаете работать с убийцами?
Доктор поперхнулся апельсином, его челюсти замерли и медленно разжались, выпуская измочаленные останки цитруса.
– Гм, – буркнул он. – Что ж, вы спросили, я отвечу. – Он вынул из кармана пиджака платок и принялся натирать стекла очков. – Есть основания полагать, что психика подопыт… добровольцев претерпевает некоторые, пока малоизученные изменения. Согласитесь, что хуже убийцы человека в обществе не сыскать – грубо формулируя, конечно. То есть пусть человек изменяется, – иными словами, станет лучше. Конечно, я сильно упрощаю картину, но ведь вам и не нужны ученые рассуждения, верно? Не спешите отказываться от предложения! – заторопился Максимов, заметив желание Рауля высказаться. – Я знаю, что вы не убийца, а грабитель и мошенник. Увы, я не уполномочен сообщать вам количество добровольцев, уже поучаствовавших в эксперименте, но все они находились… м-м, наедине с природой достаточно долгое время, до полугода. Я же предлагаю вам куда меньший интервал времени. Чтобы у вас был стимул согласиться с моим предложением. К тому же мы нуждаемся в статистических данных: глубина перестройки организма в зависимости от времени опыта и так далее.
– Что, Комиссия по биоэтике вам уже не указ? – набычился Рауль. – И как сильно вы собираетесь меня перестраивать?
– Совсем чуть-чуть, на глаз незаметно, – заторопился доктор. Он явно пожалел, что углубился в скользкую тему. – Вы останетесь человеком и сможете иметь детей. В общем, на взгляд окружающих вы не изменитесь. К тому же вы дадите нам свое письменное согласие на участие в опыте, так что Комиссия не придерется.
– Вы действительно сотрете архивные файлы с моим делом? – спросил Рауль у начальника тюрьмы, с вялым интересом прислушивающегося к монологам ботаника.
Тот важно кивнул:
– Таково соглашение между нашими организациями.
– А как же правозащитники? – вспомнил Рауль. – Они ведь могут поднять шум на весь Эккарт. Мол, опыты на заключенных и прочее.
– На этот счет не волнуйтесь, – осклабился Обри. – Пусть сначала попадут на мой остров, а там и поговорим. Заповедник тоже неплохо охраняется.
К этому времени за пределами здания заметно стемнело, но автоматика не дала кабинету погрузиться во тьму, постоянно добавляя освещенности. Обитатели тюрьмы, скорее всего, уже давно спали, за исключением отдельных фанатов Интернета.
Три месяца! Не такой уж значительный срок, особенно если больше половины из него пройдет в палате института, а не в камере.
– Я хочу, чтобы никто не узнал, будто некий Р. Эндьета участвует в научном эксперименте. Ни пресса, ни родственники, ни прочие доброжелатели, которые посетят тюремный сайт, – сказал он хмуро. – Я составлю несколько писем, и вы, господин Обри, будете отправлять их моим родителям каждые две-три недели. Требую внести мои условия в договор. Повторяю: никто, кроме вас, сеньор Обри, и вас, доктор Максимов, не должен знать, что я освобожусь через три месяца. Таково мое твердое условие. Сотрудникам института представите меня под именем… Милан Хастич.