Страница:
– Великие Клошары, – торжественно молвил водитель, обведя рукой вокруг себя. Потянув за штурвал, он втиснулся в узкий промежуток между лавкой и баррикадой из пустых коробок, чем вызвал гнев местных жителей. – Вылезайте скорее, мистер, пока машину не разграбили!
Со всех сторон к флаеру с гиканьем неслись подростки – все в простой и местами рваной одежде.
– Летают тут всякие! – завопил из окна лавки тучный человек в чалме. – Убирайся!
Расплатившись, Милан выбрался из машины, и водитель тотчас взмыл в небо, едва не зацепив бампером самого шустрого парнишку. Раздосадованные неудачей дети окружили Милана и стали хмуро его разглядывать, но хватать его за полы плаща остерегались. Он и не подозревал, что вблизи делового центра Валхаллы встретит такой откровенный сброд. Милан еще не знал, что люди здесь живут относительно приличные – по сравнению с обитателями старых доков. Там сквозь бетон пророс настоящий человеческий муравейник.
– Что вам нужно, сэр? – спросил владелец лавки. Избавившись от громоздкого такси рядом с прилавком, он стал вполне добродушным толстяком, пекущемся о процветании бизнеса и привлечении клиентов.
– Мне нужен дом 32. Я ищу Вику, которая сдает комнату.
– Пойдемте со мной, – обрадовалась худая и высокая, словно столб, но не казавшаяся костлявой девочка. – Все слышали? – обратилась она к приятелям. – Это к нам!
Ребятня недовольно загудела, но расступилась. В непрерывном гаме – вокруг кричали домохозяйки, хлопали окна, орали радио и телевизоры, перекликались прохожие и содержатели магазинчиков, – рассекая густые волны запахов пищи, несвежего белья и отбросов, девочка довела Милана до скрипучей двери. За ней открылась узкая, крутая лестницу с обломанными перилами из потрескавшегося пластика.
– Вы не смотрите, сударь, что у нас так плохо, – сообщила проводница. – Комната чистая, и мебель почти целая, мамаша ее сама по кускам собирала. Возле мебельных комиссионок. В окно, правда, мало что видно, зато светло и не жарко. И плата самая низкая в нашем квартале.
Идти пришлось на самый последний, четвертый этаж. Сняв с шеи веревку с кредитной карточкой, она ткнула куском пластика в скважину и толкнула дверь плечом.
– Мамаша! – крикнула она. Милан вошел в квартиру вслед за ней. – К нам постоялец!
Через какое-то время из комнаты выскочила крепкая, еще довольно молодая женщина в халате, на ходу причесываясь растопыренной пятерней. Кажется, она спала – кожа у нее под глазами слегка припухла.
– Иди переоденься, Кэти, – улыбнувшись гостю, проговорила она, и ее бледные тонкие губы сложились в неожиданно теплую и симпатичную дугу. – Проходите, сударь. Комната вам понравится, и совсем недорого, всего сорок пять крон в день. Дверь с программируемым замком. Двойной комплект белья, прачка в соседнем доме…
Девчонка, вопреки указанию, никуда не ушла, а потащилась вслед за Миланом по коридору с голыми стенами. Лавируя между коробками с тряпьем и глухо гремящими останками игрушек и бытовых приборов, все трое ввалились в маленькую комнатушку размером три на четыре метра. Судя по всему, окном она выходила на юг, но благодаря монолитной стене соседнего дома солнце не могло всласть порезвиться на ее «просторах», сумев лишь зацепиться за самый край рамы и выбелить стену слева от входа.
Вика распахнула форточку, и в комнату проникли уличные шумы.
– Где я могу поставить свой флаер?
– А прямо на крыше. Выйдете из квартиры, так лаз тут же и будет. Только ходите осторожно – лесенка хрупкая, того и гляди обвалится. И перил там нет, обломали.
Скромная, разрозненная мебель вполне устраивала Милана – ничего лишнего и все необходимое. Правда, терминал в углу возле окна выглядел не слишком работоспособным, хотя и помигивал зеленым глазом сетевого питания.
– Все работает, сударь, недавно проверяла, – заметив поворот головы Милана, поспешно сказала хозяйка. – Канал устойчивый, 128 мегабит в секунду. Провода только пять лет назад заменили… Принтер у нас в комнате, можете пользоваться за отдельную плату. Вот только голосовой ввод текста сломался, все забывала мастера позвать. Придется набирать письма руками, уж извините. Да, может, хотите на мою лицензию взглянуть? Действительна до конца года.
Милан кивнул и бросил сумку на кровать, и обе хозяйки оставили его обживаться.
Спрятав пистолет в древний сейф, с которым пришлось повозиться, прежде чем тот согласился реагировать только на его карточку, он подумал: «А «Лама»-то все равно бесполезна. Сейчас она ударит током любого человека в целом Эккарте. Пока не перепрограммируешь чип, ей даже пива не нагреть». Но не выбрасывать же старинное семейное оружие? Кроме того, хоть Обри и обещал выправить лицензию на «нового» владельца, сейчас Милан сомневался в его искренности. Если полиция вздумает всерьез проверить подлинность документа, всплывет вся история с рождением мифического гражданина М. Хастича. Скорее всего, Обри попросту сказал то, что от него ожидал услышать придирчивый арестанта.
Первым делом Милан отметился в Департаменте народонаселения и получил справку о временной регистрации в столице. Без этого он не смог бы претендовать даже на самое завалящее рабочее место. Конечно, 15 тысяч крон хватило бы на полгода приличного существования, то есть до самой «смерти» Хастича, но что дальше? Где потом искать деньги на плутоний, чтобы вернуться в Эль-Фернандо?
Потом он, чтобы разделаться наконец с проблемой своей «биографии», вывел на экран карту Эккарта и отыскал – не без помощи путеводителя – городишко Армстронг, где он якобы родился и вырос. Тот притулился на малонаселенном западном берегу страны, в устье мелкой речушки под звучным названием Аполлон. Размерами он уступал даже Эль-Фернандо, а до ближайшего населенного пункта, Монте-Люсии, оттуда было никак не меньше трех тысяч километров. А до столицы округа Гаево целых одиннадцать тысяч! Так Милан с некоторым удивлением узнал, что Западный округ Эккарта – самый крупный в стране.
Затем он зашифрованным транзитом, через адрес тюремного сайта отправил в Эль-Фернандо очередную, еженедельную весточку родным. Мол, жив-здоров, вступил в секту огнепоклонников и ему выдали трусы из асбеста – для большей убедительности он никогда не забывал вставить в текст какую-нибудь вопиюще нелепую подробность.
Солнце успело подняться к зениту, когда Милан покончил с формальностями и был готов отправиться обедать. Долетевшие до его окна пряные запахи какой-то явно восточной кухни грубо овладели его помыслами. В дверь вдруг постучали, а затем на пороге, заглядывая в комнату с напряженным вниманием, возникла Кэти.
– Разрешите, сударь? – спросила она и проскользнула внутрь, стискивая подмышкой упаковку с постельным бельем. – Вот, можете пользоваться. Хотите, разверну? – Она кинула пачку на кровать и ловко вспорола ногтем упаковку. – Стирка совсем рядом, там мамашина подруга работает. Могу свести, когда пожелаете, или сама вещички отволоку.
Не оборачиваясь к Милану, она совершала телом некие вращательные движения, так что ее худые, но симпатичные ягодицы то и дело напрягали ткань шорт, на которые она успела сменить свой уличный наряд. Казалось, Кэти изо всех сил стремится создать впечатление, будто танцует – руки в локтях изгибались довольно плавно, без рывков, а коленки напрягались попеременно, принимая на себя вес тела. И вместо застиранной сорочки она напялила голубую блузку без рукавов, сквозь которую проглядывала белая магнитная застежка лифа.
– А то давайте покажу, где здесь недорогое кафе, – загорелась она. Напоследок она нежно провела по кровати обеими ладонями, наклонившись вперед и явив Милану вид сзади. – Многие клошарцы туда часто ходят, сможете завести всякие знакомства и связи.
Она выпрямилась и подняла руки к голове, приглаживая растрепавшиеся волосы. Милан пригляделся к ней и определил, что после смены одежды и расчесывания Кэти стала выглядеть намного старше – сейчас он дал бы ей лет четырнадцать, не меньше. Что она в таком случае делала в толпе малолеток? Скорее всего, у нее что-нибудь вроде «замедленного развития». Впрочем, кажется, среди подростков, пытавшихся распотрошить флаер таксиста, были ребята и постарше.
Милан кивнул и вышел из комнаты вслед за Кэти, которая бодро зашагала вперед, непрерывно рассуждая об особенностях местной кухни и простых нравах обитателей квартала. Хозяйка, возившаяся на кухне, благосклонно проводила пару взглядом и вернулась к своим занятиям.
На 96-й авеню было жарко. По ней гулял ветер, перетаскивая обрывки газет, рекламных плакатов и одноразовых упаковок. Кажется, солнце ухитрялось проникать даже сквозь каркасы сборных домов. Светло-желтая рубашка, которую надел Милан, в данном случае могла защитить от жары не лучше черной. Проталкиваясь через галдящую на южном наречии толпу, залежи хлама и перетянутые поперек стен веревки с бельем, Милан убедился, что этот квартал был сооружен не меньше сорока лет назад, то есть еще первопоселенцами Эккарта. Обитатели Великих Клошаров могли бы гордиться тем, что живут в «музее», но вместо этого они всячески разрушали памятники старины – например, расписывали стены зданий непотребными граффити. И даже прорубали в них целые дыры, чтобы втиснуть в пролом жалкий прилавок с бестолковыми, но порой привлекательными поделками собственного изготовления или явно ворованными вещами.
Метрах в сорока от дома 32, в одном из таких самодеятельных проломов, предприимчивый делец с индийской физиономией оборудовал микроскопическое кафе. К удивлению Милана, там толклось не меньше десятка прилично одетых людей – они сидели на пластиковых коробках, стилизованных под табуретки, и держали тарелки с остро пахнущей едой на столах, слаженных из тех же ящиков.
– Кухня Камалакары пользуется успехом даже в соседних районах, – перекрикивая разговоры едоков, проговорила Кэти, прижимаясь в толкотне к Милану твердым словно у культуристки бедром. – Можете звать его Камой, сударь, а то язык сломаете. Он не обижается.
Она проскользнула к стойке, и Милан последовал туда же. Оттолкнув плечом задумчивого посетителя, он поднял с прилавка, составленного из вездесущих коробок, отпечатанную на цветном принтере листовку со списком блюд.
– Мясное керри по-мадрасски и стакан шипучки, – сказал Милан через несколько секунд, выбрав первое же блюдо с серьезным названием. Ничего похожего на привычные названия мексиканских кушаний в меню, разумеется, не было.
– Простите, сахиб, тамариндового сока нэ достал! – жизнерадостно завопил толстяк в красочном халате, с потной лысой головой, которую он непрерывно отирал рукавом. – Только апэльсиновый. Кэрри от Камы! – крикнул он в распахнутую дверь – источник металлического лязга кастрюль и сковородок.
– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.
– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!
Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.
Чтобы не отвлекаться на Кэти в дальнейшем и наконец сосредоточиться, он отложил вилку, сделал глоток сока и положил ладонь на ее потное и горячее запястье. Она застыла с полуоткрытым ртом, оторопело уставившись на Милана, а он медленно, наклонившись над столом и позволив очкам назидательно съехать на нос – но глаза при этом остались за стеклами – проговорил:
– Девочка, я не плачу за любовь. Ни крону, ни пятьдесят, ведь на такую сумму ты рассчитывала? Я не нуждаюсь в искусственной стимуляции своего тела. Так маме Вике и передай. Я знаю, тот заезжий делец из Брахмапура заставлял тебя делать самые дикие вещи и платил за это хорошие деньги, тебе это не нравилось, но накануне владелец дома прислал вам счет за коммунальные услуги и электричество. Потом этот парень предложил тебе уехать к нему в город, чтобы продолжить карьеру, но ты отказалась, предпочтя шагать по свой дороге. Увы, на ее обочине только один указатель – унижение. И неважно, угодишь ли ты в тюрьму за ограбление лавки или подцепишь заразу. Не иметь выбора оскорбительно для свободного человека. Я не психиатр, чтобы лечить твой недуг, девочка. Я могу лишь поставить диагноз, а выжить или умереть, решай сама…
«Черт, да что со мной? – недоуменно подумал Милан, с усилием замолкая. – Зачем я все это говорю?» Но мысль эта тут же испарилась, словно жидкий азот, выплеснутый из дьюара.
Кэти уткнулась в тарелку с ошалелым видом, порой взглядывая на каменное лицо постояльца. Он убрал ладонь с ее руки, и видение недавнего прошлого, извлеченное из открытого сознания девчонки, растаяло сгустком липкого мрака под отвесными лучами солнца, пробившими щели в навесе кафе.
Очнувшись, она вскинула голову, словно собираясь выкрикнуть что-то обидное и резкое, но осеклась и бросила вилку на стол. «Проклятый ханжа!» – прочитал он по движению ее губ. Отталкивая многочисленных посетителей, она скрылась в толпе, а Милан устало откинулся на стену и бросил в рот последний кусочек керри. И почему людям так неприятно слушать правду? А вообще ему не слишком-то нравилось его новое свойство, «подаренное» добрым доктором Максимовым. Ведь так и подмывает забраться в чужие мозги, хотя ботаник и предостерегал Милана от этого. К тому прослыть «экстрасенсом» в первый же день на новом месте – тоже ничего приятного.
– Великолепная речь, мсье! – произнес у него над ухом веселый женский голос. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Все равно свободных мест больше нет. – Милан, не глядя, равнодушно кивнул, и на ящик напротив него уселась ярко одетая блондинка лет тридцати, с тарелкой чего-то вызывающего. На воротнике ее желтой блузки болтался бэджик со словами «Женская воля», а на поясе – изящная сумочка с аппаратурой, ощетинившаяся хвостиком антенны. – Это ваша сестра?
– Нет. – Милан коснулся губами поверхности шипучки в стакане и остался доволен количеством пузырьков, взрывавшихся на ней.
– Представьте, собираю материал для статьи, – продолжала журналистка, нимало не тушуясь от его необщительного вида. – В любом журнале чем больше перца, тем лучше, верно? А про забегаловку папаши Камы знают все соседние кварталы. Говорят, здесь можно запросто спалить себе желудок. У вас это получилось? – Она наконец замолкла и осторожно затолкала в рот микроскопический кусочек чего-то алого, заранее приготовившись залить это глотком колы. – Вы местный проповедник? Я ни разу не была в клошарской церкви, не по профилю как-то. А почему на вас такая необычная для церковника одежда?
– Послушайте, мэм, у меня нет охоты рассуждать на темы вашего журнала. И на все остальные тоже. Но я смогу выдержать вашу болтовню, если вы покажете мне ближайший магазин подержанных флаеров.
– Прекрасно! – обрадовалась она. – Я знаю отличное местечко в паре километров отсюда. – Похоже, замечание Милана ничуть не обидело ее, что совсем не удивительно для журналиста. – Рецепт взяла, меню скопировала, с хозяином поговорила… Интервью с посетителем почти в кармане. Кстати, можете называть меня Светой.
Она отодвинула наполовину опустошенную тарелку, залила в горло колу и поднялась одновременно с Миланом.
– Я оставила свою машину в квартале отсюда. – Света пристроилась рядом с ним, порой задевая его синей сумочкой на толстой медной цепи. – На охраняемой стоянке, конечно, иначе можно чего-нибудь недосчитаться. Камеры-то уж точно вывернут, и будешь летать как слепой котенок. Так ведь говорят? А вы какую фирму предпочитаете? «Боинг», «Антипов» или «Локхид»? Или что-нибудь экзотическое? У меня антиповский «Омуль», только не самый крутой, а попроще, без модулятора гравиполя, и реактор с одной ячейкой. К тому же четырехместный! Представляете, сколько лишнего пространства в салоне? Зато дешевле и мне нравится. В нем даже можно спать, если вздумается. Хотя большей глупости и представить трудно…
Толпа постепенно поредела, обшарпанные стены домов расступились, и они вышли на улицу, свободную от крикливых торговцев и покупателей, вони отбросов и запахов пищи. 96-я авеню закончилась вместе с Великими Клошарами. Прилизанные фасады и зеркальные витрины не имели ничего общего с хаосом, царившим в нескольких метрах позади. Но народу, конечно, тут было немногим меньше. Вообще, Милан быстро понял, что Валхалла вряд ли даст ему возможность побыть одному где бы то ни было, кроме как в собственной комнатке. Даже в лесопарках, наверное, под каждым кустом валяется и распивает пиво или джин с тоником по десятку отдыхающих.
Настенный лифт с поцарапанными стенками поднял Милана и журналистку куда-то в середину полупрозрачного здания, битком набитого пустыми машинами. Света отдала одному из парней в синей униформе ключи и жетончик, и спустя полминуты тот пригнал на стартовую площадку новенький «Омуль». Милану почему-то казалось, что флаер журналистки непременно должен быть желтым, под цвет ее блузки и солнца – так оно и оказалось.
– Да, какое-то бедноватое у меня получается интервью, – заметила Света, выводя машину из-под крыши на трассу и ловко, с типично валхалльской небрежностью втискиваясь в транспортный поток. – Вы, я так понимаю, недавно в городе?
– Полдня.
– Ну наконец-то, будет о чем сообщить читательницам.
– Не иначе, в таких словах: «Первый же человек, встреченный мной у папаши Камы, оказался приезжим из отдаленных районов Эккарта. Что привело его в кафе? Неужели густой запах острых приправ, на сотни метров разносящийся по 96-й авеню? Об этом я и спросила скромно, но прилично одетого гражданина, едва успев записать его отзыв о керри по-мадрасски, которое он с аппетитом поглощал…»
Примерно минуту журналистка не могла выдавить из себя ни слова – то ли была озабочена плотностью дорожного движения, то ли оторопела от внезапной разговорчивости Милана. А может, прикидывала, как использовать его спич в статье.
Внезапно она вывернула штурвал вбок и вырвалась из общего потока, едва не врезавшись в прозрачную стену, за которой виднелись ряды каких-то могучих станков и конвейеров. Там вовсю орудовала автоматика, передвигая клешни и висячие краны, сверкали жерла плавильных печей.
– Цех вторичной переработки, – сказала Света и задрала нос флаера, направляя его прямиком в небо, параллельно стене. Спустя несколько секунд под днищем машины мелькнул срез крыши, и обширное поле из нескольких десятков разнообразных аппаратов развернулось внизу. Они призывно сверкали стеклами. – Один мой родственник заключил договор с мэрией и арендовал часть верхнего этажа. У него фирма по сборке машин из старых комплектующих. С виду настоящие монстры, но летают будь здоров!
Она снизилась на площадке для посетителей и заглушила двигатель. К дверце с водительской стороны тотчас подскочил малорослый, плосколицый и узкоглазый человечек с безупречно голубом халате.
– Светочка! – сюсюкая как истый китаец из земных фильмов, вскричал он, подпрыгнул и приложился к ее щеке тонкими губами. – Василиса только вчера о тебе вспоминала. Почему забыла сестричку?
– Работа, братец Чунь, работа заедает. Вот, покажи покупателю свои лучшие образцы. Помнишь, ты как-то говорил мне, что наладил выпуск «Кондоров»? Я тоже хочу на них посмотреть.
– С твоим-то «Омулем» в мое стойло соваться? – усомнился китаец.
Владелец салона отвел посетителей за матовую коробку офиса, поставленного прямо на крыше, и гордо показал Милану на три одинаковых машины с резкими, загнутыми немного вверх крылышками, торчавшими из-под днища. Они и в самом деле напоминали мохноногих и клювастых хищников, виденных Миланом по телевизору. Эта модель считалась одной из удач «Антипова» прошлых лет. При порядочной мощи реактора она экономила топливо и была юркой, словно угорь в садке.
– Всего три тысячи крон, мсье, – гордо заметил продавец. – И еще девятьсот девяносто маленьких крон, такая мелкая мелочь! А такая же новая стоит почти девять тысяч – в три раза больше! К тому же на этой машине установлена новейшая противоугонная система. Гравиблок автоматически включает сферическое поле отталкивания, когда хозяин и пассажир покидают машину. Инфра– и ультразвуковая защита тоже, конечно, имеется.
Милан без лишних слов открыл двигательный отсек темно-красного флаера и стал дергать провода и блоки, проверяя крепления на прочность. Поработав когда-то на «Антипов», он знал, что конструкция всех машин примерно одна и та же. Авиационным титанам остается только изобретать новые материалы и формы корпусов, совершенствовать системы безопасности и спутниковой навигации. Ну, и толкать в салон никому не нужные тренажеры и бытовую технику вроде кофеварок, будто современный человек то и дело часами летает над безлюдными местностями Эккарта. В конце концов, зачастую хватает и обыкновенных телевизора с телефоном.
Покончив с внутренностями реакторного отсека, Милан перешел к салону. Тот был явно перегружен технической аппаратурой, как будто это могло добавить уважения клиентов к разработчику. Шесть экранов на передней панели – явный перебор дизайнеров.
«Братец» Чунь и Света в это время вполголоса переговаривались, стоя поодаль и порой удивленно посматривая на дотошного клиента.
– Вы уберете две боковых обзорных камеры и мониторы, связанные с ними. Тогда я возьму эту машину, – сказал Милан.
– Ах, мсье, как же мы уберем их? Все мои сотрудники сейчас в сборочном цехе! Мы не сможем вынуть эти маленькие детальки. Но если вдруг вынем, потом долго будем пересчитывать цену! Поверьте, моя машина – точная копия фирменной модели, я не могу отойти от стандарта, чтобы «Антипов» не подал на меня в суд!
– Хорошо, я сниму их сам.
Невзирая на вялые протесты торговца, Милан подцепил указательными пальцами зажимы, крепившие монитор к внутренней обшивке салона, и легко снял блок с плоским жидкокристаллическим экраном. Пучок световодов он вынул вместе с камерой, которую вывернул из паза в боковой стойке. Пружинный клапан самостоятельно задраил возникшее отверстие. Так же грубо Милан обошелся и со вторым монитором, после чего торжественно вручил ворох деталей оторопевшему китайцу.
– Дарю, – сказал он. – Прокатимся?
– А можно я? – встряла вдруг Света, непонятно отчего сияя словно галогенный фонарь. Чунь подавленно кивнул, переводя взгляд с Милана на изъятые мониторы. Неужели он и в самом деле опасался преследования со стороны производителя? Смешно было думать, будто индустриальный гигант вдруг проявит интерес к мелкому торговцу на вторичном рынке своих машин.
– Парашют? – внезапно ожил Чунь.
Но Милан счел, что возиться с тяжелым оборудование, цепляя его к днищу, не имеет смысла. Поэтому он просто сел на водительское место и пристегнулся. Когда спустя секунду дверца со стороны Светы, щелкнув, встала в паз, Милан навалился на штурвал, оживляя медленные, слишком медленные нейтроны, заставляя их быстрее шевелиться и плодиться в своей жаркой темнице – реакторе.
– Ограничение скорости в пределах городского купола до семидесяти километров в час, – сухо сообщил бортовой компьютер.
Как оказалось, «городской купол» простирался вплоть до высоты в три километра, достичь которой Милану удалось за максимально короткое время. Заложив несколько кругов, он попытался перевернуть машину и покрутиться в свободном падении, однако гравиблок не позволил ему такой вольности, выдав тревожный писк.
– А вы неплохо управляетесь с флаером.
Вцепившись в подлокотники, Света расширенным глазами глядела в боковые окна и на монитор нижнего сектора обзора. Панорама Валхаллы открывалась прямо-таки монументальная. Город, неровной кляксой распластавшийся в дельте Насы, изрезанный извилистыми рукавам самой полноводной реки освоенного Эккарта, сверкал миллионами отраженных солнечных зайчиков, смешанных с рекламой. Никаких картинок и букв, конечно, с такой высоты разобрать было нельзя.
Полетав под разными доступными углами, Милан направил нос машины вверх и до упора вдавил педаль газа. Флаер рванулся вперед, словно маленький аэрокосм. На высоте в пять километров, когда уже стало трудно дышать, Милан отпустил педаль газа, и сразу же по ушам резанул треск. Вслед за ним из-под передней панели вытянулся язычок едкого дыма, и удушливый запах гари забил ноздри. Ровный гул обеих турбин тотчас сменился кашлем. Воздух в соплах в последний раз крутанулся в затухавшем турбулентном потоке, и установилась зловещая тишина.
– Что случилось? – нервно вскрикнула Света, вжимаясь в кресло.
Послышался тонкий, все более усиливающийся свист ветра. Слабый сквозняк проник в салон через вентиляционные решетки. Цветное пятно города в нижнем мониторе сдвинулось, сменившись картиной бледно-синего неба. Ускоряясь с каждой секундой, флаер ринулся вниз.
Со всех сторон к флаеру с гиканьем неслись подростки – все в простой и местами рваной одежде.
– Летают тут всякие! – завопил из окна лавки тучный человек в чалме. – Убирайся!
Расплатившись, Милан выбрался из машины, и водитель тотчас взмыл в небо, едва не зацепив бампером самого шустрого парнишку. Раздосадованные неудачей дети окружили Милана и стали хмуро его разглядывать, но хватать его за полы плаща остерегались. Он и не подозревал, что вблизи делового центра Валхаллы встретит такой откровенный сброд. Милан еще не знал, что люди здесь живут относительно приличные – по сравнению с обитателями старых доков. Там сквозь бетон пророс настоящий человеческий муравейник.
– Что вам нужно, сэр? – спросил владелец лавки. Избавившись от громоздкого такси рядом с прилавком, он стал вполне добродушным толстяком, пекущемся о процветании бизнеса и привлечении клиентов.
– Мне нужен дом 32. Я ищу Вику, которая сдает комнату.
– Пойдемте со мной, – обрадовалась худая и высокая, словно столб, но не казавшаяся костлявой девочка. – Все слышали? – обратилась она к приятелям. – Это к нам!
Ребятня недовольно загудела, но расступилась. В непрерывном гаме – вокруг кричали домохозяйки, хлопали окна, орали радио и телевизоры, перекликались прохожие и содержатели магазинчиков, – рассекая густые волны запахов пищи, несвежего белья и отбросов, девочка довела Милана до скрипучей двери. За ней открылась узкая, крутая лестницу с обломанными перилами из потрескавшегося пластика.
– Вы не смотрите, сударь, что у нас так плохо, – сообщила проводница. – Комната чистая, и мебель почти целая, мамаша ее сама по кускам собирала. Возле мебельных комиссионок. В окно, правда, мало что видно, зато светло и не жарко. И плата самая низкая в нашем квартале.
Идти пришлось на самый последний, четвертый этаж. Сняв с шеи веревку с кредитной карточкой, она ткнула куском пластика в скважину и толкнула дверь плечом.
– Мамаша! – крикнула она. Милан вошел в квартиру вслед за ней. – К нам постоялец!
Через какое-то время из комнаты выскочила крепкая, еще довольно молодая женщина в халате, на ходу причесываясь растопыренной пятерней. Кажется, она спала – кожа у нее под глазами слегка припухла.
– Иди переоденься, Кэти, – улыбнувшись гостю, проговорила она, и ее бледные тонкие губы сложились в неожиданно теплую и симпатичную дугу. – Проходите, сударь. Комната вам понравится, и совсем недорого, всего сорок пять крон в день. Дверь с программируемым замком. Двойной комплект белья, прачка в соседнем доме…
Девчонка, вопреки указанию, никуда не ушла, а потащилась вслед за Миланом по коридору с голыми стенами. Лавируя между коробками с тряпьем и глухо гремящими останками игрушек и бытовых приборов, все трое ввалились в маленькую комнатушку размером три на четыре метра. Судя по всему, окном она выходила на юг, но благодаря монолитной стене соседнего дома солнце не могло всласть порезвиться на ее «просторах», сумев лишь зацепиться за самый край рамы и выбелить стену слева от входа.
Вика распахнула форточку, и в комнату проникли уличные шумы.
– Где я могу поставить свой флаер?
– А прямо на крыше. Выйдете из квартиры, так лаз тут же и будет. Только ходите осторожно – лесенка хрупкая, того и гляди обвалится. И перил там нет, обломали.
Скромная, разрозненная мебель вполне устраивала Милана – ничего лишнего и все необходимое. Правда, терминал в углу возле окна выглядел не слишком работоспособным, хотя и помигивал зеленым глазом сетевого питания.
– Все работает, сударь, недавно проверяла, – заметив поворот головы Милана, поспешно сказала хозяйка. – Канал устойчивый, 128 мегабит в секунду. Провода только пять лет назад заменили… Принтер у нас в комнате, можете пользоваться за отдельную плату. Вот только голосовой ввод текста сломался, все забывала мастера позвать. Придется набирать письма руками, уж извините. Да, может, хотите на мою лицензию взглянуть? Действительна до конца года.
Милан кивнул и бросил сумку на кровать, и обе хозяйки оставили его обживаться.
Спрятав пистолет в древний сейф, с которым пришлось повозиться, прежде чем тот согласился реагировать только на его карточку, он подумал: «А «Лама»-то все равно бесполезна. Сейчас она ударит током любого человека в целом Эккарте. Пока не перепрограммируешь чип, ей даже пива не нагреть». Но не выбрасывать же старинное семейное оружие? Кроме того, хоть Обри и обещал выправить лицензию на «нового» владельца, сейчас Милан сомневался в его искренности. Если полиция вздумает всерьез проверить подлинность документа, всплывет вся история с рождением мифического гражданина М. Хастича. Скорее всего, Обри попросту сказал то, что от него ожидал услышать придирчивый арестанта.
Первым делом Милан отметился в Департаменте народонаселения и получил справку о временной регистрации в столице. Без этого он не смог бы претендовать даже на самое завалящее рабочее место. Конечно, 15 тысяч крон хватило бы на полгода приличного существования, то есть до самой «смерти» Хастича, но что дальше? Где потом искать деньги на плутоний, чтобы вернуться в Эль-Фернандо?
Потом он, чтобы разделаться наконец с проблемой своей «биографии», вывел на экран карту Эккарта и отыскал – не без помощи путеводителя – городишко Армстронг, где он якобы родился и вырос. Тот притулился на малонаселенном западном берегу страны, в устье мелкой речушки под звучным названием Аполлон. Размерами он уступал даже Эль-Фернандо, а до ближайшего населенного пункта, Монте-Люсии, оттуда было никак не меньше трех тысяч километров. А до столицы округа Гаево целых одиннадцать тысяч! Так Милан с некоторым удивлением узнал, что Западный округ Эккарта – самый крупный в стране.
Затем он зашифрованным транзитом, через адрес тюремного сайта отправил в Эль-Фернандо очередную, еженедельную весточку родным. Мол, жив-здоров, вступил в секту огнепоклонников и ему выдали трусы из асбеста – для большей убедительности он никогда не забывал вставить в текст какую-нибудь вопиюще нелепую подробность.
Солнце успело подняться к зениту, когда Милан покончил с формальностями и был готов отправиться обедать. Долетевшие до его окна пряные запахи какой-то явно восточной кухни грубо овладели его помыслами. В дверь вдруг постучали, а затем на пороге, заглядывая в комнату с напряженным вниманием, возникла Кэти.
– Разрешите, сударь? – спросила она и проскользнула внутрь, стискивая подмышкой упаковку с постельным бельем. – Вот, можете пользоваться. Хотите, разверну? – Она кинула пачку на кровать и ловко вспорола ногтем упаковку. – Стирка совсем рядом, там мамашина подруга работает. Могу свести, когда пожелаете, или сама вещички отволоку.
Не оборачиваясь к Милану, она совершала телом некие вращательные движения, так что ее худые, но симпатичные ягодицы то и дело напрягали ткань шорт, на которые она успела сменить свой уличный наряд. Казалось, Кэти изо всех сил стремится создать впечатление, будто танцует – руки в локтях изгибались довольно плавно, без рывков, а коленки напрягались попеременно, принимая на себя вес тела. И вместо застиранной сорочки она напялила голубую блузку без рукавов, сквозь которую проглядывала белая магнитная застежка лифа.
– А то давайте покажу, где здесь недорогое кафе, – загорелась она. Напоследок она нежно провела по кровати обеими ладонями, наклонившись вперед и явив Милану вид сзади. – Многие клошарцы туда часто ходят, сможете завести всякие знакомства и связи.
Она выпрямилась и подняла руки к голове, приглаживая растрепавшиеся волосы. Милан пригляделся к ней и определил, что после смены одежды и расчесывания Кэти стала выглядеть намного старше – сейчас он дал бы ей лет четырнадцать, не меньше. Что она в таком случае делала в толпе малолеток? Скорее всего, у нее что-нибудь вроде «замедленного развития». Впрочем, кажется, среди подростков, пытавшихся распотрошить флаер таксиста, были ребята и постарше.
Милан кивнул и вышел из комнаты вслед за Кэти, которая бодро зашагала вперед, непрерывно рассуждая об особенностях местной кухни и простых нравах обитателей квартала. Хозяйка, возившаяся на кухне, благосклонно проводила пару взглядом и вернулась к своим занятиям.
На 96-й авеню было жарко. По ней гулял ветер, перетаскивая обрывки газет, рекламных плакатов и одноразовых упаковок. Кажется, солнце ухитрялось проникать даже сквозь каркасы сборных домов. Светло-желтая рубашка, которую надел Милан, в данном случае могла защитить от жары не лучше черной. Проталкиваясь через галдящую на южном наречии толпу, залежи хлама и перетянутые поперек стен веревки с бельем, Милан убедился, что этот квартал был сооружен не меньше сорока лет назад, то есть еще первопоселенцами Эккарта. Обитатели Великих Клошаров могли бы гордиться тем, что живут в «музее», но вместо этого они всячески разрушали памятники старины – например, расписывали стены зданий непотребными граффити. И даже прорубали в них целые дыры, чтобы втиснуть в пролом жалкий прилавок с бестолковыми, но порой привлекательными поделками собственного изготовления или явно ворованными вещами.
Метрах в сорока от дома 32, в одном из таких самодеятельных проломов, предприимчивый делец с индийской физиономией оборудовал микроскопическое кафе. К удивлению Милана, там толклось не меньше десятка прилично одетых людей – они сидели на пластиковых коробках, стилизованных под табуретки, и держали тарелки с остро пахнущей едой на столах, слаженных из тех же ящиков.
– Кухня Камалакары пользуется успехом даже в соседних районах, – перекрикивая разговоры едоков, проговорила Кэти, прижимаясь в толкотне к Милану твердым словно у культуристки бедром. – Можете звать его Камой, сударь, а то язык сломаете. Он не обижается.
Она проскользнула к стойке, и Милан последовал туда же. Оттолкнув плечом задумчивого посетителя, он поднял с прилавка, составленного из вездесущих коробок, отпечатанную на цветном принтере листовку со списком блюд.
– Мясное керри по-мадрасски и стакан шипучки, – сказал Милан через несколько секунд, выбрав первое же блюдо с серьезным названием. Ничего похожего на привычные названия мексиканских кушаний в меню, разумеется, не было.
– Простите, сахиб, тамариндового сока нэ достал! – жизнерадостно завопил толстяк в красочном халате, с потной лысой головой, которую он непрерывно отирал рукавом. – Только апэльсиновый. Кэрри от Камы! – крикнул он в распахнутую дверь – источник металлического лязга кастрюль и сковородок.
– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.
– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!
Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.
Чтобы не отвлекаться на Кэти в дальнейшем и наконец сосредоточиться, он отложил вилку, сделал глоток сока и положил ладонь на ее потное и горячее запястье. Она застыла с полуоткрытым ртом, оторопело уставившись на Милана, а он медленно, наклонившись над столом и позволив очкам назидательно съехать на нос – но глаза при этом остались за стеклами – проговорил:
– Девочка, я не плачу за любовь. Ни крону, ни пятьдесят, ведь на такую сумму ты рассчитывала? Я не нуждаюсь в искусственной стимуляции своего тела. Так маме Вике и передай. Я знаю, тот заезжий делец из Брахмапура заставлял тебя делать самые дикие вещи и платил за это хорошие деньги, тебе это не нравилось, но накануне владелец дома прислал вам счет за коммунальные услуги и электричество. Потом этот парень предложил тебе уехать к нему в город, чтобы продолжить карьеру, но ты отказалась, предпочтя шагать по свой дороге. Увы, на ее обочине только один указатель – унижение. И неважно, угодишь ли ты в тюрьму за ограбление лавки или подцепишь заразу. Не иметь выбора оскорбительно для свободного человека. Я не психиатр, чтобы лечить твой недуг, девочка. Я могу лишь поставить диагноз, а выжить или умереть, решай сама…
«Черт, да что со мной? – недоуменно подумал Милан, с усилием замолкая. – Зачем я все это говорю?» Но мысль эта тут же испарилась, словно жидкий азот, выплеснутый из дьюара.
Кэти уткнулась в тарелку с ошалелым видом, порой взглядывая на каменное лицо постояльца. Он убрал ладонь с ее руки, и видение недавнего прошлого, извлеченное из открытого сознания девчонки, растаяло сгустком липкого мрака под отвесными лучами солнца, пробившими щели в навесе кафе.
Очнувшись, она вскинула голову, словно собираясь выкрикнуть что-то обидное и резкое, но осеклась и бросила вилку на стол. «Проклятый ханжа!» – прочитал он по движению ее губ. Отталкивая многочисленных посетителей, она скрылась в толпе, а Милан устало откинулся на стену и бросил в рот последний кусочек керри. И почему людям так неприятно слушать правду? А вообще ему не слишком-то нравилось его новое свойство, «подаренное» добрым доктором Максимовым. Ведь так и подмывает забраться в чужие мозги, хотя ботаник и предостерегал Милана от этого. К тому прослыть «экстрасенсом» в первый же день на новом месте – тоже ничего приятного.
– Великолепная речь, мсье! – произнес у него над ухом веселый женский голос. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Все равно свободных мест больше нет. – Милан, не глядя, равнодушно кивнул, и на ящик напротив него уселась ярко одетая блондинка лет тридцати, с тарелкой чего-то вызывающего. На воротнике ее желтой блузки болтался бэджик со словами «Женская воля», а на поясе – изящная сумочка с аппаратурой, ощетинившаяся хвостиком антенны. – Это ваша сестра?
– Нет. – Милан коснулся губами поверхности шипучки в стакане и остался доволен количеством пузырьков, взрывавшихся на ней.
– Представьте, собираю материал для статьи, – продолжала журналистка, нимало не тушуясь от его необщительного вида. – В любом журнале чем больше перца, тем лучше, верно? А про забегаловку папаши Камы знают все соседние кварталы. Говорят, здесь можно запросто спалить себе желудок. У вас это получилось? – Она наконец замолкла и осторожно затолкала в рот микроскопический кусочек чего-то алого, заранее приготовившись залить это глотком колы. – Вы местный проповедник? Я ни разу не была в клошарской церкви, не по профилю как-то. А почему на вас такая необычная для церковника одежда?
– Послушайте, мэм, у меня нет охоты рассуждать на темы вашего журнала. И на все остальные тоже. Но я смогу выдержать вашу болтовню, если вы покажете мне ближайший магазин подержанных флаеров.
– Прекрасно! – обрадовалась она. – Я знаю отличное местечко в паре километров отсюда. – Похоже, замечание Милана ничуть не обидело ее, что совсем не удивительно для журналиста. – Рецепт взяла, меню скопировала, с хозяином поговорила… Интервью с посетителем почти в кармане. Кстати, можете называть меня Светой.
Она отодвинула наполовину опустошенную тарелку, залила в горло колу и поднялась одновременно с Миланом.
– Я оставила свою машину в квартале отсюда. – Света пристроилась рядом с ним, порой задевая его синей сумочкой на толстой медной цепи. – На охраняемой стоянке, конечно, иначе можно чего-нибудь недосчитаться. Камеры-то уж точно вывернут, и будешь летать как слепой котенок. Так ведь говорят? А вы какую фирму предпочитаете? «Боинг», «Антипов» или «Локхид»? Или что-нибудь экзотическое? У меня антиповский «Омуль», только не самый крутой, а попроще, без модулятора гравиполя, и реактор с одной ячейкой. К тому же четырехместный! Представляете, сколько лишнего пространства в салоне? Зато дешевле и мне нравится. В нем даже можно спать, если вздумается. Хотя большей глупости и представить трудно…
Толпа постепенно поредела, обшарпанные стены домов расступились, и они вышли на улицу, свободную от крикливых торговцев и покупателей, вони отбросов и запахов пищи. 96-я авеню закончилась вместе с Великими Клошарами. Прилизанные фасады и зеркальные витрины не имели ничего общего с хаосом, царившим в нескольких метрах позади. Но народу, конечно, тут было немногим меньше. Вообще, Милан быстро понял, что Валхалла вряд ли даст ему возможность побыть одному где бы то ни было, кроме как в собственной комнатке. Даже в лесопарках, наверное, под каждым кустом валяется и распивает пиво или джин с тоником по десятку отдыхающих.
Настенный лифт с поцарапанными стенками поднял Милана и журналистку куда-то в середину полупрозрачного здания, битком набитого пустыми машинами. Света отдала одному из парней в синей униформе ключи и жетончик, и спустя полминуты тот пригнал на стартовую площадку новенький «Омуль». Милану почему-то казалось, что флаер журналистки непременно должен быть желтым, под цвет ее блузки и солнца – так оно и оказалось.
– Да, какое-то бедноватое у меня получается интервью, – заметила Света, выводя машину из-под крыши на трассу и ловко, с типично валхалльской небрежностью втискиваясь в транспортный поток. – Вы, я так понимаю, недавно в городе?
– Полдня.
– Ну наконец-то, будет о чем сообщить читательницам.
– Не иначе, в таких словах: «Первый же человек, встреченный мной у папаши Камы, оказался приезжим из отдаленных районов Эккарта. Что привело его в кафе? Неужели густой запах острых приправ, на сотни метров разносящийся по 96-й авеню? Об этом я и спросила скромно, но прилично одетого гражданина, едва успев записать его отзыв о керри по-мадрасски, которое он с аппетитом поглощал…»
Примерно минуту журналистка не могла выдавить из себя ни слова – то ли была озабочена плотностью дорожного движения, то ли оторопела от внезапной разговорчивости Милана. А может, прикидывала, как использовать его спич в статье.
Внезапно она вывернула штурвал вбок и вырвалась из общего потока, едва не врезавшись в прозрачную стену, за которой виднелись ряды каких-то могучих станков и конвейеров. Там вовсю орудовала автоматика, передвигая клешни и висячие краны, сверкали жерла плавильных печей.
– Цех вторичной переработки, – сказала Света и задрала нос флаера, направляя его прямиком в небо, параллельно стене. Спустя несколько секунд под днищем машины мелькнул срез крыши, и обширное поле из нескольких десятков разнообразных аппаратов развернулось внизу. Они призывно сверкали стеклами. – Один мой родственник заключил договор с мэрией и арендовал часть верхнего этажа. У него фирма по сборке машин из старых комплектующих. С виду настоящие монстры, но летают будь здоров!
Она снизилась на площадке для посетителей и заглушила двигатель. К дверце с водительской стороны тотчас подскочил малорослый, плосколицый и узкоглазый человечек с безупречно голубом халате.
– Светочка! – сюсюкая как истый китаец из земных фильмов, вскричал он, подпрыгнул и приложился к ее щеке тонкими губами. – Василиса только вчера о тебе вспоминала. Почему забыла сестричку?
– Работа, братец Чунь, работа заедает. Вот, покажи покупателю свои лучшие образцы. Помнишь, ты как-то говорил мне, что наладил выпуск «Кондоров»? Я тоже хочу на них посмотреть.
– С твоим-то «Омулем» в мое стойло соваться? – усомнился китаец.
Владелец салона отвел посетителей за матовую коробку офиса, поставленного прямо на крыше, и гордо показал Милану на три одинаковых машины с резкими, загнутыми немного вверх крылышками, торчавшими из-под днища. Они и в самом деле напоминали мохноногих и клювастых хищников, виденных Миланом по телевизору. Эта модель считалась одной из удач «Антипова» прошлых лет. При порядочной мощи реактора она экономила топливо и была юркой, словно угорь в садке.
– Всего три тысячи крон, мсье, – гордо заметил продавец. – И еще девятьсот девяносто маленьких крон, такая мелкая мелочь! А такая же новая стоит почти девять тысяч – в три раза больше! К тому же на этой машине установлена новейшая противоугонная система. Гравиблок автоматически включает сферическое поле отталкивания, когда хозяин и пассажир покидают машину. Инфра– и ультразвуковая защита тоже, конечно, имеется.
Милан без лишних слов открыл двигательный отсек темно-красного флаера и стал дергать провода и блоки, проверяя крепления на прочность. Поработав когда-то на «Антипов», он знал, что конструкция всех машин примерно одна и та же. Авиационным титанам остается только изобретать новые материалы и формы корпусов, совершенствовать системы безопасности и спутниковой навигации. Ну, и толкать в салон никому не нужные тренажеры и бытовую технику вроде кофеварок, будто современный человек то и дело часами летает над безлюдными местностями Эккарта. В конце концов, зачастую хватает и обыкновенных телевизора с телефоном.
Покончив с внутренностями реакторного отсека, Милан перешел к салону. Тот был явно перегружен технической аппаратурой, как будто это могло добавить уважения клиентов к разработчику. Шесть экранов на передней панели – явный перебор дизайнеров.
«Братец» Чунь и Света в это время вполголоса переговаривались, стоя поодаль и порой удивленно посматривая на дотошного клиента.
– Вы уберете две боковых обзорных камеры и мониторы, связанные с ними. Тогда я возьму эту машину, – сказал Милан.
– Ах, мсье, как же мы уберем их? Все мои сотрудники сейчас в сборочном цехе! Мы не сможем вынуть эти маленькие детальки. Но если вдруг вынем, потом долго будем пересчитывать цену! Поверьте, моя машина – точная копия фирменной модели, я не могу отойти от стандарта, чтобы «Антипов» не подал на меня в суд!
– Хорошо, я сниму их сам.
Невзирая на вялые протесты торговца, Милан подцепил указательными пальцами зажимы, крепившие монитор к внутренней обшивке салона, и легко снял блок с плоским жидкокристаллическим экраном. Пучок световодов он вынул вместе с камерой, которую вывернул из паза в боковой стойке. Пружинный клапан самостоятельно задраил возникшее отверстие. Так же грубо Милан обошелся и со вторым монитором, после чего торжественно вручил ворох деталей оторопевшему китайцу.
– Дарю, – сказал он. – Прокатимся?
– А можно я? – встряла вдруг Света, непонятно отчего сияя словно галогенный фонарь. Чунь подавленно кивнул, переводя взгляд с Милана на изъятые мониторы. Неужели он и в самом деле опасался преследования со стороны производителя? Смешно было думать, будто индустриальный гигант вдруг проявит интерес к мелкому торговцу на вторичном рынке своих машин.
– Парашют? – внезапно ожил Чунь.
Но Милан счел, что возиться с тяжелым оборудование, цепляя его к днищу, не имеет смысла. Поэтому он просто сел на водительское место и пристегнулся. Когда спустя секунду дверца со стороны Светы, щелкнув, встала в паз, Милан навалился на штурвал, оживляя медленные, слишком медленные нейтроны, заставляя их быстрее шевелиться и плодиться в своей жаркой темнице – реакторе.
– Ограничение скорости в пределах городского купола до семидесяти километров в час, – сухо сообщил бортовой компьютер.
Как оказалось, «городской купол» простирался вплоть до высоты в три километра, достичь которой Милану удалось за максимально короткое время. Заложив несколько кругов, он попытался перевернуть машину и покрутиться в свободном падении, однако гравиблок не позволил ему такой вольности, выдав тревожный писк.
– А вы неплохо управляетесь с флаером.
Вцепившись в подлокотники, Света расширенным глазами глядела в боковые окна и на монитор нижнего сектора обзора. Панорама Валхаллы открывалась прямо-таки монументальная. Город, неровной кляксой распластавшийся в дельте Насы, изрезанный извилистыми рукавам самой полноводной реки освоенного Эккарта, сверкал миллионами отраженных солнечных зайчиков, смешанных с рекламой. Никаких картинок и букв, конечно, с такой высоты разобрать было нельзя.
Полетав под разными доступными углами, Милан направил нос машины вверх и до упора вдавил педаль газа. Флаер рванулся вперед, словно маленький аэрокосм. На высоте в пять километров, когда уже стало трудно дышать, Милан отпустил педаль газа, и сразу же по ушам резанул треск. Вслед за ним из-под передней панели вытянулся язычок едкого дыма, и удушливый запах гари забил ноздри. Ровный гул обеих турбин тотчас сменился кашлем. Воздух в соплах в последний раз крутанулся в затухавшем турбулентном потоке, и установилась зловещая тишина.
– Что случилось? – нервно вскрикнула Света, вжимаясь в кресло.
Послышался тонкий, все более усиливающийся свист ветра. Слабый сквозняк проник в салон через вентиляционные решетки. Цветное пятно города в нижнем мониторе сдвинулось, сменившись картиной бледно-синего неба. Ускоряясь с каждой секундой, флаер ринулся вниз.