О`Бэньон Констанс. Обещание экстаза

   – Что привело тебя ко мне? – спросил он, похлопав приятеля по плечу.
   Рей вынул из кармана письмо и протянул Эдварду.
   – Вот, меня попросили передать тебе это.
   Эдвард взглянул на конверт и нахмурился – почерк был незнакомый. Однако на конверте значилось его имя.
   – Вскрой же его, Эдвард. В нем сведения о твоей жене.
   – О Боже! – закричал Эдвард. – Она умерла!
   – Ты этого не знаешь, – возразил Рей. – Распечатай его и прочитай. Может быть, в письме – хорошие новости.
   – Я знаю, что в нем. Будь она жива, она бы написала мне сама. Но это не ее почерк.
   Он вернул письмо другу.
   – Прочитай сам. Я не могу.
   Рей сломал печать и прочитал написанное – всего две фразы. С улыбкой взглянув на Эдварда, он воскликнул:
   – С ней все в порядке! Вот, прочти сам.
   Эдвард шагнул к другу и схватил письмо; руки его дрожали. Он читал и глазам своим не верил.
 
   «У тебя родился сын. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо.
   Бодайн».
 
   У Эдварда подогнулись колени, и он опустился на стул. Какое-то время он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Он столько дней искал, надеялся и ждал… И вот наконец-то все закончилось. Закончилось благополучно.
   Внезапно лицо Эдварда озарилось улыбкой – впервые за долгие месяцы. Поднявшись со стула, он проговорил:
   – Рей, ты представляешь, что это значит? Рей, она жива! Виктория жива!
   – Поздравляю, дружище, – улыбнулся майор. – Ты теперь отец.
   Эдвард пожал приятелю руку и снова улыбнулся:
   – Рей, мы должны это отпраздновать. Выпей со мной, Рей, за моего сына.
   Эдвард налил в стаканы бренди, и друзья подняли тост за нового наследника империи Ганноверов.
   – Но как у тебя оказалось это письмо? – спросил Эдвард.
   – Все это выглядело очень странно. Какой-то человек пришел в форт и сказал, что хочет меня видеть. Его проводили ко мне в кабинет, и он спросил, не знаю ли я тебя. Я сказал, что мы с тобой друзья. Тогда он протянул мне конверт и попросил, чтобы я доставил его тебе как можно быстрее. Он добавил, что это очень важно и имеет отношение к твоей жене. Я попытался выведать у него подробности, но он не пожелал отвечать и даже отказался назвать свое имя.
   Эдвард ненадолго задумался, потом вдруг заявил:
   – Теперь-то Виктория наверняка вернется домой.
   – Что ж, давай выпьем за ее возвращение, – с улыбкой сказал Рей, и Эдвард снова наполнил бокалы.
 
    Джорджия
 
   Майклу Фарради Ганноверу уже исполнилось две недели от роду. Виктория же быстро поправлялась, и ей становилось все труднее соблюдать прописанный доктором режим и оставаться в постели. Она хотела проводить все время рядом с сынишкой. Он был очень веселым и почти не плакал. У него были черные мягкие волосики, а темно-карие глаза смотрели на Викторию так, словно он сознавал, что она – его мама. Малыш лежал на кровати, улыбался и махал ручками.
   В дверь постучали, и в комнату вошел Бодайн. Усевшись на стул рядом с кроватью, он протянул малышу палец, и тот крепко вцепился в него.
   – Он похож на отца, – пробормотал Бодайн.
   – Да, верно, – кивнула Виктория.
   Он заглянул ей в глаза и вдруг понял, что уже не может читать ее мысли, как прежде. Виктория стала замкнутой и молчаливой и не делилась с ним своими переживаниями.
   – Я нашел покупателя на городской дом, – сообщил Бодайн. – Он предлагает за него хорошую цену.
   – Прекрасно, Бодайн. Мы сможем вложить эти деньги в плантацию Фарради. Когда он хочет вступить во владение собственностью?
   – В следующем месяце. Еще он хотел бы купить и плантацию. – Бодайн внимательно посмотрел на свою воспитанницу. – Я сказал, что должен посоветоваться с тобой.
   Виктория нахмурилась.
   – Бодайн, ты же знаешь, что плантация не продается.
   Великан осторожно разжал крохотные пальчики малыша и высвободил руку. Глядя прямо в глаза Виктории, он проговорил:
   – Дорогая, тебе не кажется, что настало время вернуться в Техас?
   – Я уже много раз говорила тебе, Бодайн, что не собираюсь возвращаться. Я отвезу сына на плантацию, и там он ни в чем не будет нуждаться.
   – Виктория, я сделал для тебя все, о чем ты просила, а теперь я не вижу смысла в нашем дальнейшем пребывании в Джорджии.
   – После всего произошедшего я не могу вернуться к Эдварду. Ты должен понимать, что я чувствую.
   Бодайн покачал головой:
   – Не проси меня войти в твое положение. Ты не даешь Эдварду возможности видеть своего сына. Это неправильно. Я объяснял уже, что не верю, что у Эдварда что-то было с той женщиной. На такого мужчину, как Эдвард, женщины всегда будут засматриваться.
   – А я предпочитаю ему не верить, – заявила Виктория. – Если бы ты видел их в тот момент, то и ты бы не поверил его объяснениям.
   – Поверил бы, – возразил Бодайн. Поднявшись на ноги, он добавил: – Эдвард порядочный человек. И очень неглупый.
   – Прошу тебя, Бодайн, прекрати… Я не хочу больше обсуждать эту тему. И я твердо решила, что не вернусь к нему.
   Бодайн тяжко вздохнул и проговорил:
   – Я известил Эдварда о том, что у него родился сын.
   Виктория побледнела.
   – Как ты мог это сделать?! – воскликнула она и прижала малыша к груди, словно ему что-то угрожало.
   – Эдвард имеет право знать. Он, должно быть, с ума сходит от беспокойства.
   – Нет у него такого права, – сказала Виктория. – Он собирался убить моего сына.
   Бодайн снова вздохнул.
   – Не волнуйся, по моей записке он тебя не найдет.
   Виктория пробормотала:
   – Бодайн, я не знаю, что со мной произошло. С того дня как Дэн сказал мне про ребенка и я увидела Эдварда с Моникой, я больше ничего не чувствую.
   – Ты просто возвела вокруг себя стену, чтобы не испытывать боли.
   Маленький Ганновер заплакал, и Виктория принялась его укачивать.
   – Когда я смогу перебраться в особняк, Бодайн?
   Он пожал плечами:
   – Когда захочешь. В доме можно жить уже сейчас, если тебе, конечно, не будет мешать шум – ведь работы еще продолжаются. Окончательно все будет готово через несколько месяцев.
   – Шум меня не волнует, – заявила Виктория. – Мне не терпится вернуться на нашу плантацию, чтобы восстановить ее для сына.
   Бодайн знал: сейчас бесполезно напоминать Виктории о том, что у ее сына есть огромная империя Ганноверов и отец, который будет рад его видеть.
   Великан направился к двери, и Виктория проводила его взглядом. Она видела, что старший друг не одобряет ее действия. Но все же он оставался с ней, и Виктория была за это ему очень благодарна. Взглянув на малыша, она улыбнулась и снова прижала его к груди.
   – Все, что мне нужно, – это ты и Бодайн.
   Перед ее мысленным взором возникло лицо Эдварда, и Виктория закрыла глаза. Но видение не исчезало, и она прошептала:
   – Не хочу о тебе думать. Оставь меня в покое. – Она поцеловала сына в щечку. – У нас все будет хорошо, вот увидишь, мой маленький. У нас есть новый дом, куда мы скоро переедем. И у нас есть Бодайн, который о нас заботится. Чего еще нам не хватает?
   Глядя в лицо малыша, Виктория не могла избавиться от мысли, что Эдвард найдет их рано или поздно.
   – Я проклинаю тот день, когда встретила тебя, Эдвард Ганновер! – воскликнула она.
   В следующее мгновение Виктория поняла, что лжет себе – ведь она по-прежнему мечтала о нем, поэтому и не могла выбросить его из головы.
   Виктория вспомнила о своей милой доброй бабушке, и ей вдруг ужасно захотелось, чтобы та увидела своего правнука. Как бы она любила малыша!
   «Нет, нельзя об этом думать, – сказала себе Виктория. – Прошлого не вернуть».
   Откинувшись на подушки, она постаралась отогнать мысли о Техасе. Прошлое ушло, умерло, как умерла ее любовь к Эдварду.

Глава 30

    Джорджия, апрель 1867 года
 
   Остановившись у садовой дорожки, Виктория посмотрела на новый дом. Он был необычайно похож на прежний – если не присматриваться, то можно было подумать, что перед ней старый дом.
   Виктория, как обычно в последние дни, прогуливалась с малышом по саду. Увидев Мосса, вскапывавшего цветочную клумбу, она улыбнулась ему. Слуга улыбнулся ей в ответ и, сорвав белую лилию, протянул ее ребенку. Поблагодарив старика, Виктория спустилась к реке.
   Сидя под деревом, она наблюдала за сынишкой – казалось, что с каждым днем мальчик все больше походил на отца. Может быть, поэтому она в последнее время все чаще вспоминала Эдварда. А порой по ночам, когда она лежала без сна, ей чудилось, что его лицо склонялось над ней, а руки ласкали ее… Виктория старалась отогнать это видение, но оно возникало снова и снова, и с этим ничего нельзя было поделать.
   Внезапно на тропинке появился Пол. Он шел в ее сторону. Увидев ее, он помахал рукой и ускорил шаг.
   – Малыш растет прямо на глазах, – заметил Пол, усаживаясь рядом с Викторией.
   – Ты прав, – кивнула она с улыбкой.
   Пол в смущении откашлялся и пробормотал:
   – Знаешь, Тори, у меня сегодня был гость.
   – Гость?.. – Виктория нахмурилась.
   Пол кивнул:
   – Совершенно верно. И это был снова Прайс Уильямс. Эдвард, похоже, так легко не сдается.
   – Что ты ему сказал, Пол?
   – Я сказал, что тебя не видел, но если мне станет что-нибудь известно, то я непременно свяжусь с Эдвардом.
   – Он тебе поверил? Ты думаешь, он сюда не придет?
   – Не придет. Я уверен, что Уильямс мне поверил. Он сказал, что сегодня возвращается в Техас.
   Виктория с облегчением вздохнула.
   – Тори, мне было ужасно неприятно ему лгать. Это… несправедливо.
   Она пристально взглянула на него.
   – Но ведь ты меня не выдашь, правда?
   – Никогда! – с жаром воскликнул Пол. Он убрал с ее лица золотистый локон. – Ты же знаешь, что я к тебе испытываю, Тори.
   – Очень жаль, Пол. – Виктория вздохнула. – У меня в сердце не осталось чувств… ни к кому.
   – Даже к мужу?
   – Особенно к нему.
   – Но у меня есть надежда, Тори?
   – О, Пол, как было бы чудесно тебя любить… – Она положила руку ему на плечо. – Какой-нибудь женщине очень повезет с тобой. Но я не в силах тебя полюбить.
   – Я подожду, – сказал он, заглядывая ей в глаза. – Может быть, в один прекрасный день…
   – Не жди, Пол, – перебила Виктория. – Ты только потеряешь время.
   Он привлек ее к себе и прошептал:
   – О, Тори, я безумно тебя люблю. Если понадобится, я готов ждать вечность.
   Она мягко отстранила его и поднялась на ноги.
   – Пол, ты мне очень дорог, но я люблю тебя… как сестра брата. Я очень ценю твою дружбу и не знаю, как прожила бы эти месяцы без твоей поддержки. Но не проси того, чего я не могу дать. Пожалуйста, пойми меня.
   Пол грустно улыбнулся и спросил:
   – А как брат я могу с тобой пообедать?
   – Отчего же? Обед – прекрасная идея.
   Она взяла его под руку, а он подхватил маленького Ганновера.
   – В один прекрасный день, Тори, не сегодня и даже, может быть, не завтра… Но ты меня полюбишь, как прежде.
   – Уверяю тебя, Пол, этого не произойдет.
 
    Техас
   Возвращаясь с ранчо Матушки, Эдвард вспоминал только что произошедший разговор. Хотя всем было запрещено упоминать при нем имя Виктории, на Эллис этот запрет не распространялся, и она, увидев Эдварда, спросила:
   – Ты уже оставил надежду когда-нибудь их найти?
   – А что мне остается? – Он пожал плечами. – Виктория как сквозь землю провалилась. Все это время я шел по ложному следу. Теперь мне ясно: возвращаться она не собирается. Я же исчерпал все свои возможности.
   – Неужели, Эдвард? – удивилась Матушка. – Уверяю тебя, Виктория постоянно о тебе думает. И она чувствует то же, что и ты.
   Он встал и прошелся по комнате. Остановившись прямо перед Эллис, проговорил:
   – Я о ней уже не думаю.
   – Меня ты не одурачишь, Эдвард. Я вижу тебя насквозь. И как же твой сын? Ты и о нем уже не думаешь?
   Эдвард отвернулся и пробормотал:
   – Поскольку я его никогда не видел, мне трудно представить, что он у меня есть. А ведь ему уже почти восемь месяцев, – добавил он шепотом.
   – А что бы ты сделал, если бы нашел их, Эдвард?
   Он подошел к старой леди и сел рядом с ней.
   – Понятия не имею. Месяцы без нее – такие бесконечные и никчемные… Каждый прожитый день похож на предыдущий. А ночи – и того хуже. Я даже не замечаю смены времен года. Живу словно во сне. Да, ты права, я постоянно о ней думаю. И мне кажется, что она ушла только вчера. Знаешь ли ты, что я не могу больше спать в той постели, где мы спали вдвоем? Я даже переселился в другую комнату.
   Эллис молча слушала. На глаза ее навернулись слезы. Лишь сейчас она заглянула в душу Эдварда и ощутила всю глубину его страданий.
   – Что ж, мне пора. – Он поднялся.
   Матушка тоже поднялась.
   – Как бы то ни было, все образуется, Эдвард, я уверена. Когда вы с Викторией встретились, я сразу поняла: вы предназначены друг для друга. Ты с того дня перестал замечать других женщин, не так ли?
   – Да, так, – кивнул Эдвард. – Другие женщины меня уже не волновали. Я даже испугался, подумал – уж не заболел ли?
   Эллис улыбнулась и сказала:
   – Что ж, Эдвард, отправляйся домой. Непременно приезжай, когда снова захочешь поговорить.
 
   Эдвард въехал в ворота Рио-дель-Лобо уже на закате. Спешившись и передав поводья Эстансио, он прошел в конюшню.
   Приблизившись к Бунтарю, потрепал его по шелковистой холке и вполголоса проговорил:
   – Я знаю, ты тоже по ней скучаешь. – Бунтарь вскинул голову, словно понял обращенные к нему слова. Эдвард же усмехнулся и пробормотал: – Я теперь… как старый Нед – разговариваю с животными.
   В последнее время он часто заглядывал к черногривому красавцу. Возможно, рядом с ним он чувствовал себя ближе к Виктории. Вероятно, те же чувства испытывал и Бунтарь – во всяком случае, он уже позволял Эдварду поглаживать себя.
   Еще раз потрепав жеребца по холке, Эдвард вышел из конюшни и направился к дому. В холле на столе лежали непрочитанные письма. Остановившись у стола, Эдвард посмотрел на конверты, и один из них привлек его внимание своими штампами: «Саванна, Джорджия, ведомство по земельному налогообложению». Он взял письмо и прошел к себе в кабинет. Усевшись за стол, распечатал конверт и, вытащив листок, прочитал:
   «Мистер Ганновер, общая сумма налогов за плантацию Фарради увеличена в связи со строительством нового дома на указанном участке».
 
   Эдвард прочитал письмо дважды, и лишь после этого смысл прочитанного дошел до него. Отбросив листок, он громко рассмеялся. Каким же глупцом он оказался! Ведь строительство нового дома могло означать только одно: Виктория жила на плантации Фарради. Значит, Пол О’Брайен солгал, сказав Прайсу, что не видел Викторию. Сомнений быть не могло: Пол лгал ради нее, Виктории.
   Эдвард снова рассмеялся и пробормотал:
   – Ты забыла, что извещения об уплате налогов присылают мне, не так ли, Виктория?
   Поднявшись из-за стола, Эдвард принялся расхаживать по комнате. Наконец снова сел и написал Эллис записку:
 
   «Я нашел ее. Она в Джорджии. Уезжаю немедленно.
   Эдвард».
 
   Потянув за шнур, он вызвал Хуаниту.
   – Позаботься о том, чтобы это письмо доставили миссис Андерсон. И побыстрее собери мои вещи.
   – Сейчас? Поздно вечером? – удивилась мексиканка.
   – Да, сейчас. Немедленно.

Глава 31

   Неделю спустя Эдвард уже сходил на берег в порту Саванны. Он без труда нашел налоговую контору и, заплатив налоги, выяснил, как добраться до плантации Фарради. Арендовав в городских конюшнях подходящую лошадь, Эдвард тотчас же отправился в путь и на следующий день, около полудня, подъехал к новенькому особняку.
   У крыльца его встретил пожилой темнокожий слуга и взял под уздцы лошадь. Молча кивнув старику, Эдвард взбежал по ступенькам, постучал в дверь и стал осматриваться. За спиной его рос роскошный куст сирени, наполнявший воздух густым ароматом. Неподалеку раскачивались на ветру качели. Живая изгородь была аккуратно подстрижена.
   Наконец дверь отворилась. Перед ним стояла высокая негритянка в белом тюрбане.
   – Могу я видеть миссис Ганновер? – осведомился Эдвард.
   – Нет, сэр, ее нет дома, – ответила служанка.
   Эдвард нахмурился. А вдруг ее и здесь нет? Неужели он напрасно проделал такой путь?
   – Но ведь она здесь живет, не так ли? – Эдвард пристально взглянул на служанку.
   – Да, сэр. Но сейчас ее нет дома.
   Он вздохнул с облегчением.
   – Я Эдвард Ганновер. Могу я подождать ее?
   Чернокожая женщина посмотрела на него с подозрением.
   – Мисс Виктория о вашем приезде ничего не знает.
   – Но вы знаете, кто я?
   – Да, сэр. Вы муж мисс Виктории.
   – Совершенно верно. Я бы хотел пройти и дождаться ее возвращения, если мне будет позволено.
   Служанка медлила с ответом. Наконец сказала:
   – Видите ли, сэр, мисс Виктория ничего мне про вас не говорила.
   – Не имеет значения, – заявил Эдвард. – Я подожду на веранде.
   – Полагаю, вы все-таки можете пройти в дом, – проговорила негритянка.
   Эдвард улыбнулся:
   – Спасибо. А вас зовут не Бекки?
   – Верно, Бекки. – Служанка тоже улыбнулась и отступила в сторону, пропуская гостя.
   Эдвард вошел в холл и вопросительно посмотрел на Бекки.
   – Я скажу Моссу, чтобы отвел вашу лошадь в стойло, мистер Ганновер.
   – Буду весьма признателен. А где мой сын?
   – Наверху, мистер Ганновер.
   – Можно на него взглянуть?
   Служанка покачала головой:
   – Не знаю, мистер Ганновер. Мисс Виктории это может не понравиться.
   – Я проделал такой долгий путь, чтобы его увидеть, Бекки. Ты же не хочешь меня разочаровать, правда?
   Бекки не смогла устоять против обаяния Эдварда. Она снова улыбнулась и сказала:
   – Ладно, полагаю, не будет ничего страшного, если вы его увидите. Вы ведь приехали издалека.
   Служанка повела гостя на второй этаж. Открыв одну из дверей, прошептала:
   – Вот, проходите… О, наш малыш уже проснулся, – проворковала негритянка, переступая порог.
   Эдвард остановился посреди комнаты. Он видел пухленькую ножку, высунувшуюся из-за прутьев колыбели. Немного помедлив, он подошел к Бекки, взявшей малыша на руки.
   – Это твой папа, Фарради. Какой он прелестный, мистер Ганновер, правда?
   Эдвард молча разглядывал младенца. У мальчика были такие же, как у него, черные волосы и темно-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
   Эдвард не мог понять охвативших его чувств, но он вдруг ощутил стеснение в груди – ведь перед ним был его сын, его плоть и кровь.
   – Можно мне подержать его, Бекки? – проговорил он дрогнувшим голосом.
   Негритянка улыбнулась и протянула ему ребенка. Осторожно прижав его к груди, Эдвард спросил:
   – Как зовут моего сына?
   – Майкл Фарради Ганновер, – ответила Бекки.
   – Фарради?
   – Да, так его зовет мисс Виктория.
   – Мне хотелось бы побыть с ним немного наедине, – пробормотал Эдвард.
   – Что ж, полагаю, это можно устроить, мистер Ганновер. А я пока пойду приготовлю что-нибудь на обед вам и маленькому Фарради. Когда захотите пообедать, спускайтесь с ним вниз.
   Эдвард подождал, когда за служанкой закроется дверь, потом вместе с ребенком сел в кресло.
   – Сынок, ты, бесспорно, самый красивый малыш на свете.
   Мальчик похлопал отца ладошкой по щеке и засмеялся. Эдвард прикоснулся губами к крохотной ручке сына. До сегодняшнего дня этот малыш был для него безликим существом, о котором он знал только одно: мальчик – его наследник. Но сейчас Эдвард вдруг почувствовал, что сердце его переполняется любовью к этому крохотному существу. И он понял, что никому не отдаст сына.
   – Что ж, Фарради, о таком сыне можно только мечтать. – Эдвард улыбнулся и провел ладонью по черным шелковистым волосикам ребенка. – В один прекрасный день, сынок, мы с тобой проедем по всему Рио-дель-Лобо, и я покажу тебе твои владения.
   Фарради что-то ответил ему на своем детском языке, и Эдвард от души рассмеялся.
   – Идем, малыш. Давай спустимся вниз и посмотрим, что нам Бекки приготовила на обед.
   Услышав на лестнице шаги, Бекки вышла навстречу и проводила Эдварда в столовую.
   – Хотите, мистер Ганновер, покормить мальчика?
   – Я не умею, Бекки, – улыбнулся он.
   – Тогда я покормлю его сама, а вы смотрите, – сказала служанка.
   Глядя, как малыш ест, Эдвард весело смеялся – впервые за долгое время он почувствовал себя счастливым.
   – Должен сказать, что манерам за столом ему еще нужно поучиться, правда, Бекки?
   – Дайте ему время, мистер Ганновер. Он вырастет и станет настоящим джентльменом.
   – Бекки, а тебе не кажется, что он необыкновенно красивый ребенок? – спросил Эдвард.
   – Конечно. – Бекки сверкнула белозубой улыбкой. – Он почти такой же хорошенький, как его мама, когда была маленькой. Нужно было ее видеть… Белокурый ангелочек с огромными голубыми глазами.
   – Как ты думаешь, Бекки, когда она вернется? – спросил Эдвард.
   – Право, точно не знаю. Мистер Бодайн до завтрашнего дня пробудет в Саванне, так что ей сегодня придется работать не только за себя, но и за него. Скорее всего она вернется поздно.
   Эдвард провел с сыном весь день. Вечером явилась кормилица и забрала Фарради, чтобы покормить и уложить спать. Эдвард же пошел прогуляться и спустился к реке.
   Плантация Фарради поражала своей красотой. Эдвард недоумевал: «Откуда у Виктории деньги на восстановление дома и всего хозяйства? Впрочем, не имеет значения. Если она действительно меня разлюбила, то пусть остается на своей бесценной плантации. Но сына я ей не отдам».
   Теперь Эдвард принял решение: да, он непременно заберет сына в Техас, а Виктория его не очень-то интересует.
   Эдвард вернулся в дом, и Бекки проводила его в кабинет, где он мог дождаться возвращения жены. Сюда, по заверению служанки, она приходила каждый вечер.
   – Не говори ей, что я здесь, Бекки. Я хочу сделать ей сюрприз.
   – Хорошо, не скажу, мистер Ганновер.
   Эдвард обвел комнату взглядом и тотчас же заметил портрет, висевший над камином. Он затаил дыхание – со стены на него смотрела женщина необыкновенной красоты. Но это была не Виктория, как ему показалось сначала. Хотя женщина на портрете была очень на нее похожа. Наверное, это ее мать, подумал Эдвард.
   Тут раздался цокот копыт, а затем послышался голос, преследовавший его уже долгие месяцы.
   – Мосс, скажи Джошу, чтобы проверил переднее копыто Уорика. Похоже, у него расшаталась левая подкова.
   Старик что-то сказал в ответ, а потом послышались шаги – Виктория вошла в холл. И тотчас же снова раздался ее голос:
   – Бекки, как вел себя сегодня Фарради?
   – Он у нас очень веселый и послушный.
   – Как жаль, что он уже спит. – Виктория вздохнула. – Принеси мне ужин в кабинет, Бекки. Только я сначала поднимусь на него взглянуть.
   Эдвард услышал ее шаги – она поднималась по лестнице. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Виктория спустилась вниз. Прошло еще несколько секунд – и вот она вошла в кабинет.
   Виктория не сразу заметила мужа, поскольку просматривала письма, которые держала в руках. Эдвард же невольно залюбовался стоявшей перед ним женщиной. Казалось, она стала еще прекраснее. И сейчас она снова была в черных бриджах, заправленных в сапоги, и в белой рубашке. Ее чудесные золотистые волосы стали гораздо длиннее – они спускались по плечам почти до пояса.
   Сердце Эдварда бешено колотилось; казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Ему ужасно хотелось нарушить молчание, и он с трудом сдерживался.
   Тут Виктория, очевидно, почувствовала его присутствие и чуть приподняла голову. Увидев начищенные до блеска сапоги, она замерла на несколько мгновений. Когда же их взгляды наконец встретились, Виктория тотчас почувствовала: стена, которую она столь старательно возводила вокруг своего сердца, дала трещину. До этого момента она даже не представляла, до какой степени истосковалась по мужу. Ей хотелось броситься к нему на грудь и ощутить, как ее обнимут его сильные руки. Хотелось вернуться к прежней, счастливой жизни. Однако на лице Эдварда не было радости; более того, казалось, он смотрел на нее с неприязнью.
   – Итак, Виктория, мы наконец-то встретились, – проговорил он, пристально глядя ей в глаза.
   – Как ты меня нашел? – прошептала она.
   – О, дорогая, ты оказалась очень предусмотрительной. Сумела надежно скрыть свои следы. Только кое о чем забыла. Ты забыла, что извещение об уплате налогов за плантацию Фарради присылают мне.
   – Не понимаю…
   – Налоговая контора известила меня, что сумма налога увеличена в связи постройкой нового дома.
   Виктория кивнула:
   – Да, верно. А я об этом не подумала.
   – Естественно.
   Эдвард подошел к жене, и она невольно отступила на шаг.
   – Ты не хочешь поздороваться со своим мужем, дорогая? – Он по-прежнему смотрел ей прямо в глаза.
   – Зачем ты приехал? – прошептала Виктория, чувствуя слабость в ногах от его близости. О, как же она истосковалась по нему!
   – А разве ты не догадываешься? – Он окинул взглядом ее стройную фигуру.
   Она молча покачала головой.
   – Уж не от Пола О’Брайена ли ты только что вернулась? Не он ли задержал тебя допоздна? Насколько мне помнится, твои чары неотразимы, – продолжал Эдвард с ухмылкой.
   Она вскинула руку и влепила ему пощечину. Он поморщился. На его щеке пламенел след от ее ладони.
   – Не меряй меня своими мерками, Эдвард. Мне помнится, что именно ты нашел усладу в чужих объятиях.