Платова Виктория. Битва божьих коровок

   - Не поняла? - Настя застыла, как громом пораженная.
   - Что же тут непонятного? Вы соблазните моего мужа и представите мне доказательства. Материальные.
   - В каком смысле - материальные?
   - Не мне вас учить, дорогуша. Если вы детектив - вы должны это знать. Снимки, пленки, видеокассеты.
   - Видеокассеты с чем?
   - Со свидетельствами его разнузданности.
   - Чьей?
   - Да моего мужа, кочергу ему в задницу! Ввергните его в пучину порока, да так, чтобы он там захлебнулся, подонок! Чтобы костей не собрал!
   - Я не понимаю... Вы что, предлагаете мне?..
   - Почему бы и нет? Я - выгодный клиент. А вы должны бороться за выгодных клиентов, тем более что конкуренция на рынке в детективной сфере довольно высокая.
   - Боюсь, это не входит в перечень услуг, которые предоставляет наше агентство.
   - А вы расширьте рамки, - елейным голосом пропела Марина. - Проявите творческую инициативу. В конце концов, ваше агентство - не единственное... И я могла бы...
   - Думаю, что не могли, - вырвалось у Насти. - Иначе не сидели бы сейчас здесь. И не согласились бы на встречу так легко.
   - А вы проницательны. Похоже, я вас недооценила. Настя смущенно принялась теребить нежно-восковой лепесток Papheopedilum. Впервые кто-то публично признался в том, что недооценил её.
   - Я пыталась пробить парочку сходных контор. Встречаются, конечно, биологические нонсенсы в виде женщин-детективов. Но, увы... Либо смазливы, но дуры кромешные. Либо с мозгами все в порядке, но в койку с ними можно лечь только после десятилетнего воздержания. И то если все другие ресурсы исчерпаны, а единственная надувная кукла приказала долго жить. А вы идеальный вариант!
   - Что вы говорите!
   - Вы как раз в его вкусе.
   - Вы меня интригуете.
   Настя положила локти на стол и облизнула губы. Господи прости, неужели это она? Как будто все джанку из цхалтубской и зугдидской преисподней вырвались наружу и уселись на её плечи.
   - Да какая уж тут интрига! Не говоря уже о вкусе. Натуральная блондинка... Вы натуральная блондинка?
   - Да.
   - Вот видите! Натуральная блондинка с загорелой мордой... Загар карибский или антальский?
   - Карибский, - ляпнула Настя.
   - Так я и думала. Ну-ка, улыбнитесь.
   "А не пошла бы ты..." - подумала Настя и растянула губы в улыбке.
   - Отличные зубы, - похвалила Марина. - Предупреждаю, зубы - это его конек, моего скота. Его иконостас. Определяет круг знакомых по зубам и сам к стоматологам шастает чуть не каждую неделю, как инвалид в бордель.
   - Коренные показать? - не удержалась Настя.
   - Не стоит. Все ваши?
   - Все мои. Без единой пломбы.
   - Завидую, - Марина вздохнула. - И как вам только удается?
   - Просто грызу иногда молодые вишневые веточки. Это укрепляет десны и счищает налет с зубов. Старинный хевсурский рецепт.
   - Да, вы определенно в его вкусе. И глаза дерзкие. Такая не только может раком встать, но и по яйцам врезать, если понадобится.
   Настя приоткрыла рот и тотчас же закрыла его. А Марина продолжила как ни в чем не бывало:
   - Так. Теперь грудь. С грудью вроде все в порядке. Ну-ка, привстаньте!
   "А не пошла бы ты..." - опять подумала Настя и неловко вылезла из-за стола.
   - Фигура тоже ничего. - Марина оценивающе прищурила левый глаз. - Не скелет, но и не квашня. Разумное сочетание пропорций. Разве что плечи чуть широковаты... Но сейчас это даже модно, уверяю вас.
   - Я могу сесть?
   - Конечно.
   Настя снова угнездилась за столом. А чертова ломбардная оценщица вперила взгляд в носки её ботинок.
   - Какой размер?
   - Груди?
   - Да нет же. Ваших ботинок.
   - Сорок второй...
   - Это ваш настоящий размер?
   - А если мой, то что?
   - Тогда это несколько усложнит ситуацию. Ластоногих мой подлец не любит. Предельно допустимая планка - тридцать девятый.
   - У меня тридцать восьмой.
   - Отлично! - Марина откинулась на спинку стула и рассмеялась. - Готова заплатить вам вперед не двести, а триста долларов. Если согласитесь.
   Настя прикрыла глаза. Кирюшин-дневник начинался с мужа этой безумной женщины с повадками мясника на бойне. Или какого-нибудь ассистента по актерам... А закончился его собственным безумием. В любом случае сейчас она стояла в самом начале пути, который Кирюша прошел до конца. Она может сию минуту встать и уйти, потеряв всего лишь шесть долларов за "Похищение Венеры". А может остаться - и тогда неизвестно что приобретет. И приобретет ли вообще. Он очень не нравился Насте, этот путь, усеянный божьими коровками и надписями на стеклах. И вообще - она не готова к таким подвигам. Сейчас она встанет и уйдет. Встанет и уйдет.
   - ...Я согласна, - сказала она.
   - Отлично. Так и я думала. У вас на лице написана склонность к здоровому авантюризму. Выбита аршинными буквами.
   - Неужели? - изумилась Настя.
   - А это привлекает таких негодяев, как мой драгоценный муженек. Чем непредсказуемее баба, тем легче они на неё летят. Вы ведь непредсказуемый человек?
   - Не знаю.
   - Во всяком случае, не очень разборчивый в средствах. - Марина по-свойски подмигнула вконец ошалевшей Насте.
   - С чего вы взяли?
   - Да вы только посмотрите на себя! Вся в коже, загорелая, обветренная; зубы как у ротвейлера... Не удивлюсь, если вы любите сырое мясо и гоняете на мотоцикле.
   - Мотоцикл у меня увели, - непонятно зачем соврала Настя. И даже не покраснела. Первый раз в жизни.
   - А муж сбежал сам, судя по всему. - Марина протянула руку и бесцеремонно коснулась её обручального кольца. - С вами жить - все равно что на крокодильей ферме подрабатывать. Того и гляди хобот оттяпаете!
   Она расхохоталась, чрезвычайно довольная собой, а Настя... Настя позволила себе снисходительно улыбнуться.
   - Кажется, мы здесь для того, чтобы обсуждать не мои проблемы, а ваши.
   - Да, простите. - Женщина резко оборвала смех и снова полезла в сумочку. И вынула оттуда увесистый сверток. - Приступим к делу.
   Через минуту новоиспеченная сыщица уже держала в руках несколько фотографий. Нельзя сказать, чтобы её особенно вдохновил тип со снимков. Даже Додик Сойфер, её новый сослуживец, выглядел куда приличнее, не говоря уже о добродушном и по-своему очень симпатичном Meтелице. Тип был одутловат, мелкозернист, тонкогуб, и к тому же волосы у него были зализаны так, что череп казался по-младенчески голым. А над вытянувшейся, как у верблюда, верхней губой топорщилась опереточно-узкая полоска усов. В таких же узких рысьих глазах его было нечто такое, что заставило Настины уши поплотнее прижаться к голове: они всегда первыми реагировали на опасность будь то град в начале июля или ранний неожиданный снег в конце октября.
   - Вот, - торжественным голосом произнесла Марина. - Вот это он и есть, мой дражайший супруг. Быков Дмитрий Борисович. Подонок, мразь, тварь, грязная скотина, прохиндей, ублюдок, сатир-недоносок, дерьмовое желе, мешок с навозом, чертово семя, жертва аборта, мудак - штопаные яйца!..
   Переведя дух, Марина уставилась на Настю.
   - Что ещё я забыла? - отрывисто бросила она.
   - Не знаю, - Настя пожала плечами. - Может быть, дурак?
   - О нет! Он далеко не дурак. Хитрая бестия... А кольцо вам придется снять.
   - Зачем?
   - Он не любит замужних женщин. Он считает, что в браке всякое безумие убивается безвозвратно. Особенно сексуальное. Обожает свободных от супружеской узды сексапилок, смолы ему в глотку!..
   Настя так и не смогла поддержать разговор на такую деликатную тему. Ее тусклый тринадцатилетний опыт супружества безмолствовал. А вообще, если говорить о безумии, Марина не права: уж ей-то брак явно пошел на пользу.
   - Что ещё я должна сделать?
   - Вам самой решать, как заманить его в постель. Я дам вам адреса мест, в которых он часто бывает. Всякие там галерейки, где клубится нищий авангардный сброд; рестораны, где собирается сброд побогаче. Его мастерская... У него, видите ли, есть мастерская! Он, видите ли, дизайнер!
   - И чем же он занимается?
   - Изготовляет светильники, скотина! Изобретает новые формы, идиот! Берет их, так сказать, напрокат у жизни. То есть в бабских койках. Вот, возьмите его визитку. - Марина припечатала долларовые купюры ненавистной визиткой ненавистного фонарщика. - А вообще не надо изобретать велосипед. Отправляйтесь прямо к нему в мастерскую.
   - Но как я могу... Мы незнакомы...
   - Не нужно никакого особого знакомства. Скажете, что виделись на какой-нибудь богемной вечеринке. Ну, я не знаю... К примеру, на Лиговке, у Эль-Хамади...
   - Но я не хожу на богемные вечеринки.
   - Неважно, он и не вспомнит. Он стольким потаскухам тычет эти визитки, ухлопывает на них такое количество денег, что давно можно было бы накормить всю голодающую Африку.
   - А кто такой Эль-Хамади?
   - Еще один кретин. Давно собираюсь на него настучать в компетентные органы как на исламского фундаменталиста, да все как-то руки не доходят.
   - А он исламский фундаменталист?
   - Не знаю... Проповедует какое-то эзотерическое учение, впечатлительным дурам головы морочит... Да какая вам разница! Эль-Хамади ни при чем. Эль-Хамади - повод. А вы только намекните моему кобельку на возможность близости - все остальное он сам сделает.
   Настя спрятала визитку в карман и вопросительно посмотрела на деньги. Ей не особенно хотелось брать их; взять - означало обмануть Марину. Ведь ни о какой (господь наш всемогущий!!!) близости (Пресвятая Богородица!!!) и речи быть не может (ныне, присно и во веки веков!). И вообще, чур меня, чур!.. Но, с другой стороны, если она не возьмет деньги, это будет выглядеть подозрительно.
   Когда купюры перекочевали в Настин карман, Марина спросила:
   - А профессиональная аппаратура у вас есть?
   - Аппаратура?
   - Ну да. Видеокамера, "жучки" всякие...
   - Этого добра навалом, - соврала Настя. - А для чего?
   - Господи ты боже мой! Чтобы его низость получила документальное подтверждение, мы ведь с вами уже говорили об этом.
   - Да, да, я помню.
   - Отлично. Как мы условимся?
   - Я позвоню вам через неделю.
   - Хорошо, через неделю. Но, думаю, вам хватит и трех дней. С женщинами вашего типа у него все развивается довольно стремительно.
   - С женщинами моего типа?
   - С самоуверенными стервами. Кстати, а почему вы назначили мне встречу именно в этом ресторане?
   Настя набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:
   - Иногда, знаете, люблю здесь пообедать. Вдали от родных деревянных... Приятно расплачиваться гринами. Чувствую себя как в Америке.
   - Бред, - отрезала Марина. - Америки не существует. Как таковой.
   - То есть как это - "не существует"? - испугалась Настя. - А что же тогда существует?
   - Островок в океане. Возможно, даже Северном Ледовитом. Там много киностудий, и все они делают фильмы. Про некое виртуальное пространство, которое все условились называть Америкой. Америка - это декорация, не больше. А этот ресторан - ещё одно место, где бывает мой муженек. То есть тоже декорация, здесь он иногда разыгрывает сцены соблазнения. Так что все очень символично. Вы не находите?
   - Нахожу, - только и смогла сказать Настя.
   - Кстати, Анастасия Кирилловна... Как называются ваши духи?
   - "Наэма". Вам не нравятся?
   - Отчего же... Есть в них что-то такое... В букете... Думаю, мой подонок будет приятно удивлен...
   Марина ещё раз с удовольствием щелкнула ногтем по фотографии подонка.
   - Я его голым в Африку пущу. Он у меня допрыгается, скотина!
   * * *
   ...Это была тридцать шестая сигарета за сегодня, и отдавала она сливовыми косточками. Далеко за флагом остались запахи коньячного спирта (двадцать девятая сигарета) и сыра "Рокфор" со слезой (тридцать первая сигарета). А впереди Забелина ждали ещё имбирь, лаванда, жженый сахар вплоть до баклажана с чесноком.
   Запах баклажана с чесноком был запахом сороковой сигареты.
   Запахом принятия решения.
   А принимать решение было необходимо. Особенно после того, что всплыло во время обыска в доме убитой гражданки Елены Сергеевны Алексеевой. Которую Забелин запомнил как Мицуко.
   Хотя поначалу ничто не предвещало никаких особенных сюрпризов.
   В Сосновую Поляну, на улицу Пограничника Гарькавого, Забелин выехал уже отягощенный кое-какими знаниями. О происшедшем в особняке и о самом особняке, и о его бывшем хозяине.
   Замок в стиле "Здравствуй, Дракула" был построен два года назад в самом заброшенном углу Юкков, в глубоком овраге между двумя холмами. Почему Андрей Иванович Манский выбрал именно это вовсе не престижное и глухое место, хотя кругом было полно живописных склонов, так и осталось загадкой для администрации поселка.
   Но факт оставался фактом: Манский предпочел именно низину с прилегающим к ней леском и примкнувшим болотцем. Некоторое время (сразу после того, как постройка дома была закончена) к особнячку шастало множество любопытных из числа местных жителей. И дальних соседей-толстосумов, владельцев унылого, как бабские рейтузы, кирпичного евростандарта. В среде аборигенов особнячок получил прозвище "Чертова мельница". А в среде завистливых и бескрылых соседей - "С понтом Нотр-Дам".
   Майский поселился на "Чертовой мельнице", когда строители ещё доделывали единственную башенку с круглым зарешеченным окошком, вокруг которого кольцом обвивался дракон. Когда же особняк был закончен полностью, в нем появилась и молодая жена Майского, Татьяна.
   Манский и Татьяна представляли собой довольно колоритную пару. Он высокий брюнет, она - невысокая блондинка. Манский часто бывал в разъездах (бумажный комбинат в Карелии требовал его постоянного присутствия). Татьяна же практически все время проводила в загородном особняке. Чей она занималась - неизвестно. И вообще, образ её жизни никак не напоминал образ жизни жены преуспевающего бизнесмена. Фитнесс-центры и бассейны она не посещала, дорогие магазины и дорогие вечеринки - тоже. Кроме того, у Майских никогда не было даже приходящей домработницы (хотя площадь дома была довольно внушительной).
   И никогда не было гостей.
   Впрочем, по Юккам ходили слухи, что время от времени на "Чертовой мельнице" собирается какое-то общество. Кто-то когда-то видел огни и множество теней в узких окнах и даже слышал голоса. Но это были только слухи: единственная машина, принадлежащая Майской, стояла в гараже. А никаких других машин к особняку никогда не подъезжало.
   "С понтом Нотр-Дам" будоражил сознание жителей Юкков недолго. Его мрачная архитектура перестала потрясать воображение, к тому же в округе появился новый объект пристального интереса юкковской общественности.
   Ровно через полгода после ввода в строй "Чертовой мельницы" в отрогах примыкающей к Юккам Русской Деревни осел известный сериальный актер Владислав Хомутов.
   Сериал, где играл Хомутов, пользовался бешеной популярностью и успел стать национальным достоянием. У его дома вечно торчали толпы любопытных. К нему стекались грубо сколоченные джипы и эстетские "Рено", там можно было увидеть весь питерский бомонд. Нельзя сказать, чтобы этот бомонд (никому по большому счету не известный) особенно любил выскочку Хомутова. Многие помнили его ещё по буфету старого, разваливающегося "Ленфильма", где он постоянно сшибал копеечки на пиво. Но теперь, спустя каких-нибудь три года, студийный выпивоха стал российским киногероем № 1, и каждый спешил припасть к царственной руке любимчика фортуны.
   А Майские никакого интереса не представляли. Подумаешь, ещё один тусклый богатенький, с тусклой лопатой, гребущей такие же тусклые денежки. А дальше - полная неизвестность и мрак забвения. Слава - вот единственная валюта, вот единственное мерило ценностей...
   Но "Чертовой мельнице" все же удалось ещё раз напомнить о себе.
   Это случилось в тот день, когда Андрей Майский убил свою жену.
   Об этом не узнали бы так быстро, если бы сам Манский не пришел в администрацию Юкков и не сообщил об этом. Вид ещё совсем недавно преуспевающего бизнесмена был страшен. Заросший и - несмотря на позднюю зиму - в рубашке с короткими рукавами и в ботинках на босу ногу, Манский бешено вращал глазами и твердил только одно:
   - Я принес жертву в Имболк... Я убил свою жену... Я убил свою жену.
   А прибывшей на место происшествия оперативной группе оставалось только констатировать очевидное: Манский действительно убил свою жену. Увиденное поразило оперативников: Татьяна Манская лежала на широкой мраморной плите (очевидно, до того, как стать смертным одром женщины, она служила самым тривиальным обеденным столом). Горло Манской было перерезано, а все вокруг залито кровью. Кровью был наполнен и таз, стоящий у стола. А нишу между перепончатыми щелями окон занял черный камень метров полутора в диаметре. Камень был украшен пентаграммой, заключенной в круг. На пяти концах перевернутой пентаграммы находилось пять предметов: блюдце с землей, стакан с водой, оплывшая свеча и догоревшая дотла ароматическая палочка. Нижнюю же, обращенную к столу вершину пентаграммы прикрывала довольно внушительных размеров книга. На обложке книги значилось: "Антон Шандор Л а Вей. Сатанинская Библия". Значение предметов было не совсем понятно оперативникам, да и сам Манский, окончательно повредившийся в мозгах, ничего толком объяснить не мог. Он твердил только одно:
   - Мне было приказано... Я принес жертву в Имболк... Я убил свою жену... Мне было приказано... Я убил свою жену...
   Манский был помешен в психушку, а к делу привлекли специалистов по сатанизму. Они быстренько состряпали заключение, из которого следовало:
   1. "Имболк (или Кэндлмас) - один из основных праздников исповедующих культ Сатаны. Отмечается 2 февраля по григорианскому календарю. В Имболк торжествуют темные силы.
   2. Черный камень кубической формы представляет собой Алтарь для отправления службы. На камне начертана пентаграмма. Каждый конец пентаграммы символизирует определенную стихию и представлен определенным ритуальным предметом:
   - стихия Земли (блюдце с землей. По канонам сатанизма земля должна быть кладбищенской);
   - стихия Воды (стакан с водой из реки, в которой находили утопленников);
   - стихия Огня (черная свеча, символизирующая разрушительный ритуал);
   - стихия Воздуха (ароматические палочки, символизирующие разрушительный ритуал);
   - Дух ("Сатанинская Библия" - Книга, символизирующая Духовное Начало).
   3. Ритуал жертвоприношения (с некоторыми оговорками) соответствует общепринятым канонам".
   Хотя не возникало никаких сомнений в том, что убийство жены - дело рук самого Майского (об этом красноречиво свидетельствовали отпечатки), толком допросить его так и не удалось. Спустя две недели после помещения его в психиатрическую клинику имени Скворцова-Степанова он покончил с собой. Майский не был буен, наоборот, за несколько дней до смерти впал в странную апатию. И, несмотря на усиленно проводившийся медикаментозный курс, жаловался на голоса, которые звучат у него в голове. Возможно, именно эти голоса и подтолкнули его к роковому шагу.
   Вопрос, почему преуспевающему бизнесмену и абсолютно здоровому человеку был уготован такой страшный конец, оставался открытым до тех пор, пока следователи вплотную не познакомились с деятельностью его издательства.
   Издательство называлось "Бельтан" и специализировалось на выпуске учебных пособий и книг для детей. Но в свободное от излюбленных детками Шалтаев-Болтаев и Винни-Вилли-Винки время выдавало на-гора целые кипы оккультной литературы, в том числе и литературы по черной магии и сатанизму.
   Так что происшедшее с Майским вполне вписывалось в схему производственной травмы. Предприниматель пал жертвой своей собственной трудовой деятельности. Хоть сейчас больничный выдавай!
   В особняке были найдены целые связки подобной литературы. Да ещё несколько сотен амулетов, магических рун и прочих ритуальных принадлежностей.
   Со смертью главы семьи дело было закрыто, выгодный бумажный бизнес в Карелии перекочевал к конкурентам, а издательство "Бельтан", так и не сменив имени, сменило владельцев. Новые хозяева послали подальше детские книжки-раскраски вместе с учебными пособиями по физике и основам начертательной геометрии. И оккультные опусы заодно. И переключились на производство адреналиновых боевиков-однодневок.
   А "Чертова мельница" так и осталась чахнуть у кромки леса.
   Формально у Майского не было наследников. И во владение домом вступила старшая сестра жены, которую никто и никогда не видел. Она не пыталась продать дом, но, следует отметить, никто даже не пытался его купить. Иногда в окрестностях особняка появлялись ушедшие на покой криминальные авторитеты, которые желали прибрать к рукам место трагедии. И поселить там многочисленную родню, выписанную из Казани или Тамбова. Но, как правило, все это оканчивалось ничем.
   Было и ещё одно серьезное предложение - на этот раз от администрации Юкков. Одного из владельцев крупной сети питерских казино посетила здравая мысль устроить в особняке развлекательный комплекс с бильярдом, боулингом, игровыми автоматами и прочими радостями. Радости эти, вкупе с готической архитектурой и такой же готической историей бывших жильцов, гарантировали бы комплексу процветание.
   Администрация направила деятеля игрового бизнеса прямиком к наследнице, но на этом все и закончилось. До сих пор неизвестно, имели ли место переговоры. Вот только спустя месяц деятель покончил с собой в Монте-Карло, куда приезжал за передовым опытом. В его номере нашли пять тысяч долларов, выигранных накануне в казино.
   А на "Чертовой мельнице" появился сторож.
   Феликс Олегович Спасский.
   Обвиняемый сейчас в убийстве гражданки Алексеевой Елены Сергеевны. А сама Алексеева оказалась родной сестрой Татьяны Сергеевны Майской. И первой женой самого Андрея Ивановича Майского.
   И - нынешней владелицей особняка.
   Эти два потрясения обрушились на голову Забелина на следующий день после того, как тело было обнаружено. Так что Феликс Спасский был не так уж не прав, когда заявил, что на работу его нанимала жена Майского. Возможно, она просто забыла упомянуть, что является бывшей женой.
   Личность же самой двадцатишестилетней Мицуко тоже оказалась достаточно колоритной. Следствию удалось установить, что она приехала в Петербург из Южно-Сахалинска, где до сих пор проживала вся её семья. Спустя полгода в ЗАГСе Центрального района на Суворовском, 41, был зарегистрирован её брак с Андреем Ивановичем Манским. А ещё спустя три месяца в Питер приехала её младшая сестра Татьяна.
   То, что Манский переметнулся от старшей сестры к младшей, не вызвало у Забелина никакого удивления. Он хорошо помнил Мицуко (уж не территориальная ли близость её малой родины к Японским островам вызвала к жизни столь странное прозвище?) как свидетельницу по делу о самоубийстве Кирилла Лангера. Забелин помнил и её вызывающую помаду, и её вызывающе острые скулы, и дурацкую присказку "o'key-dokey", и надменную дерзость, с которой девчонка отпрашивалась в "дабл" в самый разгар дачи показаний. И вялую работу оперативников, которых она буквально парализовала одним своим появлением. Такие женщины были не способны ни на что другое, кроме как загаживать мужские мозги и лишать мужчин воли к жизни. Да, Мицуко играла мужчинами, но в то же время не была шлюхой.
   Респектабельной гейшей, так будет правильно.
   Хотя для гейши ей явно не хватало ума и образования. Зато в избытке присутствовали деспотизм и капризное вероломство. И жажда постоянной смены - и партнеров, и себя самой. Квартира Мицуко была забита массой тряпок, массой косметики, массой модных журналов, массой дорогих безделушек - из тех, что богатые мужчины дарят легкомысленным женщинам от избытка чувств.
   Такого количества золотых украшений Забелин не видел ни в одном музее. Эксперты, осматривавшие скромную квартирку Елены Алексеевой, только руками разводили: кольца и броши старинной работы, пасхальные яйца с большим подозрением на авторство Фаберже; массивные цепи, украшенные такими же массивными камнями; колье, кулоны и даже одна диадема с бриллиантами. Все это великолепие было разбросано по квартире как ненужный, вздорный хлам, даже к закончившимся тюбикам с губной помадой у Мицуко было больше почтения.
   Даже к остаткам пудры.
   Золото доставали отовсюду: из пепельниц, из тарелок для фруктов и хлебницы, из разбросанных по дому туфель, из мыльницы и даже из тарелки с недоеденным салатом. Странно, что женщина, имеющая в арсенале такие побрякушки, ходила в дешевых поделках из шайтанского агата, которые можно купить в любом уличном ларьке.
   Впрочем, это легко увязывалось с взбалмошным характером Мицуко, так что и здесь Забелин не насторожился.
   Насторожил его отпечаток большого пальца на бокале, стоявшем рядом с тарелкой. С тем самым недоеденным салатом, в креветочной плоти которого затерялся перстень с довольно внушительным изумрудом.
   Отпечаток принадлежал явно не Мицуко. И это был единственный чужой отпечаток в квартире.
   Да и стол, сервированный на двоих, с бутылкой дорогущего "Chateau Petrus" в центре явно не вписывался в окружающую обстановку.
   И все потому, что Мицуко была кем угодно, но только не примерной домохозяйкой. В квартире царил такой бедлам, что приглашать сюда (без урона для репутации) можно было только членов профсоюза общества слепых. А предположение, что в квартире побывали воры, выглядело и вовсе нелепым в ярком, завораживающем свете нетронутых драгоценностей. И прочих вещичек, общая стоимость которых тянула на кругленькую сумму.
   Из укоренившегося, окаменевшего беспорядка в квартире следовало только одно: Мицуко была восхитительной неряхой во всем, что не касалось её внешности.