Платова Виктория. Битва божьих коровок

   Ведь всю оставшуюся жизнь на разбитом унитазе не просидишь!
   - ...Ты чего это? - спросил Борода, когда синий, как какой-нибудь алжирец с побережья, Пацюк ввалился в его квартиру. - На улице плюс пять, а ты в таком виде! В ивановцы, что ли, записался?
   - Угу, - быстро закивал Пацюк, нацелившись на спасительную дверь ванной. - Ивановец, ивановец!
   - Так ивановцы босиком ходят, а не в лаптях.
   - Я новообращенный! Босиком ходить пока не получается. - Эту тираду Пацюк произнес уже из-за двери.
   Спустя час он уже сидел на подушках в комнате Бороды.
   Впрочем, комнаты как таковой не было, как не было и кухни. Несколько лет назад Борода снес все перегородки, и получился весьма вместительный вольерчик, служивший спальней, гостиной и храмом одновременно. Посередине комнаты стоял знаменитый гоночный мотоцикл Бороды, увешанный колокольцами и металлическими и деревянными палочками на нитях, более известными под названием "Музыка ветра". А по затянутым бамбуком (и где только Борода умудрился добыть его в таких количествах!) стенам были развешаны аляповатые даосские копии с таких же аляповатых даосских картинок: "Патриарх Люй Дунбинь. Один из восьми бессмертных", "Повелитель Востока Дун Вангун со своими прислужниками" и "Бог монет Лю Хай, играющий с золотой жабой".
   Оттаявший Пацюк ел рассыпчатый рис с соей и расслаблялся. Борода сидел в углу за бесконечной правкой своего трактата "Учение Дао как средство ухода за личным автотранспортом", он ничем не донимал Пацюка. За это тот был бесконечно ему благодарен. Как и за одежду, врученную ему безропотным Бородой по первому требованию.
   Одежда состояла из потертых джинсов, старых кроссовок, шелковой рубашки с изображением основателя даосизма Лао-цзы и траченного молью полудетского джемпера с вышитыми на груди мухоморами. Кроме этой кучи тряпья, Пацюку удалось выклянчить у Бороды ещё и потертую гоночную куртку с массой лейблов и огромным номером "21" на спине.
   - Ну, как я выгляжу? - спросил Пацюк у Бороды, облачившись в мухоморы.
   - Разве это важно?
   Просветленный Борода вставил в магнитофон кассету с релаксационной музыкой "Тао Ши" и придвинул к себе покрытую лаком деревянную дощечку. На дощечке лежали три ритуальных свечи и плоская вычурная закладка для книг из сандалового дерева. Борода аккуратно раздвинул концы закладки, которые оказались импровизированными ножнами, и из них выскочил тонкий узкий ножик. Перехватив ножик двумя пальцами и придвинув к себе одну из свечей, он принялся вырезать по ней затейливый узор.
   - Могу я в таком прикиде отправиться к незнакомому человеку и получить у него информацию? - не отставал Пацюк.
   - Если человек не захочет расстаться с информацией, он с ней не расстанется, будь ты даже в тиаре папы римского. А если он захочет расстаться с информацией - он с ней расстанется, будь ты даже с фиговым листком на причинном месте.
   - Убедил. Слушай, Борода... Ну что ты загибаешься в своей "Розе Мира"? Зарплата небось копеечная?
   - Мне хватает...
   - Все наши давно в адвокатурах сидят. В нотариатах... Следователи, юрисконсульты... Все солидные люди... А ты?
   - Что я? Вот ты следователь, Егор, а что толку? Это ведь ты прибежал ко мне с... прости, голым задом. Ты ко мне, а не я к тебе. Так стоит ли быть следователем, чтобы скрываться? Не лучше ли торговать кассетами и не скрываться? Не лучше ли просто есть рис, чем поучать тех, кто в поучениях не нуждается?
   Невозмутимая логика Бороды раздражала Пацюка. Но в чем-то тот был прав, и это раздражало ещё больше.
   - Что думаешь по поводу моей истории? - Пацюк все ещё не хотел отставать от приятеля, слывшего на курсе самым башковитым.
   - Увэй! - Борода торжественно поднял палец. - Следуй увэй, Егор.
   Глаза Пацюка стали слезиться от обилия зажженных ароматических палочек и пачулей. Это означало только одно: контрольное время его пребывания в доме у Бороды подходит к концу. Личный его рекорд подобного пребывания в вонючем дыму ароматизаторов составлял два часа двадцать три минуты. Но сейчас Егор был настроен решительно: даже если у него вылезут глаза из орбит, с места он не сдвинется. Просто потому, что идти ему некуда. А тут ещё какой-то дурацкий увэй, которому он почему-то должен следовать.
   - Что это ещё за фигня такая - увэй? - спросил Пацюк.
   - Увэй есть концепция недеяния, друг мой. Все само собой образуется, следуя предрешенному судьбой ходу событий.
   - И что же ты предлагаешь? Чтобы я сдался властям?
   - Ты можешь остаться здесь и жить сколько хочешь. Ты можешь отправиться к своему начальнику и ждать справедливости от него. Ничего не изменится. Девушка убита. Убил ты ее...
   Пацюк даже задохнулся от возмущения.
   - Очумел ты, что ли? Я её и пальцем не трогал! Да я бы себе руку отрубил, если позволил бы. Я бы себе голову снес.
   - ...Я не закончил. Убил ты её или нет, не имеет никакого значения. Судьба решит, как правильно поступить с тобой.
   - Да за меня уже давно кто-то все решает, Борода! И я сильно сомневаюсь, что это судьба. Судьба не крадет из машин наручные часы.
   - А ты точно оставил их в машине?
   Этот вопрос Пацюк и сам задавал себе не раз. И так и не смог найти на него ответа. А что, если он действительно не оставлял их в машине, а потерял много позже?
   - Не знаю, Борода.
   - Жаль. Это важно.
   - Ты думаешь?
   - Ну конечно... - Борода незаметно для себя скатился на менторский тон, которым прославился, ещё будучи отличником на юридическом. - Либо их украли ещё до смерти девушки. Либо украли, когда девушка уже была мертва. В первом случае мы имеем дело с хорошо спланированным предумышленным убийством, когда хотели подставить именно тебя. Тогда получается, что и убийство было затеяно только для того, чтобы тебя скомпрометировать. И тогда девушка неважна. А важен ты!
   - Я?! - Пацюк был поражен настолько, что подавился соевым бифштексом. - Кому я могу быть важен?
   - Ну, не ты, а одно из дел, которым ты занимаешься. Ты ведешь какие-нибудь важные дела?
   Двойное убийство на Наличной, несчастный случай с крупным бизнесменом, коммунальная поножовщина на набережной Макарова, самоубийство Кирилла Лангера... Ничего серьезного. Если не считать того, что Мицуко какое-то время была... подругой повешенного. Нет, ничего серьезного.
   - Нет у меня никаких важных дел. Да и веду я их не сам, а мой старый хрыч-шеф. Логичнее было бы в таком случае компрометировать его, ты не находишь?
   Борода поиграл ноздрями.
   - Ну, тогда остается только один вариант. Сначала её убивают, а уже потом у тебя крадут часы. Подставляют первого попавшегося. То есть - тебя.
   - Но тогда этот человек должен хорошо знать её и совсем неплохо знать меня. Вряд ли это возможно. У нас разный круг общения. К тому же у меня и друзей-то нет.
   - А я? - обиделся Борода.
   - Ты не в счет.
   - Это почему же?
   - Но ты же не хочешь сказать, что убил девушку, а потом хладнокровно меня подставил! - Пацюк даже засмеялся от явной глупости такого предположения.
   - Нет. Я не убивал. - Борода отнесся к шутке Пацюка довольно серьезно. - Это противоречит пути Дао. Дао - религия философов, а не самураев...
   - А третьего не дано? - с надеждой спросил Егор.
   - Почему же? - Борода воздел руки к потолку. - Судьба, друг мой. Не борись с судьбой, жди её приговора, прими увэй!
   "Прими увэй" прозвучало как "прими обет безбрачия" или "оскопи себя в честь восьми бессмертных". А на это Пацюк согласиться не мог.
   - Пошел ты со своими увэями... Лучше расскажи мне о Юкках...
   - О Юкках?
   - Ты ведь там катаешься. Знаешь теремок под названием "Чертова мельница"? Или его ещё величают "С понтом Нотр-Дам".
   - Впервые слышу.
   - Особняк в стиле графа Дракулы. Химеры на фронтоне, черти на башнях... Разве ты его не видел?
   Борода погрузился в глубокое раздумье. И спустя минуту изрек очередную даосскую патетическую бессмысленность:
   - Зачем смотреть на дома, когда есть холмы? Зачем смотреть на дома, когда есть дорога?
   - Да, - согласился Пацюк. - Да. Ты прав, кретин. Зачем смотреть на дома, когда есть соевые бобы? Зачем смотреть на дома, когда есть противозачаточные пилюли? Зачем смотреть на дома, когда есть презервативы с музыкой? Зачем смотреть на дома, когда есть шарики для члена? Зачем смотреть на дома, когда есть недорогие симпатяжки в мини на Старо-Невском?
   - Ключ на полочке, - кротко сказал Борода. - Возьми его, если надумаешь уйти.
   - А ты куда собираешься?
   Пацюк, вылизавший весь рис и вылакавший весь зеленый чай, теперь с интересом наблюдал за Бородой. Тот выполз из своего священного угла и бесшумно заходил по комнате, на ходу надевая длинную рубаху с Лао-цзы (еще одного удачного клона рубахи самого Пацюка) и потертую меховую безрукавку. Довершила картину преображения меховая кепка с оторочкой.
   - Я иду в гуань.
   - Куда?!
   - Вообще гуань - это даосский монастырь. Но мы так называем место, где собираются адепты Дао.
   - И много вас там?.. - "Таких сумасшедших", - хотел добавить Пацюк, но сдержался. В конце концов, чумовой Борода предоставил ему кров. И сколько Егор будет здесь околачиваться - неизвестно.
   - Нас немного. Но ведь дело не в количестве, правда?
   - Это точно.
   * * *
   ...Владельца "Москвича" с номерным знаком "Н ОЗЗ ХВ 78 RUS" (того самого, который увез ангела) звали Тимур Манивальдович Жумыга. Проживал Жумыга на самых задворках Сосновой Поляны, на улице Летчика Пилютова. Сведения о Жумыге добыл Пацюку ещё один его однокурсник по универсу - Гена Ладошкин, подвизающийся ныне в ГИБДД.
   ...Известие о Тимуре Манивальдовиче в контексте улицы Летчика Пилютова чрезвычайно возбудило Пацюка. И все потому, что сама улица находилась в двух кварталах от жилища Мицуко.
   У метро "Ветеранов" Пацюк втиснулся в переполненный троллейбус, который выплюнул его едва ли не на конечной. Несколько раз он порывался сойти раньше - на Пограничника Гарькавого (ведь именно там находились чертоги убитого ангела). Но так и не сошел. От лукавого Забелина можно было ждать чего угодно - в том числе и засады на квартире Мицуко.
   Жумыга жил в замызганном "корабле", вокруг которого группировались такие же замызганные пятиэтажки, сломанные качели, старые гаражи и старые тополя.
   Пацюк без труда нашел нужный подъезд и нужную квартиру. И решительно позвонил в дверь, из-за которой доносились собачий лай, детский рев и женский визг.
   Ему открыли только через пять минут, когда собачий лай перешел в тихое поскуливание, детский рев - в громкое сопение, а женский визг застыл на самой высокой ноте.
   - Добрый вечер, - приветливо сказал Пацюк, разглядывая женщину в испачканном мукой переднике. - Мне нужен Жумыга Тимур Манивальдович.
   - Правда? - почему-то обрадовалась женщина. - Мне он тоже нужен. Два часа назад ушел за маслом, падлюка, и до сих пор его нет.
   - И где же он? - по инерции спросил Егор.
   - Где? Это у тебя, алкаша, нужно спросить где! У тебя и у дружков твоих поганых, забулдыг, хронь подзаборная, чтоб вам ни дна ни покрышки! И когда ж вы все передохнете, а?
   Пацюк хотел было возмутиться, но по зрелом размышлении делать этого не стал. Глупо возмущаться, когда на тебе старые кроссовки и такая же курточка. И пионерский свитер с мухоморами. А служебное удостоверение, которое могло пролить свет на его личность, осталось в лапах у Забелина. Вместе со всеми остальными его документами.
   Женщина уже была готова с треском захлопнуть дверь перед носом Пацюка, когда его осенило.
   - Я, собственно, хотел долг ему отдать. Я у него деньги одалживал.
   Известие о долге смягчило сердце женщины.
   - И сколько? - осторожно спросила она.
   В кармане Пацюка лежала сотенная, позаимствованная у добрейшего Бороды, и несколько мятых десяток. Сотенная, безусловно, произвела бы на женщину большое впечатление, но... Будь реалистом, Егор, разве может Тимур Жумыга одалживать кому-то сотенную, имея в наличии жену, неизвестное количество детей и собаку? Придется ограничиться двадцаткой.
   - Сколько? - снова повторила женщина.
   - Двадцать, - выдохнул Пацюк и с готовностью зашуршал купюрами.
   - Значит, двадцать! - Голос тетки не предвещал ничего хорошего. - Я десять лет в отрепьях хожу, детям ботинки купить не на что, а он двадцатки одалживает! А у тебя, подлеца, ещё совести хватает из семейного человека деньги тянуть! А?!
   Под кликушеские завывания два червонца перекочевали в руку жены несчастного Жумыги, после чего Пацюк счел себя вправе спросить:
   - Так где я могу его найти?
   Что ни говори, позолоченная ручка несколько смягчила сердце женщины, и она - уже без всякой злости - сказала:
   - Иди за гаражи. Может, он там, у своей развалюхи, и околачивается. И скажи, что я его дома жду, падлюку. С маслом подсолнечным.
   И прежде чем Пацюк успел поблагодарить грозную жену Тимура Манивальдовича, дверь перед ним захлопнулась.
   Ну что ж, гаражи так гаражи...
   Побродив по окрестностям минут с пятнадцать, Пацюк вышел-таки на цель. Воротца одного из гаражей были распахнуты, в его глубине стоял искомый "Москвич", номерной знак "Н ОЗЗ ХВ 78 RUS", а перед гаражом, за импровизированным фанерным столиком, смахивающим на кладбищенский, сидела компания из трех человек.
   Все трое были примерно одинакового возраста, роста и комплекции, с одинаковыми красно-кирпичными лицами. Пацюк живо представил себе всех троих в нежном пубертатном возрасте: наверняка они ходили в один класс, в одну секцию по боксу и плаванию, затем дружно отнесли документы в какой-нибудь электромеханический техникум и так же дружно его закончили. Так они и шли по жизни вместе, волоча за собой жен, детей, собак и несданные пивные бутылки. Да и теперь каждый день собираются у гаража... С заветной бутылкой водки "Праздничная".
   Вот и теперь "Праздничная" стояла перед друзьями в окружении нескольких подгнивших яблок.
   Пацюк подошел к компании и громким, хорошо поставленным голосом произнес:
   - Мне нужен Жумыга Тимур Манивальдович.
   Все трое на секунду задумались. Задумался и стажер. Действительно, глупо спрашивать имя и отчество у каждой из голов трехглавого змея. Потому он так и зовется - змей трехглавый, без всяких там изысков.
   - Жумыга Тимур Манивальдович, владелец "Москви-ча-412", номерной знак "Н ОЗЗ ХВ 78 RUS", - ещё раз воззвал Пацюк.
   Три брата-акробата синхронно повернули головы в сторону машины, стоящей в гараже.
   - Это же твоя тачка, - так же синхронно сказали два брата, сидящие по бокам, третьему - в центре. - Значит, ты и есть Жумыга.
   - Точно! - обрадовался центровой. - Я и есть Жумыга Тимур Манивальдович. А что случилось-то, командир?
   - Мы можем отойти на несколько минут?
   - С какой радости?
   - Мне нужно поговорить с вами.
   - А мне - нет, - ответил краснорожий Тимур Манивальдович под одобрительное похмыкивание присутствующих.
   - Меня зовут Пацюк Георгий Вениаминович, я следователь по особо важным делам... - самочинно повысил себя в звании стажер. А что, звучит совсем неплохо: Пацюк Георгий Вениаминович, следователь по особо важным делам. А ещё лучше - Пацюк Георгий Вениаминович, Генеральный прокурор Российской Федерации.
   - Следователь по особо важным делам? Ну а я тогда - Хуан Антонио Самаранч, в натуре! - захохотал Жумыга.
   И-эх, если бы при Пацюке были его заветные корочки, а не эти молью траченные мухоморы, этот алконавт попрыгал бы у него, как вошь на гребешке! Но корочек не было, и с этим приходилось считаться. Что ж, придется все-таки нарушить статью № 309 УК РФ "Подкуп или принуждение к даче показаний...". Пацюк вытащил из кармана сотенную и поманил ею Жумыгу.
   Сотенная сразу сделала того сговорчивее. Напрочь забыв, что он "Хуан Антонио Самаранч, в натуре", Жумыга двинулся за Пацюком.
   При помощи нехитрых манипуляций с купюрой Егор загнал его в кабину "Москвича", а сам уселся рядом, на водительское сиденье.
   - Ну? - спросил Жумыга, не сводя глаз со ста рублей.
   - В прошлую субботу, во второй половине дня вы были в районе Московского проспекта...
   - А вы откуда знаете?
   - ...вы были в районе Московского проспекта и проезжали мимо ресторана "Аризона-69". Проезжали?
   - Не знаю. - Поджарая румяная сотенная гипнотизирешала Жумыгу. - Вам виднее. Если говорите - проезжал, значит, проезжал.
   - Около ресторана вас остановила черноволосая девушка. Очень красивая, - задержав дыхание, добавил от себя Пацюк.
   - Ну, этих девушек как грязи...
   - Очень красивая. Черные волосы, броский макияж, черная помада, на щеке небольшая родинка с правой стороны. Черный длинный плащ, на левой руке три кольца. Одно - с большим черным камнем без оправы - на безымянном. Еще одно - на указательном, камешек помельче, овальной формы. И серебряное кольцо на большом - дракон с витым хвостом. Небольшая черная сумочка...
   Жумыга завороженно слушал Пацюка.
   А Пацюк... Он помнил каждую крошечную морщинку у неё на лице, каждую складку на сгибе рукава! И даже длину каждой ресницы.
   - Вспомнили?
   Чертов Жумыга, пропивший свою память ещё тогда, когда Адам и Ева шастали по райскому саду без фиговых листков, напряженно молчал.
   - Вспомнили? - ещё раз повторил Егор. Сотенная стремительно вырывалась из рук Жумыги, и он не мог, не хотел, не желал с этим соглашаться.
   - Может, ещё какие приметы? - с затаенной надеждой спросил Тимур Манивальдович. - А то какие-то кольца, черный плащ... Ей-богу, так каждая вторая прошмандовка выглядит, если не первая. Вы по существу говорите.
   Пацюк с трудом удержался, чтобы не влепить алкашу оплеуху. Поставить производство ангелов на поток и цеплять каждому сопроводительный ярлык "Прошмандовка. Расфасовщик № 1" - это было слишком.
   - Красивая девушка! Очень красивая. Вы меня понимаете?
   - Все очень красивые, - продолжал упрямиться Жумыга. - Вы какие-нибудь особые приметы сообщите.
   - Ну хорошо. У неё был сломан ноготь на правой руке. На указательном пальце, - уже ни на что не надеясь, сказал Пацюк.
   И тогда Жумыга вспомнил. Определенно вспомнил: глаза Тимура-Самаранча расширились, нос расплющился, а губы вытянулись в трубочку.
   - Ну! Что же ты раньше не сказал, деятель?! Про ноготь. Точно! Подсела ко мне одна сумасшедшая. Всю дорогу по этому ногтю убивалась, рыдала даже.
   - Откуда знаешь, что по ногтю?
   - Да сама она и сказала! Не сразу, конечно. Сначала, когда машину остановила... ну, не остановила даже, а, считай, под колеса бросилась... Так вот, минут пять она тряслась, все приговаривала: "Что же теперь делать, что делать?!" Я спрашиваю: "Что случилось-то?" Она замолчала, а потом давай мне про свой сломанный ноготь талдычить. Даже мне его под нос совала, говорила, что растила-де не одну неделю, и так бездарно потерять! Да, именно так она и сказала: "бездарно потерять". Я думал, её валерьянкой придется отпаивать. Один раз даже остановился, банку пива ей взял, чтобы успокоилась.
   - А она?
   - Даже спасибо не сказала. И не успокоилась, заметьте. Так и проплакала всю дорогу.
   Да, это было вполне в стиле Мицуко - такой, какой её запомнил Пацюк. Не проронить ни единой слезинки, узнав, что бывший возлюбленный покончил с собой. И лить потоки над каким-то жалким ногтем.
   Что ж, именно это делает женщину женщиной.
   Но Жумыга, похоже, так не думал.
   - Не может нормальная женщина так из-за пустяков исходить! Я вот что думаю. Она, скорее всего, со своим хахалем полаялась. Я, конечно, утверждать не могу, но, по-моему, она до того, как меня тормознуть, из какой-то машины выскакивала. Может, кто-то её расстроил или под юбку полез. Обычное дело. А то и того похуже.
   - Чего - "похуже"? - насторожился Пацюк.
   - Дело молодое, - ограничился туманным намеком Жумыга.
   - Она о чем-нибудь ещё с тобой разговаривала?
   - О хахале своем?
   - Да при чем здесь хахаль! О чем-нибудь...
   - Да нет.
   - Ну хорошо... А потом? - спросил Пацюк.
   - А что потом? Дала деньги, сказала, чтобы я подождал.
   - Ну?
   - Я ждал. Почти час. Но она не вышла.
   - Откуда?
   Жумыга снова напрягся.
   - Подожди... Она же называла адрес... С самого начала назвала. Только села - и назвала. Еще перед тем, как по своему ногтю чертовому панихиду заказать... Точно, сказала, что ей нужно... Куда же ей было нужно?
   - Давай вспоминай! - Пацюк снова потряс бумажкой.
   - Где-то в центре... Дай бог памяти... То ли на Фонтанке, то ли на канале Грибоедова...
   - Соображай быстрее, дядя!
   - Нет, и не на Грибоедова...
   - А где?!
   Пацюк едва не ухватился за ворот Жумыгиной рубахи. Сам дьявол, казалось, дергал алкаша за нитки, заставляя его дарить надежду Пацюку и снова отнимать. Дьявол скалил зубы, отплясывал джигу в сонных зрачках Тимура Ма-нивальдовича, грозил Егору пальцем и показывал язык. Если сейчас этот идиот не вспомнит, куда в конце концов он отвез Мицуко, - дела стажера будут совсем плохи. Дока Забелин знает все. Знает даже больше, чем сам стажер.
   Или думает, что знает.
   А у Пацюка есть один-единственный козырь - вот этот болван, который в субботу вечером доставил Мицуко прямиком в гостиную к её собственной смерти. Ждать пришлось ещё несколько часов, прежде чем смерть вышла и пригласила Мицуко войти. Да, единственный козырь - этот болван и номер его машины. Если он не выжмет из Жумыги правильный ответ, козырь превратится в проходную карту ниже самой захудалой двойки - и над ней будет смеяться вся колода.
   - Если ты сейчас не скажешь мне, куда ты отвез девушку, я тебя удавлю. - Пацюк сжал кулаки. - Удавлю вот этими самыми руками! И ни секунды об этом не пожалею. А у тебя язык вывалится и глаза из орбит выскочат.
   - И ты в себя больше не то что портвейн "Три семерки", ты в себя молока не вольешь! Я не шучу, слышишь?!
   Должно быть, у Пацюка был такой решительный вид, что Жумыга понял: не шутит. Он раздулся, как древесная лягушка, и страшным голосом заорал:
   - Вспомнил! Точно вспомнил! Это не канал Грибоедова! Это Добролюбова! Ты понимаешь, Добролюбова! Я почему спутал - оба революционеры, а их столько развелось, что черт ногу сломит. Точно - Добролюбова. Мы ещё через Английский проспект ехали. Объехали - и привет! Добролюбова! До-бро-лю-бо-ва!!!
   Закончив скандировать, Жумыга уставился на Пацюка. Он ждал поощрительную сахарную косточку в лице ста честно заработанных рублей.
   Но Пацюк не спешил.
   - Где конкретно ты её высадил?
   - Да она маленькая, эта улица. Ее можно за пять минут пройти.
   - Где конкретно? - снова нажал Пацюк.
   - Погоди, не напирай. Значит, мы тормознулись возле фабрики, где костюмы напрокат дают... Всякие там маскарадные...
   - Она просила подвезти её именно к этой фабрике?
   - Да нет, фабрику мы как раз проехали. За фабрикой - маленький магазинчик. То ли хозяйственный, то ли ещё что-то... А рядом с магазинчиком какое-то заведение... То ли увеселительное, то ли нет... Я не помню. Честное слово. Но там ещё какие-то бутылки по бокам...
   - Какие бутылки? По каким бокам?
   - Понятия не имею. Вроде украшений.
   - Так куда она вошла? В магазинчик или в увеселительное заведение?
   - Вроде в заведение... Или в магазинчик... Не помню, ей-богу... Нет, все-таки в заведение.
   - А ты не проследил?
   - Зачем мне за какими-то девками следить? Тем более что она сказала, что сейчас выйдет... А, вот ещё что... Она звонила! Точно звонила! По этому... По сотовому телефону. Еще перед тем, как мы с Фонтанки свернули. Позвонила и начала лепетать что-то типа "Хотел, хотел!", быстро так... Несколько раз повторила...
   - И?
   - И все. Отключилась. Я ведь ещё почему про хахаля подумал... Из-за этого звонка. Похоже, что хахаль чегото хотел, да не смог. Или она ему не дала... Вот и жаловалась кому-то...
   - Кому? - невольно вырвалось у Пацюка.
   - Ну, не тебе же, правильно? Или тебе?..
   Да, Жумыга действительно попал в точку. Он, Пацюк, "хотел, да не смог". Все верно. Все абсолютно, безнадежно правильно. А ведь если бы он тогда удержал Мицуко... Нет... Он бы не удержал. В том состоянии, в котором она была, удержать её было невозможно. Этот факт снова отсылал Пацюка к вопросу: что же такое увидела девушка в его машине или около его машины? Но даже приблизиться^ к ответу на этот вопрос он не мог. И что значит "Хотел!"? "Хотел убить меня?"... "Кто-то хотел убить меня?"...
   А может, она увидела смертельного врага в окне "Аризоны", которого он сам не заметил...
   - ...Ну, так как, командир? - бесцеремонно встрял в мысли Пацюка Жумыга. - Вроде я все рассказал, что знал. И даже больше. Гони пити-мити.
   - Значит, магазинчик рядом с фабрикой, где даются напрокат карнавальные костюмы? - ещё раз уточнил Пацюк.
   - Ну!
   - И увеселительное заведение с бутылками?
   - Ну!
   - Не забудь жене подсолнечного масла купить, Тимур Манивальдович, напутствовал его Пацюк, протягивая сотенную.
   ...Бросив в ненасытную пасть трехглавого змея остатки своего состояния, Егор оказался перед выбором: либо возвращаться к Бороде, либо двигать в сторону улицы Добролюбова. Здравый смысл подсказывал ему: магазинчик в столь поздний час закрыт, а в увеселительное заведение "с бутылками" вряд ли пустят человека без денег... Лучше уж ароматические палочки с рисом! Но кто и когда прислушивался к голосу здравого смысла?..
   Вот почему спустя какой-нибудь час Пацюк оказался на улице Добролюбова.
   Не самой длинной и не самой известной. Хотя бы потому, что коренной питерец Егор. Пацюк даже не подозревал о её существовании.
   Он сразу же обнаружил замшелое здание фабрики по изготовлению театральных костюмов. Тут же, справа от двери, не открывавшейся по меньшей мере лет десять, висела потрескавшаяся табличка "ПРОКАТ". Это и был ориентир, заданный Жумыгой. За фабрикой следовал шестиэтажный жилой дом с аркой.