Платова Виктория. Битва божьих коровок

Платова Виктория
Битва божьих коровок

   Виктория ПЛАТОВА
   БИТВА БОЖЬИХ КОРОВОК
   Анонс
   Она никогда не была в большом Городе. Но именно большой Город все перевернул в её жизни... Приехав навестить родного брата, Настя застает его... в морге. Ее Кирюша, которого она воспитала, заменив умершую мать, покончил жизнь самоубийством. Ничего нелепее быть не может. На стенах в его маленькой квартире "живут" полчища божьих коровок. Все говорит о повреждении рассудка, и факт самоубийства не вызывает сомнений. Но Настя просто не может поверить в это. Надев его кожаные штаны, куртку и ботинки, она решает примерить на себя его жизнь и разобраться в истинных причинах смерти Кирилла. На пути к истине Настю ждет много загадок. И первая из них - девушка с загадочным именем Мицуко...
   Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми - случайно.
   Автор
   ЧАСТЬ I
   ..."Сколиоз, аллергия на крыжовник, и к тому же в детстве занималась самыми преступными видами спорта. С точки зрения какой-нибудь зачумленной супер-Линды Евангелисты... Академической греблей, например. Или толканием ядра, ежу понятно... Куда только смотрели имбецилы-родители, так испохабить девчонку! Бедная ты бедная, а со спиной у тебя труба... Не те позы принимаешь, когда дело доходит до секса. Если, конечно, вообще доходит до него, а не до сносок в "Камасутре", - думал патологоанатом.
   "Совсем не похожа на красавчика-брата-погибель-всех-швей-мотористок. Крановщиц из пригорода, приемщиц ателье и кондукторов с высшим филологическим... Даже мои ботинки больше смахивают на красавчика, чем она. Даже шнурки от ботинок. Бедная ты бедная, а растреклятым онучам самое место в мусоропроводе. Три года оттаскал, пора и честь знать", - думал следователь.
   "Голубок и горлица никогда не ссорятся... Этого не может быть. Не может. Не может... Все, что угодно. Только не это. Голубок и горлица никогда не ссорятся. Никогда. Бедный ты бедный, а виноград?.. Целая сумка винограда и твои любимые гранаты... Что я теперь с ними буду делать?" думала Настя.
   - Прошу, - промурлыкал патологоанатом игривым тоном, более уместным для бокала шампанского с последующим приглашением на танец, чем для морга судебной экспертизы.
   Следователь посмотрел на него с привычной укоризной и дернул подбородком: креста на тебе нет, мясникрасстрига, дневальный по бойне, креста на тебе нет.
   Конечно, нет.
   Патологоанатом осклабился и подмигнул следователю разбойной серьгой в ухе: конечно, нет! Я же буддист. И все мои покойнички, выпотрошенные и пронумерованные, тоже приобщаются, ожидают реинкарнации, ковыряясь в мертвых носах. Под белыми простынками. А белый, как известно, цвет траура на родине папаши-Шакьямуни, так что все приличия соблюдены.
   - Подойдите, пожалуйста. - Следователь ухватил Настю за локоть и почти силой подтащил к телу, целомудренно прикрытому простыней. А патологоанатом приподнял её край.
   Голубок и горлица никогда не ссорятся.
   Это было правдой. Они никогда не ссорились. Настя и Кирюша. Настя старшенькая, Кирюша - младшенький. Девять лет разницы в возрасте ничего не значили. Девять - любимое число Кирюши, тройственный союз мысли, тела и духа, порядок внутри порядка, девять ангельских хоров. Кирюша тоже пел в хоре - не в ангельском, конечно, а в самом обычном хоре их местного культпросвета. А потом бросил все - и хор, и училище. И родной городишко у моря, где самой большой достопримечательностью была мемориальная доска на здании больницы: "Здесь 3 - 11 сентября (по старому стилю) 1915 года находился на излечении чувашский советский писатель Иоаким Максимов Кошкинский".
   ...Он бросил все - и Настю заодно. И уехал в этот северный, бледнолицый и бесприютный город. Чтобы теперь, спустя три года, покончить жизнь самоубийством.
   - Узнаете? - спросил следователь.
   Что теперь делать с виноградом? И с гранатами - твоими любимыми?.. И эта полоса на шее - нет, Настин Кирюша никогда бы такого не сделал. Никогда.
   - Узнаете? - Следователь начал проявлять признаки сдержанного нетерпения.
   Настя отрицательно покачала головой, а потом ухватилась за край каталки.
   - Значит, не узнаете? А по документам значится, что это Лангер Кирилл Кириллович. Ваш брат.
   Он вовремя поднес ей стакан воды, патологоанатом. Он знал, что нужно делать, в таких случаях: все цепные псы у ворот Смерти это знают. Настя застучала зубами о стакан.
   - Это не мой брат. Нет. Нет... Нет... Следователь и патологоанатом переглянулись: может быть, спирту ей в глотку? Может быть, вывести слабонервную страдалицу от греха подальше? И вообще, имеет ли какое-то отношение к душке-самоубийце эта провинциальная фря?..
   - Держи её, - процедил следователь, когда Настя потеряла сознание.
   - Твою мать. Третья емкость за неделю, - процедил патологоанатом, когда стакан с остатками воды разбился вдребезги.
   ...Она пришла в себя на кушетке, в подсобке весельчака патологоанатома, устроившегося как раз напротив, под плакатом "SEX PISTOLS" FOREVER". От обоих подванивало формалином, а следователь (совсем уж лишний в этой келье) взирал на Настю со свирепым состраданием.
   - Ну, как? Полегчало?
   - Да, - соврала Настя и машинально одернула юбку. "Напрасный труд, мадам. - Патологоанатом был прожженным циником, как и полагается его собратьям по профессии. - Никому и в голову не придет предположить, что под вашим подрясником скрывается нечто из ряда вон".
   "Напрасный труд, гражданка. - Следователь был прожженным законником, как и полагается людям его профессии. - Пасть жертвой статьи 131<Статья 131 УК РФ - изнасилование> УК РФ вам не светит даже при самом худшем раскладе".
   - Думаю, не стоит больше...
   - Стоит. - Настя уже взяла себя в руки. - Я должна... Черт возьми, ты должна была приехать раньше, только и всего! Сразу же после его странного звонка - собраться и приехать. Не ждать, пока снимут айву, чтобы дозревала на закрытой террасе. Не ждать, пока разольют по бочкам первое в этом году вино. А инжир, а варенье из розы, а сыроварня!.. Все это оказалось важнее, чем Кирюша, сунувший голову в петлю за тысячи километров от её постылой сыроварни. И её постылой жизни...
   Теперь он лежит за стеной, с фиолетовой полосой на шее, с опущенными уголками губ, с седыми висками.
   - Почему он седой? - спросила Настя у следователя. Следователь пожал плечами.
   - Ему всего-то двадцать один, - не унималась она. - Почему он седой?
   - Когда вы видели брата в последний раз?
   Вот он - вопрос, на который у неё никогда не было ответа!.. Она бы многое могла рассказать этому квадратному, отъевшемуся на нераскрытых заказухах представителю закона, имя которого так и не смогла запомнить. О том, как Кирюша выстригал себе челку под самый корень и жег спичками ресницы, - только бы не быть таким по-девчоночьи хорошеньким. О том, как он ненавидел изюм в детстве. И Зазу - в отрочестве и ранней юности (Заза - её муж и благодетель. "До кровавых соплей благодетель", - так и сказал Кирюша перед тем, как бросить в сумку головку брынзы и яблоки. Перед тем, как бросить её саму. И уехать в Питер)...
   - Когда вы видели брата в последний раз? - снова напомнил о себе следователь.
   - Три года... Три года назад.
   - Стало быть, приехали в гости?
   - Кирюша... Кирилл позвонил мне...
   - Когда? - Снулые глаза законника оживились.
   - Уж две недели будет как...
   - И попросил приехать? - Следователь больше не церемонился. Впрочем, с Настей никто никогда не церемонился. - Долго же вы собирались, уважаемая.
   - Он не просил приехать. - Настя сжалась, как от удара, широкие плечи вздрогнули. - Сказал только: "Если бы ты могла..."
   - И что дальше?
   - Ничего. Положил трубку.
   - Вас разъединили?
   - Нет. Не похоже, чтобы разъединили. Просто положил трубку, и все.
   Веселая семейка, ничего не скажешь. Сестрица Аленушка от сохи и братец Иванушка от кокаина.
   - Вы не знаете, ваш брат не употреблял наркотики? - Следователь старался не смотреть на покрасневшую Настю. - Анашу, например? У вас на юге, говорят, очень этим увлекаются? Может быть, было что-то по молодости, а?
   Судя по целомудренно вспыхнувшим щекам, самым большим наркотиком в её представлении был цейлонский чай Одесской чаеразвесочной фабрики. Со слоном. А чай следователь не любил. Ни цейлонский, ни индийский, ни даже экзотический из Венесуэлы, от которого иногда приключались глюки. И хотелось спровадить на электрический стул половину следственного управления. Следователь пил его только один раз, но самые зубодробительные воспоминания сохранил на всю жизнь.
   - Наркотики? Кирюша?
   - Именно. Кирилл Лангер.
   Эта пейзанка в дешевой черной юбке, с рожей, опаленной таким же черным трудовым загаром, стала раздражать следователя, но все формальности должны быть соблюдены. Сегодня он закончит это дело (впрочем, банальное самоубийство и делом-то назвать нельзя; так, пасхальное яичко, пустячок, даже папки на него жалко) и займется наконец более серьезными вещами.
   - Значит, вы не видели его три года.
   - Не видела, - с готовностью подтвердила Настя.
   - И чем он занимался - не имеете ни малейшего понятия.
   - Не имею.
   - Он звонил вам?
   - Звонил... Много раз. Поздравлял с днем рождения. Потом - с Новым годом. Он всегда поздравлял с днем рождения и с Новым годом...
   Зачем ты врешь, Настя? Да ещё в таких подробностях. Открытка была только одна, с полустертым обратным адресом. "Счастливого Рождества". А звонков и вовсе не было. Кроме одного-единственного, совсем недавно, когда они сняли первый виноград... Что же сказал тогда Кирюша? Ага: "Если бы ты могла..." - именно так. А потом швырнул трубку на рычаг, даже не выслушав ответа. Впрочем, никто и никогда не интересовался её ответами. И в этом нет ничего сверхъестественного, только сумасшедшему придет в голову интересоваться мнением пыльного подорожника (plantago major L.). Или жимолости (Lonicera Periclimenum). Или самого распоследнего молочая (Euphorbia angularis Klotz)... А ты, Настасья, обладаешь ещё меньшим правом голоса, чем любой из разделов твоей обожаемой "Энциклопедии растений"...
   - Ни одного праздника не пропустил, - сладко врала Настя. - И посылки присылал...
   Толстогубый следователь бросил на неё полный тоски взгляд: святочные истории из жизни самоубийц его не волновали.
   - Что ж, будем закругляться. Подпишите протокольчик опознания и, как говорится...
   "Попутного ветра в горбатую спину", - хотел добавить он, как раз в духе цинично-разухабистого анатомического театра, но вовремя сдержался. И положил перед собой замусоленный бланк протокола.
   - Фамилия, имя. отчество.
   - Чьи? - испугалась Настя.
   - Ваши.
   - Киачели. Ударение на "е". Киачели Анастасия Кирилловна.
   - Странная фамилия. - Следователь не удержался от слегка пренебрежительного комментария по поводу неправдоподобно белых Настиных волос. Уж они-то явно не имели никакого отношения к грузинским окончаниям.
   - Это по мужу. - Настя потерла обручальное кольцо, обветшалое и потускневшее от времени, и с готовностью пустилась в пояснения: - Вообще-то моя девичья фамилия - Воропаева.
   - Ваш муж грузин?
   - Какое это имеет значение? Хевсур...
   Вот так всегда. Муж - хевсур, брат - самоубийца, только этим она и интересна. Да ещё сумкой гранатов величиной с младенческую головку каждый...
   - Очень хорошо. Значит, ваш брат, Лангер Кирилл Кириллович, вами опознан? - наседал следователь.
   - Почему он седой? И рана на голове - откуда она? И потом ещё это... Засохшая кровь возле уха, вы видели? Откуда это все?!
   - Вы у меня спрашиваете?..
   Настя тихо заплакала, чем окончательно вывела следователя из себя. Женским слезам он не верил, женские слезы он терпеть не мог - ещё с той поры, как его супружница, наставлявшая ему рога с половиной следственного управления, была спущена с лестницы. Под аккомпанемент таких же вот беззвучных рыданий.
   - Как это произошло?..
   Да как обычно и происходит, гражданка Киачели. Звонок в милицию три дня назад - от обеспокоенной подружки потерпевшего: бойфренд, мол, дверь не открывает, на телефонные звонки не отвечает, а свет в его квартире подозрительно горит - и в светлое, и в темное время суток. Приехавший наряд вызвал Службу спасения, спасатели вскрыли железную дверь и обнаружили Лангера К.К., 1979 года рождения, висящим на собственном ремне в собственной ванной.
   - Мрачная история, - подытожил следователь. - Сочувствую. Скажите, а ваш брат не страдал... э-э... психическими расстройствами?
   И снова Настя покраснела, как будто он ляпнул что-то неприличное.
   - Почему вы об этом спрашиваете?
   Если бы вы только видели квартиру, которую он снимал, гражданка Киачели, все вопросы у вас бы сразу же отпали. Железная дверь с тремя замками и щеколдой (все три замка закрыты и щеколда задвинута), потеки крови на обоях - покойный коротал время за самым бесперспективным занятием: бился головой о стенку. А времени у него было вагон, судя по всему: все крупы в доме сожраны, все съестные припасы выпотрошены. Хоть шаром покати. И дурацкая надпись на оконном стекле. И божьи коровки, которыми было изрисовано все лангеровское сумасшедшее логово! Хватит и минуты для диагноза, и заморачиваться не надо.
   - Обстоятельства смерти вашего брата... Они заставляют нас усомниться в его душевном здоровье.
   - Не говорите ерунды. - Настя повысила голос и тут же сникла, испугавшись сама себя.
   - В армии он не служил?
   - Не служил. У него тяжелое заболевание почек.
   - Странно, - вклинился патологоанатом. - С почками у него все в порядке, заявляю официально. И вообще, внутренние органы в идеальном состоянии. Отечественная трансплантология рыдала бы по таким запчастям.
   Настя не удостоила хохмача-некрофила и взглядом.
   - Где расписаться?
   - Вот здесь. И здесь. У вас есть где остановиться? - Теперь, когда дело было обстряпано, следователь позволил себе намек на участие.
   Пропади ты пропадом, неужели не ясно, что остановиться ей негде? Что она никогда и в глаза не видела этого одичавшего от людских толп города. Что два часа назад она впервые в жизни проехала в метро, а час назад её впервые в жизни обхамили в троллейбусе. И что переночевать она может только на вокзале. Или здесь, в морге судебной экспертизы...
   - Я думаю... Та квартира, в которой он жил... Я бы могла...
   Следователь скуксился и яростно почесал заросший кадык.
   - Лично я бы вам не советовал. Место не из приятных...
   - Разве я не могу там остаться?
   В конце концов это проблемы гражданки Киачели. Дело закрыто, квартира, в которой обитал усопший, оперативного интереса не представляет, а возиться с этой Венерой от сохи - удовольствие ниже среднего...
   - Можете. За квартиру эту вроде уплачено за полгода вперед, хозяева живут где-то в Псковской области, сюда не приезжают. Думаю, никаких проблем с этим не будет. Только сначала заедем в управление.
   - Зачем? - Губы у Насти мелко затряслись, и она снова зарыдала.
   И снова стала подозрительно смахивать на бывшую супружницу следователя, записную нимфоманку.
   - Заберете кое-какие вещи покойного. И ключ от квартиры.
   - А когда я смогу забрать брата?
   - Собираетесь везти тело на историческую родину? - Чертов патологоанатом, развращенный упоительной и такой безнаказанной близостью к смерти, снова подначил Настю. - Дешевле здесь все устроить, честное слово. У нас и крематорий есть вполне сносный. И колумбарий при нем уютненький...
   Следователь закашлялся: за пять лет совместной работы он так и не смог привыкнуть к дешевым шуточкам трупореза. Подобные шуточки приводили безутешных родственников в неистовство, они писали жалобы начальству патологоанатома, хотя (с тем же успехом) можно было писать жалобы и господу богу. Патологоанатом прочно удерживал позиции в морге, он пережил здесь всех, включая уборщицу и заведующего - третьего за последние полтора года.
   - Нам пора. - Следователь ещё раз сверился с листком протокола и посмотрел на Настю: - Нам пора, Настасья Кирилловна.
   Симментальская корова в черной юбке даже возразить не посмела. И покорно поплелась за следователем.
   ...Патологоанатом нагнал их у самого выхода и бесцеремонно ухватил Настю за руку.
   - Простите, пожалуйста... Вы не страдаете аллергией?
   - Да... - Настя удивленно подняла выгоревшие брови. - Откуда вы узнали? На крыжовник...
   * * *
   ...Записная книжка, портмоне со смехотворной суммой в тринадцать рублей сорок шесть копеек и ключи - вот и все, что досталось ей в наследство от Кирюши. Плюс листок с описью - чтобы не заблудиться в квартире брата на первых порах.
   - Он не оставил никакой записки? - вежливо спросила Настя у следователя.
   - Записки?
   - Когда кончают с собой, то обычно оставляют записки. - Господи, неужели это говорит она, и к тому же таким казенным и безразличным голосом? - Вы следователь, вы должны знать. "В моей смерти прошу никого не винить..." Или что-нибудь в этом роде...
   - Нет. Никаких записок не было.
   - Я знаю Кирюшу. Он просто не мог покончить с собой.
   - Вы не видели его несколько лет.
   - Это ничего не меняет. Я никогда не поверю, что мой брат...
   - Дело закрыто. И поверить вам придется.
   Настя перевела дух. Дело закрыто, и бессмысленно что-то доказывать этому человеку. Человеку из Большого Города. А Кирюша был Человеком из Маленького Городка. В маленьких городках совсем другие отношения со смертью. Гораздо более почтительные. Никто не станет ломиться к ней без спроса.
   - Вы говорили что-то о его знакомой... Которая позвонила в милицию. Я могу поговорить с ней?
   Следователь скептически осмотрел Настю с головы до ног: к черной, уже намозолившей глаза юбке был пристегнут такой же черный мешковатый свитер. Поношенная куртка из кожзама и темный платок дополняли картину. Вряд ли подружка самоубийцы захочет встречаться с его сестрой, хотя и она тоже была в черном. Но это был совсем другой черный цвет.
   Стильный черный.
   Подружка самоубийцы пользовала духи "Magie Noire"<"Черная магия"> и подкрашивала губы радикальной помадой "Das Schwarze Perle"<"Черная жемчужина">. Подружка самоубийцы была с ног до головы увешана шайтанским агатом, косящим под черный опал (продвинутые кольца без оправы для камня и такие же продвинутые кулоны). Подружка самоубийцы отрекомендовалась идиотским и явно где-то украденным именем "Мицуко", сразу же попросилась в "дабл" (он же сортир при ближайшем рассмотрении). А потом всю дорогу донимала следователя ею же самой изобретенной присказкой "o'key-dokey".
   И даже не всплакнула над бездыханным телом любовничка.
   - ...Я могу поговорить с ней? - Настя снова напомнила следователю о своем существовании.
   - Не думаю, что это прояснит ситуацию... Но если хотите...
   - Как с ней связаться?
   "Возле урны с прахом и свяжешься", - хотел было сказать следователь как раз в духе патологоанатома, - но вовремя сдержался, сердобольный придурок. Впрочем, в Управлении его так и называли - "Забелин сердобольный придурок".
   Кроме портмоне, записной книжки и ключей от квартиры, Настя получила ещё и сопровождающего - стажера с сомнительной фамилией Пацюк. Управленческие шутники отрывались на Пацюке по самые гланды, они преуспели в интерпретациях: за месяц Пацюк побывал и "Поциком" (с ударением на ехидно-непристойном "О"), и "Поссюком", и "Писюком", - пока секретарша районного прокурора Оксана, имеющая кровных родственников где-то под Тернополем, не сообщила, что "Пацюк" переводится с хохлацкого как "крыса".
   Тут-то и начался очередной виток пацюковских мучений. Ладно бы только крыса, это ещё можно пережить, так ведь ещё и хохол!..
   Но Пацюк плевать хотел на все эти хихоньки-хахоньки и глубокомысленные замечания в курилке о пользе украинского сала для молодого растущего организма. Напротив, он собирался пустить в Управлении корни и со временем занять в нем видное место. И уже не сходя с этого места, заняться протухшими "глухарями", коих в Управлении набрался не один десяток. Кроме того, Пацюк читал по ночам "Практическую психологию" и изысканные малостраничные японские детективы. И был уверен, что нераскрываемых преступлений не существует.
   Именно Пацюка, этого недобитого адепта Эдогавы Рампо<Эдогава Рампо (1894 - 1965) - японский писатель, автор детективов>, и пристегнули к Забелину. И к забелинским делам, где, кроме серьезного двойного убийства на Наличной, полусерьезного несчастного случая с крупным бизнесменом, выпавшим из окна, и совсем уж несерьезной коммунальной поножовщины на набережной Макарова, а также прочей бескровной шелухи, значилось ещё и самоубийство К. К. Лангера.
   Пацюк имел неосторожность выехать на место происшествия вместе со следственной группой - и тут же был сражен наповал утонченной красотой приятельницы покойного. Впрочем, поговорить с ней стажеру не удалось. Дело было настолько явным, что следственная группа, пробежав галопом по квартире сумасшедшего, свернула работу в рекордно короткие сроки. Паспортные данные самоубийцы, паспортные данные соседей, паспортные данные (вдох-выдох, выдох-вдох!) черноволосого ангела. Впрочем, паспортные данные его не интересовали. Куда больше его заинтересовало имя, на которое ангел откликался.
   Мицуко.
   В этом было что-то смертоубийственно-японское.
   Нет, японкой она не была, черта с два, но этот черный макияж, этот длиннющий и почти девственно-чистый плащ, который оказался не по зубам питерской грязи, сигарета "More", небрежно сжатая губами!.. Было от чего прийти в возбуждение.
   Самоубийцу Пацюк так и не увидел - его сняли с трубы в ванной и упаковали в черный пластиковый мешок без непосредственного участия стажера. Да и что могло значить какое-то вшивое самоубийство, если на кухне снимали показания с самого прелестного существа, которое только можно себе вообразить! А этот бесчувственный хрен Забелин разговаривал с этим существом так, как будто оно было последней судомойкой, последней официанткой или (господи, прости!) последней шлюхой, которой достаются самые невыгодные и плохо освещенные места на панели!..
   Пацюку потребовалось совсем немного времени, чтобы спечься от внезапно вспыхнувшей страсти, - и к тому моменту, когда Мицуко, надув глуповато-черные губки, подписывала протокол, он был уже готов. Хорошо прожарен и приправлен специями. Но подойти к предмету вожделения так и не решился. Во-первых, он был всего лишь жалким стажером, то есть промежуточным звеном между листком протокола и служебно-разыскной собакой. Во-вторых, жалкая куцая куртка и такие же жалкие неначищенные ботинки!.. В-третьих, четвертых, пятых... Добравшись до десятого пункта, Пацюк понял, что никаких шансов у него нет. Во всяком случае - пока.
   Дело быстро прихлопнули, как назойливую муху. А протокол, подписанный Мицуко (о папирус фараона, о Священное Писание!), был подколот к ещё нескольким листкам, заключен в папку и похоронен в сейфе Забелина. Чуть позже Пацюку удалось выудить адрес черной, как вороново крыло, дивы, но дальше дело не пошло. У стажера не было никакого повода вновь побеспокоить красотку! Не помогла даже "Практическая психология", не говоря уже об Эдогаве Рампо. И Пацюк подленько отвернулся от своего недавнего кумира и перекочевал на страницы средневековой любовной лирики - конечно же, японской.
   Он засыпал под утро с томиком какого-нибудь Хаттори Рансэцу<Хаттори Рансэцу (1654 - 1707) - японский поэт> на груди, - но даже во сне его преследовала чертова Мицуко в одном лишь чулочном поясе. Пацюк почему-то свято верил, что женщины, подобные Мицуко, обязательно носят чулки. В его не замутненных жизненными реалиями представлениях чулки были высшим проявлением сексапильности и - страшно подумать! - женского эротизма.
   В мучениях безответной и совершенно бесперспективной любви прошло три дня. Пацюк потерял всякий интерес к делам Управления, он даже забросил графическую схему двойного убийства на Наличной, которую усердно вычерчивал на протяжении двух последних недель. И принялся за новую схему ненавязчивого знакомства с Мицуко. Но схема не вытанцовывалась. И надо же было такому случиться, что именно в этот момент появился свет в конце тоннеля!
   Свет этот возник внезапно, и исходил он от робкой тетехи в черном, которую Забелин приволок в их кабинет на исходе рабочего дня - третьего по счету с момента появления Мицуко в жизни стажера. Поначалу Пацюк не вслушивался в их разговор, но упоминание о Кирилле Лангере заставило его насторожиться. Спустя несколько минут все прояснилось.
   Тетеха в черном оказалась родной сестрой покойного! Она приехала откуда-то из Тмутаракани, все время одергивала юбчонку и никак не могла поверить в самоубийство брата. Но главным оказалось совсем другое - мадам настаивала на встрече с его подругой.
   На встрече с Мицуко!
   Пацюк едва не упал со стула. А над головой нескладной провинциальной сестры покойного вдруг возник нимб. Вот именно нимб. Эта святая приведет его прямиком к такому невыразимо прекрасному японскому имени! Повод - самый невинный. Он станет наперсником, он будет сопровождать эту деревенщину, которая, судя по всему, и двух слов связать не может.
   Забелин, даже не подозревавший о буре чувств в груди стажера, вручил сестре удушенного Кирилла Лангера кое-какие вещички и ключ от его квартиры. С последним вышла заминка: следователь начал путано объяснять тетехе, как добраться до Второй линии, а та никак не могла взять в голову, что улица именно так и называется: "Вторая линия".
   - Вторая линия чего? - кротко спросила она, глядя на Забелина такими же кроткими глазами.
   - Вторая линия Васильевского острова. - Следователь, очевидно, решил посоревноваться в кротости с придурочной сестрой.
   - А улицы на этой линии есть?