Платова Виктория. Битва божьих коровок

   - Она была подругой моего брата.
   - Тогда извините. Но сказать, что сочувствую, я не могу. Кстати, как называются ваши духи?
   - "Наэма".
   - Вам идет этот запах. Кажется, мы приехали.
   Джип затормозил у парадной Кирюшиного дома. Интересно, что он сейчас будет делать? Попросит телефон? Попросит пригласить на чашку кофе? Иначе зачем было убивать на неё полтора часа и без толку гонять машину по городу?
   - Мы приехали, - снова напомнил Кирилл № 2.
   Это прозвучало как: "Выметайтесь, мадам, пора и честь знать. И скажите спасибо, что денег за проезд не беру".
   - Да. Спасибо, Кирилл.
   - До свиданья.
   - Всего хорошего.
   Настя вышла из машины и, не удержавшись, хлопнула дверью. Черт возьми, универсальная формула её внешности, выведенная Мариной: "загорелая, обветренная, зубы как у ротвейлера", оказывается, действует не на всех. Оказывается, Настя уже успела позабыть, что её законное место - при законном сорокасемилетнем, без всяких изысков, муже Зазе. И при вымени козы Сосико... А этот Кирилл странный тип. Никогда никому не сочувствует и вот так, за здорово живешь угробил на неё полтора часа своего драгоценного времени. Получается - только из сочувствия к её больной ноге.
   Никакой логики!
   А вывода - только два. Он либо прикидывается хорошим, либо прикидывается плохим.
   Либо остается таким, какой он есть на самом деле. Хороший - плохой, плохой - хороший. Диалектика, дэда, как сказал бы Илико...
   Новоявленный Кирилл, которого она поначалу приняла сдуру за своего брата-близнеца, не раскошелился даже на банальное: "Было приятно с вами познакомиться".
   Уже зайдя в лифт, Настя принялась смеяться. А она ещё думала всю дорогу о своем нелепом загаре и о том, как бы он её нелепый загар оценил. Идиотка!..
   Впрочем, она тотчас же забыла о таинственном Кирилле. Стоило ей только закрыть дверь, устроиться на полу в комнате и раскрыть коробку.
   Все было на своих местах: два блокнота, карта Питера, расписание электричек, пустой пакет из-под пленки с надписью "Привет из солнечного Крыма". Две гелевые ручки и карандаш, коробка скрепок, два смятых талончика на прием к врачу, связка ключей, тоненькая, почти самиздатовская брошюрка "Дьявол наше имя - дьявол мы сами".
   Недоставало только "барбарисок" (их наверняка сожрал Арик). Зато прибавились фотографии.
   Фотографии.
   Для того чтобы рассмотреть их - уже в полном одиночестве, - ей нужно хорошенько подготовиться. Как необходимо готовиться к тому, чтобы вырвать зубы у гадюки.
   А пока она начнет с чего-нибудь невинного. С брошюрки "Дьявол наше имя - дьявол мы сами", например.
   И интересно, с каких это пор Кирюша увлекся передовыми идеями сатанизма? То, что её они не вдохновляют, Настя поняла, прочтя первые три абзаца. Странно, что, переварив всю эту ересь, Кирюша ограничился только божьими коровками. Которые перепрыгивали с листка на листок, делали в полете сальто-мортале и плевались росой в подруг-листоблошек.
   Да-а, листоблошки - отвратительные насекомые, в прошлом году извели всю Настину морковь. Но при чем здесь сальто-мортале? Нарисованные Кирюшей божьи коровки были гораздо спокойнее. Настя улеглась на ковер, подложила руки под голову - и вспомнила. Ну конечно, прыгающих божьих коровок она видела не далее как сегодня, на мониторе у Арика. Он что-то сказал ей про забавную детскую игру.
   Детскую игру.
   Ребенок.
   На фотографиях Кирюши была не только Мицуко, но и какой-то мальчик. Впрочем, она никогда не узнает, зачем её брат снимал чужого, неизвестного ей ребенка. Может быть, он скучал по Илико? Ведь когда Кирилл уехал из Вознесенского, Илико только исполнилось девять...
   Прежде чем закрыть дурацкую брошюру, Настя осмотрела её со всех сторон. И только теперь заметила одну-единственную пометку. Реквизиты издательства были жирно обведены гелевой ручкой (возможно, одной из тех, которые лежали в коробке):
   "БЕЛЬТАН" Санкт-Петербург - 1998 г.
   Интересно, что так заинтриговало Кирюшу? Само издательство или год издания? Или книги, которые оно выпускало? Или омерзительная философия, которую эти книги проповедуют?
   Об этом она тоже никогда не узнает. Можно, конечно, съездить туда, но что это даст? Пользы будет не больше, чем от гелевых ручек, карандаша и коробки скрепок. И от талончиков к врачу... И от связки ключей, которые открывают неведомо какие двери!..
   И пора переходить к фотографиям. Все равно от них не отвертеться.
   Вздохнув, Настя открыла пакет.
   Мальчика - в одну сторону. Почетную зрительницу Мицуко - в другую. А ещё лучше расположить фотографии одну под другой, чтобы картина была яснее.
   Но ясной картины не получилось. И все потому, что Настя затряслась от страха, как только увидела рядом мертвые тела и улыбающееся лицо Мицуко. В офисе "Валмета", в окружении суровых, знающих свое дело мужчин, все выглядело совсем по-другому.
   Все выглядело препарированным и потому не таким страшным. А её херувим Кирюша, лучший голос в хоре музыкального училища, - он все это снимал. И ему тоже, наверное, было страшно. И эта брошюра - "Дьявол наше имя - дьявол мы сами", - может быть, она и появилась в его ящике после того, как он понаблюдал за деяниями дьявола во плоти.
   Не сатана, не Люцифер, не Иблис, не Вельзевул, не Асмодей, - но Мицуко...
   Настя смела все фотографии Мицуко в кучу, отодвинула их и - для верности - прикрыла видеокассетами.
   Мальчик.
   Смотреть на мальчика было гораздо приятнее и спокойнее. Ведь его тоже фотографировал Кирюша...
   Снимков мальчика было всего пять.
   Мальчик стоял в окне, мальчик сидел на скамейке в каком-то дворике, ел кашу и запускал змея. Настя даже всплакнула над ними - уж очень грустным выглядел парнишка, совсем не улыбался. Или это Кирюша был грустным и его настроение передалось ребенку? Вот если бы схватить его, прижать к себе, прошептать в маленькое ухо много хороших слов... Налить молока в кружку, надеть на него пижамку, убаюкать перед сном... А он обовьет руками Настину шею - так делал Илико, когда был совсем маленьким...
   Только бы он не грустил, не стоял печально у окна!..
   Настя поднесла снимок к глазам: вряд ли это первый этаж, фундамента совсем не видно. А снимок сделан метров с трех: можно разглядеть не только ссутулившуюся фигурку мальчика, но и забавного зайца у него на футболке. И само окно. Выкрашенная белой краской рама и кирпичи вокруг окна - в шахматном порядке, веселенькая такая клетка: белый кирпич, красный кирпич, белый кирпич, красный кирпич... Шашечки, как у такси... Конечно, это не совсем удачная идея - с белой краской. Она бы выбрала совсем другие: красную, синюю, немного зеленой... Тогда бы получилось замечательно: утреннее солнышко, трава и море. А так - всего лишь шашечки. Неинтересно.
   Неинтересно, неин...
   Хотя почему же неинтересно?! Совсем наоборот!
   Где-то она уже видела эти бело-кирпичные клетки. И они даже раздражали её - всего несколько секунд, а потом она о них забыла.
   А забыла только потому...
   Только потому, что больше ни разу не подходила к окну!
   На следующий день после приезда она смыла, надпись на стекле - и больше никогда наружу не выглядывала!
   Ведь за окном Кирюшиной комнаты был не самый лучший пейзаж на свете. Глухая стена.
   Каменный мешок с одним-единственным просветом - окошком с выкрашенной рамой!..
   Настя вскочила с ковра и через секунду уже путалась неверными пальцами в шпингалетах. Когда створки окна с треском раскрылись и черная громада соседнего дома надвинулась на нее, то все встало на свои места...
   Кирюша фотографировал окно напротив! И мальчика в этом окне! Странно, что она раньше не догадалась, когда лишь увидела фотографию.
   Усевшись на подоконнике, Настя жадно вглядывалась в смутно белеющую раму. Никаких признаков жизни окно не подавало.
   А ведь всего лишь половина одиннадцатого вечера!
   Это у них, в маленьком Вознесенском, все засыпают вместе с землей и опущенными головками подсолнухов. А здесь, в Большом Городе, никогда не спят!
   Нет, все не так. Не стоит забывать, что на фотографии в окне стоял мальчик. И эта комната - она вполне может оказаться детской. А в половине одиннадцатого дети уже видят десятый сон...
   Снова не так.
   Настя даже тряхнула головой - какая же она идиотка! Разве любящие родители допустят, чтобы детская их ребенка выходила на глухую стену! С единственным окном, с дурацкой надписью на нем... И Кирюша тоже хорош вместо того чтобы украсить стекла веселеньким рисунком для своего маленького друга (а в том, что мальчик был знаком её брату, Настя не сомневалась, они ведь вместе запускали змея!), придумал совершенно бессмысленную надпись. Да ещё на английском! Да ещё обращенную к окну напротив - иначе буквы были бы написаны нормально, а не справа налево!..
   Именно - обращенную к окну напротив.
   Зачем ребенку смотреть на эту надпись? И что малыш восьми или девяти лет может понять в ней, если сама Настя, которой, слава богу, тридцатник, ничего не поняла?! Кроме "Good-bue", что означает - "до свидания".
   "До свидания" - это значит проститься. Но проститься ненадолго.
   Бедный Кирюша, знал ли он, когда краска капала с его кисточки, что навсегда?..
   Он прощался с мальчиком? Или с кем-то еще, кто был по ту сторону окна?
   Кажется, её начинает бить дрожь.
   Совершенно обессиленная, Настя сползла с подоконника и прикрыла створки. В конце концов, она должна все выяснить. И выяснить немедленно! Пол-одиннадцатого - это не очень поздний вечер. Она может взять фотографии и отправиться в квартиру напротив. Сказать родителям, что принесла снимки их сына, и, если повезет, поговорить о Кирилле. В этом нет ничего предосудительного, кроме времени визита...
   И, может быть, они объяснят ей, что же, в конце концов, означает эта надпись:
   GOOD-BYE/LADY-BIRD
   ...Путешествие к маленькому глухому тупичку между домом Кирюши и домом мальчика лишь убедило Настю в правильности предпринимаемых ею шагов. Задрав голову вверх, она смотрела на стены, почти смыкающиеся вверху. Только крошечная полоска неба отделяла дома друг от друга. Отсюда, снизу, оба окна не были видны, и Настя окончательно убедилась в том, что надпись на стекле, сделанная справа налево, точно указывала единственного адресата.
   Или адресатов.
   Для того чтобы попасть в дом напротив, ей пришлось изрядно попотеть. Почему, ну почему в этом городе обожают строить дома с черными лестницами и парадными, не очень отличающимися от них? Нет, сама Настя никогда не согласилась бы добровольно обречь себя на этот склеп, со всех сторон окруженный темной водой!
   Слишком мало солнца, слишком мало тепла, слишком много странных людей. Неудивительно, что Кирюша здесь не выжил! Неудивительно, что дети в окнах домов такие грустные...
   И совсем неудивительно, что лестничные площадки в домах пребывают в таком запустении.
   Вот и сейчас Настя стояла на одной из них, снедаемая жгучим желанием набрать ведро воды и хорошенько отдраить и выложенный битой плиткой пол, и стены с налетом паутины, и даже железные, затертые множеством рук перила лестницы. Это желание было так велико, что она даже дернула себя за мочку уха: совсем вы обалдели, Анастасия Кирилловна! Ведь не для этого же вы, поминая всех русских и грузинских святых, вскарабкались на седьмой этаж!..
   Она была почти у цели, и только одно останавливало ее: на площадку выходило две двери. Две, а ей нужна была одна-единственная.
   Настя столько сил потратила на поиски дома, к которому пришлось выходить через соседнюю линию, что не подумала о самом главном: как найти нужную квартиру. Впрочем, две двери - это не пять и не шесть и, слава богу, не коридорная система. Пятьдесят на пятьдесят, что ей повезет сразу же. Тем более что обе двери разительно отличались друг от друга: одна была обита довольно респектабельным дерматином, а вторая, голенькая и обшарпанная, смотрела на Настю множеством фанерных заплаток: должно быть, замки в ней меняли неоднократно.
   Вряд ли милый мальчик с зайцем на футболке живет за этим деревянным монстром, ключи от которого то ли теряются, то ли вовремя не попадают в замки. Лично она выбирает дерматин.
   Придя к такому выводу, Настя переложила фотографии с правой руки в левую и позвонила.
   Ей открыли не сразу: сначала мелькнула тень в глазке, затем послышался легкий звон набрасываемой цепочки, и только после этого дверь немного приоткрылась. И на неё взглянул любопытный старушечий глаз.
   - Вам кого? - спросила старуха.
   Настя наклонилась к образовавшейся щели, и в нос ей ударил сильный запах камфары, старой кожи, старых книг и старых цветов в старых гербариях. Собиравшихся, должно быть, ко дню тезоименитства августейшей императрицы Александры Федоровны.
   - Вам кого?
   - Простите за поздний визит, ради бога. Мне нужен мальчик. Он живет здесь... Маленький мальчик... Наверное, ваш внук.
   - Нет здесь никаких мальчиков, - сердито бросила старуха и захлопнула дверь.
   Несколько секунд Настя растерянно стояла перед черным рифленым дерматином. Первая попытка оказалась неудачной, а с мальчиком вообще вышел перебор. И никаким внуком этому высохшему Лютику он быть не может. Судя по запаху в квартире, по несохранившемуся цвету глаз старухи, её внук и сам уже имеет внуков.
   Что ж, у неё остается ещё один шанс, зато верный.
   ...Верный шанс обратился в ничто спустя десять минут.
   Все эти десять минут Настя билась в искореженную дверь. Вначале она робко звонила, потом звонила отчаянно, потом принялась стучать, потом колотить в дверь обоими кулаками. И, вконец обессиленная, прибегла к помощи ботинок.
   Никакого эффекта.
   За обшарпанной дверью никого не было. Ни движения, ни дуновения ветерка, ни запахов - даже камфарного.
   Квартира была нежилой. Или, во всяком случае, хотела так выглядеть.
   Квартира обманула Настю. Спрятала от неё мальчика в футболке! А ведь ей ничего не стоило приветливо открыться, и Настя вошла бы в нее, и её напоили бы чаем, и, приложив палец к губам, показали бы спящего мальчишку, а она сказала бы: "У вас замечательный малыш. Такой серьезный... Смотрите, он улыбается во сне".
   Да, так бы она и сказала. А родителям было бы приятно.
   И они обязательно рассказали бы Насте о старшем друге мальчика Кирилле, который делал таких замечательных воздушных змеев. И Настя тоже рассказала бы. им о Кирилле - в детстве он обожал запускать змеев. Он ведь из Вознесенского, а это маленький поселок на юге, где нет больших домов, зато всегда тепло и море никогда не замерзает. Земля у них не очень хорошая, каменистая, но им с мужем привозят настоящий чернозем для теплиц. Она рассказала бы им об Илико: это её сын, ему двенадцать, и этим летом он уехал учиться в Англию. Да, он уже взрослый. Слишком взрослый. Он взрослее, чем ей хотелось бы...
   Настя изо всех сил стукнула ботинком по двери.
   Напоследок.
   А потом присела на грязные ступеньки лестницы и положила голову на колени. Фотографии, которые она прихватила с собой, теперь никому не понадобятся.
   - ...Что же вы двери высаживаете, девочка? Старческий голос за спиной заставил Настю вздрогнуть. - Вы же видите, что никто не открывает. Скажите спасибо, что я милицию не вызвала.
   - Спасибо...
   - И не сидите на холодном полу. Вы ещё очень юная, вам детей носить. Разве можно так, милая?
   Настя поднялась со ступенек и осторожно приблизилась к старухе. Она была совсем крошечная, похожая на девочку, которая забыла вырасти. Забыла, да так и состарилась, не вспомнив.
   - В этой квартире никто не живет, - сказала состарившаяся девочка.
   - И давно? - спросила Настя.
   Вопрос её был абсолютно лишен смысла: какая разница, как давно здесь не живут? Главное, что не живут сейчас.
   - С лета... Может быть, с конца июня... Не помню точно, но разве в моем возрасте это важно?
   - Извините, что побеспокоила вас. Я сейчас уйду.
   - Думаю, им было бы приятно. - Старуха задумчиво пожевала губами.
   - Кому? - удивилась Настя.
   - Жильцам... К ним редко кто приходил. Зрение у меня неважное, но слух, слава богу, хороший. Вот вы стучали только что, а у меня даже в поджелудочной железе отдавалось. Она у меня больная...
   - Простите, ради бога. Я просто искала мальчика... Мне кажется, он жил в этой квартире. Вот, посмотрите...
   И прежде чем Настя успела сообразить, что делает, рука её потянулась к карману куртки, где лежали фотографии.
   - Это он. Вы знаете его?
   - Предупреждаю, у меня неважное зрение... Старуха поднесла фотографии к глазам и долго, мучительно долго их рассматривала.
   - Отвратительное зрение... Почти ничего не вижу... И поджелудочная... А лекарства такие дорогие... Если у вас будет возможность, никогда не старейте, девочка! Это так ужасно, так ужасно быть n'est pas frais!..<Не первой свежести (фр.)>
   - Не понимаю...
   - Конечно, не понимаете, милая! Но лет через шестьдесят... О, как вам будет это близко...
   Настя попыталась взять фотографии из разбитых артритом пальцев старухи. Но не тут-то было! Старуха перебирала снимки, цепко держась за их края и причитая по поводу безвозвратно утраченного зрения.
   - А ведь раньше у меня были великолепные глаза. И я даже стреляла из духового ружья, представьте себе... Это Владик.
   - Что? - не поняла Настя.
   - Мальчика зовут Владик. Они жили здесь с бабушкой. Очень замкнуто. Ни с кем не общались. А потом уехали куда-то.
   - В конце июня?
   - Да-да... В конце июня звучит как "в конце жизни", вы не находите?
   - Они уехали насовсем?
   - Они вывезли мебель... Правда, мебели было совсем немного.
   - Может быть, они оставили адрес?
   - Ну что вы! Я же говорила, они жили очень замкнуто. И этот мальчик... Владик... По-моему, он был серьезно болен.
   Ну конечно, на фотографиях он совсем не улыбался!
   - Серьезно болен? - переспросила Настя.
   - В наше время это называли Melancolie de noire... Черная меланхолия. Это так печально...
   Что такое "черная меланхолия", Настя не могла взять в толк. В их семье никто не болел, кроме плодовых деревьев и винограда. Из года в год Настя боролась и с антракнозом черной смородины, и с ржавчиной малины, и с монилиозом груш, и с мучнистой росой на винограде, называвшейся довольно романтично - "милдью".
   Была ещё и её собственная застенчивая аллергия на крыжовник, но она под категорию "болезни" не подпадала.
   И вот, пожалуйста, какая-то черная меланхолия!
   - А вы не знаете, к мальчику... к Владику приходил когда-нибудь молодой человек? Темноволосый, очень красивый...
   - Все молодые люди красивы, милая. Хотя бы потому, что они молоды. Вы тоже очень красивая.
   - Спасибо, - Настя покраснела. - И все-таки?
   - Не знаю, милая... Они ни с кем не общались. А я не привыкла навязываться.
   - Я возьму фотографии...
   - Подождите... Это же воздушный змей, правда? - Старуха потрясла снимком перед Настей. - Это воздушный змей, какая прелесть! Tres joli!<Очаровательно! (фр.)>
   Если сейчас старуху не остановить, она вполне может углубиться в воспоминания о том, как запускала змеев с Павлом Первым. И играла в куклы с Екатериной Второй, когда та ещё была бедной немецкой принцессой на горошине!
   - Значит, адреса они не оставили? - переспросила Настя.
   - Увы, милая. Возьмите ваши фотографии...
   - Может быть, его можно где-то узнать?
   Старуха развела руками, и фотографии выпали из её нетвердых пальцев. Неловко нагнувшись, Настя принялась собирать их.
   - Простите, что побеспокоила. И спасибо вам за все, - с чувством сказала она.
   - Ну что вы. Мне приятно было поболтать с вами. Ко мне тоже редко заходят. Хотя теперь я точно знаю, кто придет следующим.
   - Кто?
   Старуха улыбнулась и погрозила Насте пальцем:
   - La mort<Смерть (фр.)>, милая...
   ...Визит к старой даме не принес Насте облегчения. Она не узнала ровным счетом ничего, кроме имени мальчика и имени приходящей медсестры старухи с красивой фамилией Ламорт. У Кирюши тоже была красивая фамилия Лангер. Но надпись на стекле он адресовал совершенно пустой квартире. Все то страшное, что произошло с ним, относилось к осени. А мальчик уехал в конце июня.
   Но тогда все бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно!
   Как бессмысленно его "до свидания"!
   С кем он прощался, ведь окно Кирюшиной комнаты видно только из окна мальчика?! Нужно успокоиться на том, что сказал ей следователь: Кирилл Лангер был безумен и не ведал, что творил!.. Как не ведают, что творят, божьи коровки. Не те, свихнувшиеся в страшном танце под обоями, а совсем другие, которых она видела на мониторе у Арика. Бегают сломя голову, зарабатывают очки... А может, "Lady-bird" не что иное, как название воздушного змея?..
   Бегают сломя голову, зарабатывают очки... А по низу экрана бегут буквы и цифры. Цифры и буквы. Буквы!
   Настя едва не упала с лестницы.
   Буквы, ну, конечно же, буквы. Очень похожие буквы!
   От напряжения у неё заломило в висках. Она вспомнила, она почти догадалась! Нужно только найти телефон, чтобы... Чтобы...
   Слава богу, что единственный автомат на углу работал. Настя юркнула под пластиковый навес и, трясясь всем телом, набрала номер. Только бы он оказался на месте! Окажись, пожалуйста! Ну же, ну!..
   - ...Арик! - заорала она, как только милый, юный, бесконечно прыщавый и бесконечно родной мальчишка снял трубку. - Арик, это я, Настя.
   - Ну?
   - Та игра, в которую ты играешь...
   - "Секретные материалы"?
   - Нет, другая, детская... Ты говорил... Вспомни!
   - А чего вспоминать?
   - Как она называется?
   - Игра?
   - Игра.
   Несколько томительных секунд Арик сопел в трубку.
   - "Битвы божьих коровок", - наконец сказал он.
   - Так и называется?
   - В оригинале - "Lady-birds Battles"... He понимаю, что в этом смешного? Битвы - они разные бывают. И такие тоже...
   Настя смеялась так отчаянно, что у неё вымокли волосы на висках. И... кажется, опять пошла кровь из раны на ноге.
   - Эй, ты с ума сошла, что ли? - тревожно переспросил Арик.
   - Нет. Никто не сошел с ума. Никто никогда с него не сходил. Ты понял?
   Настя повесила трубку. И веселье, обуявшее её так внезапно, так же внезапно отступило. Теперь она знает, как переводится вся фраза.
   "Прощай, божья коровка".
   Ну и что? Она просто перевела фразу, только и всего. Она могла бы сделать это, взяв любой словарь. Англо-русский.
   Взять англо-русский словарь и отгадать загадку, которая вовсе не нуждалась в том, чтобы её отгадывали. Потому что загадкой себя не считала.
   ...В квартиру Кирюши возвращаться не хотелось, и Настя отправилась в небольшой кабачок, единственное преимущество которого заключалось в том, что он был ближайшим к дому. Кабачок назывался "Морской волк", и Настя уже обедала там однажды.
   Теперь было время романтического ужина при свечах. Но ни свечей, ни спутника у неё не было, и потому придется ограничиться бокалом вина.
   Заказав себе двести грамм самой дешевой "Алазанской долины" (какая же она все-таки взрослая, серьезная женщина!), Настя забилась в самый дальний угол кабачка, под дощатый стенд с морскими узлами. Если бы сейчас её видел Заза! Одиноко сидящую в заведении, где полно чужих мужчин, вина и сигаретного дыма! Он собственноручно собрал бы ей вещи и купил плацкартный билет до ада, где отступницы-жены лижут чугунные сковородки. Настя вздохнула: несуществующее обручальное кольцо все ещё сжимает ей сердце! Но совсем чуть-чуть. Иначе она не потягивала бы сейчас вино (какая же она все-таки взрослая, серьезная женщина!).
   И независимая. И может забросить ногу на ногу.
   Если бы она приехала в Питер при других обстоятельствах и Кирюша был бы жив, он обязательно пригласил бы её сюда. И устроил бы прямо под морскими узлами. И улыбался бы, бросая в рот орешки. А она говорила бы ему: "Не смейся, это мое первое кафе за тринадцать лет. Не смейся, иначе мы поссоримся. Прямо сейчас". Интересно, что бы он ответил?
   Голубок и горлица никогда не ссорятся.
   Вот что бы он ответил.
   Но он мертв. Он никогда и ничего ей не скажет.
   Он попрощался даже со своим маленьким другом из окна напротив. Вот только малыша там уже не было. "Прощай, божья коровка" - это звучит очень трогательно и совсем не страшно. Божьи коровки, которых он рисовал на стене, они гораздо страшнее. Или оттого, что их много? Или это оттого, что Кирюша не умел рисовать? И почему она подумала, что "божьей коровкой" зовется воздушный змей? Потому что маленький Владик на фотографии запускал змея? И эта надпись - зачем было оставлять её, если Кирилл знал, что мальчик никогда её не увидит?
   А может, в этой фразе есть ещё один, тайный смысл?..
   Пора бежать за новой порцией "Алазанской...". Нет, к черту вино! Дожив до тридцати, она имеет право и на коньяк. Всегда мечтала попробовать...
   Не то чтобы спиртное ударило Насте в голову - оно просто пустило её зашоренные, уставшие мысли в совершенно другом направлении. И Настя начала все сначала.
   Никакого тайного смысла в простой фразе нет. Смысл в том, как она написана. А она написана так, что нормально прочитать её может только человек, стоящий в окне напротив. Значит, она и предназначена для человека в окне напротив. А не для несчастной сестры Кирилла Насти и прочих людей, которые толкутся в квартире, вынимая его тело из петли...
   Запомним: надпись предназначена для человека в окне напротив.
   Этого человека зовут Владик, и он очень маленький. И вряд ли умеет читать по-английски. И - самое главное - он там больше не живет. Но есть другие люди (например, сестра Кирилла - Настя), которые узнали о существовании мальчика Владика. Тогда получается, что надпись предназначена не только и не столько малышу, сколько тем, кто догадается, что малыш жил там.
   Запомним: надпись предназначена ещё и тем, кто узнал о человеке в окне напротив.