Платова Виктория. Битва божьих коровок

   Несмотря на расстояние, которое отделяло её от Владика, Настя могла бы поклясться, что в руках малыш держал игрушку.
   Плюшевую божью коровку...
   * * *
   ...Пацюку несказанно повезло.
   Он не лежал сейчас на прозекторском столе с осколками зубов в деснах и осколками костей в теле. Его не обмывали и не наряжали в одноразовый костюм с разошедшимся на спине швом. И стеснительная урна не маялась в ожидании его пепла.
   А бог и сатана не дулись в "очко", где на последний кон выставлялась душа Пацюка. И в забеге на приз Страшного суда Егор не попал в число финалистов.
   Он задерживался в лучшем из миров, он получил отсрочку, и эту отсрочку необходимо было отметить.
   Вот почему после того, как кроткий Борода сделал ему свинцовую примочку на разбитый подбородок, Пацюк послал его за водкой. Водку Борода не принес, зато явился с детским яблочным пюре, кефиром "Парнасский", полукилограммовым пакетом китайских (а каких же еще!) пельменей.
   Если бы Пацюк находился не в таком беспомощном состоянии, он обязательно запустил бы в Бороду и пельменями, и кефиром. Но тупая боль во всем теле и острая в боку (должно быть, призраки ночи подпортили-таки ему ребро!) заставила Пацюка безропотно съесть все яблочное пюре.
   И даже попросить добавки.
   - Вот тебе и увэй, - сказал Егор Бороде, доедая вторую банку.
   - Вот именно. Если бы ты покорился судьбе и не отправился бы шляться по всяким злачным местам, ничего бы с тобой не произошло.
   - И что же я должен был делать? Сидеть в твоей келье до скончания века?
   - Думаю, все разрешилось бы гораздо раньше.
   - Ничего не разрешится, если я не буду предпринимать никаких шагов.
   - Шаги не важны. Важно направление движения, - как всегда, туманно выразился Борода и, поставив перед собой высушенную тыкву с изображением Лао-цзы, принялся медитировать.
   А Пацюк остался наедине с саднящим боком и невеселыми мыслями.
   Сегодняшний поход по местам боевой и трудовой славы Мицуко закончился плачевно. А мог закончиться ещё плачевнее, если бы не...
   Если бы не что?
   Ощупав себя, Пацюк неожиданно понял, что испытывает, если так можно выразиться, всего лишь поверхностную боль. Ни один жизненно важный орган не был задет, не считая треснувшего ребра (и то ещё не факт, что оно треснуло!). Да и с лицом обошлись по-божески. Всего лишь разбитый подбородок.
   А в недавно закончившейся бойне можно было смело рассчитывать не только на оба подбитых глаза, но и на сломанную челюсть. Как минимум.
   После того как положение с пошатнувшимся здоровьем немного прояснилось, Пацюк почувствовал прилив неожиданной симпатии к своим неожиданным обидчикам. Что и говорить, они обработали его профессиональнонежно. При их-то мастерстве и численном превосходстве можно было ожидать совсем другого исхода.
   Нет, они вовсе не хотели забить Пацюка до смерти. И даже попугать.
   Они элегантно предупредили его.
   "Если будешь продолжать совать нос в чужие дела, то очень скоро можешь его лишиться!"
   Тогда, сидя на ступеньках у издательства "Бельтан", на светлой стороне улицы, Пацюк вспомнил о том, что уже слышал эти слова. Вернее, видел.
   Анастасия Киачели, в девичестве Воропаева, хотя вполне могла оказаться и Лангер, если бы дура мамаша не решила бы, что фамилия "Лангер" сильно смахивает на еврейскую, показала ему их.
   Анастасия Киачели была страшно напугана большим городом, смертью брата, юбкой, которая может задраться и (не дай бог!) обнажить распухшие от крестьянского труда щиколотки. И тем не менее этой провинциальной крольчихе удалось найти то, чего не нашла следственная группа.
   Обрывок письма. Или само письмо - не важно.
   С тем же текстом, который сегодня ночью был озвучен напавшим на него заградотрядом. А это в корне меняло дело.
   И переводило отношения Мицуко и покойного Лангера в совершенно иную плоскость.
   На этом месте своих рассуждений Пацюк заскрежетал зубами и понял, что нижний правый резец у него шатается.
   Нет, пожалуй, он все-таки переоценил профессионально-нежных деятелей из подворотни.
   Но черт с ними, с деятелями.
   Мицуко и Лангер. Лангер и Мицуко.
   Если они были близки (какое кощунство!), как следовало из полученной им информации, то зачем Мицуко или кому-то из её друзей посылать парню подметные письма?
   И потом - оставалось неясным, кто же именно напал на него?
   Пацюк открыл рот и начал задумчиво расшатывать несчастный резец.
   Дырка от чума, кусок оленьего дерьма, недоеденный ягель, хвост от кеты, отрыжка белого медведя - недоносок-чукча Вася. Вот кто отправил своих дружков на избиение младенца Егорушки Пацюка! Вот только нападение было совершенно бессмысленным.
   От Пацюка не требовали никаких сведений, его избили, можно сказать, профилактически.
   Ничего при этом не объяснив. А только вывесив табличку: "Осторожно, вход воспрещен! Напряжение 5000 вольт".
   И теперь для того, чтобы снять это напряжение и обесточить сеть, ему необходимо было вернуться к рубильнику по имени Кирилл Лангер. И к сестре рубильника по имени Анастасия Киачели. Придя к такому решению, Пацюк повернулся на здоровый бок, прижал верхним здоровым резцом нижний, шатающийся, и, с умилением глядя на медитирующего Бороду, заснул.
   ...Когда он проснулся, Бороды в квартире не было.
   А на столе, прижатая партийным бюстиком Чжуан-цзы, верного ученика и последователя Лао-цзы, белела записка: "КУШАЙ ПЕЛЬМЕНИ И КЕФИР. И ПОМНИ ОБ УВЭЙ. БОРОДА".
   Ребро почти не давало о себе знать. А о вчерашнем избиении напоминали только глухая боль во всем теле, рваный подбородок и разорванный в клочья шелковый Лао-цзы. Пошарив по бородинским сусекам, Пацюк вытащил ещё один экземпляр даоса - на этот раз с короткими рукавами. Вот только со свитером вышла закавыка: вязаные мухоморы напрочь потеряли белые пятна на шляпках, они были залиты жертвенной пацюковской кровью.
   Надевать подобную дерюгу было бы просто безумием. В кровавом свитере стажер дошел бы только до первого милиционера. А уж первый милиционер обязательно постарался бы, чтобы бандероль по имени Пацюк Г. В. дошла до адресата по имени Забелин Д. К.
   Не дождетесь.
   Пацюк с тоской вспомнил свой любимый френч, и служебное удостоверение, лежащее в его кармане, и ключи от ласточки-"бээмвухи", и саму "бээмвуху"... Он ещё прокатится в ней по Песочной набережной и новой Ушаковской развязке. И сиганет в Сестрорецк, Репино, Комарове и Зе-леногорск по нижней трассе... И далее - со всеми остановками!.. А дурака Забелина нужно отправлять на заслуженный отдых!
   Заподозрить его в ритуальном убийстве ангела!..
   Пускай Борода наживает себе геморрой, лежа на кане< Кан - китайская печка> и нюхая свой распроклятый увэй.
   А судьба Патока - в руках самого Пацюка.
   Эти мысли придали ему силы, и он напялил гоночную куртку с номером "21" прямо на шелковый абрис Лао-цзы. Затем настал черед джинсов и кроссовок, которые пострадали во вчерашнем избиении меньше всего.
   Завершив экипировку, Пацюк выполз в коридор и прилип к зеркалу в бамбуковой раме. Как и следовало ожидать, зеркало тоже оказалось "Made in China", но сюжет на этот раз был гораздо более светским: китайская (весьма сомнительная) красавица кормит таких же сомнительных китайских журавлей - с такими же узкими, как у нее, глазами. А вокруг расцветают хризантемы, хризантемы, хризантемы, и речной лотос протягивает к скромной чаровнице лепестки.
   Тьфу.
   Недоброй памяти Забелин Даниил Константинович характеризовал подобное одним-единственным, но емким словом: вампука.
   Вампукой, помимо таких вот плоских пасторалей, для него были: обман потребителя (статья № 200 УК РФ), заведомо ложная реклама (статья № 182 УК РФ), лжепредпринимательство (статья № 173 УК РФ) и некоторые другие явления.
   Например, лохотроны у станций метро.
   Усилием воли заставив себя не глазеть на китаезу (живо напомнившую ему чукотского богатыря Васю), Пацюк принялся рассматривать свой потрепанный подбородок. И помятое лицо человека без определенного места жительства. В таком виде никогда выходить нельзя. А для маскировки ему необходимо нечто нейтральное. Что-нибудь такое, что могло бы скрыть его увечья.
   Ватно-марлевую повязку, например.
   Или рыцарский шлем.
   Пошарив глазами по вешалке у входной двери, Пацюк нашел то, что искал: весьма скромный шарфик без всяких признаков национальности.
   Вот так, обмотав шарфиком нижнюю часть лица, Пацюк отправился на Вторую линию Васильевского острова.
   Дом тринадцать. Квартира тринадцать.
   ...Он добрался до Васьки<Васька - Васильевский остров (для непроживающих в Питере)> без всяких приключений - очевидно, потому, что большинство ментов всю прошедшую ночь отдавали старые супружеские долги своим женам. И теперь пребывали в самом благодушном расположении духа.
   У дома номер тринадцать его встретил чей-то роскошный джип. Джип в отличие от Пацюка никого и ничего не боялся и выглядел не в пример приличнее загнанного в угол стажера. Пацюк снова вспомнил о своей несчастной "бээмвухе", но уже не с сожалением, а с легкой брезгливостью.
   Ему даже захотелось подойти и потрогать космическую безделицу и испытать чувство благоговения от совершенства линий. В таких вот совершенных машинах должны сидеть совершенные люди. Которые никого не подрезают, никогда не ездят на красный свет, никого не зарывают живьем в землю, никому не ставят утюги на брюхо, никого не расстреливают у кинотеатра "Прибой"...
   И всегда платят налоги.
   И обожают маленьких комнатных собачек и певчих дроздов.
   Впрочем, благодаря своей, ещё совсем небольшой практике Пацюк вывел странную закономерность: чем прекраснее была машина, тем отвратительнее было мурло, которое сидело за её рулем.
   Особенно это касалось таких вот внедорожников.
   Владельцы джипов - все эти парни с тупыми и не очень затылками - как будьте-нате и через одного подпадали под целую главу в Уголовном кодексе: "Преступления в сфере экономической деятельности". Наверняка и владелец красавца "Чероки" из той же когорты.
   ...Владелец внедорожника вышел через две минуты. Ничего демонического в его облике не было, но таких хлюстов Пацюк терпеть не мог. Длинные ноги (уж не у китайского ли журавля он их вырвал с мясом?), соломенная шевелюра, лицо с обложки журнала "Экстремальные виды спорта", черный куртец из самого дорогого магазина, штанишки из дорогого магазина (который наискосок от самого дорогого), неприличный для квелого Питера загар и холеные подошвы ботинок.
   Пока сукин сын плейбой ставил на место "дворники", из подъезда выпорхнула его Женщина. В такой же чертовой коже, с таким же нагло-прекрасным загаром карибского происхождения, с такими же нагло-прекрасными глазами, обведенными серебристым. И рот у красотки тоже был светлым - почти белым, ну, молодцы, научились-таки производить помады для подобных суперженщин. Улыбнется тебе такая цыпочка (при условии, конечно, что у тебя счет в швейцарском банке) своими бледными губами - как будто выкинет белый флаг над крепостью. И ты, развесив уши, в эту крепость ломанешься.
   А потом и оглянуться не успел, она тебе - расплавленный свинец в горло и колодки на ноги, то есть обручальное кольцо на палец. И все, готов.
   Никуда не вырваться.
   Впрочем, от такой-то и вырываться не хочется. "Девушка из Эпонимы" в исполнении Синатры, тум-тамтара-тум-там-тара - тум-там-тара-тум... И-эх!..
   Пока Пацюк под аккомпанемент "Девушки..." рассуждал о методах борьбы самок с самцами, парочка погрузилась в свой джип и укатила.
   А самого несчастного стажера чуть не прибила простенькая мысль о том, что он в первый раз за время знакомства с Мицуко обратил внимание на другую женщину.
   И даже позволил себе немного подумать о ней. О смуглой коже в вырезе рубашки и стоячей груди... тьфу ты черт! Конечно же, о глазах. О глазах, подведенных серебристым...
   Нет, он не предавал своего ангела, он просто встретил противоположного по масти.
   Вздохнув, Пацюк зашел в подъезд, и поднялся на седьмой этаж.
   И поцеловал замок лангеровской двери.
   Черт возьми, он совсем не подумал о том, что перепуганная насмерть цесарка могла запросто укатить на родную птицеферму. А это не есть хорошо.
   Это - облом.
   И, можно сказать, - гнездец.
   Покрутившись возле двери ещё минуты две и сбив остатки кроссовок о неприступный металл, Пацюк неожиданно заметил маленький листок бумаги, сиротливо валяющийся на полу. Это была записка, и текст её гласил:
   "ВАШ ТЕЛЕФОН НЕ РАБОТАЕТ. ОСТАВЛЯЮ СВОЙ. ПОЗВОНИТЕ И СООБЩИТЕ, КАК СЕБЯ ЧУВСТВУЕТЕ. ПРИВЕТ МУЖУ. К. Н. 2 ч. 40 мин".
   Далее следовал номер сотового. А сама записка оказалась датированной сегодняшней ночью.
   Это сразу же привело Пацюка в прекрасное настроение.
   Значит, цесарка никуда не уезжала, а, наоборот, выписала сюда ещё и своего цесаря, или цесаревича (отсюда и "привет мужу"). А заодно и обзавелась подругой, какой-нибудь Калерией Натановной или Капитолиной Никодимовной, к тому же связанной с фармацевтикой или медициной (отсюда: "как вы себя чувствуете"?)...
   А Калерия Натановна (Капитолина Никодимовна) тоже хороша, задает дурацкие вопросы.
   "Как вы себя чувствуете?", понимаешь ли!
   Как может чувствовать себя забитая женщина, потерявшая брата в столице! В любом случае у Пацюка появился шанс рано или поздно выловить гражданку Киачели. Но просидеть здесь неизвестно сколько в ожидании Годо<"В ожидании Годо" - пьеса Беккета (Прим. ред.)> Пацюку вовсе не улыбалось. И потому он решил заглянуть сюда вечером, а сейчас...
   Сейчас он направится в "Бельтан".
   По странному стечению обстоятельств ночная драка привела его к порогу издательства, которым около полутора лет назад руководил покойный бизнесмен Андрей Манский. Неплохо, совсем неплохо было бы навестить сие издательство под видом... скажем, начинающего автора, который справляется об условии принятия рукописей в редакцию.
   С легким сердцем Пацюк втиснулся в лифт, а между вторым и третьим этажами...
   Между вторым и третьим этажами ему пришла на ум довольно экстравагантная мысль.
   Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась вовсе не такой уж экстравагантной. Если верить показаниям Тимура Манивальдовича Жумыги (а у Пацюка не было никаких оснований им не верить), Мицуко остановила машину в непосредственной близости от двух мест: от галереи стекла "Кибела" и кегельбана "Бухта Провидения". Куда именно направился ангел, Жумыга не знал. Либо в галерею, либо в приют для кеглей.
   Теоретически.
   Но при этом оставался совершенно неучтенным проходной двор между "Кибелой" и "Бухтой Провидения". А ведь попасть по этому проходняку на соседнюю улицу - как два пальца об асфальт. Тяжелый случай Пацюка не в счет, он просто пал жертвой обстоятельств. А что, если Мицуко, наплевав на два симпатичных заведения, направила свои стопы к третьему?
   А именно - к издательству "Бельтан"!
   Ведь ни "Бухта Провидения", ни "Кибела" никак не связаны с прошлой жизнью Мицуко. А вот "Бельтан"!..
   "Бельтан" был бывшим издательством её бывшего мужа. И, рассуждая логически, у Мицуко было гораздо больше поводов навестить именно "Бельтан", а не полусумасшедшую стеклянную "Кибелу". И не драчливую "Бухту Провидения".
   Впрочем, к кегельбану у Пацюка было множество претензий. Мало того, что там знали Мицуко, так ещё и шатающийся правый резец взывал к мщению. Если стажер выйдет сухим из воды, в покое он их не оставит. И не уймется до тех пор, пока чукча Вася не вырежет куски солонины из своей собственной спины и не сожрет их на глазах у Пацюка.
   В присутствии раскаявшегося и публично осудившего свои противоправные действия Д. К. Забелина...
   Но до этого надо дожить.
   И пока ещё существует "Бельтан". И от этого нельзя отмахнуться.
   ...Вход в издательство "Бельтан" оказался на удивление свободным.
   Никакого тебе обрюзгшего охранника на входе, никаких рам металлоискателя, никаких пуленепробиваемых дверей. А из всех средств защиты Пацюк узрел только недоверчивый глазок видеокамеры.
   Именно под прицелом этого глазка он прошел мимо стендов с планами выпуска новинок и поднялся на второй этаж. Там Пацюка встретило множество дверей с самыми разнообразными табличками. И множество снующих по коридору молодых девах в строгих костюмах бизнес-леди. Ловко обойдя их по флангу, Пацюк остановился возле обитой дорогой кожей двери с лоснящейся благополучием табличкой:
   НЕЩЕРЕДОВ КИРИЛЛ ЯКОВЛЕВИЧ директор издательства
   Вот ведь твою мать! И здесь Кирилл!..
   "Воздух полон богов", - сказал бы философ Борода.
   "Воздух смердит от количества Кириллов на один квадратный метр площади", - сказал бы битый жизнью Егор Пацюк.
   И эта жизнь подсказывала ему сейчас: не суйся к директору со своим суконным рылом, найди сошку помельче и попытайся охмурить её.
   "Сошка помельче" нашлась минут через семь, рядом с женским туалетом, где Пацюком была обнаружена табличка:
   ЗВОННИКОВА ФАИНА АЛЕКСАНДРОВНА
   Старший редактор отдела приема рукописей
   Фамилия старшего редактора показалась Пацюку обнадеживающей, не говоря уж об имени Фаина, действующем на организм как успокоительные капли. Поймав себя на этом ощущении, Пацюк приободрился и толкнул дверь.
   И оказался в крошечном предбаннике.
   Почти весь предбанник занимала дородная мадам с халой на голове и с брошью на груди. При виде броши (ящерица, разевающая пасть в тщетном стремлении ухватить навозную муху) Пацюк откровенно струхнул.
   - Вы Фаина Александровна Звонникова? - присмиревшим голосом спросил он.
   "Хала" отрицательно покачала головой.
   - А могу я видеть Фаину Александровну?
   - Вы по какому вопросу?
   - По вопросу приема рукописей.
   - Фаина Александровна занята. У неё автор. - И хозяйка ящерицы кивнула головой в сторону двери в глубине предбанника. Сейчас дверь была приоткрыта, и из-за неё раздавались приглушенные голоса.
   - Если вы позволите, я подожду... - Пацюк был сама вежливость.
   - Ждите. - благосклонно разрешила дама. Несколько минут Пацюк и "хала" сидели молча.
   - А что у вас? - она не выдержала первой.
   - В каком смысле?
   - Роман, повесть, сборник рассказов?
   - Повесть, - соврал Пацюк. - Тематическая...
   - На какую тему? - дама никак не хотела отставать от него.
   - Про собаку...
   - Про собаку? - Хала на макушке дамы удивленно закачалась.
   - Ну да...
   - Значит, это экологическая повесть?
   - Почему же экологическая? - Пацюк и сам не заметил, как втянулся в разговор. - Милицейская.
   - И что же здесь милицейского?
   - Собака. Собака по кличке Даниил Константинович. Работает в органах.
   - Не бывает собак по кличке Даниил Константинович, - отрезала дама. Видимо, в свое время она набила руку на редактуре произведений социалистического реализма.
   - Даниил Константинович - это её полное имя. А сокращенно - Даня. Даня всю жизнь ловил преступников, но на старости лет потерял нюх, стал бросаться на своих и...
   - Его пристрелили, - удовлетворенно закончила за Пацюка дама.
   Эх, если бы!.. Стажер вздохнул:
   - Не совсем. Его хотели пристрелить, но за Даню вступился молодой милиционер Егор Пацюк. Егор забрал Даню к себе домой, и пес спокойно дожил свой век.
   - Спокойно? - Дама презрительно выгнула губы.
   - Ну, не совсем спокойно... Иногда молодой милиционер Пацюк поднимал Даню среди ночи с подстилки, тыкал ему в нос глобус и кричал: "А-ну, покажи Колумбию! Колумбию, гад, покажи!.."...
   История про глобус с заплаткой из родины кокаина на боку не очень понравилась даме.
   - Не пойдет, - отрезала она.
   - Почему?
   - Издевательство над животными. Ни одно уважающее себя издательство это не опубликует. А если опубликует - его по судам затаскает какой-нибудь "Гринпис"...
   Крыть было нечем, и Пацюк замолк. И от нечего делать стал прислушиваться к разговору за дверью старшего редактора. Обрывки фраз не очень обнадеживали: "ходульный герой...", "слабо прописанный второй план...", "случайные убийства...", "случайностей быть не должно...", "явная творческая неудача...", "быть может, вам лучше заняться чем-то другим?.."
   "Бедняга ты бедняга, а ведь ещё Карл Маркс говорил: "Не в свои сани не садись, "Капитала" не наживешь...", - успел подумать Пацюк.
   И тотчас же дверь, ведущая в кабинет Фаины Александровны Звонниковой, распахнулась.
   И на пороге возник следователь районной прокуратуры Д. К. Забелин собственной персоной!..
   Даже если бы дородная дама с халой сбросила платье и голой исполнила бы на столе танец живота, и тогда Пацюк удивился бы меньше.
   А сама мысль о том, что Забелин мог оказаться писателем, выглядела гораздо более абсурдной, чем мысль о том, что Пацюк мог оказаться убийцей.
   - Ты? - прошептал Забелин. На него было жалко смотреть.
   - Я... - Пацюк вскочил со стула и, прикрываясь им, как щитом, бросился к двери. И, уже ухватившись за ручку, повернулся к Забелину: - Я!.. Ваш ходульный герой. Ваша творческая неудача. Спасибо, что не забываете!..
   Это был явный перебор, это был откровенный вызов, после которого Забелин наверняка поднимет на ноги не только городскую, но и Генеральную прокуратуру. Но отказать себе в секундном триумфе Пацюк не мог.
   - Ах ты!.. - выдохнул Забелин и бросил узкое тело в сторону стоящего у двери стажера.
   Пацюк успел загородиться стулом, а потом и швырнуть его в Забелина. Запутавшись в перекладинах, тот потерял драгоценные мгновения, и Пацюк успел выскочить за дверь.
   До спасительной лестницы было рукой подать, каких-нибудь жалких тридцать метров. Обставить его на прямой Забелин не сможет, к тому же у Пацюка фора во времени. И неплохое знание местности (О-ой! Совсем неплохое знание, до сих пор в боку отдается!)... Пацюк успеет выскочить в проходной двор - и ищи-свищи...
   Но "ищи-свищи" не выгорело.
   На лестнице Егора ждала неожиданная и потому обидная западня. Два неповоротливых, как шкафы, грузчика тащили наверх ещё один шкаф. Судя по вычурной инкрустации и обилию перламутровых вставок, шкаф предназначался кому-нибудь из издательских бонз, а возможно, и верховному главнокомандующему: Кириллу Яковлевичу Нещередову.
   Но это дела не меняло.
   Пацюк оказался отрезанным от спасительного выхода на улицу. А от женского туалета в конце коридора надвигалось грозное сопение пришедшего в себя Забелина.
   - Эй, парни! - зычным голосом закричал следователь едва показавшимся макушкам грузчиков. - Не пускайте его!.. Задержите!..
   Впрочем, и без того было ясно, что Пацюк попался. Заметавшись как мышь в мышеловке, он попытался сунуться в какие-то двери, смутно понимая, что если воткнется в любой из этих каменных мешков, то лишь продлит агонию.
   Никакого выхода. Никакого.
   Сзади - Забелин, снизу - представительский шкаф, а сверху...
   Сверху была неизвестность, и Пацюк смело бросился ей навстречу. Он с ходу перемахнул пролет третьего этажа, вырвался на просторы четвертого, пронесся по коридору, заставленному какими-то станками, и очутился в маленьком крытом переходе. Совсем маленьком - метра три, не больше. Переход венчала узкая дверь, и Пацюк молил бога только об одном: пусть она окажется открытой!
   Пусть она будет открытой! Пусть!
   Дверь действительно была не заперта.
   Пацюк едва не вынес - и её, и двух мрачного вида волосатых мужчин. Очевидно, писателей. Синхронно поперхнувшись окурками, "писатели посмотрели на него с ненавистью.
   Как на собрата по перу.
   Волосатики стояли на небольшой площадке с внешней стороны двери. Сам пятачок, судя по всему, служил курилкой, и от него шла лестница прямо вниз, в глубину двора.
   Раздумывать не приходилось.
   Пацюк скатился по металлической, страшно гремевшей под ним лестнице и едва не рухнул в объятия двух огромных мусорных контейнеров. Здесь, под сенью пищевых и промышленных отходов, прикрывшись пустыми картонными коробками, Пацюк и затаился. Несколько минут ушло на то, чтобы оценить ситуацию.
   Хотя особой оценки не требовалось: он находился на задворках издательства "Бельтан".
   Прямо перед собой Пацюк видел узкий проход. Слева и справа его подпирали стены; едва не сталкиваясь лбами, они уходили ввысь, что делало проход похожим на Большой каньон. Каньон углублялся в сторону улицы Добролюбова.
   Пацюк убрал со лба обглоданный селедочный хвост, вывалившийся из какого-то пакета, и только теперь заметил Забелина. Тот - правда, с совершенно другой скоростью - повторил его собственный путь. Вот только подойти к зловонным мусорным бачкам не решился.
   Постояв на перепутье между бачками и входом в каньон, старый хрыч выбрал последнее. Любой бы выбрал на его месте.
   Через секунду Забелина поглотило ущелье, а Пацюк остался в обществе картонных ящиков и селедочного хвоста. Он дал хрычу десять минут на то, чтобы пройти весь путь по каньону и снова вернуться. Потом накинул ещё пятнадцать. Потом добавил ещё пять.
   Потом, когда надежда на возвращение коварного шефа окончательно иссякла, Пацюк приплюсовал к контрольному времени двадцать пять минут.
   Теперь уже для себя.
   Но выдержал он только семнадцать с половиной, больше отсчитывать секунды не хватило сил. А к запаху рыбьего хвоста прибавился запах сгнивших помидоров и разлагающихся картофельных очисток.
   Все!
   Пусть лучше Забелин схватит его за руку! Пусть натравит на него ОМОН! Лучше так, чем пасть жертвой гнилого помидора и умереть от удушья на его глазах!
   Пацюк вылетел из мусорных бачков, как пробка из бутылки, и...
   По инерции пробежал весь каньон. И материализовался на улице Добролюбова.
   Черт возьми! Вот это открытие! Между фабрикой театрального костюма и галереей "Кибела" существовал узкий проход, который был практически не виден с улицы: его закрывал огромный, не в меру разросшийся тополь.