Поуп Майкл. Королевский корсар

   — Камилла!
   — Какой там Мадагаскар! Он даже в порт не ходит! Ливингстон пожимал пухлыми плечами:
   — Да, мне это известно. Команда ропщет.
   — Что же это она так долго ропщет?!
   — Не понимаю вас, Камилла.
   — Они что, не могут выйти в море без него? Может быть, когда он узнает, что может потерять корабль, то станет сговорчивей!
   Ливингстон покачал головой:
   — Нет. Даже если бы он рисковал потерей целой эскадры, то и тогда бы он не слишком озаботился. Кроме того, корабельный паспорт выписан на имя Кидда. Всякий, кто задумает занять его место, тут же поставит себя вне закона. Матросы это знают.
   Камилла стремительно и нервно прошлась по гостиной, задевая платьем стулья.
   В этот самый момент в гостиной появился Кидд. Увидев жену в таком возбуждении, он воскликнул, что ей нельзя волноваться, что она совсем себя не жалеет.
   Камилла угрюмо на него покосилась и ничего не ответила. Уселась в угол дивана и стала глядеть в окно.
   Уильям уловил какую-то нестройность в атмосфере разговора и спросил:
   — Вы что, поссорились? Не надо, ни в коем случае не делайте этого. Вы меня очень этим расстраиваете.
   Он уселся на диван между Камиллой и Ливингстоном, обнял их за плечи.
   — Жена и друг, вы самые близкие мне люди, самые дорогие и любимые. Когда мы сидим вот так, все вместе, тихо и спокойно, я совершенно счастлив, даже не знаю, за что на меня пролилось столько милости Божьей.
   Кидд прослезился.
   Камилла и Ливингстон испытывали сильнейшее неудобство, но принуждены были терпеть.
   — Так о чем вы говорили? Подозреваю, что обо мне.
   Друг снял его руку со своего плеча, встал, отошел к столу, встал рядом, опираясь кулаком о столешницу.
   Капитан Кидд внимательно и тревожно наблюдал за ним.
   Даже слегка побледнел.
   — Ты хочешь мне что-то сказать.
   — И уже давно.
   Капитан оглянулся на жену, потом снова обернулся к другу, бледнея сильнее.
   — Что случилось, не томи меня!
   — Вот что, Уильям, разговора этого все равно не избежать, поэтому не будем его откладывать.
   — Я слушаю тебя.
   — Дело в том, что состояние твоей супруги стало весьма расстроено. Свадьба и жизнь на широкую ногу, которую вы вели в последние недели, пробили брешь в вашем семейном бюджете.
   — Я этого не замечал, все как прежде…
   — Когда ты это заметишь, будет уже поздно. Надобно меры принимать уже сейчас.
   — Какие?!
   Жена, когда он к ней повернулся, лишь вздохнула.
   — Ну что ж, я продам дом, ты мне поможешь, ты отлично умеешь продавать дома. Разве этого не хватит, чтобы заткнуть брешь?
   — Нет. Это слишком временная мера.
   — Тогда мы станем жить скромнее, переселимся в домик поменьше, продадим пару экипажей. Ведь мы любим друг друга, а влюбленных не слишком волнует, в каких условиях любить друг друга.
   Камилла громко кашлянула.
   Ливингстон тут же перевел:
   — Это невозможно
   — Почему же?!
   — Это позор. Что скажут в городе.
   — Какое имеет значение, что скажут в городе, как они нас поймут. Главное, чтобы мы понимали друг друга.
   У Ливингстона задергалась щека.
   — Чтобы не разводить длинную дискуссию, сразу выскажу тебе свое мнение. Ты должен вернуться к своему прежнему ремеслу. Ты должен выйти в море на «Антигуа» и приватировать какой-нибудь французский корабль. Не забывай, идет война. Кроме обязанностей перед семьей у тебя есть обязанности перед твоим отечеством, ты офицер британского флота.
   — Ты же знаешь, что я испросил отпуск на год и он мне разрешен, а что касается моей семьи, то как раз забота о ней побуждает меня оставаться дома. Камилла и так плоха, как ты сам можешь видеть, и если я стану подвергать риску свою жизнь, тем самым я стану подвергать риску ее здоровье. Она зачахнет в разлуке со мной, она не переживет моей гибели.
   Камилла тихо вскрикнула и лишилась чувств.
   Кидд бросился к ней.
   — Вот видишь! — крикнул он другу. — Даже простые разговоры на эту тему лишают ее сознания. Что же с ней станет, если я и впрямь уйду в море?!
   С того дня миссис Джонсон-Кидд слегла всерьез.
   Она никого не желала видеть.
   Особенно мужа.
   Она мотивировала это тем, что ей не хочется представать перед ним разбитой и измученной.
   Общались они исключительно через докторов. Доктора вели уклончивые разговоры, никто из них не брал на себя смелость поставить какой-то определенный диагноз, но все в один голос твердили, что положение серьезное.
   Уильям исхудал от переживаний. Он продал свой необжитой дом и отдал деньги Ливингстону, чтобы тот поместил их наилучшим образом.
   Тот поместил на свой собственный счет в Торговом банке и утверждал, что это наилучшее использование капитанского капитала, но при этом продолжал держаться той точки зрения, что из создавшегося положения лучший выход — отправиться в плавание.
   Куда-нибудь в район Мадагаскара.
   Уильям пропустил этот намек мимо ушей, чем немного смутил своего проницательного друга.
   Может быть, никакого клада нет и в помине? Иначе простодушный капитан давно бы уже проговорился. Нет, но все косвенные сведения указывали на то, что клад есть, и Кидд должен знать, где он находится.
   Или он разыгрывает простака?
   Все эти годы?
   Уильям целыми днями слонялся по первому этажу, ожидая результатов очередного врачебного визита. Он бы очень удивился, узнав, что миссис Джонсон-Кидд отнюдь не пребывает в полубездыханном состоянии, что свои разговоры с врачами она ведет за обильным и разнообразным завтраком, а после завтрака играет с ними в картишки.
   Тайны второго этажа оставались для Кидда тайнами за семью печатями.
   Спустившихся оттуда эскулапов он детально и длительно расспрашивал на предмет здоровья жены. Счета они выставляли громадные, а объяснения давали уклончивые.
   Человек, которому бы пришлось наблюдать эти разговоры со стороны, очень быстро пришел бы к выводу, что господа доктора просто сговорились разорить господина Кидда. Временами их почти что раздражала его тупая готовность платить сколько угодно и по первому требованию.
   Наконец нашелся один решительный человек, фамилия его была, как ни странно, Джонсон. Молодой, хамоватый, со слегка помутневшим левым зрачком. Он прямо выложил несчастному мужу, что для того, чтобы поставить его супругу на ноги, необходимы редчайшие, в этой части света не встречающиеся лекарства.
   — Вы можете их назвать?
   — Могу, но вам они не по карману.
   — Вы назовите их, и тогда я подумаю о размерах моего кармана, мистер Джонсон.
   Лекарь набросал на листе бумаги несколько латинских фраз.
   — Что это такое?
   — Корни и минералы. Их надо собрать вместе, тогда я берусь составить лекарство, могущее помочь. Все прочие методы лечения результатов не принесут.
   Уильям Кидд задумчиво кивал.
   Мистер Джонсон продолжил свои объяснения:
   — Вот этот камень, тигровый глаз, можно найти в Бенаресе, желчный пузырь болотной гадюки легче всего отыскать в Кошине, корень Андрапагос — только в горной части Гедрозии, да и то год может оказаться неурожайным…
   — Погодите, но если я отправлюсь в путешествие немедленно, мне потребуется не меньше года, чтобы раздобыть все эти снадобья! Нельзя их купить где-нибудь в одном месте?
   Лекарь улыбнулся, собеседник начал проявлять понятливость.
   — Я уже позволил себе завести речь о цене…
   — Я вас понял. Я вас извещу о своем решении.
   Кидд немедленно послал за своим лучшим другом. Меньше чем через час Ливингстон входил в гостиную. Он увидел перед собой сосредоточенного, решившегося человека.
   — Моя жена может умереть.
   — Если ты не подашь ей помощь.
   — Я подам ей помощь.
   Ливингстон тайно затрепетал и тихонько спросил:
   — Что ты задумал?
   — Мы отправимся на Мадагаскар.
   Лицо друга просияло.
   — Значит, золото капитана Леруа существует!
   Кидд непонимающе посмотрел на него:
   — При чем здесь золото?
   — То есть?
   — У меня есть кое-что получше.
   — Что может быть лучше золота?! — искренне усомнился торговец.
   И тогда Уильям Кидд рассказал ему о заветном камне, который покоится на дне вымоины, охраняемый струей водопада.
   — «Посланец небес»?! — Горло у Ливингстона пересохло, глаза округлились. Разумеется, он слышал об этом камне и о том, что Великий Могол собирался отправить его в подарок английскому королю, но почему-то не отправил.
   Оказывается, отправил!!!
   — У меня остается маленькое сомнение, — продолжал Кидд, — действительно ли он так целебен, этот «Посланец небес», как говорят, поможет ли он Камилле?
   — Что? — Ливингстон с трудом оторвался от роящихся в голове мыслей, восторженных, тревожных и прочих.
   — Я сомневаюсь немного, поможет ли этот камень Камилле? Мне плевать, сколько он стоит, главное, чтобы от него была польза моей жене!
   Ливингстон всплеснул руками:
   — Конечно поможет, всенепременно, обязательно, вне всяких сомнений. Все, что рассказывают о целебных свойствах этого камня, — сущая правда! Верь мне. Я готов лично отвечать перед кем угодно, если камень не поднимет Камиллу с постели!
   Спокойная, почти детская улыбка расправила напряженные черты капитанского лица.
   — Надо ей сказать.
   — Погоди.
   — Почему?
   — Подумай, ты поселишь в ее сердце слишком большую надежду, а камня мы не добудем вдруг, а?
   — Почему же не добудем?
   — А вдруг его нет на месте?
   — Да куда он оттуда денется?
   — Уильям, до Мадагаскара еще нужно доплыть. А твой корабль для этого не годится.
   — А что такое?
   — Я внимательно обследовал его. Трюмные переборки изъедены табачным жуком, несильный шторм — и корпус треснет, как скорлупа, поверь мне. Лично мне не хочется пойти на дно, держа в руках алмаз «Посланец небес».
   Было видно, что в голове Ливингстона происходит бурный мыслительный процесс. Он мгновенно строит какие-то планы, на ходу анализирует и решительно отвергает, если они кажутся ему неубедительными.
   — Нам нужен другой корабль.
   — Легко сказать, хороший корабль стоит не меньше пятнадцати тысяч фунтов.
   — Да, Уильям, да. Кроме того, нам нужен не просто корабль, но корабль, находящийся под особым покровительством.
   — Что это значит?
   Ливингстон похлопал себя по щекам, потом по коленям, глубоко, осмысленно вздохнул.
   — Видишь ли, если смотреть на вещи прямо, то мы должны признать, что камень этот принадлежит английской короне.
   — И пусть принадлежит, мне он нужен только для того, чтобы оживить Камиллу.
   — Правильно, правильно, мы только попользуемся им и тут же отдадим в казну.
   Кидд кивнул:
   — Меня такой план вполне устраивает.
   — Меня тоже, но есть одна загвоздка.
   — Какая?
   — Понимаешь ли, чтобы взяться за это дело, без опасности оказаться в конце концов на виселице, нам нужно заручиться высокой поддержкой.
   — Ты имеешь в виду сэра Белломонта?
   — Думаю, нам понадобится кое-кто повыше.
   Капитан вытаращил глаза:
   — Его величество?
   Ливингстон приложил руку к губам:
   — Нам нужно сделать так, чтобы мы отправились в это путешествие на совершенно законном основании, с бумагами, гарантирующими наши полномочия. Если ты не против, я немедленно займусь этим делом!
   — Я не против.
   — У меня к тебе только одна просьба.
   — Выполню любую.
   — Держи язык за зубами, умоляю тебя. Одно неосторожное слово может нас погубить. Подумай, если хотя бы один негодяй из команды «Антигуа» узнает о нашем плане, мы не проживем после этого и часа. И Камилла протянет не дольше.
   Кидд значительно кивнул:
   — Уж если я молчал до сих пор, то помолчу и впредь.
 
   «АНТИГУА»
   (окончание)
   Не прошло и недели, а капитан Кидд, резко изменив свои жизненные планы, направлялся в Лондон в компании своего друга Ливингстона и самого лорда Белломонта, пожелавшего принять самое активное участие в деле.
   Кидд получил твердые заверения врача Джонсона, что миссис Джонсон-Кидд доживет до его возвращения. Сообщение, что любимый муж отправляется за чудодейственным лекарством, так благотворно подействовало на самочувствие капитанши, что она нашла в себе силы самолично проводить его в путешествие. Правда, из коляски она не выходила, а из прощальных ласк позволила мужу лишь поцелуй в щеку.
   Он тем не менее был почти счастлив и полон уверенности, что в скором времени станет еще счастливее.
   Накануне отплытия 16 октября 1695 года Кидд, Ливингстон и Белломонт скрепили своими подписями договор, которым основывалось предприятие по добыче из мадагаскарских джунглей алмаза «Посланец небес». Текст был составлен таким образом, что из него нельзя было непосвященному человеку понять, о каком, собственно, предмете идет речь. Это было необходимой предосторожностью. По официальной версии, они отправлялись в южные моря для того, чтобы бороться с незаконным каперством. Впрочем, ОНИ — неправильное обозначение. Плыть должен был один Кидд, потому что его партнеры большими мореходами себя не считали и рисковать жизнью не собирались, даже ради очень большого драгоценного камня. То, что Кидд в этом походе будет единоличным командиром, немного волновало лорда Белломонта.
   — Вы боитесь, не сбежит ли он с ним, да? — спросил у него напрямик Ливингстон.
   — Признаться, такие мысли приходят мне в голову.
   — А я полностью ему доверяю. Вы плохо знаете этого человека, сэр.
   — Я, может быть, плохо знаю этого человека, но я хорошо знаю людей. И еще ни разу не видел такого, который бы захотел добровольно поделиться тем, чем может распоряжаться единолично.
   — Уильяма не интересует камень. Его заботит только здоровье его жены. Как только он его привезет, Камилла встанет на ноги, уж я об этом позабочусь, и камень перейдет к нам. Пятая часть стоимости его будет принадлежать мне, поскольку я внес пятую часть начального капитала, четыре пятых — вам и тем, с кем вы захотите поделиться в Лондоне.
   Лорд ничего не сказал, ибо говорить было нечего. Ливингстон исчерпывающе точно изложил смысл заключенного между ними договора. Договор был хороший, единственное, что смущало милорда, — это сам капитан Кидд. Все-таки много в нем было странного и непонятного.
   — Сказать по правде, Роберт, мне было бы спокойнее, потребуй он свою долю в этом деле.
   Ливингстон улыбнулся:
   — Если бы я знал Кидда так же, как вы, я бы мыслил на его счет похожим образом. Но я успел его изучить. Он именно таков, каким кажется. Никакого второго дна, никакого подвоха, все его слова значат то, что значат. Он, как это ни удивительно прозвучит, кристально честный человек.
   — Вот это-то меня и пугает. Кристально честный человек — это человек, с которым невозможно договориться.
   Ливингстон снова улыбнулся:
   — Но мы-то договорились.
   — Но оставим в стороне его человеческие качества, каков он в бою?
   — Вы, наверное, слышали каков.
   — Слышать-то я слышал, но никак не могу взять в толк, откуда в таком наивном субъекте такое воинское умение.
   — Природа полна тайн.
   Теперь пришла очередь Белломонта улыбаться.
   — Когда человек начинает философствовать, он начинает умирать.
   В Лондоне гости из Нью-Йорка поселились в доме у дяди лорда Белломонта, очень церемонного и молчаливого старичка. Встречались они только за обедом, их беседа состояла буквально из нескольких слов, после чего лорд Белломонт-стар-ший отправлялся к себе в кабинет, где погружался в писание своих бесконечных мемуаров. Он был свидетелем нескольких царствований и никак не мог решить, какое из них признать худшим. Как правило, наибольшее количество претензий обычно бывает к последнему по времени правителю, но в голове старика еще не совсем изгладились те гадости, что творил на престоле Яков со своей шайкой. Поэтому старик пребывал в сомнении, а непрерывное сомнение способно пробудить желчность даже в человеке, не склонном от природы смотреть на вещи с предубеждением.
   Белломонт-младший большую часть времени где-то пропадал, встречался с нужными людьми, с людьми из высших сфер. О том, как продвигается их общее дело, Кидд узнавал от Ливингстона, ему его превосходительство сообщал кое-какие детали.
   Капитану была непонятна эта столичная возня, он верил на слово, что во всех этих бесчисленных согласованиях и тайных встречах есть нужда, но мечтал, чтобы все это поскорее кончилось и он мог бы поскорее отправляться за целебным алмазом.
   Он скучал по своей Камилле.
   Он писал ей письма.
   Их бы следовало здесь привести, когда бы не было опасности занять ими слишком много места.
   Камилла ответила всего один раз, это письмо тоже имело бы смысл обнародовать, когда бы не зеленейшая тоска, которая исходит от него при прочтении.
   А Кидду оно понравилось. Такое короткое, деловое, мол, жду своего капитана, помню и люблю.
   Что еще нужно?
   Кидд с ним не расставался. Оказавшись на минуту один, он непременно доставал его из кармана и перечитывал, благо это можно было сделать очень быстро из-за его краткости.
   Лондон не произвел на капитана особого впечатления. Размылся в памяти. Мостовые, экипажи, красные каблуки щеголей, розовые кринолины дам. Дожди. Влажный песок на дорожках парка возле дома Беллрмонтов. Презирающие все на свете слуги. Снова дожди. Манера разводить джин водою. Камины повсюду, куда ни придешь, треск каминов. Сброд лондонский весьма отличался от нью-йоркского, но чем именно, капитану было лень понимать.
   Запомнилась поездка в порт, где надлежало купить подходящий для плавания корабль.
   От процедуры купли-продажи кораблей у Кидда возникала сильнейшая изжога, что легко объяснимо. Он заявил, что ему все равно, каким судном командовать, лишь бы поскорее начать это делать.
   Лорда Белломонта такой подход весьма удивил, Ливингстон все списал на оригинальность капитана.
   В результате было выбрано нечто несусветное.
   Даже не видавший особых корабельных видов Кидд присвистнул, когда его подвели к его новому избраннику.
   Его превосходительство не обратил внимания на этот свист, но Ливингстон с любопытством покосился на друга:
   — Что тебя не устраивает, Уильям?
   Приглянувшаяся Белломонту посудина выделялась среди стоящих поблизости.
   Сильно выделялась.
   Во-первых, размерами.
   Водоизмещением она была не менее чем в триста тонн. Это единственное, что не вызывало возражений.
   При таких размерах она (посудина) имела по каждому борту всего по две небольшие батареи (семь пушек и восемь). Стало быть, общее число орудий, считая кормовые и носовые, не превышало тридцати четырех.
   Но и не слишком солидное огневое вооружение смутило капитана Кидда.
   — А зачем, скажите, весла?
   В самом деле, к концу семнадцатого века весла смело можно было считать конструктивным пережитком. Оснащенный таким образом корабль мог делать не более четырех узлов.
   — Вы же сказали, что мы будем гоняться за пиратами. С этими палками мы никого никогда не догоним.
   — И слава Богу, — буркнул себе под нос лорд Белломонт, — не забывайте, зачем вы отправляетесь в это плавание.
   Ливингстон успокаивающе похлопал друга по плечу: не волнуйся, все будет отлично.
   Впрочем, на этом весельном монстре было и солидное парусное оснащение. Все свои соображения по поводу качеств выбранного корабля его превосходительство изложил за ближайшим ужином:
   — Не забывайте, корабль — это средство для достижения цели, а не самоцель. Да, скорость всего четыре узла, четыре узла в любую погоду, прошу заметить. Весла дадут ему возможность двигаться даже тогда, когда хваленые современные парусники торчат в штиль в неподвижности с опавшими парусами. Мало пушек?
   — Маловато, — честно признался Кидд.
   Белломонт и тут нашелся что сказать:
   — Для чего маловато? Чтобы стать грозою морей — да, мало! Но для того, чтобы постоять за себя и свой груз, достаточно.
   — У меня на «Антигуа» пушек было не меньше.
   — «Антигуа» — старая, дряхлая развалюха, одно хорошее попадание, один хороший шторм — и все! Кормить рыб! Это судно не только шторм выдержит, но и прямое попадание двенадцатифунтового ядра. А с расстояния в четыреста ярдов и четырнадцатифунтового. Вы видели, каким дубом укреплена ватерлиния?
   Ливингстон бросил на тарелку остатки куропатки, которую доедал во время речи его превосходительства.
   — И во что нам обойдется вся эта надежность?
   — Двадцать тысяч фунтов, но это с полной оснасткой. Со всеми необходимыми припасами.
   Ливингстон кивнул:
   — Я вижу, вы всерьез задумали доставить наш камешек в Англию.
   — Всерьез, всерьез, — усмехнулся Белломонт.
   — То есть как в Англию? — осторожно поинтересовался Кидд. — Насколько я знаю, сначала он должен оказаться в Нью-Йорке.
   И Белломонт и Ливингстон одновременно бросились его успокаивать.
   Конечно, сначала Нью-Йорк.
   Сначала лечение, потом все остальное.
   Кидд наконец успокоился.
   — Но как мы назовем нашего урода?
   Его превосходительство развернул свиток желтоватой бумаги, который лежал рядом с его тарелкой.
   — У него уже есть название.
   Ливингстон и Кидд спросили одновременно:
   — Какое?
   — «Приключение».
   — «Приключение»?
   — Да, капитан, именно так. И мне это название кажется подходящим. Разве то, что мы задумали, можно назвать как-нибудь иначе, а?
   Вечером того же дня все трое отправились на некую важную встречу. Последнюю перед отплытием, пообещал Белломонт.
   — Нельзя ли на ней обойтись без моего участия?
   Сэр Белломонт настаивал.
   — Но ведь раньше это было не обязательно.
   — Теперь обязательно, — отрезал лорд. — Извольте одеться поприличнее и говорить как можно меньше.
   Тускло поблескивал мокрый булыжник. Громко цокали по нему копыта четверки лошадей. Возница, сильно смахивающий своим видом на ворона, покрикивал и на своих лошадей, и на прохожих. Слушались и те и другие.
   Карета покачивалась, как шхуна при легком волнении. Лорд Белломонт сидел напротив, поставив трость с набалдашником из слоновой кости между колен. Время от времени он поглядывал в окно и говорил:
   — Чайлд-Кросс-роуд.
   — Элдридж-Парк-ин.
   — Принс-Джон-сквер.
   Капитану Кидду эти комментарии ничего не поясняли, и поэтому он помалкивал.
   Карета остановилась у большого двухэтажного дома, спрятавшегося за высокой каменной оградой. Типичный особняк эпохи Тюдоров.
   И парк типичный — унылый, серый, вместилище облетевших деревьев и отливающих свинцом луж.
   Молчаливый слуга в красном кафтане и белых чулках медленно открыл ворота.
   Карета вкатила внутрь.
   От лошадей шел пар, исходя и от шкур и из ноздрей.
   Следующий слуга поджидал на ступеньках дома. Он живо подбежал к карете и открыл дверцу.
   Особняк казался вымершим, ни один лучик света не пробивался сквозь зашторенные окна.
   Сбросив свои плащи на руки третьему слуге, гости вошли в помещение с обитыми темным дубом стенами и с потолком, разбитым балочными перекрытиями на красивые квадраты.
   Посреди комнаты стоял монолитный, дубовый же, стол.
   В дальней стене гудел камин.
   Рваные сполохи разбегались по стенам.
   На столе стоял всего один подсвечник с тремя полуоплывшими восковыми свечами. Причем был поставлен он так, чтобы в основном освещать гостей, а не хозяев, которые сидели в креслах с высокими спинками, спиной к камину.
   Хозяев было четверо.
   Четыре неподвижные фигуры в черных камзолах без шитья и одинаковых, белых, крупно завитых, париках, присыпанных тончайшей рисовой пудрой.
   Все четверо молчали, хотя было понятно, что уж кто-кто; а они имеют право голоса.
   Заговорил лорд Белломонт. Он быстро проскочил область обязательных приветствий и сразу перешел к делу.
   Корабль найден.
   Стоит двадцать тысяч фунтов.
   Восемь с половиной из них уже имеются в наличии.
   Договор составлен.
   Основную часть команды разумнее всего набрать в Новом Свете. В метрополии все реальные моряки приписаны к судам королевского флота, и попытка перетащить их к себе могла бы вызвать ненужные кривотолки.
   Капитаном корабля, называется который весьма подходяще — «Приключение», будет известный капитан Кидд, присутствующий здесь.
   Ливингстон слегка ткнул кулаком Уильяма в спину, и тот, сделав шаг вперед, поклонился подсвечнику.
   — Капитан Кидд очень опытный моряк. Доказал верность и компетентность в боях с французами у острова Сан-Хуан и в водах вблизи острова Невис. Кроме того, он единственный, кто…
   Тут лорд Белломонт сделал многозначительную паузу. Пусть в комнате все свои, все посвященные, но некоторые слова лучше не произносить вслух. Некоторые слова сами ищут уши, в которые проникнуть.
   — Скажите, капитан… — вдруг проскрипел тот из господ, что сидел крайним справа.
   Капитан вздрогнул, ибо был уверен, что от этих статуй он не услышит ни единого звука.
   — Скажите, капитан, а вы действительно держали в руках этот камень?
   Кидд отрицательно покачал головой:
   — Нет.
   Среди статуй в париках возникло что-то похожее на волнение, Белломонт резко повернулся к капитану:
   — То есть как?!
   — Я видел его в руках капитана Леруа, прежде чем он выронил его в воду.
   — Надежно ли место, где он находится?
   — Думаю, джентльмены, оно надежнее любого банка, ибо никому не придет в голову искать его там.
   — Как по-вашему, кто может знать об этом тайнике?
   — Насколько мне известно, джентльмены, мало кому известно о самом факте существования этой штуковины, не говоря уж о том, чтобы знать место ее пребывания.