Поуп Майкл. Королевский корсар

   Наступил момент, когда стало ясно всем: на этих путях своего счастья «Приключению» не найти.
   Решено было отправиться к берегам Индии.
   Почему именно Индии?
   Ходили слухи о богатстве кораблей, покидающих тамошние порты.
   Слухи о баснословных запасах драгоценностей, которые везут с собой паломники в Джидду и Мекку, оказались чепухой, но слухам от этого верить не перестали.
   Целью плавания сделалась Калькутта. Может быть, потому, что там меньше, чем где бы то ни было, чувствовалось присутствие Ост-Индской компании, а значит, и ее боевых эскадр. Там купцы действуют по большей части в одиночку, на свой страх и риск. О таких купцах и мечталось Канингу и Муру.
   Одно время казалось, что расчеты начинают сбываться. Попалось навстречу «Приключению» небольшое суденышко, перевозившее шангарский желтый рис. Добыча эта до такой степени не обрадовала англичан, что они устроили форменное издевательство над матросами-индийцами.
   Вышедший из своей каюты капитан Кидд посмотрел на творившееся безобразие и вдруг сказал Канингу, руководившему бесчинством:
   — Послушайте, а ведь мы превратились в обыкновенных пиратов.
   Как ни странно, это замечание подействовало на старшего помощника. Одно дело, когда ты ведешь себя как пират, совсем другое когда тебя называют пиратом. В первом случае ты можешь сколь угодно долго тешить себя мыслью, что все совершаемые тобой гадости и кровопролития происходят в угоду высшей цели, на пользу отечеству. Во втором случае ты должен абсолютно все брать на собственную совесть. Во втором случае даже самое маленькое прегрешение становилось наказуемым преступлением.
   Канинг приказал оставить матросов в покое, а их капитана-англичанина так и вообще не трогать.
   — Может быть, сделаем его лоцманом? — неуверенно поинтересовался Канинг у Кидда.
   — Отличная мысль!
   Так мистер Хини оказался за офицерским столом в кают-компании.
   Маленький, черноволосый, загорелый, как дравид, отлично разбирающийся в морском деле.
   Когда возникла необходимость в ремонте, Хини показал место на Лаккадивских островах, где это было удобнее всего сделать. Возле бухты, где был брошен якорь, рос неплохой строевой лес, а жители были гостеприимны. Они были настолько немногочисленны, что им не оставалось ничего другого.
   Люди с «Приключения» оценили их гостеприимство. Лодки аборигенов пошли на растопку костра, а женщины — для удовлетворения насущных половых потребностей.
   Вакханалия была массовой.
   Битти и Смайлз приволокли (от щедрот) одну островитянку в каюту Кидда. Тот не стал отказываться, что вызвало бы нехорошие разговоры, и не стал насиловать перепуганную девчонку. Уложил ее на плетеную циновку у окна, а сам лег на кровать и погрузился в сладостные волны мечтаний о доме в яблоневом саду.
   Под вопли и визги, доносившиеся с освещенного дикими кострами берега, мечталось хорошо.
   После ремонта и разврата плавание продолжилось.
   Стиль его не изменился.
   Невезение — вот что суждено было «Приключению» в его деревянной жизни.
   Если ему навстречу попадался хорошо выглядевший торговый корабль, то он нес на своей мачте гордый британский флаг, если же у встреченного корабля флаг на мачте был более подходящий, французский или португальский, то он оказывался не беззащитным жирным торговцем, но зубастым галионом.
   Пару раз «Приключение» чуть само не становилось добычей. И уносило ноги с поля нежелательного боя только благодаря весельным протезам.
   Настроение команды, разумеется, соответствовало успехам.
   Злились все.
   Самые разумные проклинали судьбу.
   Самые глупые — капитана.
   Самые нетерпеливые — Мура.
   Эта ситуация не могла продолжаться вечно и даже просто долго.
   Вопрос был только в том, чем она разрешится.
   Канинг и Мур ждали богатого плавучего дурака, в трюмах которого будет найдено нужное количество счастья.
   Робертсон, доктор и лоцман Хини кроме этих планов вынашивали и какие-то дополнительные, тайные.
   Кидд ждал удобного случая, чтобы просто-напросто сбежать с корабля. Единственный подходящий момент был в Калькутте, но помешал приступ той самой сухой лихорадки. Она, оказывается, не щадит не только простых паломников и простых матросов, но и влюбленных капитанов. Не оставаться же ему было на Лаккадивских островах в ожидании следующего европейского визита вежливости. Думается, гостеприимство тамошних жителей пресеклось бы сразу после ухода корабля, и беглецу пришлось бы отвечать и за сожженные лодки, и за изнасилованных женщин. Впрочем, если у аборигенов принято за это спрашивать с гостей.
   Сердце другого, более нетерпеливого человека наверняка уже лопнуло бы от бесплодных терзаний и мучительных ожиданий. Но характер Кидда был таков, что позволял ему приспосабливаться к положениям, к которым приспособиться было, казалось бы, невозможно.
   Он привык ждать.
   От рождения до сорока лет он знал пору безвременья. Беззаботного и бессмысленного. Потом настала пора испытаний, столь невероятных и жестоких, что с ними было бесполезно бороться, на них было бесполезно сетовать, их можно было только переждать. И он пережидал, не имея перед собой никакой определенной цели, и остался самим собой.
   Что же теперь ему неприятности нынешнего дня, что ему нынешнее ожидание, когда он точно знает, что в конце концов его ждет несомненное счастье. И размеры его ничуть не уменьшатся от того, сколько ему придется томиться в ожидании.
   Кроме того, у него был алмаз.
   С помощью этого камня Кидд регулярно разговаривал со своей Камиллой, и она улыбалась ему.
   Что же еще нужно для того, чтобы быть спокойным, хотя бы вокруг полыхало само адское пламя.
   Размышляя примерно в таком духе, капитан наливал медным черпаком ром в свой бокал из тисового бочонка, стоя во главе стола в кают-компании. Он решил выпить перед Лаккадивской поросятиной, которую вот уже целую неделю подавал к обеду корабельный кок.
   Он давно завел эту привычку, пить до еды, чем сильно выделялся из числа прочих офицеров, пивших и до, и во время, и после. Особенно после.
   Наполнив бокал и пригубив его, капитан услыхал какой-то шум за дверьми каюты.
   Шум нарастал и приближался.
   Двери распахнулись.
   На пороге стояли Канинг, Мур и Робертсон. За ними еще несколько человек. Не только офицеры, но и простые матросы и канониры.
   На лице у Кидда появилось вопросительное выражение, большего он не мог себе позволить по нынешнему статусу.
   Вопросы прозвучали из уст явившихся:
   — Сколько все это будет продолжаться?
   — Когда наконец будет настоящее дело?
   Остальные вопросы звучали примерно так же.
   Кидд выразил на лице недоумение и осторожно попытался напомнить, что нынешнее положение дел есть следствие решений, не им принятых.
   — Я предлагал вам, джентльмены, десять тысяч фунтов и немедленное путешествие в Нью-Йорк.
   Мур крикнул:
   — Хватит об этом! Что нам делать сейчас?!
   — Я бы предложил пообедать.
   — Не надо над нами издеваться, капитан! — пробурчал Канинг и набычился.
   Со стаканом рома в одной руке и черпаком в другой (держава и скипетр) Кидд напоминал либерального монарха.
   — Я, собственно, и не знаю, что сказать.
   Главный бомбометатель соизволил объяснить причину общего беспокойства:
   — На траверзе «Приключения» торговый корабль. Под флагом Ост-Индской компании.
   Кидд отхлебнул из стакана, но понятливее не сделался.
   — Мало ли мы встречали таких кораблей? Это зона владений компании…
   Мур прервал эти рассуждения:
   — Я считаю, что нам нужно на него напасть! Кидд отхлебнул еще раз.
   — Я не ослышался? Вы считаете возможным напасть на корабль, идущий под английским флагом?
   Канонир нагло шагнул вперед:
   — Да!
   — Но почему?
   — Я растолкую. Нам нужно наконец что-то заработать. Мы болтаемся по морям уже скоро год, но никто из нас не перестал быть нищим!
   Капитан поджал нижнюю губу:
   — Вы считаете это достаточным основанием?
   Мур сказал:
   — Да!
   Все остальные промолчали, ожидая, чем закончится словесный поединок.
   — Но это же пиратство!
   — Не важно, как это называется, главное, чтобы это пошло нам на пользу!
   — Пока мы грабили мусульман, кстати ни в чем перед нами не виноватых, я смотрел на это сквозь пальцы, но что же теперь мне делать, когда вы собираетесь напасть на английский корабль?
   Канонир зло усмехнулся:
   — Раздвинуть пальцы пошире.
   — Кроме того, что это пиратство, это еще и предательство. Нельзя нападать на своих…
   Мур поднял руку:
   — Идут слухи, что в Европе война уже прекратилась. Просто пока нет объявления для южных морей. Таким образом, нападая на этого купца, мы всего лишь наносим вред толстосумам из Ост-Индской компании, но ни в коем случае не удар в спину Британии. Я так считаю.
   В толпе, сгрудившейся за спиной канонира, раздались одобрительные возгласы. Многие хотели пойти пограбить, но никто не хотел, чтобы их считали нехорошими.
   Такие, как Канинг, колебались.
   Действительно, считали они, пустить ко дну две-три мусульманские фелуки, изнасиловать десяток-другой аборигенок — это еще ничего. Такие деяния находятся в пределах кодекса чести британского офицера.
   Но вот грабить суда, идущие под британским флагом, — это, кажется, чересчур.
   Могут назвать пиратом.
   Отвечая этим затаенным мыслям, Кидд сказал:
   — Если мы нападем на этого купца, мы станем настоящими пиратами. Мы станем изгоями. Ни Тью, ни Каллифорд, ни Уэйк никогда не грабили англичан. Только поэтому они могли входить в английские порты. Я сам видел Тью в Нью-Йорке на приеме у губернатора.
   — Вот! — возопил канонир. — Вот ты и показал свое настоящее лицо!
   Кидд поставил стакан на стол и ощупал подбородок.
   — Тебя волнует не то, каково приходится твоим людям, ты и глазом не моргнешь, если они начнут умирать от голода или от цинги. Тебя заботит лишь одно — скорейшее возвращение домой, в Нью-Йорк. Ты готов всех нас сгноить заживо, лишь бы не потерять такую возможность.
   — Да, — честно прошептал Кидд.
   Канонир бешено захохотал — с таким видом, будто он сделал чудовищное разоблачение.
   — Нет, — смешался капитан. — Не хочу я никого гноить, но хотел бы вернуться, это правда.
   Канонир повернулся к публике:
   — А знаете, что его туда тянет? Не знаете? Я вам расскажу. У него там, видите ли, жена. Супруга. Миссис Джонсон-Кидд, пятидесятилетняя дебелая тварь! Прежде она служила в портовом борделе в Бресте, а потом перебралась в Новый Свет и охмурила старика Джонсона. Десять лет она наставляла ему рога, а потом уморила какой-то микстурой. И тогда вот этот… — Мур, не оборачиваясь к Кидду, вытянул в его сторону указующий перст и начал мелкими шажками, спиной, к нему приближаться, — вот этот, с позволения сказать, капитан женился на ней. Он влюбился в эту развратную корову по уши. Ради того чтобы припасть к ее вымени, он готов все бросить, оставить нас нищими и мчаться обратно на всех парусах. Я вам еще вот что про нее расскажу. У нее есть знакомые врачи. Они помогли ей избавиться от старика Джонсона, и те…
   Мур, как подкошенный, рухнул на пол. Из-под правого уха тут же начала растекаться кровавая лужа.
   Кидд бросил ковш для разливания на труп канонира и сказал:
   — На английский корабль мы нападать не будем.
   Команда подчинилась своему капитану, но подчинилась со скрытой неохотой. В словах покойного канонира было много правды. Королевское жалованье — слишком маленькая компенсация за те лишения, что выпадают на долю моряка. Рано или поздно любой из них начинает мечтать о богатом, глупом, плывущем без охраны купце. Тем более находясь вдали от родных берегов, королевских чиновников и судов.
   Матросы и канониры разошлись по своим местам, но никто из них не считал, что получил ответ на главный вопрос: когда же наконец мы разбогатеем?
   Такое настроение команды было чревато новым, значительно более сильным взрывом, который не удалось бы прекратить одним ударом черпака.
   Но Кидду повезло.
   Навстречу медлительному «Приключению» попалось в конце ноября судно под французским флагом.
   Надо сказать, что всем плавающим по морям было известно об окончании войны в Европе, но известно как бы неофициально. Кроме того, для Южного полушария существовало некое особое положение. Мир должен был сюда «докатиться», как в свое время докатилась война.
   Другими словами, на совести капитана оставалось атаковать или не атаковать француза.
   Совесть Кидда подсказывала, что желательно было бы проплыть мимо и дать то же самое сделать французам.
   Но в этот раз команда не послушалась советов капитанской совести.
   «Приключение», скрипя старческими суставами, атаковало не готовое ни к обороне, ни к бегству судно.
   Случился абордаж.
   Не слишком многочисленные французы были перебиты.
   После этого судно отбуксировали в небольшой индийский порт Бипай, где не было ни наместника Великого Могола, ни чиновников Ост-Индской компании.
   Груз, состоявший из небольшого количества олова, нескольких десятков тюков со специями (немного лежалыми) и большого количества верблюжьих копыт (лучшее сырье для изготовления клея), был продан.
   Кидд ничему не препятствовал.
   Он надеялся, что, получив какие-то деньги, матросы его успокоятся.
   Наивная надежда.
   Получив небольшие деньги, матросы захотели больших.
   Кидд предложил им продать корабль, это могло бы утроить добычу каждого. Но на сходке команды решено было этого не делать. На «Рупарель», так корабль именовался до захвата, перешли несколько десятков человек во главе с Канингом.
   — Двумя руками действовать легче, чем одной, — образно пояснил бывший старший помощник.
   — Его надо переименовать! — подсказал Хини.
   Тут же посыпались предложения. Одно чудовищнее другого. Пираты того времени, как, впрочем, пираты и бандиты всех времен, любили татуировки и цветастые выражения;
   Предложений было высказано много, но ни одно не показалось подходящим.
   Кому-то пришла в голову мысль обратиться ради смеха к капитану.
   Он отреагировал мгновенно:
   — «Ноябрь».
   После минутного раздумья в ответ прозвучал врыв восторга.
   Разумеется, «Ноябрь»!
   Во-первых, француз был захвачен в ноябре, во-вторых, в этом названии слышалась издевка в адрес бравого майора Болларда с его «Октябрем» и попыткою наставить «Приключение» на путь истинный.
   Из Бипая оба корабля вышли вместе. Вместе проплавали неделю. Но первый же шторм разметал их в разные стороны по западной части Индийского океана.
   Помимо потери партнера шторм стоил «Приключению» еще десятка весел и грот-мачты, вырванной с корнем из чрева корабля особенно сильным порывом ветра.
   И без того не вызывавший восхищения своим внешним видом, корабль превратился просто в жалкое создание. Почти не слушаясь руля, иногда бессильно шевеля оставшимися веслами, тащилось «Приключение» в направлении Коморского архипелага, поскольку это была ближайшая суша, дабы обрести там покой и починку.
   12 января 1698 года впередсмотрящий, смотревший, кстати, в этот момент назад, крикнул, что видит парус.
   Слева на траверзе.
   Ничего в этом не было особенного, такое случалось каждые несколько дней на здешних оживленных путях. Подобные встречи обычно ничем путным не заканчивались, рассмотрев в подзорную трубу «Приключение», торговые корабли бросались прочь, боевые уплывали с достоинством, не желая связываться.
   Но это было в те времена, когда корабль капитана Кидда казался вполне боеспособным трехмачтовым капером.
   Теперь же он напоминал скорее плавучий деревянный остров с нищим и голодным населением.
   Парус приближался.
   Робертсон отдал приказ убрать паруса и оставить на борту, повернутом к парусу, лишь два весла.
   — Для чего это? — поинтересовался капитан.
   — Чтобы разжалобить их. Пусть думают, что мы терпим бедствие.
   — А когда они подойдут, вы возьмете их на абордаж?
   Штурман кивнул и выдохнул дым.
   — Это старый прием.
   Кидд уточнил:
   — Пиратский прием.
   Штурмана это не смутило.
   — У нас в Эссексе есть поговорка: хоть бревном меня считай, только в пламя не бросай.
   После этого Робертсон велел всем матросам убраться с верхней палубы на пушечную.
   Абордажная команда — три десятка головорезов с саблями и пистолетами в руках — залегла за фальшбортом, держа наготове специальные крючья.
   Самое интересное, что купец, а это был именно он, большой, великолепно оснащенный, сытый на вид, клюнул на нехитрую уловку Робертсона.
   Было видно, как матросы снуют по вантам и травят шкоты, убирая лишние паруса.
   — Никогда не надо гоняться за добычей, — усмехнулся Робертсон, — стоило нам из боевого корабля превратиться в полную развалину, как тот, о ком мы могли только мечтать, сам идет нам в руки. Согласитесь, капитан, странно устроен мир.
   Кидд ничего не ответил, хотя тоже в этот момент размышлял именно над устройством мира. Он думал, что должен желать успеха Робертсону, потому что, если все будет хорошо, команда набьет карманы и ее, пожалуй, можно будет склонить к путешествию домой. Но вместе с тем получается так, что, для того чтобы получить возможность отправиться в объятия Камиллы, он должен радоваться тому кровопролитию, что совершится сейчас. Не может же быть так, что счастье одного — это всегда кровь другого.
   Впрочем, это размышление было достаточно мимолетным.
   Отвалились орудийные порты «Приключения».
   Прозвучал залп, снесший все с палубы беспечного купца, уже изготовившегося к благотворительным действиям в адрес умирающей деревянной развалины.
   Уже заорали орлы из абордажной команды, всаживая в доски вражеской палубы свои беспредельно острые крючья.
   Приемов обмана в мире не так уж много, все они известны со времен глубокой древности, но сколько бы ни существовал на земле род людской, всегда будут находиться те, кто поверит обманщикам.
   Любому капитану на морях Мэйна и всех Индийских морей было известно, что пираты часто подманивают к себе беспечных путешественников, притворившись беспомощными. Но вместе с тем находятся среди них такие, кто умудряется попасть в этот издалека заметный капкан.
   Возможно, однако, что капитана купеческого судна, попавшего в абордажные объятия «Приключения», погубило не доброе сердце, а, наоборот, жадность.
   Увидев беспомощно болтающуюся на волнах посудину, он решил чем-нибудь на ней поживиться. На корабле всегда есть что стащить.
   Какое предположение верно, осталось навсегда неизвестным, капитан неосторожно приблизившегося к «Приключению» судна погиб в первые минуты боя. Он вздумал организовать сопротивление и получил топором по голове.
   Увидев своего начальника лежащим на палубе с раскроенным черепом, побросали оружие те немногие, кто решился его обнажить.
   Человек, наделенный возможностью наблюдать со стороны такие события, имел бы полное право заметить, как переменчива судьба в этом мире! Тот, кто мгновение назад был ее баловнем, сейчас является куском бессмысленного мяса. Те, кто был беднее, голоднее и несчастнее всех, сделались в мгновение ока богачами.
   Трудно оставаться подобным рассуждающим наблюдателем среди стремительного и яростного абордажа, но капитану Кидду это удалось. С квартердека «Приключения» ему было хорошо видно происходящее: и лихая атака его матросов, и жалобная паника среди экипажа купеческого корабля. И гибель их капитана, и безропотная сдача.
   Досмотрев представление до конца, он отправился в свою каюту. Может показаться странным, но ему захотелось вздремнуть.
   Дело довершилось без его участия.
   Всем умело заправлял Робертсон, могло показаться, что в штурманской школе его заодно учили тому, как надо грабить корабли.
   Управившись с этим приятным делом, он решил отправиться с докладом к капитану. Он долго раздумывал, стоит ли это делать. Потом решил, что стоит.
   Пусть Кидд разделит ответственность за случившееся. В его бегстве в каюту штурман рассмотрел большую хитрость. И, как ему показалось, разгадал ее. Впрочем, разгадка лежала на поверхности. Капитан мечтает вернуться в Нью-Йорк, стало быть, ему нужно сохранить свои руки в чистоте.
   Не получится!
   Робертсон тоже не исключал возможности того, что рано или поздно придется отвечать перед королевским трибуналом. Для такой ситуации всегда неплохо иметь несколько отговорок. Например, полезно иметь возможность сказать, что он действовал по приказу капитана.
   Захватив с собой украшенную каменьями и серебряной чеканкой саблю, Робертсон постучался в каюту Кидда.
   Ответа не было.
   Постучал еще раз.
   Тот же результат.
   Тогда он вошел. Он готов был увидеть что угодно — убитого капитана, капитана отсутствующего, но чтобы спящего…
   А Кидд спал.
   И добродушно чмокал во сне губами.
   Робертсон вытащил трубку изо рта и громко кашлянул.
   Кидд перестал улыбаться во сне и открыл глаза:
   — В чем дело?
   — Доклад, сэр, и сувенир. Эта сабля принадлежит вам, и не спорьте. А теперь о деле. Корабль нанят индийскими купцами из Сурата, чтобы доставить груз тканей в Сан-Себастьян.
   — Теперь это, видимо, не произойдет.
   — Точно так, сэр. Ткани эти, великолепные ткани -миткаль, кашмирский шелк, тайский бархат, мы, разумеется, продадим где-нибудь здесь. В Европе или Америке за них дали бы втрое больше, но умнее не пробовать соваться туда.
   — А может, все-таки попробуем?
   — Что, сэр?
   — Сунуться в Америку.
   — Ни в коем случае. Такой товар — как клеймо на лбу. Губернатор первого же острова арестует нас.
   — Рано или поздно нас все равно арестуют. Война закончена, Робертсон, а мы нападаем…
   — Мы подвергаемся нападению, не будете же вы отрицать, что «Приключение» не двигалось с места, а этот, кстати, корабль называется «Кедахский купец»…
   — От этого не легче.
   — Так вот, не будете же вы отрицать, что это он к нам приблизился, никак при этом не объясняя своих намерений.
   — Когда бы он успел это сделать, Робертсон, мы же сразу его крючьями!
   Предвкушая эффект от своего следующего сообщения, Робертсон длинно и смачно затянулся.
   — Но самое главное не это.
   Кидд готов был с ним согласиться, самым главным для него оставалась Камилла.
   — Я порылся в бумагах капитана «Кедахского купца» и обнаружил там французский паспорт. Да, да, сэр, не удивляйтесь. Корабль построен в Дувре, эти документы у меня. Будем считать наше сражение с ним последним эпизодом войны Англии и Франции.
   — Мы-то будем считать, а…
   — Не думаю, что нам следует слишком уж волноваться на этот счет. Война такая печь, в которой сгорает все.
   — А пепел?
   — А пепел развеивают над морем.
   Кидд снова закрыл глаза и улыбнулся какому-то новому видению.
   Робертсону понравилась его собственная мысль о войне-печи, и он ее продолжил:
   — Ей-богу, сэр, печь, именно печь. Вы ведь знаете, что у роттердамских ювелиров есть такие печи, в которых можно сжечь даже алмаз. Что же говорить о войне.
   — Что?! — Кидд резко сел на кровати. — При чем здесь алмазы?
   Штурман закашлялся от неожиданности.
   — Это так, к слову.
   — Понятно. У вас все, Робертсон?
   — Почти. Осталось только решить, что делать с пленными. Там индусы, португальцы, мусульмане.
   Кидд вдруг выразил желание посмотреть на этих людей. Сравнительно недавно, повинуясь такому же неожиданному порыву, он отправился на берег Мадагаскара ловить португальцев.
   Пленных выстроили на палубе «Кедахского купца» в три ряда. Они стояли понурив головы, их чувства были далеки от восторженных. Португальцы-офицеры в рваных колетах, серых чулках, с остренькими длинными бородками и с выражением туповатой надменности в лицах. Темнолицые, крупноносые индусы, в белых шароварах, с железными кольцами на щиколотках. Мусульман было меньше всего, на головах они носили белые бедуинские накидки, шаровары у них были пестрые.
   Кидд в сопровождении Робертсона, Хини и Хейтона медленно прошелся перед их строем, совершенно не представляя, зачем он это делает.
   Может быть, нужно им что-то сказать?
   Но что?
   Пожалуй, Робертсон разберется сам.
   Капитан собрался было уходить, но тут в третьем ряду мелькнуло знакомое лицо.
   Кидд подошел поближе.
   Человек в третьем ряду наклонил голову пониже и попытался спрятаться за стоящего перед ним пленника.
   — Базир! — воскликнул Кидд.
   — Вы его знаете, сэр?
   — Да, Робертсон, мы плавали с ним вместе. Я сразу узнал его, как только увидел эту белую звезду у него на лбу.
   — Насколько я понимаю, сэр, вы хотели бы поговорить со своим старым знакомым.
   — Конечно. Выведите его. Иди сюда, Базир.
   — А остальных я, с вашего позволения, отправлю…
   — Ни в коем случае никого за борт не бросать!
   — …В трюм, сэр.
   Мусульманин сидел как настороженная птица, сложив руки на коленях и бросая по сторонам быстрые, острые взгляды.
   Кидд велел было его накормить, но он сухо отказался, сказав, что напрасно господин капитан принимает его за странствующего дервиша. Будучи толмачом на «Кедахском купце», он питался и хорошо и регулярно.
   — Не рассчитывал тебя увидеть здесь, Базир.
   — И я не рассчитывал увидеть тебя здесь, капитан. Таща свой трофей на буксире, «Приключение» ползло на юг, по направлению к острову Сент-Мари, тому самому, идти войной на который предлагал мужественный майор Боллард.