Страница:
Лорд Хардуэй поглядел на полковника Маллина. Тот плотоядно улыбнулся.
— Я слышал разговоры о том, что эти конторские крысы берут взятки, но чтобы прямое предательство… Я займусь этим делом, милорд.
Уильяму было велено продолжать.
— Осталось рассказать совсем немного, джентльмены, — уверил Кидд и невольно обманул, потому что описание дальнейших приключений получилось отнюдь не кратким.
Пришлось остановиться на своем нелегком матросском существовании, сидение в мешке тоже нашло свое место в повествовании. Описал он и бой, которого не видел. И дележ денег.
— Сколько их там было?
— Целый сундук.
— То есть половина сундука находится сейчас у матросов? — поинтересовался Керр.
— Не знаю, джентльмены, может быть.
— А вторая половина была похищена дикарями?
В этом месте Уильям Кидд солгал. Не из корысти. Разумеется, он не рассчитывал когда-либо тайно вернуться на Мадагаскар и вынуть ящик с могольским золотом из-под камней. Не собирался он доставать и грандиозный алмаз со дна вымоины, вечно принимающей струю водопада. Насчет этих сокровищ у него сложилось вполне определенное и очень твердое убеждение: они могут принести только вред. Они уже погубили уйму народа, их не смогли удержать в руках люди, обладающие громадными кораблями и многочисленной охраной. Куда уж ему, неженатому, великовозрастному балбесу, которого может обвести вокруг пальца любой француз.
Надо держаться от всего этого подальше. Только так можно перехитрить опасность, которая таится в золоте и драгоценностях.
Уильям Кидд солгал.
Солгал с легким сердцем.
Он сказал, что все золото досталось дикарям.
— Можете спросить у старшего помощника Каллифорда, они сожгли всю деревню, перерыли все. Ничего не нашли.
— А ты в это время играл роль дикарского бога? — усмехнулся лорд Хардуэй.
— Эти несчастные решили, что такая роль как раз по мне. Да простит мне Господь мое невольное прегрешение.
Лорд Хардуэй снова усмехнулся:
— Я думаю, простит.
Легко заметить, что о камне Уильям вообще не упомянул. Сыграли тут свою роль и зловещие советы Базира.
Мусульманин, кстати, тоже был вызван и допрошен.
Ему хватило благоразумия не упоминать о том, что «Порт-Ройял» сначала был атакован и изувечен именно «Блаженным Уильямом». Он все списал на французов. Разумеется, мусульманин не столько заботился о головах Каллифорда и остальных пиратов, сколько о собственном душевном спокойствии. Если бы эти благородные джентльмены узнали о «Посланце небес», то расспросам, а может быть, и расспросам с пристрастием, не было бы конца.
Услышав название «Порт-Ройял», господа в париках насторожились, но Базир был внимателен и не проговорился. Сыграл до конца роль маленького торгового чиновника.
Лорд Хардуэй сверлил его взглядом.
Полковник Маллин задавал каверзные вопросы. Все оказалось напрасно.
— Уведите его.
Мусульманин оказался там же, где располагались все прочие допрашиваемые. На люке порохового погреба. Под охраной восьми мушкетеров.
Стоял тихий, теплый вечер. Покрикивали чайки, на мгновение показываясь над фальшбортом. Покрикивали матросы, драящие палубу. Хлопали паруса над головой.
— Тяни снасть! Эка страсть! Длинный трос, хоть ты брось! Молодцы! За концы! Мясо — дрянь! Куртки — рвань! В рубцах спина! Вот те на! Косы рыжи! Спины пониже! Налетай, народ! Перекладина ждет! И стар и млад! И все подряд! Тяни, крепи, на весь свет вопи! — напевал приятный голос где-то на носу.
Но распеться не дали, боцман, свистя, помчался на голос. Не дело петь пиратские песни на королевском галионе.
Каллифорд и Берджесс мрачно усмехнулись.
— В самом деле, перекладина нас уже дожидается, иссохла вся от тоски, правда, Роб?
Каллифорд дернул щекой:
— У меня есть тайная надежда, что нас все-таки расстреляют.
— Почему это, Роб?
— Мы как-никак офицеры, Сэм.
Берджесс не удержался от нервного смеха.
— Вы что, думаете, они нам поверили? — поинтересовался Мэй.
В ответ на этот вопрос засмеялся Каллифорд:
— А что бы ты сделал, выслушав всю ту бредятину, которую мы несли?
— Странно, что они вообще нас слушали до конца. Лично я бы не стал этого делать.
Мэй наморщил лоб и тоскливо посмотрел вдаль:
— Ты прав, Сэм. Какие мы все-таки идиоты!
В это время в большой каюте шло весьма оживленное обсуждение слышанного. Высказывались самые разные мнения, итог подвел лорд Хардуэй:
— Если бы эти джентльмены попались мне в руки еще каких-нибудь четыре месяца назад, они бы уже благополучно калились на солнышке. Сейчас обстоятельства изменились. Разделяя чувства сэра Вудфорда, я сделаю то, чего требует от меня мой долг.
Он сделал жест рукой своему секретарю, и тот поставил на стол изящную, инкрустированную перламутром и лазуритом шкатулку.
Лорд Хардуэй отпер ее маленьким серебряным ключиком и открыл. Она была доверху набита плотно свернутыми гербовыми листами.
— Я выпишу королевские офицерские патенты этим негодяям, тем более что формально они этого заслужили, потопив французский капер.
— Вы им верите, милорд?
Лорд Хардуэй улыбнулся:
— Все, что я сейчас говорю, предназначено не для вашего слуха, джентльмены, а для парламентской комиссии палаты лордов. Должен же я буду рано или поздно объяснить, почему взял на королевскую службу явных бандитов.
Полковники понимающе кивнули.
— Многие наши заслуги со временем забудутся. Нас еще обвинят и в попустительстве пиратам. Но вот то, что у нас сейчас не хватает здесь сил и мы готовы поставить под ружье любого англичанина, невзирая на его прошлое и на его наклонности, — это останется в памяти. Но только в том случае, если… Война должна быть выиграна.
В каюте возникла неловкая пауза, лорд Хардуэй невольно приоткрыл дверь туда, куда его спутникам заглядывать не стоило бы.
Политика — дело темное.
— Для палаты лордов я придумал еще один аргумент, который смягчит впечатление от нашей непозволительной мягкости.
Присутствующие заинтересованно вскинули головы. — Мы назначим капитаном «Блаженного Уильяма» человека с безупречным прошлым.
Майор Плант расстроился, он решил, что лорд Хардуэй заберет у него кого-нибудь из его офицеров, которых и так катастрофически не хватает. Война все-таки.
— Сэр, мне бы не хотелось думать…
— Подождите пугаться, майор. Командовать «Блаженным Уильямом» будет Уильям Кидд.
Сказать, что все были поражены, — значит преуменьшить произведенный эффект.
— Погодите возражать; дайте я договорю. Я исходил из того соображения, что банда негодяев, управляемая честным человеком, полезнее, чем команда честных людей, управляемая негодяем. «Блаженный Уильям» будет находиться в составе невисской эскадры. Судя по всему, и Каллифорд и Берджесс — моряки опытные. Управлять кораблем будут они. Кидд будет нашим глазом и нашей рукой на его борту. Если пираты держат в сердце своем бунт, они взбунтуются при любом капитане. Если они взбунтуются и убьют нашего сорокалетнего любителя перепелиной охоты, потеря для королевского флота будет невелика.
К концу длинной речи лорда Хардуэя все пришли к выводу, что замысел его не так уж плох.
— В конце концов, джентльмены, в данный момент меня больше волнует этот индус.
— Мусульманин, сэр.
— В данном случае верно и то и другое.
— А что в нем интересного, милорд?
Лорд Хардуэй немного помолчал, может быть, размышляя над тем, стоит ли сообщать то, что было ему известно.
— Дело в том, что на «Порт-Ройяле» плыл высокопоставленный посланец Аурангзеба, Великого Могола. В его багаже должен был находиться алмаз «Посланец небес» — по восточным поверьям, камень, обладающий необыкновенными свойствами. Он и излечивает многочисленные болезни, и возвращает молодость, и еще много всякого. Я не слишком верю в подобные сказки, знаю только одно, что этот «Посланец» — один из самых больших известных в мире алмазов. Пока все выглядит так, будто он затонул вместе с «Порт-Ройялем» неподалеку от Мадагаскара. Но что-то мне подсказывает: в этой истории возможны варианты,
— Я прикажу не спускать глаз с этого мусульманина, — сказал майор Плант.
Лорд Хардуэй устало помассировал веки.
— Это само собой разумеется, майор. Нужно думать над тем, как выяснить, знает ли он что-нибудь о судьбе алмаза. Судя по внешнему виду и разговору, трудно оценить, тот ли он мелкий портовый чиновник, за которого себя выдает.
Полковник Маллин поинтересовался, как быть с теми деньгами, что достались пиратам при дележе добычи с «Порт-Ройяла».
— Думаю, нам можно о них позабыть. Деньги перепрятаны и, может быть, даже зарыты где-то. Притом не надо забывать, что добыты они на французском капере, то есть являются фактически законной добычей. В каперском патенте, который я сейчас выдам капитану Кидду прямо оговаривается, что он имеет право на часть добычи с каждого захваченного французского корабля. Все? Больше нет вопросов?
Все молчали.
— Ведите сюда этих головорезов!
«БЛАЖЕННЫЙ УИЛЬЯМ»
(продолжение)
Против ожиданий пираты отнеслись к назначению Кидда капитаном совершенно спокойно. Сразу и полностью признали его власть над собою.
Можно было подумать, что так будет продолжаться только до тех пор, пока на борту «Блаженного» остается кто-нибудь из офицеров эскадры, а стоит кораблям удалиться, как бывший узник тотчас почувствует истинное к себе отношение.
Ничуть не бывало.
Сопровождавшие Кидда лейтенанты сразу по прибытии «Блаженного» в бухту Порт-Элизабет сошли на берег, а Каллифорд, Берджесс и прочие продолжали демонстрировать свою полную лояльность по отношению к новой власти.
Кроме как «сэр» никто к Уильяму не обращался.
Камердинер капитана Лича, Билли (совсем, кстати, не погибший при абордаже «Витесса»), был сама услужливость и предупредительность.
В день прибытия в Порт-Элизабет Кидд впервые за последний месяц вымылся как следует. А в ночь после дня прибытия, опять же впервые за последние три месяца, лег спать на чистых простынях, в самой настоящей кровати. У капитана Лича были аристократические привычки. Помимо голландского белья он возил с собой целую коллекцию ароматических масел и эссенций, пропитывал духами перчатки, а в ботфорты на ночь клал лимонную цедру.
Впрочем, что сейчас об этом говорить. Не важно, какими привычками обладал прежний командир, нужно присматриваться к привычкам нынешнего.
После прекрасно проведенной ночи Уильям облачился в лучший костюм своего щеголеватого предшественника. В голубой камзол с батистовыми отворотами. В башмаки из красной испанской кожи с бронзовыми пряжками. В белые шелковые чулки и черные атласные панталоны.
Позавтракал он в гордом одиночестве большим куском жареной поросятины со сладким картофелем под соусом из юкатанской зелени. Запил он все это бутылкой не слишком сладкой местной малаги.
Явившиеся с докладом «офицеры» застали его в великолепном расположении духа, что, впрочем, нетрудно было предвидеть. Каллифорд, Берджесс и Мэй тоже были одеты не слишком обычно. Красные мундиры со строгими черными отворотами, серые груботканые чулки, круглые шляпы со скромными белыми перьями. И разумеется, парики. Одежда эта была им вроде бы впору, но сидела на них как-то временно, если так Можно выразиться. Повсюду из-под нее выпирало их плохо скрытое пиратское естество.
Лорд Хардуэй не зря сомневался, стоит ли брать на королевскую службу эту подозрительную публику.
Надо сказать, что простые матросы отнеслись к тому, что их капитаном отныне будет Уильям Кидд, еще с большим пониманием, чем офицеры. В их представлении он давно уже был человеком, владеющим тайной мадагаскарского клада. То есть человеком в каком-то смысле богатым, а кроме того, и таинственным. Кому же, как не ему, быть при власти.
Дружелюбно поглядев на своих подчиненных, Кидд поинтересовался, что их, собственно, интересует. Зачем пожаловали?
— Ждем приказаний, — сказал Каллифорд, оставленный лордом Хардуэем в должности старшего помощника.
Уильям задумался. Он не знал, что ему приказывать. Шли бы они отсюда подобру-поздорову.
— Вы тут посмотрите, что к чему. Ремонт, может быть. Или течь. В общем, посмотрите. А я сейчас в губернаторский дворец. Надо узнать, какие планы, приказы…
— Неплохо бы кренговать «Блаженного» и почистить дно, раз уж мы оказались в этой гавани, — подсказал Берджесс.
Уильям обрадовался:
— Конечно! Обязательно кренговать! Как следует!
— Нужно заменить бочки для пресной воды. Некоторые рассохлись, в других завелась плесень, — заметил Каллифорд.
— Обязательно! Как же мы без бочек?! Заменить бочки, обязательно заменить.
— Поговорите там насчет пороха, наш запас на исходе. Не хватит на один хороший бой.
Кидд кивнул Мэю, давая понять, что поговорит. С кем именно, сейчас неизвестно, но непременно.
Когда капитан покинул борт корабля, его офицеры переглянулись.
— Что будем делать? — спросил Берджесс, привычным Движением почесывая загорелую лысину.
— Подчиняться, — коротко ответил Каллифорд, расстегивая крючок своего кафтана.
Мэй поглядел на одного, на другого и поинтересовался совершенно серьезно:
— Кому?
Уильям весело шагал по набережной, поигрывая тросточкой и поглядывая по сторонам. Конечно, здешняя набережная была не ровня бристольской, да и сам город не потрясал размерами. Весь он уместился в небольшой котловине, охваченной двумя крыльями невысокой, поросшей кудрявым лесом горы. На живописных склонах, меж купами араукарий и акаций, мостились небольшие, но непременно ярко-белые дома. Жилища богатых жителей выделялись количеством этажей. За белыми стенами, как правило, располагались уютные внутренние дворы с несколькими платанами и небольшим фонтаном.
Те, кто победнее, селились поближе к порту. Отставные солдаты, мелкие торговцы, каторжники, отбывшие свой срок и не имеющие средств для того, чтобы вернуться на родину, проститутки, непонятно к чему относящиеся негры и белые джентльмены без определенных занятий.
Несколько таверн, несколько церквей, несколько повозок и военно-морской патруль. Вот и весь портрет.
Уильям направился прямиком к патрулю. Представился и поинтересовался, где находится дворец губернатора.
— Дворец? — Молодой офицер, начальник патруля, показал ему на большой двухэтажный дом с синими жалюзи, почти затерявшийся в тени платанов. Он начал было объяснять, как быстрее и легче до него добраться, но тут выяснилось, что этого не требуется. Из москательной лавки, двери которой открывались прямо на набережную, вышел майор Плант. Увидев Кидда, он громко его поприветствовал, сорвав с головы шляпу.
— Губернатор? Сейчас я вас провожу. Представиться? Да, нужно. Я вас представлю.
Сэр Вудфорд был в отвратительном расположении духа после бессонной ночи, устроенной ему родной подагрой. Губернатор принял все положенное в таких случаях лечение, дважды позволял отворять себе кровь, но облегчение получил лишь частичное. Он сидел возле фонтана в широком плетеном кресле, едва запахнув полы халата, заляпанного красными пятнами. Было такое впечатление, что он встал не из постели, а вернулся с поля боя.
— Сэр! — крикнул Плант. — Это мистер Кидд, командир нового корабля нашей эскадры.
Толстяк поднял затянутый туманом ноющей боли взгляд. В этот момент ему было все равно, каким количеством кораблей обладает его эскадра.
Кидд постарался как следует щелкнуть каблуками. чтобы продемонстрировать свою безусловную бравость, чтобы его превосходительство понял, что важный пост доверен стоящему человеку.
— Очень рад, мистер Кидд.
Уильям отчеканил что-то звучно-верноподданническое и еще раз щелкнул каблуками. На этот раз, от перехлеста эмоций, у него вышло не слишком хорошо. Он даже потерял равновесие и вынужден был сделать резкий прыжок в сторону, чтобы не упасть. В силу этого он выпал из поля зрения вяло моргнувшего губернатора. Сэр Вудфорд удивился, не обнаружив перед собою этого красавчика в голубом камзоле.
Был и исчез!
Губернатор так удивился, что на мгновение забыл о боли. Где же он? Может, это было видение от возобновившегося полнокровия?
Наконец Уильям снова был увиден сэром Вудфордом. Увиден, но не одобрен.
— Это какой-то кузнечик, а не капитан.
Кидд, конечно, смутился, и, чтобы сразу же разубедить толстого губернатора на свой счет и доказать свою пригодность, он немедленно завел разговор о проблемах своего Корабля.
Кренгование.
Порох.
Бочки.
Его превосходительство слушал с ужасом. К нему никто и никогда не обращался с такими разговорами, тем более сразу после приступа подагры.
Майор Плант взял капитана Кидда за локоть и довольно сильно сжал. Уильям принял этот жест за поощрение и широко улыбнулся страдающему старику:
— Так как же, ваше превосходительство, я могу рассчитывать на вашу помощь?
Понимая, что напрямую этому деятельному господину он ничего объяснить не сможет, губернатор повернул голову к майору и простонал:
— Плант, где ваши бочки?
— Дочки?! — удивился майор. В глубине души он всегда думал о замужестве своих дочерей, поэтому не надо удивляться тому, что он ослышался.
— Да, да, — капризно продолжал губернатор. — Отдайте их ему, отдайте, сколько он захочет.
Майор покраснел.
— Но, сэр…
— Отдайте, не жадничайте, видите, он не отвяжется просто так, ни за что не отвяжется.
— Но, сэр!!!
— И порох тоже.
— При чем здесь порох?!
Уильям вертел головой, пытаясь понять, что происходит.
— А кренгует пусть сам.
Плант почернел.
— Кого?! Моих дочерей?!
— Что вы все время про своих дочерей? Не до них сейчас. Дайте ему двадцать бочек пороха. Лорд Хардуэй велел оказывать содействие, вот я и оказываю.
— Но мои дочери, сэр, не обязаны этого делать.
Сэр Вудфорд застонал:
— Пусть ваши дочери делают что хотят. Пусть даже кренгуют, если им это нравится, а меня оставьте в покое. Ради Бога, оставьте меня в покое!
Уильям Кидд понял, что визит закончился удачно. Теперь у него будут и бочки и порох. А это значит, что в глазах своей команды он будет выглядеть орлом.
Орлом ему выглядеть хотелось.
Оставалось разобраться с дочерьми майора Планта. Каким образом они затесались в эту историю.
Когда они вышли за ворота губернаторского дома, он попытался, со всей возможной деликатностью, разобраться в этом вопросе.
Майор выслушал его витиеватую, полную расшаркиваний и одновременно странных намеков преамбулу и хмуро констатировал:
— Пойдемте ко мне. Раз уж речь зашла о моих дочерях, надо их с вами познакомить. А вас с ними.
Уильям выразил живейшую готовность идти знакомиться.
Роль отца пяти дочерей на выданье — страшная роль. Ни о чем другом, кроме как о женихах для них, майор думать был не в состоянии. Это правило действовало не только в Старом Свете, в Европе, но и в Новом, на Американском континенте.
Таким образом, легко понять, почему в доме майора Планта поднялся переполох, когда туда вошел капитан Кидд.
Майор жил не так богато, как губернатор, на одно колониальное жалованье разгуляться было трудно, несмотря на то что жизнь на островах Карибского архипелага была баснословно дешева. Основные траты, как легко себе представить, совершались по поводу девичьих туалетов.
Странно устроены женщины. В каком бы медвежьем углу им ни довелось жить, они почему-то всегда отлично осведомлены о том, как изволит одеваться ее величество королева, и требуют, чтобы их одели примерно так же. Невзирая на то, каковы доходы отца или мужа.
Причем отцу труднее.
Жене отказать легче, чем дочери.
Так, по крайней мере, думал майор, провожая капитана в гостиную.
Уильям Кидд уселся в кресло подле небольшого наборного столика на высоких тонких ножках, ножны своей длинной шпаги поставил между коленями, обе ладони положил на рукоять. Надушенные перчатки бросил на край стола. Именно так вели себя джентльмены, которых приходилось ему видеть. Майору не понравился этот жест с перчатками (по его представлениям, им было место на колене или за поясом), но он промолчал.
Рослая, статная негритянка в цветастом облегающем платье внесла поднос, на котором стоял кувшинчик синего стекла и две рюмки.
— Это местный ром, мистер Кидд. Весьма недурен.
Майор аккуратно разлил золотистый напиток. Выпили.
Во рту Кидда еще полыхало горючее облако, когда хозяин уже открыл парад невест.
— Изволите ли видеть, я вдовец, но женским обществом более чем не обделен.
Уильям утер слезы пахучей перчаткой капитана Лича.
— Что вы говорите?
— Моя дочь Джуди!
Не без усилия, преодолевая застилающий эффект текущих слез, Кидд рассмотрел девицу, появившуюся из левой двери.
Даже привстал, насколько позволял стол.
Девица была одета хорошо. Она хорошо двигалась. Она умело, даже изящно пользовалась веером. Книксен в ее исполнении был безупречен.
У нее имелся всего лишь один недостаток — слишком похожа на отца.
Опущенные уголки глаз, крупноватый нос, чуть дегенеративная линия подбородка.
Пока Уильям составлял в уме фразу, призванную продемонстрировать одновременно его воспитанность и восторг по поводу нового изящного знакомства, майор успел снова наполнить его рюмку.
Вторая рюмка оказалась не менее одухотворяющей, чем первая. Нет, не менее.
И тут прозвучало:
— Моя дочь Анабель.
Снова слезы, снова попытка привстать.
Анабель походила на свою сестру не меньше, чем на своего отца. Глаза, нос, подбородок.
Уильяму пришлось срочно переделывать приветственную фразу с учетом того, что придется обращаться не к одной девушке, а к двум.
Чтобы работа шла веселее, майор снова подлил ему в синюю рюмку.
— Моя дочь Элизабет.
Третье издание Джуди. Подбородок, нос, глаза. Интересно, в честь чего ее так назвали. Наверное, в честь города, в котором она изволит проживать?
Приветственная фраза начала разрастаться до размеров спича, и не то чтобы капитану приспичило его произносить, просто ему неудобным казалось пребывать в полном молчании и никак не реагировать на появление все новых и новых Девушек. Девушек с глазами, носами и подбородками.
— Моя дочь Арабелла.
Тут уж Уильям заволновался. Дело оборачивалось какой-то пугающей стороной. Ему показалось, что майор Плант рожал своих дочерей без всякого участия какой бы то ни было женщины, до такой степени это были его дочери.
— Моя дочь Мэри.
Появление самой молоденькой слегка разбавило ужас, охвативший капитана. В ней было хоть что-то свое, отличающее от сестер. А именно большая бородавка на виске.
Кидд вздохнул с облегчением и выпил.
Его можно было понять.
— А ведь и правда, — усмехнулся полковник.
На пятый день бесплодного патрулирования решено было сделать «привал», благо место было удобное — южная оконечность острова Сан-Хуан. Формально эта территория принадлежала Испании, но с этим обстоятельством мало кто считался. В укромных бухтах вдоль западного берега острова любили устраивать свои стоянки разного рода джентльмены удачи. Индейские племена, населявшие эти места, были невоинственны, немногочисленны и абсолютно равнодушны к тому, подданными какой короны они считаются.
Когда эскадра полковника Маллина вошла в одну из таких бухт, то застала там следы недавней человеческой деятельности. Несколько хижин, крытых пальмовыми листьями, и коптильню с еще тлевшими внутри углями.
И ни одной живой души.
— Буканьеры, — сказал полковник. И он был прав. Это были именно они. — Трое или четверо, — добавил полковник и снова попал в точку.
Буканьер, если смотреть на вещи непредвзято, — это промежуточная стадия между обыкновенным поселенцем и пиратом. Эти люди никому не подчинялись, селились в труднопроходимых местах, подальше от цивилизации и властей, промышляли охоотой, выделкой шкур и копчением мяса в специально устроенных коптильнях. Податей они не платили, о своем прошлом рассказывать не любили и при всяком удобном случае готовы были пополнить ряды Берегового братства.
— Устроим облаву? — поинтересовался один из офицеров.
Полковник отрицательно покачал головой:
— То, что они не захотели с нами увидеться, не значит, что у нас есть основание их повесить.
И моряки занялись тем, чем они обычно занимаются, пристав к берегу.
Отыскали свежую питьевую воду и заполнили ею бочки. Постарались настрелять дичи. Но усилиями буканьеров дичь была основательно распугана, так что большого запаса сделать не удалось, но для хорошего ужина ее хватило.
«Столы», два запасных паруса, «накрыли» на берегу. На четырех кострах зажарили десяток поросят. Горы фруктов разнообразили меню. Разумеется, никакого спиртного.
Часть команды осталась ночевать на берегу, очень хотелось расправить члены после многодневного сидения в душных, тесных кубриках.
Кидд решил, что капитану негоже бросать свой корабль даже на одну ночь.
Когда он забрался на борт, на берегу, словно призраки, едва светились дотлевающие кострища, нестройные голоса пытались спеть что-то подходящее к случаю. Видимо, запрет на спиртное не был выполнен исчерпывающе.
С нарушением полковничьего приказа Кидд столкнулся и на своем корабле. В большой каюте. За столом сидели Каллифорд, Берджесс и Мэй. Перед ними стояла пузатая бутылка и три оловянных стакана.
— Я слышал разговоры о том, что эти конторские крысы берут взятки, но чтобы прямое предательство… Я займусь этим делом, милорд.
Уильяму было велено продолжать.
— Осталось рассказать совсем немного, джентльмены, — уверил Кидд и невольно обманул, потому что описание дальнейших приключений получилось отнюдь не кратким.
Пришлось остановиться на своем нелегком матросском существовании, сидение в мешке тоже нашло свое место в повествовании. Описал он и бой, которого не видел. И дележ денег.
— Сколько их там было?
— Целый сундук.
— То есть половина сундука находится сейчас у матросов? — поинтересовался Керр.
— Не знаю, джентльмены, может быть.
— А вторая половина была похищена дикарями?
В этом месте Уильям Кидд солгал. Не из корысти. Разумеется, он не рассчитывал когда-либо тайно вернуться на Мадагаскар и вынуть ящик с могольским золотом из-под камней. Не собирался он доставать и грандиозный алмаз со дна вымоины, вечно принимающей струю водопада. Насчет этих сокровищ у него сложилось вполне определенное и очень твердое убеждение: они могут принести только вред. Они уже погубили уйму народа, их не смогли удержать в руках люди, обладающие громадными кораблями и многочисленной охраной. Куда уж ему, неженатому, великовозрастному балбесу, которого может обвести вокруг пальца любой француз.
Надо держаться от всего этого подальше. Только так можно перехитрить опасность, которая таится в золоте и драгоценностях.
Уильям Кидд солгал.
Солгал с легким сердцем.
Он сказал, что все золото досталось дикарям.
— Можете спросить у старшего помощника Каллифорда, они сожгли всю деревню, перерыли все. Ничего не нашли.
— А ты в это время играл роль дикарского бога? — усмехнулся лорд Хардуэй.
— Эти несчастные решили, что такая роль как раз по мне. Да простит мне Господь мое невольное прегрешение.
Лорд Хардуэй снова усмехнулся:
— Я думаю, простит.
Легко заметить, что о камне Уильям вообще не упомянул. Сыграли тут свою роль и зловещие советы Базира.
Мусульманин, кстати, тоже был вызван и допрошен.
Ему хватило благоразумия не упоминать о том, что «Порт-Ройял» сначала был атакован и изувечен именно «Блаженным Уильямом». Он все списал на французов. Разумеется, мусульманин не столько заботился о головах Каллифорда и остальных пиратов, сколько о собственном душевном спокойствии. Если бы эти благородные джентльмены узнали о «Посланце небес», то расспросам, а может быть, и расспросам с пристрастием, не было бы конца.
Услышав название «Порт-Ройял», господа в париках насторожились, но Базир был внимателен и не проговорился. Сыграл до конца роль маленького торгового чиновника.
Лорд Хардуэй сверлил его взглядом.
Полковник Маллин задавал каверзные вопросы. Все оказалось напрасно.
— Уведите его.
Мусульманин оказался там же, где располагались все прочие допрашиваемые. На люке порохового погреба. Под охраной восьми мушкетеров.
Стоял тихий, теплый вечер. Покрикивали чайки, на мгновение показываясь над фальшбортом. Покрикивали матросы, драящие палубу. Хлопали паруса над головой.
— Тяни снасть! Эка страсть! Длинный трос, хоть ты брось! Молодцы! За концы! Мясо — дрянь! Куртки — рвань! В рубцах спина! Вот те на! Косы рыжи! Спины пониже! Налетай, народ! Перекладина ждет! И стар и млад! И все подряд! Тяни, крепи, на весь свет вопи! — напевал приятный голос где-то на носу.
Но распеться не дали, боцман, свистя, помчался на голос. Не дело петь пиратские песни на королевском галионе.
Каллифорд и Берджесс мрачно усмехнулись.
— В самом деле, перекладина нас уже дожидается, иссохла вся от тоски, правда, Роб?
Каллифорд дернул щекой:
— У меня есть тайная надежда, что нас все-таки расстреляют.
— Почему это, Роб?
— Мы как-никак офицеры, Сэм.
Берджесс не удержался от нервного смеха.
— Вы что, думаете, они нам поверили? — поинтересовался Мэй.
В ответ на этот вопрос засмеялся Каллифорд:
— А что бы ты сделал, выслушав всю ту бредятину, которую мы несли?
— Странно, что они вообще нас слушали до конца. Лично я бы не стал этого делать.
Мэй наморщил лоб и тоскливо посмотрел вдаль:
— Ты прав, Сэм. Какие мы все-таки идиоты!
В это время в большой каюте шло весьма оживленное обсуждение слышанного. Высказывались самые разные мнения, итог подвел лорд Хардуэй:
— Если бы эти джентльмены попались мне в руки еще каких-нибудь четыре месяца назад, они бы уже благополучно калились на солнышке. Сейчас обстоятельства изменились. Разделяя чувства сэра Вудфорда, я сделаю то, чего требует от меня мой долг.
Он сделал жест рукой своему секретарю, и тот поставил на стол изящную, инкрустированную перламутром и лазуритом шкатулку.
Лорд Хардуэй отпер ее маленьким серебряным ключиком и открыл. Она была доверху набита плотно свернутыми гербовыми листами.
— Я выпишу королевские офицерские патенты этим негодяям, тем более что формально они этого заслужили, потопив французский капер.
— Вы им верите, милорд?
Лорд Хардуэй улыбнулся:
— Все, что я сейчас говорю, предназначено не для вашего слуха, джентльмены, а для парламентской комиссии палаты лордов. Должен же я буду рано или поздно объяснить, почему взял на королевскую службу явных бандитов.
Полковники понимающе кивнули.
— Многие наши заслуги со временем забудутся. Нас еще обвинят и в попустительстве пиратам. Но вот то, что у нас сейчас не хватает здесь сил и мы готовы поставить под ружье любого англичанина, невзирая на его прошлое и на его наклонности, — это останется в памяти. Но только в том случае, если… Война должна быть выиграна.
В каюте возникла неловкая пауза, лорд Хардуэй невольно приоткрыл дверь туда, куда его спутникам заглядывать не стоило бы.
Политика — дело темное.
— Для палаты лордов я придумал еще один аргумент, который смягчит впечатление от нашей непозволительной мягкости.
Присутствующие заинтересованно вскинули головы. — Мы назначим капитаном «Блаженного Уильяма» человека с безупречным прошлым.
Майор Плант расстроился, он решил, что лорд Хардуэй заберет у него кого-нибудь из его офицеров, которых и так катастрофически не хватает. Война все-таки.
— Сэр, мне бы не хотелось думать…
— Подождите пугаться, майор. Командовать «Блаженным Уильямом» будет Уильям Кидд.
Сказать, что все были поражены, — значит преуменьшить произведенный эффект.
— Погодите возражать; дайте я договорю. Я исходил из того соображения, что банда негодяев, управляемая честным человеком, полезнее, чем команда честных людей, управляемая негодяем. «Блаженный Уильям» будет находиться в составе невисской эскадры. Судя по всему, и Каллифорд и Берджесс — моряки опытные. Управлять кораблем будут они. Кидд будет нашим глазом и нашей рукой на его борту. Если пираты держат в сердце своем бунт, они взбунтуются при любом капитане. Если они взбунтуются и убьют нашего сорокалетнего любителя перепелиной охоты, потеря для королевского флота будет невелика.
К концу длинной речи лорда Хардуэя все пришли к выводу, что замысел его не так уж плох.
— В конце концов, джентльмены, в данный момент меня больше волнует этот индус.
— Мусульманин, сэр.
— В данном случае верно и то и другое.
— А что в нем интересного, милорд?
Лорд Хардуэй немного помолчал, может быть, размышляя над тем, стоит ли сообщать то, что было ему известно.
— Дело в том, что на «Порт-Ройяле» плыл высокопоставленный посланец Аурангзеба, Великого Могола. В его багаже должен был находиться алмаз «Посланец небес» — по восточным поверьям, камень, обладающий необыкновенными свойствами. Он и излечивает многочисленные болезни, и возвращает молодость, и еще много всякого. Я не слишком верю в подобные сказки, знаю только одно, что этот «Посланец» — один из самых больших известных в мире алмазов. Пока все выглядит так, будто он затонул вместе с «Порт-Ройялем» неподалеку от Мадагаскара. Но что-то мне подсказывает: в этой истории возможны варианты,
— Я прикажу не спускать глаз с этого мусульманина, — сказал майор Плант.
Лорд Хардуэй устало помассировал веки.
— Это само собой разумеется, майор. Нужно думать над тем, как выяснить, знает ли он что-нибудь о судьбе алмаза. Судя по внешнему виду и разговору, трудно оценить, тот ли он мелкий портовый чиновник, за которого себя выдает.
Полковник Маллин поинтересовался, как быть с теми деньгами, что достались пиратам при дележе добычи с «Порт-Ройяла».
— Думаю, нам можно о них позабыть. Деньги перепрятаны и, может быть, даже зарыты где-то. Притом не надо забывать, что добыты они на французском капере, то есть являются фактически законной добычей. В каперском патенте, который я сейчас выдам капитану Кидду прямо оговаривается, что он имеет право на часть добычи с каждого захваченного французского корабля. Все? Больше нет вопросов?
Все молчали.
— Ведите сюда этих головорезов!
«БЛАЖЕННЫЙ УИЛЬЯМ»
(продолжение)
Против ожиданий пираты отнеслись к назначению Кидда капитаном совершенно спокойно. Сразу и полностью признали его власть над собою.
Можно было подумать, что так будет продолжаться только до тех пор, пока на борту «Блаженного» остается кто-нибудь из офицеров эскадры, а стоит кораблям удалиться, как бывший узник тотчас почувствует истинное к себе отношение.
Ничуть не бывало.
Сопровождавшие Кидда лейтенанты сразу по прибытии «Блаженного» в бухту Порт-Элизабет сошли на берег, а Каллифорд, Берджесс и прочие продолжали демонстрировать свою полную лояльность по отношению к новой власти.
Кроме как «сэр» никто к Уильяму не обращался.
Камердинер капитана Лича, Билли (совсем, кстати, не погибший при абордаже «Витесса»), был сама услужливость и предупредительность.
В день прибытия в Порт-Элизабет Кидд впервые за последний месяц вымылся как следует. А в ночь после дня прибытия, опять же впервые за последние три месяца, лег спать на чистых простынях, в самой настоящей кровати. У капитана Лича были аристократические привычки. Помимо голландского белья он возил с собой целую коллекцию ароматических масел и эссенций, пропитывал духами перчатки, а в ботфорты на ночь клал лимонную цедру.
Впрочем, что сейчас об этом говорить. Не важно, какими привычками обладал прежний командир, нужно присматриваться к привычкам нынешнего.
После прекрасно проведенной ночи Уильям облачился в лучший костюм своего щеголеватого предшественника. В голубой камзол с батистовыми отворотами. В башмаки из красной испанской кожи с бронзовыми пряжками. В белые шелковые чулки и черные атласные панталоны.
Позавтракал он в гордом одиночестве большим куском жареной поросятины со сладким картофелем под соусом из юкатанской зелени. Запил он все это бутылкой не слишком сладкой местной малаги.
Явившиеся с докладом «офицеры» застали его в великолепном расположении духа, что, впрочем, нетрудно было предвидеть. Каллифорд, Берджесс и Мэй тоже были одеты не слишком обычно. Красные мундиры со строгими черными отворотами, серые груботканые чулки, круглые шляпы со скромными белыми перьями. И разумеется, парики. Одежда эта была им вроде бы впору, но сидела на них как-то временно, если так Можно выразиться. Повсюду из-под нее выпирало их плохо скрытое пиратское естество.
Лорд Хардуэй не зря сомневался, стоит ли брать на королевскую службу эту подозрительную публику.
Надо сказать, что простые матросы отнеслись к тому, что их капитаном отныне будет Уильям Кидд, еще с большим пониманием, чем офицеры. В их представлении он давно уже был человеком, владеющим тайной мадагаскарского клада. То есть человеком в каком-то смысле богатым, а кроме того, и таинственным. Кому же, как не ему, быть при власти.
Дружелюбно поглядев на своих подчиненных, Кидд поинтересовался, что их, собственно, интересует. Зачем пожаловали?
— Ждем приказаний, — сказал Каллифорд, оставленный лордом Хардуэем в должности старшего помощника.
Уильям задумался. Он не знал, что ему приказывать. Шли бы они отсюда подобру-поздорову.
— Вы тут посмотрите, что к чему. Ремонт, может быть. Или течь. В общем, посмотрите. А я сейчас в губернаторский дворец. Надо узнать, какие планы, приказы…
— Неплохо бы кренговать «Блаженного» и почистить дно, раз уж мы оказались в этой гавани, — подсказал Берджесс.
Уильям обрадовался:
— Конечно! Обязательно кренговать! Как следует!
— Нужно заменить бочки для пресной воды. Некоторые рассохлись, в других завелась плесень, — заметил Каллифорд.
— Обязательно! Как же мы без бочек?! Заменить бочки, обязательно заменить.
— Поговорите там насчет пороха, наш запас на исходе. Не хватит на один хороший бой.
Кидд кивнул Мэю, давая понять, что поговорит. С кем именно, сейчас неизвестно, но непременно.
Когда капитан покинул борт корабля, его офицеры переглянулись.
— Что будем делать? — спросил Берджесс, привычным Движением почесывая загорелую лысину.
— Подчиняться, — коротко ответил Каллифорд, расстегивая крючок своего кафтана.
Мэй поглядел на одного, на другого и поинтересовался совершенно серьезно:
— Кому?
Уильям весело шагал по набережной, поигрывая тросточкой и поглядывая по сторонам. Конечно, здешняя набережная была не ровня бристольской, да и сам город не потрясал размерами. Весь он уместился в небольшой котловине, охваченной двумя крыльями невысокой, поросшей кудрявым лесом горы. На живописных склонах, меж купами араукарий и акаций, мостились небольшие, но непременно ярко-белые дома. Жилища богатых жителей выделялись количеством этажей. За белыми стенами, как правило, располагались уютные внутренние дворы с несколькими платанами и небольшим фонтаном.
Те, кто победнее, селились поближе к порту. Отставные солдаты, мелкие торговцы, каторжники, отбывшие свой срок и не имеющие средств для того, чтобы вернуться на родину, проститутки, непонятно к чему относящиеся негры и белые джентльмены без определенных занятий.
Несколько таверн, несколько церквей, несколько повозок и военно-морской патруль. Вот и весь портрет.
Уильям направился прямиком к патрулю. Представился и поинтересовался, где находится дворец губернатора.
— Дворец? — Молодой офицер, начальник патруля, показал ему на большой двухэтажный дом с синими жалюзи, почти затерявшийся в тени платанов. Он начал было объяснять, как быстрее и легче до него добраться, но тут выяснилось, что этого не требуется. Из москательной лавки, двери которой открывались прямо на набережную, вышел майор Плант. Увидев Кидда, он громко его поприветствовал, сорвав с головы шляпу.
— Губернатор? Сейчас я вас провожу. Представиться? Да, нужно. Я вас представлю.
Сэр Вудфорд был в отвратительном расположении духа после бессонной ночи, устроенной ему родной подагрой. Губернатор принял все положенное в таких случаях лечение, дважды позволял отворять себе кровь, но облегчение получил лишь частичное. Он сидел возле фонтана в широком плетеном кресле, едва запахнув полы халата, заляпанного красными пятнами. Было такое впечатление, что он встал не из постели, а вернулся с поля боя.
— Сэр! — крикнул Плант. — Это мистер Кидд, командир нового корабля нашей эскадры.
Толстяк поднял затянутый туманом ноющей боли взгляд. В этот момент ему было все равно, каким количеством кораблей обладает его эскадра.
Кидд постарался как следует щелкнуть каблуками. чтобы продемонстрировать свою безусловную бравость, чтобы его превосходительство понял, что важный пост доверен стоящему человеку.
— Очень рад, мистер Кидд.
Уильям отчеканил что-то звучно-верноподданническое и еще раз щелкнул каблуками. На этот раз, от перехлеста эмоций, у него вышло не слишком хорошо. Он даже потерял равновесие и вынужден был сделать резкий прыжок в сторону, чтобы не упасть. В силу этого он выпал из поля зрения вяло моргнувшего губернатора. Сэр Вудфорд удивился, не обнаружив перед собою этого красавчика в голубом камзоле.
Был и исчез!
Губернатор так удивился, что на мгновение забыл о боли. Где же он? Может, это было видение от возобновившегося полнокровия?
Наконец Уильям снова был увиден сэром Вудфордом. Увиден, но не одобрен.
— Это какой-то кузнечик, а не капитан.
Кидд, конечно, смутился, и, чтобы сразу же разубедить толстого губернатора на свой счет и доказать свою пригодность, он немедленно завел разговор о проблемах своего Корабля.
Кренгование.
Порох.
Бочки.
Его превосходительство слушал с ужасом. К нему никто и никогда не обращался с такими разговорами, тем более сразу после приступа подагры.
Майор Плант взял капитана Кидда за локоть и довольно сильно сжал. Уильям принял этот жест за поощрение и широко улыбнулся страдающему старику:
— Так как же, ваше превосходительство, я могу рассчитывать на вашу помощь?
Понимая, что напрямую этому деятельному господину он ничего объяснить не сможет, губернатор повернул голову к майору и простонал:
— Плант, где ваши бочки?
— Дочки?! — удивился майор. В глубине души он всегда думал о замужестве своих дочерей, поэтому не надо удивляться тому, что он ослышался.
— Да, да, — капризно продолжал губернатор. — Отдайте их ему, отдайте, сколько он захочет.
Майор покраснел.
— Но, сэр…
— Отдайте, не жадничайте, видите, он не отвяжется просто так, ни за что не отвяжется.
— Но, сэр!!!
— И порох тоже.
— При чем здесь порох?!
Уильям вертел головой, пытаясь понять, что происходит.
— А кренгует пусть сам.
Плант почернел.
— Кого?! Моих дочерей?!
— Что вы все время про своих дочерей? Не до них сейчас. Дайте ему двадцать бочек пороха. Лорд Хардуэй велел оказывать содействие, вот я и оказываю.
— Но мои дочери, сэр, не обязаны этого делать.
Сэр Вудфорд застонал:
— Пусть ваши дочери делают что хотят. Пусть даже кренгуют, если им это нравится, а меня оставьте в покое. Ради Бога, оставьте меня в покое!
Уильям Кидд понял, что визит закончился удачно. Теперь у него будут и бочки и порох. А это значит, что в глазах своей команды он будет выглядеть орлом.
Орлом ему выглядеть хотелось.
Оставалось разобраться с дочерьми майора Планта. Каким образом они затесались в эту историю.
Когда они вышли за ворота губернаторского дома, он попытался, со всей возможной деликатностью, разобраться в этом вопросе.
Майор выслушал его витиеватую, полную расшаркиваний и одновременно странных намеков преамбулу и хмуро констатировал:
— Пойдемте ко мне. Раз уж речь зашла о моих дочерях, надо их с вами познакомить. А вас с ними.
Уильям выразил живейшую готовность идти знакомиться.
Роль отца пяти дочерей на выданье — страшная роль. Ни о чем другом, кроме как о женихах для них, майор думать был не в состоянии. Это правило действовало не только в Старом Свете, в Европе, но и в Новом, на Американском континенте.
Таким образом, легко понять, почему в доме майора Планта поднялся переполох, когда туда вошел капитан Кидд.
Майор жил не так богато, как губернатор, на одно колониальное жалованье разгуляться было трудно, несмотря на то что жизнь на островах Карибского архипелага была баснословно дешева. Основные траты, как легко себе представить, совершались по поводу девичьих туалетов.
Странно устроены женщины. В каком бы медвежьем углу им ни довелось жить, они почему-то всегда отлично осведомлены о том, как изволит одеваться ее величество королева, и требуют, чтобы их одели примерно так же. Невзирая на то, каковы доходы отца или мужа.
Причем отцу труднее.
Жене отказать легче, чем дочери.
Так, по крайней мере, думал майор, провожая капитана в гостиную.
Уильям Кидд уселся в кресло подле небольшого наборного столика на высоких тонких ножках, ножны своей длинной шпаги поставил между коленями, обе ладони положил на рукоять. Надушенные перчатки бросил на край стола. Именно так вели себя джентльмены, которых приходилось ему видеть. Майору не понравился этот жест с перчатками (по его представлениям, им было место на колене или за поясом), но он промолчал.
Рослая, статная негритянка в цветастом облегающем платье внесла поднос, на котором стоял кувшинчик синего стекла и две рюмки.
— Это местный ром, мистер Кидд. Весьма недурен.
Майор аккуратно разлил золотистый напиток. Выпили.
Во рту Кидда еще полыхало горючее облако, когда хозяин уже открыл парад невест.
— Изволите ли видеть, я вдовец, но женским обществом более чем не обделен.
Уильям утер слезы пахучей перчаткой капитана Лича.
— Что вы говорите?
— Моя дочь Джуди!
Не без усилия, преодолевая застилающий эффект текущих слез, Кидд рассмотрел девицу, появившуюся из левой двери.
Даже привстал, насколько позволял стол.
Девица была одета хорошо. Она хорошо двигалась. Она умело, даже изящно пользовалась веером. Книксен в ее исполнении был безупречен.
У нее имелся всего лишь один недостаток — слишком похожа на отца.
Опущенные уголки глаз, крупноватый нос, чуть дегенеративная линия подбородка.
Пока Уильям составлял в уме фразу, призванную продемонстрировать одновременно его воспитанность и восторг по поводу нового изящного знакомства, майор успел снова наполнить его рюмку.
Вторая рюмка оказалась не менее одухотворяющей, чем первая. Нет, не менее.
И тут прозвучало:
— Моя дочь Анабель.
Снова слезы, снова попытка привстать.
Анабель походила на свою сестру не меньше, чем на своего отца. Глаза, нос, подбородок.
Уильяму пришлось срочно переделывать приветственную фразу с учетом того, что придется обращаться не к одной девушке, а к двум.
Чтобы работа шла веселее, майор снова подлил ему в синюю рюмку.
— Моя дочь Элизабет.
Третье издание Джуди. Подбородок, нос, глаза. Интересно, в честь чего ее так назвали. Наверное, в честь города, в котором она изволит проживать?
Приветственная фраза начала разрастаться до размеров спича, и не то чтобы капитану приспичило его произносить, просто ему неудобным казалось пребывать в полном молчании и никак не реагировать на появление все новых и новых Девушек. Девушек с глазами, носами и подбородками.
— Моя дочь Арабелла.
Тут уж Уильям заволновался. Дело оборачивалось какой-то пугающей стороной. Ему показалось, что майор Плант рожал своих дочерей без всякого участия какой бы то ни было женщины, до такой степени это были его дочери.
— Моя дочь Мэри.
Появление самой молоденькой слегка разбавило ужас, охвативший капитана. В ней было хоть что-то свое, отличающее от сестер. А именно большая бородавка на виске.
Кидд вздохнул с облегчением и выпил.
Его можно было понять.
— А ведь и правда, — усмехнулся полковник.
На пятый день бесплодного патрулирования решено было сделать «привал», благо место было удобное — южная оконечность острова Сан-Хуан. Формально эта территория принадлежала Испании, но с этим обстоятельством мало кто считался. В укромных бухтах вдоль западного берега острова любили устраивать свои стоянки разного рода джентльмены удачи. Индейские племена, населявшие эти места, были невоинственны, немногочисленны и абсолютно равнодушны к тому, подданными какой короны они считаются.
Когда эскадра полковника Маллина вошла в одну из таких бухт, то застала там следы недавней человеческой деятельности. Несколько хижин, крытых пальмовыми листьями, и коптильню с еще тлевшими внутри углями.
И ни одной живой души.
— Буканьеры, — сказал полковник. И он был прав. Это были именно они. — Трое или четверо, — добавил полковник и снова попал в точку.
Буканьер, если смотреть на вещи непредвзято, — это промежуточная стадия между обыкновенным поселенцем и пиратом. Эти люди никому не подчинялись, селились в труднопроходимых местах, подальше от цивилизации и властей, промышляли охоотой, выделкой шкур и копчением мяса в специально устроенных коптильнях. Податей они не платили, о своем прошлом рассказывать не любили и при всяком удобном случае готовы были пополнить ряды Берегового братства.
— Устроим облаву? — поинтересовался один из офицеров.
Полковник отрицательно покачал головой:
— То, что они не захотели с нами увидеться, не значит, что у нас есть основание их повесить.
И моряки занялись тем, чем они обычно занимаются, пристав к берегу.
Отыскали свежую питьевую воду и заполнили ею бочки. Постарались настрелять дичи. Но усилиями буканьеров дичь была основательно распугана, так что большого запаса сделать не удалось, но для хорошего ужина ее хватило.
«Столы», два запасных паруса, «накрыли» на берегу. На четырех кострах зажарили десяток поросят. Горы фруктов разнообразили меню. Разумеется, никакого спиртного.
Часть команды осталась ночевать на берегу, очень хотелось расправить члены после многодневного сидения в душных, тесных кубриках.
Кидд решил, что капитану негоже бросать свой корабль даже на одну ночь.
Когда он забрался на борт, на берегу, словно призраки, едва светились дотлевающие кострища, нестройные голоса пытались спеть что-то подходящее к случаю. Видимо, запрет на спиртное не был выполнен исчерпывающе.
С нарушением полковничьего приказа Кидд столкнулся и на своем корабле. В большой каюте. За столом сидели Каллифорд, Берджесс и Мэй. Перед ними стояла пузатая бутылка и три оловянных стакана.