Страница:
Майкл Поуп
Королевский корсар
ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕЙ ЖЕНЕ
Предисловие
Действие романа, открытого сейчас вами, развивается частью до, частью после того момента, который британские историки называют «славной революцией».
В 1660 году в Англии произошла реставрация династии Стюартов и к власти вернулись, как принято считать, консервативные силы. Но Карл II Стюарт уже не мог считаться абсолютным монархом. Ему пришлось пообещать амнистию всем своим политическим противникам, свободу вероисповедания и сохранение права собственности на имущество, приобретенное во время буржуазной революции. Королю пришлось подтвердить Великую хартию вольностей и Петицию о праве.
Разумеется, Карл был не в восторге от необходимости принимать подобные решения. Утвердившись на троне, он стал править так, словно никаких обещаний не давал и никаких хартий не подтверждал.
В стране была полностью восстановлена власть англиканской церкви и ущемлены просвитериане и индепендентские секты. Началась расправа над теми, кто так или иначе участвовал в революции 1641-1649 годов и казнил Карла I, а заодно и над теми, кто ему просто не нравился.
В общем, он вел себя как всякий нормальный монарх, но, к его несчастью, времена наступили другие, представление о нормах правления сильно изменилось. Оппозиция невероятно осмелела и вмешивалась даже во внешнюю политику. От короля требовали, чтобы он, например, разорвал отношения с Францией, с Людовиком XIV, на том основании, что тот плохо обходится с протестантами.
Кстати, Карла II поддерживал в его деяниях парламент, так называемый «парламент кавалеров», то есть аристократов. Но его пришлось распустить под давлением оппозиции. В результате новых выборов король получил парламент (так бывает очень часто) еще хуже прежнего. У лондонских клерков бытовала тогда поговорка, которую можно перевести примерно так: парламент менять — время терять.
Выборы 1679 года раскололи страну на две активно противоборствующие партии — вигов и тори. Название «виги» происходило от видоизмененной бранной клички «вигаморры», ее применяли в Шотландии к непримиримым пресвитерианам. «Виггом» по-шотландски значит «возчик».
Виги стояли в оппозиции королю.
Тори являлись сторонниками правительства. Тут в основе ирландское слово «тори» — воры. Это было прозвище ирландских партизан-католиков, боровшихся в пятидесятые годы XVII века против английских завоевателей.
Через некоторое время Карл разогнал и этот парламент и четыре года не собирал никакого, заняв чисто реакционную позицию. Одних оппозиционеров он изгнал из страны (Шефтсбери), других казнил (Олджернон Сидней).
А в 1685 году Карл вообще умер, оставив трон герцогу Йоркскому, взошедшему на престол под именем Якова II, — человеку, по сравнению с которым он сам мог бы считаться либералом.
Якова Стюарта ненавидели все. Что бы он ни делал, его начинали ненавидеть еще больше. А занимался он главным образом тем же, чем и его предшественник, — устраивал парламентские выборы и вслед за этим разгонял парламент.
В результате Яков довел страну до такого состояния, что главари вигов и тори сговорились против него и решили его заменить. Выбор пал на Вильгельма III Оранского, в то время штатгальтера Голландской республики.
Штатгальтеру трудно было устоять перед предложением сделаться королем. Вильгельм не устоял. Вместе с супругою Марией (дочерью ненавистного Якова) и двенадцатитысячным войском он высадился в Англии.
Якова никто не хотел защищать.
Вместе с тем его не хотели и арестовывать, чтобы потом не пришлось казнить. Карла I Стюарта англичанам, видимо, хватило.
Джон Черчилль (впоследствии лорд Мальборо), главнокомандующий армией Якова, предпринял все меры к тому, чтобы ему не удалось схватить своего бывшего короля, и тот без каких-либо приключений отбыл во Францию, в объятия любезного друга Людовика, короля Солнце.
Друг помог другу, и началась война между двумя странами. Именно она описывается на страницах романа.
Некоторое время, для приличия, Вильгельм считался регентом королевства, но потом объявил себя королем.
В правительстве, естественно, стали заправлять виги, больше других сделавшие для победы «славной революции». Как они заправляли, известно из исторических источников, но что касается героя романа капитана Кидда, то он оказывается в центре одного неприятного эпизода, связанного с правительственной деятельностью бывших оппозиционеров. Видимо, приверженность демократическому способу правления, ненависть к консерватизму не гарантируют от взяточничества, мздоимства и прочих незаконных попыток обогащения.
Тори, ставшие оппозицией, показали, что отлично умеют пользоваться оружием своих противников — парламентским и газетным визгом.
Впрочем, подлинный герой книги — обыкновенная и необычайная любовь.
В 1660 году в Англии произошла реставрация династии Стюартов и к власти вернулись, как принято считать, консервативные силы. Но Карл II Стюарт уже не мог считаться абсолютным монархом. Ему пришлось пообещать амнистию всем своим политическим противникам, свободу вероисповедания и сохранение права собственности на имущество, приобретенное во время буржуазной революции. Королю пришлось подтвердить Великую хартию вольностей и Петицию о праве.
Разумеется, Карл был не в восторге от необходимости принимать подобные решения. Утвердившись на троне, он стал править так, словно никаких обещаний не давал и никаких хартий не подтверждал.
В стране была полностью восстановлена власть англиканской церкви и ущемлены просвитериане и индепендентские секты. Началась расправа над теми, кто так или иначе участвовал в революции 1641-1649 годов и казнил Карла I, а заодно и над теми, кто ему просто не нравился.
В общем, он вел себя как всякий нормальный монарх, но, к его несчастью, времена наступили другие, представление о нормах правления сильно изменилось. Оппозиция невероятно осмелела и вмешивалась даже во внешнюю политику. От короля требовали, чтобы он, например, разорвал отношения с Францией, с Людовиком XIV, на том основании, что тот плохо обходится с протестантами.
Кстати, Карла II поддерживал в его деяниях парламент, так называемый «парламент кавалеров», то есть аристократов. Но его пришлось распустить под давлением оппозиции. В результате новых выборов король получил парламент (так бывает очень часто) еще хуже прежнего. У лондонских клерков бытовала тогда поговорка, которую можно перевести примерно так: парламент менять — время терять.
Выборы 1679 года раскололи страну на две активно противоборствующие партии — вигов и тори. Название «виги» происходило от видоизмененной бранной клички «вигаморры», ее применяли в Шотландии к непримиримым пресвитерианам. «Виггом» по-шотландски значит «возчик».
Виги стояли в оппозиции королю.
Тори являлись сторонниками правительства. Тут в основе ирландское слово «тори» — воры. Это было прозвище ирландских партизан-католиков, боровшихся в пятидесятые годы XVII века против английских завоевателей.
Через некоторое время Карл разогнал и этот парламент и четыре года не собирал никакого, заняв чисто реакционную позицию. Одних оппозиционеров он изгнал из страны (Шефтсбери), других казнил (Олджернон Сидней).
А в 1685 году Карл вообще умер, оставив трон герцогу Йоркскому, взошедшему на престол под именем Якова II, — человеку, по сравнению с которым он сам мог бы считаться либералом.
Якова Стюарта ненавидели все. Что бы он ни делал, его начинали ненавидеть еще больше. А занимался он главным образом тем же, чем и его предшественник, — устраивал парламентские выборы и вслед за этим разгонял парламент.
В результате Яков довел страну до такого состояния, что главари вигов и тори сговорились против него и решили его заменить. Выбор пал на Вильгельма III Оранского, в то время штатгальтера Голландской республики.
Штатгальтеру трудно было устоять перед предложением сделаться королем. Вильгельм не устоял. Вместе с супругою Марией (дочерью ненавистного Якова) и двенадцатитысячным войском он высадился в Англии.
Якова никто не хотел защищать.
Вместе с тем его не хотели и арестовывать, чтобы потом не пришлось казнить. Карла I Стюарта англичанам, видимо, хватило.
Джон Черчилль (впоследствии лорд Мальборо), главнокомандующий армией Якова, предпринял все меры к тому, чтобы ему не удалось схватить своего бывшего короля, и тот без каких-либо приключений отбыл во Францию, в объятия любезного друга Людовика, короля Солнце.
Друг помог другу, и началась война между двумя странами. Именно она описывается на страницах романа.
Некоторое время, для приличия, Вильгельм считался регентом королевства, но потом объявил себя королем.
В правительстве, естественно, стали заправлять виги, больше других сделавшие для победы «славной революции». Как они заправляли, известно из исторических источников, но что касается героя романа капитана Кидда, то он оказывается в центре одного неприятного эпизода, связанного с правительственной деятельностью бывших оппозиционеров. Видимо, приверженность демократическому способу правления, ненависть к консерватизму не гарантируют от взяточничества, мздоимства и прочих незаконных попыток обогащения.
Тори, ставшие оппозицией, показали, что отлично умеют пользоваться оружием своих противников — парламентским и газетным визгом.
Впрочем, подлинный герой книги — обыкновенная и необычайная любовь.
Глава 1
«ВЕСЕЛЫЙ БРЕТОНЕЦ»
Сорокалетний рыжеволосый джентльмен в черном камзоле, украшенном белыми гентскими кружевами, в широкополой шляпе с красным плюмажем, в тщательно расчесанном парике не торопясь прогуливался по деревянному настилу набережной бристольского порта. У него на боку висела длинная шпага, взгляд серых, прозрачных глаз казался решительным, но опытный человек никогда бы не признал в нем военного. Что-то неуловимо гражданское было в его облике. И не только гражданское, но более того — праздное.
Вокруг кипела обычная портовая жизнь: сновали торговцы, приказчики, прошествовал королевский патруль, из таверн, окна которых выходили прямо на набережную, доносились звуки умеренного утреннего сквернословия. Морские волки, завсегдатаи питейных заведений, еще не успели нагрузиться как следует и пока лишь вяло переругивались.
Джентльмен в черном камзоле смотрел по сторонам с интересом, но с интересом опасливым. Чувствовалось, что он впервые в таком оживленном месте и, будь его воля, постарался бы убраться отсюда поскорее и подальше.
Звали этого человека Уильям Кидд, и прибыл он в Бристоль по делу. Дело заключалось в приобретении торгового судна, пригодного для регулярных рейсов из британских портов в Бостон, по ту сторону Атлантики.
Уильям прибыл не один. Его предусмотрительный отец, Генри Кидд, отправил с ним старшего брата, Энтони. Собственно, Энтони и была поручена ответственная и рискованная операция с покупкой корабля. Но тот, к несчастью, сразу по прибытии в Бристоль подхватил воспаление груди и слег в постель. Местный доктор высказывал серьезные сомнения относительно его выздоровления.
— Во всем виновата резкая смена климата, — заметил он, протирая запотевшие после осмотра очки, — вы, шотландцы, частенько болеете, оказавшись в наших местах.
Сообразив, что дела его плохи, Энтони отдал сундучок с деньгами брату, наказав ему ни в коем случае не тратить их попусту. В сундучке были не только их собственные полторы тысячи фунтов, но и сбережения троих соседей, которые задумали войти в долю для покупки корабля. Овечьи стада доставляли им кучу шерсти, сбывать ее дома или у соседей-британцев становилось все труднее. Америка — другое дело. Они там непрерывно воюют, им нужно шить все новые и новые мундиры.
— И будь осторожнее, Уильям, — прошептал Энтони слабеющими губами, — эти английские собаки только и ждут случая ободрать наивную шотландскую овечку.
Умирающий не слишком преувеличивал, северные горцы лишь несколько десятков лет как вошли в состав Британского королевства, и определенное напряжение продолжало сохраняться в отношениях между соседями. Если бы приличный корабль можно было купить в Глазго, Генри Кидд не преминул бы это сделать.
— Я буду осторожен, Энтони, — ответил Уильям, искренне веря, что сдержит обещание. В своем семействе у него была репутация шалопая. Дожив до сорока лет, он так и не завел семьи, не приобрел ни определенной профессии, ни определенных взглядов на жизнь. Больше всего любил охоту и рыбную ловлю. Месяцами просиживал в маленьком горном поместье на правах то ли управляющего, то ли ссыльного. Отец, разочаровавшись в нем, все-таки до конца не махнул на него рукой. Пробовал женить, но Уильям не клюнул на радости семейной жизни, предпочитая им ловлю перепелов и форели. Отец пробовал приставить его к какому-нибудь делу, и эта поездка в Бристоль была очередной такой попыткой. Не сомневаясь, что из Энтони получится управляющий судоходной компанией, Генри Кидд надеялся, что Уильям окажется достойным хотя бы должности помощника.
Из того, как младший сын начал распоряжаться денежным сундуком, можно сделать вывод, что старый Кидд надеялся зря. Первым делом Уильям отправился в фешенебельный магазин и потребовал, чтобы его одели самым лучшим образом. Отсюда — и камзол, расшитый серебром, и шляпа с плюмажем. Он купил себе шпагу с золоченой рукоятью и три смены голландского белья. После этого он переехал из дешевой гостиницы в дорогую. Прочь домотканые чулки и башмаки на деревянных подошвах! Прочь оловянные ушаты для умывания, если можно пользоваться начищенными до блеска медными.
Впрочем, брата он тоже похоронил по высшему разряду.
И вот, покончив с этими хлопотами, Уильям отправился в порт.
Он не стал обращаться за советом в администрацию порта. Зачем? Там только и ждут его появления, чтобы обмануть, обчистить, пустить по миру. Ведь там служат одни англичане.
Он решил действовать на свой страх и риск, сообразуясь только со своим представлением о том, как следует покупать корабли для транспортировки шотландской шерсти.
Надо заметить, что его дорогой костюм плюс полное неумение носить его привлекли к нему внимание. Сначала к нему попытался втереться в доверие толстый господин с загорелой лысиной и грязным шейным платком на шее. Несмотря на все его ухищрения, предусмотрительный Уильям Кидд не открыл ему предмет своих интересов.
Второй интересующийся, тоже толстяк, но одетый много приличнее первого, напрямую спросил у шотландца, не собирается ли он приобрести судно на стоянке этого порта. Но Кидд и здесь, поразившись про себя проницательности второго толстяка, счел разумным ответить отрицательно.
Тот удивился:
— Тогда почему же вы слоняетесь по набережной вот уже два битых часа и не отрываете глаз от этих посудин?
Кидд замялся, не зная, что ответить.
— Клянусь своей деревяшкой, он собирается наняться на одну из них юнгой, — тут же вмешался в разговор долговязый, сухощавый инвалид на оцарапанном протезе и с длинной пенковой трубкой в зубах. Именно такими рисовались в воображении осторожного покупателя типичные морские разбойники, поэтому он постарался поскорее покинуть сомнительное общество.
Когда он спешно удалялся, неловко придерживая у бедра непослушную шпагу, вслед ему катились раскаты наглого британского хохота.
Нет, твердо сказал себе Уильям, никогда он не будет моряком, ни разу до сорока лет он не выходил в море и не сделает этого впредь.
Что же тогда делать?
Больше всего ему хотелось вернуться домой, переодеться и, захватив свою ловчую сеть, отправиться за перепелами.
Но что он скажет отцу?
Тот обязательно спросит, где сотня фунтов, которой недостает в сундуке. Известие, что они ушли на шпагу, камзол и гостиницу, его ничуть не обрадует.
Надо купить корабль. Купить во что бы то ни стало, только это может смягчить отцовский гнев.
Только как это сделать? Порт полон одноногими мошенниками, к тому же все они британцы, а значит, действуют заодно. Они продадут ему дырявое корыто вместо настоящего корабля.
Положение совершенно безвыходное.
Уильям остановился. Сделал несколько шагов вперед. Потом снова остановился. Наконец развернулся с намерением вернуться на набережную и добиться своего, несмотря ни на какие препятствия и враждебные хитрости…
И увидел перед собой довольно высокого господина, высокого и широкоплечего. Долговязый, но узкоплечий шотландец почувствовал себя рядом с ним просто карликом. На мгновение ему стало неуютно. Впрочем, это чувство довольно быстро прошло. Высокий господин добродушно улыбался, его загорелое лицо располагало к себе, в глазах поблескивал веселый огонек. Единственное, что могло вызвать недоверие к нему, — так это странного покроя камзол. Высокий господин был несомненно иностранцем.
Уильяма это обстоятельство только обрадовало. Стоило господину представиться:
— Франсуа Леруа, к вашим услугам, — он тут же проникся к нему полнейшим доверием. — Я слышал, вы хотите приобрести корабль?
Уильям расплылся в улыбке.
— Да.
— Готов содействовать вам в этом деле. Я вижу, вы пока не обзавелись опытом в подобного рода сделках, а мне приходилось и покупать и продавать суда. Не говоря уж о том, что плавать на них.
— О, был бы вам очень признателен.
Француз покрутил на пальце внушительный перстень с роскошно выглядевшим камнем.
— Что ж, у меня есть на примете одна посудина. Она у зеленого причала, возле старых боен, знаете это место?
Шотландский покупатель восхищенно, но в то же время отрицательно покачал головой.
— Понятно. Мы можем сразу же отправиться туда.
— Пожалуй.
— Деньги у вас с собой?
— Деньги у меня в гостинице.
— Как она называется?
— «Зеленый лев».
— Мое судно носит имя «Веселый бретонец».
— Ваше?
— То, которое я хочу вам предложить, — поправился Леруа. — С владельцем вы познакомитесь прямо на борту.
— Отлично!
Леруа поощрительно улыбнулся.
— Вы знакомы с кем-нибудь из чиновников здешней судебной палаты?
Уильям сказал, что нет, и не выказал никакого сожаления по этому поводу.
— А в администрации капитана порта вам приходилось бывать?
— Ни разу, — гордо ответил шотландец.
— Что ж, тогда я позабочусь обо всем сам. Надеюсь, вы мне доверяете?
— О, да.
— Всех этих господ, а также нотариуса вы застанете прямо на «Веселом бретонце».
Лицо Уильяма внезапно помрачнело, и это не осталось без внимания господина Леруа.
— Вас что-то не устраивает? Вы боитесь, что вам придется заплатить слишком большие комиссионные?
— Нет, просто меня немного смущает название вашего корабля.
— Когда вы станете его владельцем, то сможете его изменить и прямо при покупке вписать в судовой паспорт. Такие вещи делаются довольно часто.
— Хорошо, условились, господин Леруа. Я отправляюсь в гостиницу за деньгами.
Уильям уже направился было вверх по переулку, когда услышал сзади крик француза:
— Постойте!
— В чем дело?
— Как вас зовут?
— Кидд, Уильям Кидд.
Мсье Леруа поклонился со всею возможной деликатностью, ему было слегка стыдно за свою оплошность.
Два часа спустя покупатель сидел в небольшой и не слишком богато убранной кают-компании корабля, который он собирался купить. За столом, занимавшим, как водится, центральную часть помещения, помимо покупателя и мсье Леруа находилось еще несколько господ. Типичные канцелярские крысы. Черные протертые на локтях сюртуки, испачканные чернилами пальцы, уксусное выражение лиц. Говорили они неприятно гундося. Уильям понял, что без помощи господина Леруа он ни за что не смог бы договориться с этими жутковатыми существами.
Ждали мсье Жаке, владельца корабля. Наконец он явился. Низкорослый, кривоногий бретонец, совсем не веселый на вид. Наверное, из-за того, что ему приходится расставаться с кораблем, подумал Уильям.
При его появлении канцеляристы тут же достали туго свернутые бумажные листы и откинули крышки бронзовых чернильниц, которые носили на поясе на цепочках.
— Вы уже осмотрели судно? — спросил мсье Жаке.
— Да, мне показали и пушки, и трюмы, и с командой познакомились.
— И что скажете?
Мсье Жаке сдвинул брови на переносице, и покупатель понял, что лучше говорить неправду. Что там закопченные медные чудовища вместо пушек, вонючие ямы вместо трюмов и шайка подозрительных личностей вместо команды! Главное, корабль будет куплен.
Отец будет доволен.
Уже завтра можно будет отправиться домой.
Бедные поселянки обалдеют от его бристольских нарядов и станут еще доступнее, чем прежде.
— Тогда можно приступать к оформлению документов, — сказал самый мрачный из мрачных конторщиков.
Заскрипели перья.
По приказу мсье Леруа матрос добавил масла в медные лампы, висевшие под черным от копоти потолком. Матрос хмыкнул и пробормотал по-французски фразу, которую можно было бы перевести примерно так: «Никогда ничего подобного не видывал». Уильям не знал этого замечательного языка и даже не подозревал, что ему придется его изучить.
— Итак, сэр, — начал главный конторщик, — на какой сумме вы договорились с продавцом?
Тут наступила заминка, о деньгах речь еще не шла. Это было так странно, что господа с перьями, видавшие виды в своей практике, сочли позволительным переглянуться.
Мсье Леруа кинулся исправлять положение:
— Видите ли, господа, мы решили оставить обсуждение этого вопроса на последний момент.
Тогда судейский обернулся к мсье Жаке, хмурившему брови на дальнем конце стола:
— Какую сумму вы рассчитываете получить за свой корабль, благоволите сообщить.
Владелец почему-то замялся.
Опять встрял Леруа:
— Полагаю, что сумма в пять тысяч фунтов мсье Жаке могла бы устроить. Ведь согласитесь, «Веселый бретонец» стоит таких денег.
Представитель власти помолчал. На его просвещенный взгляд, корыто, являвшееся предметом торговли, вряд ли стоило и трех с половиной. Но он промолчал. Ниже станет понятно почему.
— Вы располагаете такой суммой? — обратился он к покупателю.
И тут Уильяму стало нестерпимо стыдно. Пяти тысяч у него в сундучке не было. Когда-то было три с двумя сотнями, а теперь и того не осталось.
— Что же вы молчите?!
К Кидду, держащему на коленях квадратный тисовый ящик с медной почерневшей ручкой, обратились пять пар заинтересованных глаз. У него горло перехватило от волнения, и он не в силах был вымолвить ни слова, ни звука. Трудно сказать, каким образом разрешилась бы эта неприятная пауза, когда бы не давешний матрос, подливавший масло в светильники. На этот раз он явился с подносом, на котором стоял массивный стеклянный штоф и с полдюжины оловянных стаканов. Мсье Жаке и мсье Леруа одновременно зашипели на него. Он лишь пожал плечами:
— Вы же сами велели, господин капитан.
— Кретин! — крикнул ему в ответ мсье Леруа.
Уильям опять-таки не понял смысла перебранки, но в душе у него зародилось некое сомнение. Он был еще не готов оформить его в слова какого-то вопроса… Его отвлек судейский чиновник, нервно дернувший его за локоть:
— У вас есть хоть какие-то деньги?
— Три тысячи фунтов.
Раздался всеобщий вздох облегчения. Леруа так просто просиял. Жаке вытер пот с широкого лба. Чиновники как по команде сняли парики.
— Вы согласны на эту сумму, господа?
— Да, — в один голос заявили французы.
А Леруа добавил, ласково улыбаясь Уильяму:
— О выплате остальных денег мы поговорим попозже, возможно, наш партнер согласится поделиться частью своих доходов после первого или, скажем, пятого рейса.
Доверие Уильяма к этому человеку сделалось вновь незыблемым. Он был готов полюбить его. Какой великодушный человек, он готов ждать, когда придет время барышей. Отец будет доволен тем, что его беспутному сыну удалось свести такое ценное знакомство. О потраченных фунтах можно теперь не волноваться.
Судейский продолжил:
— Осталось пересчитать деньги и поделить пополам. Счастливый Кидд добавил:
— И спрыснуть нашу сделку.
Но никто не поддержал это веселое предложение. Тогда Уильям встал и сам плеснул себе в стакан немного джина, так сказать, на правах нового хозяина. К немалому его удивлению, два француза и три англичанина остались сидеть на местах, причем глядя в глаза друг другу и не произнося ни единого слова.
— Как это пополам? — наконец выдавил из себя Франсуа Леруа.
— Так, — невозмутимо ответил старший чиновник и не торопясь надел парик на вытянутую, как яйцо, голову.
Уильям Кидд, новый владелец «Веселого бретонца», с явным любопытством наблюдал за этой сценой. Ему все еще не казалось, что она имеет к нему самое прямое отношение.
— Если вы думаете, господа, что вам все позволено на том лишь основании, что вы являетесь… — заревел, наливаясь кровью, мсье Жаке, но старший чиновник махнул на него рукой и досадливо поморщился:
— Берите полторы тысячи, если не хотите потерять все. Говорю совершенно серьезно, и даже, как вам это ни покажется невероятным, из симпатии к вам.
Молчавший дольше своего знакомого, мсье Леруа успел налиться кровью значительно сильнее его. Когда он встал, опираясь кулаками о столешницу, лицо его было темно-бордовым, в нем ничего не осталось от того веселого радушия, которое пленило легковерное сердце великовозрастного шотландского шалопая.
— Но вы же согласились на пятьсот фунтов. Это и без того немыслимые комиссионные.
Однако это возмущенное напоминание ничуть не смутило невозмутимых англичан. Один из них заметил:
— Мы соглашались на эти деньги, не зная точно, какая именно сумма может находиться в руках господина Кидда. Судя по его поведению, весьма странному поведению, он, я разумею сундук, мог вообще оказаться пустым.
— Как — пустым? — растерянно спросил Уильям, начиная догадываться, что попал в историю, которую трудно назвать приятной или веселой.
Никто не обратил внимания на его возглас.
Английский чиновник продолжил:
— Кроме того, возникли новые обстоятельства.
— Какие еще обстоятельства?
Судейский придвинул Уильяму лист пергамента:
— Распишитесь, сэр. Вот здесь.
Толстый желтый ноготь указал, где именно. В пальцах покупателя само собой оказалось заточенное гусиное перо, уже обмакнутое в чернила. Стакан с джином был как-то незаметно из этих пальцев вынут.
— Как же, господа…
— Расписывайтесь, расписывайтесь, господин владелец. Здесь, правильно, и вот здесь. Все. Процедура закончена.
Стакан с джином снова оказался в руке у обалдевшего Уильяма. Это все орудовал тот самый матрос. Он тихонько прошептал на ухо своему новому хозяину:
— Пейте, пейте.
Хозяин выпил и дальнейшую сцену наблюдал через слегка искаженное стекло быстро нараставшего опьянения.
— Я все же прошу объяснений, господа! — громко попросил мсье Леруа.
Англичане сворачивали пергаменты и поправляли парики. Булькал наливаемый в стакан Уильяма джин.
— Дело в том, что завтра на рассвете бристольский порт будет закрыт.
— Почему?
— Вы не догадываетесь?!
По губам англичан пробежали снисходительные улыбки, информированный человек всегда чувствует свое превосходство над пребывающим в неведенье.
— Завтра в городе будет объявлено, что Англия и Франция находятся в состоянии войны.
Конечно же, после этих слов установилось молчание. Другой чиновник расшифровал слова, произнесенные коллегой:
— Ваш «Бретонец» будет арестован, а затем и конфискован. Это-то вы можете уразуметь? Вам нужно выйти из порта немедленно. Насколько мне известно, вы плаваете именно по французскому паспорту.
Мсье Леруа шумно сглотнул слюну:
— Как же мы выйдем, у нас ведь еще нет разрешения, мы должны его получить только завтра у капитана порта.
— Вот за то, чтобы избавить себя от этой неприятной и опасной процедуры, вы заплатите нам полторы тысячи фунтов. Теперь вам все ясно?
— Что значит — ясно? Какая еще война? Что вы всё такое говорите?! — пьянея и трезвея одновременно, рванулся вперед Уильям Кидд.
Бдительный матрос удержал его за плечо. «Хозяин» рванулся сильнее, но это оказалось бесполезным.
— Ну что, будем пересчитывать денежки? — с неожиданной веселостью спросил судейский у мсье Леруа.
— Какого подвоха вы опасаетесь? — поинтересовался второй чиновник.
— Мне непонятно, почему решили ждать до утра, ведь завтра вы могли бы получить все три тысячи.
— Не важно, как их можно получить, важно, как их можно оставить у себя, — с обезоруживающей откровенностью было ему сообщено.
— Ведь вы, отплыв из Бристоля, заберете с собою не только полторы тысячи фунтов, но и этого джентльмена, большого специалиста по покупке кораблей. А нам останутся подписанные им бумаги, из коих следует, что он по доброй воле заплатил за право обладания вашим «Веселым бретонцем».
Мсье Леруа криво усмехнулся:
— Ладно, давайте разрешение на выход.
Судейский полез за обшлаг своего сюртука и, передавая разрешение, сказал:
— Учтите, комиссионный сбор за совершенную покупку, который следует выплатить в казну, будет взят с вашей суммы.
— Почему это?
— Война — очень дорогое дело, мы не можем оставить Англию без средств.
Уильям потрясение выслушал этот диалог и вдруг воскликнул:
— А я?!.
«ВЕСЕЛЫЙ БРЕТОНЕЦ»
(продолжение)
Три следующие недели Уильям Кидд провел как во сне Правда, это был очень тяжелый сон, в котором приходилось непрерывно работать, страдать от недоедания и жажды, терпеть оскорбления и побои. Никаким весельем на борту «Веселого бретонца» и не пахло. Посудина была старая, ее то и дело требовалось латать, бороться с мелкими течами, для чего приходилось сутками сидеть в затхлом трюме.
Судя по всему, мсье Леруа (а именно он оказался капитаном французского парусника, в то время как мсье Жаке — боцманом) был не слишком удачливым флотоводцем. Человек со средствами не доводит свой корабль до такого состояния. Он сделался капитаном, возглавив бунт против прежнего владельца, занимавшегося вполне законным промыслом — транспортировкой чая и почты из ост-индских владений французской короны. Почувствовав настроение команды, которой надоело болтаться за гроши по морям и травиться гнилой солониной, он вошел в капитанскую каюту и выстрелил в лоб лейтенанту Дорсею, после чего собрал команду на совет. Там было решено поднять пиратский флаг и начать войну против испанского торгового флота.
Вокруг кипела обычная портовая жизнь: сновали торговцы, приказчики, прошествовал королевский патруль, из таверн, окна которых выходили прямо на набережную, доносились звуки умеренного утреннего сквернословия. Морские волки, завсегдатаи питейных заведений, еще не успели нагрузиться как следует и пока лишь вяло переругивались.
Джентльмен в черном камзоле смотрел по сторонам с интересом, но с интересом опасливым. Чувствовалось, что он впервые в таком оживленном месте и, будь его воля, постарался бы убраться отсюда поскорее и подальше.
Звали этого человека Уильям Кидд, и прибыл он в Бристоль по делу. Дело заключалось в приобретении торгового судна, пригодного для регулярных рейсов из британских портов в Бостон, по ту сторону Атлантики.
Уильям прибыл не один. Его предусмотрительный отец, Генри Кидд, отправил с ним старшего брата, Энтони. Собственно, Энтони и была поручена ответственная и рискованная операция с покупкой корабля. Но тот, к несчастью, сразу по прибытии в Бристоль подхватил воспаление груди и слег в постель. Местный доктор высказывал серьезные сомнения относительно его выздоровления.
— Во всем виновата резкая смена климата, — заметил он, протирая запотевшие после осмотра очки, — вы, шотландцы, частенько болеете, оказавшись в наших местах.
Сообразив, что дела его плохи, Энтони отдал сундучок с деньгами брату, наказав ему ни в коем случае не тратить их попусту. В сундучке были не только их собственные полторы тысячи фунтов, но и сбережения троих соседей, которые задумали войти в долю для покупки корабля. Овечьи стада доставляли им кучу шерсти, сбывать ее дома или у соседей-британцев становилось все труднее. Америка — другое дело. Они там непрерывно воюют, им нужно шить все новые и новые мундиры.
— И будь осторожнее, Уильям, — прошептал Энтони слабеющими губами, — эти английские собаки только и ждут случая ободрать наивную шотландскую овечку.
Умирающий не слишком преувеличивал, северные горцы лишь несколько десятков лет как вошли в состав Британского королевства, и определенное напряжение продолжало сохраняться в отношениях между соседями. Если бы приличный корабль можно было купить в Глазго, Генри Кидд не преминул бы это сделать.
— Я буду осторожен, Энтони, — ответил Уильям, искренне веря, что сдержит обещание. В своем семействе у него была репутация шалопая. Дожив до сорока лет, он так и не завел семьи, не приобрел ни определенной профессии, ни определенных взглядов на жизнь. Больше всего любил охоту и рыбную ловлю. Месяцами просиживал в маленьком горном поместье на правах то ли управляющего, то ли ссыльного. Отец, разочаровавшись в нем, все-таки до конца не махнул на него рукой. Пробовал женить, но Уильям не клюнул на радости семейной жизни, предпочитая им ловлю перепелов и форели. Отец пробовал приставить его к какому-нибудь делу, и эта поездка в Бристоль была очередной такой попыткой. Не сомневаясь, что из Энтони получится управляющий судоходной компанией, Генри Кидд надеялся, что Уильям окажется достойным хотя бы должности помощника.
Из того, как младший сын начал распоряжаться денежным сундуком, можно сделать вывод, что старый Кидд надеялся зря. Первым делом Уильям отправился в фешенебельный магазин и потребовал, чтобы его одели самым лучшим образом. Отсюда — и камзол, расшитый серебром, и шляпа с плюмажем. Он купил себе шпагу с золоченой рукоятью и три смены голландского белья. После этого он переехал из дешевой гостиницы в дорогую. Прочь домотканые чулки и башмаки на деревянных подошвах! Прочь оловянные ушаты для умывания, если можно пользоваться начищенными до блеска медными.
Впрочем, брата он тоже похоронил по высшему разряду.
И вот, покончив с этими хлопотами, Уильям отправился в порт.
Он не стал обращаться за советом в администрацию порта. Зачем? Там только и ждут его появления, чтобы обмануть, обчистить, пустить по миру. Ведь там служат одни англичане.
Он решил действовать на свой страх и риск, сообразуясь только со своим представлением о том, как следует покупать корабли для транспортировки шотландской шерсти.
Надо заметить, что его дорогой костюм плюс полное неумение носить его привлекли к нему внимание. Сначала к нему попытался втереться в доверие толстый господин с загорелой лысиной и грязным шейным платком на шее. Несмотря на все его ухищрения, предусмотрительный Уильям Кидд не открыл ему предмет своих интересов.
Второй интересующийся, тоже толстяк, но одетый много приличнее первого, напрямую спросил у шотландца, не собирается ли он приобрести судно на стоянке этого порта. Но Кидд и здесь, поразившись про себя проницательности второго толстяка, счел разумным ответить отрицательно.
Тот удивился:
— Тогда почему же вы слоняетесь по набережной вот уже два битых часа и не отрываете глаз от этих посудин?
Кидд замялся, не зная, что ответить.
— Клянусь своей деревяшкой, он собирается наняться на одну из них юнгой, — тут же вмешался в разговор долговязый, сухощавый инвалид на оцарапанном протезе и с длинной пенковой трубкой в зубах. Именно такими рисовались в воображении осторожного покупателя типичные морские разбойники, поэтому он постарался поскорее покинуть сомнительное общество.
Когда он спешно удалялся, неловко придерживая у бедра непослушную шпагу, вслед ему катились раскаты наглого британского хохота.
Нет, твердо сказал себе Уильям, никогда он не будет моряком, ни разу до сорока лет он не выходил в море и не сделает этого впредь.
Что же тогда делать?
Больше всего ему хотелось вернуться домой, переодеться и, захватив свою ловчую сеть, отправиться за перепелами.
Но что он скажет отцу?
Тот обязательно спросит, где сотня фунтов, которой недостает в сундуке. Известие, что они ушли на шпагу, камзол и гостиницу, его ничуть не обрадует.
Надо купить корабль. Купить во что бы то ни стало, только это может смягчить отцовский гнев.
Только как это сделать? Порт полон одноногими мошенниками, к тому же все они британцы, а значит, действуют заодно. Они продадут ему дырявое корыто вместо настоящего корабля.
Положение совершенно безвыходное.
Уильям остановился. Сделал несколько шагов вперед. Потом снова остановился. Наконец развернулся с намерением вернуться на набережную и добиться своего, несмотря ни на какие препятствия и враждебные хитрости…
И увидел перед собой довольно высокого господина, высокого и широкоплечего. Долговязый, но узкоплечий шотландец почувствовал себя рядом с ним просто карликом. На мгновение ему стало неуютно. Впрочем, это чувство довольно быстро прошло. Высокий господин добродушно улыбался, его загорелое лицо располагало к себе, в глазах поблескивал веселый огонек. Единственное, что могло вызвать недоверие к нему, — так это странного покроя камзол. Высокий господин был несомненно иностранцем.
Уильяма это обстоятельство только обрадовало. Стоило господину представиться:
— Франсуа Леруа, к вашим услугам, — он тут же проникся к нему полнейшим доверием. — Я слышал, вы хотите приобрести корабль?
Уильям расплылся в улыбке.
— Да.
— Готов содействовать вам в этом деле. Я вижу, вы пока не обзавелись опытом в подобного рода сделках, а мне приходилось и покупать и продавать суда. Не говоря уж о том, что плавать на них.
— О, был бы вам очень признателен.
Француз покрутил на пальце внушительный перстень с роскошно выглядевшим камнем.
— Что ж, у меня есть на примете одна посудина. Она у зеленого причала, возле старых боен, знаете это место?
Шотландский покупатель восхищенно, но в то же время отрицательно покачал головой.
— Понятно. Мы можем сразу же отправиться туда.
— Пожалуй.
— Деньги у вас с собой?
— Деньги у меня в гостинице.
— Как она называется?
— «Зеленый лев».
— Мое судно носит имя «Веселый бретонец».
— Ваше?
— То, которое я хочу вам предложить, — поправился Леруа. — С владельцем вы познакомитесь прямо на борту.
— Отлично!
Леруа поощрительно улыбнулся.
— Вы знакомы с кем-нибудь из чиновников здешней судебной палаты?
Уильям сказал, что нет, и не выказал никакого сожаления по этому поводу.
— А в администрации капитана порта вам приходилось бывать?
— Ни разу, — гордо ответил шотландец.
— Что ж, тогда я позабочусь обо всем сам. Надеюсь, вы мне доверяете?
— О, да.
— Всех этих господ, а также нотариуса вы застанете прямо на «Веселом бретонце».
Лицо Уильяма внезапно помрачнело, и это не осталось без внимания господина Леруа.
— Вас что-то не устраивает? Вы боитесь, что вам придется заплатить слишком большие комиссионные?
— Нет, просто меня немного смущает название вашего корабля.
— Когда вы станете его владельцем, то сможете его изменить и прямо при покупке вписать в судовой паспорт. Такие вещи делаются довольно часто.
— Хорошо, условились, господин Леруа. Я отправляюсь в гостиницу за деньгами.
Уильям уже направился было вверх по переулку, когда услышал сзади крик француза:
— Постойте!
— В чем дело?
— Как вас зовут?
— Кидд, Уильям Кидд.
Мсье Леруа поклонился со всею возможной деликатностью, ему было слегка стыдно за свою оплошность.
Два часа спустя покупатель сидел в небольшой и не слишком богато убранной кают-компании корабля, который он собирался купить. За столом, занимавшим, как водится, центральную часть помещения, помимо покупателя и мсье Леруа находилось еще несколько господ. Типичные канцелярские крысы. Черные протертые на локтях сюртуки, испачканные чернилами пальцы, уксусное выражение лиц. Говорили они неприятно гундося. Уильям понял, что без помощи господина Леруа он ни за что не смог бы договориться с этими жутковатыми существами.
Ждали мсье Жаке, владельца корабля. Наконец он явился. Низкорослый, кривоногий бретонец, совсем не веселый на вид. Наверное, из-за того, что ему приходится расставаться с кораблем, подумал Уильям.
При его появлении канцеляристы тут же достали туго свернутые бумажные листы и откинули крышки бронзовых чернильниц, которые носили на поясе на цепочках.
— Вы уже осмотрели судно? — спросил мсье Жаке.
— Да, мне показали и пушки, и трюмы, и с командой познакомились.
— И что скажете?
Мсье Жаке сдвинул брови на переносице, и покупатель понял, что лучше говорить неправду. Что там закопченные медные чудовища вместо пушек, вонючие ямы вместо трюмов и шайка подозрительных личностей вместо команды! Главное, корабль будет куплен.
Отец будет доволен.
Уже завтра можно будет отправиться домой.
Бедные поселянки обалдеют от его бристольских нарядов и станут еще доступнее, чем прежде.
— Тогда можно приступать к оформлению документов, — сказал самый мрачный из мрачных конторщиков.
Заскрипели перья.
По приказу мсье Леруа матрос добавил масла в медные лампы, висевшие под черным от копоти потолком. Матрос хмыкнул и пробормотал по-французски фразу, которую можно было бы перевести примерно так: «Никогда ничего подобного не видывал». Уильям не знал этого замечательного языка и даже не подозревал, что ему придется его изучить.
— Итак, сэр, — начал главный конторщик, — на какой сумме вы договорились с продавцом?
Тут наступила заминка, о деньгах речь еще не шла. Это было так странно, что господа с перьями, видавшие виды в своей практике, сочли позволительным переглянуться.
Мсье Леруа кинулся исправлять положение:
— Видите ли, господа, мы решили оставить обсуждение этого вопроса на последний момент.
Тогда судейский обернулся к мсье Жаке, хмурившему брови на дальнем конце стола:
— Какую сумму вы рассчитываете получить за свой корабль, благоволите сообщить.
Владелец почему-то замялся.
Опять встрял Леруа:
— Полагаю, что сумма в пять тысяч фунтов мсье Жаке могла бы устроить. Ведь согласитесь, «Веселый бретонец» стоит таких денег.
Представитель власти помолчал. На его просвещенный взгляд, корыто, являвшееся предметом торговли, вряд ли стоило и трех с половиной. Но он промолчал. Ниже станет понятно почему.
— Вы располагаете такой суммой? — обратился он к покупателю.
И тут Уильяму стало нестерпимо стыдно. Пяти тысяч у него в сундучке не было. Когда-то было три с двумя сотнями, а теперь и того не осталось.
— Что же вы молчите?!
К Кидду, держащему на коленях квадратный тисовый ящик с медной почерневшей ручкой, обратились пять пар заинтересованных глаз. У него горло перехватило от волнения, и он не в силах был вымолвить ни слова, ни звука. Трудно сказать, каким образом разрешилась бы эта неприятная пауза, когда бы не давешний матрос, подливавший масло в светильники. На этот раз он явился с подносом, на котором стоял массивный стеклянный штоф и с полдюжины оловянных стаканов. Мсье Жаке и мсье Леруа одновременно зашипели на него. Он лишь пожал плечами:
— Вы же сами велели, господин капитан.
— Кретин! — крикнул ему в ответ мсье Леруа.
Уильям опять-таки не понял смысла перебранки, но в душе у него зародилось некое сомнение. Он был еще не готов оформить его в слова какого-то вопроса… Его отвлек судейский чиновник, нервно дернувший его за локоть:
— У вас есть хоть какие-то деньги?
— Три тысячи фунтов.
Раздался всеобщий вздох облегчения. Леруа так просто просиял. Жаке вытер пот с широкого лба. Чиновники как по команде сняли парики.
— Вы согласны на эту сумму, господа?
— Да, — в один голос заявили французы.
А Леруа добавил, ласково улыбаясь Уильяму:
— О выплате остальных денег мы поговорим попозже, возможно, наш партнер согласится поделиться частью своих доходов после первого или, скажем, пятого рейса.
Доверие Уильяма к этому человеку сделалось вновь незыблемым. Он был готов полюбить его. Какой великодушный человек, он готов ждать, когда придет время барышей. Отец будет доволен тем, что его беспутному сыну удалось свести такое ценное знакомство. О потраченных фунтах можно теперь не волноваться.
Судейский продолжил:
— Осталось пересчитать деньги и поделить пополам. Счастливый Кидд добавил:
— И спрыснуть нашу сделку.
Но никто не поддержал это веселое предложение. Тогда Уильям встал и сам плеснул себе в стакан немного джина, так сказать, на правах нового хозяина. К немалому его удивлению, два француза и три англичанина остались сидеть на местах, причем глядя в глаза друг другу и не произнося ни единого слова.
— Как это пополам? — наконец выдавил из себя Франсуа Леруа.
— Так, — невозмутимо ответил старший чиновник и не торопясь надел парик на вытянутую, как яйцо, голову.
Уильям Кидд, новый владелец «Веселого бретонца», с явным любопытством наблюдал за этой сценой. Ему все еще не казалось, что она имеет к нему самое прямое отношение.
— Если вы думаете, господа, что вам все позволено на том лишь основании, что вы являетесь… — заревел, наливаясь кровью, мсье Жаке, но старший чиновник махнул на него рукой и досадливо поморщился:
— Берите полторы тысячи, если не хотите потерять все. Говорю совершенно серьезно, и даже, как вам это ни покажется невероятным, из симпатии к вам.
Молчавший дольше своего знакомого, мсье Леруа успел налиться кровью значительно сильнее его. Когда он встал, опираясь кулаками о столешницу, лицо его было темно-бордовым, в нем ничего не осталось от того веселого радушия, которое пленило легковерное сердце великовозрастного шотландского шалопая.
— Но вы же согласились на пятьсот фунтов. Это и без того немыслимые комиссионные.
Однако это возмущенное напоминание ничуть не смутило невозмутимых англичан. Один из них заметил:
— Мы соглашались на эти деньги, не зная точно, какая именно сумма может находиться в руках господина Кидда. Судя по его поведению, весьма странному поведению, он, я разумею сундук, мог вообще оказаться пустым.
— Как — пустым? — растерянно спросил Уильям, начиная догадываться, что попал в историю, которую трудно назвать приятной или веселой.
Никто не обратил внимания на его возглас.
Английский чиновник продолжил:
— Кроме того, возникли новые обстоятельства.
— Какие еще обстоятельства?
Судейский придвинул Уильяму лист пергамента:
— Распишитесь, сэр. Вот здесь.
Толстый желтый ноготь указал, где именно. В пальцах покупателя само собой оказалось заточенное гусиное перо, уже обмакнутое в чернила. Стакан с джином был как-то незаметно из этих пальцев вынут.
— Как же, господа…
— Расписывайтесь, расписывайтесь, господин владелец. Здесь, правильно, и вот здесь. Все. Процедура закончена.
Стакан с джином снова оказался в руке у обалдевшего Уильяма. Это все орудовал тот самый матрос. Он тихонько прошептал на ухо своему новому хозяину:
— Пейте, пейте.
Хозяин выпил и дальнейшую сцену наблюдал через слегка искаженное стекло быстро нараставшего опьянения.
— Я все же прошу объяснений, господа! — громко попросил мсье Леруа.
Англичане сворачивали пергаменты и поправляли парики. Булькал наливаемый в стакан Уильяма джин.
— Дело в том, что завтра на рассвете бристольский порт будет закрыт.
— Почему?
— Вы не догадываетесь?!
По губам англичан пробежали снисходительные улыбки, информированный человек всегда чувствует свое превосходство над пребывающим в неведенье.
— Завтра в городе будет объявлено, что Англия и Франция находятся в состоянии войны.
Конечно же, после этих слов установилось молчание. Другой чиновник расшифровал слова, произнесенные коллегой:
— Ваш «Бретонец» будет арестован, а затем и конфискован. Это-то вы можете уразуметь? Вам нужно выйти из порта немедленно. Насколько мне известно, вы плаваете именно по французскому паспорту.
Мсье Леруа шумно сглотнул слюну:
— Как же мы выйдем, у нас ведь еще нет разрешения, мы должны его получить только завтра у капитана порта.
— Вот за то, чтобы избавить себя от этой неприятной и опасной процедуры, вы заплатите нам полторы тысячи фунтов. Теперь вам все ясно?
— Что значит — ясно? Какая еще война? Что вы всё такое говорите?! — пьянея и трезвея одновременно, рванулся вперед Уильям Кидд.
Бдительный матрос удержал его за плечо. «Хозяин» рванулся сильнее, но это оказалось бесполезным.
— Ну что, будем пересчитывать денежки? — с неожиданной веселостью спросил судейский у мсье Леруа.
— Какого подвоха вы опасаетесь? — поинтересовался второй чиновник.
— Мне непонятно, почему решили ждать до утра, ведь завтра вы могли бы получить все три тысячи.
— Не важно, как их можно получить, важно, как их можно оставить у себя, — с обезоруживающей откровенностью было ему сообщено.
— Ведь вы, отплыв из Бристоля, заберете с собою не только полторы тысячи фунтов, но и этого джентльмена, большого специалиста по покупке кораблей. А нам останутся подписанные им бумаги, из коих следует, что он по доброй воле заплатил за право обладания вашим «Веселым бретонцем».
Мсье Леруа криво усмехнулся:
— Ладно, давайте разрешение на выход.
Судейский полез за обшлаг своего сюртука и, передавая разрешение, сказал:
— Учтите, комиссионный сбор за совершенную покупку, который следует выплатить в казну, будет взят с вашей суммы.
— Почему это?
— Война — очень дорогое дело, мы не можем оставить Англию без средств.
Уильям потрясение выслушал этот диалог и вдруг воскликнул:
— А я?!.
«ВЕСЕЛЫЙ БРЕТОНЕЦ»
(продолжение)
Три следующие недели Уильям Кидд провел как во сне Правда, это был очень тяжелый сон, в котором приходилось непрерывно работать, страдать от недоедания и жажды, терпеть оскорбления и побои. Никаким весельем на борту «Веселого бретонца» и не пахло. Посудина была старая, ее то и дело требовалось латать, бороться с мелкими течами, для чего приходилось сутками сидеть в затхлом трюме.
Судя по всему, мсье Леруа (а именно он оказался капитаном французского парусника, в то время как мсье Жаке — боцманом) был не слишком удачливым флотоводцем. Человек со средствами не доводит свой корабль до такого состояния. Он сделался капитаном, возглавив бунт против прежнего владельца, занимавшегося вполне законным промыслом — транспортировкой чая и почты из ост-индских владений французской короны. Почувствовав настроение команды, которой надоело болтаться за гроши по морям и травиться гнилой солониной, он вошел в капитанскую каюту и выстрелил в лоб лейтенанту Дорсею, после чего собрал команду на совет. Там было решено поднять пиратский флаг и начать войну против испанского торгового флота.