Страница:
— На вкус как грязь, — произнес он, ставя кружку.
— Да, но помогло?
Маледикт взглянул вверх и моргнул.
— О, боги, эта дрянь просто ужасна.
— Мы в лесу или джунглях? Есть какие-нибудь летающие винты? — настаивала Игорина. — Сколько пальцев я показываю?
— Знаешь, Игорю лучше подобное не произносить, — сгримасничал Маледикт. — Но… ощущения… не настолько сильны теперь. Я справлюсь с ними! Я разберусь с этим.
Полли взглянула на Игорину, та пожала плечами.
— Хорошо, — сказала она и кивнула Полли немного отойти.
— Он или, возможно, она у самого края, — произнесла она.
— Ну, как и все мы, — отозвалась Полли. — Мы ведь практически не спим.
— Ты знаешь, о чем я. Я, э… взяла на себя смелость, э… подготовиться.
Безмолвно Игорина распахнула куртку, всего на мгновение. В аккуратно пришитых кармашках Полли увидела нож, деревянный кол и молоток.
— Но ведь до этого не дойдет, а?
— Надеюсь, — ответила Игорина. — Но если все же это произойдет, я — единственная среди вас, кто сможет найти сердце. Люди полагают, что оно немного левее, но…
— До этого не дойдет, — твердо произнесла Полли.
Небо было красным. До войны оставался один день.
Полли кралась по самому гребню с котелком чая. Именно чай держит армию на ногах. Помни, что реально… ну, над этим стоило задуматься. Взять, к примеру, Тонк и Лофти. Не важно, кто из них несет караул, другая все равно будет рядом. И они сидели бок о бок на упавшем дереве, уставясь на склон. И держались за руки. Они всегда держались за руки, когда были одни. Но Полли казалось, что они держат руки друг друга вовсе не как, ну, друзья. Они держались крепко, как держался бы человек, соскользнувший со скалы, за руку спасителя, боясь, что отпустить значило бы упасть.
— Чай! — произнесла она.
Девочки повернулись, и она зачерпнула им по кружке горячего чая.
— Знаете, — тихо начала она, — никто не станет ненавидеть вас, если вы уйдете сегодня.
— Ты о чем, Озз? — спросила Лофти.
— Ну, что вам нужно там? Вы сбежали из школы. Вы могли пойти куда угодно. Могу поспорить, вы двое могли бы…
— Мы остаемся, — жестко прервала ее Тонк. — Мы говорили об этом. Куда еще нам идти? Даже, если что-то следит за нами?
— Может, просто животное, — предположила Полли, сама в это не веря.
— Они так не делают, — покачала головой Тонк. — И я не думаю, чтобы это так взбудоражило Маледикта. Наверно, новые шпионы. Что ж, мы их схватим.
— Никто нас не вернет, — отозвалась Лофти.
— О. Э… хорошо, — отступая, произнесла Полли. — Мне пора, никто не любит холодный чай, а?
Она поспешила за холм. Когда Лофти и Тонк были вместе, она чувствовала себя лишней.
Уоззи была в ложбине, осматривая землю вокруг своим обычным немного беспокойным и напряженным взглядом. Когда Полли приблизилась, она повернулась.
— О, Полли, — обрадовалась девочка. — Отличные новости!
— Здорово, — слабо отозвалась она. — Люблю хорошие новости.
— Она сказала, что мы можем не носить наши темные платки.
— Что? О. Хорошо, — кивнула Полли.
— Но только потому, что мы служим Великой Цели, — продолжала Уоззи. И, так же как Блуз ставил кавычки, Уоззи могла произносить заглавные буквы.
— Что ж, хорошо, — кивнула Полли.
— Знаешь, Полли, думаю, мир стал бы гораздо лучше, если бы им управляли женщины. Не было бы войн. Конечно, в Книге эта идея названа Ужасающим Отвержением Нуггана. Это, должно быть, ошибка. Я спрошу герцогиню. Да благословенна будь чаша сия, дабы могла я испить из нее, — добавила она.
— Э, да, — кивнула Полли и задумалась: а чего она боится больше — Маледикта, который вдруг может превратиться в ужасного монстра, или Уоззи, достигшей конца некого путешествия по собственному рассудку. Она была простой служанкой на кухне, а теперь она подвергала Книгу критическому анализу и разговаривала с иконой. Это было несуразно. Те, кто ищут истину, гораздо предпочтительнее тех, кто думает, что нашел ее.
Кроме того, думала она наблюдая за Уоззи, можно полагать, что мир был бы лучше, если бы им управляли женщины, только если ты сама не знаешь женщин. Или, хотя бы, старых. Взять, к примеру, платки. Женщины должны покрывать волосы по пятницам, но в Книге об этом не было ни одного дур… чертова слова. Это просто было традицией. Так поступали лишь потому, что так поступали всегда. А если ты забывала об этом, то старухи заполучали Тебя. Глаза у них точно у ястреба. Они наверняка видят сквозь стены. И мужчины замечали это, потому как ни один из них не приближался к ним, если вдруг старая карга смотрела в их сторону так, будто уже придумала соответствующее наказание. Если где-то проводили публичные казни, особенно порки, то в передних рядах, посасывая мятные пастилки, всегда стояли старушки.
Полли забыла про свой платок. Дома она носила его по пятницам просто потому, что это было проще, чем не надевать его. Но она поклялась, что, если вернется, то ни за что уже не притронется к нему…
— Э… Уозз? — спросила она.
— Да, Полли?
— Ты ведь общаешься прямо с герцогиней, так?
— Мы разговариваем, — мечтательно ответила Уоззи.
— Ты, э, не могла бы спросить про кофе? — жалобно попросила Полли.
— Герцогиня может передвигать только очень, очень маленькие предметы, — отозвалась Уоззи.
— Может, несколько зерен? Уозз, нам очень нужен кофе! Не думаю, что желуди действительно сгодятся.
— Я буду молиться.
— Хорошо. Помолись, — кивнула Полли. И вдруг она почувствовала чуть больше надежды. У Маледикта были галлюцинации, но уверенностью Уоззи можно было гнуть сталь. Это было чем-то противоположным галлюцинациям. Как будто она видела, что реально, а ты — нет.
— Полли? — позвала Уоззи.
— Да?
— Ты ведь не веришь в герцогиню, так? Я о настоящей герцогине, а не о твоей таверне.
Полли заглянула в маленькое, осунувшееся, напряженное личико.
— Ну, ведь говорят, что она умерла, и я молилась ей, когда была маленькой, но, раз уж ты спросила, я не то чтобы, эм, верю… — заторопилась она.
— Она стоит прямо за тобой. Прямо за твоим правым плечом.
В тишине леса Полли обернулась.
— Я не вижу ее, — призналась она.
— Рада за тебя, — улыбнулась Уоззи, протягивая ей пустую кружку.
— Но я ничего не видела, — повторила Полли.
— Нет, — кивнула Уоззи. — Но ты повернулась…
Полли никогда не расспрашивала про Рабочую Школу для девочек. Она, по определению, была Хорошей Девочкой. Ее отец был влиятельным человеком, и она много работала, она не связывалась с парнями, и, что самое важное, она была… ну, умна. Она была достаточно сообразительна, чтобы делать то же, что и все жители в хроническом беспричинном безумии, которое считалось повседневной жизнью Мюнцза. Она знала, что нужно видеть, а что игнорировать, когда подчиняться, а когда — лишь притвориться, что подчиняешься, когда говорить, а когда держать свои мысли при себе. Она научилась выживать. Большинство людей учатся. Но если ты вдруг бунтовал, или становился опасно честен, или же заразился какой-нибудь неверной болезнью, или же нигде не был нужен, или же был девчонкой, которая интересуется парнями больше, чем, по мнению старушек, тебе следует, или, еще хуже, хорошо считала… тогда Школа была твоим предназначением.
Она не знала, что творится там, но ее воображение стремилось заполнить этот провал. И она думала, что же происходит с тобой в этой кошмарной скороварке. Если ты была крепкой, как Тонк, тебя закаляли и давали скорлупу. Лофти… трудно сказать. Она казалась тихой и скромной до тех пор, пока ты не замечал пламя, отраженное в ее глазах, а иногда оно было там даже, если рядом не было никакого огня. Но если ты была Уоззи, если тебя отдавали в верные руки, запирали, били, и обращались один Нугган знает, как (да, подумала Полли, Нугган, вероятно, знает) и если тебя заталкивали все глубже и глубже внутрь тебя самой, то что ты найдешь там, внизу? А потом из этой бездны ты посмотришь вверх на единственную улыбку, которую ты когда-либо видела.
Последним на страже стоял Джекрам, так как Шафти готовила. Он сидел на покрытом мхом камне, в одной руке держал арбалет и что-то рассматривал в другой. Он быстро развернулся, как только она подошла ближе, что-то сверкнуло золотом и пропало внутри куртки.
Сержант опустил арбалет.
— От тебя шуму, что от слона, Перкс, — произнес он.
— Простите, сержант, — ответила Полли, зная, что она двигалась совсем неслышно. Он взял кружку с чаем и, развернувшись, указал вниз.
— Видишь тот куст, Перкс? — спросил он. — Чуть правее того бревна?
— Да, сержант, — прищурившись, кивнула она.
— Ничего не замечаешь?
Полли снова присмотрелась. Что-то должно быть не так, решила она, иначе он бы не стал ее спрашивать. Она сконцентрировалась.
— Тень неправильная, — наконец решилась она.
— Молодец. Потому что некто сидит за кустом. Он присматривался ко мне, а я — к нему. И больше ничего. Он смоется, стоит кому-нибудь пошевелится, и он слишком далеко, чтобы достать его выстрелом.
— Враг?
— Не думаю.
— Друг?
— В любом случае, дерзкий дьяволенок. Ему все равно, знаю ли я, что он там. Вернись обратно, парень, и принеси тот большой арбалет, что мы сняли с… Вон он!
Тень исчезла. Полли всматривалась в лес, но свет становился неотчетливым, и под деревьями расцветали сумерки.
— Это волк, — произнес Джекрам.
— Оборотень? — предположила Полли.
— С чего это ты взял?
— Ну, сержант Тауэринг сказал, что в нашем отряде есть оборотень. Но я уверен, что его нет. То есть, мы бы давно уже узнали об этом, так? Мне просто было интересно, видели ли они его.
— Как бы то ни было, мы с ним ничего не поделаем, — заключил Джекрам. — С серебряной стрелой еще можно было бы попытаться, но у нас нет ничего такого.
— А шиллинг, сержант?
— Ха, ты думаешь, что можешь убить оборотня долговой распиской?
— А, да, — а потом она добавила: — но ведь у вас настоящий шиллинг, сержант. На шее, вместе с тем золотым медальоном.
Если уверенностью Уоззи можно было согнуть сталь в кольцо, то взгляд Джекрама мог его расплавить.
— То, что у меня на шее, тебя не касается, Перкс, и единственное, что может быть хуже оборотня, так это буду я, если кто-нибудь вдруг попытается забрать мой шиллинг, понял?
Он смягчился, увидев выражение Полли.
— Мы уходим, как только закончим обед, — сменил он тему. — Найдем местечко получше, чтобы отдохнуть. Чтобы было легче охранять.
— Мы все сильно устали, сержант.
— И потому нужно быть наготове и во всеоружии, если наш друг вернется со своими приятелями, — закончил Джекрам.
Он проследил за ее взглядом. Золотой медальон выскользнул из его кармана и теперь виновато болтался на цепочке. Он ловко засунул его обратно.
— Это просто… девушка, которую я знал, — признался он. — И все, ясно? Это было очень давно.
— Я не спрашивал ни о чем, сержант, — ответила Полли отступая.
Его плечи поникли.
— Верно парень, верно. И я тоже ни о чем не прошу тебя. Но я полагаю, нам лучше бы найти кофе для капрала, а?
— Аминь, сержант!
— А наш руперт мечтает о лавровом венке на всю голову, Перкс. У нас тут чертов герой. Не может думать, не может сражаться, никакой пользы от него, кроме Последней Сцены и медали, которую отошлют его старой мамочке. А я бывал на нескольких из этих Сцен, парень, и они все равно, что лавка мясника. Вот к чему ведет вас Блуз, помяни мое слово. Что же вы будете делать потом, а? Мы побывали в нескольких потасовках, да, но это не война. Думаешь, ты удержишься, когда сталь встречается с плотью?
— Но вам же удалось, сержант, — отозвалась Полли. — Вы сказали, что были на нескольких Последних Сценах.
— Верно, парень. Но я держал сталь.
Полли спускалась по склону. Вот как, думала она, а ведь мы еще даже не добрались туда. Сержант думает о девушке, что он оставил позади… ну, это нормально. А Тонк и Лофти просто думают друг о друге, но, пожалуй, после того, как побываешь в этой Школе… а Уоззи…
Она думала, выжила бы она в Школе. Стала бы она такой же жесткой, как Тонк? Смирилась бы она, как те служанки, что приходили и уходили, и долго работали, и никогда не носили имен? Или, может, она стала бы как Уоззи, и нашла бы некую дверь в своей голове… я могу быть скромной, но я говорю с богами.
… Уоззи сказала «не о твоей таверне». Разве она когда-нибудь рассказывала Уоззи про «Герцогиню»? Конечно, нет. Конечно она… но, нет, она ведь сказала Тонк, верно? Вот в чем дело. Все разъяснилось. Тонк, возможно, упомянула об этом при Уоззи. В этом нет ничего странного, даже если практически никто не говорил с Уозз. Это было тяжело. Она всегда казалась такой напряженной, взвинченной. Но другого объяснения нет. Да. Она не допустит, чтобы появилось какое-нибудь еще.
Полли вздрогнула, и вдруг ей показалось, что кто-то идет рядом с ней. Она подняла взгляд и застонала.
— Ты ведь галлюцинация, верно?
— О, ДА. ВЫ ВСЕ ЗДЕСЬ НАХОДИТЕСЬ В СОСТОЯНИИ ПОВЫШЕННОЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ, ВЫЗВАННОЙ РАССТРОЙСТВОМ ПСИХИКИ И НЕДОСТАТКОМ СНА.
— Если ты галлюцинация, как ты можешь знать об этом?
— Я ЗНАЮ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТО. ПРОСТО Я БЫСТРЕЕ ВЫРАЖАЮ МЫСЛИ.
— Я ведь не умру, а? То есть, прямо сейчас?
— НЕТ. НО ВАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО ВЫ КАЖДЫЙ ДЕНЬ БУДЕТЕ ХОДИТЬ РУКА ОБ РУКУ СО СМЕРТЬЮ.
— О… да. Капрал Скаллот упоминал об этом.
— СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. МОЖНО СКАЗАТЬ, ОН У МЕНЯ НА ОЧЕРЕДИ.
— А ты не мог бы быть немного… невидимее?
— КОНЕЧНО. ТАК СОЙДЕТ?
— И тише, тоже?
За этим последовала тишина, которая, вероятнее всего, и являлась ответом.
— И отполируй себя немного, — обратилась Полли к воздуху. — И плащ постирай.
Ответа не было, но, сказав это, она почувствовала себя лучше.
Шафти приготовила жаркое из говядины с клецками и зеленью. Это было великолепно. И непонятно.
— Я не припомню, чтобы нам встречались какие-нибудь коровы, рядовой, — произнес Блуз, протягивая свою тарелку за добавкой.
— Э… нет, сэр.
— И все же, у тебя нашлась говядина?
— Э… да, сэр. Э… когда приехал тот писатель, ну, пока вы с ним разговаривали, э, я пробрался к их фургону и заглянул внутрь…
— Для людей, занимающихся подобными делами, существует специальное название, рядовой, — серьезно проговорил Блуз.
— Да, их называют квартирмейстерами, Шафти. Отлично сработано, — кивнул Джекрам. — И если этот писака проголодается, он всегда может закусить своими словами, а, лейтенант?
— Э… да, — осторожно отозвался Блуз. — Да. Разумеется. Хвалю за инициативу, рядовой.
— О, это была не моя идея, сэр, — радостно ответила Шафти. — Мне сержант сказал.
Полли замерла, не донеся ложку до рта, и переводила взгляд с сержанта на лейтенанта.
— Вы учите мародерству, сержант? — спросил Блуз. Отряд тяжело вздохнул. Если бы подобное произошло в баре «Герцогини», то все завсегдатаи уже толпились бы у выхода, а Полли помогала бы отцу снимать бутылки с полок.
— Не мародерству, не мародерству, — спокойно отвечал Джекрам, облизывая ложку. — Согласно Своду Правил Герцогини, Указу номер 611, Разделу 1в, Параграфу i, сэр, это называется грабежом, учитывая, что фургон является собственностью чертова Анк-Морпорка, сэр, который помогает врагу. Грабеж разрешен, сэр.
Некоторое время они смотрели друг другу прямо в глаза, а затем Блуз потянулся к своему рюкзаку. Полли увидела, как он вытащил из него маленькую, но довольно толстую книжицу.
— Правило номер 611, - пробормотал он. Блуз взглянул на сержанта и залистал тонкие страницы. — 611. Разбой, Грабеж и Мародерство. А, да. И… позвольте вспомнить… вы с нами, сержант Джекрам, согласно Правилу номер 796, кажется, вы напомнили мне…
Тишину нарушал лишь шелест бумаги. Правила номер 796 не существует, вспомнила Полли. Они что же, будут драться из-за этого?
— 796, 796, - мягко бормотал Блуз. — А… — он уставился на страницу, Джекрам уставился на него.
Блуз захлопнул книжку, и та издала кожаное флоп.
— Абсолютно верно, сержант! — радостно заключил он. — Должен признать, ваши знания правил поистине энциклопедичны!
Джекрам выглядел ошарашенным.
— Что?
— Вы процитировали практически дословно, сержант! — повторил Блуз. И его глаза засверкали. Полли помнила, как Блуз смотрел на захваченного кавалерийского капитана. Это был тот же самый взгляд, взгляд, который говорил: теперь ты в моих руках.
Подбородки Джекрама заколыхались.
— Вы хотите что-то добавить, сержант? — спросил Блуз.
— Э, нет… сэр, — отозвался Джекрам. На его лице читалось объявление войны.
— Мы уходим, как только взойдет луна, — Блуз сменил тему. — Думаю, всем стоит отдохнуть. А затем… да одержим мы верх.
Он кивнул остальным и пошел к месту, где, под покровом кустарников, Полли расстелила его одеяло. Через некоторое время оттуда донесся храп, которому Полли отказывалась верить. Джекрам уж точно не верил. Он поднялся и пошел прочь от огня. Полли поспешила за ним.
— Ты слышал это? — ворчал сержант, уставившись на темнеющие холмы. — Мелкий хлыщ! Да как он посмел сверяться с этой книжонкой?
— Ну, вы ведь процитировали Правило, сержант, — ответила Полли.
— И что? Офицеры должны верить тому, что им говорят. А он еще и улыбнулся! Ты видел? Подловил меня и улыбнулся мне же! Думает, это одно очко в его пользу, раз он подловил меня!
— Но вы солгали, сержант.
— Я не врал, Перкс! Если врешь офицерам, то это не считается! Это называется «описывать им мир таким, каким он, по их мнению, должен быть»! Нельзя, чтобы они проверяли все для себя. Это приведет к неверным мыслям. Я говорил, он всех нас угробит. Захватить крепость? Да он умом тронулся!
— Сержант! — резко вскрикнула Полли.
— Ну что?
— Там сигнал, сержант!
На дальнем холме, мигая, будто первая звездочка, сиял белый свет.
Блуз опустил телескоп.
— Они повторяют «ГВ», — произнес он. — И, полагаю, во время тех длинных пауз они направляют свою трубу в другую сторону. Они ищут своих шпионов. «Где Вы», понимаете? Рядовой Игорь?
— Шер?
— Ты знаешь, как работает эта труба, так?
— О, да, шер. Прошто жажигаете ракету в коробке, а потом нужно только навешти и щелкнуть.
— Вы ведь не собираетесь отвечать им, сэр? — ужаснулся Джекрам.
— Именно собираюсь, сержант, — отрезал Блуз. — Рядовой Карборунд, пожалуйста, собери трубу. Маникль, принеси фонарь. Мне нужно будет читать шифровальную книгу.
— Но вы выдадите наше убежище! — вскричал Джекрам.
— Нет, сержант, потому как, хотя это может показаться вам непонятным, я намереваюсь, как говорится, «лгать», — ответил Блуз. — Игорь, полагаю, у тебя есть ножницы, хотя, я буду рад, если ты не попытаешься повторить это слово.
— Да, у меня дейштвительно ешть то, о чем вы говорите, — жестко ответила Игорина.
— Хорошо, — Блуз огляделся вокруг. — Сейчас уже практически совсем темно. То, что нужно. Возьми мое одеяло и вырежи из него круг, ну, в три дюйма, а потом обвяжи им трубу.
— Но так швета будет гораждо меньше, шер!
— Разумеется. На это я и рассчитываю, — гордо ответил Блуз.
— Сэр, они увидят свет, и они узнают, что мы здесь, — произнес Джекрам, будто объясняя ребенку.
— Я же сказал, сержант. Я буду лгать, — повторил Блуз.
— Вы не можете лгать, ког…
— Благодарю, сержант, но на этом закончим, — перебил его Блуз. — Ты готов, Игорь?
— Почти што, шер, — отозвалась Игорина, привязывая одеяло над концом трубы. — Вще, шер. Я жажгу ракету, когда вы шкажете.
Блуз раскрыл маленькую книжицу.
— Готов, рядовой? — спросил он.
— Ага, — отозвалась Нефрития.
— При слове «тире» держи курок и отпускай его на счет «два». При слове «точка» держи его и отпускай на счет «раз». Понял?
— Ага, эль-ти. Могу отпускать даже на «много-много», если нужно, — кивнула Нефрития. — Раз, два, много, много-много. Я хорошо считаю. До скольки скажете. Тока слово скажите.
— «Два» достаточно, — ответил ей Блуз. — Рядовой Гум, ты возьмешь мой телескоп и будешь считать длинные и короткие вспышки света вон оттуда, понял?
Полли увидела выражение лица Уоззи и быстро произнесла:
— Я это сделаю, сэр!
Маленькая бледная ручка дотронулась до ее плеча. В неровном мерцании затемненного фонаря глаза Уоззи светились уверенностью.
— Теперь нас ведет герцогиня, — произнесла она и взяла из рук лейтенанта телескоп. — То, что мы делаем теперь, во благо делается, сэр.
— В самом деле? — нервно улыбнулся Блуз. — Отлично. Теперь… все готовы? Значит так… тире… тире… точка…
Затвор в трубе щелкал и дребезжал, пока отправлялось сообщение. Когда тролль опустила трубу, с минуту не было ничего. А потом:
— Тире… тире… — начала Уоззи.
Блуз держал книгу шифров у самого лица, пока он читал обозначения, губы его шевелились.
— Г… Д… В, — произнес он. — И дальше М… С… Г… П… Р…
— Это не сообщение! — возмутился Джекрам.
— Напротив, они хотят знать, где мы находимся, потому что наш свет очень нечеток, — ответил Блуз. — Ответ… точка…
— Я протестую, сэр!
Блуз опустил книгу.
— Сержант, я собираюсь сообщить этим шпионам, что мы на семь миль дальше, чем это есть на самом деле, понимаете? И я уверен, они нам поверят, потому что я искусственно уменьшил свет этого устройства, понимаете? И я скажу, что их шпионы обнаружили очень большой отряд рекрутов и дезертиров, направляющихся в горы, и теперь они следят за ними, понимаете? Я делаю нас невидимыми, понимаете? Вы понимаете, сержант Джекрам?
Отряд затаил дыхание.
Джекрам вытянулся по стойке смирно.
— Так точно, сэр! — ответил он.
— Превосходно!
Пока шел обмен сообщениями, Джекрам так и не шевельнулся, точно непослушный ученик, вынужденный стоять у стола учителя.
Вспышки сверкали в небе, передаваясь от холма к холму. Огни мерцали. Щелкающая труба дребезжала. Уоззи произносила тире и точки. Блуз листал книгу.
— С… П… П… 2, - произнес он вслух. — Ха. Это приказ оставаться на месте.
— Новые вспышки, сэр, — произнесла Уоззи.
— Т… Ы… Е… 3, - бормотал Блуз, все еще делая записи. — Это «будьте готовы оказать содействие». Н… Ж… А… С… Н… Это…
— Это не код, сэр! — произнесла Полли.
— Рядовой, отправляй следующее, сейчас же! — прокаркал Блуз. — Тире… Тире…
Сообщение ушло. Они смотрели, пока не выпала роса и над ними не взошли звезды, отправлявшие послания, которые никто никогда не пытался прочесть.
Щелчки затихли.
— Теперь мы должны уйти как можно скорее, — произнес Блуз. Он чуть кашлянул. — Полагаю, это звучит как «Уносим отсюда ноги».
— Близко, сэр, — ответила Полли. — Очень… близко.
Есть старая, очень старая борогравская песня с большим количеством Зс и Вс, чем может произнести любой житель равнины. Она называется «Плогвъехзе!» Это значит, «Взошло Солнце! Начнем Войну!» История должна быть чрезвычайно уникальной, чтобы все это вместить в одно слово.
Сэм Ваймс вздохнул. Маленькие страны здесь воюют из-за реки, из-за идиотских мирных договоров, из-за королевских династий, но в основном, из-за того, что так было всегда. Они начали войну, в общем-то, из-за того, что взошло солнце.
Эта война завязалась в узел.
Вниз по течению долина сужалась в каньон, и река Нек водопадом обрушивалась с высоты в четверть мили. Любой, кто решится пробраться через возвышающиеся горы, попадет в мир ущелий, остроконечных вершин, вечных льдов и еще более вечных смертей. Любого, кто пересечет Нек, пытаясь попасть в Злобению, зарубят прямо на берегу. Единственная дорога из долины вела вверх по течению, где можно было укрыться в тени крепости. Так было, пока крепость находилась в руках борогравцев. Но после того, как ее захватили, они постоянно были под прицелом своего собственного оружия.
… И какого оружия! Ваймс видел катапульты, которые бросали каменные ядра на три мили. И когда они падали, то раскалывались на осколки, острые, словно иглы. Или другая машина, что посылала сквозь воздух шестифутовые стальные диски. Стоило им коснуться земли и снова отскочить в воздух, и они тут же становились непредсказуемыми, точно ад, и это пугало еще больше. Ему рассказывали, что такой заточенный диск может пролететь несколько сотен ярдов, и не важно, сколько лошадей или людей встретится на его пути. И это были лишь самые последние изобретения. Было также и множество обычного оружия, если так можно сказать об огромных луках, катапультах и мангонеллах, швыряющих шары эфебского огня.
Отсюда, с продуваемой всеми ветрами башни, по всей равнине он видел костры окопавшейся армии. Они не могли сдаться, а союз, если так можно было назвать этот раздражительный гомон, не осмеливался идти внутрь страны, оставив эту армию у себя за спиной, и, к тому же, у них не было достаточно людей, чтобы содержать крепость и задержать врага.
А через несколько недель пойдет снег. Засыплет перевалы. И ничто уже не сможет пройти. И каждый день тысячи людей и лошадей будет необходимо кормить. Разумеется, люди могут, в конечном счете, съесть лошадей и убить, таким образом, двух зайцев. А потом начнется старый испытанный обмен ногами, который, как объяснил Ваймсу один из злобениан, был обычным делом зимой во время войны. И, поскольку звали капитана «Поскок» Сплатцер, Ваймс ему верил.
А потом пойдут дожди, и, вместе со стаявшим снегом, они превратят чертову речушку в поток. Но задолго до этого союзники рассорятся и разъедутся по домам. И, в общем и целом, все, что борогравцам нужно было делать, так это держаться за свою землю, чтобы выиграть в этой лотерее.
— Да, но помогло?
Маледикт взглянул вверх и моргнул.
— О, боги, эта дрянь просто ужасна.
— Мы в лесу или джунглях? Есть какие-нибудь летающие винты? — настаивала Игорина. — Сколько пальцев я показываю?
— Знаешь, Игорю лучше подобное не произносить, — сгримасничал Маледикт. — Но… ощущения… не настолько сильны теперь. Я справлюсь с ними! Я разберусь с этим.
Полли взглянула на Игорину, та пожала плечами.
— Хорошо, — сказала она и кивнула Полли немного отойти.
— Он или, возможно, она у самого края, — произнесла она.
— Ну, как и все мы, — отозвалась Полли. — Мы ведь практически не спим.
— Ты знаешь, о чем я. Я, э… взяла на себя смелость, э… подготовиться.
Безмолвно Игорина распахнула куртку, всего на мгновение. В аккуратно пришитых кармашках Полли увидела нож, деревянный кол и молоток.
— Но ведь до этого не дойдет, а?
— Надеюсь, — ответила Игорина. — Но если все же это произойдет, я — единственная среди вас, кто сможет найти сердце. Люди полагают, что оно немного левее, но…
— До этого не дойдет, — твердо произнесла Полли.
Небо было красным. До войны оставался один день.
Полли кралась по самому гребню с котелком чая. Именно чай держит армию на ногах. Помни, что реально… ну, над этим стоило задуматься. Взять, к примеру, Тонк и Лофти. Не важно, кто из них несет караул, другая все равно будет рядом. И они сидели бок о бок на упавшем дереве, уставясь на склон. И держались за руки. Они всегда держались за руки, когда были одни. Но Полли казалось, что они держат руки друг друга вовсе не как, ну, друзья. Они держались крепко, как держался бы человек, соскользнувший со скалы, за руку спасителя, боясь, что отпустить значило бы упасть.
— Чай! — произнесла она.
Девочки повернулись, и она зачерпнула им по кружке горячего чая.
— Знаете, — тихо начала она, — никто не станет ненавидеть вас, если вы уйдете сегодня.
— Ты о чем, Озз? — спросила Лофти.
— Ну, что вам нужно там? Вы сбежали из школы. Вы могли пойти куда угодно. Могу поспорить, вы двое могли бы…
— Мы остаемся, — жестко прервала ее Тонк. — Мы говорили об этом. Куда еще нам идти? Даже, если что-то следит за нами?
— Может, просто животное, — предположила Полли, сама в это не веря.
— Они так не делают, — покачала головой Тонк. — И я не думаю, чтобы это так взбудоражило Маледикта. Наверно, новые шпионы. Что ж, мы их схватим.
— Никто нас не вернет, — отозвалась Лофти.
— О. Э… хорошо, — отступая, произнесла Полли. — Мне пора, никто не любит холодный чай, а?
Она поспешила за холм. Когда Лофти и Тонк были вместе, она чувствовала себя лишней.
Уоззи была в ложбине, осматривая землю вокруг своим обычным немного беспокойным и напряженным взглядом. Когда Полли приблизилась, она повернулась.
— О, Полли, — обрадовалась девочка. — Отличные новости!
— Здорово, — слабо отозвалась она. — Люблю хорошие новости.
— Она сказала, что мы можем не носить наши темные платки.
— Что? О. Хорошо, — кивнула Полли.
— Но только потому, что мы служим Великой Цели, — продолжала Уоззи. И, так же как Блуз ставил кавычки, Уоззи могла произносить заглавные буквы.
— Что ж, хорошо, — кивнула Полли.
— Знаешь, Полли, думаю, мир стал бы гораздо лучше, если бы им управляли женщины. Не было бы войн. Конечно, в Книге эта идея названа Ужасающим Отвержением Нуггана. Это, должно быть, ошибка. Я спрошу герцогиню. Да благословенна будь чаша сия, дабы могла я испить из нее, — добавила она.
— Э, да, — кивнула Полли и задумалась: а чего она боится больше — Маледикта, который вдруг может превратиться в ужасного монстра, или Уоззи, достигшей конца некого путешествия по собственному рассудку. Она была простой служанкой на кухне, а теперь она подвергала Книгу критическому анализу и разговаривала с иконой. Это было несуразно. Те, кто ищут истину, гораздо предпочтительнее тех, кто думает, что нашел ее.
Кроме того, думала она наблюдая за Уоззи, можно полагать, что мир был бы лучше, если бы им управляли женщины, только если ты сама не знаешь женщин. Или, хотя бы, старых. Взять, к примеру, платки. Женщины должны покрывать волосы по пятницам, но в Книге об этом не было ни одного дур… чертова слова. Это просто было традицией. Так поступали лишь потому, что так поступали всегда. А если ты забывала об этом, то старухи заполучали Тебя. Глаза у них точно у ястреба. Они наверняка видят сквозь стены. И мужчины замечали это, потому как ни один из них не приближался к ним, если вдруг старая карга смотрела в их сторону так, будто уже придумала соответствующее наказание. Если где-то проводили публичные казни, особенно порки, то в передних рядах, посасывая мятные пастилки, всегда стояли старушки.
Полли забыла про свой платок. Дома она носила его по пятницам просто потому, что это было проще, чем не надевать его. Но она поклялась, что, если вернется, то ни за что уже не притронется к нему…
— Э… Уозз? — спросила она.
— Да, Полли?
— Ты ведь общаешься прямо с герцогиней, так?
— Мы разговариваем, — мечтательно ответила Уоззи.
— Ты, э, не могла бы спросить про кофе? — жалобно попросила Полли.
— Герцогиня может передвигать только очень, очень маленькие предметы, — отозвалась Уоззи.
— Может, несколько зерен? Уозз, нам очень нужен кофе! Не думаю, что желуди действительно сгодятся.
— Я буду молиться.
— Хорошо. Помолись, — кивнула Полли. И вдруг она почувствовала чуть больше надежды. У Маледикта были галлюцинации, но уверенностью Уоззи можно было гнуть сталь. Это было чем-то противоположным галлюцинациям. Как будто она видела, что реально, а ты — нет.
— Полли? — позвала Уоззи.
— Да?
— Ты ведь не веришь в герцогиню, так? Я о настоящей герцогине, а не о твоей таверне.
Полли заглянула в маленькое, осунувшееся, напряженное личико.
— Ну, ведь говорят, что она умерла, и я молилась ей, когда была маленькой, но, раз уж ты спросила, я не то чтобы, эм, верю… — заторопилась она.
— Она стоит прямо за тобой. Прямо за твоим правым плечом.
В тишине леса Полли обернулась.
— Я не вижу ее, — призналась она.
— Рада за тебя, — улыбнулась Уоззи, протягивая ей пустую кружку.
— Но я ничего не видела, — повторила Полли.
— Нет, — кивнула Уоззи. — Но ты повернулась…
Полли никогда не расспрашивала про Рабочую Школу для девочек. Она, по определению, была Хорошей Девочкой. Ее отец был влиятельным человеком, и она много работала, она не связывалась с парнями, и, что самое важное, она была… ну, умна. Она была достаточно сообразительна, чтобы делать то же, что и все жители в хроническом беспричинном безумии, которое считалось повседневной жизнью Мюнцза. Она знала, что нужно видеть, а что игнорировать, когда подчиняться, а когда — лишь притвориться, что подчиняешься, когда говорить, а когда держать свои мысли при себе. Она научилась выживать. Большинство людей учатся. Но если ты вдруг бунтовал, или становился опасно честен, или же заразился какой-нибудь неверной болезнью, или же нигде не был нужен, или же был девчонкой, которая интересуется парнями больше, чем, по мнению старушек, тебе следует, или, еще хуже, хорошо считала… тогда Школа была твоим предназначением.
Она не знала, что творится там, но ее воображение стремилось заполнить этот провал. И она думала, что же происходит с тобой в этой кошмарной скороварке. Если ты была крепкой, как Тонк, тебя закаляли и давали скорлупу. Лофти… трудно сказать. Она казалась тихой и скромной до тех пор, пока ты не замечал пламя, отраженное в ее глазах, а иногда оно было там даже, если рядом не было никакого огня. Но если ты была Уоззи, если тебя отдавали в верные руки, запирали, били, и обращались один Нугган знает, как (да, подумала Полли, Нугган, вероятно, знает) и если тебя заталкивали все глубже и глубже внутрь тебя самой, то что ты найдешь там, внизу? А потом из этой бездны ты посмотришь вверх на единственную улыбку, которую ты когда-либо видела.
Последним на страже стоял Джекрам, так как Шафти готовила. Он сидел на покрытом мхом камне, в одной руке держал арбалет и что-то рассматривал в другой. Он быстро развернулся, как только она подошла ближе, что-то сверкнуло золотом и пропало внутри куртки.
Сержант опустил арбалет.
— От тебя шуму, что от слона, Перкс, — произнес он.
— Простите, сержант, — ответила Полли, зная, что она двигалась совсем неслышно. Он взял кружку с чаем и, развернувшись, указал вниз.
— Видишь тот куст, Перкс? — спросил он. — Чуть правее того бревна?
— Да, сержант, — прищурившись, кивнула она.
— Ничего не замечаешь?
Полли снова присмотрелась. Что-то должно быть не так, решила она, иначе он бы не стал ее спрашивать. Она сконцентрировалась.
— Тень неправильная, — наконец решилась она.
— Молодец. Потому что некто сидит за кустом. Он присматривался ко мне, а я — к нему. И больше ничего. Он смоется, стоит кому-нибудь пошевелится, и он слишком далеко, чтобы достать его выстрелом.
— Враг?
— Не думаю.
— Друг?
— В любом случае, дерзкий дьяволенок. Ему все равно, знаю ли я, что он там. Вернись обратно, парень, и принеси тот большой арбалет, что мы сняли с… Вон он!
Тень исчезла. Полли всматривалась в лес, но свет становился неотчетливым, и под деревьями расцветали сумерки.
— Это волк, — произнес Джекрам.
— Оборотень? — предположила Полли.
— С чего это ты взял?
— Ну, сержант Тауэринг сказал, что в нашем отряде есть оборотень. Но я уверен, что его нет. То есть, мы бы давно уже узнали об этом, так? Мне просто было интересно, видели ли они его.
— Как бы то ни было, мы с ним ничего не поделаем, — заключил Джекрам. — С серебряной стрелой еще можно было бы попытаться, но у нас нет ничего такого.
— А шиллинг, сержант?
— Ха, ты думаешь, что можешь убить оборотня долговой распиской?
— А, да, — а потом она добавила: — но ведь у вас настоящий шиллинг, сержант. На шее, вместе с тем золотым медальоном.
Если уверенностью Уоззи можно было согнуть сталь в кольцо, то взгляд Джекрама мог его расплавить.
— То, что у меня на шее, тебя не касается, Перкс, и единственное, что может быть хуже оборотня, так это буду я, если кто-нибудь вдруг попытается забрать мой шиллинг, понял?
Он смягчился, увидев выражение Полли.
— Мы уходим, как только закончим обед, — сменил он тему. — Найдем местечко получше, чтобы отдохнуть. Чтобы было легче охранять.
— Мы все сильно устали, сержант.
— И потому нужно быть наготове и во всеоружии, если наш друг вернется со своими приятелями, — закончил Джекрам.
Он проследил за ее взглядом. Золотой медальон выскользнул из его кармана и теперь виновато болтался на цепочке. Он ловко засунул его обратно.
— Это просто… девушка, которую я знал, — признался он. — И все, ясно? Это было очень давно.
— Я не спрашивал ни о чем, сержант, — ответила Полли отступая.
Его плечи поникли.
— Верно парень, верно. И я тоже ни о чем не прошу тебя. Но я полагаю, нам лучше бы найти кофе для капрала, а?
— Аминь, сержант!
— А наш руперт мечтает о лавровом венке на всю голову, Перкс. У нас тут чертов герой. Не может думать, не может сражаться, никакой пользы от него, кроме Последней Сцены и медали, которую отошлют его старой мамочке. А я бывал на нескольких из этих Сцен, парень, и они все равно, что лавка мясника. Вот к чему ведет вас Блуз, помяни мое слово. Что же вы будете делать потом, а? Мы побывали в нескольких потасовках, да, но это не война. Думаешь, ты удержишься, когда сталь встречается с плотью?
— Но вам же удалось, сержант, — отозвалась Полли. — Вы сказали, что были на нескольких Последних Сценах.
— Верно, парень. Но я держал сталь.
Полли спускалась по склону. Вот как, думала она, а ведь мы еще даже не добрались туда. Сержант думает о девушке, что он оставил позади… ну, это нормально. А Тонк и Лофти просто думают друг о друге, но, пожалуй, после того, как побываешь в этой Школе… а Уоззи…
Она думала, выжила бы она в Школе. Стала бы она такой же жесткой, как Тонк? Смирилась бы она, как те служанки, что приходили и уходили, и долго работали, и никогда не носили имен? Или, может, она стала бы как Уоззи, и нашла бы некую дверь в своей голове… я могу быть скромной, но я говорю с богами.
… Уоззи сказала «не о твоей таверне». Разве она когда-нибудь рассказывала Уоззи про «Герцогиню»? Конечно, нет. Конечно она… но, нет, она ведь сказала Тонк, верно? Вот в чем дело. Все разъяснилось. Тонк, возможно, упомянула об этом при Уоззи. В этом нет ничего странного, даже если практически никто не говорил с Уозз. Это было тяжело. Она всегда казалась такой напряженной, взвинченной. Но другого объяснения нет. Да. Она не допустит, чтобы появилось какое-нибудь еще.
Полли вздрогнула, и вдруг ей показалось, что кто-то идет рядом с ней. Она подняла взгляд и застонала.
— Ты ведь галлюцинация, верно?
— О, ДА. ВЫ ВСЕ ЗДЕСЬ НАХОДИТЕСЬ В СОСТОЯНИИ ПОВЫШЕННОЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ, ВЫЗВАННОЙ РАССТРОЙСТВОМ ПСИХИКИ И НЕДОСТАТКОМ СНА.
— Если ты галлюцинация, как ты можешь знать об этом?
— Я ЗНАЮ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ЭТО. ПРОСТО Я БЫСТРЕЕ ВЫРАЖАЮ МЫСЛИ.
— Я ведь не умру, а? То есть, прямо сейчас?
— НЕТ. НО ВАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО ВЫ КАЖДЫЙ ДЕНЬ БУДЕТЕ ХОДИТЬ РУКА ОБ РУКУ СО СМЕРТЬЮ.
— О… да. Капрал Скаллот упоминал об этом.
— СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ. МОЖНО СКАЗАТЬ, ОН У МЕНЯ НА ОЧЕРЕДИ.
— А ты не мог бы быть немного… невидимее?
— КОНЕЧНО. ТАК СОЙДЕТ?
— И тише, тоже?
За этим последовала тишина, которая, вероятнее всего, и являлась ответом.
— И отполируй себя немного, — обратилась Полли к воздуху. — И плащ постирай.
Ответа не было, но, сказав это, она почувствовала себя лучше.
Шафти приготовила жаркое из говядины с клецками и зеленью. Это было великолепно. И непонятно.
— Я не припомню, чтобы нам встречались какие-нибудь коровы, рядовой, — произнес Блуз, протягивая свою тарелку за добавкой.
— Э… нет, сэр.
— И все же, у тебя нашлась говядина?
— Э… да, сэр. Э… когда приехал тот писатель, ну, пока вы с ним разговаривали, э, я пробрался к их фургону и заглянул внутрь…
— Для людей, занимающихся подобными делами, существует специальное название, рядовой, — серьезно проговорил Блуз.
— Да, их называют квартирмейстерами, Шафти. Отлично сработано, — кивнул Джекрам. — И если этот писака проголодается, он всегда может закусить своими словами, а, лейтенант?
— Э… да, — осторожно отозвался Блуз. — Да. Разумеется. Хвалю за инициативу, рядовой.
— О, это была не моя идея, сэр, — радостно ответила Шафти. — Мне сержант сказал.
Полли замерла, не донеся ложку до рта, и переводила взгляд с сержанта на лейтенанта.
— Вы учите мародерству, сержант? — спросил Блуз. Отряд тяжело вздохнул. Если бы подобное произошло в баре «Герцогини», то все завсегдатаи уже толпились бы у выхода, а Полли помогала бы отцу снимать бутылки с полок.
— Не мародерству, не мародерству, — спокойно отвечал Джекрам, облизывая ложку. — Согласно Своду Правил Герцогини, Указу номер 611, Разделу 1в, Параграфу i, сэр, это называется грабежом, учитывая, что фургон является собственностью чертова Анк-Морпорка, сэр, который помогает врагу. Грабеж разрешен, сэр.
Некоторое время они смотрели друг другу прямо в глаза, а затем Блуз потянулся к своему рюкзаку. Полли увидела, как он вытащил из него маленькую, но довольно толстую книжицу.
— Правило номер 611, - пробормотал он. Блуз взглянул на сержанта и залистал тонкие страницы. — 611. Разбой, Грабеж и Мародерство. А, да. И… позвольте вспомнить… вы с нами, сержант Джекрам, согласно Правилу номер 796, кажется, вы напомнили мне…
Тишину нарушал лишь шелест бумаги. Правила номер 796 не существует, вспомнила Полли. Они что же, будут драться из-за этого?
— 796, 796, - мягко бормотал Блуз. — А… — он уставился на страницу, Джекрам уставился на него.
Блуз захлопнул книжку, и та издала кожаное флоп.
— Абсолютно верно, сержант! — радостно заключил он. — Должен признать, ваши знания правил поистине энциклопедичны!
Джекрам выглядел ошарашенным.
— Что?
— Вы процитировали практически дословно, сержант! — повторил Блуз. И его глаза засверкали. Полли помнила, как Блуз смотрел на захваченного кавалерийского капитана. Это был тот же самый взгляд, взгляд, который говорил: теперь ты в моих руках.
Подбородки Джекрама заколыхались.
— Вы хотите что-то добавить, сержант? — спросил Блуз.
— Э, нет… сэр, — отозвался Джекрам. На его лице читалось объявление войны.
— Мы уходим, как только взойдет луна, — Блуз сменил тему. — Думаю, всем стоит отдохнуть. А затем… да одержим мы верх.
Он кивнул остальным и пошел к месту, где, под покровом кустарников, Полли расстелила его одеяло. Через некоторое время оттуда донесся храп, которому Полли отказывалась верить. Джекрам уж точно не верил. Он поднялся и пошел прочь от огня. Полли поспешила за ним.
— Ты слышал это? — ворчал сержант, уставившись на темнеющие холмы. — Мелкий хлыщ! Да как он посмел сверяться с этой книжонкой?
— Ну, вы ведь процитировали Правило, сержант, — ответила Полли.
— И что? Офицеры должны верить тому, что им говорят. А он еще и улыбнулся! Ты видел? Подловил меня и улыбнулся мне же! Думает, это одно очко в его пользу, раз он подловил меня!
— Но вы солгали, сержант.
— Я не врал, Перкс! Если врешь офицерам, то это не считается! Это называется «описывать им мир таким, каким он, по их мнению, должен быть»! Нельзя, чтобы они проверяли все для себя. Это приведет к неверным мыслям. Я говорил, он всех нас угробит. Захватить крепость? Да он умом тронулся!
— Сержант! — резко вскрикнула Полли.
— Ну что?
— Там сигнал, сержант!
На дальнем холме, мигая, будто первая звездочка, сиял белый свет.
Блуз опустил телескоп.
— Они повторяют «ГВ», — произнес он. — И, полагаю, во время тех длинных пауз они направляют свою трубу в другую сторону. Они ищут своих шпионов. «Где Вы», понимаете? Рядовой Игорь?
— Шер?
— Ты знаешь, как работает эта труба, так?
— О, да, шер. Прошто жажигаете ракету в коробке, а потом нужно только навешти и щелкнуть.
— Вы ведь не собираетесь отвечать им, сэр? — ужаснулся Джекрам.
— Именно собираюсь, сержант, — отрезал Блуз. — Рядовой Карборунд, пожалуйста, собери трубу. Маникль, принеси фонарь. Мне нужно будет читать шифровальную книгу.
— Но вы выдадите наше убежище! — вскричал Джекрам.
— Нет, сержант, потому как, хотя это может показаться вам непонятным, я намереваюсь, как говорится, «лгать», — ответил Блуз. — Игорь, полагаю, у тебя есть ножницы, хотя, я буду рад, если ты не попытаешься повторить это слово.
— Да, у меня дейштвительно ешть то, о чем вы говорите, — жестко ответила Игорина.
— Хорошо, — Блуз огляделся вокруг. — Сейчас уже практически совсем темно. То, что нужно. Возьми мое одеяло и вырежи из него круг, ну, в три дюйма, а потом обвяжи им трубу.
— Но так швета будет гораждо меньше, шер!
— Разумеется. На это я и рассчитываю, — гордо ответил Блуз.
— Сэр, они увидят свет, и они узнают, что мы здесь, — произнес Джекрам, будто объясняя ребенку.
— Я же сказал, сержант. Я буду лгать, — повторил Блуз.
— Вы не можете лгать, ког…
— Благодарю, сержант, но на этом закончим, — перебил его Блуз. — Ты готов, Игорь?
— Почти што, шер, — отозвалась Игорина, привязывая одеяло над концом трубы. — Вще, шер. Я жажгу ракету, когда вы шкажете.
Блуз раскрыл маленькую книжицу.
— Готов, рядовой? — спросил он.
— Ага, — отозвалась Нефрития.
— При слове «тире» держи курок и отпускай его на счет «два». При слове «точка» держи его и отпускай на счет «раз». Понял?
— Ага, эль-ти. Могу отпускать даже на «много-много», если нужно, — кивнула Нефрития. — Раз, два, много, много-много. Я хорошо считаю. До скольки скажете. Тока слово скажите.
— «Два» достаточно, — ответил ей Блуз. — Рядовой Гум, ты возьмешь мой телескоп и будешь считать длинные и короткие вспышки света вон оттуда, понял?
Полли увидела выражение лица Уоззи и быстро произнесла:
— Я это сделаю, сэр!
Маленькая бледная ручка дотронулась до ее плеча. В неровном мерцании затемненного фонаря глаза Уоззи светились уверенностью.
— Теперь нас ведет герцогиня, — произнесла она и взяла из рук лейтенанта телескоп. — То, что мы делаем теперь, во благо делается, сэр.
— В самом деле? — нервно улыбнулся Блуз. — Отлично. Теперь… все готовы? Значит так… тире… тире… точка…
Затвор в трубе щелкал и дребезжал, пока отправлялось сообщение. Когда тролль опустила трубу, с минуту не было ничего. А потом:
— Тире… тире… — начала Уоззи.
Блуз держал книгу шифров у самого лица, пока он читал обозначения, губы его шевелились.
— Г… Д… В, — произнес он. — И дальше М… С… Г… П… Р…
— Это не сообщение! — возмутился Джекрам.
— Напротив, они хотят знать, где мы находимся, потому что наш свет очень нечеток, — ответил Блуз. — Ответ… точка…
— Я протестую, сэр!
Блуз опустил книгу.
— Сержант, я собираюсь сообщить этим шпионам, что мы на семь миль дальше, чем это есть на самом деле, понимаете? И я уверен, они нам поверят, потому что я искусственно уменьшил свет этого устройства, понимаете? И я скажу, что их шпионы обнаружили очень большой отряд рекрутов и дезертиров, направляющихся в горы, и теперь они следят за ними, понимаете? Я делаю нас невидимыми, понимаете? Вы понимаете, сержант Джекрам?
Отряд затаил дыхание.
Джекрам вытянулся по стойке смирно.
— Так точно, сэр! — ответил он.
— Превосходно!
Пока шел обмен сообщениями, Джекрам так и не шевельнулся, точно непослушный ученик, вынужденный стоять у стола учителя.
Вспышки сверкали в небе, передаваясь от холма к холму. Огни мерцали. Щелкающая труба дребезжала. Уоззи произносила тире и точки. Блуз листал книгу.
— С… П… П… 2, - произнес он вслух. — Ха. Это приказ оставаться на месте.
— Новые вспышки, сэр, — произнесла Уоззи.
— Т… Ы… Е… 3, - бормотал Блуз, все еще делая записи. — Это «будьте готовы оказать содействие». Н… Ж… А… С… Н… Это…
— Это не код, сэр! — произнесла Полли.
— Рядовой, отправляй следующее, сейчас же! — прокаркал Блуз. — Тире… Тире…
Сообщение ушло. Они смотрели, пока не выпала роса и над ними не взошли звезды, отправлявшие послания, которые никто никогда не пытался прочесть.
Щелчки затихли.
— Теперь мы должны уйти как можно скорее, — произнес Блуз. Он чуть кашлянул. — Полагаю, это звучит как «Уносим отсюда ноги».
— Близко, сэр, — ответила Полли. — Очень… близко.
Есть старая, очень старая борогравская песня с большим количеством Зс и Вс, чем может произнести любой житель равнины. Она называется «Плогвъехзе!» Это значит, «Взошло Солнце! Начнем Войну!» История должна быть чрезвычайно уникальной, чтобы все это вместить в одно слово.
Сэм Ваймс вздохнул. Маленькие страны здесь воюют из-за реки, из-за идиотских мирных договоров, из-за королевских династий, но в основном, из-за того, что так было всегда. Они начали войну, в общем-то, из-за того, что взошло солнце.
Эта война завязалась в узел.
Вниз по течению долина сужалась в каньон, и река Нек водопадом обрушивалась с высоты в четверть мили. Любой, кто решится пробраться через возвышающиеся горы, попадет в мир ущелий, остроконечных вершин, вечных льдов и еще более вечных смертей. Любого, кто пересечет Нек, пытаясь попасть в Злобению, зарубят прямо на берегу. Единственная дорога из долины вела вверх по течению, где можно было укрыться в тени крепости. Так было, пока крепость находилась в руках борогравцев. Но после того, как ее захватили, они постоянно были под прицелом своего собственного оружия.
… И какого оружия! Ваймс видел катапульты, которые бросали каменные ядра на три мили. И когда они падали, то раскалывались на осколки, острые, словно иглы. Или другая машина, что посылала сквозь воздух шестифутовые стальные диски. Стоило им коснуться земли и снова отскочить в воздух, и они тут же становились непредсказуемыми, точно ад, и это пугало еще больше. Ему рассказывали, что такой заточенный диск может пролететь несколько сотен ярдов, и не важно, сколько лошадей или людей встретится на его пути. И это были лишь самые последние изобретения. Было также и множество обычного оружия, если так можно сказать об огромных луках, катапультах и мангонеллах, швыряющих шары эфебского огня.
Отсюда, с продуваемой всеми ветрами башни, по всей равнине он видел костры окопавшейся армии. Они не могли сдаться, а союз, если так можно было назвать этот раздражительный гомон, не осмеливался идти внутрь страны, оставив эту армию у себя за спиной, и, к тому же, у них не было достаточно людей, чтобы содержать крепость и задержать врага.
А через несколько недель пойдет снег. Засыплет перевалы. И ничто уже не сможет пройти. И каждый день тысячи людей и лошадей будет необходимо кормить. Разумеется, люди могут, в конечном счете, съесть лошадей и убить, таким образом, двух зайцев. А потом начнется старый испытанный обмен ногами, который, как объяснил Ваймсу один из злобениан, был обычным делом зимой во время войны. И, поскольку звали капитана «Поскок» Сплатцер, Ваймс ему верил.
А потом пойдут дожди, и, вместе со стаявшим снегом, они превратят чертову речушку в поток. Но задолго до этого союзники рассорятся и разъедутся по домам. И, в общем и целом, все, что борогравцам нужно было делать, так это держаться за свою землю, чтобы выиграть в этой лотерее.