Пратчетт Терри. Монстрячий взвод

   — Нет, мясо от этого станет только лучше, — ответил Шафти, пытаясь удержать бутыль. — Так… сахар!
   Половина жидкости выплеснулась в огонь, пока они перетягивали бутыль, но вовсе не из-за этого Полли почувствовала, как тонкий металлический прут рассек ее сознание. Она взглянула на других членов отряда, но, казалось, никто не…
   Маледикт подмигнул ей и незаметно кивнул головой на другой конец комнаты. Полли пошла следом за вампиром.
   Маледикт всегда находил что-нибудь, к чему можно прислониться. Он расслабился и, глядя на стропила, произнес:
   — Я еще могу допустить, чтобы мужчина умел готовить. Но чтобы он говорил «сахар», когда ругается? Ты когда-нибудь слышал такое? Вряд ли. Могу поспорить.
   Значит, это ты дал мне носки, подумала Полли. Ты знаешь, кто я, я просто уверена, но знаешь ли ты о Лофти? И, может, Шафти учили быть очень вежливым… но одного взгляда на всезнающую улыбку Маледикта было достаточно, чтобы она отказалась от высказывания подобного варианта. Кроме того, если смотреть на Шафти, зная, что это девчонка, убеждаешься, что так оно и есть. Ни один мужчина не говорит «Сахар!» Трое…
   — И я почти уверен насчет Лофти, — добавил Маледикт.
   — Что ты собираешься делать с… ними? — спросила она.
   — Делать? Зачем мне что-то делать? — переспросил Маледикт. — Я вампир, который официально притворяется не быть таковым, так? Я буду последним, кто решит заявить, будто играть нужно с тем, что есть на руках. Так что, удачи… ему. Но потом ты отведи его в сторонку и поговори чуток. Знаешь… как парень с парнем.
   Полли кивнула. Была ли в этом капля понимания?
   — Лучше пойду, отнесу лейтенанту его поскребень, — произнесла она. — И… дьявол, я забыл про его стирку.
   — А, не беспокойся, старик, — слегка улыбнулся Маледикт. — Учитывая, как все складывается, Игорь, должно быть, переодетая прачка.
   Белье Полли все же выстирала сама. Она не была уверена, что ей удастся ускользнуть от Молли еще раз, да и стирать было не так уж и много. Она развесила вещи перед пылающим очагом.
   Конина получилась на удивление вкусной, но гораздо больше поразила ее реакция Блуза на поскребень. Он сидел за своим столом в парадной форме — надевать особый костюм, чтобы поесть в одиночестве, это для Полли было в новинку — и смаковал каждый кусочек, и потом отправил ее за добавкой. Мясо было абсолютно белым, а на поверхности плавала пена. Отряд долго гадал, какую же жизнь вел офицер, чтобы поскребень пришлась ему по вкусу.
   — Почти ничего не знаю о нем, — говорил Скаллот. — Он здесь всего пару недель. Слышал, будто привез с собой целый воз книг. По мне, так вылитый руперт. Они все стояли где-то за дверью, когда раздавали подбородки. Сержант, который был здесь, говорил, что он даже и не солдат вовсе, а просто какой-то идиот из штаба, что разбирается в числах.
   — Великолепно, — отозвался Маледикт, варивший у огня свой кофе. Маленький приборчик журчал и шипел.
   — Кажется, он совсем не видит без своих очков, — добавила Полли. — Но он очень, э, вежлив.
   — Значит, не слишком долго в рупертах. Они обычно говорят «Эй там! Ты! Черт бы тебя побрал, пфа пфа пфа!» Хотя я знавал вашего сержанта, старика Джекрама. Он бывал везде, эт точно. Все знают старого Джекрама. Он тоже был в снегах Ибблстана.
   — Сколько же людей он съел? — ко всеобщему веселью спросил Маледикт. Ужин удался, да и хереса осталось на стаканчик каждому.
   — Ну, скажем, я слышал, будто бы на равнины он спустился не таким худым, как был.
   — А капрал Страппи? — спросила Полли.
   — О нем вообще не слышал, — отозвался Скаллот. — Ворчливый маленький засранец. Политикан, наверняка. Почему он смылся, оставив вас здесь? Получил тепленькую кроватку в таверне, а?
   — Надеюсь, он не ст-танет нашим сержантом, — промямлил Уоззи.
   — Он? С чего вдруг? — не понял Скаллот.
   Полли пересказала все, что произошло. К ее удивлению, Скаллот рассмеялся.
   — Они снова пытаются избавиться от него, а? Смех, да и только! Понадобится больше, чем кучка гавейнов и родни, чтоб вышибить Джекрама из его собственной армии, помяните мое слово. Он дважды представал перед трибуналом. И оба раза его оправдывали. И знаете, он однажды спас жизнь генералу Фроку. Был везде, у каждого ему есть свои должки, знает больше шишек, чем я, а я знаю нескольких и не из последних, помяните мое слово. И если он решит идти завтра с вами, он пойдет, и никакой худосочный руперт его не остановит.
   — Так почему же подобный человек занимался вербовкой? — резко спросил Маледикт.
   — Его тяжело ранили в ногу в Злобении, и даже когда рана начала гноиться, он не подпускал к себе ни одного хирурга, умник, — парировал Скаллот. — Он сам вычистил ее личинками мух и медом, потом выпил пинту бренди и сам зашил рану, и потом с неделю валялся в горячке. Но генерал, я слышал, пришел к нему, когда тот был слишком слаб, чтобы протестовать, и сказал, что он на год станет вербовщиком, и никаких возражений. Но даже сам Фрок не осмелился бы отдать ему эти бумажки, только не после того, как Джекрам тащил его на своем горбу все четырнадцать миль по вражеской территории…
   Дверь распахнулась, и в комнату, заложив руки за пояс, вошел Джекрам.
   — Оставим приветствия, парни, — сказал он, когда они виновато повернулись к нему. — Здорово, Тричасти. Приятно видеть почти всего тебя, старый ты ловкач. А где капрал Страппи?
   — Не видели его весь вечер, сержант, — ответил Маледикт.
   — А он разве не пошел сюда с вами?
   — Нет, сержант. Думали, что он с вами.
   Ни один мускул не дрогнул на лице Джекрама.
   — Ясно, — проговорил он. — Что ж, вы слышали, что сказал лейтенант. Лодка уходит в полночь. Мы должны быть у Нека в среду к утру. Попытайтесь поспать, если удастся. Завтра будет долгий день, если вам повезет.
   И он повернулся и ушел прочь. Снаружи завывал ветер, но но, как только закрылась дверь, он тут же замолк. Мы будем у Нека, заметила Полли. Отлично, Тричасти.
   — Капрал исчез? — спросил Скаллот. — Это что-то новое. Обычно недосчитываются рекрута. Ну что ж, мальчики, вы слышали сержанта. На горшок и в люльку. Уборная была грубоватой. Полли улучила момент, когда они с Шафти оказались наедине. Она долго ломала голову, как получше начать этот разговор, но одного взгляда оказалось вполне достаточно.
   — Я прокололась, когда вызвалась готовить обед? — пробормотала Шафти, уставившись на поросшую мхом раковину.
   — Для начала, — кивнула Полли.
   — Но ведь многие мужчины готовят, ты же знаешь! — горячо ответила Шафти.
   — Да, но только не солдаты, и не с таким рвением. И они не готовят маринады.
   — Ты сказал кому-нибудь? — краснея, пробормотала Шафти.
   — Нет, — ответила Полли. Это, по крайней мере, было истинной правдой. — Слушай, у тебя, правда, получалось, по крайней мере, до «сахара».
   — Да, да, знаю, — прошептала Шафти. — Я могу рыгать, и ходить по-идиотски, и даже ковырять в носу, но я просто не могу ругаться так, как вы, парни!
   Мы, парни, подумала Полли. О, боже.
   — Мы — грубая и распутная солдатня. Так что, боюсь, подойдет черт или дьявол, — проговорила она. — Э… а зачем это тебе?
   Шафти уставилась на сырую каменную раковину, будто бы этот странный зеленый мох и вправду был интересен, и что-то пробормотала.
   — Прости, что? — переспросила Полли.
   — Хочу найти своего мужа, — чуть громче повторила Шафти.
   — О, боже. И как долго вы женаты? — не задумываясь, брякнула Полли.
   — … еще не женаты… — голосок Шафти был не громче муравьиного писка.
   Полли взглянула на полноватую Шафти. О, боже. О боже. Она попыталась говорить как можно более убедительно.
   — А может, тебе лучше…
   — Не говори, что я должна отправиться домой! — воскликнула Шафти, наступая на нее. — Дома мне светит лишь бесчестье! Я не отправлюсь туда! Я буду воевать, и я найду его! И никто меня не отговорит, Оззи! Никто! Так уже было! И все закончилось хорошо! И даже песня есть!
   — Ах, это, — пробормотала Полли. — Да. Я знаю. — Менестрелей надо отстреливать. — Но я собирался сказать, что вот это может помочь… — И она достала из рюкзака свернутые шерстяные носки. Это было опасно, она знала, но теперь она чувствовала ответственность за тех, чья странная прихоть не была распланирована до конца.
   Возвращаясь, она заметила, как Уоззи повесил на крюк, торчащий из осыпающейся стены, портрет герцогини. Он украдкой огляделся и, не заметив в тенях двери Полли, присел перед картиной в быстром реверансе. Реверанс, не поклон.
   Полли нахмурилась. Четверо. Теперь ее это почти не удивило. А ведь у нее осталась только одна пара чистых носок. Если так и будет продолжаться, то скоро армия станет босоногой. Полли могла узнавать время по огню. Просто понимаешь, как долго горит огонь, и все. Дрова посерели, и под огнем виднелся пепел. Уже больше одиннадцати, решила она.
   Казалось, спать никто не собирался. Она поднялась, пролежав час или два на скрипучем соломенном матрасе, уставившись в темноту и прислушиваясь к тому, что двигалось под ней; она могла бы и дальше лежать так, но, ей казалось, что-то в соломе пытается спихнуть с дороги ее ногу. Кроме того, сухих одеял не было. В бараке были одеяла, но Тричасти советовал не брать их, если им не хотелось бы заполучить, как он выразился, «тот Зуд».
   Капрал оставил зажженную свечу. Полли снова перечитала письмо Пола и еще раз просмотрела клочок бумаги, что она подобрала на грязной дороге. От слов остались лишь кусочки, и она не была уверена во многих из них, но ни одно ей не нравилось. «Вторж» звучало хуже всех.
   А потом оказалось, что есть и третий листок. Она ничего не понимала. Должно быть, это вышло случайно. Она стирала вещи Блуза и, конечно же, нужно всегда проверять карманы, прежде чем стирать, потому как любой, кто хоть раз пытался развернуть мокрый, обесцвеченный свиточек, который когда-то был банкнотой, ни за что не решит повторить это. А там был этот сложенный листок бумаги. Разумеется, она не должна была открывать его, а, открыв, не должна была читать. Но некоторые вещи просто делаешь.
   Это было письмо. Наверное, Блуз положил его в карман, а потом забыл вытащить, переодевая рубаху. Она вовсе не должна была читать его, но все же прочла при свече.
   Моя дорогая Эммелин,
   Слава и Удача ждут! После всего лишь восьми лет службы младшим лейтенантом, меня уже повысили и дали командовать отрядом! Конечно, это значит, что в Ведомстве Одеял, Кроватей и Лошадиного Корма генерал-адъютанта не останется офицера, но я объяснил принципы своей новой картотеки капралу Дреббу, а он, я уверен, все отлично понял.
   Ты понимаешь, я не могу вдаваться в подробности, но, надеюсь, это замечательная перспектива, и вскоре собираюсь встретиться «с Врагом». И осмелюсь заверить, что гордое имя Блузов войдет в военную историю. А я тем временем оттачиваю свое фехтование, и все, определенно, «улыбается» мне. Конечно, повышение означает прибавку лишь в один Шиллинг «per Diem» и Три Пенса на корм. Недавно я приобрел «боевого коня» у мистера «Честного» Джека Слэйкера, очень занимательного джентльмена, хотя, боюсь, его слова о моем «мастерстве» держаться в седле слишком преувеличены. Как бы то ни было, я, наконец, «продвигаюсь вверх», и, если Рок улыбнется мне, то совсем скоро наступит день, когда я
   К счастью, больше ничего не было. Немного подумав, Полли осторожно намочила письмо, быстро высушила его над гаснущим огнем и положила в карман выстиранной рубахи. Блуз, возможно, и отчитает ее за то, что она не вынула его перед стиркой, но в этом она сильно сомневалась.
   Одеяльный лавочник с новой картотекой. Восемь лет в младших лейтенантах, на войне, где продвижение по службе может идти довольно быстро. Человек, ставящий кавычки вокруг любого слова или фразы, что, по его мнению, звучит хотя бы слегка «экстравагантно». Оттачивающий свое «фехтование». И настолько недальновидный, что умудрился купить лошадь у Джека Слэйкера, который бывал на всех лошадиных ярмарках и продавал настолько древних кляч, что они отбрасывали копыта прежде, чем покупатель добирался до дома.
   Наш командир.
   Они проигрывали войну. Все это знают, но никто не хочет признавать. Будто бы, если слова не произносятся вслух, то ничего и не происходит. Они проигрывают войну, и их отряд, нетренированный и неиспытанный, расхаживающий в сапогах мертвецов, лишь ускорит поражение. Да половина из них — девчонки! Из-за какой-то дурацкой песенки Шафти отправилась на войну, чтобы найти отца своего будущего ребенка, а для девушки это слишком отчаянный шаг даже в мирное время. А Лофти тащится за своим парнем, и, наверное, это романтично, по крайней мере, первые пять минут боя. А она…
   … ну, да. Она тоже слышала ту песню. И что? Пол был ее братом. Она всегда приглядывала за ним, даже когда была совсем еще маленькой. Мать всегда была занята, в «Герцогине» все всегда были заняты, и Полли стала старшей сестрой для брата, который сам был старше ее на пятнадцать месяцев. Она учила его сморкаться, учила его буквам, находила его, когда злые мальчишки оставляли его одного в лесу. Присматривать за Полом было ее обязанностью, которая потом вошла в привычку.
   И потом… ну, это была не единственная причина. Когда умрет ее отец, «Герцогиня» больше не будет принадлежать ее семье, если не будет наследников мужского пола. Таков был закон, простой и понятный. Закон Нуггана гласит, что мужчина может наследовать «Вещи Мужчин» — землю, здания, деньги и всех домашних животных, кроме кошек. Женщины же наследовали «Вещи Женщин», в основном это были мелкие ювелирные украшения и прялки, которые передавались от матери к дочери. Они совершенно точно не могли наследовать известные таверны.
   Поэтому «Герцогиня» перейдет к Полу, если он жив, или же, если он мертв, допустим переход прав собственности мужу Полли, если она выйдет замуж. Но поскольку в этом она не видела никакой перспективы, то ей нужен брат. Пол может с удовольствием таскать бочки хоть всю свою жизнь; она же будет управлять «Герцогиней». Но если она останется одна, будет женщиной без мужчины, то лучшее, на что она могла надеяться, так это возможность жить там, когда дела перейдут к кузену Влопо, а он ведь пьяница.
   Конечно, это не было Причиной. Разумеется, нет. Это была лишь маленькая причина, только и всего. А просто Причиной был Пол. Она всегда находила его и приводила домой.
   Она осмотрела свой кивер. Здесь были шлемы, но поскольку во всех были дыры от стрел или еще чего похуже, все безмолвно взяли более мягкие шляпы. Если уж все равно умирать, так хоть без головной боли. На кокарде был яркий полковой знак в виде пылающего сыра. Может, когда-нибудь она pазузнает об этом. Полли надела кивер, взяла рюкзак и маленькую сумку с высохшей одеждой и вышла в ночь. Облака вновь вернулись и скрыли луну. Проходя через площадь, она успела насквозь промокнуть; дождь лил по горизонтали.
   Она толкнула дверь таверны и в мерцании одинокой свечи увидела… хаос. Шкафы были распахнуты, а на полу валялась одежда. По лестнице, держа в одной руке саблю, а в другой светильник, спускался Джекрам.
   — А, это ты, Перкс, — произнес он. — Они обчистили все и смылись. Даже Молли. Я слышал, как они уходили. Должно быть, с тележкой. Что ты здесь делаешь?
   — Я денщик, сэр, — ответила Полли, выжимая шляпу.
   — А, да. Верно. Иди, подними его. Он храпит, точно лесопилка. Надеюсь, лодка еще не ушла.
   — Почему они смы… уехали, сержант? — спросила Полли и подумала: Сахар! Я ведь тоже не могу ругаться! Но сержант, казалось, ничего не заметил.
   Он одарил ее тем, что называют «старомодным взглядом»; подобным образом могли смотреть динозавры.
   — Должно быть, до них дошли какие-нибудь слухи, — произнес он. — Конечно, мы выигрываем войну, ты же знаешь.
   — А. О. И, подозреваю, никто вовсе и не собирается вторгаться в страну, — с величайшей осторожностью ответила Полли.
   — Разумеется. Смешно даже слушать, как эти вероломные дьяволята утверждают, что огромная армия может вот так вот запросто пронестись по стране в любой день.
   — Э… капрала Страппи так нигде и нет, сержант?
   — Нет, но я еще не проверил под каждым камушком… шшшш!
   Полли застыла и постаралась прислушаться. Снаружи доносился стук копыт и, приближаясь, он превращался из глухих ударов в звон подков на мостовой.
   — Патруль, — прошептал Джекрам, опуская светильник на стойку бара. — Шесть или семь всадников.
   — Наши?
   — Чертовски сомневаюсь.
   Цоканье замедлилось и окончательно замолкло.
   — Задержи их, — сказал Джекрам, опуская щеколду на двери. Он повернулся и пошел к черному входу.
   — Что? Как? — зашептала Полли. — Сержант?
   Джекрам исчез. За дверью послышался шепот, затем раздался стук.
   Она скинула куртку. Сдернула с головы шлем и кинула за стойку бара. Теперь она хотя бы не была солдатом. И когда дверь затряслась, она заметила на полу что-то белое. Соблазн был велик…
   Со второго удара дверь распахнулась, но солдаты вошли не сразу. Лежа за стойкой бара и пытаясь надеть юбку поверх подвернутых штанов, Полли прислушивалась к звукам. Насколько она могла понять из шелестов и глухих ударов, любой, кто бы ни устроил засаду в дверях, сожалел бы об этом, но очень недолго. Она попыталась сосчитать пришельцев; казалось, их, по крайней мере, трое. В напряженной тишине звук нормального голоса показался просто оглушающим.
   — Мы слышали, как опускалась задвижка. Значит, вы где-то здесь. Давайте облегчим друг другу жизнь. Нам не слишком хотелось бы искать вас.
   Мне тоже, подумала Полли. Я не солдат! Уходите! А потом появилась другая мысль: Как это ты не солдат? Ты взяла шиллинг и поцеловала герцогиню, так ведь? И вдруг ее схватила чья-то рука. По крайней мере, ей не пришлось ничего делать самой.
   — Нет! Пожалуйста, сэр! Не бейте меня! Я просто напугалась! Прошу вас!
   Но где-то внутри нее какая-то… носко-вость стыдилась и хотела устроить взбучку.
   — Черт, а ты что такое? — спросил кавалерист, вытаскивая ее наверх и осматривая так, будто бы она была экспонатом какого-нибудь музея.
   — Полли, сэр! Официантка, сэр! Они уехали и оставили меня!
   — Потише, девчонка!
   Полли кивнула. Меньше всего ей было нужно, чтобы Блуз бежал вниз по лестнице с саблей в одной руке и Фехтованием для Начинающих в другой.
   — Да, сэр, — пискнула она.
   — Значит, официантка, да? Тогда налей-ка три пинты того, что вы называете своим лучшим пивом.
   Остальное пошло на автопилоте. Она видела кружки под стойкой, а бочки были прямо за ней. Пиво было кислым но, вероятно, не смогло бы растворить и пенни.
   Пока она разливала его по кружкам, кавалерист рассматривал ее.
   — А что с твоими волосами? — спросил он.
   Полли была к этому готова.
   — Они отстригли их, сэр! Потому что я улыбнулась злобенианскому солдату, сэр!
   — Здесь?
   — В Дроке, сэр. — Этот город был у самой границы. — И мама сказала, что я опозорила семью, и меня отослали сюда, сэр!
   Ее руки тряслись, когда она, слегка волнуясь, ставила кружки на стол. Слегка… но тем не менее. Ты действуешь, как девчонка, подумала она. Так держать!
   Теперь она могла pacсмотреть пришельцев. На них была темно-синяя униформа, высокие сапоги и тяжелые кавалерийские шлемы. Один из них стоял у закрытого окна, двое других смотрели на нее. У одного были нашивки сержанта и выражение величайшего подозрения на лице. Тот, кто схватил ее, был капитаном.
   — Пиво ужасно, девка, — сказал он, принюхиваясь к кружке.
   — Да, сэр, я знаю, сэр, — затараторила Полли. — Они никогда не слушали меня, сэр, и говорили, что в такую погоду нужно накрывать бочки влажными простынями, сэр, а Молли никогда не чистила кран, и…
   — В городе никого нет, ты знаешь?
   — Они все сбежали, сэр, — искренне призналась Полли. — Будет вторжение, сэр. Все так говорят. Они боятся вас, сэр.
   — Но не ты, а? — спросил сержант.
   — Как тебя зовут, девчонка, что улыбается злобенианским солдатам? — улыбнулся капитан.
   — Полли, сэр, — ответила она. Ее рука наконец нащупала то, что искала под стойкой бара. Друг бармена. Всегда найдется.
   — А ты боишься меня, Полли? — спросил капитан. Солдат, стоявший у окна, засмеялся.
   У капитана были шикарные ухоженные усы, навощенные на концах, и сам он был шести футов росту. Его улыбка тоже была довольно милой, что несколько исправлял его шрам. Один глаз был закрыт кружком стекла. Ее рука ухватилась за спрятанную дубинку.
   — Нет, сэр, — ответила она, смотря в один глаз и одно стеклышко. — Э… а зачем это стеклышко, сэр?
   — Это монокль, — объяснил капитан. — Чтобы лучше тебя видеть, и я этому безмерно благодарен. Я всегда говорил, что если бы их у меня было два, то я мог бы сделать себе очки.
   Сержант покорно рассмеялся. На лице Полли не дрогнул ни единый мускул.
   — А ты мне расскажешь, где рекруты? — спросил капитан.
   Она постаралась не изменить выражение лица.
   — Нет.
   Капитан улыбнулся. У него были хорошие зубы, но теперь в его глазах не было и капли тепла.
   — Ты не в том положении, чтобы отказываться, — произнес он. — Уверяю, мы их не тронем.
   Издали раздался крик.
   — Сильно, — добавил сержант с гораздо большим удовлетворением, чем было нужно. Раздался еще один крик. Капитан кивнул человеку у двери, и тот выскользнул наружу. Полли достала из-под бара кивер и надела его на голову.
   — Один из них дал тебе свою шапку, а? — улыбнулся сержант, его зубы даже и сравнивать нельзя было с офицерскими. — Что ж, мне нравятся девушки, которые улыбаются солдатам…
   Дубинка ударила его по голове. Она была из старого терна, и человек упал, как подкошенный. Капитан отодвинулся, когда она встала перед ним, приготовив дубинку для нового удара. Но он не вытащил меч, и он засмеялся.
   — Ну-ну, девочка, если ты хочешь… — он поймал ее руку, подтащил к себе, все еще смеясь, и почти безмолвно сложился пополам, когда ее колено встретилось с его пахом. Спасибо, Липкий. Пока он падал, она отступила назад и со звоном опустила дубинку на его шлем.
   Ее трясло. Ей было плохо. Желудок превратился в маленький пылающий комок. Но что еще она могла сделать? Она, что, должна была подумать: Мы встретили врага, и он довольно мил? Кроме того, милым он не был. Он был самодовольным.
   Она вытащила саблю из ножен и выскользнула наружу. Дождь все еще шел, а от реки подбирался туман. С полдюжины лошадей стояли снаружи, но не были привязаны. Рядом с ними стоял солдат. Едва различимо в шуме дождя он что-то нашептывал одной из лошадей, пытаясь успокоить ее. Лучше бы она этого не слышала. Ну, она же взяла шиллинг. Полли подняла дубину.
   Она сделал всего шаг, как вдруг из тумана между ней и человеком что-то поднялось. Лошади взволновано переступались. Человек повернулся, тень двинулась, человек упал…
   — О, — прошептала Полли.
   — Оззи? — произнесла повернувшаяся тень. — Это я, Маледикт. Сержант прислал меня тебе на помощь.
   — Этот чертов Джекрам оставил меня среди вооруженных людей! — прошипела она.
   — И?
   — Ну, я… уложил двоих, — ответила она, понимая, что это подпортило ее репутацию жертвы. — Еще один ушел.
   — Кажется, мы взяли его, — произнес Маледикт. — Ну, я говорю «взяли»… Тонк почти убила его. Вот это девчонка с, как я говорю, полным набором, — он повернулся. — Так, посмотрим… семь лошадей, семь людей. Мда.
   — Тонк? — переспросила Полли.
   — А, да. Ты ее не вычислил? Она чуть ли не спятила, когда напали на Лофти. А теперь давай посмотрим на твоих джентльменов, а? — И Маледикт направился к таверне.
   — Но Лофти и Тонк… — начала Полли, пытаясь поспеть за ним. — То есть, они ведут себя как… Я думал, что она его девушка… но я думал, что Тонк… То есть, я знаю, что Лофти де…
   Даже, когда Маледикт улыбался в темноте, его зубы сверкали.
   — Мир и правда открывает все новые тайны тебе, а, Оззи? Каждый день что-то новое. Теперь — переодевание.
   — Что?
   — Ты в юбке, Оззи, — произнес Маледикт, заходя в бар. Полли виновато посмотрела на нее и начала ее стягивать, но потом опомнилась: погоди-ка…
   Сержант висел поперек барной стойки. Капитан стонал на полу.
   — Добрый вечер, джентльмены! — произнес вампир. — Прошу вас, чуточку внимания. Я исправившийся вампир, что по сути своей означает, что я — комок подавленных инстинктов, держащихся вместе на слюне и кофе. Будет совсем не верно утверждать, что жестокая резня меня не устраивает. Наоборот, меня не устраивает отсутствие возможности разорвать ваши глотки. Так что прошу вас, не усугубляйте это.
   Сержант отодвинулся от стойки и, не целясь, замахнулся на Маледикта. Тот легко уклонился и ответным ударом сбил человека с ног.
   — Капитан выглядит плохо, — произнес вампир. — Что он пытался сделать с тобой, малыш?
   — Ухаживать, — ответила Полли, не сводя с него глаз.
   — А.
   Маледикт осторожно постучал в дверь барака. Она чуть приоткрылась, а потом распахнулась полностью. Карборунд опустил дубину. Безмолвно Полли и Маледикт затащили внутрь двух кавалеристов. Сержант Джекрам сидел на стуле у самого огня и потягивал из кружки пиво.
   — Отлично, ребятки, — проговорил он. — Пристройте их с остальными, — он махнул кружкой в сторону другой стены, где четверо других солдат угрюмо ежились под надзором Тонка. Они были скованы друг с другом. Последний солдат лежал на столе, и над ним возился Игорь.
   — Ну, как он там, рядовой? — спросил Джекрам.
   — Вще будет в порядке, щершант, — отозвался Игорь. — Вщегда выглядит хуже, чем ешть на шамом деле. Но пока мы не окажемся на поле битвы, у меня не будет ничего нового.
   — Может есть пара ног для Тричасти? — спросил Джекрам.