Пратчетт Терри. Монстрячий взвод

   — А этот писатель не выпустит их? — спросила Тонк.
   — Не важно, — ответил Джекрам. — Он, может, и разрежет веревки, но ключ от оков отправится в уборную. А оттуда его надо будет еще выловить.
   — На чьей стороне он, сержант? — спросила Полли.
   — Не знаю. Не доверяю им. Игнорирую. Не разговариваю. Никогда не говори с человеком, который все записывает. Военное правило. Так, я только что отдал вам приказ, и я даже слышал чертово эхо! Живо! Мы уходим!
   — Повышение — прямой путь к погибели, — говорил Скаллот Маледикту, протягивая крюком две нашивки. Он усмехнулся. — Прибавка в три цента в день, только ты их все равно не получишь, потому как они теперь не платят вовсе. Но с другой стороны, налогов тоже не будет, а как только дело доходит до налогов, они тут как тут. Насколько я понимаю, шагай назад, и твои карманы будут набиты до отказа.
   Дождь прекратился. Отряд построился на улице, где теперь стоял маленький крытый фургончик писателя новостей. На прикрепленном к нему древке висел огромный флаг, но Полли не смогла разглядеть рисунок. Рядом с фургончиком о чем-то разговаривали Маледикт и Отто.
   Но больше всего внимания уделялось лошадям. Одну из них предложили Блузу, но он встревожено отмахнулся от нее, бормоча что-то про «верность своему коню», который, по мнению Полли, больше походил на самодвижущуюся подставку для тостов. Но лейтенант был, пожалуй, прав, потому как это были огромные, сильные, боевые твари со сверкающими глазами; чтобы оседлать одну из них, пришлось бы растянуть промежность в брюках Блуза, а попытка править ею попросту вырвала бы ему руки из плеч. Теперь с седла каждой лошади свисала пара сапог, а на первой, самой великолепной твари, как простое дополнение, сидел капрал Скаллот.
   — Я не какой-нибудь погонщик мулов, Тричасти, сам знаешь, — сказал Джекрам, привязывая костыли к седлу, — но это чертовски хорошая лошадь.
   — Эт-точно, сержант. Ею можно кормить целый взвод с неделю! — отозвался капрал.
   — Точно, не пойдешь с нами? — отступив на шаг, продолжал Джекрам. — Думаю, у тебя осталось что-нибудь, что они пока не отрезали, а?
   — Благодарю за предложение, сержант, — ответил Тричасти. — Но такие лошади скоро будут стоить очень и очень дорого, и я первым буду. Вполне соответствует моей оплате за три года, — он повернулся в седле и кивнул отряду. — Удачи, парни, — весело добавил он. — Вы каждый день будете ходить рука об руку со Смертью, но я видел его, а он — любитель подмигивать. И помните: в сапоги наливайте суп! — И он исчез во мгле.
   Джекрам проводил его взглядом, покачал головой и повернулся к рекрутам.
   — Итак, дамы… Что смешного, рядовой Хальт?
   — Э, ничего, сержант, я просто… о чем-то задумался… — почти задохнувшись, ответила Тонк.
   — Вам платят не за то, что б вы думали, а за то, что бы маршировали. Вперед!
   И они ушли дальше. Дождь почти прекратился, зато поднявшийся ветер громыхал окнами, залетал в пустые дома, хлопая дверьми, будто бы кто-то искал то, что было здесь всего минуту назад. И больше в Плоцзе не двигалось ничего, кроме пламени одинокой свечи у самого пола в темной комнате опустевшего барака.
   Свеча была поставлена под наклоном на нити, привязанной между ножками стула. То есть, когда свеча догорит до некой точки, она прожжет нить и упадет на разбросанную по полу солому, по которой пламя дойдет до кучи подзадников, где стояла пара старых банок с маслом для ламп.
   Через час в сырой, унылой ночи окна барака выбило наружу.
   Новый день начинался в Борогравии как огромная рыбина. Голубь поднялся над лесом, заложил вираж и полетел к равнине Нек. Даже отсюда видна была громада крепости, поднимавшаяся над морем деревьев. Голубь полетел быстрее, став целеустремленной искоркой в свежем утреннем небе…
   … и резко вскрикнул, когда с этого неба рухнула тьма, захватив его в стальные когти. Пару секунд сарыч и голубь падали, но потом хищник все же набрал высоту и полетел вперед.
   000000000! подумал голубь. Но если бы его мысль была более связной, и если бы он знал, как хищники ловят голубей ^[6], то он бы задумался, почему его схватили так… осторожно. Его держали, но не сжимали. Но все, что он мог подумать, было: 000000000!
   Сарыч долетел до равнины и начал низко кружить над крепостью. Пока он кружил, крошечная фигурка выбралась из кожаных постромок на его спине и, очень осторожно, сползла к когтям. Существо добралось до плененного голубя, встало на него коленями и схватилось руками за шею птицы. Сарыч скользнул над каменным балконом, взвился в воздух и отпустил голубя. Птица и крошечный человечек катились и отскакивали от каменных плит, оставляя груду перьев, пока, наконец, не остановились.
   — Сволочь, — донесся голосок откуда-то из-под голубя.
   По камням застучали сапоги, и с капрала Багги Свирса подняли голубя. Он был лилипутом, едва ли шести дюймов роста. С другой стороны, как глава и единственный член Воздушного Отдела городской стражи Анк-Морпорка, большую часть времени он проводил там, откуда все казались крошечными.
   — Ты в порядке, Багги? — спросил командор Ваймс.
   — Нормально, сэр, — ответил тот, выплюнув перо. — Не слишком-то изящно, а? В следующий раз будет лучше. Вся беда в том, что голуби слишком глупы, чтобы ими можно было управлять…
   — Что у тебя?
   — "Вести" отправили это из своего фургончика, сэр! Я выследил его!
   — Превосходно, Багги!
   В вихре крыльев на стену приземлился сарыч.
   — А, э… как его зовут? — спросил Ваймс. Сарыч одарил его бездумным, отстраненным, как и у всякой птицы, взглядом.
   — Это Морган, сэр. Ее обучали пиктси. Отличная птица.
   — Это за нее мы отдали ящик виски?
   — Да, сэр, и стоит каждого глотка.
   В руке Ваймса трепыхнулся голубь.
   — Подожди здесь, Багги, а я пришлю Реджа со свежей крольчатиной, — сказал он и зашел внутрь башни.
   У его стола сержант Ангва читала Живой Завет Нуггана.
   — Это почтовый голубь, сэр? — спросила она, когда Ваймс сел.
   — Нет, — ответил он. — Подержи его, хорошо? Я хочу взглянуть на письмо.
   — А он очень похож на почтового голубя, — Ангва отложила книгу.
   — Да, но сообщения, передаваемые по воздуху, Отвергнуты Нугганом, — отозвался Ваймс. — По всей видимости, молитвы верующих рикошетят от них. Нет, думаю, я просто нашел чьего-то потерянного питомца, а в этой трубочке, должно быть, записано имя владельца и его адрес. Я ведь добрый человек.
   — Значит, вы не перехватываете сообщения «Вестей», сэр? — улыбнулась Ангва.
   — Ни в коем случае, нет. Мне просто хочется узнать сегодня то, что будет завтра. А у мистера де Слова, кажется, нюх на подобные вещи. Ангва, я хочу, чтобы эти идиоты прекратили воевать, и тогда все мы отправимся домой, и если ради этого какой-то голубь изгадит мой стол, что ж, пусть будет так.
   — О, прошу прощения, сэр, я не заметила. Сейчас уберу.
   — Попроси Реджа достать сарычу кролика, хорошо?
   Когда она ушла, Ваймс осторожно открыл трубочку и вынул свиточек тонкой бумаги. Он развернул его, разгладил и, улыбаясь, прочел заметку. Потом он перевернул его и взглянул на картинку.
   Он все еще смотрел на нее, когда вернулась Ангва, а Редж нес полведра кроличьих обрубков.
   — Что-нибудь интересное, сэр? — бесхитростно спросила Ангва.
   — Ну, можно и так сказать. Все изменилось, ставки сделаны. Ха! Мистер де Слов, маленький дурачок…
   Он протянул ей бумагу. Она осторожно прочла ее.
   — Повезло им, сэр. Многим на вид не больше пятнадцати, и, учитывая рост этих кавалеристов, что ж, остается лишь удивляться.
   — Да, да, можно сказать и так, можно и так, — лицо Ваймса сияло, точно у человека, решившего рассказать последнюю шутку. — Скажи, де Слов разговаривал с главнокомандующими Злобении, когда приехал?
   — Нет, сэр. Насколько понимаю, ему отказали в аудиенции. Они не совсем понимают, что такое репортер, и, похоже, адъютант просто вышвырнул его и сказал, что он им досаждает.
   — Вот ведь бедолага, — все еще ухмыляясь, произнес Ваймс. — Ты ведь встречала князя Генриха. Опиши его…
   Ангва откашлялась.
   — Ну, сэр, он был… в основном зеленым, с оттенком синего, намеком на грллсс и…
   — Я имел в виду, описать его, с учетом того, что я не оборотень, который видит носом, — произнес Ваймс.
   — О, да, — отозвалась она. — Простите, сэр. Рост шесть футов два дюйма, сто восемьдесят фунтов, светлые волосы, сине-зеленые глаза, шрам на левой щеке, носит монокль, усы вощеные…
   — Хорошо, очень хорошо. А теперь посмотри на «капитана Хоренца», а?
   Она снова взглянула на картинку и очень тихо произнесла:
   — О, боги. Они не знали?
   — Он ведь не собирался говорить им, так? Они могли увидеть какую-нибудь картину?
   Ангва пожала плечами.
   — Сомневаюсь, сэр. Ну, то есть, где бы они ее нашли? Здесь не было газет, до тех пор, пока не появились фургоны "Вестей".
   — Может, есть вырезанная из дерева?
   — Нет, они Отвергнуты, если только не изображают герцогиню.
   — Значит, они и правда не знали. И де Слов никогда не видел его. Но ты его видела. Что ты думаешь о нем? Только между нами.
   — Заносчивый ублюдок, сэр, и я знаю, что говорю. Из тех, что думают, будто бы знают, что именно нравится женщине, и это — они сами. Само дружелюбие, пока им не скажешь «нет».
   — Глуп?
   — Не думаю. Но и не настолько умен, как считает.
   — Верно, потому что он не сказал нашему другу-писателю свое настоящее имя. Ты читала, что написано в конце?
   Под текстом Ангва прочла приписку: «Перри, капитан угрожал и кричал на меня, когда рекруты ушли. Увы, у нас не было времени выловить ключ из уборной. Пожалуйста, сообщи об их местонахождении князю. ВДС»
   — Похоже, Вильям тоже не поладил с ним, — наконец проговорила она. — Интересно, что князю понадобилось там?
   — Ты ведь сама сказала, что он заносчивый ублюдок, — ответил Ваймс. — Может, он решил проехаться и посмотреть, дышит ли его тетушка…
   Его голос затих. Ангва взглянула на лицо Ваймса, который смотрел прямо сквозь нее. Она знала его. Он думал, что война — это всего лишь преступление, вроде убийства. Он не слишком доверял людям с титулами и рассматривал свой титул герцога, как описание работы, а не путь к величию. У него было странное чувство юмора. И он чувствовал то, что она называла предвестием, как те маленькие соломинки, что кружат в воздухе перед бурей.
   — Нагишом, — произнес он, посмеиваясь. — Могли перерезать им глотки. Не стали. Забрали их сапоги и позволили прыгать к дому нагишом. — Отряд, казалось, обрел нового друга.
   Она ждала.
   — Мне жаль борогравцев, — сказал он.
   — Мне тоже, сэр, — отозвалась Ангва.
   — Да? Почему?
   — Религия плохо влияет на них. Вы видели последние Отвержения? Они Отвергают запах свеклы и рыжих людей. И подчерк был довольно дрожащим, сэр. А здесь корнеплоды — основная еда. Три года назад было Отвергнуто выращивание корнеплодов на земле, где рос горох или пшеница.
   Ваймс непонимающе смотрел на нее, и она вспомнила, что он был горожанином.
   — Это значит, нет никакого севооборота, сэр, — объяснила она. — Земля истощается. Вспыхивают болезни. Вы были правы, говоря, что они сходят с ума. Эти… заповеди просто тупы, любой фермер понимает это. Думаю, люди следуют им, пока хватает сил, но рано или поздно ты либо нарушаешь их и чувствуешь свою вину, либо следуешь им и страдаешь. Без какой-либо причины, сэр. Я присматривалась к ним. Они очень религиозны, но их бог подвел их. Не удивительно, что они молятся правящей династии.
   Некоторое время он рассматривал письмо. Потом спросил:
   — Как далеко до Плоцза?
   — Около пятидесяти миль, — ответила она, и добавила. — Где-то шесть часов для волка.
   — Хорошо. Багги присмотрит за тобой. Малыш Генрих будет прыгать до дома, или встретит один из своих патрулей, или вражеский патруль… Но в ветряную мельницу попадет целая куча дерьма, как только все увидят эту картинку. Думаю, де Слов освободил бы его, если бы тот был вежлив. Это научит его не связываться с грозной силой свободной прессы, хаха. — Он сел и потер руки. — Теперь давай отправим этого голубя обратно, пока его не хватились, а? Пусть Редж спустится к людям из «Вестей» и скажет, что их голубь залетел не в то окно. Опять.
 
   Все шло замечательно, вспоминала потом Полли.
   К докам они не пошли — было видно, что лодки там нет. Они не появились, и лодочник отплыл без них. Возглавляемые Блузом на его старенькой лошаденке, они прошли мост и отправились в леса. Маледикт шел впереди, а… Нефрития была замыкающей. Ночью никакой свет не нужен, если вампир идет впереди, а тролль прикрывает тыл.
   Никто не говорил про лодку. Вообще никто ничего не говорил. Дело в том… дело в том, поняла Полли, что они больше не были одни. Они разделили Секрет. Чувствовалось огромное облегчение, и сейчас вовсе не нужно было говорить об этом. Как бы то ни было, наверное, все же стоило продолжать рыгать, ковырять в носу и почесывать в паху, просто на всякий случай.
   Полли не знала, гордилась ли она тем, что они приняли ее за парня. Ну, думала она, я ведь все проработала, я освоила походку, придумала поддельное бритье, а другие о нем даже не задумывались, я не чистила ногти несколько дней, да и рыгаю я лучше, чем они. Ну, ведь я старалась. И мысль, что она так преуспела, немного раздражала ее.
   Через несколько часов, когда занялся рассвет, они почувствовали запах гари. Меж деревьев слегка клубился дым. Лейтенант Блуз поднял руку, останавливая их, и о чем-то зашептался с Джекрамом.
   Полли выступила вперед.
   — Разрешите шепнуть, сержант? Кажется, я знаю, что это.
   Джекрам и Блуз уставились на нее. Потом сержант сказал:
   — Хорошо, Перкс. Разведай, прав ли ты.
   Такого с Полли еще не случалось. Джекрам уступил, увидев выражение ее лица, и кивнул Маледикту.
   — Иди с ним, капрал.
   Они осторожно пошли вперед по опавшим листьям. Дым был тяжелым и душным и, помимо прочего, знакомым. Полли направилась туда, где сквозь густой пролесок виднелась поляна, и стала пробираться сквозь заросли лещины. Здесь дым был еще плотнее и почти недвижим.
   Заросли кончились. В нескольких ярдах от нее, на очищенной земле небольшой холм извергал огонь и дым, точно вулканчик.
   — Угольная печь, — шепнула Полли. — Просто кусок глины на охапке лещины. Тлеет днями. Должно быть, из-за ветра огонь разгорелся. Теперь хорошего угля не выйдет — горит слишком быстро.
   Они обошли печь, держась ближе к кустам. На поляне были и другие глиняные купола, из которых вырывались слабые струйки дыма и пара. Пара печей была не достроена, свежая глина лежала рядом со связками лещины. Хижина, печи и тишина. Только слегка потрескивал огонь.
   — Угольщик мертв, или при смерти, — сказала Полли.
   — Он мертв, — поправил ее Маледикт. — Здесь пахнет смертью.
   — Ты чувствуешь это, несмотря на дым?
   — Конечно. Некоторые вещи мы чуем очень хорошо. Но как ты узнала?
   — Они очень внимательно следят за пламенем, — ответила Полли, смотря на хижину. — Он бы не допустил подобного, если бы был жив. Он в хижине?
   — Они в хижине, — отрезал Маледикт и пошел вперед.
   Полли побежала за ним.
   — Мужчина и женщина? — спросила она. — Их жены часто живут с…
   — Не знаю, если это не старики.
   Хижину сплели из лещины и покрыли брезентом; угольщики постоянно переезжали от одной рощицы к другой. Окон не было, а вход вместо двери закрывала тряпка. Ее отшвырнули; внутри было темно.
   Я должна справиться с этим, подумала Полли.
   Женщина лежала на кровати, мужчина был на полу. Было что-то еще, что видели глаза, но мозг отказывался думать об этом. Много крови. Люди были старыми. Вряд ли они могли бы стать еще старше.
   Оказавшись снаружи, Полли сделала глубокий вдох.
   — Думаешь, это были кавалеристы? — наконец спросила она и только потом поняла, что Маледикта трясет. — О… кровь… — сказала она.
   — Я справлюсь! Все в порядке! Надо только сосредоточиться и все будет хорошо! — тяжело дыша, он прислонился к хижине. — Хорошо, все в порядке, — наконец произнес он. — И я не чувствую лошадей. Неужели ты не видишь? Кругом грязь, но нигде нет следов копыт. А вот отпечатков ног — достаточно. Это были наши.
   — Не говори ерунды, наши…
   Вампир нагнулся и вытащил что-то из опавших листьев. Большим пальцем он соскреб грязь. На тонкой латуни был виден Сияющий Сыр — знак Взад-и-Вперед.
   — Но… Я думала, мы — хорошие ребята, — слабым голосом проговорила Полли. — То есть, если б мы были ребятами.
   — Мне нужен кофе, — пробормотал вампир.
   — Дезертиры, — говорил Джекрам, десять минут спустя. — Так бывает. — Он бросил значок в огонь.
   — Но они были на нашей стороне! — возмутилась Шафти.
   — И что? Не все такие джентльмены как ты, рядовой Маникль, — отрезал Джекрам. — Только не после нескольких лет жизни под стрельбой и на еде вроде крысиной поскребени. При отступлении от Краска я не пил воды три дня, а потом упал лицом в лужу лошадиной мочи, что никак не сказалось на моем отношении к людям или лошадям. Что-то случилось, капрал?
   Маледикт, стоя на коленях, встревожено рылся в своем рюкзаке.
   — Кофе пропал, сержант.
   — Может, ты его просто не взял, — равнодушно отозвался Джекрам.
   — Я взял его, сержант! После ужина я вымыл кофемолку и положил ее в рюкзак вместе с кофейными зернами. Я уверен. Для меня это очень важно!
   — Что ж, если взял кто-то другой, то он пожалеет, что я родился на свет, — прорычал Джекрам, глядя на остальных. — Еще что-нибудь пропало?
   — Э… я не собирался говорить об этом, я не был уверен, — начала Шафти, — но когда я открыл свой рюкзак, мне показалось, будто кто-то рылся в нем…
   — Ох-хо! — начал Джекрам. — Так-так-так. Я не буду повторять это еще раз, ребятки. Воровство среди своих доведет до виселицы, ясно? Ничто так не понижает мораль, как какая-нибудь мелкая дрянь, шарящая по чужим вещам. И если я кого поймаю, то подвешу его за пятки! — Он взглянул на них. — Я не собираюсь заставлять вас показывать ваши рюкзаки, как будто вы преступники, — продолжил он, — но лучше проверить, все ли на месте. Конечно, кто-то из вас мог взять что-то чужое случайно. Собирались вы в спешке, да и темно было. Такое бывает. С этим вы разберетесь сами, понятно? А я пойду бриться. Лейтенанта Блуза все еще тошнит, после того, как он увидел трупы. Бедолага.
   Полли отчаянно рылась в своем рюкзаке. Прошлой ночью она второпях побросала все, как попало, но того, что она искала…
   … не было. Несмотря на жар от угольных печей, она пробила дрожь.
   Локонов не было. Она лихорадочно вспоминала вчерашний вечер. Они просто свалили рюкзаки в кучу, как только зашли в барак, так? А Маледикт сделал себе чашку кофе на ужин. Он вымыл и высушил маленькую машинку…
   Раздался тихий вскрик. Скромные пожитки Уоззи лежали вокруг нее, а сама она держала кофемолку. Почти раздавленную.
   — Н-н-н… — начала она.
   Мозг Полли заработал быстрее, точно мельничное колесо во время потопа. Потом все унесли сумки в заднюю комнату с матрасами, так? И вещи были там, пока они сражались с солдатами…
   — Ох, Уоззи, — прошептала Шафти, — Ох, милая…
   Так, кто мог проскользнуть через черный ход? Ведь в округе не было никого, кроме них и кавалеристов. Может, кто-то хотел посмотреть и устроить им неприятностей…
   — Страппи! — громко произнесла она. — Это он! Этот маленький крысюк наткнулся на кавалеристов, а потом пробрался обратно, чтобы посмотреть! Он оч… чертовски отлично порылся в наших рюкзаках! Ну же, — добавила она, почувствовав их взгляд, — вы можете представить, чтобы Уоззи что-нибудь крала? Да и когда она могла?
   — А они бы не взяли его под стражу? — спросила Тонк, поглядывая на сломанный прибор в дрожащих руках Уоззи.
   — Он мог бы выбросить свою кивер и куртку и превратиться в чертова гражданского, так? Или просто сказать, что он дезертир. Он мог придумать что-нибудь, — ответила Полли. — Вы ведь помните, как он обращался с Уоззи. Он и в моем мешке рылся. Украл… кое-что личное.
   — Что? — спросила Шафти
   — Просто кое-что, ясно? Он хотел… вовлечь нас в неприятности, — она видела, как они думают.
   — Звучит убедительно, — внезапно кивнул Маледикт. — Мелкий крысеныш. Ладно, Уозз, просто достань зерна, и я посмотрю, что можно будет сделать…
   — Н-нет з-з-з…
   Маледикт прикрыл глаза рукой.
   — Нет зерен? — переспросил он. — Пожалуйста, хоть у кого-нибудь есть зерна?
   Все снова начали рыться в сумках, но ничего не нашли.
   — Нет зерен, — простонал Маледикт. — Он выбросил все зерна…
   — Давайте, ребятки, нам еще часовых надо поставить, — подошел Джекрам. — Все выяснили, да?
   — Да, сержант. Озз думает… — начала Шафти.
   — Просто недоразумение, сержант! — перебила Полли, стараясь не касаться темы пропавших локонов. — Не о чем волноваться! Все выяснили, сержант. Никаких проблем. Не о чем беспокоиться. Не… о… чем, сержант.
   Джекрам перевел взор с Полли на остальных, и обратно, и еще раз. Она чувствовала его буравящий взгляд, заставлявший ее изменить выражение этой дурацкой, напускной честности.
   — Да-а, — медленно произнес он. — Верно. Все выяснили? Отлично, Перкс. Смирно! Равнение на офицера!
   — Да, да, сержант, благодарю, но не думаю, что нужны все эти формальности, — отозвался Блуз, который теперь был довольно бледным. — Могу я переговорить с вами, когда вы закончите? И, думаю, стоит похоронить, э, тела.
   Джекрам отдал честь.
   — Верно, сэр. Два добровольца, чтобы выкопать могилу этим бедолагам! Гум и Тьют… что он делает?
   Лофти стояла рядом с пылающей печью. В футе или двух от своего лица она держала горящую ветку и поворачивала ее так и эдак, глядя на пламя.
   — Я сделаю, сержант, — произнесла Тонк, становясь радом с Уоззи.
   — Вы что, женаты? — спросил Джекрам. — Ты — дозорный, Хальт. Сомневаюсь, что тот, кто сделал это, вернется, но если это произойдет, кричите. Ты и Игорь пойдете со мной, я покажу вам ваши посты.
   — Нет кофе, — простонал Маледикт.
   — Дрянное пойло, — уходя, бросил Джекрам. — Чашка горячего сладкого чая — вот истинный друг солдата.
   Полли схватила котелок, чтобы поставить воду для бритья Блуза, и убежала прочь. Таково еще одно военное правило: выгляди занятым. И никто не будет сильно интересоваться, чем именно ты занят.
   Чертов, чертов Страппи! У него ее волосы! Он попробует использовать это против нее, если удастся, уж это точно. Это в его духе. Что он предпримет теперь? Ну, он будет держаться подальше от Джекрама, это тоже точно. Он будет где-то поджидать. Ей тоже придется быть настороже.
   Лагерь разбили с подветренной от дыма стороны. Предполагалось, что это будет лишь короткая остановка на отдых, поскольку им практически не пришлось спать ночью, но Джекрам, раздавая приказы, напомнил им: «Есть старая военная поговорка: всегда жди неприятностей».
   О том, чтобы остаться в хижине, не было и речи, но снаружи были покрытые брезентом рамы, защищающие нарубленные ветви от дождя. Те, кому нечего было делать, лежали на сваленных ветвях, от которых не пахло, и которые, в любом случае, были лучше, чем населенные кем-то подзадники, что были в бараке.
   У Блуза, как офицера, была своя палатка. Полли сложила связки веток так, что получилось более-менее упругое сиденье. Она разложила его бритвенные принадлежности и уже было повернулась уходить…
   — А ты не мог бы побрить меня, Перкс? — спросил лейтенант.
   Хорошо, что Полли успела повернуться к нему спиной, и он не видел ее лица.
   — Эта чертова рука сильно распухла, — продолжал Блуз. — Я бы не просил, но…
   — Да, конечно, сэр, — ответила Полли, поскольку другого варианта не было. Что ж, посмотрим… она довольно хорошо управлялась, скребя тупым лезвием по безволосому лицу, да. О, и она побрила нескольких мертвых свиней на кухне в «Герцогине», но только потому, что никто не любит волосатый бекон. Это ведь не считается, да? Охватившая ее паника стала лишь сильнее, когда она увидела входящего Джекрама. Она перережет офицеру глотку в присутствии сержанта.
   Ну что ж, сомневаешься — суетись. Военное правило. Суетись, и надейся, что появится время для внезапной атаки.
   — Вы не слишком строги к людям, сержант? — начал Блуз, пока Полли обматывала полотенце вокруг его шеи.
   — Нет, сэр. Это займет их, в этом смысл. Иначе они захандрят, — заверил его Джекрам.
   — Да, но они ведь только что увидели пару искалеченных тел, — вздрогнув, ответил Блуз.
   — Что ж, будет им уроком, сэр. Скоро они увидят множество таких же.
   Полли повернулась к бритвенным принадлежностям, что она разложила на другом полотенце. Что ж, посмотрим… убийственно острое лезвие, боже, серый камень для грубой заточки, красный — для тонкой, мыло, помазок, чашка… ну, она хотя бы знала, как делать пену…
   — Дезертиры, сержант. Это ужасно, — продолжал Блуз.
   — Они всегда были, сэр. Вот почему с платой всегда запаздывают. Уходить, не получив деньги за три месяца, не каждый решится.
   — Мистер де Слов, газетчик, сказал, что очень многие дезертируют. Очень странно, что столько людей побеждающей стороны дезертируют.
   Полли энергично взбивала пену. Джекрам, впервые с того момента, как завербовался Маледикт, выглядел неуверенно.
   — Но на чьей он стороне, сэр? — спросил он.
   — Сержант, я уверен, вы далеко не дурак, — произнес Блуз, за его спиной пена перелилась через край чашки и шлепнулась наземь. — Но где-то здесь бродят дезертиры. Наши границы совершенно незащищены, и отряд вражеских кавалеристов смог проехать по нашей «возлюбленной стране» сорок миль. И главнокомандующие, похоже, в таком отчаянии, да, в отчаянии, сержант, что даже шестеро нетренированных и довольно юных парней должны отправиться на фронт.