Страница:
— … но в этот раз все на их стороне, мерзавцы! — услышала она, отвлекаясь от своих мыслей. — И знаете почему? Все из-за Анк-Морпорка! Потому что мы не пропускали их почтовые кареты на нашу землю и разрушили их щелкающие башни, которые были Отвержены Нугганом. Анк-Морпорк — безбожный город…
— Мне казалось, там более трехсот мест поклонения, — перебил его Маледикт.
Страппи уставился на него в безмолвной ярости и смотрел до тех пор, пока вновь не обрел способность говорить.
— Анк-Морпорк богомерзкий город, — поправился он. — Отравлен, как и их река. Вряд ли пригоден для людей теперь. Ведь они пускают всех — зомби, оборотней, гномов, вампиров, троллей… — oн вспомнил, кто его слушает, замялся и поправился вновь: — … что в некоторых случаях может, конечно, и хорошо. Но это ужасное, похотливое, беззаконное, перенаселенное место, и потому-то князь Генрих его так любит! Этот город завладел им, подкупил его дешевыми побрякушками, потому что именно так Анк-Морпорк и поступает. Они покупают вас, ты прекратишь перебивать или нет! Как я смогу вас научить хоть чему-нибудь, если вы будете постоянно задавать вопросы?
— Мне просто интересно, почему он перенаселен, капрал, — произнес Тонк. — То есть, если там все настолько плохо.
— Потому что они тупы, рядовой! И они прислали сюда полк, чтобы помочь князю Генриху захватить нашу любимую Родину. Он отвернулся от праведных путей Нуггана и принял Анк-Морпоркскую безбожн… богомер-зость. — Страппи, казалось, был доволен своим ответом, и продолжил. — Пункт Два: кроме всего прочего Анк-Морпорк прислал Мясника Ваймса, самого ужасного человека во всем этом ужасном городе. Они не отступятся, пока не уничтожат нас!
— Я слышал, что Анк-Морпорк просто разозлился из-за того, что мы уничтожили эти башни, — вставила Полли.
— Они были на нашей территории!
— Да, но ведь до того они были на территории Злобении… — начала Полли.
— Слушай сюда, Партс! — Страппи злобно ткнул в нее пальцем. — Нельзя стать такой же великой страной как Борогравия, не наживая себе врагов! И это подводит нас к Пункту Три. Партс, ты сидишь тут и думаешь, что ты такой умный, да? Вы все такие. Я вижу. Что ж, тогда подумайте вот над этим: может, вам и не все нравится в своей стране, так? Может, это не самое лучшее место, но оно наше. Вы думаете, что законы здесь не самые правильные, но они наши. Может горы и не самые красивые и не самые высокие, но они наши. Мы сражаемся за то, что наше, ясно? — Страппи положил руку на сердце.
Восстаньте, сыны Родины!
Не пить вам больше вина из кислых яблок…
Они подхватили, каждый по-своему. Просто потому, что ты должен. Даже если ты всего лишь открываешь и закрываешь рот — ты должен. Даже если ты просто повторяешь «нэй-нэ-нэ» — ты должен. Полли, будучи из тех людей, кто в подобные моменты пристально рассматривает остальных, заметила, что Шафти поет все слово в слово, а на глазах Страппи блестят слезы. Уоззи не пел совсем. Он молился. А это хорошая идея, кивнула ей мысль из одного из предательских уголков сознания.
Кo всеобщему изумлению, Страппи продолжил петь — в одиночестве — весь второй куплет, который никто толком уже и не помнил, и самодовольно улыбнулся им: Я-больший-патриот-чем-вы.
После они попытались заснуть. От двух одеял земля мягче не стала. Некоторое время они лежали молча. Джекрам и Страппи спали в своих палатках, но инстинктивно новобранцы подозревали, что Страппи будет подсматривать и подслушивать у входа в палатку.
Через час, когда дождь застучал по парусине, Карборунд произнес:
— Латно, кажеца, я понял. Если люди — грууфарские глупцы, то мы будем драться за эту грууфарскую глупость, потому што этто наша глупость. И этто будет хорошо, так?
Кто-то из них сел, пораженный подобным заявлением.
— Я понимаю, что должен бы знать это, но все же, что значит «грууфарский»? — в темноте раздался голос Малдикта.
— А, этто… да, когда папа-тролль и мама-тролль…
— Хорошо, да, кажется, я понял, спасибо, — заторопился Маледикт. — А здесь у нас, друзья мои, не что иное, как патриотизм. Хороша она или нет, но это моя страна.
— Ты должен любить свою страну, — произнес Шафти.
— Ладно, что именно? — голос Тонка донесся из дальнего угла палатки. — Утренний свет над горами? Ужасную еду? Эти чертовы Отвержения? Или всю мою страну, кроме того кусочка, на котором сейчас стоит Страппи?
— Но мы же воюем!
— Да, вот тут-то они нас и поймали, — вздохнула Полли.
— Что ж, я не куплюсь на это. Грязная игра. Они отмахиваются от тебя, но стоит им рассориться с другой страной, как тут уже ты должен сражаться за них! Страна становится только твоей, если речь заходит о войне! — вспылил Тонк.
— Все лучшие люди сейчас в этой палатке, — раздался голос Уоззи.
Неловкое молчание заполнило палатку.
Дождь все продолжался, и вскоре брезент стал протекать.
— А что будет, эмм, если ты завербуешься, а потом решишь, что тебе это не надо? — наконец произнес кто-то.
Это был Шафти.
— Кажется, это называется дезертирством, и тебе отрубят голову, — ответил Маледикт. — В моем случае это будет пустой тратой времени, но ты, дорогой Шафти, поймешь, что это поставит крест на всей твоей общественной жизни.
— Я никогда не целовал эту чертову картину, — признался Тонк. — Я перевернул ее, когда Страппи не смотрел на меня, и поцеловал ее сзади!
— Они все равно скажут, что ты целовал герцогиню, — махнул Маледикт.
— Ты п-поцеловал г-герцогиню сзад-ди? — ужаснулся Уоззи.
— Это была всего лишь картина, ясно? А не она сама. Ха, да я б и не стал целовать, если б это было так! — из разных уголков палатки донеслись хихиканья и какой-то смешок.
— Это было п-подло! — шипел Уоззи. — В раю Нугган видел как ты это сд-делал!
— Это была всего лишь картина, пойми, — пробормотал Тонк. — В любом случае, какая разница? Сзади или спереди. Мы все здесь, и я не вижу ни бифштексов, ни бекона!
Что-то прогудело наверху.
— Я завербовался, штоб увидеть иностраные места и встретить эротических людей, — произнес Карборунд.
Это вызвало минутное размышление.
— Ты, наверное, имеешь ввиду, экзотических? — спросил Игорь.
— Да, вроде того, — согласился тролль.
— Но они всегда врут, — сказал кто-то, и только потом Полли поняла, что это была она. — Они врут все время. Обо всем.
— Аминь, — согласился Тонк. — Мы сражаемся за лжецов.
— Ха, они могут быть лжецами, — прикрикнула Полли, передразнивая тявканье Страппи, — но они наши лжецы!
— Хватит, хватит, детишки, — утихомирил их Маледикт. — Давайте все же попытаемся хоть немного поспать, а? Но для начала дядюшка Маледикт расскажет вам сказочку на ночь. Однажды, когда мы попадем на поле битвы, капрал Страппи будет возглавлять нас. Разве же это не будет чудесно?
— Хочешь сказать, он будет перед нами? — спросил Тонк через мгновение.
— Да. Я вижу, ты меня понял, Тонк. Прямо перед тобой. На шумном, безумном поле, где все перепутано и столько всего может случиться.
— И у нас будет оружие? — задумчиво пробормотал Шафти.
— Конечно. Мы же будем солдатами. И враг будет прямо перед нами…
— Отличная сказка, Мал.
— Спи давай, малыш.
Полли перевернулась и попробовала устроиться поудобней. Все это ложь, подумала она. Просто одна ложь кажется приятней, чем другая. Люди видят лишь то, что хотят. Да и я ведь тоже подделка. Но именно так я и сбежала. Теплый осенний ветер срывал листья с рябин, когда отряд маршировал по предгорью. Было утро следующего дня, и горы остались позади. Полли коротала время, определяя птиц, что прыгали в зарослях. Просто по привычке. Она знала большинство из них.
Она не была орнитологом. Но птицы как-то оживляли Пола. Вся… медлительность его мышления куда-то исчезала, стоило ему только увидеть птиц. И вдруг оказывалось, что он знает их названия, привычки и повадки, может насвистеть их песни и, когда Полли накопила немного денег и купила набор красок у заезжего торговца, он нарисовал крапивника так, что казалось, будто тот сейчас запоет.
Их мать была еще жива тогда. Скандалы длились днями. Изображения живых существ считались Отвержением в Глазах Нуггана. Полли спросила было, почему тогда повсюду висят портреты герцогини, и тут же получила взбучку. Картинку сожгли, а краски выбросили.
Это было ужасно. Ее мать была доброй женщиной, ну хотя бы настолько, насколько может быть благочестивая женщина, старающаяся следовать прихотям Нуггана. Она медленно умерла среди портретов герцогини и эха молитв, оставшихся без ответа. Но память предательски подбрасывала Полли одну и ту же картинку: ярость и укор в душе, когда маленькая птичка, казалось, металась во всепожирающем пламени.
В полях женщины и старики собирали испорченную ночным ливнем пшеницу, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Нигде не было видно ни одного парня. Полли заметила, что некоторые новобранцы тоже посматривают на них, и размышляла, думают ли они о том же.
До полудня они никого больше не встречали. Солнце немного разогнало облака, и на мгновение вернулось лето — влажное, липкое и слегка неприятное, будто гость, который не собирается уходить домой.
Неясное красноватое очертание вдалеке становилось более отчетливым и, наконец, превратилось в отряд мужчин. Полли знала, чего ожидать, как только увидела их. Судя по реакции остальных, они не знали. На мгновение они столкнулись, потом остановились. И долго смотрели друг на друга.
Раненые прошли мимо. Двое из них, без видимых увечий, насколько мола судить Полли, несли носилки с третьим. Другие хромали, опираясь на костыли, руки третьих покоились на перевязях, рукава четвертых были пусты. Но, наверное, хуже всего были те, кто, как и тот солдат в таверне, шли, уставившись в одну точку и застегнув куртку на все пуговицы, несмотря на жару.
Один или двое раненых посматривали на рекрутов, но в их глазах не было никакого выражения, кроме некой ужасной решимости.
Джекрам остановил свою лошадь.
— Хорошо, перекур — двадцать минут, — пробормотал он.
— Рашрешите пошмотреть, чем я шмогу помочь им, щержант? — Игорь кивнул в сторону удаляющихся солдат.
— У тебя еще будет такая возможность, парень, — ответил тот.
— Щержант? — Игорь выглядел обиженным до глубины души.
— Ну, хорошо. Если ты должен. Тебе нужно что-нибудь еще?
Капрал Страппи злобно усмехнулся.
— Небольшая помощь будет как нельжя кштати, щержант, — с достоинством ответил Игорь.
Сержант осмотрел отряд и кивнул.
— Рядовой Хальт, шаг вперед! Понимаешь что-нибудь в медицине?
— Я колол свиней для мамы, сержант, — ответил Тонк, выходя вперед.
— Прекрасно! Даже лучше, чем какой-нибудь армейский хирург, чтоб мне провалиться. Вперед. Двадцать минут, не больше!
— И не позволяй Игорю взять что-нибудь на память! — крикнул Страппи и снова засмеялся своим мерзким смешком.
Остальные присели на траву у обочины, кое-кто скользнул в кусты. Полли тоже шмыгнула туда, но прошла дальше, чтобы поправить носки. Они постоянно намеревались сползти вниз, если она не была осторожна.
Она замерла, услышав за спиной шелест, но потом успокоилась. Она была очень осторожна. Никто ничего не заметит. Но что, если здесь есть кто-то еще? Она просто пыталась выйти к дороге и даже не увидела…
Лофти аж подпрыгнул. Бриджи были спущены до щиколоток, а лицо покраснело, точно свекла.
Полли не удержалась. Может, это из-за носок. А может, из-за умоляющего лица Лофти. Если кто-то говорит тебе «Не смотри!», глаза сами собой таращатся туда, куда не следует. Лофти подпрыгнула, подхватывая одежду.
— Нет, постой, все нормально… — начала было Полли, но слишком поздно. Девчонка убежала.
Полли уставилась на кусты. Черт! подумала она. Оказывается, нас двое! Но что бы я ей сказала? «Успокойся, я тоже девушка. Я не выдам тебя. Мы можем стать друзьями. А, и еще есть отличный трюк с носками»?
Игорь и Тонк вернулись позже. Сержант Джекрам ничего не сказал. Отряд двинулся дальше.
Полли шла позади с Карборундом. И, следовательно, могла присмотреться к Лофти, кем бы она ни была. Полли впервые разглядела ее. Девчонку было легко не заметить, потому как ее постоянно загораживал Тонк. Невысокая, хотя, учитывая, что она девушка, ей больше подходило слово «миниатюрная», смуглая и темноволосая, со странным, углубленным внутрь себя взглядом. И она всегда маршировала вместе с Тонком. Если подумать, она и спала рядом с ним.
А, так вот в чем дело. Она идет вместе со своим парнем. Это было слегка романтично и очень, очень глупо. Теперь, осматривая ее одежду и стрижку, она могла определить все мельчайшие детали, говорящие, что Лофти была девушкой, причем не слишком дальновидной. Она заметила, как Лофти что-то шепчет Тонку, который чуть повернулся и одарил Полли взглядом, в котором читалась и ненависть, и угроза.
Я не могу сказать ей, подумала она. Она все расскажет ему. Я не могу допустить этого. Я слишком многое вложила. Я ведь не просто подстриглась и одела штаны. Я планировала…
Ах, да… планы.
Все началось, как некая странная игра, но потом это превратилось в план. Сначала Полли стала присматриваться к парням. Некоторые из них восприняли это совсем не верно, к своему последующему разочарованию. Она следила за их движениями, прислушивалась к тому, что считалось у них разговором, замечала, как они хлопают друг друга при встрече. Это был совсем иной мир.
Ее мускулы были уже неплохими для девчонки, потому что управлять большой таверной означает передвигать тяжести, и она занялась еще более трудной работой, от которой ее руки огрубели окончательно. Она даже носила старые бриджи брата, скрывая их под длинной юбкой, чтобы хоть немного привыкнуть к ним.
Женщину могли попросту побить за подобное. Мужчины одеваются как мужчины, а женщины — как женщины; и поступать иначе, согласно отцу Жюп, было «богохульным Отвержением Нуггана».
И вот почему ей столько удалось, думала она, перепрыгивая через лужу. Люди не ищут женщину в брюках. В общем, как оказалось, достаточно носить мужскую одежду, короткую стрижку и ходить с чуть важным видом, чтобы быть мужчиной. Да, и нужна еще одна пара носок.
Это не давало ей покоя. Кто-то знал о ней, так же, как она знала о Лофти. И он ее не выдал. Сначала она думала, что это трактирщик, но потом усомнилась в этом; он бы сдал ее. Он был как раз из таких. Теперь же она подозревала Маледикта, но, может просто потому, что он постоянно был таким всезнающим.
Карбор… нет, он ведь был без сознания, и в любом случае… нет, это не тролль. А Игорь шепелявит. Тонк? Ведь он же знает о Лофти, так что, может… Нет, зачем ему помогать Полли? Учитывая Лофти, это было бы слишком опасно. Все что она могла сделать, так это следить, чтобы девчонка не выдала их обеих.
Она слышала, как Тонк шепчет ей: «… только умер, и он отрезал его ногу и руку и пришил их тому, кому они действительно были нужны так же просто, как я штопаю дырку! Жаль тебя не было! За его пальцами нельзя было уследить! И у него были всякие мази…» — голос Тонка затих. Страппи вновь кричал на Уоззи.
— Эттот Страппи меня достал, — пробормотал Карборунд. — Хочешь, я оторву ему башку? Могу сделать похоже на нещастный случай.
— Лучше не стоит, — ответила Полли, незаметно улыбнувшись этой идее.
Они подошли к перепутью, где дорога с гор соединялась с тем, что можно было назвать главным путем. Здесь было полно народу. Тележки, тачки, люди, подгоняющие стада коров, старушки, несущие на спинах все свое имущество, свиньи, дети… И все это направлялось в одну сторону.
И вовсе не туда, куда шел отряд. Люди и животные огибали их, как ручей огибает камень. Рекруты сбились в кучу. Уж лучше так, чем быть затолканными коровами.
— Рядовой Карборунд! — крикнул Джекрам, поднимаясь в повозке.
— Да, сержант? — пророкотал тролль.
— Встать вперед!
Это помогло. Поток все не прекращался, но, по крайней мере, толпа разделялась задолго до них, позволяя отряду идти. Никто не хочет столкнуться с троллем.
Но, проходя мимо, люди посматривали на них. Какая-то старушка пробралась к ним, вложила в руку Тонка буханку черствого хлеба и успела произнести «Ах бедолаги!» до того, как ее оттеснили обратно в толпу.
— Что все это значит, сержант? — спросил Маледикт. — Они похожи на беженцев!
— Подобные разговоры распространяют Тревогу и Уныние! — прикрикнул Страппи.
— А, вы хотите сказать, что люди просто решили выбраться на выходные пораньше, чтобы избежать пробок? Простите, что-то я совсем запутался. Наверное, из-за той женщины, что везла целый стог сена.
— Ты знаешь, что может быть за дерзкое обращение к офицеру? — взвился Страппи.
— Нет! А это намного хуже того, от чего бегут эти люди?
— Ты завербовался, мистер Кровосос! Ты должен подчиняться приказам!
— Точно! Но я не помню, чтобы кто-то приказывал мне не думать!
— Довольно! — гаркнул Джекрам. — Хватит орать там! Вперед! Карборунд, подталкивай людей, если они не уступят дороги, понял?
И они шли дальше. Вскоре давление людей стало спадать, и поток превратился в струйку. Встречались лишь редкие семьи или же просто одинокие женщины, навьюченные сумами. Один старик бился с тележкой, полной репы. Они забирают даже урожай с полей, заметила Полли. И все они двигаются дальше, полубегом, будто бы все станет гораздо лучше, когда они нагонят ушедших. А, может, они просто старались быстрее пройти мимо отряда.
Мимо них прошла женщина, согнувшись вдвое под черно-белой свиньей. А потом осталась лишь изборожденная грязная дорога. С притихших влажных полей поднималась полуденная дымка. После гвалта беженцев тишина казалась удручающей. Единственным звуком были лишь шаги да хлюпанье их сапог.
— Разрешите вопрос, сержант? — обратилась Полли.
— Да, рядовой?
— Как долго еще до Плоцза?
— Ты не должен говорить им, сержант! — вмешался Страппи.
— Около пяти миль, — ответил Джекрам. — Там на складе вы получите униформу и оружие.
— Это военная тайна, сержант, — предупредил Страппи.
— Что ж, тогда мы можем закрыть глаза, чтобы не видеть, куда идем, — проговорил Маледикт.
— Рядовой Маледикт, прекратить сейчас же, — отрезал Джекрам. — Просто иди и следи за своим языком. И они тащились дальше. Дорога становилась все более разбитой. Подул легкий ветерок, но, вместо того чтобы развеять туман, он понес его по сырым полям, свивая в холодные, неприятные формы.
Солнце превратилось в оранжевый шар.
Полли заметила, как по полю, подгоняемое ветром, мечется что-то белое. Сначала ей показалось, что это белая цапля, которая припозднилась с миграцией, но потом поняла, что, чем бы это ни было, его просто носило по ветру. Пару раз оно опускалось на землю, но потом, пойманное новым порывом, оно пролетело над дорогой и обвилось вокруг лица капрала Страппи.
Он закричал. Лофти удалось схватить трепещущее, отсыревшее нечто. Оно порвалось в его… ее руках, и большая часть упала рядом с борющимся капралом.
— Это просто бумага, — произнесла она.
— Я знал это! — вскрикнул Страппи, отмахиваясь. — Я тебя не спрашивал!
Полли подняла один обрывок. Бумага была тонкой, заляпанной грязью, но она смогла прочесть слово Анк-Морпорк. Богомерзкий город. А талант Страппи был в том, что любая вещь, против которой он выступал, сразу же становилась привлекательной.
— "Вести Анк-Морпорка"… — прочла она вслух до того, как капрал выхватил листок у нее из рук.
— Нельзя читать все, что видишь, Партс! — закричал он. — Ты не знаешь, кто это написал! — Он бросил сырые обрывки в грязь и наступил на них ногой. — Вперед! — добавил он.
И они шли вперед. Когда отряд зашагал более-менее в ногу, уставясь на свои сапоги или туман впереди, Полли приподняла правую руку к груди и осторожно повернула ее ладонью вверх. Так она смогла рассмотреть кусочек газеты, остальная часть которой теперь была далеко позади.
«Не Сдадимся» говорит Союзу герцогиня (97)
Вильям де Слов, равнина Нек, 7 сектября.
Борогравские отряды, с помощью лорда В
Легкий Пехотный занял крепость Нек этим ут после свирепого рукопашного бо вооруженные силы крепо направлены на оста сил Борогравии на друго
Его светлость командор сэр С заявил «Вестям», что капитуляция была отв встречался с вражеским команд сборище твердолобых идиотов, не в газету».
Также поня несмотря на ситуа начинается голо через
Никакая альт вторж
Но они ведь побеждают, а? Тогда откуда взялось слово «капитуляция»? И что за Союз?
А еще назревал конфликт со Страппи. Она заметила, что он и Джекрама уже довел, и вокруг него висела такая напыщенность, такая — э… носковость, будто бы он действительно был здесь главным. Может, это было лишь неприятное впечатление, но…
— Капрал?
— Да, Партс? — отозвался Страппи. Его нос до сих пор был красным.
— Мы ведь побеждаем, да? — спросила Полли. Она уже давно перестала пытаться поправлять его.
И вдруг каждое ухо в строю прислушивалось к ним.
— Не думай об этом, Партс! — крикнул капрал. — Твое дело — воевать!
— Верно, капрал. Так… я буду сражаться на побеждающей стороне?
— Ох-хо! Да тут у нас кто-то задает слишком много вопросов, сержант!
— Да, не задавай вопросов, Перкс, — отрешенно промолвил Джекрам.
— Значит, мы проигрываем? — спросил Тонк. Страппи повернулся к нему.
— Вы снова взялись за распространение Тревоги и Уныния! — завизжал он. — Это только помогает врагу!
— Да, забудь об этом, рядовой Хальт, — произнес Джекрам. — Все? Теперь мы…
— Хальт, я беру тебя под арест за…
— Капрал Страппи, можно перекинуться с тобой парой слов, пожалуйста? Вы — стоять здесь! — прорычал сержант, выбираясь из повозки.
Он отошел от них футов на пятьдесят. Оглядываясь на отряд, капрал зашагал вслед за ним.
— У нас проблемы? — спросил Тонк.
— Угадал, — ответил Маледикт.
— Конечно, — отозвался Шафти. — Страппи всегда придумает что-нибудь.
— Они спорят, — произнес Маледикт. — Довольно странно, а? Сержант должен отдавать приказы капралу.
— Но мы ведь правда побеждаем, да? — не унимался Шафти. — Ну, конечно идет война, но… то есть, нам ведь дадут оружие, и мы… ну, должны же мы пройти тренировку, а? И к тому времени все уже кончится, так ведь? Все говорят, что мы побеждаем.
— Я спрошу об этом герцогиню в моей вечерней молитве, — ответил Уоззи.
Остальные лишь переглянулись.
— Да, верно, Уозз, — улыбнулся Тонк. — Спроси.
Солнце быстро садилось, наполовину окунувшись в туман. И вдруг здесь, на этой грязной дороге, посреди отсыревших полей, стало так же прохладно, как и могло бы быть.
— Никто не говорит, что мы побеждаем, кроме, наверное, Страппи, — высказалась Полли. — Просто говорят, что все говорят, что мы выигрываем.
— Те люди, кого Игорь… сшил, не говорили ничего такого, — поддержал Тонк. — Они говорили «эх, вы, бедолаги, если в вас есть хоть капля здравого смысла, дайте деру».
— Спасибо, что поделился, — мрачно бросил Маледикт.
— Кажется, всем нас жаль, — продолжала Полли.
— Да, и мне тоже, а я ведь один иж наш, — вставил Игорь. — Некоторые иж тех…
— Хватит болтать, сброд! — прикрикнул Страппи, подходя к ним.
— Капрал? — тихо произнес сержант, переваливаясь обратно в повозку. Страппи остановился, а потом продолжил, изливая патоку и сарказм.
— Простите меня. Сержант и я будем признательны, если вы, бравые герои, присоединитесь к нам на небольшой прогулке. Превосходно! А потом устроим урок вышивания. Вперед, дамочки!
Полли услышала, как Тонк судорожно вдохнул. Страппи резко обернулся. Его глаза зловеще блестели от предвкушения.
— А, кто-то не хочет, чтоб его называли дамочкой, а? О боже, рядовой Хальт, тебе еще столькому предстоит научиться. Вы будете маленькими изнеженными дамочками до тех пор, пока мы не сделаем из вас настоящих мужчин! И я боюсь даже представить, сколько времени это займет. Вперед!
А я знаю, подумала Полли. Все, что для этого нужно, так это десять секунд времени и пара носок. Один носок — и можно стать Страппи. Плоцз выглядел так же, как и Плён, но был куда хуже, потому что был больше. Когда они вышли на мощеную площадь, дождь начался вновь. Казалось, здесь он идет постоянно. Здания были серыми, в пятнах грязи на фундаменте. Водосточный желоб разломался, и теперь вода лилась прямо на булыжники, забрызгивая рекрутов. Вокруг не было никого. Полли заметила хлопающие на ветру двери, обломки на улицах, и вспомнила всех тех беженцев. Здесь не осталось никого.
Сержант Джекрам слез с повозки, пока Страппи строил их в шеренгу. Затем он заговорил, оставив капрала наблюдать со стороны.
— Что ж, вот он, прекрасный город Плоцз! Оглядитесь вокруг, чтобы, вдруг умерев и попав в ад, он не стал для вас большим потрясением! Вы расположитесь в том бараке, который принадлежит армии! — он махнул рукой на осыпающееся здание, которое выглядело так же по-военному, как и простой амбар. — Вам выдадут амуницию. А завтра мы отправимся в чудесный город Кроцз, куда вы прибудете мальчишками, а покинете мужчинами, я сказал что-то смешное, Перкс? Я тоже думаю, что нет! Смирно! Это значит нужно стоять прямо!
— Прямо! — вскрикнул Страппи
По площади на усталой, тощей, гнедой лошади ехал молодой человек. Он и сам был усталым и тощим. Его худоба особенно подчеркивалась мундиром, который явно шили для кого-то, кто был где-то на пару размеров больше. То же самое относилось и к его шлему. Должно быть, он подложил что-то внутрь, подумала Полли. Одно неверное движение — и шлем окажется у него на глазах.
— Мне казалось, там более трехсот мест поклонения, — перебил его Маледикт.
Страппи уставился на него в безмолвной ярости и смотрел до тех пор, пока вновь не обрел способность говорить.
— Анк-Морпорк богомерзкий город, — поправился он. — Отравлен, как и их река. Вряд ли пригоден для людей теперь. Ведь они пускают всех — зомби, оборотней, гномов, вампиров, троллей… — oн вспомнил, кто его слушает, замялся и поправился вновь: — … что в некоторых случаях может, конечно, и хорошо. Но это ужасное, похотливое, беззаконное, перенаселенное место, и потому-то князь Генрих его так любит! Этот город завладел им, подкупил его дешевыми побрякушками, потому что именно так Анк-Морпорк и поступает. Они покупают вас, ты прекратишь перебивать или нет! Как я смогу вас научить хоть чему-нибудь, если вы будете постоянно задавать вопросы?
— Мне просто интересно, почему он перенаселен, капрал, — произнес Тонк. — То есть, если там все настолько плохо.
— Потому что они тупы, рядовой! И они прислали сюда полк, чтобы помочь князю Генриху захватить нашу любимую Родину. Он отвернулся от праведных путей Нуггана и принял Анк-Морпоркскую безбожн… богомер-зость. — Страппи, казалось, был доволен своим ответом, и продолжил. — Пункт Два: кроме всего прочего Анк-Морпорк прислал Мясника Ваймса, самого ужасного человека во всем этом ужасном городе. Они не отступятся, пока не уничтожат нас!
— Я слышал, что Анк-Морпорк просто разозлился из-за того, что мы уничтожили эти башни, — вставила Полли.
— Они были на нашей территории!
— Да, но ведь до того они были на территории Злобении… — начала Полли.
— Слушай сюда, Партс! — Страппи злобно ткнул в нее пальцем. — Нельзя стать такой же великой страной как Борогравия, не наживая себе врагов! И это подводит нас к Пункту Три. Партс, ты сидишь тут и думаешь, что ты такой умный, да? Вы все такие. Я вижу. Что ж, тогда подумайте вот над этим: может, вам и не все нравится в своей стране, так? Может, это не самое лучшее место, но оно наше. Вы думаете, что законы здесь не самые правильные, но они наши. Может горы и не самые красивые и не самые высокие, но они наши. Мы сражаемся за то, что наше, ясно? — Страппи положил руку на сердце.
Восстаньте, сыны Родины!
Не пить вам больше вина из кислых яблок…
Они подхватили, каждый по-своему. Просто потому, что ты должен. Даже если ты всего лишь открываешь и закрываешь рот — ты должен. Даже если ты просто повторяешь «нэй-нэ-нэ» — ты должен. Полли, будучи из тех людей, кто в подобные моменты пристально рассматривает остальных, заметила, что Шафти поет все слово в слово, а на глазах Страппи блестят слезы. Уоззи не пел совсем. Он молился. А это хорошая идея, кивнула ей мысль из одного из предательских уголков сознания.
Кo всеобщему изумлению, Страппи продолжил петь — в одиночестве — весь второй куплет, который никто толком уже и не помнил, и самодовольно улыбнулся им: Я-больший-патриот-чем-вы.
После они попытались заснуть. От двух одеял земля мягче не стала. Некоторое время они лежали молча. Джекрам и Страппи спали в своих палатках, но инстинктивно новобранцы подозревали, что Страппи будет подсматривать и подслушивать у входа в палатку.
Через час, когда дождь застучал по парусине, Карборунд произнес:
— Латно, кажеца, я понял. Если люди — грууфарские глупцы, то мы будем драться за эту грууфарскую глупость, потому што этто наша глупость. И этто будет хорошо, так?
Кто-то из них сел, пораженный подобным заявлением.
— Я понимаю, что должен бы знать это, но все же, что значит «грууфарский»? — в темноте раздался голос Малдикта.
— А, этто… да, когда папа-тролль и мама-тролль…
— Хорошо, да, кажется, я понял, спасибо, — заторопился Маледикт. — А здесь у нас, друзья мои, не что иное, как патриотизм. Хороша она или нет, но это моя страна.
— Ты должен любить свою страну, — произнес Шафти.
— Ладно, что именно? — голос Тонка донесся из дальнего угла палатки. — Утренний свет над горами? Ужасную еду? Эти чертовы Отвержения? Или всю мою страну, кроме того кусочка, на котором сейчас стоит Страппи?
— Но мы же воюем!
— Да, вот тут-то они нас и поймали, — вздохнула Полли.
— Что ж, я не куплюсь на это. Грязная игра. Они отмахиваются от тебя, но стоит им рассориться с другой страной, как тут уже ты должен сражаться за них! Страна становится только твоей, если речь заходит о войне! — вспылил Тонк.
— Все лучшие люди сейчас в этой палатке, — раздался голос Уоззи.
Неловкое молчание заполнило палатку.
Дождь все продолжался, и вскоре брезент стал протекать.
— А что будет, эмм, если ты завербуешься, а потом решишь, что тебе это не надо? — наконец произнес кто-то.
Это был Шафти.
— Кажется, это называется дезертирством, и тебе отрубят голову, — ответил Маледикт. — В моем случае это будет пустой тратой времени, но ты, дорогой Шафти, поймешь, что это поставит крест на всей твоей общественной жизни.
— Я никогда не целовал эту чертову картину, — признался Тонк. — Я перевернул ее, когда Страппи не смотрел на меня, и поцеловал ее сзади!
— Они все равно скажут, что ты целовал герцогиню, — махнул Маледикт.
— Ты п-поцеловал г-герцогиню сзад-ди? — ужаснулся Уоззи.
— Это была всего лишь картина, ясно? А не она сама. Ха, да я б и не стал целовать, если б это было так! — из разных уголков палатки донеслись хихиканья и какой-то смешок.
— Это было п-подло! — шипел Уоззи. — В раю Нугган видел как ты это сд-делал!
— Это была всего лишь картина, пойми, — пробормотал Тонк. — В любом случае, какая разница? Сзади или спереди. Мы все здесь, и я не вижу ни бифштексов, ни бекона!
Что-то прогудело наверху.
— Я завербовался, штоб увидеть иностраные места и встретить эротических людей, — произнес Карборунд.
Это вызвало минутное размышление.
— Ты, наверное, имеешь ввиду, экзотических? — спросил Игорь.
— Да, вроде того, — согласился тролль.
— Но они всегда врут, — сказал кто-то, и только потом Полли поняла, что это была она. — Они врут все время. Обо всем.
— Аминь, — согласился Тонк. — Мы сражаемся за лжецов.
— Ха, они могут быть лжецами, — прикрикнула Полли, передразнивая тявканье Страппи, — но они наши лжецы!
— Хватит, хватит, детишки, — утихомирил их Маледикт. — Давайте все же попытаемся хоть немного поспать, а? Но для начала дядюшка Маледикт расскажет вам сказочку на ночь. Однажды, когда мы попадем на поле битвы, капрал Страппи будет возглавлять нас. Разве же это не будет чудесно?
— Хочешь сказать, он будет перед нами? — спросил Тонк через мгновение.
— Да. Я вижу, ты меня понял, Тонк. Прямо перед тобой. На шумном, безумном поле, где все перепутано и столько всего может случиться.
— И у нас будет оружие? — задумчиво пробормотал Шафти.
— Конечно. Мы же будем солдатами. И враг будет прямо перед нами…
— Отличная сказка, Мал.
— Спи давай, малыш.
Полли перевернулась и попробовала устроиться поудобней. Все это ложь, подумала она. Просто одна ложь кажется приятней, чем другая. Люди видят лишь то, что хотят. Да и я ведь тоже подделка. Но именно так я и сбежала. Теплый осенний ветер срывал листья с рябин, когда отряд маршировал по предгорью. Было утро следующего дня, и горы остались позади. Полли коротала время, определяя птиц, что прыгали в зарослях. Просто по привычке. Она знала большинство из них.
Она не была орнитологом. Но птицы как-то оживляли Пола. Вся… медлительность его мышления куда-то исчезала, стоило ему только увидеть птиц. И вдруг оказывалось, что он знает их названия, привычки и повадки, может насвистеть их песни и, когда Полли накопила немного денег и купила набор красок у заезжего торговца, он нарисовал крапивника так, что казалось, будто тот сейчас запоет.
Их мать была еще жива тогда. Скандалы длились днями. Изображения живых существ считались Отвержением в Глазах Нуггана. Полли спросила было, почему тогда повсюду висят портреты герцогини, и тут же получила взбучку. Картинку сожгли, а краски выбросили.
Это было ужасно. Ее мать была доброй женщиной, ну хотя бы настолько, насколько может быть благочестивая женщина, старающаяся следовать прихотям Нуггана. Она медленно умерла среди портретов герцогини и эха молитв, оставшихся без ответа. Но память предательски подбрасывала Полли одну и ту же картинку: ярость и укор в душе, когда маленькая птичка, казалось, металась во всепожирающем пламени.
В полях женщины и старики собирали испорченную ночным ливнем пшеницу, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Нигде не было видно ни одного парня. Полли заметила, что некоторые новобранцы тоже посматривают на них, и размышляла, думают ли они о том же.
До полудня они никого больше не встречали. Солнце немного разогнало облака, и на мгновение вернулось лето — влажное, липкое и слегка неприятное, будто гость, который не собирается уходить домой.
Неясное красноватое очертание вдалеке становилось более отчетливым и, наконец, превратилось в отряд мужчин. Полли знала, чего ожидать, как только увидела их. Судя по реакции остальных, они не знали. На мгновение они столкнулись, потом остановились. И долго смотрели друг на друга.
Раненые прошли мимо. Двое из них, без видимых увечий, насколько мола судить Полли, несли носилки с третьим. Другие хромали, опираясь на костыли, руки третьих покоились на перевязях, рукава четвертых были пусты. Но, наверное, хуже всего были те, кто, как и тот солдат в таверне, шли, уставившись в одну точку и застегнув куртку на все пуговицы, несмотря на жару.
Один или двое раненых посматривали на рекрутов, но в их глазах не было никакого выражения, кроме некой ужасной решимости.
Джекрам остановил свою лошадь.
— Хорошо, перекур — двадцать минут, — пробормотал он.
— Рашрешите пошмотреть, чем я шмогу помочь им, щержант? — Игорь кивнул в сторону удаляющихся солдат.
— У тебя еще будет такая возможность, парень, — ответил тот.
— Щержант? — Игорь выглядел обиженным до глубины души.
— Ну, хорошо. Если ты должен. Тебе нужно что-нибудь еще?
Капрал Страппи злобно усмехнулся.
— Небольшая помощь будет как нельжя кштати, щержант, — с достоинством ответил Игорь.
Сержант осмотрел отряд и кивнул.
— Рядовой Хальт, шаг вперед! Понимаешь что-нибудь в медицине?
— Я колол свиней для мамы, сержант, — ответил Тонк, выходя вперед.
— Прекрасно! Даже лучше, чем какой-нибудь армейский хирург, чтоб мне провалиться. Вперед. Двадцать минут, не больше!
— И не позволяй Игорю взять что-нибудь на память! — крикнул Страппи и снова засмеялся своим мерзким смешком.
Остальные присели на траву у обочины, кое-кто скользнул в кусты. Полли тоже шмыгнула туда, но прошла дальше, чтобы поправить носки. Они постоянно намеревались сползти вниз, если она не была осторожна.
Она замерла, услышав за спиной шелест, но потом успокоилась. Она была очень осторожна. Никто ничего не заметит. Но что, если здесь есть кто-то еще? Она просто пыталась выйти к дороге и даже не увидела…
Лофти аж подпрыгнул. Бриджи были спущены до щиколоток, а лицо покраснело, точно свекла.
Полли не удержалась. Может, это из-за носок. А может, из-за умоляющего лица Лофти. Если кто-то говорит тебе «Не смотри!», глаза сами собой таращатся туда, куда не следует. Лофти подпрыгнула, подхватывая одежду.
— Нет, постой, все нормально… — начала было Полли, но слишком поздно. Девчонка убежала.
Полли уставилась на кусты. Черт! подумала она. Оказывается, нас двое! Но что бы я ей сказала? «Успокойся, я тоже девушка. Я не выдам тебя. Мы можем стать друзьями. А, и еще есть отличный трюк с носками»?
Игорь и Тонк вернулись позже. Сержант Джекрам ничего не сказал. Отряд двинулся дальше.
Полли шла позади с Карборундом. И, следовательно, могла присмотреться к Лофти, кем бы она ни была. Полли впервые разглядела ее. Девчонку было легко не заметить, потому как ее постоянно загораживал Тонк. Невысокая, хотя, учитывая, что она девушка, ей больше подходило слово «миниатюрная», смуглая и темноволосая, со странным, углубленным внутрь себя взглядом. И она всегда маршировала вместе с Тонком. Если подумать, она и спала рядом с ним.
А, так вот в чем дело. Она идет вместе со своим парнем. Это было слегка романтично и очень, очень глупо. Теперь, осматривая ее одежду и стрижку, она могла определить все мельчайшие детали, говорящие, что Лофти была девушкой, причем не слишком дальновидной. Она заметила, как Лофти что-то шепчет Тонку, который чуть повернулся и одарил Полли взглядом, в котором читалась и ненависть, и угроза.
Я не могу сказать ей, подумала она. Она все расскажет ему. Я не могу допустить этого. Я слишком многое вложила. Я ведь не просто подстриглась и одела штаны. Я планировала…
Ах, да… планы.
Все началось, как некая странная игра, но потом это превратилось в план. Сначала Полли стала присматриваться к парням. Некоторые из них восприняли это совсем не верно, к своему последующему разочарованию. Она следила за их движениями, прислушивалась к тому, что считалось у них разговором, замечала, как они хлопают друг друга при встрече. Это был совсем иной мир.
Ее мускулы были уже неплохими для девчонки, потому что управлять большой таверной означает передвигать тяжести, и она занялась еще более трудной работой, от которой ее руки огрубели окончательно. Она даже носила старые бриджи брата, скрывая их под длинной юбкой, чтобы хоть немного привыкнуть к ним.
Женщину могли попросту побить за подобное. Мужчины одеваются как мужчины, а женщины — как женщины; и поступать иначе, согласно отцу Жюп, было «богохульным Отвержением Нуггана».
И вот почему ей столько удалось, думала она, перепрыгивая через лужу. Люди не ищут женщину в брюках. В общем, как оказалось, достаточно носить мужскую одежду, короткую стрижку и ходить с чуть важным видом, чтобы быть мужчиной. Да, и нужна еще одна пара носок.
Это не давало ей покоя. Кто-то знал о ней, так же, как она знала о Лофти. И он ее не выдал. Сначала она думала, что это трактирщик, но потом усомнилась в этом; он бы сдал ее. Он был как раз из таких. Теперь же она подозревала Маледикта, но, может просто потому, что он постоянно был таким всезнающим.
Карбор… нет, он ведь был без сознания, и в любом случае… нет, это не тролль. А Игорь шепелявит. Тонк? Ведь он же знает о Лофти, так что, может… Нет, зачем ему помогать Полли? Учитывая Лофти, это было бы слишком опасно. Все что она могла сделать, так это следить, чтобы девчонка не выдала их обеих.
Она слышала, как Тонк шепчет ей: «… только умер, и он отрезал его ногу и руку и пришил их тому, кому они действительно были нужны так же просто, как я штопаю дырку! Жаль тебя не было! За его пальцами нельзя было уследить! И у него были всякие мази…» — голос Тонка затих. Страппи вновь кричал на Уоззи.
— Эттот Страппи меня достал, — пробормотал Карборунд. — Хочешь, я оторву ему башку? Могу сделать похоже на нещастный случай.
— Лучше не стоит, — ответила Полли, незаметно улыбнувшись этой идее.
Они подошли к перепутью, где дорога с гор соединялась с тем, что можно было назвать главным путем. Здесь было полно народу. Тележки, тачки, люди, подгоняющие стада коров, старушки, несущие на спинах все свое имущество, свиньи, дети… И все это направлялось в одну сторону.
И вовсе не туда, куда шел отряд. Люди и животные огибали их, как ручей огибает камень. Рекруты сбились в кучу. Уж лучше так, чем быть затолканными коровами.
— Рядовой Карборунд! — крикнул Джекрам, поднимаясь в повозке.
— Да, сержант? — пророкотал тролль.
— Встать вперед!
Это помогло. Поток все не прекращался, но, по крайней мере, толпа разделялась задолго до них, позволяя отряду идти. Никто не хочет столкнуться с троллем.
Но, проходя мимо, люди посматривали на них. Какая-то старушка пробралась к ним, вложила в руку Тонка буханку черствого хлеба и успела произнести «Ах бедолаги!» до того, как ее оттеснили обратно в толпу.
— Что все это значит, сержант? — спросил Маледикт. — Они похожи на беженцев!
— Подобные разговоры распространяют Тревогу и Уныние! — прикрикнул Страппи.
— А, вы хотите сказать, что люди просто решили выбраться на выходные пораньше, чтобы избежать пробок? Простите, что-то я совсем запутался. Наверное, из-за той женщины, что везла целый стог сена.
— Ты знаешь, что может быть за дерзкое обращение к офицеру? — взвился Страппи.
— Нет! А это намного хуже того, от чего бегут эти люди?
— Ты завербовался, мистер Кровосос! Ты должен подчиняться приказам!
— Точно! Но я не помню, чтобы кто-то приказывал мне не думать!
— Довольно! — гаркнул Джекрам. — Хватит орать там! Вперед! Карборунд, подталкивай людей, если они не уступят дороги, понял?
И они шли дальше. Вскоре давление людей стало спадать, и поток превратился в струйку. Встречались лишь редкие семьи или же просто одинокие женщины, навьюченные сумами. Один старик бился с тележкой, полной репы. Они забирают даже урожай с полей, заметила Полли. И все они двигаются дальше, полубегом, будто бы все станет гораздо лучше, когда они нагонят ушедших. А, может, они просто старались быстрее пройти мимо отряда.
Мимо них прошла женщина, согнувшись вдвое под черно-белой свиньей. А потом осталась лишь изборожденная грязная дорога. С притихших влажных полей поднималась полуденная дымка. После гвалта беженцев тишина казалась удручающей. Единственным звуком были лишь шаги да хлюпанье их сапог.
— Разрешите вопрос, сержант? — обратилась Полли.
— Да, рядовой?
— Как долго еще до Плоцза?
— Ты не должен говорить им, сержант! — вмешался Страппи.
— Около пяти миль, — ответил Джекрам. — Там на складе вы получите униформу и оружие.
— Это военная тайна, сержант, — предупредил Страппи.
— Что ж, тогда мы можем закрыть глаза, чтобы не видеть, куда идем, — проговорил Маледикт.
— Рядовой Маледикт, прекратить сейчас же, — отрезал Джекрам. — Просто иди и следи за своим языком. И они тащились дальше. Дорога становилась все более разбитой. Подул легкий ветерок, но, вместо того чтобы развеять туман, он понес его по сырым полям, свивая в холодные, неприятные формы.
Солнце превратилось в оранжевый шар.
Полли заметила, как по полю, подгоняемое ветром, мечется что-то белое. Сначала ей показалось, что это белая цапля, которая припозднилась с миграцией, но потом поняла, что, чем бы это ни было, его просто носило по ветру. Пару раз оно опускалось на землю, но потом, пойманное новым порывом, оно пролетело над дорогой и обвилось вокруг лица капрала Страппи.
Он закричал. Лофти удалось схватить трепещущее, отсыревшее нечто. Оно порвалось в его… ее руках, и большая часть упала рядом с борющимся капралом.
— Это просто бумага, — произнесла она.
— Я знал это! — вскрикнул Страппи, отмахиваясь. — Я тебя не спрашивал!
Полли подняла один обрывок. Бумага была тонкой, заляпанной грязью, но она смогла прочесть слово Анк-Морпорк. Богомерзкий город. А талант Страппи был в том, что любая вещь, против которой он выступал, сразу же становилась привлекательной.
— "Вести Анк-Морпорка"… — прочла она вслух до того, как капрал выхватил листок у нее из рук.
— Нельзя читать все, что видишь, Партс! — закричал он. — Ты не знаешь, кто это написал! — Он бросил сырые обрывки в грязь и наступил на них ногой. — Вперед! — добавил он.
И они шли вперед. Когда отряд зашагал более-менее в ногу, уставясь на свои сапоги или туман впереди, Полли приподняла правую руку к груди и осторожно повернула ее ладонью вверх. Так она смогла рассмотреть кусочек газеты, остальная часть которой теперь была далеко позади.
«Не Сдадимся» говорит Союзу герцогиня (97)
Вильям де Слов, равнина Нек, 7 сектября.
Борогравские отряды, с помощью лорда В
Легкий Пехотный занял крепость Нек этим ут после свирепого рукопашного бо вооруженные силы крепо направлены на оста сил Борогравии на друго
Его светлость командор сэр С заявил «Вестям», что капитуляция была отв встречался с вражеским команд сборище твердолобых идиотов, не в газету».
Также поня несмотря на ситуа начинается голо через
Никакая альт вторж
Но они ведь побеждают, а? Тогда откуда взялось слово «капитуляция»? И что за Союз?
А еще назревал конфликт со Страппи. Она заметила, что он и Джекрама уже довел, и вокруг него висела такая напыщенность, такая — э… носковость, будто бы он действительно был здесь главным. Может, это было лишь неприятное впечатление, но…
— Капрал?
— Да, Партс? — отозвался Страппи. Его нос до сих пор был красным.
— Мы ведь побеждаем, да? — спросила Полли. Она уже давно перестала пытаться поправлять его.
И вдруг каждое ухо в строю прислушивалось к ним.
— Не думай об этом, Партс! — крикнул капрал. — Твое дело — воевать!
— Верно, капрал. Так… я буду сражаться на побеждающей стороне?
— Ох-хо! Да тут у нас кто-то задает слишком много вопросов, сержант!
— Да, не задавай вопросов, Перкс, — отрешенно промолвил Джекрам.
— Значит, мы проигрываем? — спросил Тонк. Страппи повернулся к нему.
— Вы снова взялись за распространение Тревоги и Уныния! — завизжал он. — Это только помогает врагу!
— Да, забудь об этом, рядовой Хальт, — произнес Джекрам. — Все? Теперь мы…
— Хальт, я беру тебя под арест за…
— Капрал Страппи, можно перекинуться с тобой парой слов, пожалуйста? Вы — стоять здесь! — прорычал сержант, выбираясь из повозки.
Он отошел от них футов на пятьдесят. Оглядываясь на отряд, капрал зашагал вслед за ним.
— У нас проблемы? — спросил Тонк.
— Угадал, — ответил Маледикт.
— Конечно, — отозвался Шафти. — Страппи всегда придумает что-нибудь.
— Они спорят, — произнес Маледикт. — Довольно странно, а? Сержант должен отдавать приказы капралу.
— Но мы ведь правда побеждаем, да? — не унимался Шафти. — Ну, конечно идет война, но… то есть, нам ведь дадут оружие, и мы… ну, должны же мы пройти тренировку, а? И к тому времени все уже кончится, так ведь? Все говорят, что мы побеждаем.
— Я спрошу об этом герцогиню в моей вечерней молитве, — ответил Уоззи.
Остальные лишь переглянулись.
— Да, верно, Уозз, — улыбнулся Тонк. — Спроси.
Солнце быстро садилось, наполовину окунувшись в туман. И вдруг здесь, на этой грязной дороге, посреди отсыревших полей, стало так же прохладно, как и могло бы быть.
— Никто не говорит, что мы побеждаем, кроме, наверное, Страппи, — высказалась Полли. — Просто говорят, что все говорят, что мы выигрываем.
— Те люди, кого Игорь… сшил, не говорили ничего такого, — поддержал Тонк. — Они говорили «эх, вы, бедолаги, если в вас есть хоть капля здравого смысла, дайте деру».
— Спасибо, что поделился, — мрачно бросил Маледикт.
— Кажется, всем нас жаль, — продолжала Полли.
— Да, и мне тоже, а я ведь один иж наш, — вставил Игорь. — Некоторые иж тех…
— Хватит болтать, сброд! — прикрикнул Страппи, подходя к ним.
— Капрал? — тихо произнес сержант, переваливаясь обратно в повозку. Страппи остановился, а потом продолжил, изливая патоку и сарказм.
— Простите меня. Сержант и я будем признательны, если вы, бравые герои, присоединитесь к нам на небольшой прогулке. Превосходно! А потом устроим урок вышивания. Вперед, дамочки!
Полли услышала, как Тонк судорожно вдохнул. Страппи резко обернулся. Его глаза зловеще блестели от предвкушения.
— А, кто-то не хочет, чтоб его называли дамочкой, а? О боже, рядовой Хальт, тебе еще столькому предстоит научиться. Вы будете маленькими изнеженными дамочками до тех пор, пока мы не сделаем из вас настоящих мужчин! И я боюсь даже представить, сколько времени это займет. Вперед!
А я знаю, подумала Полли. Все, что для этого нужно, так это десять секунд времени и пара носок. Один носок — и можно стать Страппи. Плоцз выглядел так же, как и Плён, но был куда хуже, потому что был больше. Когда они вышли на мощеную площадь, дождь начался вновь. Казалось, здесь он идет постоянно. Здания были серыми, в пятнах грязи на фундаменте. Водосточный желоб разломался, и теперь вода лилась прямо на булыжники, забрызгивая рекрутов. Вокруг не было никого. Полли заметила хлопающие на ветру двери, обломки на улицах, и вспомнила всех тех беженцев. Здесь не осталось никого.
Сержант Джекрам слез с повозки, пока Страппи строил их в шеренгу. Затем он заговорил, оставив капрала наблюдать со стороны.
— Что ж, вот он, прекрасный город Плоцз! Оглядитесь вокруг, чтобы, вдруг умерев и попав в ад, он не стал для вас большим потрясением! Вы расположитесь в том бараке, который принадлежит армии! — он махнул рукой на осыпающееся здание, которое выглядело так же по-военному, как и простой амбар. — Вам выдадут амуницию. А завтра мы отправимся в чудесный город Кроцз, куда вы прибудете мальчишками, а покинете мужчинами, я сказал что-то смешное, Перкс? Я тоже думаю, что нет! Смирно! Это значит нужно стоять прямо!
— Прямо! — вскрикнул Страппи
По площади на усталой, тощей, гнедой лошади ехал молодой человек. Он и сам был усталым и тощим. Его худоба особенно подчеркивалась мундиром, который явно шили для кого-то, кто был где-то на пару размеров больше. То же самое относилось и к его шлему. Должно быть, он подложил что-то внутрь, подумала Полли. Одно неверное движение — и шлем окажется у него на глазах.