Резник Майк. Сантьяго

   — Я знаю, — кивнула Энни. — Но мы делаем все, что в наших силах. Это жест доброй воли, но его значение огромно. — Она всмотрелась в Каина. — Или вы относитесь к тем, кто полагает, что призвание человека — править галактикой в одиночку?
   — Я как-то об этом не думал. Наверное, если исходить из того, что право — на стороне сильного, у человека есть определенное преимущество.
   — А сильный всегда прав? — спросила Молчаливая Энни.
   Каин пожал плечами:
   — Нет. Но довольно сложно сказать ему, что это не так.
   — Сложно, но возможно, — указала она. — Именно этим мы и занимаемся. Во всяком случае, подаем пример другим. — Молчаливая Энни вновь всмотрелась в своего спутника. — Надеюсь, то, что вы увидели, произвело на вас впечатление, мистер Каин. Хотелось бы, чтобы вы поняли, за что мы боремся.
   — Впечатление вы произвели, — ответил Каин.
   — Вот и славно.
   Закончив осмотр подземной больницы, они вернулись к лифту.
   — Что еще мне покажут до встречи с Сантьяго? — спросил Каин, когда они поднялись на поверхность.
   — Это все, — ответила Молчаливая Энни. — Собственно, на Тихой гавани больше ничего нет. Мы не хотим привлекать внимание Демократии к этой планете.
   Они вышли из силосной башни, сели в авто и покатили дальше по все так же петляющей среди полей дороге.
   — Далеко еще? — спросил Каин несколько минут спустя.
   — Примерно пятнадцать миль. Мы уже давно в пути. Вы не проголодались?
   — Я потерплю.
   — Я могу позвонить, и к нашему приезду приготовят обед.
   — В этом нет необходимости.
   — Вы все еще хотите убить его? — неожиданно спросила Молчаливая Энни.
   — Не знаю.
   Она не прокомментировала последнюю фразу, и остаток пути они проехали в молчании. Наконец она свернула на совсем уж узкую, ухабистую дорогу, ведущую к беленькому домику с большой, по всему периметру, верандой.
   — Нам туда?
   — Туда.
   — Охрана недостаточно надежная. После того как мы свернули с дороги, я заметил только три детектора.
   — Они же установлены так, чтобы вы не заметили ни одного.
   — На то я и охотник за головами, чтобы их замечать.
   Молчаливая Энни пожала плечами:
   — На дворе ночь. Может, несколько ускользнуло от вашего внимания.
   — Я в этом сомневаюсь.
   — Вы также должны помнить, что на Тихой гавани врагов у него нет. За исключением разве что вас.
   — Тем не менее охрана поставлена из рук вон плохо. Этот парень на крыше торчит как гвоздь в подошве.
   — Какой парень?
   — С лазерным ружьем. Минуту назад он позволил инфракрасному прицелу блеснуть в лунном свете.
   — Я никого не вижу. — Молчаливая Энни всмотрелась в темноту.
   — Он на крыше, стоит как на ладони. Лучшей мишени не придумать. Такому с Ангелом не справиться.
   — Это мнение профессионала?
   — Да.
   — Я передам ему ваши слова.
   — Я и сам все скажу.
   У дома Молчаливая Энни затормозила, они вылезли из кабины. Энни пошла первой. При ее приближении дверь мягко ушла в стену, их обдало волной холодного воздуха.
   Через пустую прихожую Молчаливая Энни провела его в просторную гостиную. Он увидел удобные кресла и диваны, псевдоогонь, не дающий тепла, пылал в кирпичном камине. Небольшой, плотно заставленный бутылками бар, погашенный голоэкран, три зеркала в рост человека и книги. Книги и книги. В шкафах, на столах, подоконниках, подлокотниках кресел, даже на каминной доске.
   В кресле сидел мужчина в светло-коричневом костюме. Читал книгу в кожаном переплете, потягивая альфарский коньяк.
   Каин прикинул, что ему около пятидесяти в ту или другую сторону. Каштановые волосы начали редеть, виски тронула седина. Карие глаза с любопытством смотрели на Каина из-под длинных ресниц. Нос, чувствовалось, ломали мужчине не один раз, а по белизне зубов Каин сразу понял, что они вставные. Не ускользнул от его взгляда и S-образный шрам на тыльной стороне правой ладони.
   Несмотря на внушительные габариты, мужчина легко поднялся.
   — Давно хотел познакомиться с вами, Себастьян. — Сильный, приятный голос.
   — Не столь давно, как я ждал встречи с вами, — ответил Каин.
   Сантьяго улыбнулся:
   — Раз уж вы здесь, с чего вы предпочитаете начать? Поговорим или вы сразу убьете меня?
   — Сначала поговорим. — Каин оглядел гостиную. — У вас большая библиотека. Никогда не видел столько книг.
   — Мне нравится держать книгу в руках, — ответил Сантьяго. — В компьютерных библиотеках сплошь электрические импульсы. — Он нежно погладил кожаный переплет, положил книгу на стул. — Я всегда отдавал предпочтение словам.
   — У вас также много зеркал.
   — Я — тщеславный человек.
   — Попросите тех, кто стоит позади них, не нервничать. Я мог бы разобраться с ними в первую же секунду.
   Сантьяго рассмеялся.
   — Вы слышали? — Он повернулся к зеркалам. — Оставьте нас одних. — Он посмотрел на Молчаливую Энни, стоящую рядом с Каином: — Ты тоже можешь уйти. Я в полной безопасности.
   — Вы — оптимист, — усмехнулся Каин, когда Энни вышла из комнаты.
   — Реалист, — поправил его Сантьяго. — Если уж вы убьете меня, то постараетесь принять все меры к тому, чтобы иметь возможность потратить причитающееся вам вознаграждение. — Он помолчал. — Позволите предложить вам коньяку?
   Каин кивнул. Сантьяго проследовал к бару под пристальным взглядом охотника за головами, взял хрустальный бокал, плеснул коньяк.
   — Вот и мы. — Сантьяго вернулся, протянул Каину бокал.
   — Вы слишком молоды, — отметил Каин.
   — Пластическая операция, — улыбнулся Сантьяго. — Я уже упоминал о своем тщеславии.
   — К тому же вас разыскивают.
   — Только в Демократии. Позвольте высказать мысль о том, что иной раз вполне возможно судить о человеке по его врагам.
   — Для вас другого пути просто нет. — В голосе Каина слышался сарказм. — Я встречался с вашими друзьями.
   Сантьяго пожал плечами.
   — Работать приходится с подручным материалом. Если б я мог найти лучших союзников, чем Бедный Йорик и Альтаир-с-Альтаира, заверяю вас, я бы не отказался от их услуг. — Он помолчал. — Поэтому, собственно, вы здесь.
   — Так мне сказали.
   — У нас много общего, Себастьян. Основополагающие ценности, борьба против тирании. Я бы очень хотел, чтобы вы встали рядом со мной.
   — С революционной деятельностью я покончил.
   — Вы сражались за ложные идеалы.
   — К идеалам претензий быть не может. Да вот люди оказались не те.
   — Согласен с вами.
   — Так чем вы лучше их?
   Сантьяго ответил не сразу:
   — У меня есть к вам предложение, Себастьян. День выдался долгим. Вы убили человека, вы увидели тo, чего в Демократии еще никто не видел, наконец, вы встретились лицом к лицу с самым знаменитым преступником галактики. Вам наверняка очень жарко, вы устали, голодны. Давайте объявим на этот вечер перемирие. Мы пообедаем, получше узнаем друг друга, а завтра утром, когда вы отдохнете, я обещаю, что мы поговорим о делах, моих и ваших.
   Каин долго смотрел на него, потом кивнул:
   — Я думаю, обед мы можем пропустить.
   — Но за весь день вы съели лишь один сандвич.
   — Вы превосходно информированы.
   — И напрасно вы волнуетесь. Я мог не один раз убить вас после того, как вы приземлились на Тихой гавани. И уж поверьте, я бы не пригласил вас сюда только для того, чтобы отравить.
   — Логично, — признал Каин.
   Они прошли в столовую, так же заваленную книгами, как и гостиная.
   — Как я понимаю, вы не нанесете моим запасам такой урон, как отец Уильям. — Сантьяго покачал головой. — Сколько же он ест! Просто удивительно, что он до сих пор жив.
   — Многие точно так же говорят и о вас.
   — Многие думают, что я мертв. — Тут Сантьяго хохотнул. — Какие только истории не рассказывают обо мне, Себастьян! Только в прошлом году меня убивали трижды. Есть в Спиральном рукаве маленькая планета под названием Серебряная Синь. Так вот, якобы я уничтожил на ней все живое. Мне даже приписывают убийство какого-то дипломата на Канфоре Семь.
   — Вы также ростом в одиннадцать футов, а волосы у вас оранжевые.
   — Правда? — заинтересовался Сантьяго. — Такого я о себе не слышал. — Он пожал плечами. — Такова цена анонимности.
   — Какая тут анонимность? Сотни людей всю жизнь пытаются выследить вас и убить.
   — А я, однако, перед вами, живой и здоровый. Потому что никто не знает, как я выгляжу и где живу.
   — Может, вам все-таки развеять некоторые мифы и легенды, которые пачкают ваше имя?
   — Чем больше преступлений приписывает мне Демократия, тем больше усилий тратит она на меня, а не на те народы, которые не могут защитить себя сами. Но что же мы опять о делах? Мы-то собирались отдохнуть.
   — Я не возражаю.
   — Дела оставим на завтра. Времени у нас хватит. Не желаете поговорить о литературе?
   Каин пожал плечами:
   — Как вам будет угодно.
   — Хорошо. — Из кухни появились двое молодых мужчин, поставили на стол тарелки с супом. — Вы читали Танбликста?
   — Даже не слышал о нем.
   — Это не человек. Канфорит. Потрясающий поэт.
   — Поэзия никогда меня не интересовала.
   — Прекрасный суп, — отметил Сантьяго после первой ложки. — Отец Уильям уговорил бы всю кастрюлю.
   — Очень хороший, — согласился Каин.
   — Я тут перечитывал романы, написанные до того, как наши предки покинули Землю, — продолжил Сантьяго. — И особенно проникся к Диккенсу.
   — «Дэвид Копперфильд»? — предположил Каин.
   — Ага! — улыбнулся Сантьяго. — Я знал, что вы образованный человек.
   — Я лишь сказал, что читал этот роман. И не говорил, что он мне понравился.
   — Тогда позвольте порекомендовать вам тот, что я только что закончил. «Повесть о двух городах».
   — Может, попробую прочитать его завтра. Если мы еще будем говорить.
   — Обязательно будем, — заверил его Сантьяго. — Вы вот спросили, что отличает меня от других революционеров, с которыми вы шли в бой. Завтра мы все подробно обсудим, но намек, если хотите, я могу дать вам прямо сейчас.
   — Слушаю.
   — Дело, ради которого я кладу все силы, было обречено на неудачу еще до того, как я вступил в борьбу. — И загадочная улыбка осветила лицо Сантьяго.
   Каин еще обдумывал эти слова, когда поднялся из-за обеденного стола и прошел в гостиную, чтобы поговорить о литературе с королем преступников.

Глава 23

   Гора есть из золота. Там он живет.
   Нрав — как огонь, сердце — как лед.
   С вершины исходят веленья его.
   Почти уж властитель он мира всего.

   Никакой золотой горы, разумеется, не было и в помине, но Каин никогда не видел столь прекрасной фермы.
   Тысяча восемьсот акров, аккуратные, ухоженные поля пшеницы, кукурузы, сои, пастбища, речушки, озерца.
   — Наличие холмов снижает эффективность использования пашни, — говорил Сантьяго. Мужчины сидели на веранде, обозревая окрестности. — Однако риэлторы всей галактики уже усвоили прописную истину: чем красивее пейзаж, тем меньше отдача от земли. Идеальное поле должно быть ровным как стол. — Он вздохнул. — Но мне хватило одного взгляда, чтобы влюбиться.
   — Тут царит покой, — согласился Каин.
   — У меня сердце кровью обливалось, когда я отдавал приказ выкорчевать деревья, росшие на полях. Но лучшую рощу я сохранил. Около нее и построили дом. — Сантьяго указал на два ближайших дерева. — Там я часто вешаю гамак. Люблю полежать в нем, потягивая что-нибудь ледяное из высокого стакана, чувствуя себя настоящим сельским джентльменом.
   — Странный вы революционер, — отметил Каин.
   — Революция моя тоже странная.
   — Почему?
   — Почему странная? — спросил Сантьяго.
   — Почему вы ведете эту неравную борьбу?
   — Потому что кто-то должен ее вести.
   — Не очень-то веская причина.
   — Лучшей не найти. Первая обязанность власти — налагать свою волю. Первая обязанность свободного человека — сопротивляться насилию.
   — Это я уже слышал. Старая песня.
   — Но пели ее люди, которые жаждали власти для себя, люди, которые хотели реформировать свои планеты и даже Демократию.
   — А вы этого не хотите?
   — Реформировать Демократию? — Сантьяго покачал головой. — Как только вы приобретаете власть, вы становитесь тем, против кого боролись. — Он помолчал. — Кроме того, я реалист и понимаю, что такое просто невозможно. У Демократии больше боевых звездолетов, чем у меня людей. И она будет править через тысячи лет после того, как мы с вами умрем.
   — Тогда почему вы упорствуете? — спросил Каин.
   Сантьяго задумчиво посмотрел на него:
   — Знаете, Себастьян, у меня такое ощущение, что вы хотели бы видеть меня иным. Обходительным, седовласым старичком, который называет всех «сын мой» и говорит, что до утопии рукой подать, она буквально за поворотом. Это не так. Я упорствую в своей борьбе, потому что вижу — есть ало, которое должно наказать. А альтернатива у борьбы лишь одна — выбросить белый флаг.
   Каин предпочел промолчать.
   — Если вас интересует философское обоснование моих действий, вы найдете его в моей библиотеке, — продолжал Сантьяго. — Но у меня есть гораздо более простое объяснение.
   — Какое же?
   Сантьяго хищно улыбнулся:
   — Когда кто-то толкает меня, я не остаюсь в долгу.
   — Это хорошая черта характера, — признал Каин. — Но…
   — Но что?
   — Я устал проигрывать.
   — Тогда присоединяйтесь ко мне и сражайтесь на нашей стороне.
   — Вы уже сказали, что не сможете выиграть.
   — Но сие не означает, что я должен проиграть. — Сантьяго помолчал. — Черт, я бы не хотел свергать Демократию, даже если бы мог.
   — Почему?
   — Во-первых, как я уже и говорил, я не хочу становиться частью общества, против которого борюсь. Во-вторых, потому что Демократия не есть истинное зло, ее нельзя даже назвать насквозь коррумпированной. Это обычное государство, и, как все государства, она принимает решения в интересах большинства. С точки зрения этого самого большинства, то есть избирателей, Демократия — институт, отвечающий основным нормам морали и этики. Эти избиратели, несомненно, полагают, что Демократия имеет полное право расширять свое влияние на Пограничье, пусть и несколько ущемляя права тамошних жителей, если в результате укрепляются позиции Демократии. В долгосрочном плане они, возможно, даже правы. С другой стороны, те из нас, чьи права ущемляются, не должны сидеть, теша себя надеждой, что в конце концов все обернется к лучшему. Мы можем бороться и наносить ответные удары.
   — Как? — Каин не отрывал глаз от Сантьяго.
   — Прежде всего разобравшись, а кто наш противник, — ответил Сантьяго. — Мы говорим не о военной машине какой-либо планеты. Это Демократия. Она объединяет чуть ли не сотню тысяч планет, и она не изменится, ни за ночь, ни вообще. Если мы причиним им достаточно хлопот, то сможем убедить их в том, что дешевле оставить нас в покое, чем пытаться навязать свою волю. — Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул. — В конце концов, кто мы такие, чтобы тратить на нас столько материальных и людских резервов? Горстка никому не нужных, малонаселенных планет.
   — Не говоря о том, что планеты эти не объединены в единое целое.
   — В этом тоже наша сила.
   Каин вопросительно изогнул бровь.
   — Вы сомневаетесь? — спросил Сантьяго.
   — Я как-то не считал достоинством отсутствие единой организации.
   — В каких-то случаях можно с вами согласиться. Но не в нашем. Будь мы организованы, будь у нас армия и флот, централизованное командование, Демократия знала бы, куда надо ударить, и уничтожила бы нас в течение недели. Дело в том, что враг у нас слишком силен, чтобы появился лидер, который выйдет из подполья и призовет людей под свои знамена.
   — Но вы-то появились.
   Сантьяго хохотнул.
   — Я не лидер. Я — удар молнии. Я нападаю, граблю, убиваю, а Демократия заламывает руки и предлагает вознаграждение за голову короля разбойников. — Самодовольная улыбка пробежала по его губам. — Если б они знали, почему я это делаю, если б они могли представить себе, на что я трачу захваченную добычу, они бы направили сюда пятьдесят миллионов человек, которые прочесали бы каждую планету. — Он помолчал. — Я поднаторел в конспирации, но они бы меня нашли. Так что пусть меня принимают за удачливого грабителя, а не удачливого революционера.
   — А вы удачливый революционер?
   — Вы побывали в медицинском центре. И видели, к чему мы стремимся.
   — Врачи могут делать то же самое на любой другой планете.
   — Справедливо, — кивнул Сантьяго. — Но врачи не смогут оплачивать функционирование такого комплекса, и, уж конечно, они не станут минировать тот район на Гиперионе, где флот намеревается построить базу.
   — Молчаливая Энни говорит, что это случайность.
   — А уничтожение миллионов разумных существ тоже случайность? — полюбопытствовал Сантьяго. — Во Внутреннем Пограничье такое повторяется снова и снова. Я пытаюсь убедить их, что есть другой путь.
   — Получается?
   — Все зависит от вашей точки зрения. Продолжают существовать сотни колоний, которые в противном случае вырезали бы до единого человека. Десятки тысяч людей живут там, где без нас жить бы они не смогли. Несколько инопланетных цивилизаций, ненавидящих человечество, узнали, что люди бывают разные. — Он улыбнулся. — Я бы сказал, что получается. А вот Демократия, возможно, удивляется, зачем мы теряем столько жизней и тратим такие средства ради столь незначительного по ее масштабам результата.
   Мужчина лет тридцати — тридцати двух с седой прядью в иссиня-черных волосах вышел из дома, направился к ним.
   — В чем дело? — спросил Сантьяго.
   Мужчина вопросительно посмотрел на Каина.
   — Это Себастьян Каин. Пока он — мой гость, секретов от него у меня нет. — Он повернулся к Каину: — Себастьян, это Хасинто, один из моих самых доверенных помощников.
   Каин кивнул.
   — Рад познакомиться с вами, мистер Каин. — Хасинто склонил голову и сосредоточил все внимание на Сантьяго. — Уинстон Кчанга отказался выдать нам наши товары.
   — Печально. — Сантьяго нахмурился. — Он объяснил причину?
   Хасинто пренебрежительно хмыкнул:
   — Боюсь, мистер Кчанга более ничем не сможет нам помочь.
   Хасинто кивнул и скрылся в доме.
   — Полагаю, тут требуются объяснения, — нарушил паузу Сантьяго.
   — Это не мое дело, — ответил Каин.
   — Надеюсь, в самом ближайшем времени ситуация изменится. Уинстон Кчанга — контрабандист из системы Корвуса. Он заключил с нами договор, получил деньги, а теперь счел возможным его не выполнять. Он, конечно, не знает, что товар предназначен мне, но договоры надо выполнять в любом случае. Печально.
   — Печалится тут нечего. Он значится в списке разыскиваемых преступников.
   — Тогда придется сделать уточнение. Печально, что один из тех, за кого мы сражаемся, попытался обмануть нас. И я не испытываю сожаления, приказав его убить. — Он взглянул Каину в глаза. — Это война, а на войне без потерь не обойтись. Главное для меня — чтобы не погибали невинные.
   — Если исходить из того, что я слышал, осталось не так уж много преступлений, еще не совершенных Кчанга. Да и ваш друг Хасинто тоже разыскивается. Раньше его звали Эстебан Кордоба.
   — Хасинто уже семь лет не покидал Тихую гавань. У вас прекрасная память, Себастьян.
   — Все дело в его седой пряди, — ответил Каин. — Ее трудно забыть.
   — Я ему абсолютно доверяю. Он верно служил мне почти пятнадцать лет. — Он вновь посмотрел на Каина. — И что вы с ним сделаете?
   Каин пожал плечами:
   — Ничего.
   Сантьяго широко улыбнулся:
   — Так вы присоединяетесь к нам?
   — Я этого не сказал. Нам еще есть что обсудить.
   Сантьяго поднялся:
   — А не продолжить ли нам разговор во время прогулки? В такой чудный день не хочется сидеть под крышей.
   — Как скажете.
   — Тогда пойдемте со мной. Я покажу вам ферму.
   Каин вслед за Сантьяго спустился с веранды.
   — Вы рыбак, Себастьян?
   — Нет.
   — Стоит попробовать, знаете ли. Я развожу рыбу в трех прудах.
   — Может, в будущем.
   — Обязательно попробуйте. Рыбалка так успокаивает нервы. — Они уже огибали один из прудов. — Как я понимаю, у вас есть ко мне вопросы.
   — Несколько, — кивнул Себастьян. — Во-первых, когда вы решили, что вам нужен телохранитель?
   — Так вы подумали, что я хотел встретиться с вами, чтобы предложить место телохранителя?
   — Он вам нужен. Ангел уже близко.
   — У меня уже есть телохранители.
   — Они бы не остановили меня, если бы я прямо сейчас решил вас убить.
   — Все так… но я знаю, что вы меня не убьете. И у меня нет желания показывать Ангелу свою ферму.
   — Как я понимаю, вы не помогали ему в розысках Тихой гавани?
   Сантьяго нахмурился, покачал головой:
   — Нет. Он — выдающаяся личность.
   — Как я и говорил вчера вечером, вы — разыскиваемый преступник.
   — Он не справится с отцом Уильямом, — ответил Сантьяго.
   — Он проходил и тех, кто получше отца Уильяма.
   — Лучше отца Уильяма нет, — возразил Сантьяго.
   — Если вы не хотите, чтобы я стал вашим телохранителем, то зачем я вам нужен? — спросил Каин.
   — Мне очень везло в жизни, Себастьян. Но все мы смертны, и я в том числе. А я хотел бы, чтобы дело мое продолжалось и после того, как я уйду в мир иной. И я не могу уйти, не оставив после себя хороших людей, таких, как Хасинто, Молчаливая Энни, таких, как вы.
   Каин вытаращился на Сантьяго:
   — Так вы думаете, он вас убьет?
   Сантьяго покачал головой:
   — Нет, откровенно говоря, нет. Но я не могу набирать людей в свою команду по призыву, как делает это флот. Я должен тщательно их изучить, а потом постараться убедить лучших присоединиться ко мне.
   — Почему теперь?
   — Мне потребовалось много времени, чтобы отбросить всякие сомнения в том, что именно вы мне и нужны.
   — К кому еще вы обращались?
   — Вербовка — обыденное дело, Себастьян. Я занимаюсь этим с тех пор, как живу здесь. Вы — самый последний, но не уникальный.
   — Я с ними встречался?
   — И довольно часто. Как иначе я мог так много узнать о вас?
   — Я знаю, что Джеронимо Джентри один из них.
   — Совершенно верно.
   — А Тервиллигер?
   Сантьяго покачал головой:
   — Нет.
   — Стерн?
   — Нет. — Тут Сантьяго рассмеялся. — Наверное, пришлось бы завербовать его, если бы я захотел налаживать контакты с фейли.
   — Он говорит, что встречался с вами, когда вы сидели в тюрьме на Калами Три.
   — Наверное, так и было.
   — Вы выглядите не так, как он мне вас описал.
   Сантьяго пожал плечами:
   — Пластические операции.
   — А куда подевались четыре или пять футов роста?
   — С тех пор прошло много лет. Стерн провел слишком много времени среди фейли. Опять же, он совсем коротышка. — На губах Сантьяго заиграла улыбка. — Вы предполагаете, что я — самозванец?
   — Нет, — покачал головой Каин. — А вы предлагаете мне стать им?
   — Что-то я вас не понимаю.
   — Вчера я заглянул в «Повесть о двух городах». И подумал, что Ангел никогда не видел ни вас, ни меня.
   — И вы подумали, что я хочу, чтобы вы заменили меня, когда он появится здесь?
   — А вы этого не хотите?
   — Абсолютно. В бою я замены себе не ищу. — Он помолчал. — А что еще вы можете сказать об этой книге?
   — Могу сказать, что очень уж она занудная.
   — Жаль, что вам она не понравилась.
   — Я думал о другом. Да и сейчас думаю.
   — О чем же?
   — Например, верить вам или нет. Я убил столько людей ради тех, кому верил, но всякий раз в итоге меня ждало разочарование.
   — Я не прошу убивать кого-либо ради меня, Себастьян. Я прошу вас помочь мне в защите простых людей от насилия государства, которому начхать на их судьбы.
   — Не прошло и десяти минут, как вы приказали Хасинто кого-то убить, — напомнил Каин.
   — Не ради меня — ради дела. Поскольку я не могу осуществлять финансирование наших операций через легитимные каналы, приходится искать другие, не осененные законом. Я не могу допустить, чтобы Уинстон Кчанга обманул нас и остался безнаказанным. Если станет известно, что мы не можем защищать свои интересы, преступный мир начнет охотиться на нас, как уже охотится Демократия. — Он повел Каина вдоль поля, засаженного гибридом кукурузы. — В революции нет места для сантиментов. Уж вы-то это хорошо знаете.
   — Знаю, — кивнул Каин. — И скольких мне придется убить?
   Сантьяго остановился, взгляды мужчин встретились.
   — Я никогда не попрошу вас убить человека, который не заслуживает смерти.
   — Сейчас это моя работа, причем хорошо оплачиваемая.
   — Если вы придете ко мне, то будете делать то же самое. Только платить вам не будут, за вашу голову назначат вознаграждение, и даже люди, за счастье которых мы боремся, будут желать вам смерти. Не слишком выгодное предложение.
   — Не слишком.
   — Тогда позвольте подсластить пилюлю. У вас все-таки появится то, чего нет сейчас.
   — Что именно?
   — Осознание, что ваши деяния могут изменить жизнь к лучшему.
   — Хотелось бы это осознать, хоть раз в жизни, — искренне признался Каин.
   — Никто, кроме вас, знать об этом не будет, — предупредил Сантьяго.
   — Никому и не надо об этом знать.
   Последовала короткая пауза.
   — Так что вы на это скажете, Себастьян?
   — Скажу, что хотел бы вам поверить.
   — Так поверьте.
   — Я еще не решил. — Он остановился в тени двенадцатифутового кукурузного леса. — А если я не поверю?
   — Оружия у меня нет, телохранители в доме.
   — Меня больше беспокоит другое: что вы можете со мной сделать?