– Неправильно! – громко заметил Чупати.
   Кантор не понял, к кому относились эти слова: то ли к нему, то ли хозяин сказал их самому себе.
   – Если в день пить по десять стаканов, то и тогда за неделю долг уменьшится только на семьдесят стаканов. Значит, останется еще двадцать один стакан.
   В течение нескольких секунд умный пес с подозрением смотрел на хозяина, а затем, забежав несколько вперед, сел прямо у него на дороге, уставившись ему в лицо своими большими круглыми глазами.
   – Сосчитал! – воскликнул наконец Чупати. Морщины на его лбу разгладились, лицо прояснилось. – На каждый день, Тютю, перепадает вот сколько! – И, разжав кулак правой руки, хозяин показал овчарке пять пальцев, потом еще раз пять, а затем три.
   Кантор умел считать до десяти, но по пятеркам. И когда хозяин говорил ему: «Принеси мне десять таких-то вещей!» – Кантор из большого количества одинаковых вещей приносил Чупати сначала пять и клал у его ног, затем отбирал еще пять вещей, которые, однако, складывал в другую кучку. Пес понимал, что две кучки по пять означают десять.
   Чупати не считал себя толковым педагогом, да и в математике был не очепь силен, а потому считал, что Кантору вполне достаточно считать до десяти.
   Для самого же Кантора любое число, означающее больше двух пятков, представлялось чрезвычайно большим. Вот и сейчас две ладони хозяина с растопыренными пальцами были восприняты овчаркой как десяток, а три дополнительно показанных пальца уже сбили пса со счета, оставив в голове его впечатление о каком-то неизвестно большом числе.
   Результаты подсчета обескуражили и самого старшину: выпивать в течение недели по тринадцать стаканов вина он, разумеется, не сможет. В конце концов, он нормальный человек, а не какой-нибудь алкоголик. И Чупати даже пожалел, что через неделю его патрулированию придет конец.
   «Еще бы недельку прибавить», – мелькнула у него мысль, когда он открывал дверь в корчму.
   – Товарищ старшина! За мной на сегодняшний день девяносто один стакан! – вместо приветствия сказал ему корчмарь.
   – Знаю, – ответил Чупати. – Сейчас дайте мне три стакана.
   В этот момент в корчму вошел один из завсегдатаев – парикмахер.
   – Ну как, поспорим еще? – бросил ему не без насмешки старшина.
   – Я больше уже ни с кем не спорю, – запротестовал щуплый парикмахер. – А вот собаку куплю себе обязательно.
   – Эта собака не продается, – нахмурился Чупати, который не допускал никаких шуток по адресу Кантора. Он быстро выпил два стакана и отпил уже глоток из третьего, как вдруг услышал предупреждение парикмахера:
   – Посмотри-ка, старшина, вон под окном какой-то полицейский стоит!
   Старшина повернулся к окну и остолбенел.
   – Ого! – вырвалось у него.
   За окном, метрах в десяти от корчмы, стоял майор Бокор и сквозь стекло смотрел на старшину.
   Чупати осторожно осмотрелся, оценивая сложившееся положение. Выйти через дверь он уже не мог, отрицать факт посещения корчмы глупо.
   – Хозяин, – почти простонал старшина, – в твоей мышеловке есть запасной выход?
   Корчмарь непонимающим взглядом смотрел на него.
   – Выведи меня отсюда! Если мой шеф сейчас меня здесь застукает, быть скандалу, и тебе попадет.
   – А, ты хочешь смотаться? Тогда иди за мной! – С этими словами корчмарь распахнул дверь, которая вела к нему за стойку.
   – Тютю, за мной! Если шеф нас тут застукает, он нас живьем съест. Меня вы здесь не видели! – бросил Чупати завсегдатаям корчмы.
   Кантор хотя и не понял причины столь стремительного бегства, но быстро последовал за хозяином. Корчмарь завел их в какую-то полутемную кладовку, где старшина споткнулся о ящики из-под пива.
   Через секунду дверь кладовки захлопнулась, и они остались одни.
   – Ну и попали же мы с тобой в переплет, Тютю! – прошептал псу Чупати, потирая лоб.
   Кантор по запаху почувствовал, что хозяин чего-то боится, и начал обнюхивать помещение. Пес понимал, что в данной обстановке они не могут выйти через дверь, в которую вошли. Следовательно, нужно искать другой выход. Скоро Кантор обнаружил дверь и, нажав ручку, попытался открыть ее, но дверь не поддавалась.
   – Подожди, – тихо проговорил Чупати и, подойдя к окну, выглянул в него. Дверь выходила во двор, заваленный бочками. В подворотне стояла повозка на шинном ходу. Из угла двора доносились шум машин и стук лопат.
   – Ну, давай… попытаемся. – Чупати повернул ключ, который неприятно заскрежетал. Со скрипом открылась дверь. Чупати, прячась за бочки, пошел к воротам, Кантор – за ним.
   Подойдя к воротам, старшина, скрываясь за изваянием каменного льва, осторожно выглянул на площадь. О ужас! Перед корчмой медленно прохаживался майор Бокор.
   – Вот это да! – воскликнул Чупати. Он понял, что незамеченными им из ворот не выйти.
   Чупати вернулся во двор, прошел мимо бочек, направляясь в дальний угол. Неожиданно в нос ударил приятный запах. Оглянувшись, старшина увидел открытую дверь кондитерской.
   – Черт возьми! – удивился Чупати, увидев ученика кондитера, который нес через двор мешок с чем-то. – Дружище! – обратился к нему он. – А нет ли тут выхода на другую улицу?
   – Нет.
   «Плохи наши дела, – подумал старшина. – Выходит, встречи с шефом не избежать». В конце двора возвышался трехметровый забор.
   – А что, если перемахнуть? – неуверенно спросил он у пса. – Высоко очень, да? Но здесь нам нельзя долго оставаться: майор в любую минуту может заглянуть и сюда. Так как же выйти?
   Вдруг со стороны ворот раздался резкий свист, и в тот же миг показался маленький фургончик на трех колесах, управляемый пареньком.
   Старшина в раздумье почесал подбородок и негромко крикнул:
   – Эй, парень!
   Парень резко затормозил, отчего дверка фургончика распахнулась и чуть не задела старшину.
   – Извините, – произнес паренек.
   Кантор с нескрываемым любопытством посмотрел на странную повозку, из которой так вкусно пахло, и радостно завертел хвостом, поняв намерение хозяина.
   – Товарищ инспектор, я ведь…
   – Хорошо, хорошо, не бойся, – перебил паренька старшина, окидывая взглядом фургончик, влезут ли они в него с Кантором. Наклонившись к пареньку, Чупати доверительным тоном зашептал:
   – В расследовании никогда не приходилось принимать участие?
   Глаза у паренька загорелись, он покачал головой.
   – А хочешь? – Чупати огляделся и, приложив палец к губам, шикнул: – Тш-ш…
   Загадочность, с которой Чупати обратился к парню, сыграла свою роль – тот тоже огляделся и тихо выдохнул:
   – Конечно хочу!
   – Тогда посади меня и собаку в фургон и отвези на противоположную сторону площади. Знаешь парикмахерскую Канцлера? Завезешь во двор и три раза стукнешь по кузову: мол, никого нет, можно выходить.
   – И вы там схватите бандита? – прерывающимся от волнения голосом спросил паренек.
   – Тш-ш… Пока это тайна. Сейчас я тебе больше ничего не могу сказать. Подъезжай к бочкам, там мы с овчаркой залезем в твой фургон. Но имей в виду: это тайна, никому ни слова… даже полицейским…
   Чупати не без труда втиснулся в фургончик, устроился полусидя-полулежа.
   Кантор с удивлением наблюдал за хозяином, а когда тот позвал его, одним прыжком прыгнул к нему. Морда Кантора оказалась напротив лица хозяина.
   Кантор так прижался к хозяину, что тот даже застонал и пробормотал:
   – Черт возьми! Разжирел как! С завтрашнего дня меньше тебе есть давать буду… Ну хоть морду-то в сторону отверни.
   – Можно закрывать? – спросил паренек, подойдя к дверке фургона.
   – Угу. Только побыстрее! – пробурчал Чупати, подтягивая колени к подбородку.
   Когда фургон выезжал из ворот, майор Бокор чуть не попал ему под колеса.
   – Эй, парень, ты, случайно, не видел во дворе полицейского с овчаркой?
   Услышав голос начальника, Чупати даже дыхание затаил и не без дрожи подумал: «Если парень выдаст и шеф собственноручно вытащит нас из фургона, будет… Ай-яй, что будет! Гауптвахты, конечно, не миновать, а стыда-тo сколько! Меня, героя стольких опасных операций, вытащат из фургона для перевозки кондитерских изделий! Будь что будет!»
   Кантор дышал прямо в лицо хозяину, который, напротив, старался даже не дышать. «И чего ждет, паршивец?» – подумал старшина о парнишке.
   – Нет. Во дворе никого нет, – ответил пацан слегка неуверенным голосом.
   – Поезжай к черту, ты что, людей не замечаешь, что пи? Смотри, как забрызгал мне брюки!
   – Извините, я с грузом. Отойдите немного в сторону, – попросил парень офицера.
   Фургон так дернулся, что Чупати головой стукнулся о стенку.
   Голос майора узнал и Кантор. Он, насколько позволяла крыша, поднял голову и тоже перестал громко дышать, словно чувствовал опасность.
   Но что это за опасность! Стоило ли прятаться сюда? От кого? И им ли, которые не раз смотрели в глаза опасности? Кантор не мог даже вспомнить случая, когда ему с хозяином приходилось убегать.
   Когда Чупати полез в этот приятно пахнущий ящик, Кантор сначала решил, что хозяин придумал новый способ выслеживать добычу, однако стоило псу услышать голос шефа, которого так испугался хозяин, как в душу Кантора закралось подозрение.
   По звукам, доходившим в ящик, чувствовалось, что фургон уже едет по площади. Кантор слышал, как где-то рядом с грохотом катится по рельсам трамвай.
   Снова сильная встряска, сопровождаемая тихой руганью Чупати, и затем неожиданно стало очень тихо. Потом скрежещущие звуки по железу – и совершенно неожиданно сильный свет ослепил Кантора.
   – Товарищ инспектор, – наклонился к дверце паренек, – приехали, кругом ни души.
   – Прыгай! – приказал старшина Кантору, а сам с трудом вылез из фургона.
   Кантор к тому времени уже успел пробежать небольшой кружок, чтобы немного размяться.
   – Хорошо, друг. Спасибо тебе, – старшина похлопал парнишку по плечу. – Можешь ехать.
   – А тайна? – спросил парень.
   – Ах да, тайна! – Чупати улыбнулся. – Тайна должна остаться тайной, понял?
   Паренек кивнул и уехал.
   Старшина поправил ремень и фуражку.
   – Пошли, Тютю, – весело проговорил он и направился к воротам. – Ну, что скажешь? Ловко мы провели своего шефа?
   Повернув голову к Кантору, чтобы посмеяться, Чупати удивился, увидев, что тот идет позади него в двух шагах и внимательно смотрит старшине под ноги.
   Кантор действительно не спускал глаз с ботинка хозяина, к подошве которого прилип какой-то кусок, от которого исходил точно такой же запах, какой стоял в фургоне. Аромат этого куска щекотал Кантору нос. Он чихнул, но соблазнительный запах продолжал преследовать его.
   «Может, это и есть добыча? – подумал пес. – А хозяин ждет, когда я замечу ее».
   Кантор так и не решил, как ему следует действовать: то ли схватить, то ли ждать знака хозяина.
   Заметив, что Кантор плетется за ним, хозяин остановился и спросил:
   – Что с тобой? Почему ты плетешься за мной? Иди на свое место!
   Кантор ощерился в улыбке, стукнул левой передней лапой по земле и, весело замахав хвостом, что означало, он все понял, обежал Чупати и пошел впереди.
   – Что с тобой?
   После этого вопроса Кантор настолько осмелел, что подошел к хозяину вплотную, а когда тот поднял ногу, зубами схватил тонкую распластанную пахучую лепешку.
   – Это ведь от пирожного, – удивился Чупати и, осмотрев себя, дотронулся до жирного пятна от крема на брюках. – Какой же ты у меня внимательный! – заулыбался старшина. – Представляешь, если бы такая лепешка прилипла мне на зад, вот бы люди потешались!
   Остановившись перед витриной фотографа, Чупати внимательно осмотрел себя с ног до головы, затем, одобрительно щелкнув языком, обратился к Кантору:
   – Теперь все в порядке. Пошли.
   А Кантор все еще держал в зубах лакомую лепешку.
   – Подожди-ка. Дай сюда. Хозяин снимет с этого лакомства бумажку. – Чупати протянул руку к голове Кантора, но тот быстро отдернул ее. – Ну, как знаешь, – пробормотал старшина. – Хочешь, ешь с бумажкой.
   Кантора такое замечание нисколько не смутило, так как и бумажка, по его мнению, тоже относилась к добыче.
   – Ну глотай же, чего тянешь? – Чупати сделал красноречивый жест. – Ешь, это твое, – приободрил он Кантора, который после столь внушительного поощрения проглотил вкусную лепешку вместе с бумажкой.
   Они шли по самой оживленной стороне площади. Старшина украдкой поглядывал на противоположную сторону, по которой только что проехал паренек на трехколесной мотоколяске.
   «Обойдем-ка мы сейчас площадь, и пусть все нас заметят», – решил про себя Чупати. Перед универмагом «Центр» старшина натолкнулся на Шатори.
   «Как хорошо, что капитан встретился мне как раз здесь, на противоположной стороне от корчмы».
   – Куда путь держишь? – мрачно поинтересовался Шатори.
   – Как это понимать?! – с невинным видом спросил старшина.
   – Не паясничай, ты же хорошо знаешь!
   – Чего я знаю? Знаю, что не сегодня-завтра мы с Кантором станем косолапыми от этой бесполезной ходьбы.
   – Тебя искал шеф.
   – Когда?
   – Только что…
   – Только что? Минуту назад я был у гастронома, на углу.
   – Минуту назад ты был в корчме. Шеф тебя засек… Я только одного не пойму, как тебе удалось отвязаться от него, если он не отходит от входа в корчму и от ворот?
   – А потому и не поймешь, что меня там не было. Он, видимо, с кем-то спутал. – обиженно произнес Чупати.
   – Знаешь, полицейского еще можно спутать с другим, но с кем спутаешь Кантора?
   – Шеф и Кантора видел?
   – Нет. Кантора заметил только я, так что считай, что тебе повезло.
   – Но ты же видишь, что я метрах в трехстах от этой злополучной корчмы.
   – Ну и пройдоха же ты! Если тебя еще минуту послушать, так поверишь в собственную слепоту. Может, это были ваши двойники? От меня-то хоть не скрывай, как тебе это удалось.
   Чупати лукаво улыбнулся, подумав, что бывают ситуации, когда такой простой, как он, полицейский может ловко облапошить дипломированного детектива.
   «Жизнь – самая лучшая школа по приобретению опыта. Мне и со старшинскими погонами живется неплохо, а золотые мне вроде бы ни к чему. Кантор вон всего-навсего пес, а порой он способен на то, до чего человек и не додумается. Шатори не так давно называл меня собаководом, говорил при этом, что таким я и останусь на всю жизнь».
   – Как мне это удалось? – Чупати лукаво подмигнул Кантору. – А ты лучше у него спроси. Если он тебе откроет тайну, тогда и я скажу.
   – По-собачьи говорить не умею, – Шатори махнул рукой.
   – Ну вот видишь, в этом между нами и разница: ты понимаешь латынь, а я – собачий язык…
   – Не дури, Чупати. Мне ты смело можешь рассказать.
   – Со временем…
   Конец этому разговору положил майор Бокор, который шел со стороны универмага.
   – Ты здесь? – удивился майор. В голосе его прозвучала угроза.
   – Так точно, здесь, – Чупати принял положение «смирно». – Товарищ майор, в районе моего патрулирования никаких происшествий не произошло.
   – Ох и бессовестный! Ну подожди…
   Майора перебил Шатори:
   – Прошу прощения, но я со старшиной уже минут десять стою и разговариваю, а пришел он сюда со стороны городской полиции.
   – Вот как? Тогда объясните мне, пожалуйста, кто из полицейских двадцать минут назад был в корчме? Вон там, на противоположной стороне площади.
   Капитан растерянно развел руками:
   – Я не знаю, начальник, может, мы ошиблись… Ведь собаку мы не видели, – добавил он менее уверенным тоном.
   – Безобразие! Самое настоящее безобразие, когда человек сам себе не верит… – произнес майор, и его лицо исказила гримаса, потому что у него появились колики в желудке.
   Шатори заметил эту гримасу и вежливо посоветовал:
   – В нескольких шагах отсюда, товарищ майор, есть аптека. Разрешите проводить вас до нее?
   Боли в желудке у Бокора стали такими острыми, что он не мог больше терпеть.
   – Пошли, – простонал он и двинулся по направлению к аптеке.
   Шатори пошел за майором, тихо ворча на Чупати:
   – Ну, подожди, разбойник! Эта была твоя последняя выходка!
   Смущенный Чупати смотрел вслед своему начальнику и думал: «Как бы там ни было, все равно не ты самый большой умник на свете». В этот миг он почувствовал угрызения совести. Лицо старшины залила краска стыда.
   – Пошли, – недовольно буркнул он Кантору и пошел к аптеке.
   В дверях он столкнулся с майором и капитаном Шатори, которые уже выходили из аптеки.
   – Товарищ майор… – начал старшина. – Я, право, не хотел… Словом, не сердитесь на меня…
   Майор Бокор недовольно махнул рукой и сказал:
   – Бросьте! Вы есть «чудо» моей педагогической практики.
 
   Чупати шел рядом с Кантором с видом цыгана, только что уличенного в воровстве.
   – Все дело в вине, это точно, – объяснял старшина на следующий день следователю, который разбирал дело о поведении старшины во время исполнения служебных обязанностей.
   – Если ты понимаешь это, тогда почему пьешь? – строго спросил следователь старшину.
   – Почему, почему… В душе каждого человека сидят как бы два человека: один хороший, а другой плохой. Хороший говорит: «Дурак, не пей!» Плохой тут же шепчет: «А почему бы тебе и не выпить?» Ну и получается спор: пить или не пить. Так и до беды недалеко. Вот и все.
   После разбирательства старшина решил: будь что будет, а оставшееся вино, выигранное Кантором, он все равно допьет.
   На восьмой день старшина трижды побывал в корчме, а когда собрался зайти в четвертый раз, то увидел сквозь окно витрины, как маленький парикмахер и большеносый жестянщик жестами подзывают его к себе.
   – Как ты думаешь, все законы мы соблюли? – обратился старшина к Кантору.
   Пес обрадованно поднял голову и, посмотрев на хозяина, радостно завилял хвостом.
   – Все равно дежурство наше подошло к концу, и стаканчик вина не принесет никакого вреда. Раз уж выиграли, выигрыш нужно получить сполна. – И Чупати поправил портупею.
   Кантор охотно пошел за хозяином.
   Однако войти в корчму им так и не удалось: из-за угла выскочил молодой сержант – ученик Чупати, которого старшина посвящал в сложное искусство сыскного дела.
   – Начальник, – тяжело дыша от быстрого бега, произнес сержант, – тебя срочно вызывают в управление.
   – Вот это да! – воскликнул старшина, бросив взгляд на Кантора.
   – Случилось какое-то ЧП, – начал объяснять сержант. – Все управление на ноги поднято.
   – ЧП? – Глаза у Чупати оживленно загорелись.
   – Только быстрей пошли, а то ведь мне приказали тебя срочно разыскать…
   Чупати свернул в первую же боковую улочку, чтобы, чего доброго, кто-нибудь из знакомых не увидел его на этой злополучной площади.
   Волнение, охватившее старшину, передалось и Кантору, который подумал, что, быть может, их снова пошлют на расследование какого-нибудь трудного и загадочного происшествия. По желанию хозяина пес мог целый день лежать лодырничая, однако по-настоящему счастливым он чувствовал себя только тогда, когда занимался расследованием какого-нибудь дела. Природные качества овчарки требовали выхода энергии, да и хозяин был по-настоящему хозяином только тогда, когда они шли по следу. В таких случаях пес и хозяин представляли собой единое целое.
 
   Капитан Шатори сидел за старым письменным столом и сосредоточенно читал какое-то дело. Временами он краешком глаза поглядывал на правый угол стола, где между бумагами лежал маленький коричнево-черный щенок, чья смешная, с крупными глазами голова то и дело свешивалась со стола.
   «Упадет ведь, бедолага», – подумал капитан и протянул руку, чтобы отодвинуть щенка от края стола.
   Маленькие кривые лапы щенка мяли лежавшие на столе бумаги.
   – Тончи, назад! – строго приказал Шатори.
   Услышав голос хозяина, щенок настороженно повел ушами, но смысла приказа не понял. Добравшись до края стола, песик инстинктивно почувствовал грозившую ему опасность: перед глазами лежала пропасть, отделявшая его от пола. От страха он сначала чуть слышно заскулил, а затем сел на задние лапы и замер, чувствуя, как под ними растекается теплая лужица.
   – А ведь ты нагадил, проказник, – спокойно проговорил капитан. Он взял щенка за шиворот и положил на прежнее место. Оторвав кусок газеты, капитан осторожно вытер лужицу. – Ну ладно, глупышка, не скули, – успокоил он щенка.
   Этого щенка капитану принесли час назад. Точнее, привезли из провинции. Прислал его капитану Шатори знакомый сельский ветеринар.
   Осенью прошлого года капитан случайно встретился с ветеринаром и увидел у него красивую, породистую суку, которая ему очень понравилась. Ветеринар пообещал прислать капитану щенка из первого же помета.
   Шатори уже давно забыл об этом, однако ветеринар сдержал свое слово – прислал щенка.
   «Видно, и я увлекся собаками, как Чупати, а может, просто стариться начал? – подумал капитан и вздохнул: – Видно, правы те, кто советовал мне жениться. Тридцать три года, а я все в холостяках хожу. Этак и старым холостяком сделаться не долго».
   Проказа маленького щенка на мгновение отвлекла капитана от грустных мыслей. Он добродушно улыбнулся: «А теперь вот вместо ребенка вожусь со щенком…»
   Последнее время капитан все труднее переносил свое одиночество. Все чаще задумываясь над его причинами, Шатори постепенно начал понимать, что увлечение работой уже не приносит ему того удовлетворения, какое он испытывал прежде. Не хватало чего-то важного, душевного.
   Временами, оставаясь наедине с собой, он размышлял о любви. Существует любовь или не существует, точно он не знал, поскольку ему еще никогда не приходилось ее испытывать, однако он прекрасно понимал, что ни по приказу извне, ни по собственному его желанию она к нему прийти не может.
   Значит, он действительно постепенно стареет. Раньше все разговоры и рассуждения о любви он считал несерьезными, принимая любовь за своеобразную болезнь, которая распространяется среди людей с быстротой эпидемии.
   И вот сейчас, видя на своем столе маленького, беспомощного щенка, он очень остро, почти болезненно, почувствовал необходимость любить и опекать кого-то.
   «Что мне теперь делать с этим несмышленышем? Чужим людям отдать жалко…» И тут капитана осенило: он решил отдать щенка старшине Чупати. Отдать щенка другому человеку у капитана рука не поднималась. А Чупати был всегда рядом, и, следовательно, капитан в любой момент сможет навестить своего подшефного. «Вот как только Кантор отнесется к малышу?»
   Размышления капитана были прерваны приходом старшины Чупати, который, запыхавшись, спросил:
   – Разрешите войти?
   – Входи, входи… И Кантора впусти.
   Из груды бумаг показалась удивленная мордочка щенка.
   Кантор, войдя в комнату и заметив щенка, степенным шагом подошел к столу, потом удивленно склонил голову набок и уставился на хозяина.
   Однако Чупати не видел ни щенка, ни удивления Кантора. Его внимание было сосредоточено на одном: вот сейчас он получит очень важный приказ расследовать какое-нибудь запутанное дело.
   – Ну, что ты скажешь на это? – проговорил Шатори, откидываясь на спинку кресла.
   – На что «на это»? Что, собственно, случилось?
   – А вот на это, – улыбнулся капитан. – Вот на это существо! – Капитан пальцем показал на лежащего на столе щенка.
   Чупати только сейчас заметил щенка и, сделав несколько шагов к столу, удивленно спросил:
   – Откуда это?
   – Это Тончи. Чистокровная овчарка. У него даже паспорт имеется: мамашу его зовут Анастасией, а отца – Аладаром.
   – Вот это да! Какая родословная! А может, и нашим собакам нужно выдать свидетельства о рождении?… Я, по крайней мере, помню, что Кантора родила Кофа, а вот кто его отец – это не столь уж важно. А теперь выходит, что все наши овчарки почти что беспризорные?
   – Но ты только не умничай!
   – Ну, а что за ЧП произошло?
   – А-а! – махнул рукой капитан. – Сегодня на мельнице и на заводе выдавали получку, после нее рабочие выпили и затеяли драку. С дежурным подразделением на место происшествия пустили Роби и Султана. Там небось уже давно порядок навели.
   Чупати невольно нахмурил брови.
   – Словом, опять этот Роби… – почти простонал он.
   – Брось ты эти глупости! Сколько раз я тебе объяснял, что Кантора надо беречь… К слову, завтра меня вызывают в центральное управление. Возможно, меня переведут на новое место, а что же тогда делать с господином Тончи? Ну, что мне с ним делать?
   – С господином Тончи?! Ваш господин Тончи просто паразит, – недовольно проворчал старшина и пожал плечами. – А я-то тут при чем? Что хотите, то и делайте.
   Чупати не интересовала судьба щенка, особенно сейчас, когда он услышал о возможном переводе капитана Шатори на новое место службы.
   «И он так равнодушно сказал мне о своем переводе! А что же будет со мной?» – подумал старшина.
   – А я-то думал, что ты возьмешь этого щенка к себе, – проговорил Шатори, кладя щенка на середину стола. – Даже хотел просить тебя об этом.
   Чупати скорчил гримасу.
   – Ну и черт с тобой! – выругался Шатори. – Выброшу щенка на улицу, идет?
   – Твой он, что хочешь, то и делай, мне он не нужен. Можешь подарить кому-нибудь.
   – Мне самому его только что подарили, так что дарить я его не могу!
   Шатори встал и, выйдя из-за стола, подошел к старшине. От неожиданного порыва злости, которая охватила его несколько минут назад, не осталось и следа. Он начал уговаривать старшину: