Самош Рудольф. Кантор идет по следу

   «Интеллигентный мужчина сорока лет познакомится с серьезной, материально независимой женщиной с целью оформления брака. Более подробные сведения можно получить в редакции под девизом „Белая гвоздика“. Несерьезных предложений не присылать!»
   Через несколько дней после опубликования этого объявления в редакцию газеты на девиз «Белая гвоздика» было получено сто семьдесят писем.
   Семеш с подчеркнутой вежливостью и сдержанностью взял из рук сотрудника отдела объявлений толстую пачку писем. В течение многих дней он внимательно изучал содержание писем и разглядывал присланные фотографии. После тщательного анализа Семеш отобрал девяносто писем. Это были предложения красивых женщин средних лет и довольно состоятельных. Провинциалки, даже если они по всем статьям подходили Семешу, отсеивались, поскольку он отнюдь не собирался переселяться из столицы в провинцию.
   «Хватит с меня, провинции! Все предыдущие жены п так были провинциалками». Все провинциалки, как девицы, так и уже разведенные женщины, как правило, оказывались чересчур чувствительными особами. Семеш убедился в этом на собственном опыте. По его мнению, столичная женщина скорее поймет, что душу свою она может изливать перед кем угодно, а основу брачного союза составляют определенные сбережения.
   На первый взгляд умствования Семеша могли показаться циничными, по женщины в силу своей психологии как-то иначе воспринимали это.
   Отправляясь на свидание с первой дамой, Семеш попросил Турка одолжить ему свой «трабант».
   Осень в тот год стояла теплая, и в кафе было даже жарко. Минуя раздевалку, Семеш бросил беглый взгляд в зеркало и поправил белую гвоздику в петлице пиджака. Это был его опознавательный знак для дамы.
   Семеш сел за столик и заказал кофе и бокал пепси-колы. Он хотел не только произвести хорошее впечатление, но и покорить даму. Одного Семеш никак не мог понять – почему он так волнуется.
 
   «А она опаздывает на целых десять минут, – подумал про себя Семеш. – А что, если она вообще не придет?*
   И, словно по заказу, в этот момент за стеклянной дверью появилась женская фигура. Ошибки быть не могло. Семеш принял импозантную позу. Это была чуть полноватая женщина средних лет, среднего роста, в соломенной» шляпке, украшенной букетиком искусственных васильков. В руках она держала номер «Мадьяр немзет».
   Дама бросила на Семеша несколько беглых взглядов. Он приподнялся. Рот его расплылся в широкой улыбке, которую следовало понимать, как: «Я здесь». Взглядом он показал на белую гвоздику в петличке.
   Волнение, которое его мучило до сих пор, вдруг исчезло, и ему на смену пришло спокойствие, какое обычно испытывает актер, когда поднимается занавес.
   Дама в соломенной шляпке нервно теребила кайму скатерти. Семеш встал и, сделав несколько шагов, остановился перед столиком, за которым сидела дама. Галантно поклонившись, он воскликнул:
   – О! Это вы!
   Он произнес это слегка дрожащим голосом. Вместо ответа дама ткнула газетой в петлицу с гвоздикой.
   – Целую ручки… Да, я и есть тот самый докторИштван Семеш. Я весь к вашим услугам.
   Семеш жестом правой руки пригласил даму сесть на маленький диванчик, а левой взял ее руку с толстыми пальцами и запечатлел на ней самый почтительный поцелуй.
   – Зовут меня Эдитке. Я вдова Телеки Армандне. Вы можете называть меня Дитке. Так называл меня мой бедный покойный муж…
   Продолжая мило щебетать, дама вынула из сумочки пудреницу и безо всякого смущения начала пудрить лицо.
   – У вас прекрасное имя, – с готовностью согласился Семеш. – Я благодарю судьбу за то, что она позволила мне познакомиться с вами.
   – Правда? Вы на самом деле, доктор, благодарны судьбе за это? – проговорила дама.
   – Пожалуйста, не будьте такой официальной и зовите меня запросто… Путей, – сказал Семеш, смерив даму оценивающим взглядом.
   Он вдруг придвинулся к Дитке и левой рукой погладил ее накрашенные щеки.
   – О, как ты очаровательна! Рожица у тебя почти девичья.
   – Как вы любезны, доктор! – покраснев, выдавила из себя дама.
   – Я же просил вас называть меня Путей, дорогая Дитке. – И Семеш указательным пальцем шутливо погрозил даме.
   – Путя, – с напускной стыдливостью произнесла дама. – Какое милое имя! Вы так хорошо выглядите, что вам не дашь сорока…
   – Я так долго ждал этой минуты! – с патетикой воскликнул Семеш. – Мне было нелегко решиться искать спутницу жизни через объявление в газете. В глубине души я всегда стремился к такой женщине, как вы…
   – Извините, дорогой Путя! Закажите, пожалуйста, и мне чашечку кофе, – перебила его Дитке. – Со взбитыми сливками.
   – Тысяча извинений… Фантастично! Вы произвели на меня такое впечатление, что я даже забыл об элементарной вежливости. Алло! Девушка! – Путя жестом подозвал официантку. – Один кофе и взбитые сливки! – И он снова повернулся к Дитке: – Пардон… На чем же я остановился? Да, я и не подозревал о том, что вы существуете на свете, но всегда надеялся, что придет день, когда я вас встречу, дотронусь до этих ласковых рук, погляжу в эти прекрасные глаза и позабуду обо всем на свете… О том, что я чертовски устал, о том, что есть какие-то неприятности…
   Семеш вошел в роль. Даже морщины на его лице разгладились. Театральным жестом он полез в карман, будто невидимый режиссер подал ему знак сделать это, не спеша вынул ключ зажигания от. машины и, будто невзначай, стал раскручивать его на указательном пальце.
   – Если я правильно вас поняла, вы очень заняты, – начала дама сочувствующим тоном, бросив беглый взгляд на вращающийся у него на пальце ключ от машины.
   – Да, разумеется, – Семеш шумно вздохнул. – На крупной фирме миллион забот, и самые тяжелые из них, как правило, сваливают на плечи тех, кто все везет. В довершение всего негде спокойно отдохнуть.
   Услышав последнюю фразу, дама подняла голову и с подозрением спросила:
   – У вас нет квартиры?
   – Нет, нет, – замотал головой Семеш, изобразив страдальческую улыбку, – вы меня не так поняли. У меня просто в данный момент нет дома. Вот уже год я вынужден скитаться по гостиницам. Дело в том, что я строю небольшую виллу на Холме Роз и потому, разумеется, был вынужден продать свою кооперативную квартиру в Пеште.
   – Ага, понимаю, – промямлила дама, тараща глаза на Семеша.
   – И знаете, дорогая Дитке, – продолжал Семеш, – вы, наверное, представляете, что такое в наше время связаться со строительством? Я придерживаюсь старомодных взглядов и хочу, чтобы моя будущая супруга пришла на все готовое и сразу бы обрела покой и счастье. Вы представляете, сколько сердец разбито в мире из-за неустроенности личной жизни! Я это вижу на примере своих коллег по работе. О, как они мучаются в общих квартирах! Все они надеялись на безоблачное счастье, а вместо этого задохнулись от взаимной ненависти. «Нет, Путя, – сказал я тогда самому себе, – хватит с тебя одного неудачного брака! Во второй раз ты такой ошибки уже не совершишь!» Вот тогда-то я и решил сначала создать солидную материальную основу для нового брака, а уж потом жениться. А когда у меня ни в чем не будет недостатка, придет и счастье. Правда, – он рукой показал себе на голову, – у меня и голова поседела. Особенно в связи со строительством виллы. Готов второй этаж, здание подведено под крышу, имеется небольшой садик. А вот тут-то я и выдохся.
   – Я охотно помогу вам закончить строительство. Я и сама хочу войти в новую семью не с пустыми руками. У меня в излучине Дуная есть свой участок с небольшим дачным домиком и шестьдесят тысяч форинтов на сберкнижке, – скороговоркой выпалила Дитке.
   – О! – Семеш махнул рукой. – Не в деньгах счастье. Лучше не будем говорить об этом. Беда в том, что я примерно еще с год не смогу привести подругу в дом. Я сейчас попал в затруднительное положение. Мне не хватает для окончания строительства пятидесяти – шестидесяти тысяч форинтов. Но… – Семеш поднял голову и бодрым голосом продолжал: – Мужчина остается мужчиной. Он всегда преодолевает препятствия на своем пути. Возьмусь за какую-нибудь левую работу, побольше потружусь и…
   – Глупости! – прервала Дитке бурный поток слов, извергающийся из уст Семеша. – У меня на улице Дохань есть небольшая вязальная мастерская. Я женщина практичная, так сказать. Когда еще был жив мой покойный супруг, мы договорились с ним относительно того, что каждый из нас что-то вносит в семью. Брак, по-моему, это все равно что торговая сделка. В основе его должны лежать материальные блага, а если в довершение к этому есть еще и чувства, то это – просто божий дар!
   – Да, да, – Путя согласно закивал головой. Глаза у него оживленно заблестели. – Меня очень радует, что вы верующая, Дитке, – продолжал Семеш. – Только верующие способны на серьезные и глубокие чувства.
   – Я вижу, у вас есть машина?
   – Есть, но надолго ли… Если я не смогу достать денег на продолжение строительства, придется ее продать.
   – Об этом мы с вами поговорим позже, а сейчас, если вы не возражаете, я хотела бы взглянуть на вашу виллу.
   «Практичная, осторожная курица», – подумал Семеш, а вслух произнес:
   – Пожалуйста, хоть сейчас. Мне будет очень приятно. Это, видимо, означает, что я могу надеяться, а?
   – Человек может надеяться лишь на милость божью. Он посылает нам и хорошее, и плохое. – Дитке отпила несколько глотков кофе.
   Семеш подозвал официантку и расплатился.
   – Вы слишком много дали ей на чай, – заметила Дитке, когда официантка отошла от стола. – До свадьбы мы с вами будем вести расчеты порознь. Сейчас я вам задолжала двенадцать форинтов сорок филлеров. Сумму, которую вы дали официантке на чай, я с вами делить не стану.
   – О, я с вами полностью согласен, но я так обрадовался встрече с вами, что действительно дал на чай больше положенного. Но разрешите мне по случаю нашей первой встречи заплатить за вас!
   – Пожалуйста, – не стала противиться Дитке, – но я остаюсь верна своим принципам: быстрый и точный расчет способствует крепкой дружбе. Прошу заметить это. И вообще, легкомыслия я не люблю.
   Семешу ничего не оставалось, как слушать ее и кивать, а в голове у него роились мысли, что с этой скрягой, видно, ничего не выйдет и пора бы ему исчезнуть с ее глаз.
   – А где стоит ваша машина? – поинтересовалась Дитке..
   – Моя машина? Одну минуту… – Семеш стал разглядывать машины на стоянке.
   «Черт возьми! – выругался он про себя. На стоянке среди „Волг“, „фордов“ и „опелей“ стояло, по крайней мере, восемь „трабантов“, а он, как назло, забыл номер машины, на которой приехал.
   Наугагд Семеш подошел к первому попавшемуся «трабанту» и, всунув ключ, проговорил:
   – Кажется, это моя. – Однако ключ почему-то не поворачивался.
   – Эй! Что вам нужно?! – крикнул Семешу лысый мужчина, рассматривавший витрину магазина.
   – Как что? Что нужно! Уехать хочу. Машина-то моя, – обиженным тоном ответил Семеш.
   – Ваша не машина, а милая дамочка. – И лысый решительно направился к нему.
   – Попрошу выбирать слова! – бросил Семеш лысому и, повернувшись к Дитке, добавил, но так, чтобы слышал лысый: – Черт бы их побрал! Понаделали этих «мыльниц» и покрасили в один цвет. Поди разберись, где машина твоя, а где чужая…
   Семеш ломал себе голову над тем, как бы с честью выйти из этого щекотливого положения. Его даже в пот бросило. И вдруг он вспомнил, что на зеркальце заднего обзора в машине Турка болталась игрушечная фигурка Швейка. Он подскочил к третьей в ряду машине е фигуркой Швейка и, бросив презрительный взгляд в сторону лысого, с облегчением сказал:
   – Вот она, моя!.. Прошу вас. – И Семеш галантно открыл дверцу. Заметив подозрительный взгляд дамы, он объяснил: – Эти машины такие одинаковые, что не удивительно, если не узнаешь собственную и сядешь в чужую… А как разошелся этот лысый тип! Балда, да и только: думает, если у него машина есть, то у других ее нет. Никакой тебе деликатности! Одна грубость…
   Через минуту они уже ехали по улице. Не имея нужного опыта, Семеш вел машину осторожно. Не без труда он выехал из центра и свернул на набережную, которая была относительно свободной. Пользуясь этим, Семеш несколько отвлекся и начал расписывать красоту Будапешта. Практичная Дитке с удивлением слушала его восторженную болтовню. Она будто впервые в жизни видела и Королевский дворец, и Собор короля Матьяша, и Бастион рыбаков, и Цепной мост, и здание академии, и парламент с его многочисленными башенками… Виной тому был торжественный голос Семеша.
   В Буду Семеш проехал по мосту Маргит, миновал минарет Гюль Баба. Проезжая мимо ресторанчика Пейерли, он не забыл упомянуть о том, какой великолепный фасолевый суп там подают, а через несколько секунд уже рассказывал ошеломленной Дитке какую-то древнюю легенду о нашествии турок на Венгрию.
   Свернув на улицу Вархалои, он поехал на подъем. Минуя научно-исследовательский институт связи, Семеш со знанием дела начал распространяться о современной сверхдальней связи. Насладившись произведенным на даму впечатлением, Семеш заговорил о том, что, по его глубокому убеждению, мужчина должен содержать женщину, должен создать для нее удобное гнездышко и тому подобное.
   – Вот мы и приехали, дорогая, – Семеш затормозил перед недостроенной виллой, которую облюбовал заранее. Выйдем, дорогая!..
   Выйдя из машины, он галантно открыл дверцу и пригласил даму выйти.
   – Только осторожно, не запачкайтесь, пожалуйста, – вежливо предупредил он. – Знаете, при строительстве не обходится без известки, глины, обломков кирпича…
   Дама, словно зачарованная, остановилась перед виллой и оценивающим взглядом начала ее осматривать. Не сдержавшись, она назвала возможную цену виллы:
   – Триста, нет, тысяч четыреста.
   Семеш вытирал руки платком и переступал с ноги на ногу.
   – Так-так! – громко произнесла Дитке. – Так почему же приостановились строительные работы?
   – Положение довольно щекотливое, – с наигранным замешательством начал объяснять Семеш. – Как я уже говорил, у меня не хватило денег, а влезать в долги мне не захотелось. При займе в банке нужно платить шесть процентов, в другом месте потребуют и того больше. К сожалению, с января подорожали строительные материалы. Если бы не это… А тут еще и одиночество, когда сам не знаешь, для чего и для кого все это строишь…
   – А сколько же денег вам требуется для завершения строительства? – перебила его Дитке.
   «А она намного хитрее, чем я думал», – мелькнуло у Семеша в голове.
   – Для полного завершения, включая установку котла для парового отопления, нужно приблизительно… – Семеш нахмурил брови, сделав вид, будто производит в уме сложные подсчеты, – тысяч сто, минимально – хотя бы сорок – пятьдесят тысяч… А там уже и переезжать можно…
   И вдруг совершенно неожиданно Семеш встал перед Дитке на колени, обнял ее некрасивые ноги и, склонив голову набок, словно пес, выпрашивающий лакомый кусочек, часто-часто заморгал глазами:
   – Дорогая, разрешите здесь, перед нашим будущим гнездышком, попросить вашей руки… Умоляю вас, не отказывайте мне!..
   – Вы глупенький, – перебила его дама. – Немедленно встаньте!
   – Не встану до тех пор, пока не услышу желанного «да».
   – Вы мне нравитесь, – произнесла Дитке, глядя поверх его головы на виллу. Когда же она перевела взгляд на Семеша, в голосе ее зазвучали патетические нотки: – Ну, а если я дам вам заимообразно шестьдесят тысяч форинтов?
   – Нет! – Семеш отчаянно затряс головой. – Нет! Об этом не может быть и речи! – Он еще крепче обхватил руками колени Дитке.
   – А если я буду настаивать?
   – Я все равно не соглашусь на это! – проговорил Семеш трагическим тоном.
   – Значит, вы не любите меня! – И дама рванулась, стремясь высвободиться. – Если вы не примете моего предложения, тогда все ваши слова я буду считать лживыми. Тот, кто по-настоящему любит, не раздумывает, принимать ему помощь от любимого человека или нет… Пустите меня!
   – Но, дорогая… Не оставляйте меня, я вас обожаю.
   – Вы принимаете мои шестьдесят тысяч?
   – Мне трудно это сделать. Мне стыдно…
   – Глупый ты, Путя! – Дитке впервые назвала Семеша на «ты». – Встань и поцелуй меня!
   – О счастливое мгновение! – Путя вскочил на ноги и запечатлел на густо напудренной щеке дамы звонкий поцелуй.
   – Итак? – спросила она, освобождаясь от объятий Семеша. – Если я дам тебе шестьдесят тысяч, когда мы сможем переселиться в этот дом?
   – В конце лета, самое позднее – осенью, – ответил он, с трудом сдерживая себя, чтобы не расхохотаться.
   – Хорошо, – кивнула Дитке, – поехали… Завтра я сниму со сберкнижки деньги, а ты сегодня же сходи к мастерам. Договорились?
   – Ты не женщина, а ангел, спустившийся с небес на грешную землю! – воскликнул Семеш, потирая вспотевший лоб.
   Игра удалась.
 
   Местом встречи с женщинами, которые откликнулись на его объявление в газете, Семеш по многим причинам выбрал кафе «Гюль Баба». Во-первых, от кафе было не так далеко до «его виллы» на Холме Роз. Во-вторых, в центре города он чувствовал себя не совсем спокойно, так как в любой момент мог нечаянно столкнуться с кем-нибудь из знакомых, особенно с девицами, которые могли бы помешать его сватовскому спектаклю.
   И он не ошибся. Однажды он потерпел досадное фиаско.
   Он ждал в кафе свидания с очередной жертвой, которая стремилась выйти замуж. Женщин он выбирал но присланным ему фотографиям. На этой фотографии была изображена довольно полная дама, однако Семеш и представить себе не мог, что на самом деле эта особа превзойдет все его ожидания.
   Даме оказалось далеко за сорок, а весила она не меньше ста килограммов. Внешний вид расплывшейся дамы буквально ошеломил Семеша, и он в первый момент даже подумал, что она ищет отнюдь не его. Дама шагала грузно, и паркет под ней ужасно скрипел, не выдерживая такого давления.
   – Это ваш девиз «Белая гвоздика»? – спросила Семеша дама, закрыв спиной всю стойку.
   Семеш хотел было отказаться, но предательская белая гвоздика торчала у него в петлице пиджака.
   – Да, – нерешительно выдавил он. – Прошу вас, садитесь.
   Дама уселась, но не на стул, а на диван, заняв его почти полностью.
   «Боже мой, какая туша!» – содрогнулся Семеш.
   – Могу ли я заказать рюмку коньячку? – предложил он.
   – Коньячку?… Это можно… двести граммов.
   – Девушка! – позвал Семеш официантку. – Рюмочку коньяку.
   – Пардон! – грубым, почти мужским голосом запротестовала дама. – Двести коньяку!
   От волнения Семеш не заметил, как за их столик подсела его бывшая знакомая Илди Бамбиш.
   – Я пришла сюда сама, чтобы не писать ответ на ваше письмо, – приступила прямо к делу толстая дама.
   – Я очень рад, – пробормотал Семеш.
   «Ну и туша! Залпом выпивает двести граммов коньяку!» – подумал Семеш и тяжело вздохнул.
   – Чем могу служить? – спросил он.
   – Как это, чем могу, служить? – повысив голос, спросила дама. – Вы звали, и я приехала! Вы же сами писали, что у вас серьезные намерения…
   – Как же, как же, разумеется…
   – Я работаю на Балатоне в одном ресторане.
   «Это совсем другое дело», – отметил Семеш.
   – Вы мне с первого взгляда понравились, – проговорил он, постепенно отгоняя от себя скованность. – Именно о такой женщине я и мечтал.
   – Ну, не скажи! – услышал Семеш ехидное замечание со стороны.
   Посмотрев в ту сторону, он увидел насмешливые глаза Илди Бамбиш.
   «Вот еще черт ее принес! – мелькнуло у него в голове. – Мне здесь только ее не хватало». Однако он не подал и виду, что знаком с Илди.
   – Вы что-нибудь имеете против меня? – спросила толстуха.
   – Что вы, что вы! Боже упаси! Вы мне очень нравитесь…
   Однако докончить фразу ему так и не удалось, так как Илди подсела к Семешу и тронула его за плечо.
   – Не сердись, Путя! Дай-ка мне огонька прикурить.
   – Да, пожалуйста, – смущенно пробормотал Семеш, щелкнув зажигалкой, и поднес огонек к сигарете Илди.
   – Ты очень миленький сейчас. Намного лучше, чем в тот день, когда написал обо мне свою дурацкую статью. Я не сержусь на тебя. А ты не забыл, что задолжал мне пятьдесят форинтов, а? Не забыл? Пардон! – Илди хитро подмигнула толстухе, как старой знакомой. – Мы с Путей старые друзья.
   – Не мешай! – злобно прошипел на нее Семеш.
   – Почему? Тебе нравится эта старая корова?
   – Я попрошу… Как бы это… Не слушайте ее! Я… – жалко залепетал Семеш.
   – Я не позволю оскорблять меня! – Туша вскочила с дивана с завидной быстротой. – Это уж чересчур!
   Как Семеш ни старался, успокоить толстую даму ему не удалось. Возмущенная, она демонстративно покинула кафе.
   – Радоваться должен, что я помогла тебе избавиться от этой коровы! – утешала Илди.
   – Можешь выпить этот коньяк, – сказал ей Семеш и, расплатившись, тоже вышел из кафе. Таким образом Илди расквиталась с ним за его статью.
   Дело в том, что Семеш в течение нескольких недель сожительствовал с Илди, а поссорившись, написал в газету, изменив имена и фамилии, такую разоблачительную статью о проститутках, что блюстителям порядка и морали не потребовалось дополнительного следствия для того, чтобы изолировать от общества на несколько месяцев Илди и ее подруг.
   Семеш понимал, что свой обличительный репортаж он подготовил отнюдь не лучшим способом, но уж такой он был человек – не брезговал ничем!
   На деньги, полученные от Дитке, Семеш заказал себе несколько новых костюмов и стал проводить вечера уже не в клубе журналистов, а в ночном кабаре «Мулин Руж». Он и всегда-то не скупердяйничал, а теперь за все расплачивался как чистокровный английский лорд.
   Семеш обзавелся связкой ключей от машин марки «опель» и теперь мог открыть любую, как свою собственную.
   Теперь ему не нужно было побираться, прося взаймы…
   Он всегда чувствовал себя способным на великие дела, а теперь уже не могло быть и речи, чтобы тратить свой талант на какие-то мелочи. До тех пор пока он не выступал в роли жениха, все его махинации обычно сводились к тому, чтобы выпросить у кого-нибудь из знакомых немного денег взаймы, которые он, разумеется никому не собирался отдавать.
   Вершиной его мошенничества был случай со священником, у которого он выманил две тысячи форинтов…
   Однажды втроем они возвращались из командировки с южного берега Балатона. Все сильно проголодались, но у всех троих набралось всего двадцать форинтов, а на них, как известно, не пообедаешь. Кто-то из них, кажется водитель, сказал, что поблизости живет один священник, очень добрый и наивный человек: он никому не отказывает в помощи.
   Друзья засели в корчме. Они пили и ели так, будто денег у них было полным-полно. Когда же прикинули, оказалось, что они уже наели больше чем на сотню.
   – Что для нас какая-то сотня? – проговорил, вставая из-за стола, Семеш и обратился к шоферу: – Вези меня к этому доброму священнику!
   Остановившись неподалеку от дома священника, но так, чтобы не было видно машины, Семеш пешком направился к крыльцу.
   На звонок вышел сам святой отец. На нем была домашняя ряса и мягкие шлепанцы без задников. Вид у старика и на самом деле был добрейший.
   Семеш поздоровался с ним и, употребляя как можно больше церковных слов, представился секретарем управления по делам духовенства.
   – Дело в том, святой отец, – приступил Семеш к изложению самой сути своего неожиданного визита, – что мы попали в очень неловкое положение. В двух километрах отсюда у епископа сломалась машина, и теперь ее нужно тащить в город на прицепе. Я бы хотел позвонить от вас в город.
   Священник выразил сочувствие и заявил, что, к сожалению, телефона у него нет, но даже если б он и был, то и тогда в город дозвониться не удалось бы, поскольку телефонная связь села с внешним миром работает только до четырех часов.
   – Ах, какая неприятность! – ломая пальцы, страдальчески произнес Семеш. – Не может же господин епископ ночевать на шоссе! Нужно найти какого-нибудь механика, который смог бы быстро починить машину! Но ведь за ремонт надо платить, а я не захватил с собой достаточной суммы денег.
   – Я могу ссудить вам в долг, господин секретарь, некоторую сумму, – с готовностью предложил священник, у которого в это время возникли какие-то осложнения в управлении, и он, оказывая такую любезность, надеялся повлиять на благополучный исход дела.
   – К сожалению, другого выхода у нас нет.
   – Какая сумма вам нужна?
   – Наверное, за тысячу форинтов можно устранить неисправность?
   – На всякий случай возьмите две тысячи, а то бог его знает, что может случиться…
   Что именно может случиться, так и осталось тайной для Семеша, однако деньги у священника он взял с готовностью. Поблагодарив его, как и подобает в таких случаях, Семеш попросил святого отца зайти к ним на днях в управление, где он отдаст ему долг.
   Сопровождаемый благословениями святого отца, Семеш покинул его дом.
   Появившись в корчме, Семеш не скупился на деньги, чем немало удивил не только корчмаря, но и своих ошеломленных столь приятными метаморфозами коллег, хотя они прекрасно понимали, что это отнюдь не манна небесная свалилась на их головы…
   «Боже мой, – улыбнулся собственным мыслям Семеш, – раньше так выкручивался, теперь эдак», – и посмотрел на часы.
   В этот, момент у входа в. корчму появилась весьма энергичная особа в модном платье. Дама шла такой походкой, что не обратить на нее внимания было просто невозможно: бедра ее призывно покачивались.
   Лицо у дамы было не особенно примечательное, однако очки в толстой роговой оправе придавали ему строгий вид.