Страница:
Рудольф Самош
Кантор идет по следу
Книга первая
Люкс
Всю ночь лил холодный апрельский дождь. Земля под кустом, где лежал щенок, превратилась в вязкую грязь. Спал он плохо. Беспокойный сон то и дело обрывался. Щенку казалось, будто он погружается в глубокий поток. Он просыпался, начинал чихать, отдуваться, фыркать от воды. За недели, прошедшие после побега из дома, он не помнил столь неприятной ночи. Холодная вода превратила его шерсть в лохматые клочья. От холода содрогалось все тело. Наконец у стены музея он наткнулся на скамью, земля под которой была не такой сырой. Забравшись под нее, он опять заснул. По всему его телу стало постепенно распространяться тепло.
Перед утром щенок проснулся от ослепительного света. И тут же грохот оглушил его. Ураганный ветер ломал деревья в парке, ночь громыхала и стонала, и пес испуганно засовывал голову еще дальше под скамью. Но уши продолжали все слышать. Он старался не видеть блеска молний – лежал с закрытыми глазами, а от страшного раскатистого грома чуть не лопались в ушах барабанные перепонки. В припадке страха он скреб землю, у него было только одно желание – спрятаться, как можно глубже зарыться в землю.
Огонь был одной из главных причин того, что он убежал из дома. Хозяин мучил его огнем, еще когда он был щенком. Он сажал его на колени так, чтобы нельзя было шевельнуться, а потом вслед за отвратительным шипением перед глазами и носом вспыхивало пламя спички. Напрасно он вырывался, барахтался, скулил, напрасно от страха застывал перед прыгающим у глаз желтым пламенем – освободиться он не мог. Видя его муки, хозяин смеялся. Как-то раз пламя обожгло ему нос, и от боли и страха он намочил хозяину в колени. Тот в гневе ударил его о землю и больно пнул ногой.
С тех пор щенок дрожал при виде огня, дрожал от громкого и оглушительного шума. Ураган продолжался, и страх овладел всем его существом. В отчаянии он забыл о мучившем его голоде. Лишь бы выбраться отсюда, никогда больше он не придет на это проклятое место. Если бы вчера у мясного магазина на углу не случилось с ним всего того, что произошло, то он бы побежал не сюда, а на знакомый пустырь.
Причиной происшедшего с ним несчастья был голод. Он уже несколько дней почти ничего не ел. При приближении к перекрестку он вдруг почувствовал в воздухе волнующие запахи. Они мгновенно проникли в его мозг, и освободиться от них он уже не мог. Чувство голода вспыхнуло в нем с такой силой, что он позабыл об осторожности, которая появилась у него за время долгих скитаний. Для него сейчас существовали только эти дразнящие, соблазнительные запахи, и, не обращая внимания на громыхающие трамваи и несущиеся машины, он бросился через улицу прямо туда, на эти запахи. Он был так голоден, что ему было наплевать на то, что он задевает прохожих. Бежал он уже не по проезжей части улицы, а прямо по тротуару, который кишел столь ненавистными ему людьми. Он не выносил даже их запаха, считал их трусливыми созданиями. Таким же был для него и его бывший хозяин, который не только мучил его огнем, но и всегда бросал пустую, начисто обглоданную кость, без единого кусочка мяса.
– На, жри! – говорил хозяин в таких случаях и громко смеялся, видя как он мучается с костью, еще сохранившей мясной запах.
У его бывшего хозяина была своя теория насчет мяса, костей и собак: по его мнению, собака должна есть только кости, чтобы у нее были крепкие зубы.
Понятно, что, когда вчера после обеда он почувствовал запах мяса, он тут же бросился на этот запах и у него даже слюнки потекли. Запах привел его к открытым дверям. Он, не раздумывая, уже хотел в них войти, как вдруг увидел перед собой огромную собаку. Она сидела и задумчиво облизывалась, вытаращив глаза на висевшую почти перед носом связку колбас.
Он уже готов был на нее броситься, но инстинкт самосохранения в последнюю минуту расслабил его уже сжавшиеся, как пружина, мышцы. Некоторое время он бросал нетерпеливые взгляды на связку колбас и на собаку, запах полностью завладел всем его сознанием.
«Почему же она не прыгает?» – недоумевал он. – Да ей и прыгать не надо, достаточно привстать, чтобы достать колбасу».
Он видел тупую неподвижность собаки, и в нем начала закипать злость. В конце концов он уже не мог больше сдерживаться, чуть отпрянул назад и бросился на висевшую на стене колбасу.
Зубы его, завладев добычей, щелкнули, и вдруг он почувствовал резкую боль, а вслед за тем оказался на тротуаре и в страхе помчался к перекрестку. Подобный оборот дела привел его в смятение, и, чтобы прийти в себя от удара, он несколько раз тряхнул головой. Первой его мыслью было то, что на него напала собака. Он зло оскалился и у перекрестка решительно повернул назад. Если его кто преследует, он даст отпор. Но его никто не преследовал. Не понимая, в чем дело, он посмотрел на двери мясного магазина. Там никого не было. Подкравшись к магазину, он в недоумении уставился на собаку, продолжавшую сидеть по-прежнему неподвижно. Связка колбас продолжала спокойно висеть.
Может быть, в прыжке он промахнулся? Исключено. Он все точно рассчитал, да и прыгать всегда умел ловко.
Из осторожности щенок повел кончиком носа из стороны в сторону, и тут в его голове вспыхнуло смутное подозрение: он вспомнил, что во время прыжка, будучи у самой цели, он не ощутил никакого соблазнительного запаха. Почему? Мягко и осторожно ступая, он приблизился к собаке. Потом заурчал. Никакого ответа, хотя на такое угрожающе-вызывающее урчание реагировали даже самые трусливые дворняжки, правда, потом зачастую они спасались бегством.
Непонятно. Он столкнулся с чем-то новым, незнакомым. Нужно в этом разобраться. Щенок медленно привстал на задние лапы, передними дотронулся до сидящей собаки. Она по-прежнему ни на что не реагировала. Он ее обнюхал. В нос ему ударил горьковатый запах краски, и тогда он понял, что и при прыжке почувствовал тот же запах: колбаса пахла краской. Это открытие привело его буквально в бешенство. Уже не было никакого сомнения, что его подло обманули: ни собака, ни связка колбас не были настоящими. За его спиной раздались голоса:
– Смотри, мама, какой глупый! Лижет картину, думает, что настоящая.
Люди смеялись. Пес особенно не любил своего хозяина в те минуты, когда тот громко смеялся. И сейчас ему хотелось броситься на людей. Но голод лишил его всякой активности. Он стыдливо поджал хвост и ретировался. Ему было стыдно, что он позабыл уроки матери, которая говорила, что глаза могут обмануть собаку, а нюх никогда.
В сумрачном настроении он свернул на широкую улицу, не замечая того, что бежит не по краю тротуара, а жмется к стенам домов. Его охватила абсолютная апатия. В последние дни его сопровождали сплошные неприятности. Ему пришлось покинуть пустырь, где в пустом сарайчике он соорудил себе теплую и уютную конуру.
В городском круговороте, среди огромных домов, в уличной толпе он не мог найти себе места. Люди его раздражали, все время приходилось быть внимательным, чтобы держаться на расстоянии от них. Утром за ним по всей улице гонялись живодеры и своей стальной петлей вырвали у него из хвоста клок шерсти. Поесть ему так нигде и не удалось, и он, голодный, слонялся по незнакомым улицам.
Сколько это могло продолжаться? Временами он доходил до того, что с завистью смотрел на больших и маленьких собак, которых вели на поводке. Они по крайней мере получают от людей еду. А ему не повезло с хозяином. Минуло уже полтора года, а настоящего хозяина себе он так и не нашел.
Где же его хозяин, добрый, умный, о котором так много ему рассказывала мама, когда он был щенком?
Когда он начинал об этом думать, его охватывала грусть, но тотчас же он стыдливо отмахивался от этих сентиментальных мыслей. Ему и в голову не приходило, что, может, он сам виноват в том, что так живет. Ему нужна свобода, поэтому он избегает людей. Пусть видят разные мямли, что имеющая чувство собственного достоинства, происходящая из хорошей семьи немецкая овчарка может обойтись и без человека. Из раздумий его вывел неожиданный аромат. Он высоко задрал голову, нос направил в сторону раздражающего запаха и буквально вздрогнул, когда в нескольких шагах от себя увидел мясо. Соблазнительный деликатес вываливался из корзинки, болтавшейся на руке одетой в черное платье женщины, которая шагала впереди него.
Известно, что случай порождает вора… Щенок не стал мешкать. Молниеносный рывок – и мясо в его зубах. Поджав хвост, он стремительно бросился в подземный переход. Вдогонку ему понеслись крики:
– Ловите его! Это вор!
На счастье, в тоннеле было почти безлюдно, и все-таки кто-то попытался преградить ему дорогу. Его глаза налились кровью, он знал, что скорее погибнет, чем позволит отобрать у него добычу. Он уже готов был прыгнуть на преградившего ему дорогу человека, но в последний момент сообразил, что если он сейчас вступит в схватку, то потеряет зажатое в зубах мясо, тот небольшой кусок, который ему удалось урвать. Вместо того чтобы атаковать человека, он прыгнул в сторону и изо всех сил бросился в ближайший парк. Уже задыхаясь, он прибежал на берег озера. Он все время оглядывался и, когда убедился, что его никто не преследует, постепенно замедлил темп бега и в конце концов, скрывшись в густом кустарнике, в изнеможении рухнул на землю. Щенок опустил добычу, а голову положил на вытянутые передние лапы. Он с удовольствием вдыхал аромат лежащего перед ним мяса, а потом, как бы убедившись, что это действительно мясо, жадно вонзил в него зубы.
Свет молний, гром и грохот, от которых в ушах было больно, – все это казалось псу страшным возмездием. Дрожа от страха, он думал, что все это случилось потому, что впервые в своей жизни он украл у человека пищу. Ему казалось, что громыхающий страшный ураган обрушился на него по приказу человека, что это его месть. Сознание собственного одиночества становилось невыносимым. Нигде не было слышно человеческого голоса. Сейчас он не возражал, если бы кто-нибудь сидел рядом на скамье. До чего же проклятое это место! Если он останется после всего этого живым и здоровым, нужно будет немедленно отсюда убираться. Треск деревьев, шум листвы, завывание ветра и грохот, грохот…
Продолжая дрожать и скулить, пес дал себе зарок, что никогда больше не будет красть у людей. Лишь бы унести отсюда ноги. Зачем только он отправился скитаться? Что, если и здесь его достанут огненные вспышки? Пока он размышлял, грохот постепенно умолк, пугающие вспышки сменились серыми сумерками. В ушах глухо звенела неожиданно наступившая тишина. Он прислушался. Раздавался лишь стук падающих с листьев дождевых, капель. Деревья тоже успокоились, кругом было тихо. Все еще дрожа, он осторожно высунул голову из своего убежища и подозрительно уставился на вырисовывающиеся из тумана тени. Наконец появилось солнце, и он убедился, что жив. От счастья он радостно тявкнул и хотел весело подпрыгнуть, но ударился спиной о сиденье скамейки. Ничего! Боль явилась лишним доказательством того, что человеку так и не удалось уничтожить его ни страшными огненными вспышками, ни оглушительными звуками. Он вылез из своего убежища, потянулся и повернулся навстречу пробивавшемуся сквозь деревья желтому солнечному свету.
Кругом стало удивительно тепло. От радости щенок несколько раз кувыркнулся, затем начал отряхиваться – надо было избавиться от прилипшей полузасохшей грязи. И вдруг – какое счастье! Под скамьей лежал сухой кусок хлеба, намазанный маслом.
От прежнего страха не осталось никакого следа. Когда он увидел первого торопливо шагавшего вдоль аллеи человека, к нему вернулась уверенность. Некоторое время он осматривался, бегал и размышлял, чем бы заняться. Потом обнюхал окружающие кусты и за все это время полностью забыл про то, что чувствовал во время урагана. Бесцельно слоняясь, он очутился на берегу озера и случайно наткнулся на место вчерашней трапезы. В этот момент у него снова вспыхнуло чувство голода. Он лихорадочно обыскал все место – нигде ни крошки.
А ведь как хорошо было бы сейчас съесть немного мяса. Нужно было вчера спрятать часть добычи. Спрятать? Ну нет! Там и для одного-то раза было мало, не говоря уже о том, чтобы отложить про запас.
Вдруг у него загорелись глаза. Ему пришла в голову блестящая мысль. Оп вернется к вчерашнему мясному магазину, но только сейчас уже не будет околачиваться около его дверей, а прямо прошмыгнет внутрь. У него потекли слюни, и он без промедления с лаем бросился в подземный переход. «Быть хитрым, очень хитрым», – твердил он про себя. Ему уже казалось, что он не только хитрее, но и умнее человека, который в качестве мести за вчерашнюю кражу обрушил на него грохот и огонь. Ничего не вышло. Он жив, и у него прекрасное настроение.
Двери мясного магазина были открыты. Он бросил мимоходом презрительный взгляд на намалеванную на вывеске собаку и усмехнулся. Теперь его не провести. Сначала он осторожно заглянул в магазин и, не увидев там никого, вошел внутрь. Из заднего помещения доносилось равномерное постукивание, однако это его не смутило. Первым делом он пробежался с высоко поднятой головой вдоль длинного пульта и попытался определить место, где лучше всего пахнет. По пути назад он привстал на задние лапы у той части пульта, где лежали три большие связки колбас. Он уже схватил зубами верхнюю связку, как услышал резкий окрик. От неожиданности он вздрогнул и, оставив колбасу, вылетел на улицу. Вслед ему неслась громкая ругань мясника, из которой он понял только «грязный пес». Уже будучи далеко на улице, он с грустью отметил, что все еще боится человеческого крика. Он вообще не выносил никакого шума. И все-таки, хоть ему и не хотелось в этом признаваться, он чувствовал, что еще слишком уважает человека. Если бы одного из них один раз удалось победить, он наверняка не стал бы так испуганно вздрагивать от человеческого крика. Одного победить, всего-навсего одного. Он оскалился, как будто уже оказался один на один со своим врагом. Этот человек заплатил бы ему за все, за все его беды. Так жить дальше невозможно. Не сегодня-завтра у него от голода уже не будет сил, а без сил как победить человека? Победить же нужно любой ценой!
Рассуждая подобным образом о своей судьбе, он вдруг заметил, как в нескольких шагах от него на тротуаре остановилась немецкая овчарка. У нее была блестящая шерсть, благородная осанка, сама она была выше и крупнее его.
«Хороша», – подумал бродяга, уставившись на собаку. Человека, стоявшего рядом с великолепной овчаркой, он и не заметил. Бродяга позабыл обо всем на свете. Такой надменной и в то же время естественной красоты он еще никогда не видел. Взглянуть, вдохнуть струящийся от овчарки запах и влюбиться в нее по уши – все это было для него делом одного мгновения. Он тут же вилянием хвоста подал знак о своем намерении приблизиться, однако огромная овчарка даже не удостоила его ответом.
– Пойдем, Кофа, оставь его, – раздался в этот момент голос человека, державшего поводок собаки, и Кофа, отвернувшись, надменно прошагала мимо грязного, облезлого и худого бродяги.
Пес, подчиняясь неудержимому желанию, но все же на почтительном расстоянии последовал за Кофой. Он попал во власть удивительного чувства. Его захватил исходящий от другого волнующий запах и настойчиво, сильнее, чем любой поводок, повел вперед. Сейчас его интересовала одна только Кофа, и он не заметил, какими внимательными глазами следит за каждым его движением шагающий рядом с овчаркой человек. Пес, слегка опустив голову, любовался гармонично колеблющейся походкой Кофы, впитывал в себя запах ее шерсти, и, хотя в желудке у него урчало, он не обращал на это внимания. Сердце бешено колотилось. Его не интересовало, куда они идут, он решил, что пойдет за этой статной красавицей на край света.
Кофу раздражало нахальство этого грязного уличного бандита. Как только она заметила, что он потащился за ней, ей захотелось повернуться и хорошенько ему всыпать. У нее не было сейчас никакого настроения заводить с кем-нибудь дружбу, тем более с таким бродягой. Инициатором этой прогулки был хозяин, и она послушно последовала за ним, поскольку уже три недели с момента рождения щенят не покидала своего бокса. Конечно, небольшая разминка была ей полезна, и все-таки уже хотелось домой. Ее мысли то и дело возвращались к щенятам.
Каждый раз, когда она вспоминала о них, на душе становилось так тепло. Но она испытывала и беспокойство. Щенята уже бегают, а отца нет дома. На заре он ушел на работу – и кто знает, когда вернется домой. Ей была знакома эта работа, сложная и опасная. Правда, Кормош смел, умен и силен, но все же она всегда беспокоится, когда он уходит. Это вечное беспокойство. Насчет щенят можно и не беспокоиться. В городке живут такие же серьезные и трудолюбивые овчарки, как она сама, и все у всех в порядке, но ведь материнское сердце никогда не может быть абсолютно спокойным. А тут еще, пожалуйста… такие нахальные типы, как этот. Собственно говоря, что он вообразил себе? Она дернула поводок и остановилась.
– Что случилось, Кофа? – спросил хозяин. Собака мотнула головой в сторону переулка.
– Пойдем домой?
Вместо ответа она бросилась к ведущей к городку улице. Бродяга продолжал их преследовать, и Кофа начала уже злиться из-за того, что хозяин его не прогоняет. Еще не хватает, чтобы их увидела Сплетня да и другие. У этого бродяги хватит нахальства проникнуть и в городок.
Хозяин, однако, молчал и, очевидно, позволял ему следовать за ними. Кофа делала вид, что не замечает увязавшегося за ними пса. У входа в городок хозяин отстегнул поводок на шее у Кофы, и та, позабыв обо всем, счастливо помчалась на большой двор. Перед ее боксом пятеро щенят катались в пыли. Сплетня прыгала вокруг них и лапами подталкивала неуклюже барахтающихся малышей. Кофа величественно остановилась перед ними и с каменным видом стала ждать, пока ветреная соседка не заметит ее и не уберется отсюда. Из кучи барахтающихся щенков навстречу ей выкатился Кантор. Кофа сама не знала, почему из всех щенят любила больше всего его. Может быть, потому, что он был наиболее ловким и сообразительным среди братьев.
«Совсем как отец», – подумала она и лизнула счастливого маленького шалуна.
«Смотрите-ка! – вскинула голову и Сплетня. – Соседка гостя привела с собой!»
Кофа невольно повернулась. Ее чуть не хватил удар.
В нескольких метрах от нее скулил бродяга. Кофа сердито заурчала.
«Оставь ею, – пролаяла Сплетня. – Красивый парень, а? Правда, не очень чист».
Не отвечая ей, Кофа быстро собрала щенят и затолкала их в бокс. Затем с видом оскорбленного достоинства и сама легла рядом с ними. Через несколько минут из крошечного кирпичного домика стало доноситься аппетитное чавканье и тихое посапывание.
Сплетня ехидно усмехнулась и тут же пролаяла новичку: «Тебя как звать?»
Но тот не ответил, только лег на землю и отвернул голову от желавшей подружиться незнакомки. Сплетня тотчас же оскорбилась и побежала к боксам.
«Представляете, – сообщила она соседям новость, – Кофа влюбилась в глухонемого! Чего только не бывает на свете! Теперь к нам сюда приходят всякие…»
В полдень Кофа с удивлением увидела, что хозяин несет еду в двух мисках. Странно, подумала она, человек, к которому она была очень привязана и которого после щенят любила больше всего, пожалуй, даже больше, чем Кормоша, и который до сих пор никогда не ошибался, теперь что-то перепутал. Она уже была готова подойти к нему и объяснить, что для щенят еще не нужна отдельная миска. Они еще пока сосут, а если и поедят из миски, то из материнской, ведь целую им не съесть. Или, может, хозяин решил сделать ей приятное, дать ей вместо одной две? Но тогда почему же он не поставил эти миски рядом? Однако поскольку она проголодалась, то не стала долго ломать себе голову над странным поступком хозяина.
Ода подошла к кормушке. Цепляясь за ее хвост, за задние лапы, вслед за ней вылезли, спотыкаясь, и четверо щенят. Пятый, лентяй, перевернувшись на спину, остался спать в углу бокса. Кофа, приступившая было к еде, заметила, что в пяти-шести метрах от нее лежит нахально проникший в городок незваный гость и не сводит с нее жадных глаз.
«Ну, это уж слишком!» – возмутилась она. От гнева у нее даже шерсть стала дыбом. Кофа даже приготовилась прыгнуть, чтобы прогнать нахального бродягу, но увидела рядом с боксом хозяина, который покачал головой и призвал ие к порядку. Тогда она сердито начала заталкивать миску с едой в бокс, ворча: здесь уже и поесть спокойно нельзя. Она не любила, когда ей во время еды заглядывают в рот. Щенята подумали, что мать изобрела новую игру, и распрыгались вокруг миски, которую Кофа потихоньку подвигала в бокс. Пепи прыгал до тех пор, пока не свалился в миску. Кофа сердито вытащила его из густого мясного супа и на виду всего двора начала облизывать свое сокровище. Другие щенята с визгом тоже принялись лизать брата. Кофа готова была провалиться сквозь землю от стыда. Их семья пользовалась авторитетом в городке. У них всегда царила дисциплина и порядок… И вот, пожалуйста. Одно огорчение следовало за другим. А все из-за этого проклятого бродяги. Если бы Кормош был дома, он бы разделался с этим назойливым голодранцем.
Она ворчливо принялась за обед и – это случилось впервые – залепила лапой оплеуху Пепи, который слишком жадно цеплялся за край миски.
После обеда к их боксу подошла Сплетня, и, хотя Кофа сделала вид, что спит, та без стеснения затараторила:
«Представьте себе, соседка, ваш обожатель не умеет говорить. У него, кажется, даже имени нет». – «Ничего, получит, если здесь останется». – «Вы думаете, что останется? Тиги считает, что его можно отмыть. Но разве это дело, если каждый с улицы может сюда войти? До чего мы так докатимся?» – «Да ну вас всех», – проворчала Кофа. «Ладно, ладно, не буду мешать. Тем более что сейчас начинаются занятия. Кажется, мой хозяин разговаривает на веранде с вашим… А как поели дети? Не правда ли, уж очень худ этот новенький. И даже до обеда не дотронулся. Видите? Что поделаешь. На вас уставился. Это и не удивительно. Вы ведь неотразимы».
В ответ Кофа сердито тявкнула.
«Ну, не нужно сразу обижаться!» – заключила Сплетня и побежала к собравшимся в середине двора собакам.
Кофа попыталась уснуть. Это ей удалось. Проснулась она от звона миски.
«Это уж верх нахальства», – возмутилась она, увидев, что новичок ест из приготовленной для нее миски. Ест? Нет, жрет. Вся его пасть и грязные усы были в жиру, хозяин же стоял неподалеку и молча за этим наблюдал. Ну, если хозяин и это терпит, продолжала возмущаться Кофа, тогда она сама призовет этого типа к порядку. Она вскочила. Что же это будет, если потакать наглецам? До сих пор в городке не случалось, чтобы кто-нибудь съел чужую пищу. Свирепо рыча, она уже была готова броситься на облизывающую дно миски собаку, но ее вновь остановил осуждающий голос хозяина:
– Ай, ай, Кофа, неужели ты завидуешь?
Завидует? Она? Ему? Смешно.
Хозяин осторожно приблизился к бродяге, который длинным языком облизывал стенки пустой посудины.
– Люкс, – промолвил хозяин. – Люкс. Песик.
Услышав рядом с собой голос, Люкс застыл. Не поворачивая головы, он скосил глаза в сторону приближающегося человека. А когда человек сделал еще один шаг, пес сердито заворчал и оскалил зубы, приняв тем временем агрессивную стойку.
– Оставь его, Тиби! – крикнул кто-то со стороны дома. – Он еще зеленый. Нужно запереть его в сарай к Жандару. Может быть, тот подействует на него.
«Значит, зовут его Люкс, – подумала Кофа. – Ну что ж…» Она отправилась назад к своим малышам. Но хозяин ее окликнул. Она радостно подбежала к нему и, в то время как он почесывал кончики ее ушей и темя головы, чуть помахивала хвостом от удовольствия. Хозяин двинулся в сторону хозяйственных пристроек. Он обошел ожидавших начало занятий собак, и только тогда, когда они уже были в открытых дверях сарая, Кофа подумала: «Зачем они пришли сюда? Ведь весь просторный сарай был владением Жандара».
Дело в том, что Жандар был одним из самых старых жителей городка, и его все уважали и почитали за силу, уравновешенность и мудрость. Когда-то Жандар и ее обучил прыгать через обруч, идти по следу. Кофа не видела старика с момента рождения щенят. Она весело вбежала в сарай. Жандар дремал в углу, и Кофа разбудила его своим звонким лаем. Жандар сначала не узнал ее и сонно зевнул. Кофа подошла ближе, пес дружески тявкнул. Кофа обернулась, поджидая своего хозяина. Но вместо хозяина в дверях стоял бродяга. Принюхиваясь, он повертел в воздухе носом, затем осторожно проследовал к середине сарая и там остановился. Жандар спросил: «Кто это такой?»
Кофа смутилась. Что же ответить? Сказать старику, что этот нахальный тип, который пристал к ней на улице, а потом съел за обедом оставленную щенятам пищу? Но Кофа промолчала. «Значит, это новенький… Вижу, ты но очень к нему расположена».
Кофа не успела ответить, да это и к лучшему, потому что не знала, что сказать. Хозяин вызвал ее из сарая свистом. Кофа, не прощаясь, со скоростью ветра выскочила из сарая, и хозяин тут же захлопнул за ней дверь. В следующий момент Кофа услышала стук ударов бродяги в дверь, а вслед за этим его жалостное скуленье.
– Хорошо, Кофа, – похвалил ее хозяин. – Это ты отлично сделала.
Кофа только теперь поняла трюк и обрадовалась тому, что произошло. Молодец хозяин! Освободил ее от навязчивого бродяги. Довольная, она побежала назад к своим щенятам.
Кормош вернулся домой через неделю. Он так устал, что у него не было настроения даже что-либо рассказывать Осмотрев и обнюхав щенят, он сказал Кофе только то, что они были очень далеко, ехали долго и что у них не было ни минуты отдыха. Затем он залез в бокс, и Кофа сочла за лучшее не докучать ему сейчас своими историями.
Перед утром щенок проснулся от ослепительного света. И тут же грохот оглушил его. Ураганный ветер ломал деревья в парке, ночь громыхала и стонала, и пес испуганно засовывал голову еще дальше под скамью. Но уши продолжали все слышать. Он старался не видеть блеска молний – лежал с закрытыми глазами, а от страшного раскатистого грома чуть не лопались в ушах барабанные перепонки. В припадке страха он скреб землю, у него было только одно желание – спрятаться, как можно глубже зарыться в землю.
Огонь был одной из главных причин того, что он убежал из дома. Хозяин мучил его огнем, еще когда он был щенком. Он сажал его на колени так, чтобы нельзя было шевельнуться, а потом вслед за отвратительным шипением перед глазами и носом вспыхивало пламя спички. Напрасно он вырывался, барахтался, скулил, напрасно от страха застывал перед прыгающим у глаз желтым пламенем – освободиться он не мог. Видя его муки, хозяин смеялся. Как-то раз пламя обожгло ему нос, и от боли и страха он намочил хозяину в колени. Тот в гневе ударил его о землю и больно пнул ногой.
С тех пор щенок дрожал при виде огня, дрожал от громкого и оглушительного шума. Ураган продолжался, и страх овладел всем его существом. В отчаянии он забыл о мучившем его голоде. Лишь бы выбраться отсюда, никогда больше он не придет на это проклятое место. Если бы вчера у мясного магазина на углу не случилось с ним всего того, что произошло, то он бы побежал не сюда, а на знакомый пустырь.
Причиной происшедшего с ним несчастья был голод. Он уже несколько дней почти ничего не ел. При приближении к перекрестку он вдруг почувствовал в воздухе волнующие запахи. Они мгновенно проникли в его мозг, и освободиться от них он уже не мог. Чувство голода вспыхнуло в нем с такой силой, что он позабыл об осторожности, которая появилась у него за время долгих скитаний. Для него сейчас существовали только эти дразнящие, соблазнительные запахи, и, не обращая внимания на громыхающие трамваи и несущиеся машины, он бросился через улицу прямо туда, на эти запахи. Он был так голоден, что ему было наплевать на то, что он задевает прохожих. Бежал он уже не по проезжей части улицы, а прямо по тротуару, который кишел столь ненавистными ему людьми. Он не выносил даже их запаха, считал их трусливыми созданиями. Таким же был для него и его бывший хозяин, который не только мучил его огнем, но и всегда бросал пустую, начисто обглоданную кость, без единого кусочка мяса.
– На, жри! – говорил хозяин в таких случаях и громко смеялся, видя как он мучается с костью, еще сохранившей мясной запах.
У его бывшего хозяина была своя теория насчет мяса, костей и собак: по его мнению, собака должна есть только кости, чтобы у нее были крепкие зубы.
Понятно, что, когда вчера после обеда он почувствовал запах мяса, он тут же бросился на этот запах и у него даже слюнки потекли. Запах привел его к открытым дверям. Он, не раздумывая, уже хотел в них войти, как вдруг увидел перед собой огромную собаку. Она сидела и задумчиво облизывалась, вытаращив глаза на висевшую почти перед носом связку колбас.
Он уже готов был на нее броситься, но инстинкт самосохранения в последнюю минуту расслабил его уже сжавшиеся, как пружина, мышцы. Некоторое время он бросал нетерпеливые взгляды на связку колбас и на собаку, запах полностью завладел всем его сознанием.
«Почему же она не прыгает?» – недоумевал он. – Да ей и прыгать не надо, достаточно привстать, чтобы достать колбасу».
Он видел тупую неподвижность собаки, и в нем начала закипать злость. В конце концов он уже не мог больше сдерживаться, чуть отпрянул назад и бросился на висевшую на стене колбасу.
Зубы его, завладев добычей, щелкнули, и вдруг он почувствовал резкую боль, а вслед за тем оказался на тротуаре и в страхе помчался к перекрестку. Подобный оборот дела привел его в смятение, и, чтобы прийти в себя от удара, он несколько раз тряхнул головой. Первой его мыслью было то, что на него напала собака. Он зло оскалился и у перекрестка решительно повернул назад. Если его кто преследует, он даст отпор. Но его никто не преследовал. Не понимая, в чем дело, он посмотрел на двери мясного магазина. Там никого не было. Подкравшись к магазину, он в недоумении уставился на собаку, продолжавшую сидеть по-прежнему неподвижно. Связка колбас продолжала спокойно висеть.
Может быть, в прыжке он промахнулся? Исключено. Он все точно рассчитал, да и прыгать всегда умел ловко.
Из осторожности щенок повел кончиком носа из стороны в сторону, и тут в его голове вспыхнуло смутное подозрение: он вспомнил, что во время прыжка, будучи у самой цели, он не ощутил никакого соблазнительного запаха. Почему? Мягко и осторожно ступая, он приблизился к собаке. Потом заурчал. Никакого ответа, хотя на такое угрожающе-вызывающее урчание реагировали даже самые трусливые дворняжки, правда, потом зачастую они спасались бегством.
Непонятно. Он столкнулся с чем-то новым, незнакомым. Нужно в этом разобраться. Щенок медленно привстал на задние лапы, передними дотронулся до сидящей собаки. Она по-прежнему ни на что не реагировала. Он ее обнюхал. В нос ему ударил горьковатый запах краски, и тогда он понял, что и при прыжке почувствовал тот же запах: колбаса пахла краской. Это открытие привело его буквально в бешенство. Уже не было никакого сомнения, что его подло обманули: ни собака, ни связка колбас не были настоящими. За его спиной раздались голоса:
– Смотри, мама, какой глупый! Лижет картину, думает, что настоящая.
Люди смеялись. Пес особенно не любил своего хозяина в те минуты, когда тот громко смеялся. И сейчас ему хотелось броситься на людей. Но голод лишил его всякой активности. Он стыдливо поджал хвост и ретировался. Ему было стыдно, что он позабыл уроки матери, которая говорила, что глаза могут обмануть собаку, а нюх никогда.
В сумрачном настроении он свернул на широкую улицу, не замечая того, что бежит не по краю тротуара, а жмется к стенам домов. Его охватила абсолютная апатия. В последние дни его сопровождали сплошные неприятности. Ему пришлось покинуть пустырь, где в пустом сарайчике он соорудил себе теплую и уютную конуру.
В городском круговороте, среди огромных домов, в уличной толпе он не мог найти себе места. Люди его раздражали, все время приходилось быть внимательным, чтобы держаться на расстоянии от них. Утром за ним по всей улице гонялись живодеры и своей стальной петлей вырвали у него из хвоста клок шерсти. Поесть ему так нигде и не удалось, и он, голодный, слонялся по незнакомым улицам.
Сколько это могло продолжаться? Временами он доходил до того, что с завистью смотрел на больших и маленьких собак, которых вели на поводке. Они по крайней мере получают от людей еду. А ему не повезло с хозяином. Минуло уже полтора года, а настоящего хозяина себе он так и не нашел.
Где же его хозяин, добрый, умный, о котором так много ему рассказывала мама, когда он был щенком?
Когда он начинал об этом думать, его охватывала грусть, но тотчас же он стыдливо отмахивался от этих сентиментальных мыслей. Ему и в голову не приходило, что, может, он сам виноват в том, что так живет. Ему нужна свобода, поэтому он избегает людей. Пусть видят разные мямли, что имеющая чувство собственного достоинства, происходящая из хорошей семьи немецкая овчарка может обойтись и без человека. Из раздумий его вывел неожиданный аромат. Он высоко задрал голову, нос направил в сторону раздражающего запаха и буквально вздрогнул, когда в нескольких шагах от себя увидел мясо. Соблазнительный деликатес вываливался из корзинки, болтавшейся на руке одетой в черное платье женщины, которая шагала впереди него.
Известно, что случай порождает вора… Щенок не стал мешкать. Молниеносный рывок – и мясо в его зубах. Поджав хвост, он стремительно бросился в подземный переход. Вдогонку ему понеслись крики:
– Ловите его! Это вор!
На счастье, в тоннеле было почти безлюдно, и все-таки кто-то попытался преградить ему дорогу. Его глаза налились кровью, он знал, что скорее погибнет, чем позволит отобрать у него добычу. Он уже готов был прыгнуть на преградившего ему дорогу человека, но в последний момент сообразил, что если он сейчас вступит в схватку, то потеряет зажатое в зубах мясо, тот небольшой кусок, который ему удалось урвать. Вместо того чтобы атаковать человека, он прыгнул в сторону и изо всех сил бросился в ближайший парк. Уже задыхаясь, он прибежал на берег озера. Он все время оглядывался и, когда убедился, что его никто не преследует, постепенно замедлил темп бега и в конце концов, скрывшись в густом кустарнике, в изнеможении рухнул на землю. Щенок опустил добычу, а голову положил на вытянутые передние лапы. Он с удовольствием вдыхал аромат лежащего перед ним мяса, а потом, как бы убедившись, что это действительно мясо, жадно вонзил в него зубы.
Свет молний, гром и грохот, от которых в ушах было больно, – все это казалось псу страшным возмездием. Дрожа от страха, он думал, что все это случилось потому, что впервые в своей жизни он украл у человека пищу. Ему казалось, что громыхающий страшный ураган обрушился на него по приказу человека, что это его месть. Сознание собственного одиночества становилось невыносимым. Нигде не было слышно человеческого голоса. Сейчас он не возражал, если бы кто-нибудь сидел рядом на скамье. До чего же проклятое это место! Если он останется после всего этого живым и здоровым, нужно будет немедленно отсюда убираться. Треск деревьев, шум листвы, завывание ветра и грохот, грохот…
Продолжая дрожать и скулить, пес дал себе зарок, что никогда больше не будет красть у людей. Лишь бы унести отсюда ноги. Зачем только он отправился скитаться? Что, если и здесь его достанут огненные вспышки? Пока он размышлял, грохот постепенно умолк, пугающие вспышки сменились серыми сумерками. В ушах глухо звенела неожиданно наступившая тишина. Он прислушался. Раздавался лишь стук падающих с листьев дождевых, капель. Деревья тоже успокоились, кругом было тихо. Все еще дрожа, он осторожно высунул голову из своего убежища и подозрительно уставился на вырисовывающиеся из тумана тени. Наконец появилось солнце, и он убедился, что жив. От счастья он радостно тявкнул и хотел весело подпрыгнуть, но ударился спиной о сиденье скамейки. Ничего! Боль явилась лишним доказательством того, что человеку так и не удалось уничтожить его ни страшными огненными вспышками, ни оглушительными звуками. Он вылез из своего убежища, потянулся и повернулся навстречу пробивавшемуся сквозь деревья желтому солнечному свету.
Кругом стало удивительно тепло. От радости щенок несколько раз кувыркнулся, затем начал отряхиваться – надо было избавиться от прилипшей полузасохшей грязи. И вдруг – какое счастье! Под скамьей лежал сухой кусок хлеба, намазанный маслом.
От прежнего страха не осталось никакого следа. Когда он увидел первого торопливо шагавшего вдоль аллеи человека, к нему вернулась уверенность. Некоторое время он осматривался, бегал и размышлял, чем бы заняться. Потом обнюхал окружающие кусты и за все это время полностью забыл про то, что чувствовал во время урагана. Бесцельно слоняясь, он очутился на берегу озера и случайно наткнулся на место вчерашней трапезы. В этот момент у него снова вспыхнуло чувство голода. Он лихорадочно обыскал все место – нигде ни крошки.
А ведь как хорошо было бы сейчас съесть немного мяса. Нужно было вчера спрятать часть добычи. Спрятать? Ну нет! Там и для одного-то раза было мало, не говоря уже о том, чтобы отложить про запас.
Вдруг у него загорелись глаза. Ему пришла в голову блестящая мысль. Оп вернется к вчерашнему мясному магазину, но только сейчас уже не будет околачиваться около его дверей, а прямо прошмыгнет внутрь. У него потекли слюни, и он без промедления с лаем бросился в подземный переход. «Быть хитрым, очень хитрым», – твердил он про себя. Ему уже казалось, что он не только хитрее, но и умнее человека, который в качестве мести за вчерашнюю кражу обрушил на него грохот и огонь. Ничего не вышло. Он жив, и у него прекрасное настроение.
Двери мясного магазина были открыты. Он бросил мимоходом презрительный взгляд на намалеванную на вывеске собаку и усмехнулся. Теперь его не провести. Сначала он осторожно заглянул в магазин и, не увидев там никого, вошел внутрь. Из заднего помещения доносилось равномерное постукивание, однако это его не смутило. Первым делом он пробежался с высоко поднятой головой вдоль длинного пульта и попытался определить место, где лучше всего пахнет. По пути назад он привстал на задние лапы у той части пульта, где лежали три большие связки колбас. Он уже схватил зубами верхнюю связку, как услышал резкий окрик. От неожиданности он вздрогнул и, оставив колбасу, вылетел на улицу. Вслед ему неслась громкая ругань мясника, из которой он понял только «грязный пес». Уже будучи далеко на улице, он с грустью отметил, что все еще боится человеческого крика. Он вообще не выносил никакого шума. И все-таки, хоть ему и не хотелось в этом признаваться, он чувствовал, что еще слишком уважает человека. Если бы одного из них один раз удалось победить, он наверняка не стал бы так испуганно вздрагивать от человеческого крика. Одного победить, всего-навсего одного. Он оскалился, как будто уже оказался один на один со своим врагом. Этот человек заплатил бы ему за все, за все его беды. Так жить дальше невозможно. Не сегодня-завтра у него от голода уже не будет сил, а без сил как победить человека? Победить же нужно любой ценой!
Рассуждая подобным образом о своей судьбе, он вдруг заметил, как в нескольких шагах от него на тротуаре остановилась немецкая овчарка. У нее была блестящая шерсть, благородная осанка, сама она была выше и крупнее его.
«Хороша», – подумал бродяга, уставившись на собаку. Человека, стоявшего рядом с великолепной овчаркой, он и не заметил. Бродяга позабыл обо всем на свете. Такой надменной и в то же время естественной красоты он еще никогда не видел. Взглянуть, вдохнуть струящийся от овчарки запах и влюбиться в нее по уши – все это было для него делом одного мгновения. Он тут же вилянием хвоста подал знак о своем намерении приблизиться, однако огромная овчарка даже не удостоила его ответом.
– Пойдем, Кофа, оставь его, – раздался в этот момент голос человека, державшего поводок собаки, и Кофа, отвернувшись, надменно прошагала мимо грязного, облезлого и худого бродяги.
Пес, подчиняясь неудержимому желанию, но все же на почтительном расстоянии последовал за Кофой. Он попал во власть удивительного чувства. Его захватил исходящий от другого волнующий запах и настойчиво, сильнее, чем любой поводок, повел вперед. Сейчас его интересовала одна только Кофа, и он не заметил, какими внимательными глазами следит за каждым его движением шагающий рядом с овчаркой человек. Пес, слегка опустив голову, любовался гармонично колеблющейся походкой Кофы, впитывал в себя запах ее шерсти, и, хотя в желудке у него урчало, он не обращал на это внимания. Сердце бешено колотилось. Его не интересовало, куда они идут, он решил, что пойдет за этой статной красавицей на край света.
Кофу раздражало нахальство этого грязного уличного бандита. Как только она заметила, что он потащился за ней, ей захотелось повернуться и хорошенько ему всыпать. У нее не было сейчас никакого настроения заводить с кем-нибудь дружбу, тем более с таким бродягой. Инициатором этой прогулки был хозяин, и она послушно последовала за ним, поскольку уже три недели с момента рождения щенят не покидала своего бокса. Конечно, небольшая разминка была ей полезна, и все-таки уже хотелось домой. Ее мысли то и дело возвращались к щенятам.
Каждый раз, когда она вспоминала о них, на душе становилось так тепло. Но она испытывала и беспокойство. Щенята уже бегают, а отца нет дома. На заре он ушел на работу – и кто знает, когда вернется домой. Ей была знакома эта работа, сложная и опасная. Правда, Кормош смел, умен и силен, но все же она всегда беспокоится, когда он уходит. Это вечное беспокойство. Насчет щенят можно и не беспокоиться. В городке живут такие же серьезные и трудолюбивые овчарки, как она сама, и все у всех в порядке, но ведь материнское сердце никогда не может быть абсолютно спокойным. А тут еще, пожалуйста… такие нахальные типы, как этот. Собственно говоря, что он вообразил себе? Она дернула поводок и остановилась.
– Что случилось, Кофа? – спросил хозяин. Собака мотнула головой в сторону переулка.
– Пойдем домой?
Вместо ответа она бросилась к ведущей к городку улице. Бродяга продолжал их преследовать, и Кофа начала уже злиться из-за того, что хозяин его не прогоняет. Еще не хватает, чтобы их увидела Сплетня да и другие. У этого бродяги хватит нахальства проникнуть и в городок.
Хозяин, однако, молчал и, очевидно, позволял ему следовать за ними. Кофа делала вид, что не замечает увязавшегося за ними пса. У входа в городок хозяин отстегнул поводок на шее у Кофы, и та, позабыв обо всем, счастливо помчалась на большой двор. Перед ее боксом пятеро щенят катались в пыли. Сплетня прыгала вокруг них и лапами подталкивала неуклюже барахтающихся малышей. Кофа величественно остановилась перед ними и с каменным видом стала ждать, пока ветреная соседка не заметит ее и не уберется отсюда. Из кучи барахтающихся щенков навстречу ей выкатился Кантор. Кофа сама не знала, почему из всех щенят любила больше всего его. Может быть, потому, что он был наиболее ловким и сообразительным среди братьев.
«Совсем как отец», – подумала она и лизнула счастливого маленького шалуна.
«Смотрите-ка! – вскинула голову и Сплетня. – Соседка гостя привела с собой!»
Кофа невольно повернулась. Ее чуть не хватил удар.
В нескольких метрах от нее скулил бродяга. Кофа сердито заурчала.
«Оставь ею, – пролаяла Сплетня. – Красивый парень, а? Правда, не очень чист».
Не отвечая ей, Кофа быстро собрала щенят и затолкала их в бокс. Затем с видом оскорбленного достоинства и сама легла рядом с ними. Через несколько минут из крошечного кирпичного домика стало доноситься аппетитное чавканье и тихое посапывание.
Сплетня ехидно усмехнулась и тут же пролаяла новичку: «Тебя как звать?»
Но тот не ответил, только лег на землю и отвернул голову от желавшей подружиться незнакомки. Сплетня тотчас же оскорбилась и побежала к боксам.
«Представляете, – сообщила она соседям новость, – Кофа влюбилась в глухонемого! Чего только не бывает на свете! Теперь к нам сюда приходят всякие…»
В полдень Кофа с удивлением увидела, что хозяин несет еду в двух мисках. Странно, подумала она, человек, к которому она была очень привязана и которого после щенят любила больше всего, пожалуй, даже больше, чем Кормоша, и который до сих пор никогда не ошибался, теперь что-то перепутал. Она уже была готова подойти к нему и объяснить, что для щенят еще не нужна отдельная миска. Они еще пока сосут, а если и поедят из миски, то из материнской, ведь целую им не съесть. Или, может, хозяин решил сделать ей приятное, дать ей вместо одной две? Но тогда почему же он не поставил эти миски рядом? Однако поскольку она проголодалась, то не стала долго ломать себе голову над странным поступком хозяина.
Ода подошла к кормушке. Цепляясь за ее хвост, за задние лапы, вслед за ней вылезли, спотыкаясь, и четверо щенят. Пятый, лентяй, перевернувшись на спину, остался спать в углу бокса. Кофа, приступившая было к еде, заметила, что в пяти-шести метрах от нее лежит нахально проникший в городок незваный гость и не сводит с нее жадных глаз.
«Ну, это уж слишком!» – возмутилась она. От гнева у нее даже шерсть стала дыбом. Кофа даже приготовилась прыгнуть, чтобы прогнать нахального бродягу, но увидела рядом с боксом хозяина, который покачал головой и призвал ие к порядку. Тогда она сердито начала заталкивать миску с едой в бокс, ворча: здесь уже и поесть спокойно нельзя. Она не любила, когда ей во время еды заглядывают в рот. Щенята подумали, что мать изобрела новую игру, и распрыгались вокруг миски, которую Кофа потихоньку подвигала в бокс. Пепи прыгал до тех пор, пока не свалился в миску. Кофа сердито вытащила его из густого мясного супа и на виду всего двора начала облизывать свое сокровище. Другие щенята с визгом тоже принялись лизать брата. Кофа готова была провалиться сквозь землю от стыда. Их семья пользовалась авторитетом в городке. У них всегда царила дисциплина и порядок… И вот, пожалуйста. Одно огорчение следовало за другим. А все из-за этого проклятого бродяги. Если бы Кормош был дома, он бы разделался с этим назойливым голодранцем.
Она ворчливо принялась за обед и – это случилось впервые – залепила лапой оплеуху Пепи, который слишком жадно цеплялся за край миски.
После обеда к их боксу подошла Сплетня, и, хотя Кофа сделала вид, что спит, та без стеснения затараторила:
«Представьте себе, соседка, ваш обожатель не умеет говорить. У него, кажется, даже имени нет». – «Ничего, получит, если здесь останется». – «Вы думаете, что останется? Тиги считает, что его можно отмыть. Но разве это дело, если каждый с улицы может сюда войти? До чего мы так докатимся?» – «Да ну вас всех», – проворчала Кофа. «Ладно, ладно, не буду мешать. Тем более что сейчас начинаются занятия. Кажется, мой хозяин разговаривает на веранде с вашим… А как поели дети? Не правда ли, уж очень худ этот новенький. И даже до обеда не дотронулся. Видите? Что поделаешь. На вас уставился. Это и не удивительно. Вы ведь неотразимы».
В ответ Кофа сердито тявкнула.
«Ну, не нужно сразу обижаться!» – заключила Сплетня и побежала к собравшимся в середине двора собакам.
Кофа попыталась уснуть. Это ей удалось. Проснулась она от звона миски.
«Это уж верх нахальства», – возмутилась она, увидев, что новичок ест из приготовленной для нее миски. Ест? Нет, жрет. Вся его пасть и грязные усы были в жиру, хозяин же стоял неподалеку и молча за этим наблюдал. Ну, если хозяин и это терпит, продолжала возмущаться Кофа, тогда она сама призовет этого типа к порядку. Она вскочила. Что же это будет, если потакать наглецам? До сих пор в городке не случалось, чтобы кто-нибудь съел чужую пищу. Свирепо рыча, она уже была готова броситься на облизывающую дно миски собаку, но ее вновь остановил осуждающий голос хозяина:
– Ай, ай, Кофа, неужели ты завидуешь?
Завидует? Она? Ему? Смешно.
Хозяин осторожно приблизился к бродяге, который длинным языком облизывал стенки пустой посудины.
– Люкс, – промолвил хозяин. – Люкс. Песик.
Услышав рядом с собой голос, Люкс застыл. Не поворачивая головы, он скосил глаза в сторону приближающегося человека. А когда человек сделал еще один шаг, пес сердито заворчал и оскалил зубы, приняв тем временем агрессивную стойку.
– Оставь его, Тиби! – крикнул кто-то со стороны дома. – Он еще зеленый. Нужно запереть его в сарай к Жандару. Может быть, тот подействует на него.
«Значит, зовут его Люкс, – подумала Кофа. – Ну что ж…» Она отправилась назад к своим малышам. Но хозяин ее окликнул. Она радостно подбежала к нему и, в то время как он почесывал кончики ее ушей и темя головы, чуть помахивала хвостом от удовольствия. Хозяин двинулся в сторону хозяйственных пристроек. Он обошел ожидавших начало занятий собак, и только тогда, когда они уже были в открытых дверях сарая, Кофа подумала: «Зачем они пришли сюда? Ведь весь просторный сарай был владением Жандара».
Дело в том, что Жандар был одним из самых старых жителей городка, и его все уважали и почитали за силу, уравновешенность и мудрость. Когда-то Жандар и ее обучил прыгать через обруч, идти по следу. Кофа не видела старика с момента рождения щенят. Она весело вбежала в сарай. Жандар дремал в углу, и Кофа разбудила его своим звонким лаем. Жандар сначала не узнал ее и сонно зевнул. Кофа подошла ближе, пес дружески тявкнул. Кофа обернулась, поджидая своего хозяина. Но вместо хозяина в дверях стоял бродяга. Принюхиваясь, он повертел в воздухе носом, затем осторожно проследовал к середине сарая и там остановился. Жандар спросил: «Кто это такой?»
Кофа смутилась. Что же ответить? Сказать старику, что этот нахальный тип, который пристал к ней на улице, а потом съел за обедом оставленную щенятам пищу? Но Кофа промолчала. «Значит, это новенький… Вижу, ты но очень к нему расположена».
Кофа не успела ответить, да это и к лучшему, потому что не знала, что сказать. Хозяин вызвал ее из сарая свистом. Кофа, не прощаясь, со скоростью ветра выскочила из сарая, и хозяин тут же захлопнул за ней дверь. В следующий момент Кофа услышала стук ударов бродяги в дверь, а вслед за этим его жалостное скуленье.
– Хорошо, Кофа, – похвалил ее хозяин. – Это ты отлично сделала.
Кофа только теперь поняла трюк и обрадовалась тому, что произошло. Молодец хозяин! Освободил ее от навязчивого бродяги. Довольная, она побежала назад к своим щенятам.
Кормош вернулся домой через неделю. Он так устал, что у него не было настроения даже что-либо рассказывать Осмотрев и обнюхав щенят, он сказал Кофе только то, что они были очень далеко, ехали долго и что у них не было ни минуты отдыха. Затем он залез в бокс, и Кофа сочла за лучшее не докучать ему сейчас своими историями.