Страница:
Кто-то набросил мне на плечи теплый шерстяной плащ, но дрожь не утихала, напротив, она усилилась настолько, что ноги меня не держали. Я стиснула зубы, дабы своим дробным звуком они не пугали окружающих, и заставила себя сделать несколько глубоких вдохов.
Помогло.
Паладин заботливо, словно ребенка, укутал в теплое одеяло все еще приходившую в себя Милу и понес ее к костру. Я же сидела на берегу, глядя на воду, которая едва не стала нам обеим могилой, когда внезапно ощутила чье-то чужое присутствие.
Это был тот же самый колдун, который зачаровал грозовую тучу!
Теперь я ощущала, как сила его растворяет следы своего присутствия в воде – я чувствовала, как рассеивается заклинание, превратившее омут двухметровой глубины в бесконечный колодец. Миг – и оно исчезло, и река, освобожденная от его чар, свободно покатила свои волны дальше…
Кто-то очень могущественный хочет, чтобы мы не дошли до цели.
Эльф протянул мне руку и я, уцепившись за нее, поднялась на ноги. И тут же поняла…
– Аннимо, это ведь твоя рука вытащила нас из того колодца? – Эльф секунду смотрел на меня, а потом коротко кивнул.
– Думаю, спрашивать «почему» бесполезно? – И тут я впервые увидела, как эльф с фиалковыми глазами улыбнулся. На миг улыбка осветила все его лицо, превратив глаза в сверкающие в лучах заходящего солнца аметисты. Я стояла и просто смотрела на него, а улыбка его коснулась меня, как лучик солнца. Коснулась и погасла, оставив теплую искорку в глазах. Эльф так ничего мне и не ответил – он только наклонил голову с потемневшими и слипшимися от воды золотистыми длинными прядями и ушел, оставив меня в компании Гидеона, тролля и гнома. Я повернулась к ним.
– Гидеон, я думаю, тебе надо кое-что нам всем объяснить…
Мы кружком сидели у костра, когда Гидеон частично раскрыл свои карты. По его словам выходило, что ищем мы некий весьма могущественный артефакт (впрочем, я это уже знала, что нельзя было сказать об остальных), который необходимо поместить на хранение в Храм Семи Дорог. Оказывается, настоятель храма даже выдал Гидеону некую карту, где четко было обозначено местонахождение артефакта, но есть проблема. Артефакт относится к светлым силам, именно он поддерживает в мире равновесие добра и зла, и благодаря ему нечисти попросту не может быть больше определенного количества. Но есть люди (читай – маги), заключившие договор с нечистью, по которому взамен на артефакт маги получат бессмертие и силу. Немудрено, что нам пытаются помешать первыми отыскать Печать Серафима.
Я выслушала красочную исповедь Гидеона и кратко резюмировала.
– Гидеон, ты идиот.
– Что?! – Он даже привстал от возмущения.
– Еще раз повторяю, если ты не понял. Ты идиот, причем идиот редкостный. Если бы ты сразу рассказал о том, что за нами ведут охоту маги, то я закрыла бы нас от его поля зрения. А из-за того, что ты молчал, мы целых два дня были у него, как на ладони! – Гидеон, видимо признав свою ошибку, сел на место и спросил уже нормальным голосом:
– А сейчас ты сможешь сделать так, чтобы он нас не мог увидеть.
– Запросто. – Я сложила ладони лодочкой и, сосредоточившись, призвала стихию Воздуха, создавая экранирующий щит, который не просто закрыл нас от излишнего любопытства неустановленного мага, но и не позволял ему накладывать какие-либо заклинания в радиусе десяти метров от нас. С ладоней плавно пролился серебристый туман, окутавший каждого, кто сидел у костра, туманным полупрозрачным коконом, который вскорости бесследно растаял.
– Вот так! – Довольно улыбнулась я. – Теперь он не сможет нам сделать какую-нибудь магическую гадость.
– А немагическую? – Подал голос Торин, сидевший с краю у костра и любовно полировавший свой топор, надраивая его до зеркального блеска.
– Знаешь, от подосланных наемников ни одна магия не убережет. Разве что при личном контакте.
– Ладно. – Гидеон оглядел нас и встал. – Сейчас всем отбой, дежурим по часу, первый на часы Гирдык.
– Опять я! – Начал было тролль, но под пристальным взглядом командира стушевался и бунт увял, не успев толком разрастись.
– Повторяю еще раз. Гирдык – первая смена. Подъем через шесть часов, так что попрошу всех разбрестись по спальникам!
Да-а… Все-таки хороший из Гидеона командир. Вон, всех по стойке «смирно» поставил… Голос командный, отработан выше всяких похвал…
Я зевнула и пошла укладываться.
По привычке я легла рядом с мирно посапывающей Милой, которая вырубилась сразу после того, как ее привели в чувство, предварительно вытащив из реки. Уже засыпая, я слышала еле слышное ворчание тролля, которое потом стихло…
…Следующие четыре дня путешествия прошли без приключений. Мы спокойно двигались вдоль русла реки, только на четвертый день сместившись на юго-восток. Постепенно деревья становились все более чахлыми, а травы – напротив, поражали буйным ростом. К вечеру четвертого дня ландшафт сменился да такой степени, что простиравшиеся перед нами бескрайние равнины можно было с полной уверенностью назвать степью.
Этой ночью на караул меня поставили часа в три ночи. После ритуального обмена фразами типа «пост сдал – пост принял» я отправила сэра Маркуса на заслуженный отдых, а сама уселась на землю, глядя по сторонам и мечтая о чем-то своем. Наконец простое сидение мне надоело, и я решила немного попрактиковаться в вызове стихии Жизни.
Дело в том, что года два назад я совершенно случайно открыла в себе эту способность к вызову самой мощной из всех стихий, но на диво своенравной и не поддающейся контролю. За два года усиленных занятий мне так и не удалось использовать ее как оружие – то ли сил не хватало, то ли практики было маловато. Единственное, чего я добилась – это умения слушать Тишину. Я научилась слышать любое живое и неживое существо, все то, чего так или иначе касалась могучая сила жизни. И вот сейчас я, усевшись в позу лотоса и положив ладони на колени, расслабилась и неспешно, одну за другой, последовательно соединила пять стихий в одну.
Вначале глухая ночь казалась мне безжизненной, но по мере того, как стихия Жизни текла сквозь меня, я начинала слышать шепот ветра, тихие, почти неслышные голоса трав, густые, басовитые речи деревьев и тонкие, почти неслышные восклицания цветов. В принципе, я могла бы услышать и животных, но сегодня я хотела послушать растительный мир.
Шепот ветра успокаивал как нельзя лучше…
Насчет дежурства я не беспокоилась – если кто-то приблизится на расстояние примерно пятьдесят метров, то ветер или деревья обязательно предупредят об этом. Они всегда предупреждают, но мало кто слышит их…
И вот сейчас ночной ветер шепнул мне о чьем-то присутствии…
Я прислушалась, и по пению высокой, колосящейся травы, поняла, что ко мне, бесшумно и аккуратно ступая по земле, идет эльф. Странно, но травы пели только в присутствии Перворожденных. О представителях других рас они либо тихо говорили, либо кричали во весь голос. Я на секунду прислушалась своим природным, настоящим слухом – ни шороха, ни звука. Услышать эльфа простым слухом было попросту невозможно, но по все возрастающему пению травы я поняла, что он приближается. Наконец он остановился в пяти шагах за моей спиной.
Я «отпустила» стихию Жизни и вернулась к своим собственным ощущением. Не двигаясь с места и не оборачиваясь, я тихо спросила:
– Аннимо, мое дежурство уже закончилось, что ли? – С этими словами я сладко потянулась, разминая затекшие мышцы спины, и встала. Повернулась лицом к неподвижно застывшему эльфу, который казался прекрасно выполненной статуей – только развевающиеся на ветру длинные золотистые пряди волос говорили о том, что это живое существо.
– Ты меня услышала? – Это были первые слова, которые он добровольно сказал мне. Я хотела было съязвить по этому поводу, но передумала. Вместо этого я подошла к нему и ответила на поставленный вопрос.
– Мне сказал о тебе ветер, а о твоем приближении спели травы. Они всегда поют в присутствии эльфа. – В темноте я увидела недоверие и изумление, мелькнувшие в фиалковых глазах. Аннимо пристально посмотрел на меня и недоверчиво покачал головой.
– Ты хочешь сказать, что умеешь слушать ветер?
– Не ветер, а вообще все живое. Странно, я думала, что все эльфы умеют слушать Тишину. Разве нет? – Эльф снова покачал головой.
– Я не слышал о такой способности у эльфов.
– Да? Странно… – Я уже собиралась уходить, как в голову мне пришла шальная мысль. Я развернулась на месте и окликнула эльфа. Он обернулся, а я весело спросила:
– А хочешь, я помогу тебе услышать песню ветра? – Он на секунду задумался, а потом уверенно кивнул.
– Ладно. – Я подошла к нему вплотную, одновременно отметив, что Аннимо Орве выше меня почти на целую голову, и приказала:
– Расслабься и закрой глаза. – Эльф недоверчиво посмотрел на меня недовольным взглядом, но подчинился. Я же вновь сложила стихию Жизни, и, накрыв виски эльфа ладонями, попыталась дать ему услышать то, что могу слышать я.
Я ощущала Аннимо как сгусток ярко-синей энергии, прохладный и невозмутимый. Сама же я светилась ярким, пышущим жаром, золотистым светом, и свет этот разбивался о синюю глубину, не давая соединиться, чтобы стать одним целым, а без этого он не сможет услышать то, что могу слышать я.
Я наклонила его голову и легонько коснулась своим лбом его лба со словами:
– Аннимо, перестань сопротивляться. Доверься мне, иначе ничего не получится.
На удивление он послушался. Темно-синее сияние его ауры расступилось, пропуская золотистые лучи моей силы в глубину, туда, где играла нежно-голубая, небесного цвета сердцевина. Золотистое сияние коснулось ее, и в этот момент мир вокруг нас взорвался дивной музыкой, сплетенной из дыхания ветра, шепота трав и песни самой жизни. Мы с Аннимо стояли в центре этой круговерти звуков и голосов, а две наши ауры трепетали и переливались в унисон с песней Жизни…
Не знаю, сколько мы так стояли, наслаждаясь ощущением своей принадлежности к миру, когда вдруг тональность песни изменилась. Порывы ветра закричали об опасности, а травы зарыдали, сминаемые тяжелыми сапогами.
Я вздрогнула и вернулась в реальность.
Эльф, стоявший рядом со мной, тоже почувствовал неладное – он напрягся и, сняв лук со спины, наложил стрелу на тетиву. Я же побежала будить отряд. Но стоило мне только рвануть к костру, как степь ожила – было ощущение, что она поднялась и двинулась к нам навстречу, воплотившись в низкие, коренастые тела. Где-то за спиной запел лук Аннимо, а я, взмахнув руками, зажгла над нашей стоянкой яркий, почти дневной свет.
Отряд немедленно проснулся и, на ходу выхватывая оружие, ринулся в бой, но шум и вопли драки были немедленно прекращены мощным командным воплем Гидеона:
– Оружие в ножны!!! Мы должны сдаться!
– Что-о?!! – Взревел тролль, отмахиваясь своей алебардой от десятка невысоких существ, при ближайшем рассмотрении оказавшихся степными гоблинами – весьма похожих на человека, но ростом ниже среднего, заросших густыми волосами до самых бровей и обладающих на редкость уродливыми физиономиями.
– Приказ не обсуждается!! – Рявкнул Гидеон, и я в который раз позавидовала его мощному, натренированному голосу. Ребята, ворча и возмущаясь, опускали оружие, которое слегка побитые гоблины моментально увязывали в аккуратные свертки. Нас же они, несмотря на столь неласковый прием, попросту связали по рукам и ногам, даже не пытаясь побить или потыкать ножом, причем на ногах узлы располагались таким образом, что длины веревки хватало ровно настолько, чтобы идти не очень широким шагом, но сбежать не было никакой возможности.
Ребят построили в шеренгу по двое, связав веревками друг с другом, а нас с Милой связали отдельно, причем настолько бережно, что веревки почти не ощущались. Я тихо спросила у Гидеона:
– Почему ты приказал сложить оружие? – Он печально улыбнулся и кивнул на простирающуюся перед нами степь.
– Посмотри повнимательней. Что ты видишь? – Я присмотрелась и ахнула – гоблинов, окруживших нас, было не меньше трех сотен. И это на самый приблизительный взгляд. Глядя на мое ошарашенное лицо, Гидеон, невесело усмехнувшись, сказал:
– Здесь целая орда. А это значит – около пятисот воинов. Может, больше.
– Но…
– Даже если бы мы каким-то образом умудрились бы убежать, орда бы не отстала. А еще могла бы договориться с соседними кланами, и из степи мы живыми бы не выбрались.
– Тогда почему ты повел нас сюда?
– Потому что другого пути не было.
– И что же нам делать?
– Договариваться. И надеяться на то, что они отпустят нас сами.
Глядя на похотливые взгляды, которыми нас с Милой одаряли близстоящие гоблины, я думала о том, что фиг они нас опустят…
Нас дернули за веревки, и орда медленно пошла через степь, уводя нас за собой.
Вели нас недолго – минут двадцать. Лично у меня сложилось впечатление, что вся орда специально встала огромных размеров табором прямо у нас на дороге. Пока нас вели, я успела пять раз отговорить Милу от падения в обморок, восемь раз поругаться с Гидеоном и раз сто обозвать гоблинов нехорошими словами, которых те, к моему глубочайшему сожалению, не поняли. Наконец нас подвели к самому большому ярко-красному шатру, стоявшему в центре «табора», и, почтительно склонившись, расступились. Один из гоблинов, согнувшись в три погибели, вполз внутрь.
– Докладывать пошел. – Откомментировал Гирдык.
– Гидеон! – Пошипела я сквозь стиснутые зубы. – Если они попытаются посягнуть на мою девическую честь, я сожгу к коврюжьей матери всю орду. И плевать на последствия. Живой я им не дамся!
– Не перебарщиваешь? – усомнился он.
– Ничуть. – Уверенно ответствовала я, забыв добавить, что после такого мини-армагеддона в живых останусь только я одна. Мила вцепилась мне в локоть.
– Ллина, я боюсь! – Трагическим шепотом доложила она, впиваясь в мой локоть еще сильнее.
– Мила, успокойся!! – Зашипела я, пытаясь отодрать ее намертво вцепившиеся в мой локоть пальцы. – Я от тебя ни на шаг не отойду, обещаю. А со мной ты не пропадешь.
– Честно? – Сиплым шепотом спросила она, едва сдерживая слезы. Девушка мелко дрожала, и я могла понять ее. Я и сама в ее возрасте больше всего боялась, что надо мной могут совершить насилие. А потом я стала Путешественницей, и страх по этому поводу ушел раз и навсегда. Поэтому я улыбнулась максимально непринужденно и ответила:
– Честно.
Вроде бы помогло – Мила выпрямилась и перестала цепляться за меня. Я мельком глянула на эльфа, вокруг которого собралась большая часть табора, шумно обсуждавшая его внешность. Эльф держался молодцом, невозмутимостью напоминая ожившую статую, но когда какая-то гоблиха, больше смахивающая на Бабу Ягу на последнем издыхании, особенно громко и непечатно прокомментировала тыл эльфа, даже он вздрогнул.
Наконец полы шатра зашевелились, и вся орда моментально затихла…
Повисло благоговейное молчание…
Из шатра вышел… вышло НЕЧТО.
Нечто обладало почти двухметровым ростом, мощной комплекцией, хотя и похлипче чем у Гирдыка, редкостной волосатостью и на диво отвратительной и зверской рожей без малейших проблесков разума в маленьких, глубоко посаженных глазках. Мила наклонилась ко мне и шепнула:
– А наш-то тролль намного круче! – Я согласно кивнула – Гирдык по сравнению с этой «отрыжкой природы» (причем судя по всему на момент создания сего субъекта природа-мать мучалась жесточайшим похмельным синдромом после празднования очередного юбилея дня сотворения мира) смотрелся красавцем писаным… А уж про Аннимо Орве я молчу…
Да уж, правильно говорят, что кому-то природа мать, а кому-то – теща. Причем на редкость злобная…
Вышеописанное существо громко рыгнуло, чем добавило своему облику еще больше неземного очарования, и сказало густым прокуренным басом:
– Я – Большой Тыр, предводитель славной орды степных гоблинов… – Я фыркнула и тихо переспросила:
– Как он сказал? Большой Дыр?
– …И сегодня вы – наша добыча. – Продолжил гоблин, между делом почесывая себя пониже спины. – Короче, что вы можете предложить нам в качестве выкупа за свою жизнь и свободу?
Я тихо прокомментировала:
– Видать, долго речь репетировал… – Гоблин, к счастью, меня не услышал, а от нашей группы вперед вышел Гидеон.
– Я командую своими людьми. В поклаже есть золото – возьмите его в качестве откупа за право прохождения через ваши земли.
Гоблин задумался, и тотчас к нему подбежал низенький и щуплый гоблин. Большой Тыр наклонился к нему, а мелкий начал быстро-быстро что-то шептать ему на ухо. Потом глава орды выпрямился и громогласно объявил:
– Вашего золота хватит только на двоих. Выбирайте, кого отпустить. – Гидеон обвел нас взглядом и сказал:
– С нами путешествуют две девушки. Отпусти их, а мы останемся.
Я чуть было не заорала: «Гидеон, ты благородный идиот!!!!!», но сдержалась. Я только шепнула Миле:
– Что бы ни случилось, держись подле меня. – Девушка подняла на меня непонимающие глаза.
– Ллина… Но ведь они обещали, что отпустят двоих…
– Господи, Мила!! Неужели ты не понимаешь??? Посмотри на их женщин!! И после этого ты думаешь, что они нас отпустят???
Мила сровнялась цветом лица со своей белой рубашкой, а нас уже обступили гоблины, отделив от остальных. Гидеон, увидев, что нас уводят, возвысил голос:
– Вождь, ты же обещал их отпустить!!
– Я обещал отпустить двоих. Но не женщин. Они станут моими женами, а за это я отпущу вас всех. – Гоблин довольно захохотал. – Оружие я вам не отдам, а то еще захотите напасть на нас. За оружие я вам верну лошадей, еду и воду. Освободить их!
Гоблины моментально разрезали на них путы, а нас с Милой, напротив, отвели подальше, где местные гоблихи окружили нас живой стеной. Я смотрела на то, как Мила стремительно белеет, семимильными шагами приближаясь к глубокому обмороку, и молилась только об одном – чтобы у ребят хватило ума уйти подальше. Нас двоих я вытащу, но всех отбить не смогу… Гоблины сопроводительным эскортом довели наших до границ стойбища, где им вернули лошадей и все вещи, кроме денег и оружия. Тролль громко возмущался, костеря гоблинов на чем свет стоит, ему вторил гном; паладин и Гидеон о чем-то тихо разговаривали, явно строя какие-то планы, и только Аннимо Орве шел с гордо поднятой головой и абсолютно спокойным лицом, но… Когда он проходил мимо нас, я увидела, что глаза его из фиалковых стали темно-лиловыми, словно грозовая туча, и только это говорило о том, что в душе эльфа клокочет холодная ярость, которая только и ждет момента, чтобы вырваться наружу…
Когда в степи стихли звуки удаляющихся вместе с всадниками лошадей, Большой Тыр повернулся к нам. Одарив нас щербатым оскалом кривых, лет двадцать нечищеных зубов, гоблин пробасил:
– Вас отведут в мой шатер, где как следует подготовят к ночи в моем обществе. – Гоблины, видимо, сочтя сие заявление за крайне удачную шутку, разноголосо загоготали. Мила покраснела, а я, дождавшись, пока гогот чуток стихнет, добавила громким голосом:
– Это в смысле придушат до потери сознания, чтобы не мучались? – Теперь уже гоготали над Тыром. Тот на секунду перестал лыбиться, а потом рявкнул во всю глотку:
– А ну, тихо всем!! – Народ, вспомнив, кто здесь главный, быстренько заткнулся и разбежался по шатрам. Нас же повели в шатер, стоявший напротив обиталища Большого Тыра.
В шатре было темно и очень душно. Потом сопровождавшие нас четыре гоблихи зажгли какие-то масляные светильники, от которых стало чуть светлее, но к духоте присоединилась еще и жара. Потом они сноровисто стянули с нас одежду (Мила сопротивлялась и визжала, но после того, как я посоветовала ей успокоиться и дать себя переодеть, затихла и только смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами), натерли каким-то маслом с ароматом розы и начали впихивать в принесенную женскую одежду, явно награбленную на большой дороге. Миле досталось почти новое очень короткое сиреневое шелковое платье, подвязывающееся под грудью широким шифоновым шарфом белого цвета, концы которого спускались почти до земли. Девушка оглядела себя в большом, треснувшем пополам зеркале, которое держали две гоблихи помоложе, и резюмировала:
– Какой кошмар. Я как будто из публичного дома. – Я же, сидя за занавеской, пока меня упаковывали в настолько непонятный наряд, что я даже не рисковала представить, как это должно выглядеть, успела порадоваться, что я втихую наложила на Милу успокаивающее заклинание. Теперь она хотя бы не пыталась упасть в обморок или удариться в истерику.
Наконец процесс одевания был завершен, и я вылезла из-за занавески со словами:
– Мила, поверь, у меня костюм еще хуже, чем у тебя!
Она повернулась и уставилась на меня с открытым ртом. Я обеспокоено дотронулась до волос:
– Мил, они меня, часом, не покрасили? – Девушка замотала головой, а гоблихи подтащили ко мне зеркало, в котором я смогла увидеть себя в полный рост.
Мать моя женщина, что же они со мной сделали!!
Во-первых, то, что на меня напялили, обозвать платьем было в высшей степени затруднительно. Ниже талии действительно была шелковая золотистая юбка до пола, расшитая по поясу мелким речным жемчугом, а вот то, что было выше, описанию не поддавалось. Больше всего это было похоже на лифчик, сделанный из часто понавешенных ниток жемчуга, который при малейшем движении колыхался, словно не желая держаться на законном месте. От конфуза спасало обилие жемчужных бус различной длины и фасона, полностью прикрывавших грудь наподобие воротника. А во-вторых, гоблихи превратили мои волосы в дикую мешанину косичек, которые переплетались вместе, создавая подобие прически. Прикинув, сколько времени я затрачу, чтобы привести волосы в порядок, я тихо застонала.
Мила, взглянув на меня, поняла мой стон по-своему.
– Ллина, как я тебя понимаю… Он действительно чудовище!
– Да ничего ты не понимаешь!!! – Взорвалась я. – Ты только посмотри, что они мне с волосами сделали!!! Я же их потом сутки распутывать буду!!! – Алхимик, видимо, решила, что я малость в уме тронулась, если в такой момент думаю о том, как мне придется волосы распутывать, а не о том, как бы поскорее смыться из этого чересчур гостеприимного места.
Гоблихи тем временем, видимо, удовлетворившись деянием рук своих, выдали нам по паре туфель на каблуках – белые для Милы и светло-бежевые босоножки для меня – и вышли из шатра, не забыв прихватить с собой зеркало. Мы с Милой остались одни.
– Так, Мила, слушай меня. – Я подсела рядом с подругой на гору подушек. – Сейчас я превращу нас в двух старушек. Не бойся, это будет всего лишь иллюзия…
…Шаги Большого Тыра мы услышали довольно скоро. Гоблин насвистывал незанятную песенку, видимо, предвкушая испытать неземное удовольствие в нашей компании. Наконец он широким жестом отдернул полог шатра…
…И уставился на нас выпученными глазами.
Я захихикала и кокетливо потянулась. Лежавшая рядом со мной Мила художественно повторила мое движение. У стоявшего у входа в шатер гоблина начала медленно отвисать челюсть.
Я чуть не засмеялась в полный голос, глядя на вытягивающуюся рожу Тыра.
Еще бы! Ведь не каждый день вместо юных девушек обнаруживаешь двух кокетливо хихикающих и томно изгибающихся старушек лет ста восьмидесяти в суммарном исчислении. Мы с Милой переглянулись и начали томно зазывать гоблина своими сильно измененными скрипучими и противными донельзя голосами.
Гоблин совсем побелел и машинально схватился за сердце.
Мила, видимо поняв, что к мужику вплотную подобрался кондратий, начала медленно подползать к нему, вихляя костистым тощим задом и зазывно проводя сухой и сморщенной ладонью по сильно выступающим ключицам.
Гоблин не выдержал сего зрелища и рухнул в глубокий обморок аки подрубленное дерево.
– Готов. – Уже своим голосом невозмутимо констатировала Мила. Я щелкнула пальцами, снимая иллюзию.
– Мил, ты его отправила в нокаут. Теперь сможешь с полным правом говорить, что при виде тебя мужики в штабеля укладывались! – Я улыбнулась, и, поманив Милу к себе, тихо сказала:
– Я сейчас на тебя невидимость наложу. Иди к лошадям, подбери двух и жди меня рядом с ними.
– А ты куда?
– За оружием. – Я провела над головой Милы раскрытой ладонью, делая девушку невидимой, когда та вдруг спросила.
– А как же ты найдешь меня? Ну, если я невидимой буду?
– Мил… – Улыбнулась я. – В конце концов, это МОЕ заклинание. Давай, иди. – Я подтолкнула ее к выходу. Когда полог закрылся за ней, я, предварительно наведя еще одну иллюзию, начала расталкивать Большого Тыра.
Минут через пять активных и с каждым разом усиливающихся пинков, гоблин приоткрыл глаза, но едва он узрел меня в новом обличии, то выпучил глаза еще сильнее и вознамеревался вторично рухнуть в обморок, но я, размахнувшись, хлопнула его по щеке костистой ладонью.
Гоблин передумал орать и уставился на меня.
Я мимоходом поправила косу у себя на плече и, слегка откинув капюшон, продемонстрировала окончательно ошалевшему от ужаса гоблину лысый череп вместо лица с зелеными огнями в глубине глазниц.
– Ну что, дорогой. На тот свет хотим? – Гоблин отчаянно замотал головой.
Помогло.
Паладин заботливо, словно ребенка, укутал в теплое одеяло все еще приходившую в себя Милу и понес ее к костру. Я же сидела на берегу, глядя на воду, которая едва не стала нам обеим могилой, когда внезапно ощутила чье-то чужое присутствие.
Это был тот же самый колдун, который зачаровал грозовую тучу!
Теперь я ощущала, как сила его растворяет следы своего присутствия в воде – я чувствовала, как рассеивается заклинание, превратившее омут двухметровой глубины в бесконечный колодец. Миг – и оно исчезло, и река, освобожденная от его чар, свободно покатила свои волны дальше…
Кто-то очень могущественный хочет, чтобы мы не дошли до цели.
Эльф протянул мне руку и я, уцепившись за нее, поднялась на ноги. И тут же поняла…
– Аннимо, это ведь твоя рука вытащила нас из того колодца? – Эльф секунду смотрел на меня, а потом коротко кивнул.
– Думаю, спрашивать «почему» бесполезно? – И тут я впервые увидела, как эльф с фиалковыми глазами улыбнулся. На миг улыбка осветила все его лицо, превратив глаза в сверкающие в лучах заходящего солнца аметисты. Я стояла и просто смотрела на него, а улыбка его коснулась меня, как лучик солнца. Коснулась и погасла, оставив теплую искорку в глазах. Эльф так ничего мне и не ответил – он только наклонил голову с потемневшими и слипшимися от воды золотистыми длинными прядями и ушел, оставив меня в компании Гидеона, тролля и гнома. Я повернулась к ним.
– Гидеон, я думаю, тебе надо кое-что нам всем объяснить…
Мы кружком сидели у костра, когда Гидеон частично раскрыл свои карты. По его словам выходило, что ищем мы некий весьма могущественный артефакт (впрочем, я это уже знала, что нельзя было сказать об остальных), который необходимо поместить на хранение в Храм Семи Дорог. Оказывается, настоятель храма даже выдал Гидеону некую карту, где четко было обозначено местонахождение артефакта, но есть проблема. Артефакт относится к светлым силам, именно он поддерживает в мире равновесие добра и зла, и благодаря ему нечисти попросту не может быть больше определенного количества. Но есть люди (читай – маги), заключившие договор с нечистью, по которому взамен на артефакт маги получат бессмертие и силу. Немудрено, что нам пытаются помешать первыми отыскать Печать Серафима.
Я выслушала красочную исповедь Гидеона и кратко резюмировала.
– Гидеон, ты идиот.
– Что?! – Он даже привстал от возмущения.
– Еще раз повторяю, если ты не понял. Ты идиот, причем идиот редкостный. Если бы ты сразу рассказал о том, что за нами ведут охоту маги, то я закрыла бы нас от его поля зрения. А из-за того, что ты молчал, мы целых два дня были у него, как на ладони! – Гидеон, видимо признав свою ошибку, сел на место и спросил уже нормальным голосом:
– А сейчас ты сможешь сделать так, чтобы он нас не мог увидеть.
– Запросто. – Я сложила ладони лодочкой и, сосредоточившись, призвала стихию Воздуха, создавая экранирующий щит, который не просто закрыл нас от излишнего любопытства неустановленного мага, но и не позволял ему накладывать какие-либо заклинания в радиусе десяти метров от нас. С ладоней плавно пролился серебристый туман, окутавший каждого, кто сидел у костра, туманным полупрозрачным коконом, который вскорости бесследно растаял.
– Вот так! – Довольно улыбнулась я. – Теперь он не сможет нам сделать какую-нибудь магическую гадость.
– А немагическую? – Подал голос Торин, сидевший с краю у костра и любовно полировавший свой топор, надраивая его до зеркального блеска.
– Знаешь, от подосланных наемников ни одна магия не убережет. Разве что при личном контакте.
– Ладно. – Гидеон оглядел нас и встал. – Сейчас всем отбой, дежурим по часу, первый на часы Гирдык.
– Опять я! – Начал было тролль, но под пристальным взглядом командира стушевался и бунт увял, не успев толком разрастись.
– Повторяю еще раз. Гирдык – первая смена. Подъем через шесть часов, так что попрошу всех разбрестись по спальникам!
Да-а… Все-таки хороший из Гидеона командир. Вон, всех по стойке «смирно» поставил… Голос командный, отработан выше всяких похвал…
Я зевнула и пошла укладываться.
По привычке я легла рядом с мирно посапывающей Милой, которая вырубилась сразу после того, как ее привели в чувство, предварительно вытащив из реки. Уже засыпая, я слышала еле слышное ворчание тролля, которое потом стихло…
…Следующие четыре дня путешествия прошли без приключений. Мы спокойно двигались вдоль русла реки, только на четвертый день сместившись на юго-восток. Постепенно деревья становились все более чахлыми, а травы – напротив, поражали буйным ростом. К вечеру четвертого дня ландшафт сменился да такой степени, что простиравшиеся перед нами бескрайние равнины можно было с полной уверенностью назвать степью.
Этой ночью на караул меня поставили часа в три ночи. После ритуального обмена фразами типа «пост сдал – пост принял» я отправила сэра Маркуса на заслуженный отдых, а сама уселась на землю, глядя по сторонам и мечтая о чем-то своем. Наконец простое сидение мне надоело, и я решила немного попрактиковаться в вызове стихии Жизни.
Дело в том, что года два назад я совершенно случайно открыла в себе эту способность к вызову самой мощной из всех стихий, но на диво своенравной и не поддающейся контролю. За два года усиленных занятий мне так и не удалось использовать ее как оружие – то ли сил не хватало, то ли практики было маловато. Единственное, чего я добилась – это умения слушать Тишину. Я научилась слышать любое живое и неживое существо, все то, чего так или иначе касалась могучая сила жизни. И вот сейчас я, усевшись в позу лотоса и положив ладони на колени, расслабилась и неспешно, одну за другой, последовательно соединила пять стихий в одну.
Вначале глухая ночь казалась мне безжизненной, но по мере того, как стихия Жизни текла сквозь меня, я начинала слышать шепот ветра, тихие, почти неслышные голоса трав, густые, басовитые речи деревьев и тонкие, почти неслышные восклицания цветов. В принципе, я могла бы услышать и животных, но сегодня я хотела послушать растительный мир.
Шепот ветра успокаивал как нельзя лучше…
Насчет дежурства я не беспокоилась – если кто-то приблизится на расстояние примерно пятьдесят метров, то ветер или деревья обязательно предупредят об этом. Они всегда предупреждают, но мало кто слышит их…
И вот сейчас ночной ветер шепнул мне о чьем-то присутствии…
Я прислушалась, и по пению высокой, колосящейся травы, поняла, что ко мне, бесшумно и аккуратно ступая по земле, идет эльф. Странно, но травы пели только в присутствии Перворожденных. О представителях других рас они либо тихо говорили, либо кричали во весь голос. Я на секунду прислушалась своим природным, настоящим слухом – ни шороха, ни звука. Услышать эльфа простым слухом было попросту невозможно, но по все возрастающему пению травы я поняла, что он приближается. Наконец он остановился в пяти шагах за моей спиной.
Я «отпустила» стихию Жизни и вернулась к своим собственным ощущением. Не двигаясь с места и не оборачиваясь, я тихо спросила:
– Аннимо, мое дежурство уже закончилось, что ли? – С этими словами я сладко потянулась, разминая затекшие мышцы спины, и встала. Повернулась лицом к неподвижно застывшему эльфу, который казался прекрасно выполненной статуей – только развевающиеся на ветру длинные золотистые пряди волос говорили о том, что это живое существо.
– Ты меня услышала? – Это были первые слова, которые он добровольно сказал мне. Я хотела было съязвить по этому поводу, но передумала. Вместо этого я подошла к нему и ответила на поставленный вопрос.
– Мне сказал о тебе ветер, а о твоем приближении спели травы. Они всегда поют в присутствии эльфа. – В темноте я увидела недоверие и изумление, мелькнувшие в фиалковых глазах. Аннимо пристально посмотрел на меня и недоверчиво покачал головой.
– Ты хочешь сказать, что умеешь слушать ветер?
– Не ветер, а вообще все живое. Странно, я думала, что все эльфы умеют слушать Тишину. Разве нет? – Эльф снова покачал головой.
– Я не слышал о такой способности у эльфов.
– Да? Странно… – Я уже собиралась уходить, как в голову мне пришла шальная мысль. Я развернулась на месте и окликнула эльфа. Он обернулся, а я весело спросила:
– А хочешь, я помогу тебе услышать песню ветра? – Он на секунду задумался, а потом уверенно кивнул.
– Ладно. – Я подошла к нему вплотную, одновременно отметив, что Аннимо Орве выше меня почти на целую голову, и приказала:
– Расслабься и закрой глаза. – Эльф недоверчиво посмотрел на меня недовольным взглядом, но подчинился. Я же вновь сложила стихию Жизни, и, накрыв виски эльфа ладонями, попыталась дать ему услышать то, что могу слышать я.
Я ощущала Аннимо как сгусток ярко-синей энергии, прохладный и невозмутимый. Сама же я светилась ярким, пышущим жаром, золотистым светом, и свет этот разбивался о синюю глубину, не давая соединиться, чтобы стать одним целым, а без этого он не сможет услышать то, что могу слышать я.
Я наклонила его голову и легонько коснулась своим лбом его лба со словами:
– Аннимо, перестань сопротивляться. Доверься мне, иначе ничего не получится.
На удивление он послушался. Темно-синее сияние его ауры расступилось, пропуская золотистые лучи моей силы в глубину, туда, где играла нежно-голубая, небесного цвета сердцевина. Золотистое сияние коснулось ее, и в этот момент мир вокруг нас взорвался дивной музыкой, сплетенной из дыхания ветра, шепота трав и песни самой жизни. Мы с Аннимо стояли в центре этой круговерти звуков и голосов, а две наши ауры трепетали и переливались в унисон с песней Жизни…
Не знаю, сколько мы так стояли, наслаждаясь ощущением своей принадлежности к миру, когда вдруг тональность песни изменилась. Порывы ветра закричали об опасности, а травы зарыдали, сминаемые тяжелыми сапогами.
Я вздрогнула и вернулась в реальность.
Эльф, стоявший рядом со мной, тоже почувствовал неладное – он напрягся и, сняв лук со спины, наложил стрелу на тетиву. Я же побежала будить отряд. Но стоило мне только рвануть к костру, как степь ожила – было ощущение, что она поднялась и двинулась к нам навстречу, воплотившись в низкие, коренастые тела. Где-то за спиной запел лук Аннимо, а я, взмахнув руками, зажгла над нашей стоянкой яркий, почти дневной свет.
Отряд немедленно проснулся и, на ходу выхватывая оружие, ринулся в бой, но шум и вопли драки были немедленно прекращены мощным командным воплем Гидеона:
– Оружие в ножны!!! Мы должны сдаться!
– Что-о?!! – Взревел тролль, отмахиваясь своей алебардой от десятка невысоких существ, при ближайшем рассмотрении оказавшихся степными гоблинами – весьма похожих на человека, но ростом ниже среднего, заросших густыми волосами до самых бровей и обладающих на редкость уродливыми физиономиями.
– Приказ не обсуждается!! – Рявкнул Гидеон, и я в который раз позавидовала его мощному, натренированному голосу. Ребята, ворча и возмущаясь, опускали оружие, которое слегка побитые гоблины моментально увязывали в аккуратные свертки. Нас же они, несмотря на столь неласковый прием, попросту связали по рукам и ногам, даже не пытаясь побить или потыкать ножом, причем на ногах узлы располагались таким образом, что длины веревки хватало ровно настолько, чтобы идти не очень широким шагом, но сбежать не было никакой возможности.
Ребят построили в шеренгу по двое, связав веревками друг с другом, а нас с Милой связали отдельно, причем настолько бережно, что веревки почти не ощущались. Я тихо спросила у Гидеона:
– Почему ты приказал сложить оружие? – Он печально улыбнулся и кивнул на простирающуюся перед нами степь.
– Посмотри повнимательней. Что ты видишь? – Я присмотрелась и ахнула – гоблинов, окруживших нас, было не меньше трех сотен. И это на самый приблизительный взгляд. Глядя на мое ошарашенное лицо, Гидеон, невесело усмехнувшись, сказал:
– Здесь целая орда. А это значит – около пятисот воинов. Может, больше.
– Но…
– Даже если бы мы каким-то образом умудрились бы убежать, орда бы не отстала. А еще могла бы договориться с соседними кланами, и из степи мы живыми бы не выбрались.
– Тогда почему ты повел нас сюда?
– Потому что другого пути не было.
– И что же нам делать?
– Договариваться. И надеяться на то, что они отпустят нас сами.
Глядя на похотливые взгляды, которыми нас с Милой одаряли близстоящие гоблины, я думала о том, что фиг они нас опустят…
Нас дернули за веревки, и орда медленно пошла через степь, уводя нас за собой.
Вели нас недолго – минут двадцать. Лично у меня сложилось впечатление, что вся орда специально встала огромных размеров табором прямо у нас на дороге. Пока нас вели, я успела пять раз отговорить Милу от падения в обморок, восемь раз поругаться с Гидеоном и раз сто обозвать гоблинов нехорошими словами, которых те, к моему глубочайшему сожалению, не поняли. Наконец нас подвели к самому большому ярко-красному шатру, стоявшему в центре «табора», и, почтительно склонившись, расступились. Один из гоблинов, согнувшись в три погибели, вполз внутрь.
– Докладывать пошел. – Откомментировал Гирдык.
– Гидеон! – Пошипела я сквозь стиснутые зубы. – Если они попытаются посягнуть на мою девическую честь, я сожгу к коврюжьей матери всю орду. И плевать на последствия. Живой я им не дамся!
– Не перебарщиваешь? – усомнился он.
– Ничуть. – Уверенно ответствовала я, забыв добавить, что после такого мини-армагеддона в живых останусь только я одна. Мила вцепилась мне в локоть.
– Ллина, я боюсь! – Трагическим шепотом доложила она, впиваясь в мой локоть еще сильнее.
– Мила, успокойся!! – Зашипела я, пытаясь отодрать ее намертво вцепившиеся в мой локоть пальцы. – Я от тебя ни на шаг не отойду, обещаю. А со мной ты не пропадешь.
– Честно? – Сиплым шепотом спросила она, едва сдерживая слезы. Девушка мелко дрожала, и я могла понять ее. Я и сама в ее возрасте больше всего боялась, что надо мной могут совершить насилие. А потом я стала Путешественницей, и страх по этому поводу ушел раз и навсегда. Поэтому я улыбнулась максимально непринужденно и ответила:
– Честно.
Вроде бы помогло – Мила выпрямилась и перестала цепляться за меня. Я мельком глянула на эльфа, вокруг которого собралась большая часть табора, шумно обсуждавшая его внешность. Эльф держался молодцом, невозмутимостью напоминая ожившую статую, но когда какая-то гоблиха, больше смахивающая на Бабу Ягу на последнем издыхании, особенно громко и непечатно прокомментировала тыл эльфа, даже он вздрогнул.
Наконец полы шатра зашевелились, и вся орда моментально затихла…
Повисло благоговейное молчание…
Из шатра вышел… вышло НЕЧТО.
Нечто обладало почти двухметровым ростом, мощной комплекцией, хотя и похлипче чем у Гирдыка, редкостной волосатостью и на диво отвратительной и зверской рожей без малейших проблесков разума в маленьких, глубоко посаженных глазках. Мила наклонилась ко мне и шепнула:
– А наш-то тролль намного круче! – Я согласно кивнула – Гирдык по сравнению с этой «отрыжкой природы» (причем судя по всему на момент создания сего субъекта природа-мать мучалась жесточайшим похмельным синдромом после празднования очередного юбилея дня сотворения мира) смотрелся красавцем писаным… А уж про Аннимо Орве я молчу…
Да уж, правильно говорят, что кому-то природа мать, а кому-то – теща. Причем на редкость злобная…
Вышеописанное существо громко рыгнуло, чем добавило своему облику еще больше неземного очарования, и сказало густым прокуренным басом:
– Я – Большой Тыр, предводитель славной орды степных гоблинов… – Я фыркнула и тихо переспросила:
– Как он сказал? Большой Дыр?
– …И сегодня вы – наша добыча. – Продолжил гоблин, между делом почесывая себя пониже спины. – Короче, что вы можете предложить нам в качестве выкупа за свою жизнь и свободу?
Я тихо прокомментировала:
– Видать, долго речь репетировал… – Гоблин, к счастью, меня не услышал, а от нашей группы вперед вышел Гидеон.
– Я командую своими людьми. В поклаже есть золото – возьмите его в качестве откупа за право прохождения через ваши земли.
Гоблин задумался, и тотчас к нему подбежал низенький и щуплый гоблин. Большой Тыр наклонился к нему, а мелкий начал быстро-быстро что-то шептать ему на ухо. Потом глава орды выпрямился и громогласно объявил:
– Вашего золота хватит только на двоих. Выбирайте, кого отпустить. – Гидеон обвел нас взглядом и сказал:
– С нами путешествуют две девушки. Отпусти их, а мы останемся.
Я чуть было не заорала: «Гидеон, ты благородный идиот!!!!!», но сдержалась. Я только шепнула Миле:
– Что бы ни случилось, держись подле меня. – Девушка подняла на меня непонимающие глаза.
– Ллина… Но ведь они обещали, что отпустят двоих…
– Господи, Мила!! Неужели ты не понимаешь??? Посмотри на их женщин!! И после этого ты думаешь, что они нас отпустят???
Мила сровнялась цветом лица со своей белой рубашкой, а нас уже обступили гоблины, отделив от остальных. Гидеон, увидев, что нас уводят, возвысил голос:
– Вождь, ты же обещал их отпустить!!
– Я обещал отпустить двоих. Но не женщин. Они станут моими женами, а за это я отпущу вас всех. – Гоблин довольно захохотал. – Оружие я вам не отдам, а то еще захотите напасть на нас. За оружие я вам верну лошадей, еду и воду. Освободить их!
Гоблины моментально разрезали на них путы, а нас с Милой, напротив, отвели подальше, где местные гоблихи окружили нас живой стеной. Я смотрела на то, как Мила стремительно белеет, семимильными шагами приближаясь к глубокому обмороку, и молилась только об одном – чтобы у ребят хватило ума уйти подальше. Нас двоих я вытащу, но всех отбить не смогу… Гоблины сопроводительным эскортом довели наших до границ стойбища, где им вернули лошадей и все вещи, кроме денег и оружия. Тролль громко возмущался, костеря гоблинов на чем свет стоит, ему вторил гном; паладин и Гидеон о чем-то тихо разговаривали, явно строя какие-то планы, и только Аннимо Орве шел с гордо поднятой головой и абсолютно спокойным лицом, но… Когда он проходил мимо нас, я увидела, что глаза его из фиалковых стали темно-лиловыми, словно грозовая туча, и только это говорило о том, что в душе эльфа клокочет холодная ярость, которая только и ждет момента, чтобы вырваться наружу…
Когда в степи стихли звуки удаляющихся вместе с всадниками лошадей, Большой Тыр повернулся к нам. Одарив нас щербатым оскалом кривых, лет двадцать нечищеных зубов, гоблин пробасил:
– Вас отведут в мой шатер, где как следует подготовят к ночи в моем обществе. – Гоблины, видимо, сочтя сие заявление за крайне удачную шутку, разноголосо загоготали. Мила покраснела, а я, дождавшись, пока гогот чуток стихнет, добавила громким голосом:
– Это в смысле придушат до потери сознания, чтобы не мучались? – Теперь уже гоготали над Тыром. Тот на секунду перестал лыбиться, а потом рявкнул во всю глотку:
– А ну, тихо всем!! – Народ, вспомнив, кто здесь главный, быстренько заткнулся и разбежался по шатрам. Нас же повели в шатер, стоявший напротив обиталища Большого Тыра.
В шатре было темно и очень душно. Потом сопровождавшие нас четыре гоблихи зажгли какие-то масляные светильники, от которых стало чуть светлее, но к духоте присоединилась еще и жара. Потом они сноровисто стянули с нас одежду (Мила сопротивлялась и визжала, но после того, как я посоветовала ей успокоиться и дать себя переодеть, затихла и только смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами), натерли каким-то маслом с ароматом розы и начали впихивать в принесенную женскую одежду, явно награбленную на большой дороге. Миле досталось почти новое очень короткое сиреневое шелковое платье, подвязывающееся под грудью широким шифоновым шарфом белого цвета, концы которого спускались почти до земли. Девушка оглядела себя в большом, треснувшем пополам зеркале, которое держали две гоблихи помоложе, и резюмировала:
– Какой кошмар. Я как будто из публичного дома. – Я же, сидя за занавеской, пока меня упаковывали в настолько непонятный наряд, что я даже не рисковала представить, как это должно выглядеть, успела порадоваться, что я втихую наложила на Милу успокаивающее заклинание. Теперь она хотя бы не пыталась упасть в обморок или удариться в истерику.
Наконец процесс одевания был завершен, и я вылезла из-за занавески со словами:
– Мила, поверь, у меня костюм еще хуже, чем у тебя!
Она повернулась и уставилась на меня с открытым ртом. Я обеспокоено дотронулась до волос:
– Мил, они меня, часом, не покрасили? – Девушка замотала головой, а гоблихи подтащили ко мне зеркало, в котором я смогла увидеть себя в полный рост.
Мать моя женщина, что же они со мной сделали!!
Во-первых, то, что на меня напялили, обозвать платьем было в высшей степени затруднительно. Ниже талии действительно была шелковая золотистая юбка до пола, расшитая по поясу мелким речным жемчугом, а вот то, что было выше, описанию не поддавалось. Больше всего это было похоже на лифчик, сделанный из часто понавешенных ниток жемчуга, который при малейшем движении колыхался, словно не желая держаться на законном месте. От конфуза спасало обилие жемчужных бус различной длины и фасона, полностью прикрывавших грудь наподобие воротника. А во-вторых, гоблихи превратили мои волосы в дикую мешанину косичек, которые переплетались вместе, создавая подобие прически. Прикинув, сколько времени я затрачу, чтобы привести волосы в порядок, я тихо застонала.
Мила, взглянув на меня, поняла мой стон по-своему.
– Ллина, как я тебя понимаю… Он действительно чудовище!
– Да ничего ты не понимаешь!!! – Взорвалась я. – Ты только посмотри, что они мне с волосами сделали!!! Я же их потом сутки распутывать буду!!! – Алхимик, видимо, решила, что я малость в уме тронулась, если в такой момент думаю о том, как мне придется волосы распутывать, а не о том, как бы поскорее смыться из этого чересчур гостеприимного места.
Гоблихи тем временем, видимо, удовлетворившись деянием рук своих, выдали нам по паре туфель на каблуках – белые для Милы и светло-бежевые босоножки для меня – и вышли из шатра, не забыв прихватить с собой зеркало. Мы с Милой остались одни.
– Так, Мила, слушай меня. – Я подсела рядом с подругой на гору подушек. – Сейчас я превращу нас в двух старушек. Не бойся, это будет всего лишь иллюзия…
…Шаги Большого Тыра мы услышали довольно скоро. Гоблин насвистывал незанятную песенку, видимо, предвкушая испытать неземное удовольствие в нашей компании. Наконец он широким жестом отдернул полог шатра…
…И уставился на нас выпученными глазами.
Я захихикала и кокетливо потянулась. Лежавшая рядом со мной Мила художественно повторила мое движение. У стоявшего у входа в шатер гоблина начала медленно отвисать челюсть.
Я чуть не засмеялась в полный голос, глядя на вытягивающуюся рожу Тыра.
Еще бы! Ведь не каждый день вместо юных девушек обнаруживаешь двух кокетливо хихикающих и томно изгибающихся старушек лет ста восьмидесяти в суммарном исчислении. Мы с Милой переглянулись и начали томно зазывать гоблина своими сильно измененными скрипучими и противными донельзя голосами.
Гоблин совсем побелел и машинально схватился за сердце.
Мила, видимо поняв, что к мужику вплотную подобрался кондратий, начала медленно подползать к нему, вихляя костистым тощим задом и зазывно проводя сухой и сморщенной ладонью по сильно выступающим ключицам.
Гоблин не выдержал сего зрелища и рухнул в глубокий обморок аки подрубленное дерево.
– Готов. – Уже своим голосом невозмутимо констатировала Мила. Я щелкнула пальцами, снимая иллюзию.
– Мил, ты его отправила в нокаут. Теперь сможешь с полным правом говорить, что при виде тебя мужики в штабеля укладывались! – Я улыбнулась, и, поманив Милу к себе, тихо сказала:
– Я сейчас на тебя невидимость наложу. Иди к лошадям, подбери двух и жди меня рядом с ними.
– А ты куда?
– За оружием. – Я провела над головой Милы раскрытой ладонью, делая девушку невидимой, когда та вдруг спросила.
– А как же ты найдешь меня? Ну, если я невидимой буду?
– Мил… – Улыбнулась я. – В конце концов, это МОЕ заклинание. Давай, иди. – Я подтолкнула ее к выходу. Когда полог закрылся за ней, я, предварительно наведя еще одну иллюзию, начала расталкивать Большого Тыра.
Минут через пять активных и с каждым разом усиливающихся пинков, гоблин приоткрыл глаза, но едва он узрел меня в новом обличии, то выпучил глаза еще сильнее и вознамеревался вторично рухнуть в обморок, но я, размахнувшись, хлопнула его по щеке костистой ладонью.
Гоблин передумал орать и уставился на меня.
Я мимоходом поправила косу у себя на плече и, слегка откинув капюшон, продемонстрировала окончательно ошалевшему от ужаса гоблину лысый череп вместо лица с зелеными огнями в глубине глазниц.
– Ну что, дорогой. На тот свет хотим? – Гоблин отчаянно замотал головой.