Страница:
для него слишком тесен; первое впечатление не обмануло их: перед ними
сидел Януш Радзивилл, князь биржанский и дубинковский, воевода виленский и
великий гетман литовский, кичливый и могучий властелин, которому не только
мало было всех титулов и всех необъятных владений, но тесно было даже в
Жмуди и Литве.
Младший собеседник князя, в длинном парике и иноземном наряде, был
князь Богуслав, двоюродный его брат, конюший Великого княжества
Литовского.
Минуту он все еще что-то шептал на ухо гетману, наконец громко
произнес:
- Так я поставлю на документе свою подпись и уеду.
- Раз уж иначе нельзя, тогда езжай, князь, - ответил Януш, - хотя
лучше было бы, если бы ты остался, ведь неизвестно, что может статься.
- Ясновельможный князь, ты все уже обдумал зрело, а там надо вникнуть
в дела; засим предаю тебя в руки господа.
- Да хранит господь весь наш дом и умножит славу его.
- Adieu, mon frere!*
_______________
* Прощай, брат (франц.).
- Adieu!
Оба князя протянули друг другу руки, после чего конюший поспешно
удалился, а великий гетман обратился к прибывшим.
- Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, - сказал он низким,
протяжным голосом, - но меня сейчас рвут на части, минуты нет свободной. Я
уж знаю ваши имена и рад от всей души, что в такую годину господь посылает
мне таких рыцарей. Садитесь, дорогие гости. Кто из вас пан Ян Скшетуский?
- К твоим услугам, ясновельможный князь, - проговорил Ян.
- Так ты, пан, староста... погоди-ка... забыл...
- Я никакой не староста, - возразил Ян.
- Как не староста? - прикинулся удивленным князь, нахмуря свои густые
брови. - Тебе не дали староства за подвиг под Збаражем?
- Я никогда об этом не просил.
- Тебе и без просьб должны были дать. Как же так? Что ты говоришь?
Никакой не дали награды? Совсем забыли? Мне странно это. Впрочем, я не то
говорю, никого это не должно удивлять, ибо теперь жалуют только тех, у
кого спина, как ивовый прут, легко гнется. Скажи на милость, так ты не
староста! Благодарение создателю, что ты сюда приехал, ибо у нас память не
так коротка, и ни одна заслуга не останется у нас без награды, в том числе
и твоя, пан полковник Володы"вский.
- Я ничего еще не заслужил...
- Предоставь мне судить об этом, а пока возьми вот этот документ, уже
заверенный в Россиенах, по которому я отдаю тебе в пожизненное владение
Дыдкемы. Неплохое это именьице, сотня плугов каждую весну выходит там в
поле на пахоту. Прими от нас его в дар, больше мы дать не можем, а пану
Скшетускому скажи, что Радзивилл не забывает ни своих друзей, ни тех, кто
под его водительством верой и правдой послужил отчизне.
- Ясновельможный князь... - в замешательстве пробормотал пан Михал.
- Не надо слов, и ты уж прости, что так мало я даю, но друзьям своим
скажи, что не пропадет тот, кто свою судьбу разделит с судьбою
Радзивиллов. Я не король, но если б я им был, - бог свидетель! - я не
забыл бы никогда ни Яна Скшетуского, ни Заглобы...
- Это я! - сказал Заглоба, живо подавшись вперед, ибо его уже
разбирало нетерпение, почему это его до сих пор не помянули.
- Я догадываюсь, что это ты, мне говорили, что ты человек уже
немолодой.
- Я с твоим отцом, ясновельможный князь, в школу ходил, а у него
сызмальства была склонность к рыцарству, да и я предпочитал латыни
копьецо, потому и пользовался его благосклонностью.
Станислав Скшетуский, мало знавший Заглобу, удивился, услыхав такие
речи, - ведь еще накануне, в Упите, Заглоба говорил, что в школу ходил
вовсе не с покойным князем Кшиштофом, а с самим Янушем, что было заведомой
неправдой, так как князь Януш был намного моложе его.
- Вот как! - сказал князь. - Так ты, пан, родом из Литвы?
- Из Литвы, - не моргнув глазом, ответил Заглоба.
- Тогда я догадываюсь, что и ты не получил никакой награды, ибо мы,
литвины, уже привыкли к тому, что нас кормят черною неблагодарностью. О,
боже, если бы я всем вам дал то, что вам полагается по праву, у меня
самого ничего не осталось бы. Но такова уж наша доля! Мы отдаем кровь,
жизнь, имущество, и никто нам за это даже спасибо не скажет. Да! Что
поделаешь! Что посеешь, то и пожнешь. Так бог велит и правда... Так это
ты, пан, зарубил преславного Бурлая и под Збаражем снес три головы с плеч?
- Бурлая я зарубил, ясновельможный князь, - ответил Заглоба. -
Говорили, будто его никто не может одолеть в единоборстве, вот я и хотел
показать молодым, что не перевелись еще богатыри в Речи Посполитой. Что ж
до трех голов, то и такое в пылу боя могло приключиться; но под Збаражем
это кто-то другой сделал.
Князь умолк на минуту.
- Не тяжело ли вам, - снова заговорил он, - пренебрежение, каким вам
отплатили?
- Оно, конечно, досадно, - ответил Заглоба, - да что поделаешь,
ясновельможный князь!
- Утешься же, ибо все переменится. За одно то, что вы приехали ко
мне, я в долгу перед вами, и хоть я не король, но посулами не плачу.
- Ясновельможный князь, - живо и несколько даже надменно ответил на
эти слова Ян Скшетуский, - не за наградами и не за богатствами мы сюда
приехали. Враг напал на отчизну, и мы хотим грудью встать на ее защиту под
начальством столь славного воителя. Брат мой, Станислав, видел под Уйстем
смятение и страх, позор и измену, а в конце торжество врага. Здесь мы
будем служить отчизне и трону под водительством великого полководца и
верного их защитника. Не победы и не торжество ждут здесь врага, но
поражение и смерть. Вот почему мы прибыли сюда и предлагаем тебе свою
службу. Мы, солдаты, хотим сражаться и рвемся в бой.
- Коли таково ваше желание, то и оно будет исполнено, - сказал
значительно князь. - Вам не придется долго ждать, хотя сперва мы двинемся
на другого врага, ибо отомстить надо нам за спаленное Вильно(*). Не
нынче-завтра мы двинемся туда и, даст бог, все до последней отплатим
обиды. Не буду вас больше задерживать; и вы нуждаетесь в отдыхе, и мне
надо работать. А вечером приходите в покои, может, и позабавитесь перед
походом, ибо перед войной под наше крыло съехалось в Кейданы множество
дам. Пан полковник Володы"вский, принимай же дорогих гостей, как у себя
дома, и помните, друзья, - что мое, то ваше!.. Пан Гарасимович, скажи
панам братьям, собравшимся в зале, что я не выйду, времени нет, а сегодня
вечером они обо всем узнают. Будьте здоровы и будьте друзьями Радзивилла,
ибо и для него от этого многое зависит.
С этими словами могущественный и кичливый властелин как равным подал
по очереди руку Заглобе, обоим Скшетуским, Володы"вскому и Харлампу.
Угрюмое его лицо осветила сердечная и милостивая улыбка, недоступность,
всегда окружавшая его, как темное облако, исчезла совершенно.
- Вот это полководец! Вот это воитель! - говорил Станислав, когда они
на обратном пути снова пробивались сквозь толпу шляхты, собравшейся в зале
аудиенций.
- Я бы за него в огонь бросился! - воскликнул Заглоба. - Вы заметили,
что он на память знает все мои подвиги? Жарко станет шведам, когда взревет
этот лев, а я ему стану вторить. Другого такого владыки нет во всей Речи
Посполитой, а из прежних один только князь Иеремия да отец наш, пан
Конецпольский, могли бы с ним поспорить. Это тебе не какой-нибудь
каштелянишка, который первым в роду уселся в сенаторское кресло и штанов
на нем еще не протер, а уж нос дерет и шляхту зовет младшей братией, и
свой портрет велит тотчас намалевать, чтоб и за едою видеть свое
сенаторство перед собой, коль за собой его не углядит. Пан Михал, ты
разбогател! Ясное дело, кто о Радзивиллов потрется, тотчас вытертый кафтан
позолотит. Вижу, награду здесь получить легче, чем у нас кварту гнилых
груш. Сунул руку в воду с закрытыми глазами, ан щука у тебя в руке. Вот
это князь, всем князьям князь! Дай бог тебе счастья, пан Михал! Смутился
ты, как красная девица после венца, ну да ничего! Как это твое имение
называется? Дудково, что ли? Языческие названия в здешнем краю. Хлопни об
стенку горстью орехов и получишь коль не названье деревеньки, так имечко
шляхтича. Ну да был бы кус поболе, а языка не жалко, он без костей.
- Признаться, смутился я страшно, - сказал пан Михал. - Ты вот, пан,
толкуешь, будто здесь легко награду получить, а ведь это неправда. Я не
раз слыхал, как старые офицеры ругали князя за скупость, а теперь он
что-то стал нежданно осыпать всех милостями.
- Заткни же этот документ себе за пояс, сделай это для меня! И как
станет кто жаловаться на неблагодарность, вытащи документик из-за пояса и
ткни ему в нос. Лучше доказательства не сыщешь.
- Одно только ясно мне, - промолвил Ян Скшетуский, - что князь
сторонников ищет и, верно, замыслы какие-то обдумывает, для которых нужна
ему помощь.
- Да разве ты не слыхал об этих замыслах? - ответил ему Заглоба. -
Разве не сказал князь, что мы должны выступить в поход, чтобы отомстить за
спаленное Вильно? На него наговорили, будто это он ограбил Вильно, а он
хочет показать, что ему не только чужого не надо, но что он и свое готов
отдать. Вот это амбиция, пан Ян! Дай нам бог побольше таких сенаторов!
Ведя такой разговор между собою, рыцари снова вышли на замковый двор,
куда ежеминутно въезжали то отряды конницы, то толпы вооруженной шляхты,
то коляски, в которых ехали окрестные помещики с женами и детьми. Заметив
это, пан Михал потащил всех к воротам, чтобы поглазеть, кто едет к князю.
- Как знать, пан Михал, день у тебя сегодня счастливый, - снова
заговорил Заглоба. - Может, среди шляхтянок и твоя суженая едет. Погляди,
вон подъезжает открытая коляска, а в ней сидит кто-то в белом...
- Не панна это едет, а тот, кто может обвенчать меня с нею, - сказал
быстроглазый Володы"вский. - Я издали узнал, что епископ Парчевский едет с
ксендзом Белозором, виленским архидьяконом.
- Неужто они посещают князя? Ведь он кальвинист.
- Что делать? Когда этого требуют державные дела, приходится
заниматься дипломатией.
- Ну и пропасть же народу, ну и шум! - весело сказал Заглоба. -
Совсем я в деревне покрылся плесенью! Тряхну тут стариной. Не я буду, коль
сегодня же не приволокнусь за какой-нибудь красоткой!
Дальнейшие слова Заглобы прервали солдаты из стражи; выбежав из
караульни, они выстроились в два ряда, отдавая воинские почести епископу;
тот проехал мимо, благословляя на обе стороны солдат и собравшуюся шляхту.
- Тонкий политик князь, - заметил Заглоба, - ишь какие почести
оказывает епископу, а ведь сам не признает церковных властей. Дай-то бог,
чтобы это был первый шаг к обращению в лоно истинной церкви.
- Э, ничего из этого не получится. Уж как старалась его первая жена,
а так ничего и не добилась, пока не умерла с горя. Но почему это шотландцы
не уходят с поста? Видно, опять проследует кто-то из сановников.
В отдалении показалась в это время целая свита вооруженных солдат.
- Это драгуны Ганхофа, я узнаю их, - сказал Володы"вский. - Да, но
посредине кареты едут!
Тут раздалась барабанная дробь.
- О, это, видно, кто-то поважнее жмудского епископа! - воскликнул
Заглоба.
- Погоди, пан, вон они уже едут.
- Посредине две кареты.
- Да. В первой пан Корф, воевода венденский.
- Ба! - крикнул Ян. - Да это знакомец из Збаража.
Воевода узнал рыцарей, прежде всего Володы"вского, с которым, видно,
чаще встречался; проезжая мимо, он высунулся из кареты и крикнул:
- Приветствую вас, старые товарищи! Вот гостей везем!
В другой карете с гербами князя Януша, запряженной белым четвериком,
сидели два осанистых господина, одетых по-иноземному, в широкополых
шляпах, из-под которых на широкие кружевные воротники ниспадали светлые
букли париков. Один, очень толстый, носил остроконечную белесоватую
бородку и усы, кончики которых были расчесаны и закручены вверх; у
другого, помоложе, во всем черном, осанка была менее рыцарская, зато чин,
пожалуй, повыше, - на шее у него блестела золотая цепь с каким-то орденом.
Оба они были, видно, иноземцы, так как с любопытством разглядывали замок,
людей и одежды.
- А это что еще за дьяволы? - спросил Заглоба.
- Не знаю, отродясь не видел! - ответил Володы"вский.
Но вот карста проехала мимо и стала огибать двор, чтобы подъехать к
главному зданию замка; драгуны остались у ворот.
Володы"вский узнал офицера, который командовал ими.
- Токажевич! - крикнул он. - Здорово!
- Здорово, пан полковник!
- Что за бездельников вы привезли?
- Это шведы.
- Шведы?
- Да, и, видно, важные птицы. Толстяк - это граф Левенгаупт, а тот,
потоньше, Бенедикт Шитте, барон фон Дудергоф.
- Дудергоф?! - воскликнул Заглоба.
- А чего им тут надо? - спросил Володы"вский.
- Бог их знает! - ответил офицер. - Мы их от Бирж сопровождаем.
Наверно, к нашему князю на переговоры приехали; мы в Биржах слыхали, что
великий князь собирает войско и хочет учинить набег на Лифляндию.
- Что, шельмы, испугались! - закричал Заглоба. - То на Великую Польшу
учиняете набег, короля изгоняете, а тут к Радзивиллу на поклон явились,
чтобы не задал вам жару в Лифляндии. Погодите! Такого деру дадите к вашим
Дудергофам, что чулки с ног свалятся! Мы сейчас крепко с вами поговорим!
Да здравствует Радзивилл!
- Да здравствует Радзивилл! - подхватили шляхтичи, стоявшие у ворот.
- Defensor patriae!* Защита наша! На шведа, братья, на шведа!
_______________
* Защитник родины (лат.).
Образовался круг. Шляхта со двора валила к воротам; увидев это,
Заглоба вскочил на выступающий цоколь ворот и стал кричать:
- Слушайте, братья! Вот что скажу я тем, кто меня не знает: я старый
герой Збаража, этой вот старой рукой я зарубил Бурлая, самого великого
гетмана после Хмельницкого; кто не слыхал про Заглобу, тот в первую
казацкую войну, верно, горох лущил, или кур щипал, или телят пас, чего
такие достойные кавалеры, как вы, надеюсь, не делали.
- Это великий рыцарь! - раздались многочисленные голоса. - Равного
ему нет во всей Речи Посполитой! Слушайте!..
- Слушайте же! Пора бы моим старым костям на отдых; лучше б мне на
печке лежать, творог есть со сметаной, в саду гулять да яблоки сбирать,
над жнецами стоять да девок по спинам похлопывать. Пожалуй, и враг для
своего же добра оставил бы меня в покое, ибо и шведы и казаки знают, что
тяжелая у меня рука, и дай-то бог, чтобы имя мое было так же известно вам,
братья, как известно оно hostibus*.
_______________
* Врагам (лат.).
- А что это за петух так тонко поет? - спросил вдруг чей-то голос.
- Не мешай, чтоб тебя бог убил! - закричали другие.
Но Заглоба расслышал.
- Вы уж простите этому петушку! - крикнул старик. - Он еще не знает,
где хвост, где голова.
Раздался взрыв хохота, и выскочка, смутившись, стал выбираться из
толпы, чтобы уйти от насмешек, которые посыпались на него.
- Вернемся к делу! - продолжал Заглоба. - Итак, repeto*, надо бы мне
отдохнуть; но родина в беде, враг попирает нашу землю, и вот я здесь,
чтобы вместе с вами дать отпор hostibus именем родины-матери, которая всех
нас вскормила. Кто сегодня не встанет на ее защиту, кто не поднимется на
ее спасение, тот не сын ей, а пасынок, тот недостоин ее любви. Я, старик,
иду и, коли будет на то воля господня и придется мне погибать, из
последних сил буду кричать: "На шведа, братья, на шведа!" Дадим же клятву
не выпустить сабли из рук, покуда не прогоним врага из родного края!
_______________
* Повторяю (лат).
- Мы и без клятвы готовы! - раздались многочисленные голоса. -
Пойдем, куда поведет нас гетман, учиним набег на врага, где понадобится.
- Братья, видали, два немца приехали в раззолоченной карете! Они
знают, что с Радзивиллом шутки плохи! Они будут ходить за ним по покоям, в
локоток его целовать, чтобы он их не трогал. Но князь на совете, с
которого я возвращаюсь, заверил меня от имени всей Литвы, что не будет
никаких переговоров, никаких пергаментов, только война и война!
- Война! Война! - как эхо повторили слушатели.
- Но и полководец, - продолжал Заглоба, - действует смелее, когда он
уверен в своих солдатах; так покажем же ему, что мы думаем. Нуте-ка!
Пойдем к княжеским окнам да крикнем: "Эй, на шведа!" За мной!
С этими словами он спрыгнул с цоколя и двинулся вперед, а за ним
повалила шляхта; подойдя к самым окнам дворца, она шумела все громче, так
что шум этот слился в конце концов в один общий оглушительный крик:
- На шведа! На шведа!
Через минуту из сеней выбежал в крайнем замешательстве Корф, воевода
венденский, за ним Ганхоф, полковник княжеских рейтар; они вдвоем стали
успокаивать, унимать шляхту, просили ее разойтись.
- Ради всего святого! - говорил Корф. - Наверху прямо стекла
дребезжат! Вы не знаете, как некстати собрались тут с вашими кликами. Как
можно оскорблять послов, подавать пример неповиновения! Кто наустил вас?
- Я! - ответил Заглоба. - Скажи, пан, ясновельможному князю от имени
всех нас, что мы просим его быть твердым, что до последней капли крови мы
готовы биться в его войске.
- Спасибо вам всем от имени пана гетмана, спасибо, но только
разойдитесь. Опомнитесь, Христом-богом молю, не то совсем погубите
отчизну! Медвежью услугу оказывает тот отчизне, кто сегодня оскорбляет
послов.
- Что нам послы! Мы сражаться хотим, а не вести переговоры!
- Меня радует ваш боевой дух! Придет пора и для битвы, и, бог даст,
очень скоро. Отдохните теперь перед походом. Пора выпить горелки,
закусить! Какой уж там бой на пустое брюхо!
- Правда, ей-богу, правда! - первым закричал Заглоба.
- Правда, в точку попал. Раз уж князь знает, что мы думаем, нечего
нам тут делать!
И толпа начала расходиться; большая часть шляхты направилась в
боковые крылья дворца, где было уже накрыто много столов. Заглоба шел
впереди, а Корф отправился с полковником Ганхофом к князю, который держал
совет с шведскими послами, епископом Парчевским, ксендзом Белозором,
Адамом Кемеровским и Александром Межеевским, придворным короля Яна
Казимира, проводившим время в Кейданах.
- Кто науститель всего этого шума? - спросил князь, на львином лице
которого еще видны были следы гнева.
- Да тот славный шляхтич, который недавно прибыл сюда, пан Заглоба! -
ответил воевода венденский.
- Рыцарь он храбрый, - ответил князь, - но что-то слишком рано
начинает распоряжаться тут.
С этими словами он поманил полковника Ганхофа и стал что-то шептать
ему на ухо.
Тем временем Заглоба, довольный собой, торжественным шагом
направлялся в нижние залы, а рядом с ним шли оба Скшетуские и
Володы"вский.
- Что, amici*, - говорил он вполголоса рыцарям. - Не успел я
показаться, а уже разбудил в этой шляхте любовь к отчизне. Теперь князю
легче будет отправить послов ни с чем, надо только сослаться на наши
suffragia. Думаю, дело не обойдется без награды, хотя главное для меня
честь. Что это ты, пан Михал, стал, как истукан, и воззрился на карету у
ворот?
_______________
* Друзья (лат.).
- Это она! - встопорщил пан Михал усики. - Клянусь богом, это она!
- Кто такая?
- Панна Биллевич.
- Та, которая тебе отказала?
- Да. Поглядите, друзья, поглядите! Ну как тут не пропасть от
сожалений.
- Погодите! - сказал Заглоба. - Надо посмотреть поближе.
Коляска тем временем, обогнув двор, подъехала к собеседникам. В ней
сидел осанистый шляхтич с седеющими усами, а рядом с ним панна Александра,
как всегда, красивая, спокойная и строгая.
Пан Михал, сокрушенно глядя на нее, отвесил низкий поклон, метя
шляпой землю, но она не заметила его в толпе. А Заглоба, поглядев на
тонкие, благородные ее черты, только сказал:
- Панское это дитятко, пан Михал, слишком уж тонкая штучка для
солдата. Что говорить, хороша, но, по мне, лучше такие, что сразу не
признаешь: пушка это или баба?
- Ты, пан, не знаешь, кто это приехал? - спросил Володы"вский у
стоявшего рядом шляхтича.
- Как не знать, знаю! - ответил шляхтич. - Это пан Томаш Биллевич,
мечник россиенский. Все его тут знают, он старый слуга и друг Радзивиллов.
ГЛАВА XIII
Князь в тот день не показался шляхте до самого вечера; обедал он с
послами и сановниками, с которыми у него был совет. Однако полковники
получили приказ привести в боевую готовность надворные радзивилловские,
особенно пехотные, полки под командой иноземных офицеров. В воздухе
запахло порохом. Замок, хотя и не укрепленный, был окружен войсками, как
будто у стен его собирались дать сражение. Похода ждали не позднее
следующего утра, и были тому явные приметы: толпы княжеской челяди
укладывали на повозки оружие, дорогую утварь и княжескую казну.
Гарасимович рассказывал шляхте, что повозки направятся в Тыкоцин, на
Подляшье, так как в неукрепленном кейданском замке казну оставлять опасно.
Готовили и обоз со снаряжением, который должен был следовать за войском.
Разнесся слух, будто гетман польный Госевский арестован по той
причине, что он отказался соединить свои хоругви, стоящие в Троках, с
радзивилловскими и тем самым подверг заведомой опасности все предприятие.
Впрочем, приготовления к походу, движение войск, грохот пушек, которые
выкатывали из замкового арсенала, и тот беспорядок, который всегда
сопутствует первым минутам военных походов, отвлекли внимание от пана
Госевского и кавалера Юдицкого и заставили забыть об их аресте.
У шляхты, обедавшей в огромных нижних залах боковых крыльев дворца,
только и разговору было что о войне, пожаре в Вильно, полыхавшем уже
десять дней и разгоравшемся все больше, о вестях из Варшавы, о наступлении
шведов и о самих шведах, против которых, как против вероломных предателей,
напавших на соседа вопреки договору, имевшему силу еще шесть лет,
негодовали сердца и умы и все больше ожесточались души. Вести о
стремительном наступлении, о сдаче Уйстя, занятии Великой Польши со всеми
городами, об угрозе нашествия на Мазовию и неизбежном падении Варшавы не
только не возбуждали страха, напротив, они поднимали дух войска, и люди
рвались в бой. Все объяснялось тем, что ясны стали причины удачи шведов.
До сих пор враг еще ни разу не столкнулся ни с войском, ни с настоящим
полководцем. Радзивилл был первым воителем по ремеслу, с которым шведам
предстояло померяться силами и в военные способности которого собравшаяся
шляхта верила непоколебимо, тем более что и полковники его ручались, что в
открытом поле они побьют шведов.
- Непременно побьем! - уверял Михал Станкевич, старый и искушенный
воин. - Я помню прежние войны и знаю, что шведы всегда оборонялись в
замках, в укрепленных станах, в окопах: никогда не осмеливались они
сразиться с нами в открытом поле, они очень боялись конницы, ну а когда,
поверив в свои силы, отваживались напасть на нас, мы давали им хороший
урок. Не завоевали они Великую Польшу, а отдали им ее измена и слабость
ополчения.
- Да! - подтвердил Заглоба. - Квелый это народ, а все потому, что
земля у них очень неурожайная и хлеба нет, одни сосновые шишки они мелют и
пекут из такой муки лепешки, от которых воняет смолой. Иные по берегу моря
ходят и жрут все, что только выбросит на берег волной, да и за эти
лакомства дерутся друг с другом. Голь перекатная, потому и нет народа,
который был бы так падок до чужого, как они; ведь даже у татар конины ad
libitum*, а они иной раз год целый мяса не видят и с голоду мрут, если
только рыбы не наловят много. - Тут Заглоба обратился к Станкевичу: - А
когда ты, пан, со шведами встречался?
_______________
* Сколько угодно (лат.).
- Да когда служил под начальством князя Кшиштофа, отца нынешнего пана
гетмана.
- А я в войске пана Конецпольского, отца нынешнего хорунжего. В
Пруссии мы несколько раз разбили наголову Густава Адольфа и пленных много
взяли; с тех самых пор я их насквозь вижу и все ихние уловки знаю.
Надивились же на них наши хлопцы! Надо вам сказать, что эти шведы вечно в
воде болтаются и главный прибыток имеют от моря, ну, а ныряльщики они
поэтому exquisitissimi*. Мы им состязаться велели, так что вы на это
скажете? Бросишь подлеца в одну прорубь, а он вынырнет в другую, да еще с
живой селедкой в зубах!
_______________
* Отличнейшие (лат.).
- Боже мой, что ты говоришь, пан?!
- Чтоб мне с места не встать, коли я собственными глазами сто раз
этого не видал да и других чудных ихних обычаев. Помню, так они на
прусских хлебах разъелись, что потом не хотели домой ворочаться. Верно
говорит пан Станкевич, солдаты из них никудышние. Пехота еще куда ни шло,
но конница такая, что унеси ты мое горе! Ведь лошадей у них нет, и они не
могут смолоду приучаться к верховой езде!
- Похоже, - вмешался в разговор Щит, - мы сперва не на них пойдем, а
мстить за Вильно?
- Да. Я сам посоветовал это князю, когда он спросил, что я об этом
думаю, - сказал Заглоба. - Но, покончив с одними врагами, мы тотчас
двинемся на других. Эти ихние посланцы, верно, здорово там преют.
- Радушно их принимают, - заметил Заленский, - но только ничего они,
бедняги, не добьются, и лучшее тому доказательство - приказы, отданные
войскам.
- Боже, боже! - воскликнул Тварковский, россиенский судья. - Растет
опасность, но и нас берет задор. С одним врагом имели дело и то чуть
совсем не отчаялись, а теперь вот против двоих идем.
- Что ж, это часто бывает, - заметил Станкевич. - Бьют тебя, бьют,
пока тебе невмоготу станет, смотришь, откуда и силы взялись и отвага.
Сколько мы терпели, сколько перенесли?! Понадеялись на короля да на
коронное ополчение, не полагались на собственные силы, а теперь вот: либо
чужую голову добыть, либо свою отдать, либо обоих врагов бить, либо всем
погибать безвозвратно!
- Бог нам поможет! Довольно уж медлить!
- На горло нам наступают!
- Мы им тоже наступим! Покажем коронным, какие у нас солдаты! Не
бывать у нас Уйстю, как бог свят!
И чем больше выпивала шляхта чар, тем больше разгорячалась кровь и
сидел Януш Радзивилл, князь биржанский и дубинковский, воевода виленский и
великий гетман литовский, кичливый и могучий властелин, которому не только
мало было всех титулов и всех необъятных владений, но тесно было даже в
Жмуди и Литве.
Младший собеседник князя, в длинном парике и иноземном наряде, был
князь Богуслав, двоюродный его брат, конюший Великого княжества
Литовского.
Минуту он все еще что-то шептал на ухо гетману, наконец громко
произнес:
- Так я поставлю на документе свою подпись и уеду.
- Раз уж иначе нельзя, тогда езжай, князь, - ответил Януш, - хотя
лучше было бы, если бы ты остался, ведь неизвестно, что может статься.
- Ясновельможный князь, ты все уже обдумал зрело, а там надо вникнуть
в дела; засим предаю тебя в руки господа.
- Да хранит господь весь наш дом и умножит славу его.
- Adieu, mon frere!*
_______________
* Прощай, брат (франц.).
- Adieu!
Оба князя протянули друг другу руки, после чего конюший поспешно
удалился, а великий гетман обратился к прибывшим.
- Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, - сказал он низким,
протяжным голосом, - но меня сейчас рвут на части, минуты нет свободной. Я
уж знаю ваши имена и рад от всей души, что в такую годину господь посылает
мне таких рыцарей. Садитесь, дорогие гости. Кто из вас пан Ян Скшетуский?
- К твоим услугам, ясновельможный князь, - проговорил Ян.
- Так ты, пан, староста... погоди-ка... забыл...
- Я никакой не староста, - возразил Ян.
- Как не староста? - прикинулся удивленным князь, нахмуря свои густые
брови. - Тебе не дали староства за подвиг под Збаражем?
- Я никогда об этом не просил.
- Тебе и без просьб должны были дать. Как же так? Что ты говоришь?
Никакой не дали награды? Совсем забыли? Мне странно это. Впрочем, я не то
говорю, никого это не должно удивлять, ибо теперь жалуют только тех, у
кого спина, как ивовый прут, легко гнется. Скажи на милость, так ты не
староста! Благодарение создателю, что ты сюда приехал, ибо у нас память не
так коротка, и ни одна заслуга не останется у нас без награды, в том числе
и твоя, пан полковник Володы"вский.
- Я ничего еще не заслужил...
- Предоставь мне судить об этом, а пока возьми вот этот документ, уже
заверенный в Россиенах, по которому я отдаю тебе в пожизненное владение
Дыдкемы. Неплохое это именьице, сотня плугов каждую весну выходит там в
поле на пахоту. Прими от нас его в дар, больше мы дать не можем, а пану
Скшетускому скажи, что Радзивилл не забывает ни своих друзей, ни тех, кто
под его водительством верой и правдой послужил отчизне.
- Ясновельможный князь... - в замешательстве пробормотал пан Михал.
- Не надо слов, и ты уж прости, что так мало я даю, но друзьям своим
скажи, что не пропадет тот, кто свою судьбу разделит с судьбою
Радзивиллов. Я не король, но если б я им был, - бог свидетель! - я не
забыл бы никогда ни Яна Скшетуского, ни Заглобы...
- Это я! - сказал Заглоба, живо подавшись вперед, ибо его уже
разбирало нетерпение, почему это его до сих пор не помянули.
- Я догадываюсь, что это ты, мне говорили, что ты человек уже
немолодой.
- Я с твоим отцом, ясновельможный князь, в школу ходил, а у него
сызмальства была склонность к рыцарству, да и я предпочитал латыни
копьецо, потому и пользовался его благосклонностью.
Станислав Скшетуский, мало знавший Заглобу, удивился, услыхав такие
речи, - ведь еще накануне, в Упите, Заглоба говорил, что в школу ходил
вовсе не с покойным князем Кшиштофом, а с самим Янушем, что было заведомой
неправдой, так как князь Януш был намного моложе его.
- Вот как! - сказал князь. - Так ты, пан, родом из Литвы?
- Из Литвы, - не моргнув глазом, ответил Заглоба.
- Тогда я догадываюсь, что и ты не получил никакой награды, ибо мы,
литвины, уже привыкли к тому, что нас кормят черною неблагодарностью. О,
боже, если бы я всем вам дал то, что вам полагается по праву, у меня
самого ничего не осталось бы. Но такова уж наша доля! Мы отдаем кровь,
жизнь, имущество, и никто нам за это даже спасибо не скажет. Да! Что
поделаешь! Что посеешь, то и пожнешь. Так бог велит и правда... Так это
ты, пан, зарубил преславного Бурлая и под Збаражем снес три головы с плеч?
- Бурлая я зарубил, ясновельможный князь, - ответил Заглоба. -
Говорили, будто его никто не может одолеть в единоборстве, вот я и хотел
показать молодым, что не перевелись еще богатыри в Речи Посполитой. Что ж
до трех голов, то и такое в пылу боя могло приключиться; но под Збаражем
это кто-то другой сделал.
Князь умолк на минуту.
- Не тяжело ли вам, - снова заговорил он, - пренебрежение, каким вам
отплатили?
- Оно, конечно, досадно, - ответил Заглоба, - да что поделаешь,
ясновельможный князь!
- Утешься же, ибо все переменится. За одно то, что вы приехали ко
мне, я в долгу перед вами, и хоть я не король, но посулами не плачу.
- Ясновельможный князь, - живо и несколько даже надменно ответил на
эти слова Ян Скшетуский, - не за наградами и не за богатствами мы сюда
приехали. Враг напал на отчизну, и мы хотим грудью встать на ее защиту под
начальством столь славного воителя. Брат мой, Станислав, видел под Уйстем
смятение и страх, позор и измену, а в конце торжество врага. Здесь мы
будем служить отчизне и трону под водительством великого полководца и
верного их защитника. Не победы и не торжество ждут здесь врага, но
поражение и смерть. Вот почему мы прибыли сюда и предлагаем тебе свою
службу. Мы, солдаты, хотим сражаться и рвемся в бой.
- Коли таково ваше желание, то и оно будет исполнено, - сказал
значительно князь. - Вам не придется долго ждать, хотя сперва мы двинемся
на другого врага, ибо отомстить надо нам за спаленное Вильно(*). Не
нынче-завтра мы двинемся туда и, даст бог, все до последней отплатим
обиды. Не буду вас больше задерживать; и вы нуждаетесь в отдыхе, и мне
надо работать. А вечером приходите в покои, может, и позабавитесь перед
походом, ибо перед войной под наше крыло съехалось в Кейданы множество
дам. Пан полковник Володы"вский, принимай же дорогих гостей, как у себя
дома, и помните, друзья, - что мое, то ваше!.. Пан Гарасимович, скажи
панам братьям, собравшимся в зале, что я не выйду, времени нет, а сегодня
вечером они обо всем узнают. Будьте здоровы и будьте друзьями Радзивилла,
ибо и для него от этого многое зависит.
С этими словами могущественный и кичливый властелин как равным подал
по очереди руку Заглобе, обоим Скшетуским, Володы"вскому и Харлампу.
Угрюмое его лицо осветила сердечная и милостивая улыбка, недоступность,
всегда окружавшая его, как темное облако, исчезла совершенно.
- Вот это полководец! Вот это воитель! - говорил Станислав, когда они
на обратном пути снова пробивались сквозь толпу шляхты, собравшейся в зале
аудиенций.
- Я бы за него в огонь бросился! - воскликнул Заглоба. - Вы заметили,
что он на память знает все мои подвиги? Жарко станет шведам, когда взревет
этот лев, а я ему стану вторить. Другого такого владыки нет во всей Речи
Посполитой, а из прежних один только князь Иеремия да отец наш, пан
Конецпольский, могли бы с ним поспорить. Это тебе не какой-нибудь
каштелянишка, который первым в роду уселся в сенаторское кресло и штанов
на нем еще не протер, а уж нос дерет и шляхту зовет младшей братией, и
свой портрет велит тотчас намалевать, чтоб и за едою видеть свое
сенаторство перед собой, коль за собой его не углядит. Пан Михал, ты
разбогател! Ясное дело, кто о Радзивиллов потрется, тотчас вытертый кафтан
позолотит. Вижу, награду здесь получить легче, чем у нас кварту гнилых
груш. Сунул руку в воду с закрытыми глазами, ан щука у тебя в руке. Вот
это князь, всем князьям князь! Дай бог тебе счастья, пан Михал! Смутился
ты, как красная девица после венца, ну да ничего! Как это твое имение
называется? Дудково, что ли? Языческие названия в здешнем краю. Хлопни об
стенку горстью орехов и получишь коль не названье деревеньки, так имечко
шляхтича. Ну да был бы кус поболе, а языка не жалко, он без костей.
- Признаться, смутился я страшно, - сказал пан Михал. - Ты вот, пан,
толкуешь, будто здесь легко награду получить, а ведь это неправда. Я не
раз слыхал, как старые офицеры ругали князя за скупость, а теперь он
что-то стал нежданно осыпать всех милостями.
- Заткни же этот документ себе за пояс, сделай это для меня! И как
станет кто жаловаться на неблагодарность, вытащи документик из-за пояса и
ткни ему в нос. Лучше доказательства не сыщешь.
- Одно только ясно мне, - промолвил Ян Скшетуский, - что князь
сторонников ищет и, верно, замыслы какие-то обдумывает, для которых нужна
ему помощь.
- Да разве ты не слыхал об этих замыслах? - ответил ему Заглоба. -
Разве не сказал князь, что мы должны выступить в поход, чтобы отомстить за
спаленное Вильно? На него наговорили, будто это он ограбил Вильно, а он
хочет показать, что ему не только чужого не надо, но что он и свое готов
отдать. Вот это амбиция, пан Ян! Дай нам бог побольше таких сенаторов!
Ведя такой разговор между собою, рыцари снова вышли на замковый двор,
куда ежеминутно въезжали то отряды конницы, то толпы вооруженной шляхты,
то коляски, в которых ехали окрестные помещики с женами и детьми. Заметив
это, пан Михал потащил всех к воротам, чтобы поглазеть, кто едет к князю.
- Как знать, пан Михал, день у тебя сегодня счастливый, - снова
заговорил Заглоба. - Может, среди шляхтянок и твоя суженая едет. Погляди,
вон подъезжает открытая коляска, а в ней сидит кто-то в белом...
- Не панна это едет, а тот, кто может обвенчать меня с нею, - сказал
быстроглазый Володы"вский. - Я издали узнал, что епископ Парчевский едет с
ксендзом Белозором, виленским архидьяконом.
- Неужто они посещают князя? Ведь он кальвинист.
- Что делать? Когда этого требуют державные дела, приходится
заниматься дипломатией.
- Ну и пропасть же народу, ну и шум! - весело сказал Заглоба. -
Совсем я в деревне покрылся плесенью! Тряхну тут стариной. Не я буду, коль
сегодня же не приволокнусь за какой-нибудь красоткой!
Дальнейшие слова Заглобы прервали солдаты из стражи; выбежав из
караульни, они выстроились в два ряда, отдавая воинские почести епископу;
тот проехал мимо, благословляя на обе стороны солдат и собравшуюся шляхту.
- Тонкий политик князь, - заметил Заглоба, - ишь какие почести
оказывает епископу, а ведь сам не признает церковных властей. Дай-то бог,
чтобы это был первый шаг к обращению в лоно истинной церкви.
- Э, ничего из этого не получится. Уж как старалась его первая жена,
а так ничего и не добилась, пока не умерла с горя. Но почему это шотландцы
не уходят с поста? Видно, опять проследует кто-то из сановников.
В отдалении показалась в это время целая свита вооруженных солдат.
- Это драгуны Ганхофа, я узнаю их, - сказал Володы"вский. - Да, но
посредине кареты едут!
Тут раздалась барабанная дробь.
- О, это, видно, кто-то поважнее жмудского епископа! - воскликнул
Заглоба.
- Погоди, пан, вон они уже едут.
- Посредине две кареты.
- Да. В первой пан Корф, воевода венденский.
- Ба! - крикнул Ян. - Да это знакомец из Збаража.
Воевода узнал рыцарей, прежде всего Володы"вского, с которым, видно,
чаще встречался; проезжая мимо, он высунулся из кареты и крикнул:
- Приветствую вас, старые товарищи! Вот гостей везем!
В другой карете с гербами князя Януша, запряженной белым четвериком,
сидели два осанистых господина, одетых по-иноземному, в широкополых
шляпах, из-под которых на широкие кружевные воротники ниспадали светлые
букли париков. Один, очень толстый, носил остроконечную белесоватую
бородку и усы, кончики которых были расчесаны и закручены вверх; у
другого, помоложе, во всем черном, осанка была менее рыцарская, зато чин,
пожалуй, повыше, - на шее у него блестела золотая цепь с каким-то орденом.
Оба они были, видно, иноземцы, так как с любопытством разглядывали замок,
людей и одежды.
- А это что еще за дьяволы? - спросил Заглоба.
- Не знаю, отродясь не видел! - ответил Володы"вский.
Но вот карста проехала мимо и стала огибать двор, чтобы подъехать к
главному зданию замка; драгуны остались у ворот.
Володы"вский узнал офицера, который командовал ими.
- Токажевич! - крикнул он. - Здорово!
- Здорово, пан полковник!
- Что за бездельников вы привезли?
- Это шведы.
- Шведы?
- Да, и, видно, важные птицы. Толстяк - это граф Левенгаупт, а тот,
потоньше, Бенедикт Шитте, барон фон Дудергоф.
- Дудергоф?! - воскликнул Заглоба.
- А чего им тут надо? - спросил Володы"вский.
- Бог их знает! - ответил офицер. - Мы их от Бирж сопровождаем.
Наверно, к нашему князю на переговоры приехали; мы в Биржах слыхали, что
великий князь собирает войско и хочет учинить набег на Лифляндию.
- Что, шельмы, испугались! - закричал Заглоба. - То на Великую Польшу
учиняете набег, короля изгоняете, а тут к Радзивиллу на поклон явились,
чтобы не задал вам жару в Лифляндии. Погодите! Такого деру дадите к вашим
Дудергофам, что чулки с ног свалятся! Мы сейчас крепко с вами поговорим!
Да здравствует Радзивилл!
- Да здравствует Радзивилл! - подхватили шляхтичи, стоявшие у ворот.
- Defensor patriae!* Защита наша! На шведа, братья, на шведа!
_______________
* Защитник родины (лат.).
Образовался круг. Шляхта со двора валила к воротам; увидев это,
Заглоба вскочил на выступающий цоколь ворот и стал кричать:
- Слушайте, братья! Вот что скажу я тем, кто меня не знает: я старый
герой Збаража, этой вот старой рукой я зарубил Бурлая, самого великого
гетмана после Хмельницкого; кто не слыхал про Заглобу, тот в первую
казацкую войну, верно, горох лущил, или кур щипал, или телят пас, чего
такие достойные кавалеры, как вы, надеюсь, не делали.
- Это великий рыцарь! - раздались многочисленные голоса. - Равного
ему нет во всей Речи Посполитой! Слушайте!..
- Слушайте же! Пора бы моим старым костям на отдых; лучше б мне на
печке лежать, творог есть со сметаной, в саду гулять да яблоки сбирать,
над жнецами стоять да девок по спинам похлопывать. Пожалуй, и враг для
своего же добра оставил бы меня в покое, ибо и шведы и казаки знают, что
тяжелая у меня рука, и дай-то бог, чтобы имя мое было так же известно вам,
братья, как известно оно hostibus*.
_______________
* Врагам (лат.).
- А что это за петух так тонко поет? - спросил вдруг чей-то голос.
- Не мешай, чтоб тебя бог убил! - закричали другие.
Но Заглоба расслышал.
- Вы уж простите этому петушку! - крикнул старик. - Он еще не знает,
где хвост, где голова.
Раздался взрыв хохота, и выскочка, смутившись, стал выбираться из
толпы, чтобы уйти от насмешек, которые посыпались на него.
- Вернемся к делу! - продолжал Заглоба. - Итак, repeto*, надо бы мне
отдохнуть; но родина в беде, враг попирает нашу землю, и вот я здесь,
чтобы вместе с вами дать отпор hostibus именем родины-матери, которая всех
нас вскормила. Кто сегодня не встанет на ее защиту, кто не поднимется на
ее спасение, тот не сын ей, а пасынок, тот недостоин ее любви. Я, старик,
иду и, коли будет на то воля господня и придется мне погибать, из
последних сил буду кричать: "На шведа, братья, на шведа!" Дадим же клятву
не выпустить сабли из рук, покуда не прогоним врага из родного края!
_______________
* Повторяю (лат).
- Мы и без клятвы готовы! - раздались многочисленные голоса. -
Пойдем, куда поведет нас гетман, учиним набег на врага, где понадобится.
- Братья, видали, два немца приехали в раззолоченной карете! Они
знают, что с Радзивиллом шутки плохи! Они будут ходить за ним по покоям, в
локоток его целовать, чтобы он их не трогал. Но князь на совете, с
которого я возвращаюсь, заверил меня от имени всей Литвы, что не будет
никаких переговоров, никаких пергаментов, только война и война!
- Война! Война! - как эхо повторили слушатели.
- Но и полководец, - продолжал Заглоба, - действует смелее, когда он
уверен в своих солдатах; так покажем же ему, что мы думаем. Нуте-ка!
Пойдем к княжеским окнам да крикнем: "Эй, на шведа!" За мной!
С этими словами он спрыгнул с цоколя и двинулся вперед, а за ним
повалила шляхта; подойдя к самым окнам дворца, она шумела все громче, так
что шум этот слился в конце концов в один общий оглушительный крик:
- На шведа! На шведа!
Через минуту из сеней выбежал в крайнем замешательстве Корф, воевода
венденский, за ним Ганхоф, полковник княжеских рейтар; они вдвоем стали
успокаивать, унимать шляхту, просили ее разойтись.
- Ради всего святого! - говорил Корф. - Наверху прямо стекла
дребезжат! Вы не знаете, как некстати собрались тут с вашими кликами. Как
можно оскорблять послов, подавать пример неповиновения! Кто наустил вас?
- Я! - ответил Заглоба. - Скажи, пан, ясновельможному князю от имени
всех нас, что мы просим его быть твердым, что до последней капли крови мы
готовы биться в его войске.
- Спасибо вам всем от имени пана гетмана, спасибо, но только
разойдитесь. Опомнитесь, Христом-богом молю, не то совсем погубите
отчизну! Медвежью услугу оказывает тот отчизне, кто сегодня оскорбляет
послов.
- Что нам послы! Мы сражаться хотим, а не вести переговоры!
- Меня радует ваш боевой дух! Придет пора и для битвы, и, бог даст,
очень скоро. Отдохните теперь перед походом. Пора выпить горелки,
закусить! Какой уж там бой на пустое брюхо!
- Правда, ей-богу, правда! - первым закричал Заглоба.
- Правда, в точку попал. Раз уж князь знает, что мы думаем, нечего
нам тут делать!
И толпа начала расходиться; большая часть шляхты направилась в
боковые крылья дворца, где было уже накрыто много столов. Заглоба шел
впереди, а Корф отправился с полковником Ганхофом к князю, который держал
совет с шведскими послами, епископом Парчевским, ксендзом Белозором,
Адамом Кемеровским и Александром Межеевским, придворным короля Яна
Казимира, проводившим время в Кейданах.
- Кто науститель всего этого шума? - спросил князь, на львином лице
которого еще видны были следы гнева.
- Да тот славный шляхтич, который недавно прибыл сюда, пан Заглоба! -
ответил воевода венденский.
- Рыцарь он храбрый, - ответил князь, - но что-то слишком рано
начинает распоряжаться тут.
С этими словами он поманил полковника Ганхофа и стал что-то шептать
ему на ухо.
Тем временем Заглоба, довольный собой, торжественным шагом
направлялся в нижние залы, а рядом с ним шли оба Скшетуские и
Володы"вский.
- Что, amici*, - говорил он вполголоса рыцарям. - Не успел я
показаться, а уже разбудил в этой шляхте любовь к отчизне. Теперь князю
легче будет отправить послов ни с чем, надо только сослаться на наши
suffragia. Думаю, дело не обойдется без награды, хотя главное для меня
честь. Что это ты, пан Михал, стал, как истукан, и воззрился на карету у
ворот?
_______________
* Друзья (лат.).
- Это она! - встопорщил пан Михал усики. - Клянусь богом, это она!
- Кто такая?
- Панна Биллевич.
- Та, которая тебе отказала?
- Да. Поглядите, друзья, поглядите! Ну как тут не пропасть от
сожалений.
- Погодите! - сказал Заглоба. - Надо посмотреть поближе.
Коляска тем временем, обогнув двор, подъехала к собеседникам. В ней
сидел осанистый шляхтич с седеющими усами, а рядом с ним панна Александра,
как всегда, красивая, спокойная и строгая.
Пан Михал, сокрушенно глядя на нее, отвесил низкий поклон, метя
шляпой землю, но она не заметила его в толпе. А Заглоба, поглядев на
тонкие, благородные ее черты, только сказал:
- Панское это дитятко, пан Михал, слишком уж тонкая штучка для
солдата. Что говорить, хороша, но, по мне, лучше такие, что сразу не
признаешь: пушка это или баба?
- Ты, пан, не знаешь, кто это приехал? - спросил Володы"вский у
стоявшего рядом шляхтича.
- Как не знать, знаю! - ответил шляхтич. - Это пан Томаш Биллевич,
мечник россиенский. Все его тут знают, он старый слуга и друг Радзивиллов.
ГЛАВА XIII
Князь в тот день не показался шляхте до самого вечера; обедал он с
послами и сановниками, с которыми у него был совет. Однако полковники
получили приказ привести в боевую готовность надворные радзивилловские,
особенно пехотные, полки под командой иноземных офицеров. В воздухе
запахло порохом. Замок, хотя и не укрепленный, был окружен войсками, как
будто у стен его собирались дать сражение. Похода ждали не позднее
следующего утра, и были тому явные приметы: толпы княжеской челяди
укладывали на повозки оружие, дорогую утварь и княжескую казну.
Гарасимович рассказывал шляхте, что повозки направятся в Тыкоцин, на
Подляшье, так как в неукрепленном кейданском замке казну оставлять опасно.
Готовили и обоз со снаряжением, который должен был следовать за войском.
Разнесся слух, будто гетман польный Госевский арестован по той
причине, что он отказался соединить свои хоругви, стоящие в Троках, с
радзивилловскими и тем самым подверг заведомой опасности все предприятие.
Впрочем, приготовления к походу, движение войск, грохот пушек, которые
выкатывали из замкового арсенала, и тот беспорядок, который всегда
сопутствует первым минутам военных походов, отвлекли внимание от пана
Госевского и кавалера Юдицкого и заставили забыть об их аресте.
У шляхты, обедавшей в огромных нижних залах боковых крыльев дворца,
только и разговору было что о войне, пожаре в Вильно, полыхавшем уже
десять дней и разгоравшемся все больше, о вестях из Варшавы, о наступлении
шведов и о самих шведах, против которых, как против вероломных предателей,
напавших на соседа вопреки договору, имевшему силу еще шесть лет,
негодовали сердца и умы и все больше ожесточались души. Вести о
стремительном наступлении, о сдаче Уйстя, занятии Великой Польши со всеми
городами, об угрозе нашествия на Мазовию и неизбежном падении Варшавы не
только не возбуждали страха, напротив, они поднимали дух войска, и люди
рвались в бой. Все объяснялось тем, что ясны стали причины удачи шведов.
До сих пор враг еще ни разу не столкнулся ни с войском, ни с настоящим
полководцем. Радзивилл был первым воителем по ремеслу, с которым шведам
предстояло померяться силами и в военные способности которого собравшаяся
шляхта верила непоколебимо, тем более что и полковники его ручались, что в
открытом поле они побьют шведов.
- Непременно побьем! - уверял Михал Станкевич, старый и искушенный
воин. - Я помню прежние войны и знаю, что шведы всегда оборонялись в
замках, в укрепленных станах, в окопах: никогда не осмеливались они
сразиться с нами в открытом поле, они очень боялись конницы, ну а когда,
поверив в свои силы, отваживались напасть на нас, мы давали им хороший
урок. Не завоевали они Великую Польшу, а отдали им ее измена и слабость
ополчения.
- Да! - подтвердил Заглоба. - Квелый это народ, а все потому, что
земля у них очень неурожайная и хлеба нет, одни сосновые шишки они мелют и
пекут из такой муки лепешки, от которых воняет смолой. Иные по берегу моря
ходят и жрут все, что только выбросит на берег волной, да и за эти
лакомства дерутся друг с другом. Голь перекатная, потому и нет народа,
который был бы так падок до чужого, как они; ведь даже у татар конины ad
libitum*, а они иной раз год целый мяса не видят и с голоду мрут, если
только рыбы не наловят много. - Тут Заглоба обратился к Станкевичу: - А
когда ты, пан, со шведами встречался?
_______________
* Сколько угодно (лат.).
- Да когда служил под начальством князя Кшиштофа, отца нынешнего пана
гетмана.
- А я в войске пана Конецпольского, отца нынешнего хорунжего. В
Пруссии мы несколько раз разбили наголову Густава Адольфа и пленных много
взяли; с тех самых пор я их насквозь вижу и все ихние уловки знаю.
Надивились же на них наши хлопцы! Надо вам сказать, что эти шведы вечно в
воде болтаются и главный прибыток имеют от моря, ну, а ныряльщики они
поэтому exquisitissimi*. Мы им состязаться велели, так что вы на это
скажете? Бросишь подлеца в одну прорубь, а он вынырнет в другую, да еще с
живой селедкой в зубах!
_______________
* Отличнейшие (лат.).
- Боже мой, что ты говоришь, пан?!
- Чтоб мне с места не встать, коли я собственными глазами сто раз
этого не видал да и других чудных ихних обычаев. Помню, так они на
прусских хлебах разъелись, что потом не хотели домой ворочаться. Верно
говорит пан Станкевич, солдаты из них никудышние. Пехота еще куда ни шло,
но конница такая, что унеси ты мое горе! Ведь лошадей у них нет, и они не
могут смолоду приучаться к верховой езде!
- Похоже, - вмешался в разговор Щит, - мы сперва не на них пойдем, а
мстить за Вильно?
- Да. Я сам посоветовал это князю, когда он спросил, что я об этом
думаю, - сказал Заглоба. - Но, покончив с одними врагами, мы тотчас
двинемся на других. Эти ихние посланцы, верно, здорово там преют.
- Радушно их принимают, - заметил Заленский, - но только ничего они,
бедняги, не добьются, и лучшее тому доказательство - приказы, отданные
войскам.
- Боже, боже! - воскликнул Тварковский, россиенский судья. - Растет
опасность, но и нас берет задор. С одним врагом имели дело и то чуть
совсем не отчаялись, а теперь вот против двоих идем.
- Что ж, это часто бывает, - заметил Станкевич. - Бьют тебя, бьют,
пока тебе невмоготу станет, смотришь, откуда и силы взялись и отвага.
Сколько мы терпели, сколько перенесли?! Понадеялись на короля да на
коронное ополчение, не полагались на собственные силы, а теперь вот: либо
чужую голову добыть, либо свою отдать, либо обоих врагов бить, либо всем
погибать безвозвратно!
- Бог нам поможет! Довольно уж медлить!
- На горло нам наступают!
- Мы им тоже наступим! Покажем коронным, какие у нас солдаты! Не
бывать у нас Уйстю, как бог свят!
И чем больше выпивала шляхта чар, тем больше разгорячалась кровь и