Сенкевич Генрик. Потоп. Книга 1

дворе и в сарае. Раздалось несколько выстрелов, взвизгнули и заржали
лошади. Бой закипел у повозок Жендзяна, под которыми укрылись его слуги;
лауданцы тоже искали там убежища; слуги Жендзяна, приняв их за врагов,
дали по ним несколько залпов.
- Сдавайтесь! - кричал старый Кемлич; тыча острием сабли между
спицами колес, он вслепую колол спрятавшихся под повозкой людей.
- Стой! Сдаемся! - раздалось несколько голосов.
И слуги старосты из Вонсоши стали выбрасывать из-под повозки сабли и
ружья, затем молодые Кемличи принялись вытаскивать за головы их самих,
пока старик не крикнул:
- К телегам! Бери все, что попадется под руку! Живо! Живо! К телегам!
Молодым не надо было в третий раз повторять приказ, они бросились
отстегивать пологи, из-под которых показали свои круглые бока короба
Жендзяна. Они уж и короба стали скидывать, когда раздался голос Кмицица:
- Стой!
И Кмициц, как бы в подтверждение приказа, стал хлестать их плашмя
окровавленной саблей.
Косьма и Дамиан поспешно отскочили в сторону.
- Пан полковник, разве нельзя? - покорно спросил старик.
- Не сметь! - крикнул Кмициц. - Найди мне старосту!
Косьма и Дамиан в мгновение ока ринулись на поиски, а за ними
бросился и отец; через четверть часа они снова появились, ведя Жендзяна,
который, увидев Кмицица, сказал ему с низким поклоном:
- Обиду терплю я, вельможный пан, ни с кем я войны не искал, а что
знакомых еду проведать, так это всяк волен делать.
Кмициц, опершись на саблю, тяжело дышал и не говорил ни слова.
- Я, - продолжал Жендзян, - ни шведам, ни гетману не нанес никакой
обиды, только ехал к пану Володы"вскому, так ведь он мой старый знакомый,
и на Руси мы вместе с ним воевали. Чего это мне лезть на рожон?! Не был я
в Кейданах, и нет мне дела до того, что там было. У меня одно на мысли:
ноги унести отсюда, да чтоб добро мое, что дал мне господь, не пропало. Я
ведь не украл его, в поте лица заработал. Нет мне до всего этого дела!
Отпусти ты только меня отсюда!
Кмициц тяжело дышал и все глядел словно бы рассеянно на Жендзяна.
- Покорнейше прошу, вельможный пан! - снова заговорил староста. - Ты
же видел, не знаю я этих людей и отроду не был им другом. Напали они на
твою милость, так получили по заслугам, но за что же я должен страдать, за
что мое добро должно пропадать? Чем я провинился? Коли уж нельзя иначе,
так откуплюсь я от твоих солдат, хоть человек я бедный и много дать не
могу. Дам им по талеру, чтоб не зря они трудились... И по два дам, да и
ты, вельможный пан, прими от меня...
- Закрыть телеги! - крикнул Кмициц. - А ты, пан, забирай своих
раненых и езжай ко всем чертям!
- Покорнейше благодарю, ясновельможный пан! - сказал арендатор из
Вонсоши.
Но тут подошел старый Кемлич, выпятил нижнюю губу и, обнажив гнилые
пеньки, заскулил:
- Пан полковник, наше это добро! Зерцало правды, наше оно!..
Но Кмициц так на него взглянул, что старик согнулся в три погибели и
слова не посмел больше вымолвить.
Слуги Жендзяна кинулись опрометью запрягать лошадей, а Кмициц снова
обратился к старосте:
- Бери всех раненых и убитых, которые найдутся, отвези их к пану
Володы"вскому и скажи ему от меня, что не враг я ему, как он думает, а
может, лучший друг. Но не хотел я с ним повстречаться, потому не приспело
еще время для такой встречи. Может, попозже и наступит такая пора, но
сегодня ни он бы мне не поверил, ни я бы ни в чем не смог его убедить. Со
временем, может. Да слушай хорошенько! Скажи, что это его люди напали на
меня, а я принужден был обороняться.
- Так оно, молвить справедливо, и было, - подтвердил Жендзян.
- Погоди! Скажи еще пану Володы"вскому, чтоб держались они вместе,
что Радзивилл хочет только дождаться от Понтуса конницы, а тогда тотчас
двинется на них. Может, он уже в пути. Он и князь конюший строят ковы с
курфюрстом, и стоять неподалеку от границы опасно. Но главное, пусть
держатся вместе, не то погибнут напрасно. Витебский воевода хочет
пробраться в Подляшье. Пусть идут навстречу ему и помощь окажут, коль
понадобится.
- Все расскажу, будто деньги за то с тебя получил.
- Хоть Кмициц говорит, хоть Кмициц остерегает, пусть верит он мне,
пусть с другими полковниками посоветуется, - увидят они, что, собравшись
вместе, будут сильней. Говорю тебе еще раз, гетман уже в пути, а я пану
Володы"вскому не враг.
- Будь у меня от твоей милости знак какой, оно было бы лучше, -
заметил Жендзян.
- Зачем тебе знак?
- Да ведь и пан Володы"вский скорее поверит, что это ты по дружбе
советуешь, верно, подумает он себе, что-то тут есть, коли знак он мне
присылает.
- Что ж, возьми этот перстень, - промолвил Кмициц, - хоть на головах
у людей, которых ты отвезешь пану Володы"вскому, и без того немало моих
знаков осталось.
С этими словами он снял с пальца перстень. Жендзян торопливо взял
перстень и сказал:
- Покорно благодарю, милостивый пан.
Спустя час Жендзян со своими повозками и со слугами, которые
отделались испугом, спокойно направлялся в Щучин, увозя троих убитых и
всех раненых, среди которых был Юзва Бутрым с рассеченным лицом и разбитой
головой. Едучи, поглядывал Жендзян на перстень с камнем, который чудно
переливался на лунном свету, и думал об удивительном и страшном человеке,
который, сделав столько зла конфедератам и столько добра шведам и
Радзивиллу, хотел, однако, спасти конфедератов от неминуемой гибели.
"Советы он от чистого сердца давал, - говорил себе Жендзян. - Всегда
лучше держаться вместе. Но почему он их остерегает? Разве только из добрых
чувств к пану Володы"вскому, который в Биллевичах пощадил его жизнь. Разве
только из добрых чувств! Да, но князю гетману худо может быть от этого!
Удивительный человек: служит Радзивиллу, а сочувствует нашим!.. И едет к
шведам!.. Что-то мне невдомек... - Через минуту он прибавил про себя: -
Щедрый человек! Нельзя только поперек дороги ему становиться".
Так же долго и тщетно ломал себе голову старый Кемлич, пытаясь найти
ответ на вопрос, кому же пан Кмициц служит!
"Едет к королю, а конфедератов бьет, которые стоят за короля. Что бы
это могло значить? И шведам не доверяет, прячется от них... Что-то с нами
будет?"
Не умея найти ответ, он со злостью набросился на сыновей:
- Негодяи! Подохнете без благословения! Ну не могли вы хоть убитых
обшарить?
- Мы боялись! - ответили Косьма и Дамиан.
Один Сорока был доволен и весело трусил за своим полковником.
"Не глядел никто на нас дурным глазом, - думал он, - коль скоро мы их
побили. Любопытно мне, кого же мы теперь будем бить?"
А было ему все равно, кого ни бить, куда ни ехать.
К Кмицицу никто приступиться не смел, ни о чем не смел его
спрашивать: молодой полковник ехал темный, как ночь. Терзался он страшно
оттого, что пришлось побить людей, с которыми он хоть сейчас готов был
стать в один строй. Но если бы он сдался и позволил отвести себя к
Володы"вскому, что бы тот подумал, узнав, что его схватили, когда он под
вымышленным именем пробирался к шведам и грамоты имел к шведским
комендантам?
"Преследуют меня неотступно старые грехи, - говорил себе Кмициц. -
Бежать надо отсюда прочь, ты же, господи, укажи мне путь".
И он стал жарко молиться, отгоняя прочь совесть, которая шептала ему:
"Снова трупы остались у тебя позади, и своих людей, не шведов..." - "Боже,
буди милостив ко мне, грешному! - молился Кмициц. - К своему государю я
еду, там начнется моя служба..."


ГЛАВА V

Остановившись в корчме "Клич", Жендзян не думал заночевать там; от
Вонсоши до Щучина было недалеко, и он хотел только дать отдохнуть лошадям,
особенно тем, которые везли кладь. Когда Кмициц позволил ему продолжать
путь, он не стал терять времени и спустя час, поздней ночью, въезжал уже в
Щучин; ответив на оклик стражи, он расположился прямо на рынке, так как
все дома были заняты солдатами и даже для них не хватило места. Щучин
считался городом, хоть на деле городом не был, - не было еще тут ни валов,
ни ратуши, ни судов, ни школы пиаров(*), сооруженной только при короле Яне
Третьем, да и домов было мало, так, по большей части хатенки; только
потому и назывался он городом, что дома были построены в квадрат и
образовали рыночную площадь, пожалуй, такую же грязную, как и пруд, на
берегу которого он стоял.
Поспав под теплой волчьей епанчой, Жендзян дождался утра и тотчас
направился к Володы"вскому; тот не видал его целую вечность, очень
обрадовался и повел к Скшетуским и Заглобе. Жендзян расплакался при виде
прежнего своего господина, которому столько лет служил верой и правдой, с
которым столько пережил приключений, да и нажил богатство. Не стыдясь
старой службы, он стал целовать руки Яну, повторяя растроганно:
- Мой дорогой пан! Мой дорогой пан! В какое время привелось снова
встретиться!
Все стали жаловаться на тяжелые времена, пока Заглоба наконец не
сказал:
- Но ты, Жендзян, у фортуны всегда за пазухой: смотри ты, паном стал.
Ну не пророчил ли я тебе, ты только вспомни, что коль не повесят тебя,
выбьешься в люди! Ну как же ты теперь?
- Мой дорогой пан, да за что же меня вешать, коль не согрешил я ни
против бога, ни против закона? Служил верно, а коль случалось изменить
кому, так одному разве недругу, что я себе только в заслугу могу
поставить. А что я хитростью какого-нибудь разбойника изничтожил,
мятежников, к примеру, или ту чаровницу, - помнишь, милостивый пан? - так
это тоже не грех, а и грех, так не мой, а твой, потому хитрости я от тебя
научился.
- Да ну! Нет, вы только поглядите на него! - воскликнул Заглоба. -
Коль ты хочешь, чтобы я за гробом за грехи твои выл, так отдай мне при
жизни их fructa. Один ты пользуешься богатствами, которые награбил у
казаков, так из одного тебя за это и шкварки в пекле вытопят!
- Бог не без милости, да и неправда это, будто я один пользуюсь, я
ведь сперва лихих соседей тяжбами разорил и родителей обеспечил, они
теперь спокойно живут в Жендзянах, никаких обид не терпят. Яворских-то я
по миру пустил, ну а сам уж в отдалении потихоньку гоношу деньгу!
- Так ты уже не живешь в Жендзянах? - спросил Ян Скшетуский.
- В Жендзянах по-прежнему живут мои старики, а сам я в Вонсоше, и
грех жаловаться, не обидел бог. Но как прослышал я, что вы в Щучине, не
мог усидеть на месте, подумал себе: видно, снова пора в путь! Коли быть
войне, что ж, пусть будет!
- Признайся же, - сказал Заглоба, - это ты из Вонсоши бежал,
испугавшись шведов.
- В Визненской земле еще нету шведов, разве только маленькие разъезды
туда заглядывают, да и то с опаской, потому очень на них мужики злы.
- Это ты мне хорошую новость привез, - сказал Володы"вский. - Я ведь
вчера нарочно послал разъезд, чтобы разведать, где шведы стоят, не знал я,
можно ли в Щучине спокойно стоять на постое. Верно, этот разъезд и привел
тебя сюда?
- Этот разъезд? Меня? Это я его привел, а верней сказать, привез, у
них ведь ни одного человека не осталось, кто бы мог сидеть в седле.
- Как так? Что ты болтаешь? Что с ними стряслось? - встревожился
Володы"вский.
- Страх как их побили! - объяснил Жендзян.
- Кто побил?
- Пан Кмициц.
Скшетуские и Заглоба даже с лавок повскакали.
- Кмициц? Да как он сюда попал? - засыпали они Жендзяна вопросами. -
Неужто сам князь гетман уже пришел? Да ну же, говори скорее, что
случилось?
Володы"вский тем временем выбежал на улицу, чтобы собственными
глазами увидеть, какой урон понесли его люди, и посмотреть их.
- Что я вам буду рассказывать? - ответил Жендзян. - Лучше подожду,
покуда пан Володы"вский воротится, это ведь больше его касается, не
повторять же мне два раза одно и то же.
- Ты видел Кмицица своими глазами? - спрашивал Заглоба.
- Как вас вот вижу.
- И говорил с ним?
- Как же не говорить, коли мы повстречались с ним в корчме "Клич",
что недалеко отсюда, я заехал, чтобы дать отдохнуть лошадям, а он
остановился на ночлег. Чуть не час целый мы с ним проговорили, делать-то
больше было нечего. Я жаловался на шведов, он тоже жаловался.
- На шведов? Он тоже жаловался на шведов? - спрашивал Скшетуский.
- Страх как, хоть сам ехал к ним.
- Много было с ним войска?
- Да никакого войска не было, всего несколько слуг, правда, при
оружии и с такими свирепыми образинами, что таких не было, пожалуй, и у
тех, что по приказу Ирода избивали невинных младенцев. Выдал он себя за
простого шляхтича-однодворца, сказал, будто с лошадьми на ярмарку едет.
Был у него табунок голов на двадцать, но я что-то ему не поверил: и с виду
человек совсем не простой, и смел, не как барышник, и перстень дорогой
видел я у него на руке. Да вот он!
Самоцвет сверкнул перед глазами слушателей, а Заглоба руками об полы
хлопнул.
- Успел-таки выцыганить! - воскликнул старик. - Да я бы тебя по
одному этому на другом конце света признал!
- Нет уж, позволь, милостивый пан, не цыганил я вовсе! Я ведь тоже
шляхтич, ровня другим, не цыган, хоть и арендатор, покуда не дал господь
своим именьицем обзавестись. А перстень этот дал мне пан Кмициц в знак
того, что правду он мне говорил, а что он говорил - это я вам сейчас в
точности повторю, потому сдается мне, речь идет об наших шкурах.
- Как так? - спросил Заглоба.
Но тут вошел Володы"вский, возмущенный до крайности, бледный от
гнева; он швырнул шапку на стол и сказал:
- Неслыханное дело! Трое убиты, Юзву Бутрыма саблей так полоснули,
что еле дышит!
- Юзву Бутрыма? Да ведь это человек медвежьей силы! - изумился
Заглоба.
- На глазах у меня сам пан Кмициц его и полоснул! - вмешался в
разговор Жендзян.
- Довольно с меня этого Кмицица! - в гневе вскричал Володы"вский. -
Где бы этот человек ни появился, всюду он, как чума, сеет смерть.
Довольно! Око за око, зуб за зуб! Но теперь у нас с ним новый счет! Людей
мне изувечил, на добрых солдат напал. Я ему это попомню, мы еще
встретимся!
- Сказать по правде, не он на них напал, а они на него, он ведь в
самый темный угол забился, чтоб они его не признали, - сказал Жендзян.
- А ты чем моим помочь, еще его оправдываешь! - сердито оборвал его
Володы"вский.
- Да я по справедливости. А что до помощи, так мои хотели помочь, да
никак не могли, не знали в свалке, кого бить, кого щадить, и самим поэтому
досталось. Да и я цел и невредим ушел со своими коробами только по
великодушию пана Кмицица. Вы вот послушайте, как дело-то было.
И Жендзян стал подробно описывать драку в корчме, ничего не
пропустил, а когда он рассказал наконец все, что Кмициц велел передать
Володы"вскому, все просто остолбенели.
- Он сам тебе это сказал? - спросил Заглоба.
- Сам, - ответил Жендзян. - "Я, - толковал он мне, - пану
Володы"вскому и конфедератам не враг, хоть они иначе думают. Придет время,
все обнаружится, а покуда Христом-богом молю, пусть держатся вместе, не то
виленский воевода их как раков из сака повыберет".
- И он сказал тебе, что воевода уже в походе? - спросил Ян
Скшетуский.
- Нет, он говорил, что гетман только ждет подмоги от шведов, а тогда
тотчас двинется в Подляшье.
- Что вы об этом думаете? - поглядел на товарищей Володы"вский.
- Странно мне все это! - воскликнул Заглоба. - То ли этот человек
предает Радзивилла, то ли нам ловушку готовит. Но какую? Советует
держаться вместе, а какой же от этого может быть вред для нас?
- А тот, что с голоду пропадем, - ответил Володы"вский. - Мне уже
дали знать, что и Жеромский, и Котовский, и Липницкий должны разделить
свои хоругви на отряды по несколько десятков сабель и расставить их на
постой по всему воеводству, потому что вместе они не могут прокормиться.
- А что, как Радзивилл и впрямь придет, - промолвил Станислав
Скшетуский, - кто тогда сможет дать ему отпор?
Никто не нашелся, что ответить, потому что ясно было как день, что
если великий гетман литовский подойдет с войском и застанет силы
конфедератов рассеянными, он легко их истребит.
- Странно мне все это! - повторил Заглоба. Помолчав с минуту времени,
он продолжал: - И все-таки Кмициц уже доказал, что он искренне нам
сочувствует. Я вот и подумал, не оставил ли он Радзивилла? Но тогда зачем
ему пробираться переодетым, да еще куда? К шведам? - Тут он обратился к
Жендзяну: - Он говорил тебе, что едет в Варшаву?
- Да! - ответил Жендзян.
- Но ведь там уже шведы.
- Да-да! - подтвердил Жендзян. - Коль он ехал всю ночь, так теперь
уже должен был повстречать шведов.
- Ну видали ль вы когда такого человека? - воскликнул Заглоба, глядя
на товарищей.
- Что зло смешалось в нем с добром, как плевелы с пшеницей, в том нет
сомнения, - сказал Ян Скшетуский. - Но чтоб в совете, который он нам дает,
таилась измена, с этим я решительно не могу согласиться. Не знаю я, куда
он едет, почему пробирается переодетый, и не стану зря ломать над этим
голову, - тут скрыта какая-то тайна. Но я готов поклясться, что совет он
дает дельный, искренне нас предостерегает, и спасение наше в одном -
послушаться его. Как знать, не обязаны ли мы опять ему жизнью.
- Господи! - воскликнул Володы"вский. - Да как же может прийти сюда
Радзивилл, коль на его пути стоят люди Золотаренко и пехота Хованского. Мы
- это дело другое! Одна хоругвь может проскользнуть, да и то в Пильвишках
нам пришлось саблями прокладывать себе путь. И Кмициц - это дело другое,
он пробивался с кучкой людей. Но как может пройти гетман с целым войском?
Разве только сперва разгромит и Золотаренко и Хованского...
Не успел Володы"вский кончить, как дверь отворилась, и вошел
стремянный.
- Гонец к пану полковнику с письмом, - сказал он.
- Неси письмо, - приказал Володы"вский.
Стремянный вышел и через минуту вернулся с письмом. Пан Михал
торопливо сломал печать и начал читать:


- "Пишу нынче про то, что вчера не успел рассказать арендатору из
Вонсоши. Чтобы двинуться на вас, у гетмана и своего войска довольно; но он
с умыслом ждет подмоги от шведов, дабы выступить против вас под
покровительством шведского короля. Пусть только тронут тогда его
московиты, им придется ударить и на шведов, а сие означало бы войну с
шведским королем. Без приказа они не посмеют это сделать, ибо боятся
шведов и не примут на себя ответ за начало войны. Они уже знают, что
Радзивилл повсюду с умыслом подставляет им шведов: стоит им подстрелить
или зарубить хоть одного шведа, и тотчас разгорится война. Не знают они
сами теперь, что делать, ибо Литва отдана шведам, стоят потому на месте и
выжидают, не воюя, что дальше будет. По этой причине они и Радзивилла не
станут останавливать и перепон ему чинить не станут, и он пойдет прямо на
вас и будет истреблять вас поодиночке, коль скоро вы не соберете вместе
все свои силы. Христом-богом молю, сделайте это и зовите к себе поскорее
витебского воеводу, ибо и ему легче пробиться сквозь московитов, покуда
они стоят, словно ум потерявши. Хотел я под чужим именем вас остеречь,
дабы вы скорее мне поверили, но коль скоро открылось, кто шлет вам вести,
подписываюсь своим собственным. Беда, коль не поверите вы мне, ибо я уж не
тот, каким прежде был, и, даст бог, совсем иные речи вы услышите обо мне.

Кмициц".


- Ты хотел знать, как придет к нам Радзивилл, вот тебе и ответ! -
сказал Ян Скшетуский.
- Он прав! - воскликнул Володы"вский. - Умные слова!
- Не умные, а святые слова! - перебил его Заглоба. - Сомнений быть не
может. Я первый разглядел этого человека, и хоть нет такого проклятия,
какое не посылали бы на его голову люди, говорю вам, мы еще будем
благословлять его. Мне довольно взглянуть на человека, чтобы узнать ему
цену. А помните, как он мне полюбился в Кейданах? Сам он тоже нас любит,
как истинных рыцарей, а когда в первый раз услыхал мое имя, чуть не
задушил меня от восторга в объятиях и благодаря мне спас всех вас.
- Ты, милостивый пан, совсем не изменился, - заметил Жендзян. - Ну
почему это пан Кмициц должен был больше восторгаться тобой, чем моим паном
или паном Володы"вским?
- Глупец! - ответил Заглоба. - Тебя-то он сразу раскусил, и коль звал
арендатором, а не дураком из Вонсоши, так только из учтивости!
- Так, может, и тобою, милостивый пан, он восторгался тоже только из
учтивости? - отрезал Жендзян.
- Нет, ты погляди на него, ишь как боднул! Сказано, богатый - что бык
рогатый. А ты женись, пан арендатор, клянусь богом, вовсе рогачом станешь!
- Все это хорошо, - промолвил Володы"вский. - Но коль он от души нам
сочувствует, то почему не приехал к нам, вместо того чтобы рыскать, как
волку, вокруг нас и людей нам губить?
- Не твоя это забота, пан Михал, - ответил Заглоба. - Что мы решим,
то и делай, и не ошибешься. Когда бы твой ум стоил твоей сабли, ты бы уже
великим гетманом был вместо пана Реверы Потоцкого(*). А зачем было Кмицицу
приезжать сюда? Уж не затем ли, чтобы ты так же ему не поверил, как не
веришь его письму, и чтоб у вас с этим ершистым кавалером тотчас
разгорелась страшная ссора? А когда бы ты даже поверил ему, то что бы
сказали другие полковники: Котовский, Жеромский, Липницкий? Что бы сказали
твои лауданцы? Разве не зарубили бы его, как только бы ты отвернулся?
- Отец прав, - вмешался в разговор Ян Скшетуский, - он не мог сюда
приехать.
- Так зачем же он едет к шведам? - повторил упрямый пан Михал.
- А черт его знает, к шведам ли едет он, а черт его знает, что могло
этому шалому парню стрельнуть в голову? Нам-то что до этого! Наше дело
послушаться его совета, коль хотим мы унести ноги.
- Да тут и раздумывать нечего, - сказал Станислав Скшетуский.
- Надо поскорей упредить Котовского, Жеромского, Липницкого и того,
другого, Кмицица, - промолвил Ян Скшетуский. - Пошли к ним, Михал, тотчас
гонцов, только не пиши, кто нас остерег, а то они наверняка не поверят.
- Мы одни будем знать, чья это заслуга, и в свое время не замедлим
открыть нашу тайну! - воскликнул Заглоба. - Ну, Михал, теперь живо!
- Сами мы двинемся в Белосток, - продолжал Ян Скшетуский, - там и
общий сбор назначим. Дай бог, чтоб поскорее прибыл витебский воевода!
- Из Белостока, - подхватил Заглоба, - надо будет отправить к воеводе
послов от войска. Даст бог, встанем мы против литовского гетмана с силами
равными, а то и превосходными. Нам самим и думать нечего напасть на него,
ну а витебский воевода - это дело другое. Сколь достойный, сколь
доблестный муж! Другого такого не сыщешь в Речи Посполитой!
- Ты, милостивый пан, знаешь воеводу? - спросил Станислав Скшетуский.
- Знаю ли я его? Мальчишкой знавал, когда он росточком был не больше
моей сабли. Но и тогда это был сущий архангел.
- Ведь он теперь, - сказал Володы"вский, - не только все имение
отдал, не только все серебро и драгоценности, но и все бляхи с наборной
сбруи в деньги перелил, только бы побольше войска набрать против врагов
отчизны.
- Благодарение богу, хоть один такой нашелся! - заметил Станислав
Скшетуский. - А то помните, как мы верили Радзивиллу?
- Ты кощунствуешь, пан Станислав! - крикнул Заглоба, - витебский
воевода - это да! Да здравствует витебский воевода! А ты, Михал, в поход,
живей в поход! Пусть пескари остаются в этом щучинском болоте, а мы поедем
в Белосток, там, может, получше достанем рыбы. Да и халы там на шабаш
евреи пекут отменные!.. Ну, теперь, по крайности, хоть война начнется, а
то меня уже тоска берет! Тряхнем Радзивилла, тогда и за шведов возьмемся.
Мы им уже показали, чего стоим! В поход, Михал, ибо periculum in mora!
- А я пойду подниму на ноги хоругвь! - сказал Ян Скшетуский.
Спустя час десятка два гонцов мчались во весь опор в Подляшье, а
вслед за ними тронулась вскоре и вся лауданская хоругвь. Начальники ехали
впереди, советуясь и обсуживая дела, а солдат вел Рох Ковальский, помощник
Володы"вского. Шли на Осовец и Гон"ндз, направляясь на Белосток, где
надеялись встретить прочие конфедератские хоругви.


ГЛАВА VI

Письма Володы"вского о походе Радзивилла, разосланные во все концы
Подляшского воеводства, нашли отклик у всех полковников. Одни из них,
чтобы легче было перезимовать, уже разбили хоругви на небольшие отряды;
другие позволили своим хорунжим разъехаться по приватным домам, так что
под знаменами оставалось человек по двадцать хорунжих да по несколько
десятков солдат. Полковники отпустили людей отчасти потому, что опасались
голода, отчасти же потому, что им нелегко было поддержать порядок в
хоругвях, которые, однажды подняв мятеж против властей, готовы были теперь
по малейшему поводу отказать в повиновении и своим предводителям. Если бы
нашелся достойный вождь, который сразу повел бы их в бой против одного из
двух врагов отчизны, или даже против Радзивилла, дисциплина, наверно,
сохранилась бы; но в Подляшье хоругви бездействовали, они только
обстреливали крепостцы Радзивилла, грабили его поместья да вели переговоры
с князем Богуславом, и солдаты поэтому совсем распустились. В этих
условиях они приучались только своевольничать и притеснять мирных жителей.
Часть их, особенно из числа тех, кого привела с собой шляхта, бежала из
хоругвей и, сколотив шайки, промышляла разбоем на большой дороге. Так с
каждым днем все больше разлагалось войско, которое не присоединилось ни к
одному из врагов и составляло единственную надежду короля и патриотов.
Раздел хоругвей на небольшие отряды довершил этот развал. Слов нет, если
бы хоругви держались вместе, прокормиться им было бы трудно; но кое-кто,
быть может, не без умысла, преувеличивал опасность голода: стояла осень,
урожай выдался хороший, и, главное, никто из врагов не успел еще огнем и
мечом опустошить воеводство. Опустошили его кое-где свои же конфедератские
солдаты, как души их самих опустошила праздность.
Так удивительно сложились обстоятельства, что враг не тронул