Страница:
Священник метнулся к пассажирской дверце в передней части, упал на колени, руками отгреб снег, снова поднялся на ноги и носком ботинка вышиб остатки полопавшегося стекла. А затем нагнулся и схватил Медведева за ворот.
– Быстро выбирайтесь!
– Да я пытаюсь… – прокряхтел тот.
Отец Василий потянул еще сильнее.
– Ты что делаешь, гад?! – заорал Медведев. – Охренел совсем?! Удавить меня хочешь?!
– А ты, наверное, сгореть хочешь? – спросил отец Василий и потянул еще сильнее.
То ли намек на вытекающий бензин подействовал, то ли просто включился здравый смысл, но Медведев смолк и теперь вместе с шофером, как мог, безропотно помогал этому решительному, целеустремленному попу.
Но ничего не выходило, и после второй попытки отец Василий признал, что глава администрации слишком грузен, чтобы пролезть в боковое окошко «Мерседеса». Он быстро обогнул лежащую на крыше машину и кинулся выгребать снег из-под капота – мужиков можно было вытащить только через лобовое стекло.
«Бревно на дороге! – повторял он. – Бревно на дороге!» Вкупе с клятвенными заверениями костолицего о том, что не он поджег БТР на охоте, ему это очень не нравилось. Потому что если убить на охоте хотели не его, то ближайшим кандидатом в покойники был Медведев. А именно он и был сейчас зажат в перевернутой машине.
В считанные секунды он доскреб до зеленой прошлогодней травы, оценил расстояние между почвой и помятым капотом и охнул: то, что грузный глава администрации здесь не пройдет, он уже видел. Бензином пахло все сильнее.
– Что вы там возитесь? – послышалось раздраженное кряхтение главы администрации. – Отец Василий! Где вы там, черт бы вас побрал!
Священник еще раз огляделся и примерился к «Мерседесу». Машина лежала на покатом склоне, и, если поднапрячься… Отец Василий глубоко вдохнул и резко выдохнул морозный воздух, схватился за дверцу и поднатужился… «Мерседес» подался. В принципе перевернуть его было возможно.
– Никому не выходить! – крикнул он. – Буду ставить на колеса!
– Что вы там задумали?! – панически отозвался Медведев.
Отец Василий собрался, присел, ухватился за крышу и одним рывком поставил огромную машину на бок.
Позже он множество раз пытался понять, как это у него получилось, но так и не понял. Да, конечно, машина лежала на покатом склоне; да, конечно, он был немножко не в себе; да, и Медведев, и шофер находились на той, нижней стороне и помогали ему просто своим весом… И все равно это оставалось чудом.
В глазах у священника потемнело, и он тяжело осел в снег. Затрещало и осыпалось к его ногам лобовое стекло, вылез и встал рядом с ним шофер. Потом выбрался наружу и Медведев… Но священник даже не пошевелился. «Надорвался, блин, – думал он. – Кажется, я надорвался…»
– Отец Василий! Батюшка! Что с вами?! – наклонился над ним водитель, кажется его звали Женя… – Поднимайтесь!
И в этот момент прозвучал выстрел.
Женя растерянно ойкнул и повалился рядом со священником.
Отец Василий поднял голову: прямо перед ним, на дорожном полотне стояли два рослых, закутанных во что-то белое мужика. И один из них уже целился ему в грудь.
Раньше он про такое только слышал, но теперь чувствовал это физически: время спрессовалось, и миллисекунды превратились в секунды, а секунды – в минуты.
Он медленно перевернулся на живот и, отметив, как дзенькнула рядом пуля, схватил Медведева за ворот и поволок его по сугробам за машину, а затем и дальше – в голую по зимнему времени рощу.
Что-то, по-рыбьи разинув рот, беззвучно кричал глава администрации, где-то позади хлопали и хлопали выстрелы, но это не имело значения. Сейчас вообще ничто не имело значения: ни жизнь, ни смерть, ни Медведев, ни пули, ничто, кроме силы, что тащила священника помимо его воли вперед. Не вопреки его воле, нет… именно помимо.
– Хорошо. Это я понял. – Майор ФСБ сидел напротив и смотрел священнику прямо в глаза. – А зачем вы ударили Николая Ивановича?
– У него была истерика.
– И в чем она выражалась?
– Он не хотел идти дальше.
– И поэтому вы его начали бить?
– Бить? – отец Василий растерялся.
– Да, Михаил Иванович, – назвал его мирским именем офицер. – Вы его ударили четыре раза. Не один – четыре!
– Я уже извинялся, – опустил глаза отец Василий.
Если честно, то не ударить Медведева было невозможно – дорогой Николай Иванович устроил ему целое представление. Глава администрации устал слишком быстро и слишком сильно, и даже страх не смог подстегнуть его по-настоящему. Поэтому уже метров через пятьсот он заявил, что опасность миновала и можно передохнуть.
Но отец Василий так не считал. Он прекрасно понимал, что они миновали самый простой, самый легкий для перехода участок. Но главное, насколько он помнил, где-то здесь шоссе делало петлю, а значит преследователи, если они хоть в какой-то мере профессионалы, обязательно попытаются взять их в клещи, загнав с двух сторон. Лично он именно так бы и поступил.
– Мы внимательно осмотрели шоссе на указанном вами участке; вас никто не преследовал, – покачал головой майор.
– Я этого не мог знать наверняка! – с отчаянием выкрикнул отец Василий. – Я должен был использовать малейший шанс! Почему вы не хотите меня понять?!
– Я-то вас понимаю, – вздохнул майор и потянулся за какими-то бумагами на столе. – Но если бы все было так просто…
– А все просто, – пожав плечами, через силу улыбнулся священник. – В Медведева стреляли, а я его оттуда уводил. Вот и все.
– А вы уверены, что стреляли именно в Николая Ивановича? По нашим сведениям, у вас ведь тоже есть враги; по крайней мере, один – как его… Борис Ефимов.
Отец Василий хотел было сказать, что с костолицым миссионером Борисом Ефимовым он буквально вчера «усугубил» флягу спирта и все было нормально, никто никого убить не стремился, но вовремя прикусил язык – для них это не аргумент.
– Борис Ефимов, может быть, и мошенник, но не убийца, – после небольшой паузы обронил священник. – А в Николая Ивановича уже стреляли, и вы это прекрасно знаете.
– Да, конечно, знаем, – кивнул майор. – На охоте. Вы еще тогда, помнится, проявили удивительную прозорливость и абсолютно точно указали охране, где искать «лежку» террориста.
Отец Василий устало вздохнул и снова принялся объяснять очевидное.
Допрос продлился до глубокой ночи, почти одиннадцать часов. Со всеми технологическими тонкостями. Священника допрашивали по двое и по трое. Ему задавали откровенно провокационные вопросы лишь для того, чтобы посмотреть, как он на них отреагирует. Его показания проверяли и перепроверяли, и довольно оперативно. Но главное, ни один его ответ, даже самый точный, не означал ровным счетом ничего, потому что уже через пять минут ему задавали пусть и несколько измененный, но абсолютно тот же, по сути, вопрос. И вот это понимание, что все напрасно и он пока что еще никого не убедил, и выматывало больше, чем все остальное.
И все-таки ему, пожалуй, повезло. Что-то свыше упорно провело его сквозь препятствия, и, даже когда эта жирная свинья наотрез отказалась идти по пояс в воде через незамерзающий ручей, отцу Василию достало сил взвалить районного босса на спину и на себе перетащить на другой берег. Да только в фээсбэшных кабинетах это в зачет не бралось – видно, у здешних «товарищей» были цели совсем иные…
Ольга и диакон Алексий встретили отца Василия прямо у дверей управления ФСБ. Здесь же стоял поповский «жигуль».
– Все?! – хором выдохнули они, едва он вышел.
– Кажется, пока все, – кивнул отец Василий. – А что потом будет, только господь и ведает…
Смертельно уставший от событий последних дней священник был искренне рад, что закончился хотя бы этот этап его трудных взаимоотношений с властями. И если начистоту, то ему страстно хотелось, чтобы всевышний хоть немного приостановил сумасшедший темп его жизни – тем более что никакого духовного смысла ни в покушении на Медведева, ни в том, что он уже во второй раз сумел спасти главу районной администрации, увидеть не удавалось.
«Ладно, там, наверху, виднее, – вздыхал отец Василий. – И, поскольку совсем уж бессмысленных вещей в этом мире быть не может, будем надеяться, что и это все имеет в основе какой-то неведомый мне смысл».
Он и не подозревал, насколько окажется прав.
Буквально к десяти утра следующего дня Алексий принес потрясающую своей абсолютной ожидаемостью «новость»: кидалово окончательно состоялось. Бурная и порой малопонятная деятельность сектантских фирм дошла до своего логического конца, «пирамидка» наконец-то рухнула, а деньги «уехали» в неизвестном направлении.
Впрочем, кое-что осталось и в Усть-Кудеяре. Остались назначенные из местных адептов директора фирм, одномоментно превратившиеся в самых натуральных «зицпредседателей». Остались одураченные акционеры, сами же единогласно и абсолютно добровольно поддержавшие ту структуру финансовых расчетов, благодаря которой они теперь и остались без гроша. И, конечно же, остались покинутые своими наставниками сами «верующие». И выглядели эти «Дети Духа» действительно детьми – покинутыми, несчастными и совершенно беспомощными.
Наверное, священник пожалел бы их… Да только мешало одно немаленькое и весьма существенное «но»: они все были взрослые, зрелые люди. Их предупреждали, их отговаривали, им запрещали, наконец! Но они выбрали то, что выбрали, и теперь целый божий день толпились у дверей шести единовременно закрытых офисов. И весь Усть-Кудеяр теперь только об этих толпах и говорил.
– Так им и надо, козлам! – радовались одни. – Ишь, в один секунд богатенькими захотели стать! Из грязи да в князи! А так не бывает!
– Да что вы злобствуете? – укоряли их другие. – Такая беда со всяким может случиться! Можно подумать, вас никогда не обманывали…
И даже в храме Николая Угодника весь день обсуждалось то же самое.
– Горе-то какое, – вздыхала сердобольная Олюшка. – Как же они теперь жить будут, если все деньги мошенникам отдали?
– Ничего, Ольга, – как могла, утешала ее бухгалтерша храма Тамара Николаевна. – В войну тоже плохо было, я хоть и маленькая была, а все помню… и ничего – выжили.
Отец Василий во все эти разговоры не встревал: что сделано, то сделано – не повернешь, а тратить нервы попусту… Зачем? А на следующее утро все повернулось другим боком.
Анзор прибежал в храм прямо на утреннюю службу. Священник глянул на шашлычника и оторопел: в глазах мусульманина застыли боль и растерянность. Анзор не рисковал не то чтобы оторвать батюшку от службы, но даже пройти в центральную часть храма, так и топтался у дверей весь оставшийся до конца утрени час. И, видя его состояние, отец Василий и сам изрядно встревожился и завершил службу в полном смятении чувств.
– Что стряслось, Анзор?! – подбежал он к шашлычнику, едва завершил отпуст. – Ну-ка, пошли, на тебе лица нет!
– Вера! – выдохнул Анзор. – Мэнты Веру забралы!
– За что? – оторопел священник.
– Шоперы сказалы, оны всэх сэктантов грэбут!
– А за что всех-то? – удивился отец Василий. – Нужно главных брать; при чем здесь Вера?
– Говорат, Мэдвэдэв прыказал…
Священник задумался: логика властей была для него совершенно непостижимой. При чем здесь рядовые, более всех пострадавшие от этого гнусного кидалова сектанты? Он ничего не понимал.
– Спасибо, Анзор, – задумчиво произнес отец Василий. – Я попытаюсь что-нибудь сделать.
Он сразу же прошел в бухгалтерию и принялся набирать медведевский номер – через каждые десять-пятнадцать минут. И каждый раз ничего не получалось: то Медведева не оказывалось на месте, то он куда-то вышел, то выехал на объект… Похоже, ему просто лгали – беззастенчиво и своекорыстно. И тогда отец Василий оделся и пошел в райадминистрацию пешком.
Уже на первой, ведущей в центр улочке священник увидел, как это происходит. Огромный белый автопарковский автобус стоял прямо поперек улицы, напрочь перегораживая ее, а из желто-синих милицейских «уазиков» почти бегом выскакивали снаряженные по «полной боевой» омоновцы. Подгоняемые офицером, милиционеры слаженно протекали за изгородь очередного избранного для проведения операции дома и, отбиваясь от рвущихся с цепей собак, отсекали все пути к отступлению. И буквально через три-четыре минуты из дверей стремительно выводили мужчину или женщину, а иногда и по двое, и сажали в автобус.
«Ой, дурак! – думал отец Василий. – Господи боже мой, да вразуми же ты этого долдона!» Он и в голове не держал, что Медведев окажется настолько глуп, чтобы проводить подобную акцию с такой помпой, да еще среди бела дня! «На что он рассчитывает? – думал священник. – Запугать? Подавить? Но зачем? Они же все равно ничегошеньки полезного ему не скажут!» Он никак не мог взять в толк, зачем это понадобилось главе администрации.
В какой-то миг отцу Василию даже показалось, что единственным разумным объяснением всей этой вакханалии может быть лишь исполнение его, православного священника, пожелания: избавить Усть-Кудеяр от секты. Но он тут же отогнал эту странную мысль: хитромудрый Николай Иванович никогда и ничего не делал «за просто так», лишь потому, что его об этом попросили…
Он тихо шел по улице, вслед за автобусом, пока омоновский офицер не обратил на него внимание и не приблизился.
– Здесь нельзя находиться, батюшка, – вежливо, но твердо сказал он. – У нас проводится спецоперация.
– Бросьте, офицер, – отозвался священник. – Вы и сами, поди, понимаете, что это полный маразм.
Милиционер смутился.
– Вот увидите, еще извиняться придется, – тихо продолжил священник. – Ну вот что они делают? Смотрите! Что это?!
Милиционер резко обернулся. Там, у дверей собственного дома, омоновцы уже лупили дубинками здоровенного мужика в майке.
– Козлы! – орал мужик. – Мусора поганые!
Мужик попался здоровый. Омоновцы порвали на нем майку, изваляли в помоях из опрокинутого в борьбе ведра, но тот все никак не соглашался сдаться и продолжал истошно орать:
– Козлы! Мусора! Люди добрые, помогите! Я вам…
Наконец кто-то нанес решающий удар, и мужик булькнул, повалился лицом вниз и стих.
– Извините, – обернулся к священнику офицер. – Мне нужно работать.
– Да уж вижу, – усмехнулся отец Василий, махнул рукой и пошел дальше.
Пока священник дошел до районной администрации, он увидел эту картину еще дважды. Похоже было, что исполнять идиотское медведевское распоряжение кинули все милицейские силы Усть-Кудеяра. Но лишь у здания УВД отец Василий осознал полный масштаб служебного маразма – в лишь на время приоткрывшихся воротах управления он отчетливо увидел шесть или семь автобусов, битком набитых людьми. Судя по всему, размещать их было просто некуда, а отпустить команды не поступало.
– Придурки! – вслух ругнулся отец Василий и ускорил шаг.
Он ворвался в приемную и направился к двери главы администрации.
– Куда вы?! Там совещание! – кинулась наперерез секретарша.
– Изыди! – рыкнул на нее отец Василий и так страшно сверкнул глазами, что даже тренированные служебно-сторожевые секретаршины рефлексы не сработали, и бедная женщина дрогнула и отступила.
Он распахнул дверь, вторую и подошел к длинному столу со множеством стульев. Никакого совещания здесь, конечно же, не было. Просто за журнальным столиком у окна сидели двое: краснолицый, растрепанный Медведев и встревоженный, бледный начальник милиции Скобцов.
– Мир вам, – кивнул им отец Василий. – Может, вы мне объясните, что происходит? – прямо через стол поинтересовался отец Василий.
Медведев медленно повернулся, и отец Василий мысленно охнул: вся левая половина лица Николая Ивановича представляла собой сплошной багровый синяк, а левый глаз приобрел классические монголоидные очертания. «Блин! Перестарался я, однако, – смутился священник. – Как же он с этим на службу ходит?»
– Проходите, батюшка, – вздохнул Медведев, и Скобцов, вставший было, чтобы прикрыть главу администрации от непредсказуемого священнослужителя грудью, успокоился.
Отец Василий подошел и опустился в глубокое мягкое кресло.
– Что на этот раз вас не устраивает? – спросил Медведев.
– Репрессии, – прямо сказал священник. – Иначе я это беспутство назвать не могу.
– Вы же сами этого добивались, – устало посмотрел на него здоровым глазом глава администрации. – А я просто пошел вам навстречу.
– Ага, значит, теперь все это – моя затея? – саркастично поинтересовался отец Василий.
– Нет, конечно. Это – коллегиальное решение, – как бы в поисках подтверждения глянул Медведев в сторону начальника милиции.
– А цель?
– Объясните ему, Аркадий Николаевич, – покачал головой Медведев. – Мне в область надо позвонить…
Как рассказал Скобцов, формальным основанием для этой акции послужило открытие уголовного дела по поводу исчезнувших накоплений граждан. Но чем далее слушал отец Василий начальника местной милиции, тем больше понимал: все это лишь внешняя, видимая часть огромного айсберга под названием «пропавшие деньги».
Он уже сталкивался с подобным и понимал, что никогда Медведев не бросил бы все милицейские силы на тотальные следственно-разыскные мероприятия, если бы к этому не был подключен его личный, шкурный интерес. Но Медведев этого, понятное дело, не афишировал, и более того, теперь даже Скобцов несколько раз упомянул, что оные следственные действия производятся в том числе и ввиду серьезной озабоченности православной церкви… И это был полный финиш. Если не сказать, подстава.
«Ну что ж, – подумал священник. – Раз так, то вы и мне развязываете руки». Он уже решил, что станет делать.
Отец Василий терпеливо дослушал ментовскую легенду до конца, встал и направился к дверям и, только перед тем как выйти, обернулся.
– Я не дам людей в обиду, – тихо, но внятно произнес он. – И не надейтесь.
Первое, что он сделал, это поймал в кладовке диакона.
– Слушай меня, Алексий, – горячо зашептал он. – Надо возвращать заблудших овец в родные стены.
– А как? – сразу понял, о ком идет речь, диакон. – Думаете, если менты на них надавят, они образумятся?
– Нет, – покачал головой отец Василий. – Надо поступить, как истые христиане: принять и обнять блудных детей своих и зарезать в их честь тельца…
– Круто! – восхитился диакон. – А где мы тельцов столько возьмем? Я, конечно, образно спрашиваю…
– Мы не можем позволить продолжаться этим репрессиям! – твердо сказал священник. – Есть у нас еще не арестованные сектанты?
– Наверное, есть, – пожал плечами Алексий. – Вон баба Катя, соседка моя, еще с полчаса назад здесь в магазине крутилась…
– Тащи ее в храм. И всех, кого встретишь, тащи! Понял? Николай Чудотворец всех вернувшихся в лоно родной церкви защитит – я это чувствую. Лишь бы молитва и покаяние были искренни…
Алексий восторженно пискнул и помчался выполнять поручение, а отец Василий прошел в бухгалтерию, рассеянно чмокнул сидящую здесь с самого утра супругу в щечку и уставился на висящую на стене карту города. В голове у него бродила какая-то неясная мысль – что-то очень важное, но что… она еще не могла родиться – видно, не срок.
– Вам Костя звонил, – робко сказала ему Ольга. – Чего-то ему надо от вас…
И в этот момент отца Василия осенило! Точно! Он прекрасно помнил, что самое плотное «гнездование» сектантов было именно в Шанхае, там, где и жил главврач Костя. Но ввиду узеньких, заваленных мусором, обледеневших от помоев улочек менты туда поедут в последнюю очередь. И значит, их всех можно успеть принять под крыло православной церкви.
Он стремительно выскочил во двор и кинулся к своему «жигуленку» – теперь время означало даже не деньги; время означало спасенные человеческие души!
Отец Василий успел вовремя. Слухи о проводимых под видом оперативно-разыскных мероприятий репрессиях уже пошли бродить по городу, и встревоженные «Дети Духа» кучковались на каждом перекрестке, не в силах решить, что делать: то ли бежать, то ли сдаваться, а то ли падать на колени и молиться.
Священник подъезжал к каждой такой группке, глушил двигатель и громко и внятно произносил:
– Братья! Не падайте духом! Господь по-прежнему любит вас, приходите в храм, и вместе, под защитой Николая Чудотворца, мы сумеем себя защитить!
Получалось немного вычурно и книжно, но отец Василий этого ничуть не боялся; он знал, когда нет никакой надежды, даже самая малая помощь кажется безмерной. И он без устали ездил и ездил по всему Шанхаю и все оказывал и оказывал эту духовную помощь, твердо зная: кто-нибудь да придет.
– Езжай отсюда, поп! – отвечали ему порой.
– Сам себе помоги, малахольный! – усмехались другие.
Но третьи слушали внимательно и немного испуганно, и тогда отец Василий понимал: вот они, те самые богобоязненные души, кои и попали-то к сектантам по чистому недоразумению, а проще говоря, по слабости. И спасти их более чем возможно.
Священник поработал на славу. Уже после обеда по улицам Усть-Кудеяра, где прячась внутри кварталов, где короткими перебежками, пошли группки сектантов, и все они направлялись в одно-единственное место, где им обещали хоть какую-то защиту, – в храм Николая Угодника, к старинной намоленной чудотворной иконе.
Это было закономерно: за кого бы сектанты себя ни выдавали, какими крутыми и продвинутыми ни хотели бы в свое время казаться, за каждым из них стояли поколения и поколения православных пращуров, и, когда речь пошла о спасении живота и души, вся заморская шелуха просто отлетела, обнажив истинное, тысячелетнее нутро этих растерянных, перепуганных людей.
Отец Василий кружил по улицам города, отлавливая и приглашая в храм тех, кто еще не знал об объявленной им «территории защиты», и ликовал. Чем дальше, тем больше людей отвечали на его приглашение. И вот, когда он, казалось, объехал весь Усть-Кудеяр, прямо перед капотом его «жигуля» метнулась и исчезла в проулке очень знакомая фигура. И тут же машину священника подрезал черный «Рено». Отец Василий ударил по тормозам.
– Креста на вас нет! – привычно ругнулся он и оторопел. Из навороченной импортной машины вывалились крепко сбитые, самого разбойного вида ребятки и на своих двоих кинулись догонять убегающего.
Отец Василий аккуратно сдал назад и, не торопясь обогнуть импортного красавца, проехал в следующий проулок. Он знал город как свои пять пальцев и прекрасно понимал, почему «Рено» не смог проехать за беглецом – именно в этом проулке уже лет восемь-десять как стояли два железобетонных блока, намертво перегораживая проезд не только подобным иномаркам, но и «Скорой помощи», и даже милиции.
– А вы ребя-ата не ме-естные! – с улыбкой пропел он, но, едва проехав квартал, снова увидел перед своим капотом все ту же фигуру.
Мужик замер в растерянности: он явно не знал, что делать. И это был… костолицый.
– Садись, Боря, подвезу! – приоткрыл окошко священник. – А то, я вижу, у тебя неприятности.
– И большие! – обрадованно вскричал костолицый и в мгновение ока запрыгнул на пассажирское сиденье. – Давай, поп, гони!
Отец Василий утопил педаль газа почти до предела и, проскочив под самым носом у выбежавших из проулка ребятишек, выгнал «жигуль» на ведущее в город шоссе.
– Кто это за тобой так усиленно топал? – повернулся он к бывшему миссионеру. – Снова дружки?
– Они самые, будь они неладны! – кивнул костолицый.
– А не будешь на чужое зариться! – весело рассмеялся священник.
Ему было на удивление хорошо: давно он не проводил день с такой эффективностью, и он был собой доволен.
– Ты лучше на дорогу смотри! – оборвал его костолицый. – А то я даже на свое не смогу претендовать! Грохнут, блин, и фамилии не спросят!
– А ты, значит, жить хочешь?
– Ты на дорогу, блин, смотри! – судорожно вцепился в руль костолицый. – Чуть, блин, с «КрАЗом» не поцеловались!
– Не бойся! – снова засмеялся священник. – У меня машина застрахована…
– И это повод меня угробить? – криво улыбнулся бывший сектант.
– Нет, просто по закону подлости охотнее бьются машины незастрахованные. – Отец Василий резко вывернул руль и нырнул в очередной проулок.
– Ты бы лучше «хвост» сбросил! – нервно засмеялся костолицый.
Он проделывал этот трюк только однажды, много-много лет назад. Только тогда он был совсем еще «свежим» выпускником средней школы Мишаней Шатуном.
Их было шестеро, семнадцатилетних пацанов, битком набившихся в старенький «москвичок» папаши Саньки Рубцова. Перед тем они почти без закуски вылакали восемь пузырей портвейна и, поскольку деньги кончились, а кураж – еще нет, намеревались быстренько смотаться в совхоз «Красный труд» за дармовым самогоном. Но было им так хорошо и свободно, что не увидеть этого было нельзя, и гаишники, естественно, заметили и устроили настоящую погоню.
Водителю, а за рулем находился Мишаня Шатун собственной персоной, приказали остановиться, а Мишаня утопил педаль газа в пол и помчался вдоль шанхайских улочек в сторону дома. Он проскочил Дворец железнодорожников, миновал здание райпотребсоюза, но, лишь выскочив к огромному, золотистому от осенней листвы растущих на дне берез шанхайскому знаменитому оврагу, понял, что следует делать.
– Быстро выбирайтесь!
– Да я пытаюсь… – прокряхтел тот.
Отец Василий потянул еще сильнее.
– Ты что делаешь, гад?! – заорал Медведев. – Охренел совсем?! Удавить меня хочешь?!
– А ты, наверное, сгореть хочешь? – спросил отец Василий и потянул еще сильнее.
То ли намек на вытекающий бензин подействовал, то ли просто включился здравый смысл, но Медведев смолк и теперь вместе с шофером, как мог, безропотно помогал этому решительному, целеустремленному попу.
Но ничего не выходило, и после второй попытки отец Василий признал, что глава администрации слишком грузен, чтобы пролезть в боковое окошко «Мерседеса». Он быстро обогнул лежащую на крыше машину и кинулся выгребать снег из-под капота – мужиков можно было вытащить только через лобовое стекло.
«Бревно на дороге! – повторял он. – Бревно на дороге!» Вкупе с клятвенными заверениями костолицего о том, что не он поджег БТР на охоте, ему это очень не нравилось. Потому что если убить на охоте хотели не его, то ближайшим кандидатом в покойники был Медведев. А именно он и был сейчас зажат в перевернутой машине.
В считанные секунды он доскреб до зеленой прошлогодней травы, оценил расстояние между почвой и помятым капотом и охнул: то, что грузный глава администрации здесь не пройдет, он уже видел. Бензином пахло все сильнее.
– Что вы там возитесь? – послышалось раздраженное кряхтение главы администрации. – Отец Василий! Где вы там, черт бы вас побрал!
Священник еще раз огляделся и примерился к «Мерседесу». Машина лежала на покатом склоне, и, если поднапрячься… Отец Василий глубоко вдохнул и резко выдохнул морозный воздух, схватился за дверцу и поднатужился… «Мерседес» подался. В принципе перевернуть его было возможно.
– Никому не выходить! – крикнул он. – Буду ставить на колеса!
– Что вы там задумали?! – панически отозвался Медведев.
Отец Василий собрался, присел, ухватился за крышу и одним рывком поставил огромную машину на бок.
Позже он множество раз пытался понять, как это у него получилось, но так и не понял. Да, конечно, машина лежала на покатом склоне; да, конечно, он был немножко не в себе; да, и Медведев, и шофер находились на той, нижней стороне и помогали ему просто своим весом… И все равно это оставалось чудом.
В глазах у священника потемнело, и он тяжело осел в снег. Затрещало и осыпалось к его ногам лобовое стекло, вылез и встал рядом с ним шофер. Потом выбрался наружу и Медведев… Но священник даже не пошевелился. «Надорвался, блин, – думал он. – Кажется, я надорвался…»
– Отец Василий! Батюшка! Что с вами?! – наклонился над ним водитель, кажется его звали Женя… – Поднимайтесь!
И в этот момент прозвучал выстрел.
Женя растерянно ойкнул и повалился рядом со священником.
Отец Василий поднял голову: прямо перед ним, на дорожном полотне стояли два рослых, закутанных во что-то белое мужика. И один из них уже целился ему в грудь.
Раньше он про такое только слышал, но теперь чувствовал это физически: время спрессовалось, и миллисекунды превратились в секунды, а секунды – в минуты.
Он медленно перевернулся на живот и, отметив, как дзенькнула рядом пуля, схватил Медведева за ворот и поволок его по сугробам за машину, а затем и дальше – в голую по зимнему времени рощу.
Что-то, по-рыбьи разинув рот, беззвучно кричал глава администрации, где-то позади хлопали и хлопали выстрелы, но это не имело значения. Сейчас вообще ничто не имело значения: ни жизнь, ни смерть, ни Медведев, ни пули, ничто, кроме силы, что тащила священника помимо его воли вперед. Не вопреки его воле, нет… именно помимо.
* * *
– Хорошо. Это я понял. – Майор ФСБ сидел напротив и смотрел священнику прямо в глаза. – А зачем вы ударили Николая Ивановича?
– У него была истерика.
– И в чем она выражалась?
– Он не хотел идти дальше.
– И поэтому вы его начали бить?
– Бить? – отец Василий растерялся.
– Да, Михаил Иванович, – назвал его мирским именем офицер. – Вы его ударили четыре раза. Не один – четыре!
– Я уже извинялся, – опустил глаза отец Василий.
Если честно, то не ударить Медведева было невозможно – дорогой Николай Иванович устроил ему целое представление. Глава администрации устал слишком быстро и слишком сильно, и даже страх не смог подстегнуть его по-настоящему. Поэтому уже метров через пятьсот он заявил, что опасность миновала и можно передохнуть.
Но отец Василий так не считал. Он прекрасно понимал, что они миновали самый простой, самый легкий для перехода участок. Но главное, насколько он помнил, где-то здесь шоссе делало петлю, а значит преследователи, если они хоть в какой-то мере профессионалы, обязательно попытаются взять их в клещи, загнав с двух сторон. Лично он именно так бы и поступил.
– Мы внимательно осмотрели шоссе на указанном вами участке; вас никто не преследовал, – покачал головой майор.
– Я этого не мог знать наверняка! – с отчаянием выкрикнул отец Василий. – Я должен был использовать малейший шанс! Почему вы не хотите меня понять?!
– Я-то вас понимаю, – вздохнул майор и потянулся за какими-то бумагами на столе. – Но если бы все было так просто…
– А все просто, – пожав плечами, через силу улыбнулся священник. – В Медведева стреляли, а я его оттуда уводил. Вот и все.
– А вы уверены, что стреляли именно в Николая Ивановича? По нашим сведениям, у вас ведь тоже есть враги; по крайней мере, один – как его… Борис Ефимов.
Отец Василий хотел было сказать, что с костолицым миссионером Борисом Ефимовым он буквально вчера «усугубил» флягу спирта и все было нормально, никто никого убить не стремился, но вовремя прикусил язык – для них это не аргумент.
– Борис Ефимов, может быть, и мошенник, но не убийца, – после небольшой паузы обронил священник. – А в Николая Ивановича уже стреляли, и вы это прекрасно знаете.
– Да, конечно, знаем, – кивнул майор. – На охоте. Вы еще тогда, помнится, проявили удивительную прозорливость и абсолютно точно указали охране, где искать «лежку» террориста.
Отец Василий устало вздохнул и снова принялся объяснять очевидное.
* * *
Допрос продлился до глубокой ночи, почти одиннадцать часов. Со всеми технологическими тонкостями. Священника допрашивали по двое и по трое. Ему задавали откровенно провокационные вопросы лишь для того, чтобы посмотреть, как он на них отреагирует. Его показания проверяли и перепроверяли, и довольно оперативно. Но главное, ни один его ответ, даже самый точный, не означал ровным счетом ничего, потому что уже через пять минут ему задавали пусть и несколько измененный, но абсолютно тот же, по сути, вопрос. И вот это понимание, что все напрасно и он пока что еще никого не убедил, и выматывало больше, чем все остальное.
И все-таки ему, пожалуй, повезло. Что-то свыше упорно провело его сквозь препятствия, и, даже когда эта жирная свинья наотрез отказалась идти по пояс в воде через незамерзающий ручей, отцу Василию достало сил взвалить районного босса на спину и на себе перетащить на другой берег. Да только в фээсбэшных кабинетах это в зачет не бралось – видно, у здешних «товарищей» были цели совсем иные…
* * *
Ольга и диакон Алексий встретили отца Василия прямо у дверей управления ФСБ. Здесь же стоял поповский «жигуль».
– Все?! – хором выдохнули они, едва он вышел.
– Кажется, пока все, – кивнул отец Василий. – А что потом будет, только господь и ведает…
Смертельно уставший от событий последних дней священник был искренне рад, что закончился хотя бы этот этап его трудных взаимоотношений с властями. И если начистоту, то ему страстно хотелось, чтобы всевышний хоть немного приостановил сумасшедший темп его жизни – тем более что никакого духовного смысла ни в покушении на Медведева, ни в том, что он уже во второй раз сумел спасти главу районной администрации, увидеть не удавалось.
«Ладно, там, наверху, виднее, – вздыхал отец Василий. – И, поскольку совсем уж бессмысленных вещей в этом мире быть не может, будем надеяться, что и это все имеет в основе какой-то неведомый мне смысл».
Он и не подозревал, насколько окажется прав.
* * *
Буквально к десяти утра следующего дня Алексий принес потрясающую своей абсолютной ожидаемостью «новость»: кидалово окончательно состоялось. Бурная и порой малопонятная деятельность сектантских фирм дошла до своего логического конца, «пирамидка» наконец-то рухнула, а деньги «уехали» в неизвестном направлении.
Впрочем, кое-что осталось и в Усть-Кудеяре. Остались назначенные из местных адептов директора фирм, одномоментно превратившиеся в самых натуральных «зицпредседателей». Остались одураченные акционеры, сами же единогласно и абсолютно добровольно поддержавшие ту структуру финансовых расчетов, благодаря которой они теперь и остались без гроша. И, конечно же, остались покинутые своими наставниками сами «верующие». И выглядели эти «Дети Духа» действительно детьми – покинутыми, несчастными и совершенно беспомощными.
Наверное, священник пожалел бы их… Да только мешало одно немаленькое и весьма существенное «но»: они все были взрослые, зрелые люди. Их предупреждали, их отговаривали, им запрещали, наконец! Но они выбрали то, что выбрали, и теперь целый божий день толпились у дверей шести единовременно закрытых офисов. И весь Усть-Кудеяр теперь только об этих толпах и говорил.
– Так им и надо, козлам! – радовались одни. – Ишь, в один секунд богатенькими захотели стать! Из грязи да в князи! А так не бывает!
– Да что вы злобствуете? – укоряли их другие. – Такая беда со всяким может случиться! Можно подумать, вас никогда не обманывали…
И даже в храме Николая Угодника весь день обсуждалось то же самое.
– Горе-то какое, – вздыхала сердобольная Олюшка. – Как же они теперь жить будут, если все деньги мошенникам отдали?
– Ничего, Ольга, – как могла, утешала ее бухгалтерша храма Тамара Николаевна. – В войну тоже плохо было, я хоть и маленькая была, а все помню… и ничего – выжили.
Отец Василий во все эти разговоры не встревал: что сделано, то сделано – не повернешь, а тратить нервы попусту… Зачем? А на следующее утро все повернулось другим боком.
* * *
Анзор прибежал в храм прямо на утреннюю службу. Священник глянул на шашлычника и оторопел: в глазах мусульманина застыли боль и растерянность. Анзор не рисковал не то чтобы оторвать батюшку от службы, но даже пройти в центральную часть храма, так и топтался у дверей весь оставшийся до конца утрени час. И, видя его состояние, отец Василий и сам изрядно встревожился и завершил службу в полном смятении чувств.
– Что стряслось, Анзор?! – подбежал он к шашлычнику, едва завершил отпуст. – Ну-ка, пошли, на тебе лица нет!
– Вера! – выдохнул Анзор. – Мэнты Веру забралы!
– За что? – оторопел священник.
– Шоперы сказалы, оны всэх сэктантов грэбут!
– А за что всех-то? – удивился отец Василий. – Нужно главных брать; при чем здесь Вера?
– Говорат, Мэдвэдэв прыказал…
Священник задумался: логика властей была для него совершенно непостижимой. При чем здесь рядовые, более всех пострадавшие от этого гнусного кидалова сектанты? Он ничего не понимал.
– Спасибо, Анзор, – задумчиво произнес отец Василий. – Я попытаюсь что-нибудь сделать.
Он сразу же прошел в бухгалтерию и принялся набирать медведевский номер – через каждые десять-пятнадцать минут. И каждый раз ничего не получалось: то Медведева не оказывалось на месте, то он куда-то вышел, то выехал на объект… Похоже, ему просто лгали – беззастенчиво и своекорыстно. И тогда отец Василий оделся и пошел в райадминистрацию пешком.
* * *
Уже на первой, ведущей в центр улочке священник увидел, как это происходит. Огромный белый автопарковский автобус стоял прямо поперек улицы, напрочь перегораживая ее, а из желто-синих милицейских «уазиков» почти бегом выскакивали снаряженные по «полной боевой» омоновцы. Подгоняемые офицером, милиционеры слаженно протекали за изгородь очередного избранного для проведения операции дома и, отбиваясь от рвущихся с цепей собак, отсекали все пути к отступлению. И буквально через три-четыре минуты из дверей стремительно выводили мужчину или женщину, а иногда и по двое, и сажали в автобус.
«Ой, дурак! – думал отец Василий. – Господи боже мой, да вразуми же ты этого долдона!» Он и в голове не держал, что Медведев окажется настолько глуп, чтобы проводить подобную акцию с такой помпой, да еще среди бела дня! «На что он рассчитывает? – думал священник. – Запугать? Подавить? Но зачем? Они же все равно ничегошеньки полезного ему не скажут!» Он никак не мог взять в толк, зачем это понадобилось главе администрации.
В какой-то миг отцу Василию даже показалось, что единственным разумным объяснением всей этой вакханалии может быть лишь исполнение его, православного священника, пожелания: избавить Усть-Кудеяр от секты. Но он тут же отогнал эту странную мысль: хитромудрый Николай Иванович никогда и ничего не делал «за просто так», лишь потому, что его об этом попросили…
Он тихо шел по улице, вслед за автобусом, пока омоновский офицер не обратил на него внимание и не приблизился.
– Здесь нельзя находиться, батюшка, – вежливо, но твердо сказал он. – У нас проводится спецоперация.
– Бросьте, офицер, – отозвался священник. – Вы и сами, поди, понимаете, что это полный маразм.
Милиционер смутился.
– Вот увидите, еще извиняться придется, – тихо продолжил священник. – Ну вот что они делают? Смотрите! Что это?!
Милиционер резко обернулся. Там, у дверей собственного дома, омоновцы уже лупили дубинками здоровенного мужика в майке.
– Козлы! – орал мужик. – Мусора поганые!
Мужик попался здоровый. Омоновцы порвали на нем майку, изваляли в помоях из опрокинутого в борьбе ведра, но тот все никак не соглашался сдаться и продолжал истошно орать:
– Козлы! Мусора! Люди добрые, помогите! Я вам…
Наконец кто-то нанес решающий удар, и мужик булькнул, повалился лицом вниз и стих.
– Извините, – обернулся к священнику офицер. – Мне нужно работать.
– Да уж вижу, – усмехнулся отец Василий, махнул рукой и пошел дальше.
Пока священник дошел до районной администрации, он увидел эту картину еще дважды. Похоже было, что исполнять идиотское медведевское распоряжение кинули все милицейские силы Усть-Кудеяра. Но лишь у здания УВД отец Василий осознал полный масштаб служебного маразма – в лишь на время приоткрывшихся воротах управления он отчетливо увидел шесть или семь автобусов, битком набитых людьми. Судя по всему, размещать их было просто некуда, а отпустить команды не поступало.
– Придурки! – вслух ругнулся отец Василий и ускорил шаг.
* * *
Он ворвался в приемную и направился к двери главы администрации.
– Куда вы?! Там совещание! – кинулась наперерез секретарша.
– Изыди! – рыкнул на нее отец Василий и так страшно сверкнул глазами, что даже тренированные служебно-сторожевые секретаршины рефлексы не сработали, и бедная женщина дрогнула и отступила.
Он распахнул дверь, вторую и подошел к длинному столу со множеством стульев. Никакого совещания здесь, конечно же, не было. Просто за журнальным столиком у окна сидели двое: краснолицый, растрепанный Медведев и встревоженный, бледный начальник милиции Скобцов.
– Мир вам, – кивнул им отец Василий. – Может, вы мне объясните, что происходит? – прямо через стол поинтересовался отец Василий.
Медведев медленно повернулся, и отец Василий мысленно охнул: вся левая половина лица Николая Ивановича представляла собой сплошной багровый синяк, а левый глаз приобрел классические монголоидные очертания. «Блин! Перестарался я, однако, – смутился священник. – Как же он с этим на службу ходит?»
– Проходите, батюшка, – вздохнул Медведев, и Скобцов, вставший было, чтобы прикрыть главу администрации от непредсказуемого священнослужителя грудью, успокоился.
Отец Василий подошел и опустился в глубокое мягкое кресло.
– Что на этот раз вас не устраивает? – спросил Медведев.
– Репрессии, – прямо сказал священник. – Иначе я это беспутство назвать не могу.
– Вы же сами этого добивались, – устало посмотрел на него здоровым глазом глава администрации. – А я просто пошел вам навстречу.
– Ага, значит, теперь все это – моя затея? – саркастично поинтересовался отец Василий.
– Нет, конечно. Это – коллегиальное решение, – как бы в поисках подтверждения глянул Медведев в сторону начальника милиции.
– А цель?
– Объясните ему, Аркадий Николаевич, – покачал головой Медведев. – Мне в область надо позвонить…
* * *
Как рассказал Скобцов, формальным основанием для этой акции послужило открытие уголовного дела по поводу исчезнувших накоплений граждан. Но чем далее слушал отец Василий начальника местной милиции, тем больше понимал: все это лишь внешняя, видимая часть огромного айсберга под названием «пропавшие деньги».
Он уже сталкивался с подобным и понимал, что никогда Медведев не бросил бы все милицейские силы на тотальные следственно-разыскные мероприятия, если бы к этому не был подключен его личный, шкурный интерес. Но Медведев этого, понятное дело, не афишировал, и более того, теперь даже Скобцов несколько раз упомянул, что оные следственные действия производятся в том числе и ввиду серьезной озабоченности православной церкви… И это был полный финиш. Если не сказать, подстава.
«Ну что ж, – подумал священник. – Раз так, то вы и мне развязываете руки». Он уже решил, что станет делать.
Отец Василий терпеливо дослушал ментовскую легенду до конца, встал и направился к дверям и, только перед тем как выйти, обернулся.
– Я не дам людей в обиду, – тихо, но внятно произнес он. – И не надейтесь.
* * *
Первое, что он сделал, это поймал в кладовке диакона.
– Слушай меня, Алексий, – горячо зашептал он. – Надо возвращать заблудших овец в родные стены.
– А как? – сразу понял, о ком идет речь, диакон. – Думаете, если менты на них надавят, они образумятся?
– Нет, – покачал головой отец Василий. – Надо поступить, как истые христиане: принять и обнять блудных детей своих и зарезать в их честь тельца…
– Круто! – восхитился диакон. – А где мы тельцов столько возьмем? Я, конечно, образно спрашиваю…
– Мы не можем позволить продолжаться этим репрессиям! – твердо сказал священник. – Есть у нас еще не арестованные сектанты?
– Наверное, есть, – пожал плечами Алексий. – Вон баба Катя, соседка моя, еще с полчаса назад здесь в магазине крутилась…
– Тащи ее в храм. И всех, кого встретишь, тащи! Понял? Николай Чудотворец всех вернувшихся в лоно родной церкви защитит – я это чувствую. Лишь бы молитва и покаяние были искренни…
Алексий восторженно пискнул и помчался выполнять поручение, а отец Василий прошел в бухгалтерию, рассеянно чмокнул сидящую здесь с самого утра супругу в щечку и уставился на висящую на стене карту города. В голове у него бродила какая-то неясная мысль – что-то очень важное, но что… она еще не могла родиться – видно, не срок.
– Вам Костя звонил, – робко сказала ему Ольга. – Чего-то ему надо от вас…
И в этот момент отца Василия осенило! Точно! Он прекрасно помнил, что самое плотное «гнездование» сектантов было именно в Шанхае, там, где и жил главврач Костя. Но ввиду узеньких, заваленных мусором, обледеневших от помоев улочек менты туда поедут в последнюю очередь. И значит, их всех можно успеть принять под крыло православной церкви.
Он стремительно выскочил во двор и кинулся к своему «жигуленку» – теперь время означало даже не деньги; время означало спасенные человеческие души!
* * *
Отец Василий успел вовремя. Слухи о проводимых под видом оперативно-разыскных мероприятий репрессиях уже пошли бродить по городу, и встревоженные «Дети Духа» кучковались на каждом перекрестке, не в силах решить, что делать: то ли бежать, то ли сдаваться, а то ли падать на колени и молиться.
Священник подъезжал к каждой такой группке, глушил двигатель и громко и внятно произносил:
– Братья! Не падайте духом! Господь по-прежнему любит вас, приходите в храм, и вместе, под защитой Николая Чудотворца, мы сумеем себя защитить!
Получалось немного вычурно и книжно, но отец Василий этого ничуть не боялся; он знал, когда нет никакой надежды, даже самая малая помощь кажется безмерной. И он без устали ездил и ездил по всему Шанхаю и все оказывал и оказывал эту духовную помощь, твердо зная: кто-нибудь да придет.
– Езжай отсюда, поп! – отвечали ему порой.
– Сам себе помоги, малахольный! – усмехались другие.
Но третьи слушали внимательно и немного испуганно, и тогда отец Василий понимал: вот они, те самые богобоязненные души, кои и попали-то к сектантам по чистому недоразумению, а проще говоря, по слабости. И спасти их более чем возможно.
* * *
Священник поработал на славу. Уже после обеда по улицам Усть-Кудеяра, где прячась внутри кварталов, где короткими перебежками, пошли группки сектантов, и все они направлялись в одно-единственное место, где им обещали хоть какую-то защиту, – в храм Николая Угодника, к старинной намоленной чудотворной иконе.
Это было закономерно: за кого бы сектанты себя ни выдавали, какими крутыми и продвинутыми ни хотели бы в свое время казаться, за каждым из них стояли поколения и поколения православных пращуров, и, когда речь пошла о спасении живота и души, вся заморская шелуха просто отлетела, обнажив истинное, тысячелетнее нутро этих растерянных, перепуганных людей.
Отец Василий кружил по улицам города, отлавливая и приглашая в храм тех, кто еще не знал об объявленной им «территории защиты», и ликовал. Чем дальше, тем больше людей отвечали на его приглашение. И вот, когда он, казалось, объехал весь Усть-Кудеяр, прямо перед капотом его «жигуля» метнулась и исчезла в проулке очень знакомая фигура. И тут же машину священника подрезал черный «Рено». Отец Василий ударил по тормозам.
– Креста на вас нет! – привычно ругнулся он и оторопел. Из навороченной импортной машины вывалились крепко сбитые, самого разбойного вида ребятки и на своих двоих кинулись догонять убегающего.
Отец Василий аккуратно сдал назад и, не торопясь обогнуть импортного красавца, проехал в следующий проулок. Он знал город как свои пять пальцев и прекрасно понимал, почему «Рено» не смог проехать за беглецом – именно в этом проулке уже лет восемь-десять как стояли два железобетонных блока, намертво перегораживая проезд не только подобным иномаркам, но и «Скорой помощи», и даже милиции.
– А вы ребя-ата не ме-естные! – с улыбкой пропел он, но, едва проехав квартал, снова увидел перед своим капотом все ту же фигуру.
Мужик замер в растерянности: он явно не знал, что делать. И это был… костолицый.
– Садись, Боря, подвезу! – приоткрыл окошко священник. – А то, я вижу, у тебя неприятности.
– И большие! – обрадованно вскричал костолицый и в мгновение ока запрыгнул на пассажирское сиденье. – Давай, поп, гони!
Отец Василий утопил педаль газа почти до предела и, проскочив под самым носом у выбежавших из проулка ребятишек, выгнал «жигуль» на ведущее в город шоссе.
– Кто это за тобой так усиленно топал? – повернулся он к бывшему миссионеру. – Снова дружки?
– Они самые, будь они неладны! – кивнул костолицый.
– А не будешь на чужое зариться! – весело рассмеялся священник.
Ему было на удивление хорошо: давно он не проводил день с такой эффективностью, и он был собой доволен.
– Ты лучше на дорогу смотри! – оборвал его костолицый. – А то я даже на свое не смогу претендовать! Грохнут, блин, и фамилии не спросят!
– А ты, значит, жить хочешь?
– Ты на дорогу, блин, смотри! – судорожно вцепился в руль костолицый. – Чуть, блин, с «КрАЗом» не поцеловались!
– Не бойся! – снова засмеялся священник. – У меня машина застрахована…
– И это повод меня угробить? – криво улыбнулся бывший сектант.
– Нет, просто по закону подлости охотнее бьются машины незастрахованные. – Отец Василий резко вывернул руль и нырнул в очередной проулок.
– Ты бы лучше «хвост» сбросил! – нервно засмеялся костолицый.
* * *
Он проделывал этот трюк только однажды, много-много лет назад. Только тогда он был совсем еще «свежим» выпускником средней школы Мишаней Шатуном.
Их было шестеро, семнадцатилетних пацанов, битком набившихся в старенький «москвичок» папаши Саньки Рубцова. Перед тем они почти без закуски вылакали восемь пузырей портвейна и, поскольку деньги кончились, а кураж – еще нет, намеревались быстренько смотаться в совхоз «Красный труд» за дармовым самогоном. Но было им так хорошо и свободно, что не увидеть этого было нельзя, и гаишники, естественно, заметили и устроили настоящую погоню.
Водителю, а за рулем находился Мишаня Шатун собственной персоной, приказали остановиться, а Мишаня утопил педаль газа в пол и помчался вдоль шанхайских улочек в сторону дома. Он проскочил Дворец железнодорожников, миновал здание райпотребсоюза, но, лишь выскочив к огромному, золотистому от осенней листвы растущих на дне берез шанхайскому знаменитому оврагу, понял, что следует делать.