Страница:
Священник невпопад кивнул и замер. Чего-чего, а этого визита он не ожидал.
– Вы?!. – оторопело произнес отец Василий, хотя должен был сказать: «Что тебе здесь делать, прислужник сатаны?!»
– Ага, – улыбнулся костолицый. Он неторопливо прошелся по храму, острым взглядом окидывая храмовую утварь, и остановился прямо напротив священника. – Ладненько храм восстановили, почти как было.
– Тот же проект, – проглотил слюну священник и подумал, что сектанты, кажется, не врали, когда говорили, что их деды родом из этих мест. То, что храм когда-то был снесен, могли знать только местные.
– Вижу, – кивнул костолицый. – Жаль только, что здесь глухая стена – в старом проекте на этом месте окна были…
Священник оторопел. Действительно, в старом храме было на два окна больше, но, когда проект восстановления храма рассматривался в патриархии, там, бог весть из каких соображений, решили некоторые детали изменить. Но такие подробности знали только в той же патриархии, да три-четыре всерьез изучающих историю края устькудеярца…
– Удивлены? – усмехнулся костолицый. – Не удивляйтесь. Мы здесь всерьез и надолго… Кажется, так говорил Владимир Ильич?
Священник недружелюбно посмотрел на сектанта.
– Не боитесь, что господь накажет? – тихо спросил он.
– Нет, не боюсь, – широко улыбнулся костолицый. – Нас господь любит.
Он так подчеркнул это «нас», что каждому должно было стать совершенно ясно: православную церковь и вообще всех прочих господь любит куда как меньше.
– Гордыня в вас говорит, любезный, – покачал головой отец Василий. – Покаялись бы, пока адское пламя вас не коснулось!
– Меня?! – костолицый с иронией ткнул себя пальцем в грудь и захохотал. – Я же говорил вам: господь нас любит!
Отец Василий с трудом подавил в себе желание схватить самозванца за шиворот и выволочь из храма и лишь в последний момент сдержался.
– Меньше бы вы боялись, ваше благословение! – отсмеявшись, промолвил костолицый. – Хватит страшилок! И сами себя запугали до смерти, и народ пытаетесь запугать! Вот только не выйдет у вас ничего! Люди, они чувствуют, где их просто пугают, а где по-настоящему любят.
– Это у тебя ничего не выйдет! – выдавил сквозь зубы священник. – Пошел вон!
– Нервишки у вас, однако… – усмехнулся визитер. – Вам, батюшка, лечиться надо… Не думали над этим?
– Пшел, я сказал!!! – заорал отец Василий.
– С превеликим удовольствием, – галантно поклонился костолицый и, размахивая длинными руками, с высоко поднятой головой вышел в храмовые двери.
Отец Василий так разволновался, что даже не сообразил подумать, а для чего, собственно, один из «этих» сюда заперся. С какой такой целью? Он выскочил во двор, долго ходил вокруг храма, старательно вдыхая свежий морозный воздух и стараясь привести себя в норму. Ему казалось, что храм посетил сам нечистый в одном из своих обличий…
Лишь через четыре часа, когда в ворота вбежал растрепанный, растерянный диакон Алексий, он смог немного взять себя в руки – предстать перед диаконом растерянным он не хотел.
– Ваше благословение! – кинулся к нему Алексий. – Вы не представляете! Это ужас!
– Рассказывай, – жестко распорядился священник.
То, что поведал диакон, подтверждало самые худшие опасения отца Василия. Похоже, здесь и впрямь правил бал сам сатана!
Сначала заморские миссионеры читали выдержки из Ветхого Завета и примерами из жизни доказывали их полную и абсолютную актуальность, так, словно мир и не слышал заповедей Иисуса Христа. «Око за око и зуб за зуб!» – говорили они, и в зале тут же находился кто-то из уже завербованных сектантами адептов, на личном примере подтверждающий, как это здорово – следовать ветхозаветным принципам.
А потом начались свидетельствования о чудесах. На огромную сцену Дворца железнодорожников вприпрыжку выбегала какая-нибудь тетка и начинала с энтузиазмом рассказывать, как до уверования в то, что господь действительно любит ее, она весила сто пятнадцать килограммов и никак не могла остановиться. Но потом господь снизошел на нее, и – вот, посмотрите! – я вешу шестьдесят восемь!
И это были только цветочки… За целой чередой чудесно похудевших теток последовала такая же длинная череда мужиков, бросивших пить, юнцов, прекративших колоться, и успешно выскочивших замуж престарелых девиц.
«Главное, поверить, что господь вас любит и всегда любил! – заканчивалось каждое выступление и каждое очередное свидетельствование о чуде. – Поверьте в это, и в вашем доме поселится изобилие, а в ваших сердцах – покой и счастье!»
Отец Василий слушал и судорожно сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал себя бессильным против этой по-американски технологичной «шоу-машины». Сначала – бесплатная водка, чтобы поднять ажиотаж, теперь вот чудеса… а что будет завтра?
– Но и это еще не все, – сглотнул диакон. – Они сказали, что дадут нам работу!
– Нам?!
– Ну… народу. Фирм, говорят, понаоткрываем! Производства подымем! Представляете?! И деньги, сказали, будем платить каждую неделю, как в Америке! Во мудаки, правда?
Отец Василий чуть не зарычал. Это уже пахло откровенной аферой. Священник не был слишком силен в экономике, но то, что у нас, как в Америке, не будет никогда, знал твердо.
– И как скоро они нас осчастливят? – ядовито поинтересовался он у диакона.
– Говорят, в течение полутора месяцев, – виновато пожал плечами Алексий.
«Точно афера!» – сказал себе священник. Он вздохнул и понял, что отчаянно боится задать главный вопрос: а как же на это отреагировали сами устькудеярцы. Но Алексий, словно услышал его немой вопрос, отвел глаза в сторону и тихо сказал:
– Они поверили…
– Что?! – Отец Василий не мог и предположить такой простодушной наивности.
– Они во все поверили.
– Но почему?!
– Они действительно начали помогать. Прямо там… – начал Алексий.
Священник слушал, не перебивая. Случилось самое страшное – сектанты не ограничились водкой и голословными обещаниями. Прямо там, в зале Дворца железнодорожников, начались массовые исцеления от самых разных болезней.
– Там даже Вера была, – тихо сказал Алексий.
Священник сжал челюсти. Если на это сборище пошла даже Вера, когда-то лично им вытащенная из клоаки под названием «проституция», а позже лично им приобщенная Таинств Христовых, значит, дело еще серьезнее, чем он думал… И намного серьезнее.
В тот день он так и не решился что-либо предпринять, а на следующий был сочельник, и он оказался загружен до предела. В храме наконец-то появились прихожане, но священник видел, что все их мысли далеко отсюда, и вообще далеко от господа… Народ переговаривался, выглядел возбужденным и исчезал из церкви так же стремительно, как и появлялся. Отец Василий старался изо всех сил, но ничего изменить не удавалось: в Усть-Кудеяре словно сам воздух был пропитан грехом.
Во второй половине дня он сумел-таки вырваться и навестить Веру, прямо в шашлычной, но и здесь все пошло не так. Официантка отвечала односложно, виновато прятала глаза, и душеспасительного разговора не получилось.
– Батушка! – отозвал отца Василия в сторону хозяин шашлычной Анзор, а когда он подошел, жарко зашептал на ухо священнику: – Оны ее ат балэзни вылечилы.
– Какой? – удивился отец Василий.
– Чево-то по жэнскы. Правда, вылечилы! Я вижу. Вэс дэн она улыбаэтса… Там кароши врачы!
Священник пригляделся и признал: да, Вера и впрямь выглядела намного лучше: кожа порозовела, глаза блестят, а улыбка так и рвется наружу. Ему стало больно. Всегда обидно, когда человек платит за мирское благополучие тем главным, что в нем есть, – своей бессмертной душой.
– Отец Василий! – весело позвали его с другого конца шашлычной. – Батюшка! Идите сюда!
Священник обернулся: неподалеку с полными шампурами шашлыка в руках стоял Толян. Отцу Василию разом полегчало: видеть это простое, хорошее лицо было приятно. И если бы не воспоминания о событиях новогодней ночи, все было бы просто прекрасно.
– Идемте! Я угощаю! – снова позвал его Толян.
Отец Василий улыбнулся и подошел.
– Сегодня же сочельник, Толя, ты что… Самый строгий пост.
– Жаль, – искренне вздохнул Толян. – И чего вы в священники пошли? С виду нормальный мужик! Ели бы себе чего хотели; жили бы как душа попросит…
– Моя душа так и просит… – тихо сказал священник.
– Ой ли? – хитро посмотрел на него Толян. – Видел я, как вы махались! Знатно! И удовольствие, по-моему, получили – на всю катушку!
Отец Василий смутился и начал торопливо переводить разговор в другое русло.
– У тебя-то как дела? – спросил он.
– Нормально! – радостно разулыбался Толян. – Этим, американцам, грузы на остров со станции вожу. Лед, правда, еще тонковат, риск есть, но и платят, я вам скажу! Мне столько и не снилось!
– Какой остров? – спросил отец Василий: он чувствовал себя так, словно по нему проехал каток: «И Толян с ними!»
– Известно какой: Песчаный. Они там себе целую резиденцию арендовали. Та-аки-ие апартаменты, я вам скажу… Нет, честно! Эти ребята действуют с размахом.
Еле сдерживаясь, чтобы не заорать или не натворить чего еще, отец Василий слушал, кивал, поддакивал, а затем попрощался и медленно побрел к машине.
«Теперь и Толян с ними! – повторял он всю дорогу до храма. – Теперь и Толян…» Это было нестерпимо. «Мы здесь надолго» – кажется, так сказал этот костолицый… или нет: «Мы здесь всерьез и надолго!» Целые апартаменты на Песчаном сняли! Надо же! Тогда они и впрямь здесь надолго…
Он подъехал к храму и включился в обычные свои заботы, но что-то в нем уже окончательно изменилось. Священник чувствовал, что относиться к ситуации столь же беспечно, как пару дней назад, он уже не сможет никогда. Ему постоянно казалось, что число прихожан в его храме резко снизилось, и это было обидно. Не говоря уже о том, что за каждым нечаянным вздохом попадьи отчетливо читалось: «Как же мы с такими пожертвованиями проживем?»
Он чувствовал глубокую внутреннюю порочность этих приезжих, а костолицый миссионер и вовсе вызывал странные, сродни страху, чувства. Но как объяснить, как донести до людей все, что он видит и чувствует? Священник лишался ясности ума и спокойствия сердца.
Сочельник пролетел стремительно. Отец Василий даже не заметил, как за окнами храма стемнело, день подошел к концу, а до Рождества Христова осталось буквально несколько часов. Никого из прихожан уже не было, и он аккуратно закрыл храмовые двери и торопливо двинулся в бухгалтерию – следовало немного подкрепиться и отдохнуть, с тем чтобы с новыми силами продолжить служение…
Олюшка накормила его, а затем, когда он прилег, бережно укрыла пледом. И лишь к трем утра разбудила нежным поцелуем.
– Вставайте, – тихо сказала она. – Пора готовиться…
Священник открыл глаза. Ему было на удивление хорошо. В душе поселился покой, тело отдохнуло, а разум был ясен и светел. Отец Василий поднялся, неторопливо умылся, попил компота из сухофруктов, оделся и вышел во двор.
Шел снег. Крупные, мягкие хлопья бережно опускались на серые утоптанные тротуары и обтаявшие за время последней оттепели газоны. Природа искренне радовалась великому христианскому празднику. Священник неторопливо двинулся вокруг храма, всей душой ощущая царившее вокруг благолепие… У стены мелькнула тень, и священник улыбнулся мелкой, пугливой мысли. Но у дверей в нижний храм он все-таки приостановился и внимательно огляделся по сторонам: забор, двор, дверь…
Уже в следующий миг отец Василий почувствовал, как зашевелились мелкие волоски на его шее и руках: дверь в нижний храм была распахнута настежь, и мягкие белые хлопья летели внутрь, устилая короткую лестницу.
– Господи, помилуй! – взмолился он, кинулся по ступенькам вниз и щелкнул недавно отремонтированным выключателем.
Внутри словно прошел Мамай! Иконы оказались безжалостно содраны со своих мест, оклады помяты, а стекла варварски разбиты. По стенам словно кто-то в неистовой злобе молотил гигантской кувалдой, а на полу тонкими меловыми линиями были выведены круги, пентаграммы и странные, зловещие символы и буквы!
Отец Василий стремительно развернулся, выскочил во двор и, пригнувшись к снегу, словно ищейка, помчался по свежему, отчетливо видному в лунном свете следу.
Он миновал целых два квартала, когда заметил вдали темную мужскую фигуру. Человек бежал, широко размахивая руками и легко перепрыгивая через гнилые бревна и когда-то брошенные строителями куски свай. Он определенно не знал, что за ним кто-то гонится, и даже не оглядывался. И тем не менее, несмотря на то что священник прибавил ходу, дистанция между ними продолжала увеличиваться. А когда вдоль дороги потянулись однообразные шанхайские бараки, человек просто исчез – словно растворился в воздухе. Некоторое время отец Василий еще пытался «взять след», но минут через пятнадцать, осознав бесплодность своих попыток, побрел назад. Плечо саднило, по груди текло что-то мокрое, и он понял, что швы, наложенные после нападения на него в храме, разошлись. Но заниматься собой было некогда, нужно было звонить в патриархию.
– Ничего не трогайте. Мы высылаем специалиста, – только и сказали в патриархии.
– Как я могу это не трогать?! – прорычал отец Василий. – Сегодня же Рождество!
– Не беспокойтесь, он успеет, – строго заверили его на том конце провода.
– Может, в милицию позвонить? – предложил священник. – Вдруг у них данные на этих сатанистов есть?
– Вы лучше поспешных выводов не делайте и до приезда нашего специалиста лучше ничего не предпринимайте, а просто подождите, – мягко, но настойчиво сказали отцу Василию и положили трубку.
Священник застонал и снова кинулся в нижний храм.
– Вам помочь?! – крикнула вслед все слышавшая Ольга.
– Нет, Олюшка! Тут ничем не поможешь… – отмахнулся отец Василий. – Ради бога, не выходи никуда!
В мгновение ока он снова оказался в нижнем храме и коснулся пентаграммы рукой. Меловая линия кое-где была стерта, словно богопреступник пытался уничтожить следы своего пребывания как раз в те секунды, когда священник столь неторопливо обходил территорию… Отец Василий еще раз осмотрел жуткие выбоины в штукатурке стен и помятые оклады и, схватившись за голову, выбежал наружу; он совершенно не представлял, как успеет устранить все это до того, как появятся прихожане.
Чтобы не разорваться от горя, он занялся подготовкой к празднику, но плечо болело слишком сильно, и он, осторожно сняв рясу, глянул на порез. Так и есть! Стянутая швами кожа полопалась, и теперь из-под нее обильно сочилась кровь. Священник вздохнул и понял, что к врачу идти все равно придется…
В приемном покое его встретил тот самый молодой хирург, что накладывал ему швы в прошлый раз. Он глянул на рану и застонал от неудовольствия:
– Я же говорил вам, батюшка: никакого бокса! Такие швы красивые были! А теперь вся моя работа насмарку! Вы чем вообще думаете? А, батюшка?!
Священник лишь виновато пожал плечами.
Он терпеливо дождался, когда хирург стянет вместе и сошьет края раны, со скорбным видом выслушал все, что сказал ему расстроенный врач, вернулся в храм, но мысли все равно были только об одном: что теперь делать. Конечно, некоторое время в нижний храм можно не спускаться. А если принесут крестить младенцев?! А их точно принесут! Он не знал, что делать.
Но спустя каких-то три часа после звонка в Москву, как раз в тот момент, когда хор запел «Честнейшую Херувим», в храмовых дверях возникла Ольга, а рядом с ней – высокий крупный бородатый мужчина.
«Он!» – понял отец Василий и удивился, до чего же быстро прислала патриархия своего специалиста. Мужчина деловито кивнул отцу Василию, спросил о чем-то Ольгу, и они вместе вышли во двор.
Только на кратчайшем перерыве священник сумел вырваться и бегом помчался в нижний храм. И Ольга, и посланец патриархии были еще здесь. Москвич, судя по всему, уже закончил осмотр места происшествия и прятал в карман компактную «мыльницу».
– Не беспокойтесь, ваше благословение, – даже не представившись, сразу сказал он.
– Как так не беспокоиться?! – оторопел отец Василий.
– Это не сатанисты, – покачал головой москвич. – Кстати, ко мне можете обращаться «отец Михаил»…
– А кто тогда? – растерялся отец Василий.
– Гляньте на пентаграмму, посмотрите, как она расположена по сторонам света и по отношению к двери, – предложил москвич. – Так ее никогда не располагали ни в Польше, ни в Словакии, не говоря уже о России… Это вообще не европейская традиция, и уж тем более не славянская.
– Американцы! – выдохнул священник.
– Да, возможно, Аргентина… – потер лоб москвич.
– Нет! Я хотел сказать, это все американцы сделали!
– Не понял? – вопросительно посмотел на него москвич.
– «Дети Духа Святого»! – с готовностью пояснил отец Василий. – Они здесь около недели назад завелись!
На какое-то мгновение на широкий, открытый лоб москвича набежала тень.
– Вряд ли это «Дети Духа», – покачал он головой. – Они этим не занимаются…
– А кто тогда? – Отец Василий не мог поверить, что его версия вот так с порога отметается.
– Главное, ответить на вопрос «зачем», – пояснил москвич. – А тогда и все остальное станет понятным. А здесь… вы знаете, у меня такое ощущение, что этот обряд вообще не имеет никакого отношения к духовной области; я бы все это скорее назвал интеллектуальным хулиганством. Человек определенно знал что делает, но никаких особых целей не преследовал.
Отец Василий вздохнул. Если честно, он и половины из сказанного не понял. Что значит «интеллектуальное хулиганство»? И как это он знал что делает, а целей не преследовал? Зачем тогда вообще сюда приходить?
– Отец Михаил, – дернула за рукав москвича Ольга. – Уже можно прибираться?
– Подожди, Олюшка, – вмешался отец Василий. – Не тебе в твоем положении здесь работать.
– А кому? – резонно возразила попадья. – Если кого-нибудь звать, назавтра весь Усть-Кудеяр узнает!
Священник задумался. Ольга была права: не стоило разглашать этот щекотливый факт, а пригласи они кого-нибудь из посторонних, и в тот же день слухи пойдут по всему городу – это уж как пить дать. Отец Василий глянул на часы: он уже опаздывал к продолжению праздничной службы.
– Я помогу, – кивнул москвич. – Уберем, и даже следов не останется. Идите на службу…
Отец Василий благодарно глянул на гостя и с облегчением кивнул.
Только поздним вечером смертельно уставший от свалившихся на него испытаний священник смог нормально пообщаться с московским специалистом. Отец Михаил оказался умным, подкованным в своем деле мужиком, и, если бы не эта трагедия, отец Василий получил бы искреннее удовольствие от неторопливой, ненапряженной беседы с ним.
Где-то в середине беседы у священника промелькнула мысль, что вся эта чертовщина – только прикрытие и что, возможно, истинной целью преступника было убить его, прямо в храме, чтобы исполнить какой-нибудь сатанинский обряд, и только неведомая случайность, только божий промысел отвел руку мерзавца! И он, запинаясь от волнения, рассказал о своих скорбных мыслях гостю. В конце концов, порезали его в прошлый раз по-настоящему!
Но москвич, даже выслушав рассказ усть-кудеярского священника о нападении в нижнем храме, никаких аналогий с тем, что произошло сегодня, не усмотрел. Отец Михаил явно не думал, что отца Василия хотели, предположим, принести в жертву какому-нибудь свирепому божеству… Хотя сам же признавал, что прецеденты человеческих жертвоприношений в России уже есть и число их, несмотря на старания церкви и властей, постоянно растет.
– Главная опасность сатанистов, – попивая компотик, объяснял отец Михаил, – они сами. Никаких реальных проявлений нечистой силы я, признаться, за восемь лет работы не встречал. Жестокость – да, насилия – хоть отбавляй, но ни серой, ни селитрой, хоть в прямом смысле, хоть в переносном, нигде не воняло…
– Ой, слава тебе, господи! – всплескивала руками внимательно прислушивающаяся к беседе мужчин попадья.
– Хранит бог Россию! – с чувством вторил ей отец Василий.
– Я тоже так думаю, – кивнул москвич. – Было, правда, что вызывали нас на место посадки НЛО – прямо на монастырские поля, стервец, сел, здесь недалеко, в Перми… пару десятков раз приходилось заново освящать оскверненные объекты, но это все, как вы сами понимаете, обычное наше служение, можно сказать, работа…
– А что все-таки у нас произошло? – снова поворачивал разговор в интересующее его русло отец Василий.
– Если расшифровать буквальное значение символов, то это защита от духов небесных сфер и призвание духов земли. Вот, в общем-то, и все… И мне совершенно неясно, почему этот обряд проведен в храме и был ли он проведен вообще.
– Как это был ли он проведен? – изумился отец Василий. – Вы же сами знаки видели!
– Не только видел, – напомнил отец Михаил. – Я их смывал… Но, понимаете, знаки можно и просто так нарисовать. По крайней мере, какой-либо причины призывать духов земли в нижний храм я не усматриваю… Смысл? Что там с ними делать?
Они проговорили до самого утра. Отец Михаил детально рассказал усть-кудеярскому священнику и о страшных, кровавых обрядах, все чаще происходящих в крупных городах, и о проблемах с католиками в западной части славянского мира, и то немногое, что знал о «Детях Духа»…
Эта странная секта не считала Иисуса господом, признавая за ним лишь статус апостола божия, и охотно сама производила своих духовных руководителей в апостолы, как бы приравнивая их этим актом ко Христу.
– Ну и как с ними бороться? – спросил отец Василий.
– Только словом божиим, – покачал головой москвич. – Только словом… Других методов у православной церкви не было, нет, да и не будет, пожалуй.
Отец Василий отвез москвича на автовокзал в половине шестого утра, а сам принялся готовиться к новому дню, когда по местному радио сообщили о футбольном матче, организованном «Детьми Духа» на льду Волги в честь рождения апостола божия Иисуса Христа. На матч, который должен состояться в одиннадцать часов дня, приглашались все желающие. И это был верх наглости… «Господи! Чем только этот Медведев думает?! Задницей, что ли? – неприязненно ругнул главу районной администрации отец Василий. – Разве можно им такую рекламу делать?!»
Сектанты действительно разворачивались по-американски: с размахом и максимальной зрелищностью. С футболом они тоже не ошиблись – усть-кудеярцы это дело всегда любили и наверняка не пропустят матч, а значит, снова будет реклама, снова будут охмуренные заморскими миссионерами души. Отец Василий вспомнил, сколь до обидного немного пожертвований получил храм в это Рождество, и пригорюнился: такими темпами он свой дом и за десять лет не достроит. Нет, с этим надо было как-то кончать!
Он с трудом довел утреннюю службу до завершения и, еще раз отметив, как мало теперь в храме прихожан, посадил диакона Алексия в машину и рванул на Волгу.
Как и ожидалось, поле расчистили прямо напротив новой пристани. Обрадовавшись такой бесподобной возможности заработать, владельцы двух прибрежных магазинчиков и одной кафешки арендовали где-то пластиковые столы и стулья и оккупировали всю гладкую дощатую поверхность причала. Всюду дымили мангалы, а мужики беспрестанно разгружали постоянно курсирующие между складами и пристанью «газельки» с пивом.
Народу и впрямь было много. Привыкшие за время новогодних каникул к безделью и незамысловатым развлечениям пацаны, безработные мужики, праздная молодежь обоего пола – все пространство между пристанью и подчищенным от свежевыпавшего снега полем было заполнено людьми.
Отец Василий протолкался сквозь толпу и увидел то, что и ожидал. Костолицый давал последние напутствия обеим своим командам. «Умен мужик, – цокнул языком священник. – Теперь, кто бы из них ни выиграл, главный приз – человеческие души – достанется ему!»
Вышел на поле судья в коротких желтых портках, быстро рассредоточились по полю игроки, и народ принялся лениво потягивать пиво, обсуждая вышедших на поле.
– Смотри-ка, и Колян с ними! – услышал священник.
– Да ну! Где?!
– Возле ворот, видишь? Да куда ты смотришь?! Правее!
Отец Василий стоял и понимал, что ошибся. Когда он ехал сюда, внутри у него была твердая уверенность, что он обязательно что-нибудь придумает. Но вот он здесь, а ни одной светлой мысли так и не пришло. А костолицый тем временем все набирает и набирает очки.
Игра началась стремительным прорывом одной из команд к воротам соперника, и народ одобрительно загудел: действо началось, и началось красиво. Священник вздыхал, потирал шею, переминался с ноги на ногу, морщился и вдруг понял, как соскучился по футболу. Сектанты очень точно рассчитали, что именно следует сделать. Но когда закончился первый тайм и судья объявил перерыв, а мужики тронулись с места, чтобы по новой затариться пивом, все внезапно изменилось. Из толпы раздался разбойничий посвист, и народ, предчувствуя какую-то потеху, возбужденно зашевелился.
– Эй ты! Долговязый! – прокричал кто-то знакомым скрипучим голосом.
Костолицый внимательно оглядел толпу. Он явно не относил себя к категории «долговязых», но понимать, что происходит среди зевак, был обязан.
– Вы?!. – оторопело произнес отец Василий, хотя должен был сказать: «Что тебе здесь делать, прислужник сатаны?!»
– Ага, – улыбнулся костолицый. Он неторопливо прошелся по храму, острым взглядом окидывая храмовую утварь, и остановился прямо напротив священника. – Ладненько храм восстановили, почти как было.
– Тот же проект, – проглотил слюну священник и подумал, что сектанты, кажется, не врали, когда говорили, что их деды родом из этих мест. То, что храм когда-то был снесен, могли знать только местные.
– Вижу, – кивнул костолицый. – Жаль только, что здесь глухая стена – в старом проекте на этом месте окна были…
Священник оторопел. Действительно, в старом храме было на два окна больше, но, когда проект восстановления храма рассматривался в патриархии, там, бог весть из каких соображений, решили некоторые детали изменить. Но такие подробности знали только в той же патриархии, да три-четыре всерьез изучающих историю края устькудеярца…
– Удивлены? – усмехнулся костолицый. – Не удивляйтесь. Мы здесь всерьез и надолго… Кажется, так говорил Владимир Ильич?
Священник недружелюбно посмотрел на сектанта.
– Не боитесь, что господь накажет? – тихо спросил он.
– Нет, не боюсь, – широко улыбнулся костолицый. – Нас господь любит.
Он так подчеркнул это «нас», что каждому должно было стать совершенно ясно: православную церковь и вообще всех прочих господь любит куда как меньше.
– Гордыня в вас говорит, любезный, – покачал головой отец Василий. – Покаялись бы, пока адское пламя вас не коснулось!
– Меня?! – костолицый с иронией ткнул себя пальцем в грудь и захохотал. – Я же говорил вам: господь нас любит!
Отец Василий с трудом подавил в себе желание схватить самозванца за шиворот и выволочь из храма и лишь в последний момент сдержался.
– Меньше бы вы боялись, ваше благословение! – отсмеявшись, промолвил костолицый. – Хватит страшилок! И сами себя запугали до смерти, и народ пытаетесь запугать! Вот только не выйдет у вас ничего! Люди, они чувствуют, где их просто пугают, а где по-настоящему любят.
– Это у тебя ничего не выйдет! – выдавил сквозь зубы священник. – Пошел вон!
– Нервишки у вас, однако… – усмехнулся визитер. – Вам, батюшка, лечиться надо… Не думали над этим?
– Пшел, я сказал!!! – заорал отец Василий.
– С превеликим удовольствием, – галантно поклонился костолицый и, размахивая длинными руками, с высоко поднятой головой вышел в храмовые двери.
Отец Василий так разволновался, что даже не сообразил подумать, а для чего, собственно, один из «этих» сюда заперся. С какой такой целью? Он выскочил во двор, долго ходил вокруг храма, старательно вдыхая свежий морозный воздух и стараясь привести себя в норму. Ему казалось, что храм посетил сам нечистый в одном из своих обличий…
Лишь через четыре часа, когда в ворота вбежал растрепанный, растерянный диакон Алексий, он смог немного взять себя в руки – предстать перед диаконом растерянным он не хотел.
– Ваше благословение! – кинулся к нему Алексий. – Вы не представляете! Это ужас!
– Рассказывай, – жестко распорядился священник.
* * *
То, что поведал диакон, подтверждало самые худшие опасения отца Василия. Похоже, здесь и впрямь правил бал сам сатана!
Сначала заморские миссионеры читали выдержки из Ветхого Завета и примерами из жизни доказывали их полную и абсолютную актуальность, так, словно мир и не слышал заповедей Иисуса Христа. «Око за око и зуб за зуб!» – говорили они, и в зале тут же находился кто-то из уже завербованных сектантами адептов, на личном примере подтверждающий, как это здорово – следовать ветхозаветным принципам.
А потом начались свидетельствования о чудесах. На огромную сцену Дворца железнодорожников вприпрыжку выбегала какая-нибудь тетка и начинала с энтузиазмом рассказывать, как до уверования в то, что господь действительно любит ее, она весила сто пятнадцать килограммов и никак не могла остановиться. Но потом господь снизошел на нее, и – вот, посмотрите! – я вешу шестьдесят восемь!
И это были только цветочки… За целой чередой чудесно похудевших теток последовала такая же длинная череда мужиков, бросивших пить, юнцов, прекративших колоться, и успешно выскочивших замуж престарелых девиц.
«Главное, поверить, что господь вас любит и всегда любил! – заканчивалось каждое выступление и каждое очередное свидетельствование о чуде. – Поверьте в это, и в вашем доме поселится изобилие, а в ваших сердцах – покой и счастье!»
Отец Василий слушал и судорожно сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал себя бессильным против этой по-американски технологичной «шоу-машины». Сначала – бесплатная водка, чтобы поднять ажиотаж, теперь вот чудеса… а что будет завтра?
– Но и это еще не все, – сглотнул диакон. – Они сказали, что дадут нам работу!
– Нам?!
– Ну… народу. Фирм, говорят, понаоткрываем! Производства подымем! Представляете?! И деньги, сказали, будем платить каждую неделю, как в Америке! Во мудаки, правда?
Отец Василий чуть не зарычал. Это уже пахло откровенной аферой. Священник не был слишком силен в экономике, но то, что у нас, как в Америке, не будет никогда, знал твердо.
– И как скоро они нас осчастливят? – ядовито поинтересовался он у диакона.
– Говорят, в течение полутора месяцев, – виновато пожал плечами Алексий.
«Точно афера!» – сказал себе священник. Он вздохнул и понял, что отчаянно боится задать главный вопрос: а как же на это отреагировали сами устькудеярцы. Но Алексий, словно услышал его немой вопрос, отвел глаза в сторону и тихо сказал:
– Они поверили…
– Что?! – Отец Василий не мог и предположить такой простодушной наивности.
– Они во все поверили.
– Но почему?!
– Они действительно начали помогать. Прямо там… – начал Алексий.
Священник слушал, не перебивая. Случилось самое страшное – сектанты не ограничились водкой и голословными обещаниями. Прямо там, в зале Дворца железнодорожников, начались массовые исцеления от самых разных болезней.
– Там даже Вера была, – тихо сказал Алексий.
Священник сжал челюсти. Если на это сборище пошла даже Вера, когда-то лично им вытащенная из клоаки под названием «проституция», а позже лично им приобщенная Таинств Христовых, значит, дело еще серьезнее, чем он думал… И намного серьезнее.
* * *
В тот день он так и не решился что-либо предпринять, а на следующий был сочельник, и он оказался загружен до предела. В храме наконец-то появились прихожане, но священник видел, что все их мысли далеко отсюда, и вообще далеко от господа… Народ переговаривался, выглядел возбужденным и исчезал из церкви так же стремительно, как и появлялся. Отец Василий старался изо всех сил, но ничего изменить не удавалось: в Усть-Кудеяре словно сам воздух был пропитан грехом.
Во второй половине дня он сумел-таки вырваться и навестить Веру, прямо в шашлычной, но и здесь все пошло не так. Официантка отвечала односложно, виновато прятала глаза, и душеспасительного разговора не получилось.
– Батушка! – отозвал отца Василия в сторону хозяин шашлычной Анзор, а когда он подошел, жарко зашептал на ухо священнику: – Оны ее ат балэзни вылечилы.
– Какой? – удивился отец Василий.
– Чево-то по жэнскы. Правда, вылечилы! Я вижу. Вэс дэн она улыбаэтса… Там кароши врачы!
Священник пригляделся и признал: да, Вера и впрямь выглядела намного лучше: кожа порозовела, глаза блестят, а улыбка так и рвется наружу. Ему стало больно. Всегда обидно, когда человек платит за мирское благополучие тем главным, что в нем есть, – своей бессмертной душой.
– Отец Василий! – весело позвали его с другого конца шашлычной. – Батюшка! Идите сюда!
Священник обернулся: неподалеку с полными шампурами шашлыка в руках стоял Толян. Отцу Василию разом полегчало: видеть это простое, хорошее лицо было приятно. И если бы не воспоминания о событиях новогодней ночи, все было бы просто прекрасно.
– Идемте! Я угощаю! – снова позвал его Толян.
Отец Василий улыбнулся и подошел.
– Сегодня же сочельник, Толя, ты что… Самый строгий пост.
– Жаль, – искренне вздохнул Толян. – И чего вы в священники пошли? С виду нормальный мужик! Ели бы себе чего хотели; жили бы как душа попросит…
– Моя душа так и просит… – тихо сказал священник.
– Ой ли? – хитро посмотрел на него Толян. – Видел я, как вы махались! Знатно! И удовольствие, по-моему, получили – на всю катушку!
Отец Василий смутился и начал торопливо переводить разговор в другое русло.
– У тебя-то как дела? – спросил он.
– Нормально! – радостно разулыбался Толян. – Этим, американцам, грузы на остров со станции вожу. Лед, правда, еще тонковат, риск есть, но и платят, я вам скажу! Мне столько и не снилось!
– Какой остров? – спросил отец Василий: он чувствовал себя так, словно по нему проехал каток: «И Толян с ними!»
– Известно какой: Песчаный. Они там себе целую резиденцию арендовали. Та-аки-ие апартаменты, я вам скажу… Нет, честно! Эти ребята действуют с размахом.
Еле сдерживаясь, чтобы не заорать или не натворить чего еще, отец Василий слушал, кивал, поддакивал, а затем попрощался и медленно побрел к машине.
«Теперь и Толян с ними! – повторял он всю дорогу до храма. – Теперь и Толян…» Это было нестерпимо. «Мы здесь надолго» – кажется, так сказал этот костолицый… или нет: «Мы здесь всерьез и надолго!» Целые апартаменты на Песчаном сняли! Надо же! Тогда они и впрямь здесь надолго…
Он подъехал к храму и включился в обычные свои заботы, но что-то в нем уже окончательно изменилось. Священник чувствовал, что относиться к ситуации столь же беспечно, как пару дней назад, он уже не сможет никогда. Ему постоянно казалось, что число прихожан в его храме резко снизилось, и это было обидно. Не говоря уже о том, что за каждым нечаянным вздохом попадьи отчетливо читалось: «Как же мы с такими пожертвованиями проживем?»
Он чувствовал глубокую внутреннюю порочность этих приезжих, а костолицый миссионер и вовсе вызывал странные, сродни страху, чувства. Но как объяснить, как донести до людей все, что он видит и чувствует? Священник лишался ясности ума и спокойствия сердца.
* * *
Сочельник пролетел стремительно. Отец Василий даже не заметил, как за окнами храма стемнело, день подошел к концу, а до Рождества Христова осталось буквально несколько часов. Никого из прихожан уже не было, и он аккуратно закрыл храмовые двери и торопливо двинулся в бухгалтерию – следовало немного подкрепиться и отдохнуть, с тем чтобы с новыми силами продолжить служение…
Олюшка накормила его, а затем, когда он прилег, бережно укрыла пледом. И лишь к трем утра разбудила нежным поцелуем.
– Вставайте, – тихо сказала она. – Пора готовиться…
Священник открыл глаза. Ему было на удивление хорошо. В душе поселился покой, тело отдохнуло, а разум был ясен и светел. Отец Василий поднялся, неторопливо умылся, попил компота из сухофруктов, оделся и вышел во двор.
Шел снег. Крупные, мягкие хлопья бережно опускались на серые утоптанные тротуары и обтаявшие за время последней оттепели газоны. Природа искренне радовалась великому христианскому празднику. Священник неторопливо двинулся вокруг храма, всей душой ощущая царившее вокруг благолепие… У стены мелькнула тень, и священник улыбнулся мелкой, пугливой мысли. Но у дверей в нижний храм он все-таки приостановился и внимательно огляделся по сторонам: забор, двор, дверь…
Уже в следующий миг отец Василий почувствовал, как зашевелились мелкие волоски на его шее и руках: дверь в нижний храм была распахнута настежь, и мягкие белые хлопья летели внутрь, устилая короткую лестницу.
– Господи, помилуй! – взмолился он, кинулся по ступенькам вниз и щелкнул недавно отремонтированным выключателем.
Внутри словно прошел Мамай! Иконы оказались безжалостно содраны со своих мест, оклады помяты, а стекла варварски разбиты. По стенам словно кто-то в неистовой злобе молотил гигантской кувалдой, а на полу тонкими меловыми линиями были выведены круги, пентаграммы и странные, зловещие символы и буквы!
Отец Василий стремительно развернулся, выскочил во двор и, пригнувшись к снегу, словно ищейка, помчался по свежему, отчетливо видному в лунном свете следу.
Он миновал целых два квартала, когда заметил вдали темную мужскую фигуру. Человек бежал, широко размахивая руками и легко перепрыгивая через гнилые бревна и когда-то брошенные строителями куски свай. Он определенно не знал, что за ним кто-то гонится, и даже не оглядывался. И тем не менее, несмотря на то что священник прибавил ходу, дистанция между ними продолжала увеличиваться. А когда вдоль дороги потянулись однообразные шанхайские бараки, человек просто исчез – словно растворился в воздухе. Некоторое время отец Василий еще пытался «взять след», но минут через пятнадцать, осознав бесплодность своих попыток, побрел назад. Плечо саднило, по груди текло что-то мокрое, и он понял, что швы, наложенные после нападения на него в храме, разошлись. Но заниматься собой было некогда, нужно было звонить в патриархию.
* * *
– Ничего не трогайте. Мы высылаем специалиста, – только и сказали в патриархии.
– Как я могу это не трогать?! – прорычал отец Василий. – Сегодня же Рождество!
– Не беспокойтесь, он успеет, – строго заверили его на том конце провода.
– Может, в милицию позвонить? – предложил священник. – Вдруг у них данные на этих сатанистов есть?
– Вы лучше поспешных выводов не делайте и до приезда нашего специалиста лучше ничего не предпринимайте, а просто подождите, – мягко, но настойчиво сказали отцу Василию и положили трубку.
Священник застонал и снова кинулся в нижний храм.
– Вам помочь?! – крикнула вслед все слышавшая Ольга.
– Нет, Олюшка! Тут ничем не поможешь… – отмахнулся отец Василий. – Ради бога, не выходи никуда!
В мгновение ока он снова оказался в нижнем храме и коснулся пентаграммы рукой. Меловая линия кое-где была стерта, словно богопреступник пытался уничтожить следы своего пребывания как раз в те секунды, когда священник столь неторопливо обходил территорию… Отец Василий еще раз осмотрел жуткие выбоины в штукатурке стен и помятые оклады и, схватившись за голову, выбежал наружу; он совершенно не представлял, как успеет устранить все это до того, как появятся прихожане.
Чтобы не разорваться от горя, он занялся подготовкой к празднику, но плечо болело слишком сильно, и он, осторожно сняв рясу, глянул на порез. Так и есть! Стянутая швами кожа полопалась, и теперь из-под нее обильно сочилась кровь. Священник вздохнул и понял, что к врачу идти все равно придется…
* * *
В приемном покое его встретил тот самый молодой хирург, что накладывал ему швы в прошлый раз. Он глянул на рану и застонал от неудовольствия:
– Я же говорил вам, батюшка: никакого бокса! Такие швы красивые были! А теперь вся моя работа насмарку! Вы чем вообще думаете? А, батюшка?!
Священник лишь виновато пожал плечами.
Он терпеливо дождался, когда хирург стянет вместе и сошьет края раны, со скорбным видом выслушал все, что сказал ему расстроенный врач, вернулся в храм, но мысли все равно были только об одном: что теперь делать. Конечно, некоторое время в нижний храм можно не спускаться. А если принесут крестить младенцев?! А их точно принесут! Он не знал, что делать.
Но спустя каких-то три часа после звонка в Москву, как раз в тот момент, когда хор запел «Честнейшую Херувим», в храмовых дверях возникла Ольга, а рядом с ней – высокий крупный бородатый мужчина.
«Он!» – понял отец Василий и удивился, до чего же быстро прислала патриархия своего специалиста. Мужчина деловито кивнул отцу Василию, спросил о чем-то Ольгу, и они вместе вышли во двор.
Только на кратчайшем перерыве священник сумел вырваться и бегом помчался в нижний храм. И Ольга, и посланец патриархии были еще здесь. Москвич, судя по всему, уже закончил осмотр места происшествия и прятал в карман компактную «мыльницу».
– Не беспокойтесь, ваше благословение, – даже не представившись, сразу сказал он.
– Как так не беспокоиться?! – оторопел отец Василий.
– Это не сатанисты, – покачал головой москвич. – Кстати, ко мне можете обращаться «отец Михаил»…
– А кто тогда? – растерялся отец Василий.
– Гляньте на пентаграмму, посмотрите, как она расположена по сторонам света и по отношению к двери, – предложил москвич. – Так ее никогда не располагали ни в Польше, ни в Словакии, не говоря уже о России… Это вообще не европейская традиция, и уж тем более не славянская.
– Американцы! – выдохнул священник.
– Да, возможно, Аргентина… – потер лоб москвич.
– Нет! Я хотел сказать, это все американцы сделали!
– Не понял? – вопросительно посмотел на него москвич.
– «Дети Духа Святого»! – с готовностью пояснил отец Василий. – Они здесь около недели назад завелись!
На какое-то мгновение на широкий, открытый лоб москвича набежала тень.
– Вряд ли это «Дети Духа», – покачал он головой. – Они этим не занимаются…
– А кто тогда? – Отец Василий не мог поверить, что его версия вот так с порога отметается.
– Главное, ответить на вопрос «зачем», – пояснил москвич. – А тогда и все остальное станет понятным. А здесь… вы знаете, у меня такое ощущение, что этот обряд вообще не имеет никакого отношения к духовной области; я бы все это скорее назвал интеллектуальным хулиганством. Человек определенно знал что делает, но никаких особых целей не преследовал.
Отец Василий вздохнул. Если честно, он и половины из сказанного не понял. Что значит «интеллектуальное хулиганство»? И как это он знал что делает, а целей не преследовал? Зачем тогда вообще сюда приходить?
– Отец Михаил, – дернула за рукав москвича Ольга. – Уже можно прибираться?
– Подожди, Олюшка, – вмешался отец Василий. – Не тебе в твоем положении здесь работать.
– А кому? – резонно возразила попадья. – Если кого-нибудь звать, назавтра весь Усть-Кудеяр узнает!
Священник задумался. Ольга была права: не стоило разглашать этот щекотливый факт, а пригласи они кого-нибудь из посторонних, и в тот же день слухи пойдут по всему городу – это уж как пить дать. Отец Василий глянул на часы: он уже опаздывал к продолжению праздничной службы.
– Я помогу, – кивнул москвич. – Уберем, и даже следов не останется. Идите на службу…
Отец Василий благодарно глянул на гостя и с облегчением кивнул.
* * *
Только поздним вечером смертельно уставший от свалившихся на него испытаний священник смог нормально пообщаться с московским специалистом. Отец Михаил оказался умным, подкованным в своем деле мужиком, и, если бы не эта трагедия, отец Василий получил бы искреннее удовольствие от неторопливой, ненапряженной беседы с ним.
Где-то в середине беседы у священника промелькнула мысль, что вся эта чертовщина – только прикрытие и что, возможно, истинной целью преступника было убить его, прямо в храме, чтобы исполнить какой-нибудь сатанинский обряд, и только неведомая случайность, только божий промысел отвел руку мерзавца! И он, запинаясь от волнения, рассказал о своих скорбных мыслях гостю. В конце концов, порезали его в прошлый раз по-настоящему!
Но москвич, даже выслушав рассказ усть-кудеярского священника о нападении в нижнем храме, никаких аналогий с тем, что произошло сегодня, не усмотрел. Отец Михаил явно не думал, что отца Василия хотели, предположим, принести в жертву какому-нибудь свирепому божеству… Хотя сам же признавал, что прецеденты человеческих жертвоприношений в России уже есть и число их, несмотря на старания церкви и властей, постоянно растет.
– Главная опасность сатанистов, – попивая компотик, объяснял отец Михаил, – они сами. Никаких реальных проявлений нечистой силы я, признаться, за восемь лет работы не встречал. Жестокость – да, насилия – хоть отбавляй, но ни серой, ни селитрой, хоть в прямом смысле, хоть в переносном, нигде не воняло…
– Ой, слава тебе, господи! – всплескивала руками внимательно прислушивающаяся к беседе мужчин попадья.
– Хранит бог Россию! – с чувством вторил ей отец Василий.
– Я тоже так думаю, – кивнул москвич. – Было, правда, что вызывали нас на место посадки НЛО – прямо на монастырские поля, стервец, сел, здесь недалеко, в Перми… пару десятков раз приходилось заново освящать оскверненные объекты, но это все, как вы сами понимаете, обычное наше служение, можно сказать, работа…
– А что все-таки у нас произошло? – снова поворачивал разговор в интересующее его русло отец Василий.
– Если расшифровать буквальное значение символов, то это защита от духов небесных сфер и призвание духов земли. Вот, в общем-то, и все… И мне совершенно неясно, почему этот обряд проведен в храме и был ли он проведен вообще.
– Как это был ли он проведен? – изумился отец Василий. – Вы же сами знаки видели!
– Не только видел, – напомнил отец Михаил. – Я их смывал… Но, понимаете, знаки можно и просто так нарисовать. По крайней мере, какой-либо причины призывать духов земли в нижний храм я не усматриваю… Смысл? Что там с ними делать?
Они проговорили до самого утра. Отец Михаил детально рассказал усть-кудеярскому священнику и о страшных, кровавых обрядах, все чаще происходящих в крупных городах, и о проблемах с католиками в западной части славянского мира, и то немногое, что знал о «Детях Духа»…
Эта странная секта не считала Иисуса господом, признавая за ним лишь статус апостола божия, и охотно сама производила своих духовных руководителей в апостолы, как бы приравнивая их этим актом ко Христу.
– Ну и как с ними бороться? – спросил отец Василий.
– Только словом божиим, – покачал головой москвич. – Только словом… Других методов у православной церкви не было, нет, да и не будет, пожалуй.
* * *
Отец Василий отвез москвича на автовокзал в половине шестого утра, а сам принялся готовиться к новому дню, когда по местному радио сообщили о футбольном матче, организованном «Детьми Духа» на льду Волги в честь рождения апостола божия Иисуса Христа. На матч, который должен состояться в одиннадцать часов дня, приглашались все желающие. И это был верх наглости… «Господи! Чем только этот Медведев думает?! Задницей, что ли? – неприязненно ругнул главу районной администрации отец Василий. – Разве можно им такую рекламу делать?!»
Сектанты действительно разворачивались по-американски: с размахом и максимальной зрелищностью. С футболом они тоже не ошиблись – усть-кудеярцы это дело всегда любили и наверняка не пропустят матч, а значит, снова будет реклама, снова будут охмуренные заморскими миссионерами души. Отец Василий вспомнил, сколь до обидного немного пожертвований получил храм в это Рождество, и пригорюнился: такими темпами он свой дом и за десять лет не достроит. Нет, с этим надо было как-то кончать!
Он с трудом довел утреннюю службу до завершения и, еще раз отметив, как мало теперь в храме прихожан, посадил диакона Алексия в машину и рванул на Волгу.
* * *
Как и ожидалось, поле расчистили прямо напротив новой пристани. Обрадовавшись такой бесподобной возможности заработать, владельцы двух прибрежных магазинчиков и одной кафешки арендовали где-то пластиковые столы и стулья и оккупировали всю гладкую дощатую поверхность причала. Всюду дымили мангалы, а мужики беспрестанно разгружали постоянно курсирующие между складами и пристанью «газельки» с пивом.
Народу и впрямь было много. Привыкшие за время новогодних каникул к безделью и незамысловатым развлечениям пацаны, безработные мужики, праздная молодежь обоего пола – все пространство между пристанью и подчищенным от свежевыпавшего снега полем было заполнено людьми.
Отец Василий протолкался сквозь толпу и увидел то, что и ожидал. Костолицый давал последние напутствия обеим своим командам. «Умен мужик, – цокнул языком священник. – Теперь, кто бы из них ни выиграл, главный приз – человеческие души – достанется ему!»
Вышел на поле судья в коротких желтых портках, быстро рассредоточились по полю игроки, и народ принялся лениво потягивать пиво, обсуждая вышедших на поле.
– Смотри-ка, и Колян с ними! – услышал священник.
– Да ну! Где?!
– Возле ворот, видишь? Да куда ты смотришь?! Правее!
Отец Василий стоял и понимал, что ошибся. Когда он ехал сюда, внутри у него была твердая уверенность, что он обязательно что-нибудь придумает. Но вот он здесь, а ни одной светлой мысли так и не пришло. А костолицый тем временем все набирает и набирает очки.
Игра началась стремительным прорывом одной из команд к воротам соперника, и народ одобрительно загудел: действо началось, и началось красиво. Священник вздыхал, потирал шею, переминался с ноги на ногу, морщился и вдруг понял, как соскучился по футболу. Сектанты очень точно рассчитали, что именно следует сделать. Но когда закончился первый тайм и судья объявил перерыв, а мужики тронулись с места, чтобы по новой затариться пивом, все внезапно изменилось. Из толпы раздался разбойничий посвист, и народ, предчувствуя какую-то потеху, возбужденно зашевелился.
– Эй ты! Долговязый! – прокричал кто-то знакомым скрипучим голосом.
Костолицый внимательно оглядел толпу. Он явно не относил себя к категории «долговязых», но понимать, что происходит среди зевак, был обязан.