Страница:
Отец Василий поморщился: в этой ситуации начинать разговор первыми определенно было невыгодно.
– Ты что, поп, охрану нанял? – словно и не слышал требования, удивился Батя. – Уж не на мои ли деньги?
– У меня твоих денег нет, – твердо сказал священник.
– Ты хочешь сказать, что все это был треп? – спросил Батя. – Так сказать, с перепугу? И за прежний базар ты теперь не отвечаешь?
– У меня нет твоих денег, и где прячется Ефимов, мне тоже неизвестно, – твердо повторил отец Василий.
Вадик настороженно повернул голову в сторону священника. Понятное дело, он получал ориентировки на Ефимова, и то, что отец Василий имеет отношение к этому опасному преступнику, было для него интересной оперативной информацией… Священник мысленно чертыхнулся: он только теперь сообразил, что фамилию костолицего можно было пока и не упоминать.
– Рискуешь, поп, – зловеще усмехнулся Батя. – Ты ведь не господь бог – воскрешения не будет…
Ситуация накалялась – это отец Василий чувствовал всей шкурой. Он сам мог выдержать этот разговор бесконечно долго, но он видел: и Вадик, и бугай напротив уже исходили едким, холодным потом и адреналином. И вот это было самое опасное. Разговор следовало поворачивать в другое русло.
– Это ты рискуешь, Батя, – встречно усмехнулся он. – Я думаю, Скобцов многое отдаст, чтобы понять, какое отношение ты имеешь к Ефимову.
В глазах Бати мелькнуло удивление. Такой наглости он не ожидал. И тогда отец Василий усилил давление.
– Или ты думаешь, что человек, арестовавший сегодня больше полутысячи человек, не кинет своих лучших легавых, чтобы затравить и тебя? – спросил он.
Батя задумался. В словах священника определенно была логика. Отец Василий отчетливо видел, как борются в нем здоровая осторожность и острое нежелание отступить. «Ну! – мысленно подталкивал он Батю к единственно верному решению. – Хватит! Не доводи до греха! Уйди красиво!»
Батя дернул губой и щелкнул пальцами.
– Веди его ко мне! – тихо, но отчетливо произнес он.
Бугай тронулся с места.
Вадик судорожно зашарил в кобуре и, не успел еще священник его остановить, уже держал пистолет прямо перед собой.
– На место, мразь! – звонко крикнул он.
Бугай остановился.
– Взять его, – жестко повторил команду Батя.
– Ни с места, падла! – еще раз предупредил Вадик.
«Блин! Не дай бог им поубивать друг друга!» – испугался священник. Парни были слишком молоды и ретивы, а значит, риск такого исхода был достаточно велик.
Бугай снова остановился, и отец Василий, понимая, что «обвал» уже начался и нормального разговора не будет, шагнул вперед.
– Слушай меня, Батя, – внятно произнес он. – Даже если они друг друга поубивают, ты своих бабок у меня не возьмешь. И не потому, что я не отдаю, а просто потому, что их нет. По крайней мере, здесь. Если ты это поймешь, хотя бы никто не погибнет, а если нет… значит, ты полный дурак.
Раздался резкий треск, и Вадик вздрогнул и дернул рукой. Бугай – это отец Василий видел даже на расстоянии в три метра – мигом покрылся испариной и неконтролируемо подался назад. И в тот миг, когда священник вдруг осознал, что более ничего здесь не контролирует, Батя вытащил из кармана плаща мобильник. Телефон снова затрещал этим противным, настораживающим треском, и все с облегчением вздохнули.
– Да, – тихо произнес в трубку Батя. – Я понял. Отбой.
Он медленно повернулся к бугаю и щелкнул пальцами.
– Все, Юрок, уходим, – так же тихо распорядился он, повернулся и пошел назад, к воротам.
«Ну, вот ты и дрогнул! – усмехнулся священник. – Все верно: тебе, в конечном счете, бабки нужны, а не понты!»
Наряд прибыл через тридцать-сорок секунд после отбытия Бати. Милицейский офицер внимательно слушал сбивчивый рассказ Вадика, а священник думал о своем.
Бате определенно сообщили о выезде наряда в поповский дом. И это означало, что свои «глаза и уши» были у сектантского босса и в ментовке. «Вот она – зараза! – расстроенно думал священник. – Завелась, и не вытравишь!» Он не знал, насколько глубоко проникла эта опухоль в административные органы Усть-Кудеяра, но то, что проникла, было очевидно. В этот момент он стал намного лучше понимать Медведева, по ошибке допустившего эту инфекцию в городок и теперь хаотично творящего всякие глупости в тщетных попытках вернуть исчезнувшие деньги и утраченный контроль над ситуацией.
– Что-то мне нехорошо, – подошла к нему сзади Ольга.
– Пора? – встревожился отец Василий. Супруга уже говорила ему, что до родов осталось всего ничего.
– Вроде бы нет, – виновато улыбнулась Ольга. – Просто как-то тошно… Может быть, к Косте обратиться?…
К священнику подошел милицейский офицер.
– Придется вам, батюшка, с нами проехать.
Отец Василий вздохнул: ему определенно предстояло объяснять свою причастность к делам костолицего Бориса Ефимова.
– Ладно, – кивнул он. – Поехали. Только по пути жену в больницу подкиньте.
Костя, как всегда по вечерам, сидел в своем недавно отремонтированном кабинете. Он с тревогой посмотрел на Ольгу и с явным неудовольствием – на священника.
– Толяна еще не выпустили, – поставил он отца Василия в известность, всем своим видом показывая, как недоволен этим.
Священник кивнул: он собирался поднять этот вопрос в ментовке давно, сразу, как только услышал, но обстоятельства сложились иначе.
– Что с тобой, Олюшка? – куда как ласковее посмотрел главврач на попадью.
– Пора, батюшка, – дернул священника за рукав офицер. – Скобцов ждет.
Священник еще раз посмотрел на свою супругу и с неохотой подчинился. Заставлять начальника милиции ждать было бы неумно. Следуя за офицером, он стремительно вышел из кабинета, сел в ментовской «уазик» и не более чем через десять минут предстал пред светлые очи местного милицейского начальства.
Скобцов выглядел усталым. Он жестом пригласил отца Василия присесть и, разложив на столе какие-то бумаги, выжидательно уставился на священника.
– Что вас интересует, Аркадий Николаевич? – прямо спросил отец Василий. – Говорите, не стесняйтесь.
– Ну, во-первых, – задумчиво хрустнул костяшками пальцев Скобцов. – Что связывает вас и Ефимова. И во-вторых, что за деньги упоминались в разговоре с э-э… неизвестным во дворе вашего дома…
– Неизвестный, о котором вы говорите, дважды видел меня и Ефимова вместе, – не считая нужным что-либо скрывать, сразу начал священник. – А один раз я даже подвез Бориса Николаевича до храма, где он и покаялся принародно… вы, разумеется, это помните…
Скобцов нервно заерзал на стуле. Он, конечно, помнил.
– Вот, в общем-то, и все, что нас связывает, – продолжил отец Василий. – Но неизвестный, кстати, его кличут Батей, если вам интересно, счел этого достаточным, чтобы записать меня к Ефимову в друзья.
– А что это за деньги? – еще сильнее заерзал на стуле Скобцов.
– Ефимов говорил мне, что ему должны деньги, – задумчиво произнес отец Василий. – Видимо, за работу в секте… А потом этот Батя сказал странную фразу… типа того, что, мол, теперь И ОН нам должен… Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что они просто охотятся друг на друга.
– Это деньги сектантских фирм? – неожиданно прямо спросил Скобцов.
– Я думаю, да, – кивнул священник.
– А вы нам Ефимова отдать не захотели… – печально констатировал начальник милиции. – И после этого еще утверждаете, что вы ему не друг…
– Я ему не друг, – повторил отец Василий. – Но отдавать Ефимова вам… Поймите, я священник, а не сексот. И потом, как бы я это сделал?
– Вы – крупный, сильный мужчина, – покачал головой Скобцов.
– Мне его не одолеть, – хмыкнул священник. – Пробовал, и не однажды…
– Я помню, – язвительно усмехнулся Скобцов. – Эта драка на празднике…
– Точно, – кивнул отец Василий. – Вы еще так вовремя тогда вмешались.
Оба смолкли. И Скобцов, и священник прекрасно понимали, что все они тогда были не на высоте, но кто мог предположить, что какая-то паршивая секта способна перевернуть всю жизнь городка вверх тормашками…
– Вы бы Веру и Толяна отпустили, – то ли попросил, то ли предложил священник.
– А-а… Афанасьева и эту, как ее, шашлычницу? Уже отпустили. С полчаса назад.
Они снова умолкли. Обычный ментовской допрос в этой ситуации явно был неуместен. А ни о какой «дружеской беседе» между ними не могло быть и речи. Это понимали оба. На скобцовском столе пронзительно и тревожно зазвонил телефон. Начальник милиции поднял трубку и через секунду удивленно протянул ее отцу Василию.
– Это вас.
Священник недоуменно пожал плечами и приложил трубку к уху.
– Слушай, поп, – раздался лишь слегка искаженный, очень знакомый голос. – Короче, баба твоя у нас. Будешь дергаться или ментам чего стуканешь, сам знаешь, че будет. Понял?
Священник шумно сглотнул.
– Я тебя спрашиваю, ты понял, сука?! – повторил в трубку Игорьков голос.
– Понял.
– Жди звонка, козел.
В трубке раздались гудки, и священник растерянно посмотрел на Скобцова.
– Что? – тревожно спросил начальник милиции. – Кто это? Что стряслось?
– Олюшка у них… – потерянно сказал священник.
Вообще-то Скобцова следовало только поблагодарить: он не отпустил отца Василия, пока не выжал из него самые мельчайшие детали о похитителях, и тут же поднял на поиски попадьи все свои силы. Уже позже, много дней спустя, священник узнает, что Аркадий Николаевич вытащил на проведение операции всех, действительно всех своих людей.
Но тогда отец Василий закатил в кабинете начальника милиции настоящую истерику. Он рвался в больницу, из которой похитили попадью, грозя всех там поубивать; он требовал выдать ему оружие и машину; он вообще плохо отдавал себе отчет в том, что делает…
Конечно же, Скобцов его отпустил. Не раньше, чем узнал все, что можно было узнать от попа в таком состоянии, но отпустил. Трудно было удержать совсем потерявшего разум от горя мужика. И тогда отец Василий рванулся-таки в больницу.
Он жестоко, до полной потери сознания, избил здоровенного вахтера на входе, расшвыривая врачей и санитарок в стороны, пробился в палату, из которой похитили его жену, и там упал лицом в простыни, на которых она лежала, и разрыдался. Ужас возможной потери сбросил его в самый низ, туда, где ничто не имело смысла.
Сзади подошел Костя и положил дружескую руку ему на плечо.
– Прости меня, Миша, – тихо сказал он. – Я не успел ничего сделать.
– Ты же говорил, у тебя охрана есть! – прорыдал в ответ священник.
– Они в него стреляли. Охранник теперь и сам в операционной лежит, – сказал врач. – А тот, которого ты избил, вообще ни при чем; он минут двадцать как заступил…
– Сколько их было? – оторвал голову от простыней отец Василий.
– Санитарки сказали, трое. Один явно главарь – одет слишком хорошо, и с ним два здоровенных жлоба. Они-то в моего охранника и стреляли… Четыре попадания: три – в легкие и одно – в печень.
– Что мне делать?! – снова заплакал отец Василий. – Что мне делать, Костя?!
– Я не знаю, Миша, – честно признал главврач.
Домой отец Василий шел пешком. Где-то в траншее торчал задом кверху его работящий «жигуль»; на битый-перебитый бандитский «Рено» сразу же наложили руку менты, и правильно, наверное, сделали… но дело было не в этом. Костя предложил ему и немного спирта, и довезти до дому на «Скорой», но священник отказался.
В этом не было ничего разумного, но, положа руку на сердце, священник и не был в эти часы вполне разумен: в глазах сверкали огненно-красные всполохи, а в голове бродили тяжелые, горячие мысли о расчленениях, зоновских заточках и обязательной мести… Его страшное омоновское прошлое снова навалилось на него – плотно и неотступно.
«Они обещали позвонить! – твердил отец Василий (или прорвавшийся сквозь благообразную оболочку прежний Мишаня Шатунов внутри его – он уже не разбирал). – Они обязательно должны позвонить!»
Он не знал, что именно предпримет; он напоминал себе смертельно уставшего солдатика, из последних сил держащего в онемевшей руке гранату со сдернутым кольцом; он чувствовал себя, как восставший из гроба сатанинским приказом черной, зловещей силы – тело давно не имеет значения, а душа болит и плачет.
Отец Василий с трудом поднялся на ступеньки, толкнул так и не закрытую второпях дверь и ввалился в кромешный мрак коридора. Было тихо. Звенело в ушах. Пахло мужским потом.
Отец Василий молча прошел на кухню, вытащил из пенала огромный, тяжелый секач для мяса, вернулся в коридор и остановился у выключателя. Там, в углу, где-то около старого шифоньера – он знал это совершенно точно – стоял чужак. Это был мужчина. Он потел. И он прятался в темноте. Этого было достаточно.
Священник положил секач тупой стороной на плечо, а ладонь на выключатель, чтобы сразу, как вспыхнет свет…
– Не включай, – услышал он. – Это я.
– Борис?
– Да, – тихо ответил костолицый.
– Зачем пришел?
– Прости меня, поп. Я не успел, – еще тише сказал он.
– Куда?
– Я знал, что они придут к тебе, и Ольга… – Костолицый смолк.
– Договаривай… – выдохнул священник: сознание снова помутилось, а перед глазами вспыхнули алые цвета. – Что ты… знаешь про Ольгу?!
– Я чувствовал, что они на это пойдут. И я видел…
– Что?! – в груди у священника вскипело.
– Я видел, как они ее забирали. Прости.
Отец Василий замычал и метнул секач прямо на голос. И в следующий миг кинулся туда сам, чтобы собственными руками порвать то, что еще осталось живого от костолицего!
– С-сука! – рычал он, нанося беспорядочные удары в залитое липкой теплой кровью лицо костолицего. – Ты знал!!! С-сука! Мр-разь! Ты все знал!!!
Костолицый был еще жив и отбивался так же беспорядочно и бестолково. Они сцепились и покатились по полу, и каждый пытался подмять и уничтожить другого – главный источник всех своих бед.
– Гнида! – рыдал священник, нанося страшные удары в самые опасные, самые смертельные места, какие знал, но костолицый все жил и жил!
– Подожди! – хрипел он. – Не надо! Подож-жди…
– Сука! – орал священник. – Тварь! Умри!
– Нет! – отбивался слабеющими руками костолицый. – Не убивай! Подожди, брат! Я хотел ее… отбить. Я… я… не успел.
Костолицый вдруг перестал отбиваться, и его тело обмякло и растянулось на полу – большое, сильное и абсолютно беззащитное. Отец Василий поднял руку, чтобы ударить последний раз, но понял, что больше не может. Что-то словно перегорело в нем – как предохранитель. И он слез с недвижимого тела, сел на пол у стены и заплакал.
Костолицый начал подавать признаки жизни минут через двадцать. Отец Василий встал, в полной темноте прошел на кухню, достал из нижнего ящика фонарик, набрал в ковш воды и вернулся.
– Живой? – мрачно спросил он.
– Жи-вой… – сипло откликнулся бывший миссионер.
Отец Василий положил фонарик на пол, так, чтобы свет не освещал ничего, кроме узкого куска пола и части стены, включил его и поставил в широкий желтый луч ковш с водой.
– Держи.
– Спа…сибо.
– Что ты о них знаешь? – прямо спросил священник. – Кто, где, почему. Я должен знать все.
– Батя здесь… не самый главный… – начал костолицый и потянулся за ковшиком.
– Да мне срать, кто главный! – заорал священник. – Ольга где?!!
– Я не знаю, – признался костолицый. – Но я помогу… Они еще придут. Обязательно придут.
– Они сказали, что позвонят, – мрачно сказал отец Василий.
– Не верь. Они никогда не звонят. Мы их… поймаем на живца.
– На тебя?
– Да.
Костолицый замолчал, а потом тяжело вздохнул.
– Я ранен. Где у тебя можно… осмотреть?
– В ванной.
Он встал, поднял костолицего и протащил в ванную комнату. Включил свет, быстро и плотно закрыл дверь и кинул взгляд на бывшего миссионера. Все лицо Бориса представляло собой сплошную кровавую массу, а из идущий от виска чуть ли не до затылка резаной раны на голове размеренно струилась кровь. Миссионеру повезло – секач лишь вспорол кожу. Отец Василий вздохнул, сходил на кухню и притащил аптечку.
– Держи. Здесь новокаин, шприцы… вот перекись.
Костолицый мельком глянул на себя в зеркало и кивнул.
– Иголка есть? Зашить надо…
Он зашивал себя сам. Быстро и совершенно спокойно обработал все лицо перекисью, ощупал рану и, аккуратно стянув края пальцами, почти профессионально принялся накладывать швы.
– У них несколько точек, – тихо и размеренно рассказывал по ходу костолицый. – Где Ольга, сказать пока сложно, но вычислить я смогу.
– Каким образом?
– Посмотрим, как быстро они заявятся. Я специально наследил, чтобы они пришли сюда.
Священник покачал головой. Самоуверенность этого совершенно беспринципного негодяя была безмерной.
– Если в пределах часа, значит, они в Трофимовке. Но если придут к утру, то возможно, в Соцгородке…
– Это же областной центр?
– Верно. Если там, будет труднее. Охрана у них будь здоров. Ты их уже видел.
– Игорек и Юрок? – вспомнил двух похожих, как братья-близнецы, бугаев священник.
– Точно, – кивнул костолицый, аккуратно перерезал шелковую нитку и вздохнул. – Теперь хорошо… Но пробиться туда можно. Только тебе переодеться придется. Найдешь что-нибудь подходящее?
– Оружие есть? – не ответил на его вопрос отец Василий.
– Я не убийца, – покачал зашитой головой костолицый. – Но я думаю, мы и так справимся. Должны справиться.
Наверное, это было правильно. Конечно же, костолицый миссионер сохранил куда больше здравого смысла, чем священник. Впрочем, у него жену не крали…
– Может быть, ментов подключить, – в свою очередь проявил здравый смысл отец Василий. – У них возможности пошире…
– Ни в коем случае, – вздохнул костолицый. – Сдадут мигом. Тут у них куплено все. Или почти все.
Священник подумал и согласился. То, что для Игорька не был секретом кабинетный номер телефона Скобцова, да и то, как стремительно смотался Батя вместе с Юрком за сорок секунд до появления милицейского наряда, говорило о многом.
– Ты что, деньги у них украл? – внезапно вспомнил он о первопричине всей этой дикой уголовной суеты.
– Свое вернул, – пожал плечами костолицый. – Плюс комиссионные. Просто вышло многовато, вот они и беснуются. Мне ведь чужого не надо; я это уже говорил. Мы с тобой лучше вот о чем договоримся. Дело в том, что я левша…
Отец Василий приподнял брови. Это была новость, и новость многое объясняющая. Только теперь до него дошло, почему он так и не смог ничего противопоставить этому хитромудрому приемчику миссионера, когда он выходил из положения «лежа под тобой» так просто, словно имел дело с зеленым салагой, а не с бывшим омоновцем Мишаней Шатуновым.
– Поэтому, когда дойдет до дела, учитывай…
Отец Василий кивнул. Он прекрасно понял, какие преимущества дает парный бой, скажем, два на два, когда один в паре левша. Что-что, а это он «проходил»…
Костолицый вдруг насторожился, и отец Василий инстинктивно прислушался. Но ничего не услышал.
– Идут, – тихо, но энергично произнес костолицый. – Нам пора.
Они покинули ванную комнату со всеми предосторожностями – благо дверь вела в небольшой коридорчик, и засечь их с улицы, к примеру через окно, было просто невозможно. Крадучись прошли в кухню и отодвинули занавеску. Во дворе, нервно переминаясь с ноги на ногу, стояли оба уже знакомых священнику бугая.
– Если что, имей в виду, – прошептал костолицый. – Игорек трусоват. А вот Юрок, тот покруче будет. А где-то здесь рядом и Батя тусуется. Хитрый черт… никогда на рожон не полезет…
Священник кивнул и тут же подумал, что в темноте его жест мог быть и не увиден.
– А каков этот Батя в деле? – шепотом спросил он.
– Не скажу; не видел, – вздохнул костолицый. – Но, думаю, раз в бригадиры выбился, значит, что-то умеет… Ладно, смотри, я выйду и потихонечку пойду в сторону вот этого домишки…
– Летняя кухня?
– Ага. А ты дождись, когда они отправятся за мной; нападешь сзади… Только не затягивай: мне с ними обоими не справиться.
Отец Василий издал одобрительный звук и подумал, что лучше ему нападать не от крыльца, а с другой стороны дома – туда выходило подвальное окно. Если во двор выбраться через него… может получиться.
– Я через подвал пойду, – сказал он.
– О'кей, – согласился костолицый. – Давай сначала ты, минуты через две. Хватит времени?
– Хватит.
Священник тут же прошел к лестнице и, стараясь не стучать подошвами, быстро сбежал вниз, в полуподвал. Он знал здесь каждый угол назубок… Повернул, сделал несколько шагов и неожиданно обо что-то запнулся.
Ведро с грохотом покатилось по полу, и священник похолодел: это была ловушка – он лично ставил это эмалированное ведро в угол, а теперь оно попалось ему под ноги прямо в проходе! Отец Василий замер и прислушался. Ничего. Ни дыхания, ни шороха одежды. Тогда он потянул носом и услышал еле заметный запах дорогого одеколона – он такого в доме не держал. В подвале был чужак.
«Может быть, от Бориса остался?» – подумал он и тут же отбросил от себя эту мысль: от костолицего пахло потом, влажной обувью, овчиной, но только не одеколоном. И потом, костолицый не курил, а священник уже начал различать и другой, менее сильный, но отчетливый запах – запах ароматизированного табака.
Отец Василий шагнул вперед и тут же в доли секунды присел. Может, потому, что услышал резкий выдох, а может быть, просто сработала интуиция… но едва он присел, как над головой просвистело что-то тяжелое, и он быстро, почти наудачу, сделал выпад туда, откуда исходила опасность.
Он попал точно. Кулак вошел в плотный живот, прямо под ребрами. Противник охнул и отлетел в сторону, сшибая телом грабли, метлы и фанерные лопаты для снега.
Отец Василий прыгнул на звук и ударил еще раз, прямо в источник звука. Человек захрипел – священник попал ему в шею. «Есть контакт!» – усмехнулся отец Василий и только изготовился нанести третий, решающий удар, как на улице отчаянно, истошно закричали.
Священник охнул и помчался к окну: кажется, он потерял время, и теперь там, во дворе, в четыре руки, вовсю метелили костолицего. Он стремительно распахнул подвальное окошко, уцепился руками и в один прием выбросил тело наружу – пригодились-таки многочасовые тренировки на турнике. Отец Василий покатился по заснеженной площадке, вскочил и бросился выручать напарника.
Костолицему и впрямь приходилось туго. Один бугай, кажется, Игорек, держал его, обхватив со спины за горло, а второй, видимо, Юрок, размеренно, со вкусом лупил в печень. И после каждого удара все тело костолицего содрогалось, а конечности конвульсивно дергались, как у насаженного на булавку длиннорукого и длинноногого жука.
– Я тебе покажу, как надо бить! – с ненавистью шипел Юрок. – Я тебе устрою бар… фар… вар… фаламейскую ночь! – Между ними определенно были какие-то старые счеты.
Костолицый охал, глотал воздух ртом, но поделать ничего не мог: сто пятьдесят килограммов веса держали его крепко.
Отец Василий стремительно, в четыре шага, подскочил к бугаю сзади и нанес резкий, рубящий удар по шее. Юрок икнул, медленно повернулся и всей своей тушей осел на утоптанный снег. Священник перевел взгляд на Игорька и увидел в его панически забегавших глазах моментально вспыхнувший испуг.
«Э-э… да ты и впрямь трусоват…» – весело подумал отец Василий и сделал шаг вперед.
Игорек импульсивно дернулся и прижал горло своей жертвы еще сильнее. Костолицый захрипел. Игорек метнул быстрый взгляд в его затылок и немедленно ослабил хватку. Он был не то что трусоват… отец Василий даже не мог подобрать слов.
Он сделал еще один шаг вперед и протянул руки вперед. Игорек сглотнул и молча, мягко и бережно передал теряющего сознание костолицего священнику – из рук в руки.
– А теперь пошел вон, – вполголоса зыкнул священник, и Игорек, шумно шмыгнув носом, попятился назад. Он боялся даже повернуться спиной.
Отец Василий осторожно посадил костолицего у крыльца и приложил пригоршню затоптанного серого снега к его лбу.
– Боря, как ты?
– А-а… поп… – приоткрыл один глаз костолицый. – Долго же ты… собирался.
– Меня задержали.
– А где Игорек? – чуть более собранным голосом поинтересовался костолицый.
– Прогнал.
– Ты что, дурак? – костолицый перевернулся и встал на четвереньки. Затем он попытался подняться на ноги, уцепившись за перила крыльца летней кухни, но сил и внимания еще не хватало. – Он же… самый слабый. Его и ломать надо было! Он скажет, где… Ольга… Да вот же он! А ты говорил, прогнал. А ну-ка иди сюда, родной! – поманил он пальцем.
Отец Василий обернулся. За его спиной действительно стоял Игорек. Но на этот раз в его глазах не было ни капельки страха, а на губах играла злорадная ухмылка. Что-то определенно пошло не так.
Слева что-то шевельнулось, и священник вывернул шею, чтобы разглядеть, что… И в тот же момент жуткая, вибрирующая боль пронзила его шею, и он рухнул лицом в ступени крыльца. И последнее, что он успел увидеть, была спина убегающего в темноту костолицего миссионера.
– Ну что, очухался, козел? – наклонилась над ним гнусно ухмыляющаяся рожа Игорька.
– Поднимай, – распорядился откуда-то сзади Батя, и священника усадили, прислонив спиной к резному деревянному ограждению крыльца.
– Ты что, поп, охрану нанял? – словно и не слышал требования, удивился Батя. – Уж не на мои ли деньги?
– У меня твоих денег нет, – твердо сказал священник.
– Ты хочешь сказать, что все это был треп? – спросил Батя. – Так сказать, с перепугу? И за прежний базар ты теперь не отвечаешь?
– У меня нет твоих денег, и где прячется Ефимов, мне тоже неизвестно, – твердо повторил отец Василий.
Вадик настороженно повернул голову в сторону священника. Понятное дело, он получал ориентировки на Ефимова, и то, что отец Василий имеет отношение к этому опасному преступнику, было для него интересной оперативной информацией… Священник мысленно чертыхнулся: он только теперь сообразил, что фамилию костолицего можно было пока и не упоминать.
– Рискуешь, поп, – зловеще усмехнулся Батя. – Ты ведь не господь бог – воскрешения не будет…
Ситуация накалялась – это отец Василий чувствовал всей шкурой. Он сам мог выдержать этот разговор бесконечно долго, но он видел: и Вадик, и бугай напротив уже исходили едким, холодным потом и адреналином. И вот это было самое опасное. Разговор следовало поворачивать в другое русло.
– Это ты рискуешь, Батя, – встречно усмехнулся он. – Я думаю, Скобцов многое отдаст, чтобы понять, какое отношение ты имеешь к Ефимову.
В глазах Бати мелькнуло удивление. Такой наглости он не ожидал. И тогда отец Василий усилил давление.
– Или ты думаешь, что человек, арестовавший сегодня больше полутысячи человек, не кинет своих лучших легавых, чтобы затравить и тебя? – спросил он.
Батя задумался. В словах священника определенно была логика. Отец Василий отчетливо видел, как борются в нем здоровая осторожность и острое нежелание отступить. «Ну! – мысленно подталкивал он Батю к единственно верному решению. – Хватит! Не доводи до греха! Уйди красиво!»
Батя дернул губой и щелкнул пальцами.
– Веди его ко мне! – тихо, но отчетливо произнес он.
Бугай тронулся с места.
Вадик судорожно зашарил в кобуре и, не успел еще священник его остановить, уже держал пистолет прямо перед собой.
– На место, мразь! – звонко крикнул он.
Бугай остановился.
– Взять его, – жестко повторил команду Батя.
– Ни с места, падла! – еще раз предупредил Вадик.
«Блин! Не дай бог им поубивать друг друга!» – испугался священник. Парни были слишком молоды и ретивы, а значит, риск такого исхода был достаточно велик.
Бугай снова остановился, и отец Василий, понимая, что «обвал» уже начался и нормального разговора не будет, шагнул вперед.
– Слушай меня, Батя, – внятно произнес он. – Даже если они друг друга поубивают, ты своих бабок у меня не возьмешь. И не потому, что я не отдаю, а просто потому, что их нет. По крайней мере, здесь. Если ты это поймешь, хотя бы никто не погибнет, а если нет… значит, ты полный дурак.
Раздался резкий треск, и Вадик вздрогнул и дернул рукой. Бугай – это отец Василий видел даже на расстоянии в три метра – мигом покрылся испариной и неконтролируемо подался назад. И в тот миг, когда священник вдруг осознал, что более ничего здесь не контролирует, Батя вытащил из кармана плаща мобильник. Телефон снова затрещал этим противным, настораживающим треском, и все с облегчением вздохнули.
– Да, – тихо произнес в трубку Батя. – Я понял. Отбой.
Он медленно повернулся к бугаю и щелкнул пальцами.
– Все, Юрок, уходим, – так же тихо распорядился он, повернулся и пошел назад, к воротам.
«Ну, вот ты и дрогнул! – усмехнулся священник. – Все верно: тебе, в конечном счете, бабки нужны, а не понты!»
* * *
Наряд прибыл через тридцать-сорок секунд после отбытия Бати. Милицейский офицер внимательно слушал сбивчивый рассказ Вадика, а священник думал о своем.
Бате определенно сообщили о выезде наряда в поповский дом. И это означало, что свои «глаза и уши» были у сектантского босса и в ментовке. «Вот она – зараза! – расстроенно думал священник. – Завелась, и не вытравишь!» Он не знал, насколько глубоко проникла эта опухоль в административные органы Усть-Кудеяра, но то, что проникла, было очевидно. В этот момент он стал намного лучше понимать Медведева, по ошибке допустившего эту инфекцию в городок и теперь хаотично творящего всякие глупости в тщетных попытках вернуть исчезнувшие деньги и утраченный контроль над ситуацией.
– Что-то мне нехорошо, – подошла к нему сзади Ольга.
– Пора? – встревожился отец Василий. Супруга уже говорила ему, что до родов осталось всего ничего.
– Вроде бы нет, – виновато улыбнулась Ольга. – Просто как-то тошно… Может быть, к Косте обратиться?…
К священнику подошел милицейский офицер.
– Придется вам, батюшка, с нами проехать.
Отец Василий вздохнул: ему определенно предстояло объяснять свою причастность к делам костолицего Бориса Ефимова.
– Ладно, – кивнул он. – Поехали. Только по пути жену в больницу подкиньте.
* * *
Костя, как всегда по вечерам, сидел в своем недавно отремонтированном кабинете. Он с тревогой посмотрел на Ольгу и с явным неудовольствием – на священника.
– Толяна еще не выпустили, – поставил он отца Василия в известность, всем своим видом показывая, как недоволен этим.
Священник кивнул: он собирался поднять этот вопрос в ментовке давно, сразу, как только услышал, но обстоятельства сложились иначе.
– Что с тобой, Олюшка? – куда как ласковее посмотрел главврач на попадью.
– Пора, батюшка, – дернул священника за рукав офицер. – Скобцов ждет.
Священник еще раз посмотрел на свою супругу и с неохотой подчинился. Заставлять начальника милиции ждать было бы неумно. Следуя за офицером, он стремительно вышел из кабинета, сел в ментовской «уазик» и не более чем через десять минут предстал пред светлые очи местного милицейского начальства.
* * *
Скобцов выглядел усталым. Он жестом пригласил отца Василия присесть и, разложив на столе какие-то бумаги, выжидательно уставился на священника.
– Что вас интересует, Аркадий Николаевич? – прямо спросил отец Василий. – Говорите, не стесняйтесь.
– Ну, во-первых, – задумчиво хрустнул костяшками пальцев Скобцов. – Что связывает вас и Ефимова. И во-вторых, что за деньги упоминались в разговоре с э-э… неизвестным во дворе вашего дома…
– Неизвестный, о котором вы говорите, дважды видел меня и Ефимова вместе, – не считая нужным что-либо скрывать, сразу начал священник. – А один раз я даже подвез Бориса Николаевича до храма, где он и покаялся принародно… вы, разумеется, это помните…
Скобцов нервно заерзал на стуле. Он, конечно, помнил.
– Вот, в общем-то, и все, что нас связывает, – продолжил отец Василий. – Но неизвестный, кстати, его кличут Батей, если вам интересно, счел этого достаточным, чтобы записать меня к Ефимову в друзья.
– А что это за деньги? – еще сильнее заерзал на стуле Скобцов.
– Ефимов говорил мне, что ему должны деньги, – задумчиво произнес отец Василий. – Видимо, за работу в секте… А потом этот Батя сказал странную фразу… типа того, что, мол, теперь И ОН нам должен… Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что они просто охотятся друг на друга.
– Это деньги сектантских фирм? – неожиданно прямо спросил Скобцов.
– Я думаю, да, – кивнул священник.
– А вы нам Ефимова отдать не захотели… – печально констатировал начальник милиции. – И после этого еще утверждаете, что вы ему не друг…
– Я ему не друг, – повторил отец Василий. – Но отдавать Ефимова вам… Поймите, я священник, а не сексот. И потом, как бы я это сделал?
– Вы – крупный, сильный мужчина, – покачал головой Скобцов.
– Мне его не одолеть, – хмыкнул священник. – Пробовал, и не однажды…
– Я помню, – язвительно усмехнулся Скобцов. – Эта драка на празднике…
– Точно, – кивнул отец Василий. – Вы еще так вовремя тогда вмешались.
Оба смолкли. И Скобцов, и священник прекрасно понимали, что все они тогда были не на высоте, но кто мог предположить, что какая-то паршивая секта способна перевернуть всю жизнь городка вверх тормашками…
– Вы бы Веру и Толяна отпустили, – то ли попросил, то ли предложил священник.
– А-а… Афанасьева и эту, как ее, шашлычницу? Уже отпустили. С полчаса назад.
Они снова умолкли. Обычный ментовской допрос в этой ситуации явно был неуместен. А ни о какой «дружеской беседе» между ними не могло быть и речи. Это понимали оба. На скобцовском столе пронзительно и тревожно зазвонил телефон. Начальник милиции поднял трубку и через секунду удивленно протянул ее отцу Василию.
– Это вас.
Священник недоуменно пожал плечами и приложил трубку к уху.
– Слушай, поп, – раздался лишь слегка искаженный, очень знакомый голос. – Короче, баба твоя у нас. Будешь дергаться или ментам чего стуканешь, сам знаешь, че будет. Понял?
Священник шумно сглотнул.
– Я тебя спрашиваю, ты понял, сука?! – повторил в трубку Игорьков голос.
– Понял.
– Жди звонка, козел.
В трубке раздались гудки, и священник растерянно посмотрел на Скобцова.
– Что? – тревожно спросил начальник милиции. – Кто это? Что стряслось?
– Олюшка у них… – потерянно сказал священник.
* * *
Вообще-то Скобцова следовало только поблагодарить: он не отпустил отца Василия, пока не выжал из него самые мельчайшие детали о похитителях, и тут же поднял на поиски попадьи все свои силы. Уже позже, много дней спустя, священник узнает, что Аркадий Николаевич вытащил на проведение операции всех, действительно всех своих людей.
Но тогда отец Василий закатил в кабинете начальника милиции настоящую истерику. Он рвался в больницу, из которой похитили попадью, грозя всех там поубивать; он требовал выдать ему оружие и машину; он вообще плохо отдавал себе отчет в том, что делает…
Конечно же, Скобцов его отпустил. Не раньше, чем узнал все, что можно было узнать от попа в таком состоянии, но отпустил. Трудно было удержать совсем потерявшего разум от горя мужика. И тогда отец Василий рванулся-таки в больницу.
Он жестоко, до полной потери сознания, избил здоровенного вахтера на входе, расшвыривая врачей и санитарок в стороны, пробился в палату, из которой похитили его жену, и там упал лицом в простыни, на которых она лежала, и разрыдался. Ужас возможной потери сбросил его в самый низ, туда, где ничто не имело смысла.
Сзади подошел Костя и положил дружескую руку ему на плечо.
– Прости меня, Миша, – тихо сказал он. – Я не успел ничего сделать.
– Ты же говорил, у тебя охрана есть! – прорыдал в ответ священник.
– Они в него стреляли. Охранник теперь и сам в операционной лежит, – сказал врач. – А тот, которого ты избил, вообще ни при чем; он минут двадцать как заступил…
– Сколько их было? – оторвал голову от простыней отец Василий.
– Санитарки сказали, трое. Один явно главарь – одет слишком хорошо, и с ним два здоровенных жлоба. Они-то в моего охранника и стреляли… Четыре попадания: три – в легкие и одно – в печень.
– Что мне делать?! – снова заплакал отец Василий. – Что мне делать, Костя?!
– Я не знаю, Миша, – честно признал главврач.
* * *
Домой отец Василий шел пешком. Где-то в траншее торчал задом кверху его работящий «жигуль»; на битый-перебитый бандитский «Рено» сразу же наложили руку менты, и правильно, наверное, сделали… но дело было не в этом. Костя предложил ему и немного спирта, и довезти до дому на «Скорой», но священник отказался.
В этом не было ничего разумного, но, положа руку на сердце, священник и не был в эти часы вполне разумен: в глазах сверкали огненно-красные всполохи, а в голове бродили тяжелые, горячие мысли о расчленениях, зоновских заточках и обязательной мести… Его страшное омоновское прошлое снова навалилось на него – плотно и неотступно.
«Они обещали позвонить! – твердил отец Василий (или прорвавшийся сквозь благообразную оболочку прежний Мишаня Шатунов внутри его – он уже не разбирал). – Они обязательно должны позвонить!»
Он не знал, что именно предпримет; он напоминал себе смертельно уставшего солдатика, из последних сил держащего в онемевшей руке гранату со сдернутым кольцом; он чувствовал себя, как восставший из гроба сатанинским приказом черной, зловещей силы – тело давно не имеет значения, а душа болит и плачет.
Отец Василий с трудом поднялся на ступеньки, толкнул так и не закрытую второпях дверь и ввалился в кромешный мрак коридора. Было тихо. Звенело в ушах. Пахло мужским потом.
Отец Василий молча прошел на кухню, вытащил из пенала огромный, тяжелый секач для мяса, вернулся в коридор и остановился у выключателя. Там, в углу, где-то около старого шифоньера – он знал это совершенно точно – стоял чужак. Это был мужчина. Он потел. И он прятался в темноте. Этого было достаточно.
Священник положил секач тупой стороной на плечо, а ладонь на выключатель, чтобы сразу, как вспыхнет свет…
– Не включай, – услышал он. – Это я.
– Борис?
– Да, – тихо ответил костолицый.
– Зачем пришел?
– Прости меня, поп. Я не успел, – еще тише сказал он.
– Куда?
– Я знал, что они придут к тебе, и Ольга… – Костолицый смолк.
– Договаривай… – выдохнул священник: сознание снова помутилось, а перед глазами вспыхнули алые цвета. – Что ты… знаешь про Ольгу?!
– Я чувствовал, что они на это пойдут. И я видел…
– Что?! – в груди у священника вскипело.
– Я видел, как они ее забирали. Прости.
Отец Василий замычал и метнул секач прямо на голос. И в следующий миг кинулся туда сам, чтобы собственными руками порвать то, что еще осталось живого от костолицего!
– С-сука! – рычал он, нанося беспорядочные удары в залитое липкой теплой кровью лицо костолицего. – Ты знал!!! С-сука! Мр-разь! Ты все знал!!!
Костолицый был еще жив и отбивался так же беспорядочно и бестолково. Они сцепились и покатились по полу, и каждый пытался подмять и уничтожить другого – главный источник всех своих бед.
– Гнида! – рыдал священник, нанося страшные удары в самые опасные, самые смертельные места, какие знал, но костолицый все жил и жил!
– Подожди! – хрипел он. – Не надо! Подож-жди…
– Сука! – орал священник. – Тварь! Умри!
– Нет! – отбивался слабеющими руками костолицый. – Не убивай! Подожди, брат! Я хотел ее… отбить. Я… я… не успел.
Костолицый вдруг перестал отбиваться, и его тело обмякло и растянулось на полу – большое, сильное и абсолютно беззащитное. Отец Василий поднял руку, чтобы ударить последний раз, но понял, что больше не может. Что-то словно перегорело в нем – как предохранитель. И он слез с недвижимого тела, сел на пол у стены и заплакал.
* * *
Костолицый начал подавать признаки жизни минут через двадцать. Отец Василий встал, в полной темноте прошел на кухню, достал из нижнего ящика фонарик, набрал в ковш воды и вернулся.
– Живой? – мрачно спросил он.
– Жи-вой… – сипло откликнулся бывший миссионер.
Отец Василий положил фонарик на пол, так, чтобы свет не освещал ничего, кроме узкого куска пола и части стены, включил его и поставил в широкий желтый луч ковш с водой.
– Держи.
– Спа…сибо.
– Что ты о них знаешь? – прямо спросил священник. – Кто, где, почему. Я должен знать все.
– Батя здесь… не самый главный… – начал костолицый и потянулся за ковшиком.
– Да мне срать, кто главный! – заорал священник. – Ольга где?!!
– Я не знаю, – признался костолицый. – Но я помогу… Они еще придут. Обязательно придут.
– Они сказали, что позвонят, – мрачно сказал отец Василий.
– Не верь. Они никогда не звонят. Мы их… поймаем на живца.
– На тебя?
– Да.
Костолицый замолчал, а потом тяжело вздохнул.
– Я ранен. Где у тебя можно… осмотреть?
– В ванной.
Он встал, поднял костолицего и протащил в ванную комнату. Включил свет, быстро и плотно закрыл дверь и кинул взгляд на бывшего миссионера. Все лицо Бориса представляло собой сплошную кровавую массу, а из идущий от виска чуть ли не до затылка резаной раны на голове размеренно струилась кровь. Миссионеру повезло – секач лишь вспорол кожу. Отец Василий вздохнул, сходил на кухню и притащил аптечку.
– Держи. Здесь новокаин, шприцы… вот перекись.
Костолицый мельком глянул на себя в зеркало и кивнул.
– Иголка есть? Зашить надо…
* * *
Он зашивал себя сам. Быстро и совершенно спокойно обработал все лицо перекисью, ощупал рану и, аккуратно стянув края пальцами, почти профессионально принялся накладывать швы.
– У них несколько точек, – тихо и размеренно рассказывал по ходу костолицый. – Где Ольга, сказать пока сложно, но вычислить я смогу.
– Каким образом?
– Посмотрим, как быстро они заявятся. Я специально наследил, чтобы они пришли сюда.
Священник покачал головой. Самоуверенность этого совершенно беспринципного негодяя была безмерной.
– Если в пределах часа, значит, они в Трофимовке. Но если придут к утру, то возможно, в Соцгородке…
– Это же областной центр?
– Верно. Если там, будет труднее. Охрана у них будь здоров. Ты их уже видел.
– Игорек и Юрок? – вспомнил двух похожих, как братья-близнецы, бугаев священник.
– Точно, – кивнул костолицый, аккуратно перерезал шелковую нитку и вздохнул. – Теперь хорошо… Но пробиться туда можно. Только тебе переодеться придется. Найдешь что-нибудь подходящее?
– Оружие есть? – не ответил на его вопрос отец Василий.
– Я не убийца, – покачал зашитой головой костолицый. – Но я думаю, мы и так справимся. Должны справиться.
Наверное, это было правильно. Конечно же, костолицый миссионер сохранил куда больше здравого смысла, чем священник. Впрочем, у него жену не крали…
– Может быть, ментов подключить, – в свою очередь проявил здравый смысл отец Василий. – У них возможности пошире…
– Ни в коем случае, – вздохнул костолицый. – Сдадут мигом. Тут у них куплено все. Или почти все.
Священник подумал и согласился. То, что для Игорька не был секретом кабинетный номер телефона Скобцова, да и то, как стремительно смотался Батя вместе с Юрком за сорок секунд до появления милицейского наряда, говорило о многом.
– Ты что, деньги у них украл? – внезапно вспомнил он о первопричине всей этой дикой уголовной суеты.
– Свое вернул, – пожал плечами костолицый. – Плюс комиссионные. Просто вышло многовато, вот они и беснуются. Мне ведь чужого не надо; я это уже говорил. Мы с тобой лучше вот о чем договоримся. Дело в том, что я левша…
Отец Василий приподнял брови. Это была новость, и новость многое объясняющая. Только теперь до него дошло, почему он так и не смог ничего противопоставить этому хитромудрому приемчику миссионера, когда он выходил из положения «лежа под тобой» так просто, словно имел дело с зеленым салагой, а не с бывшим омоновцем Мишаней Шатуновым.
– Поэтому, когда дойдет до дела, учитывай…
Отец Василий кивнул. Он прекрасно понял, какие преимущества дает парный бой, скажем, два на два, когда один в паре левша. Что-что, а это он «проходил»…
Костолицый вдруг насторожился, и отец Василий инстинктивно прислушался. Но ничего не услышал.
– Идут, – тихо, но энергично произнес костолицый. – Нам пора.
* * *
Они покинули ванную комнату со всеми предосторожностями – благо дверь вела в небольшой коридорчик, и засечь их с улицы, к примеру через окно, было просто невозможно. Крадучись прошли в кухню и отодвинули занавеску. Во дворе, нервно переминаясь с ноги на ногу, стояли оба уже знакомых священнику бугая.
– Если что, имей в виду, – прошептал костолицый. – Игорек трусоват. А вот Юрок, тот покруче будет. А где-то здесь рядом и Батя тусуется. Хитрый черт… никогда на рожон не полезет…
Священник кивнул и тут же подумал, что в темноте его жест мог быть и не увиден.
– А каков этот Батя в деле? – шепотом спросил он.
– Не скажу; не видел, – вздохнул костолицый. – Но, думаю, раз в бригадиры выбился, значит, что-то умеет… Ладно, смотри, я выйду и потихонечку пойду в сторону вот этого домишки…
– Летняя кухня?
– Ага. А ты дождись, когда они отправятся за мной; нападешь сзади… Только не затягивай: мне с ними обоими не справиться.
Отец Василий издал одобрительный звук и подумал, что лучше ему нападать не от крыльца, а с другой стороны дома – туда выходило подвальное окно. Если во двор выбраться через него… может получиться.
– Я через подвал пойду, – сказал он.
– О'кей, – согласился костолицый. – Давай сначала ты, минуты через две. Хватит времени?
– Хватит.
Священник тут же прошел к лестнице и, стараясь не стучать подошвами, быстро сбежал вниз, в полуподвал. Он знал здесь каждый угол назубок… Повернул, сделал несколько шагов и неожиданно обо что-то запнулся.
Ведро с грохотом покатилось по полу, и священник похолодел: это была ловушка – он лично ставил это эмалированное ведро в угол, а теперь оно попалось ему под ноги прямо в проходе! Отец Василий замер и прислушался. Ничего. Ни дыхания, ни шороха одежды. Тогда он потянул носом и услышал еле заметный запах дорогого одеколона – он такого в доме не держал. В подвале был чужак.
«Может быть, от Бориса остался?» – подумал он и тут же отбросил от себя эту мысль: от костолицего пахло потом, влажной обувью, овчиной, но только не одеколоном. И потом, костолицый не курил, а священник уже начал различать и другой, менее сильный, но отчетливый запах – запах ароматизированного табака.
Отец Василий шагнул вперед и тут же в доли секунды присел. Может, потому, что услышал резкий выдох, а может быть, просто сработала интуиция… но едва он присел, как над головой просвистело что-то тяжелое, и он быстро, почти наудачу, сделал выпад туда, откуда исходила опасность.
Он попал точно. Кулак вошел в плотный живот, прямо под ребрами. Противник охнул и отлетел в сторону, сшибая телом грабли, метлы и фанерные лопаты для снега.
Отец Василий прыгнул на звук и ударил еще раз, прямо в источник звука. Человек захрипел – священник попал ему в шею. «Есть контакт!» – усмехнулся отец Василий и только изготовился нанести третий, решающий удар, как на улице отчаянно, истошно закричали.
Священник охнул и помчался к окну: кажется, он потерял время, и теперь там, во дворе, в четыре руки, вовсю метелили костолицего. Он стремительно распахнул подвальное окошко, уцепился руками и в один прием выбросил тело наружу – пригодились-таки многочасовые тренировки на турнике. Отец Василий покатился по заснеженной площадке, вскочил и бросился выручать напарника.
Костолицему и впрямь приходилось туго. Один бугай, кажется, Игорек, держал его, обхватив со спины за горло, а второй, видимо, Юрок, размеренно, со вкусом лупил в печень. И после каждого удара все тело костолицего содрогалось, а конечности конвульсивно дергались, как у насаженного на булавку длиннорукого и длинноногого жука.
– Я тебе покажу, как надо бить! – с ненавистью шипел Юрок. – Я тебе устрою бар… фар… вар… фаламейскую ночь! – Между ними определенно были какие-то старые счеты.
Костолицый охал, глотал воздух ртом, но поделать ничего не мог: сто пятьдесят килограммов веса держали его крепко.
Отец Василий стремительно, в четыре шага, подскочил к бугаю сзади и нанес резкий, рубящий удар по шее. Юрок икнул, медленно повернулся и всей своей тушей осел на утоптанный снег. Священник перевел взгляд на Игорька и увидел в его панически забегавших глазах моментально вспыхнувший испуг.
«Э-э… да ты и впрямь трусоват…» – весело подумал отец Василий и сделал шаг вперед.
Игорек импульсивно дернулся и прижал горло своей жертвы еще сильнее. Костолицый захрипел. Игорек метнул быстрый взгляд в его затылок и немедленно ослабил хватку. Он был не то что трусоват… отец Василий даже не мог подобрать слов.
Он сделал еще один шаг вперед и протянул руки вперед. Игорек сглотнул и молча, мягко и бережно передал теряющего сознание костолицего священнику – из рук в руки.
– А теперь пошел вон, – вполголоса зыкнул священник, и Игорек, шумно шмыгнув носом, попятился назад. Он боялся даже повернуться спиной.
Отец Василий осторожно посадил костолицего у крыльца и приложил пригоршню затоптанного серого снега к его лбу.
– Боря, как ты?
– А-а… поп… – приоткрыл один глаз костолицый. – Долго же ты… собирался.
– Меня задержали.
– А где Игорек? – чуть более собранным голосом поинтересовался костолицый.
– Прогнал.
– Ты что, дурак? – костолицый перевернулся и встал на четвереньки. Затем он попытался подняться на ноги, уцепившись за перила крыльца летней кухни, но сил и внимания еще не хватало. – Он же… самый слабый. Его и ломать надо было! Он скажет, где… Ольга… Да вот же он! А ты говорил, прогнал. А ну-ка иди сюда, родной! – поманил он пальцем.
Отец Василий обернулся. За его спиной действительно стоял Игорек. Но на этот раз в его глазах не было ни капельки страха, а на губах играла злорадная ухмылка. Что-то определенно пошло не так.
Слева что-то шевельнулось, и священник вывернул шею, чтобы разглядеть, что… И в тот же момент жуткая, вибрирующая боль пронзила его шею, и он рухнул лицом в ступени крыльца. И последнее, что он успел увидеть, была спина убегающего в темноту костолицего миссионера.
* * *
– Ну что, очухался, козел? – наклонилась над ним гнусно ухмыляющаяся рожа Игорька.
– Поднимай, – распорядился откуда-то сзади Батя, и священника усадили, прислонив спиной к резному деревянному ограждению крыльца.