Страница:
Священник присел на корточки. «Жигуленок» застрял на самом низком участке дороги: дергай хоть взад, хоть вперед – везде будет вверх. Колеса – в наполненной грязной талой водой колее, а дно… Да что там дно! Хорошо сидел «жигуленок». Надежно.
«Ладно, – подумал отец Василий. – Машину и бросить можно. Нежелательно, но можно. Как я теперь подходы на дачу осмотрю?» Он тревожно глянул в сторону сплошной зеленой массы Екимовского бора и замер…
Из леса, прямо к нему, торопливо шли два парня в камуфляже. Один держал возле уха рацию или мобильник – отсюда разглядеть было сложно, а второй… точно! И первый! Отец Василий чуть не присвистнул: парни были с автоматами. «Солидная фирма у Хозяина! – подумал он. – У нас в области кому ни попадя разрешение не выдают!»
Чтобы не выглядеть испуганным, он глянул на садящееся в поля солнце и снова сокрушенно принялся осматривать свою «ласточку». «Интересно, – пытался сообразить он. – Числюсь ли я у хозяйских охранников в картотеке? Я бы на его месте обязательно себя туда определил… как нежелательный элемент… Ладно, посмотрим, если они лохи, документов не спросят…» И тут же услышал сзади строгий голос:
– Ваши документы!
Священник стремительно соображал. Здесь были возможны два варианта: прикинуться дурачком или пойти на конфликт. В первом случае отпустят, а может быть, и машину помогут вытащить, а во втором… Второй вариант показался ему интереснее.
– Вы что, мужики, охренели?! – с вызовом разогнулся он в полный рост. – Не видите, у кого документы спрашиваете?
– Предъявите документы! – дернул разорванной и криво сросшейся толстой губой тот, что стоял поближе.
«Ага, – решил священник. – Вот тебя-то я и буду сейчас травить!»
– Тебя, я вижу, щенок, мало учили… – с усмешкой впился он взглядом в безобразный шрам. – Старших-то уважа-ать на-адо!
Парень еще раз непроизвольно дернул своей толстенной изуродованной губой и налился кровью. Хамство священника произвело абсолютно прогнозируемую реакцию.
– Иди сюда! – заорал он и, брызгая слюной, схватил отца Василия за шиворот, потащил к машине. – Руки на капот!
Отец Василий уперся, потом поддался, потом снова уперся, а потом как бы поскользнулся и со всего маху заехал губастому головой в лицо.
– Ах!.. Ты!.. Су-ука! – в три приема выдохнул тот, но сделать ничего не успел: священник резко провернулся в его руках, вырвался и, тряся полами рясы, побежал вокруг машины.
Губастый рванул за ним, но тут же провалился в наполненную водой колею, со страшным, богопротивным матом выскочил, поскользнулся, упал, глянул на свой новенький камуфляж и взревел от жажды возмездия…
Священник почесал в сторону леса.
– Помоги-ите-е! – заорал он. – Люди добры-е! Помоги-ите!
Где-то здесь должна была находиться калитка, ворота, дверь – что-то, откуда они вышли.
– Стой! – приказали сзади. – Стой! Стрелять буду!
– Помогите! – еще испуганнее, противным высоким голосом заверещал отец Василий и прибавил скорости. Стрелять-то они вряд ли начнут, а вот догнать на молодых, тренированных ногах – это да, возможно.
Сзади зачмокали по придорожной грязи, а потом и захрустели по талому мартовскому снегу торопливые шаги, но на то, чтобы обернуться и оценить расстояние до преследователей, времени не было. Священник орал во всю глотку и стремительно бежал, пока не пересек границу леса и не уткнулся в высокий, сплошной, выкрашенный зеленой краской забор. «Так! – скользнул он взглядом по забору. – Вот оно!» Чуть правее находилась приоткрытая, выкрашенная все в тот же зеленый цвет дверь.
Отец Василий стремительно шмыгнул в спасительный проем и, придерживая полы рясы руками, помчался по протоптанной в снегу тропинке.
– Стой! – орали сзади. – Стой! Стрелять…
«Хрен вам!» – весело подумал отец Василий: он уже видел далеко впереди пока еще неясные очертания самой дачи.
Священник остановился только дважды, обежав высокое здание Екимовской дачи по периметру. Все это время он беспрерывно орал, прося помощи и спасения; из разных дверей выскакивали люди в камуфляже и без, время от времени лязгали затворы в руках наиболее нервных охранников, и все больше народу вовлекалось в это сумасшедшее действо. И наступил момент, когда отец Василий понял: хватит! Дальше будет перебор.
Он увернулся от очередного парня в камуфляже и рухнул к ногам седоволосого, плотного мужика, выскочившего на заснеженный двор прямо в майке и с остатками мыльной пены на щеках.
– Спасите! – почти искренне прорыдал отец Василий. – Помогите мне, прошу вас…
– Пилягин, Свистун, ко мне! – распорядился мужик, и священник понял, что не ошибся: это был какой-то начальник. – Что за балаган?!
Все вокруг как-то стихли, перестали орать и щелкать затворами, а к мужику в майке подскочили запыхавшиеся преследователи.
– Он на территорию проник, Игорь Васильич! – задыхаясь от бега, хором выдавили они.
– А рации я вам на какой хрен дал? – рассвирепел мужик и заорал: – Почему пост покинули?! Кру-угом! Бегом марш!
Преследователи послушно развернулись и изо всех сил кинулись на свое «рабочее место». «Так, – понял священник. – Значит, Игорь Васильевич у нас – начальник охраны. И явно бывший военный!»
– В караулку нарушителя! – распорядился Игорь Васильевич и, даже не глянув, как выполняется его распоряжение, развернулся и исчез за одной из дверей.
Первый этап поставленной перед собой задачи отец Василий выполнил с блеском. Зная, что дача находится приблизительно в середине бора, он оценил расстояние от нее до забора и понял, что всего постов – пять: по периметру четыре плюс тот, что стоит на въезде.
Кроме того, пока он бегал вокруг здания, ловить его выскочило девятнадцать человек; от трех до пяти, вероятно, занимались другими делами, а все это вместе означало, что посты круглосуточные, трехсменные и, если не считать поста в парадном, наружные. Он прекрасно запомнил все три двери, откуда хоть кто-нибудь выскакивал: отдельно стоящее здание, куда его прямо сейчас и тащили, – явно «караулка», парадный вход и низенькая дверка на заднем дворе. Оттуда столь явственно тянуло запахом жареной рыбы, что ошибиться было невозможно – кухня.
Судя по тому, как суетился народ, профессионалов здесь было немного: кроме начальника охраны, отец Василий особо отметил только троих. Все остальные где-то, конечно, отслужили, но к своей новой работе еще не привыкли. Это обнадеживало.
Священника затащили в дверь, проволокли по длинному коридору и завели в просторную комнату с большим дощатым столом и парой десятков стульев. Он быстро их пересчитал – двадцать четыре. Все правильно: на две смены из трех. «Блин! – ругнулся он. – Ну и охраняют же Хозяина! Как оружейный склад!»
Его силком усадили на стул. Пахло оружейным маслом и ваксой. Отец Василий внезапно успокоился. Он знал, когда надо будет начинать операцию: во время смены караула, когда здесь останется всего двенадцать человек. Вместе с начальником караула тринадцать. И только три вещи беспокоили его: здесь ли сейчас Хозяин, где держат Борьку, числится ли его собственная персона в какой-нибудь доступной начальнику караула картотеке. Впрочем, даже если и числится, он ничего не терял – те ребята на дороге так или иначе созвонились бы со своим начальством и задержали бы его – против автоматов не слишком повыступаешь…
– Ну что, где он? – громыхнул в коридоре голос начальника караула.
– Здесь, Игорь Васильевич, в столовой…
Начальник караула вошел, посмотрел на священника ясными, внимательными глазами и сел напротив.
– Рассказывай, – кивнул он и вытащил из принесенной с собой папки какую-то форму.
Допрос длился долго и велся обстоятельно. Игорь Васильевич, судя по всему, вообще был мужик обстоятельный. И за это время священник стал обладателем еще одной весьма ценной информации – времени смены караула. Не услышать, как лязгают во дворе проверяемые разводящим автоматы караульных, было невозможно.
Версия священника о нападении на него злобных караульных вызвала у Игоря Васильевича нервный смешок, но, кажется, была понята правильно. Ну, вышло небольшое недоразумение, ну, побежал обезумевший от страха священник не туда. С кем не бывает… И тем не менее отпускать его никто не собирался, возможно, потому, что уже к концу допроса в комнату заглянул штатский. Как только он появился, начальник караула вышел за дверь, а старательно вслушивавшийся в разговор священник отчетливо услышал два слова «Хозяин» и «приедет». Этого было достаточно.
«Слава богу!» – вздохнул облегченно отец Василий и нисколько не расстроился, когда его отвели в другую, куда меньшую по размерам комнату и заперли снаружи на ключ. Нет, он, конечно, повозмущался, и довольно громко и яростно, но внутри отец Василий прекрасно понимал: его не выпустят, пока не приедет Хозяин. А если быть совсем точным, о нем забудут на все то время, пока тот не приедет.
Священник ждал долго. Первое время он бузил, колошматил в дверь, требовал немедленно его выпустить, обещал пожаловаться в патриархию и дойти до самого президента, но потом как бы сломался и затих. Спустя час его проверили – жив ли – и оставили в покое.
А едва наступила ночь и очередная смена ушла на посты, отец Василий подпрыгнул, ухватился за прутья решетки высоко расположенного маленького окна и, упершись ногами в стены, вывернул решетку вместе с двумя нижними кирпичами. На такой вес, как у него, решетка никогда и не была рассчитана.
Затем священник с оглушительным хрустом выдавил стекло и начал вытаскивать свое грузное тело наружу.
Но плечи не проходили.
Он вздохнул, уцепился руками за края рамы и решил попробовать выбраться ногами вперед. Стараясь проделать это как можно быстрее, он невероятным образом развернулся и вытолкнул ноги в оконный проем.
Теперь застряла другая часть тела.
«Господи, помоги!» – взмолился он и услышал во дворе оглушительный гогот.
– Бугор! Вали сюда! Ты посмотри, что эта жирная свинья надумала!
Отец Василий проглотил комок в горле. Было очень обидно. Но поделать он ничего не мог: филейная область застряла прочно и надежно.
Гогот во дворе все усиливался, а он так и висел ногами наружу и головой внутрь, глотая слезы обиды.
– Давай его так и оставим, – давясь от смеха, предложил кто-то. – Пока Хозяин не приедет!
Но предложение возымело обратный эффект. Как только было упомянуто имя Хозяина, смех как-то быстро сошел на нет, и священника начали вытаскивать.
Когда раскрасневшегося от прилива крови к голове священника все-таки выдернули обратно внутрь каморки и притащили в столовую, глянуть на него пришло человек восемь. Парни в камуфляже ржали, снова и снова описывая тем, кто не видел, что и как происходило. А отец Василий, наклонив лицо, стремительно прикидывал новую расстановку сил. Все складывалось в его пользу быстро и неотвратимо.
И, когда старший подошел совсем близко, отец Василий резким движением руки выхватил у него связку ключей и рванул к дверям. Выскочил, захлопнул дверь, быстро нащупал самый большой ключ, вставил и стремительно повернул!
В дверь ударили плечом, еще раз, еще… но священник не придавал этому ни малейшего значения – уж пару минут тяжелая, окованная листовым металлом дверь продержится. Он пригнулся и почти на четвереньках пробежал под окнами караулки, так чтобы не попасть под пули, если парни начнут стрелять из зарешеченных окон. Теперь его маршрут лежал в Екимовский особняк.
Уже когда отец Василий, истошно вопя, носился вокруг старинного здания, он понял, где следует искать бывшего сектанта. Потому что в караулке его не было, а во всем Екимовском особняке было только одно зарешеченное окно. К нему он и направлялся.
Священник подбежал к решетке и заглянул внутрь. Точно! На железной больничной койке лежала знакомая долговязая фигура. Он прикинул, как туда пробраться, и побежал к кухне.
Во всем особоняке теперь вряд ли осталось больше пяти человек: если в смене тринадцать, а в столовой караулки заперто восемь, то остается пять. Священник влетел в плохо освещенный коридор, сшибая какие-то стеллажи, пронесся по скользкому от влаги полу, толкнул дверь плечом и… оказался в другом мире.
Мягкие ковровые дорожки устилали светло-желтые паркетные полы просторного коридора, на стенах висели картины, а светильники в потолке навевали мысли о далеких, лет по сто уже ни с кем не воевавших, глубоко благополучных странах.
Отец Василий тряхнул головой и побежал вперед, пока справа не обнаружил крепкую, опять-таки дубовую дверь. «Если это здесь, то ключ быть должен!» – подумал священник и принялся перебирать ключи: один, второй, третий… есть! Дверь легко, без скрипа отворилась, пахнуло больницей, медикаментами и тяжелым запахом глубоко больного человека. Отец Василий метнулся к койке, откинул одеяло и вгляделся.
Даже в почти полной темноте было видно: это костолицый. Он тяжело, прерывисто дышал, глаза были закрыты, нос заострился, как у умирающего, но это был он!
– Боря! – позвал его отец Василий. – Это я, Мишка! Боря! Ты меня слышишь?!
Костолицый молчал.
Священник подхватил Бориса, перекинул его через плечо и побежал назад, к выходу. Теперь все зависело от его скорости.
Он благополучно проскочил коридор кухни, лишь во дворе встретившись с парнишкой в майке и камуфляжных штанах. Тот выносил помои. Отец Василий притормозил, но, услышав раздающиеся со стороны караулки громкие крики, понял, что запертые им охранники уже на свободе и времени просто нет. И тогда он повернулся и, тяжело дыша, побежал вперед, как можно дальше отсюда.
Там, сзади, раздавались гортанные крики, ухнула и с шипением взвилась осветительная ракета, но преследователи безнадежно проигрывали. Потому что буквально через пятьдесят шагов отец Василий свернул с тропинки и побежал по рыхлому, нетоптаному снегу. Конечно, здесь было не в пример тяжелее, но он знал, что делает: ночью заметить уходящую от тропы цепочку следов не так-то просто.
Никогда раньше он так не жалел о том, что мало занимается спортом! Священник запыхался, моментально взмок, а отвыкшие от физических нагрузок ноги уже через две сотни метров налились чугунной тяжестью. Но времени жалеть себя не было, и вскоре он уже подбегал к высоченному зеленому забору.
– А-вы-у-а-вы-а… – промычал костолицый.
– Сейчас, Боря, сейчас, – ответил священник и, собрав все свои силы, поднял Бориса как можно выше и перевесил через забор.
Отец Василий убедился, что тот не свалится, подпрыгнул, подтянулся и со стоном перевалил на ту сторону. Теперь надо было стаскивать костолицего.
Бывший сектант, кажется, понемногу начал приходить в себя, но пока еще помощник из него был никакой – длинные конечности двигались неслаженно, голова не держалась, и даже язык не слушался.
– Я-а-у-у… – твердил он. – Я-а-у-у…
– Подожди, Боря, подожди, – пытался успокоить его священник. – Потом расскажешь.
Он снова перекинул костолицего через плечо, побежал вперед и остановился, только когда лес начал постепенно сходить на нет, а прямо перед ним показалось русло мелкой степной речушки. Нужно было перебираться на тот берег, но сил больше не было. Священник опустил костолицего на снег и на подгибающихся ногах спустился к реке.
Речушка была довольно быстрая. И, видимо, именно поэтому лед смог удержаться только по краям, у самых берегов. Священник, осторожно ступая по льду, подошел к самой воде и зачерпнул немного ладонью. Вода была холодная, чистая и необыкновенно вкусная.
– Я скоро умру… – услышал он за спиной и обернулся.
Борис стоял на четвереньках прямо у ног отца Василия, и ему было очень плохо.
– Не хочу умирать, – тихо, но внятно произнес он.
– Ты не умрешь, – зачем-то пообещал священник и присел, чтоб быть с Борисом на одном уровне.
– Ты не понял, – мотнул головой тот. – Я не хочу умирать так… Ты можешь меня покрестить?
Отец Василий сглотнул. Он не мог поверить, что это правда.
– Конечно, – тихо произнес он и понял, что плачет. Слезы медленно сбегали по щекам и прятались в черной, густой бороде.
– Покрести меня, – заплетающимся языком попросил костолицый. – Я устал.
«Господи! – мысленно произнес священник. – Спасибо тебе! Хоть у смертного одра этот грешник осознал твое величие».
Где-то вдалеке рычали моторы и раздавались голоса, но теперь, когда Боря сам попросил этого, на погоню можно было не обращать внимания. Какая разница, что будет с ними, если он успеет приобщить ко Христу еще одну человеческую душу…
Священник подхватил Бориса под мышки, оттащил в сторонку и начал быстро раздевать. Он знал, что, если охранники появятся, он еще успеет столкнуть Борьку в воду, как есть, в одежде и надеялся, что успеет и совершить обряд. Но пока парней в камуфляже поблизости не было, а значит, все следует сделать по правилам. И лишь аккуратно раздев Борьку, он разделся и разулся сам и потащил крещаемого к реке.
Вода обожгла. Оказавшись в ледяных струях, костолицый даже невольно вскрикнул – такой холодной она ему показалась. Отец Василий сглотнул: он знал эту особую чувствительность умирающих к холоду. А значит, следовало поторопиться.
– Боря, – сказал он. – Сейчас я совершу над тобой великое таинство нашей православной церкви. Ты слышишь?
– Да, – мотнул головой Борис.
– Посредством крещения ты будешь очищен от грехов прошлой жизни. Понимаешь ли ты меня?
Костолицый кивнул. Пора было начинать.
– Отрекаешься ли от сатаны? – строго спросил отец Василий.
– Отрекаюсь, – тихо произнес костолицый.
– Обещаешься ли Христу?
– Обещаюсь.
Отец Василий вел костолицего этап за этапом. Он произнес великую ектению, освятил воду, в которой они стояли, и в отсутствие елея троекратно погрузил бывшего богохульника и богоотступника в ледяные струи.
– Крещается раб божий Борис во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь, – быстро произнес он, вытащил его из воды, дал отдышаться и снова погрузил с головой.
Он трижды опускал его в воду с головой и трижды прочитал нужные слова, а потом снял с себя большой серебряный нательный крест и повесил на шею Борису. И вдруг физически, всем своим существом почувствовал, как происходит что-то совсем необычное, что-то такое, чего он не встречал за все два года работы в приходе. Борис начал распрямляться. Так, словно это не его только что трясло от смертельного холода, так, словно это не его голова только что бессмысленно моталась из стороны в сторону, а язык заплетался.
Священник вгляделся: Борькины глаза были ясны и осмысленны. И тогда он наклонил его голову к себе, стараясь преодолеть стук зубов, с трудом откусил прядь волос и быстренько потащил на берег, на ходу произнося слова сугубой ектении и отпуст. Обряд был завершен.
Борис оделся сам. Они оба одевались одновременно, словно наперегонки – настыли страшно.
– Что д-делать б-будем? – внятно спросил Борис.
– Б-бежать, я д-думаю, – откликнулся священник. – К-как евреи п-по п-пустыне!
– Найдут, – покачал головой костолицый. – Охрана – туфта; на Хозяина и другие люди работают… Дороги точно уже перекрыли! Надо возвращаться…
– Зачем? – удивился священник.
– Самого Хозяина брать.
Это была мысль. Священник даже перестал дрожать. Нет, отец Василий вовсе не собирался «брать» Хозяина. Он ему был и на фиг не нужен. Просто до него как-то внезапно дошло, что, если сказанное Борькой правда, то единственным безопасным местом на всю округу в ближайшие сутки будет сама хозяйская резиденция. Их будут искать где угодно, но только не там. Охрана слабая, комнат – миллион. Отсидись первые сутки, пока они будут округу прочесывать, а там видно будет.
– Возвращаемся! – согласно кивнул он головой.
Обратно они прошли, словно к себе домой. Эти балбесы настолько переполошились, что, похоже, даже сняли людей с постов. Так что отец Василий и Борис без проблем пересекли лес, стремительно миновали освещенные участки, вошли в особняк через кухню и, разувшись, пошли по ласкающей застывшие ступни ковровой дорожке.
– На второй этаж, – кивнул головой Борис. – Апартаменты там.
Священник понимающе кивнул. Борька определенно здесь ориентировался. И точно, поднявшись по роскошно исполненной лестнице, они увидели целый ряд огромных, инкрустированных разноцветным деревом дверей. Отец Василий тихо шел вслед только что крещенному им человеку и думал, что, может быть, совершил величайшую в своей жизни глупость, ввязавшись в эту историю. Только теперь он с тоской понял, как многое в приходе и Ольгиной, а теперь еще и Мишкиной жизни пойдет под откос, случись ему погибнуть – так, как это обычно и бывает: глупо и абсолютно нежданно.
Борис открыл одну из дверей, осторожно заглянул внутрь и обернулся.
– Сюда, – прошептал он и пропал внутри.
Отец Василий прошел вслед и даже не сразу понял, куда попал. Справа и слева тянулись длинные ряды высоких, странной конструкции шкафов. Борька открыл одну из дверок и удовлетворенно кивнул.
– Здесь гардеробная, – уже громче и увереннее произнес он. – Нормальное место для засады. То, что надо.
«Скорее для лежбища, – мысленно поправил его священник. – Больше чем на сутки я здесь не задержусь…»
Борька проверил дверцы, вытащил кипу европейского покроя роскошных костюмов и кинул их на пол.
– Устраивайся, – пригласил он и первый подал пример – улегся во весь рост.
Отец Василий подстелил под себя несколько и тоже присел, прислонившись к шкафу спиной. «Жигуль» они осмотрят в первую очередь. Запросят владельца, поймут, что это я… А что сделает Скобцов? Будет ли, если что, вступаться или просто промолчит?» Священник не знал, как отреагируют районные власти на поисковую активность из области. Впрочем, все зависело от того, в каких отношениях с этой самой областью находится пресловутый Хозяин…
– Кто такой этот Хозяин? – поинтересовался он.
– Страшный человек, очень страшный… – вздохнул Борис. – Поверь мне, я на него второй год работаю. Точнее, работал.
– Откуда он?
Было слышно, как Борис нервно заерзал.
– Зачем тебе?
– Хочу знать, что мне предстоит.
– А ничего. – Костолицый вскочил и уселся так, чтобы в отблесках уличных фонарей видеть лицо собеседника. – Я сам все разрулю. Тебе и делать ничего не придется.
– И все-таки…
– Хочешь знать, пожалуйста, – Борис прочистил горло. Он явно хотел казаться спокойным, но это у него не очень получалось. – Он из органов. Точнее, из одного из специнститутов… Ему человека зазомбировать как два пальца обмочить! Некоторые из наших, – печально усмехнулся он, – от одного его взгляда в транс впадают. Ты думаешь, кто меня всем этим фокусам с массовыми психозами обучил?
То, что рассказал далее Борис, не вдохновляло. По его словам выходило, что Хозяин то ли украл, то ли сам разработал, но в конечном итоге овладел колоссальным набором психотехник специального назначения, абсолютно не предназначенных для частного употребления. Практически никто не знал ни его настоящего имени, ни биографии, и только великолепная память и логические способности Бориса позволили ему кое-что понять из услышанного за минувшие два года.
Да, поначалу этот «страшный», как сказал Борис, человек работал в спецлаборатории. Когда грянула перестройка, у них в институте начались какие-то чистки и перемещения, и будущий Хозяин, а тогда то ли завлаб, то ли завсектором, умудрился потерять существенную часть своей власти – похоже, его просто «оттерли» от финансирования. Мужик обиделся и подал на расчет. Некоторое время сидел обиженный в своей московской квартире, а потом понял, что кое-чего стоит и может сделать себе неплохие деньги. Ну и начал…
Начинал Хозяин в Москве и Петербурге с рекламы; он вообще поначалу осторожничал. Ну, разработает парочку-тройку удачных психологических трюков, применимых в бизнесе, и – в кусты! Потом осмелел. Начал инструктировать кое-кого в крупном бизнесе, власти, а потом и сам провернул несколько крупных афер. Получилось. И с этих пор его как понесло.
Он зарабатывал на всем. Помогал в абсолютном соответствии с наукой «отвести глаза» налоговикам, разрабатывал и самолично внедрял с десяток грязных предвыборных трюков и, наверное, именно тогда поверил в свои силы до конца и понял, какая власть у него в руках. Тогда он и создал эту секту.
Он делал все по правилам: регистрация, разработка легенды, подбор кадров, а затем и тщательная подготовка помощников к работе, которая им предстоит. Он весьма детально отработал несколько оргсхем будущего «бизнеса», причем в нескольких вариантах и для самых разных случаев… В общем, денег не жалел. Но зато потом, когда «машина закрутилась», оставалось только собирать деньги и закрывать филиалы, предоставляя вовлеченных в эту гигантскую аферу людей самим себе.
Отец Василий слушал и не мог поверить, что ТАКОЕ способен создать один человек. И тем не менее приходилось верить.
В Усть-Кудеяре, как сказал Борис, у Хозяина сразу все пошло немного не так. Во-первых, крепко помешал отец Василий. В отличие от остальных православных батюшек, он повел себя строптиво, довольно активно вмешался в течение событий и сразу перевел всю работу налаженной технологии делания денег в «аварийный режим». Нигде больше помощникам Хозяина не били морды, и нигде больше священники не прерывали тщательно и заранее подготавливаемые «мессы» таким хамским образом. Одно это, по оценкам Бориса, снизило расчетные прибыли в Усть-Кудеяре процентов на двадцать-двадцать пять.
«Ладно, – подумал отец Василий. – Машину и бросить можно. Нежелательно, но можно. Как я теперь подходы на дачу осмотрю?» Он тревожно глянул в сторону сплошной зеленой массы Екимовского бора и замер…
Из леса, прямо к нему, торопливо шли два парня в камуфляже. Один держал возле уха рацию или мобильник – отсюда разглядеть было сложно, а второй… точно! И первый! Отец Василий чуть не присвистнул: парни были с автоматами. «Солидная фирма у Хозяина! – подумал он. – У нас в области кому ни попадя разрешение не выдают!»
Чтобы не выглядеть испуганным, он глянул на садящееся в поля солнце и снова сокрушенно принялся осматривать свою «ласточку». «Интересно, – пытался сообразить он. – Числюсь ли я у хозяйских охранников в картотеке? Я бы на его месте обязательно себя туда определил… как нежелательный элемент… Ладно, посмотрим, если они лохи, документов не спросят…» И тут же услышал сзади строгий голос:
– Ваши документы!
Священник стремительно соображал. Здесь были возможны два варианта: прикинуться дурачком или пойти на конфликт. В первом случае отпустят, а может быть, и машину помогут вытащить, а во втором… Второй вариант показался ему интереснее.
– Вы что, мужики, охренели?! – с вызовом разогнулся он в полный рост. – Не видите, у кого документы спрашиваете?
– Предъявите документы! – дернул разорванной и криво сросшейся толстой губой тот, что стоял поближе.
«Ага, – решил священник. – Вот тебя-то я и буду сейчас травить!»
– Тебя, я вижу, щенок, мало учили… – с усмешкой впился он взглядом в безобразный шрам. – Старших-то уважа-ать на-адо!
Парень еще раз непроизвольно дернул своей толстенной изуродованной губой и налился кровью. Хамство священника произвело абсолютно прогнозируемую реакцию.
– Иди сюда! – заорал он и, брызгая слюной, схватил отца Василия за шиворот, потащил к машине. – Руки на капот!
Отец Василий уперся, потом поддался, потом снова уперся, а потом как бы поскользнулся и со всего маху заехал губастому головой в лицо.
– Ах!.. Ты!.. Су-ука! – в три приема выдохнул тот, но сделать ничего не успел: священник резко провернулся в его руках, вырвался и, тряся полами рясы, побежал вокруг машины.
Губастый рванул за ним, но тут же провалился в наполненную водой колею, со страшным, богопротивным матом выскочил, поскользнулся, упал, глянул на свой новенький камуфляж и взревел от жажды возмездия…
Священник почесал в сторону леса.
– Помоги-ите-е! – заорал он. – Люди добры-е! Помоги-ите!
Где-то здесь должна была находиться калитка, ворота, дверь – что-то, откуда они вышли.
– Стой! – приказали сзади. – Стой! Стрелять буду!
– Помогите! – еще испуганнее, противным высоким голосом заверещал отец Василий и прибавил скорости. Стрелять-то они вряд ли начнут, а вот догнать на молодых, тренированных ногах – это да, возможно.
Сзади зачмокали по придорожной грязи, а потом и захрустели по талому мартовскому снегу торопливые шаги, но на то, чтобы обернуться и оценить расстояние до преследователей, времени не было. Священник орал во всю глотку и стремительно бежал, пока не пересек границу леса и не уткнулся в высокий, сплошной, выкрашенный зеленой краской забор. «Так! – скользнул он взглядом по забору. – Вот оно!» Чуть правее находилась приоткрытая, выкрашенная все в тот же зеленый цвет дверь.
Отец Василий стремительно шмыгнул в спасительный проем и, придерживая полы рясы руками, помчался по протоптанной в снегу тропинке.
– Стой! – орали сзади. – Стой! Стрелять…
«Хрен вам!» – весело подумал отец Василий: он уже видел далеко впереди пока еще неясные очертания самой дачи.
* * *
Священник остановился только дважды, обежав высокое здание Екимовской дачи по периметру. Все это время он беспрерывно орал, прося помощи и спасения; из разных дверей выскакивали люди в камуфляже и без, время от времени лязгали затворы в руках наиболее нервных охранников, и все больше народу вовлекалось в это сумасшедшее действо. И наступил момент, когда отец Василий понял: хватит! Дальше будет перебор.
Он увернулся от очередного парня в камуфляже и рухнул к ногам седоволосого, плотного мужика, выскочившего на заснеженный двор прямо в майке и с остатками мыльной пены на щеках.
– Спасите! – почти искренне прорыдал отец Василий. – Помогите мне, прошу вас…
– Пилягин, Свистун, ко мне! – распорядился мужик, и священник понял, что не ошибся: это был какой-то начальник. – Что за балаган?!
Все вокруг как-то стихли, перестали орать и щелкать затворами, а к мужику в майке подскочили запыхавшиеся преследователи.
– Он на территорию проник, Игорь Васильич! – задыхаясь от бега, хором выдавили они.
– А рации я вам на какой хрен дал? – рассвирепел мужик и заорал: – Почему пост покинули?! Кру-угом! Бегом марш!
Преследователи послушно развернулись и изо всех сил кинулись на свое «рабочее место». «Так, – понял священник. – Значит, Игорь Васильевич у нас – начальник охраны. И явно бывший военный!»
– В караулку нарушителя! – распорядился Игорь Васильевич и, даже не глянув, как выполняется его распоряжение, развернулся и исчез за одной из дверей.
* * *
Первый этап поставленной перед собой задачи отец Василий выполнил с блеском. Зная, что дача находится приблизительно в середине бора, он оценил расстояние от нее до забора и понял, что всего постов – пять: по периметру четыре плюс тот, что стоит на въезде.
Кроме того, пока он бегал вокруг здания, ловить его выскочило девятнадцать человек; от трех до пяти, вероятно, занимались другими делами, а все это вместе означало, что посты круглосуточные, трехсменные и, если не считать поста в парадном, наружные. Он прекрасно запомнил все три двери, откуда хоть кто-нибудь выскакивал: отдельно стоящее здание, куда его прямо сейчас и тащили, – явно «караулка», парадный вход и низенькая дверка на заднем дворе. Оттуда столь явственно тянуло запахом жареной рыбы, что ошибиться было невозможно – кухня.
Судя по тому, как суетился народ, профессионалов здесь было немного: кроме начальника охраны, отец Василий особо отметил только троих. Все остальные где-то, конечно, отслужили, но к своей новой работе еще не привыкли. Это обнадеживало.
Священника затащили в дверь, проволокли по длинному коридору и завели в просторную комнату с большим дощатым столом и парой десятков стульев. Он быстро их пересчитал – двадцать четыре. Все правильно: на две смены из трех. «Блин! – ругнулся он. – Ну и охраняют же Хозяина! Как оружейный склад!»
Его силком усадили на стул. Пахло оружейным маслом и ваксой. Отец Василий внезапно успокоился. Он знал, когда надо будет начинать операцию: во время смены караула, когда здесь останется всего двенадцать человек. Вместе с начальником караула тринадцать. И только три вещи беспокоили его: здесь ли сейчас Хозяин, где держат Борьку, числится ли его собственная персона в какой-нибудь доступной начальнику караула картотеке. Впрочем, даже если и числится, он ничего не терял – те ребята на дороге так или иначе созвонились бы со своим начальством и задержали бы его – против автоматов не слишком повыступаешь…
– Ну что, где он? – громыхнул в коридоре голос начальника караула.
– Здесь, Игорь Васильевич, в столовой…
Начальник караула вошел, посмотрел на священника ясными, внимательными глазами и сел напротив.
– Рассказывай, – кивнул он и вытащил из принесенной с собой папки какую-то форму.
* * *
Допрос длился долго и велся обстоятельно. Игорь Васильевич, судя по всему, вообще был мужик обстоятельный. И за это время священник стал обладателем еще одной весьма ценной информации – времени смены караула. Не услышать, как лязгают во дворе проверяемые разводящим автоматы караульных, было невозможно.
Версия священника о нападении на него злобных караульных вызвала у Игоря Васильевича нервный смешок, но, кажется, была понята правильно. Ну, вышло небольшое недоразумение, ну, побежал обезумевший от страха священник не туда. С кем не бывает… И тем не менее отпускать его никто не собирался, возможно, потому, что уже к концу допроса в комнату заглянул штатский. Как только он появился, начальник караула вышел за дверь, а старательно вслушивавшийся в разговор священник отчетливо услышал два слова «Хозяин» и «приедет». Этого было достаточно.
«Слава богу!» – вздохнул облегченно отец Василий и нисколько не расстроился, когда его отвели в другую, куда меньшую по размерам комнату и заперли снаружи на ключ. Нет, он, конечно, повозмущался, и довольно громко и яростно, но внутри отец Василий прекрасно понимал: его не выпустят, пока не приедет Хозяин. А если быть совсем точным, о нем забудут на все то время, пока тот не приедет.
* * *
Священник ждал долго. Первое время он бузил, колошматил в дверь, требовал немедленно его выпустить, обещал пожаловаться в патриархию и дойти до самого президента, но потом как бы сломался и затих. Спустя час его проверили – жив ли – и оставили в покое.
А едва наступила ночь и очередная смена ушла на посты, отец Василий подпрыгнул, ухватился за прутья решетки высоко расположенного маленького окна и, упершись ногами в стены, вывернул решетку вместе с двумя нижними кирпичами. На такой вес, как у него, решетка никогда и не была рассчитана.
Затем священник с оглушительным хрустом выдавил стекло и начал вытаскивать свое грузное тело наружу.
Но плечи не проходили.
Он вздохнул, уцепился руками за края рамы и решил попробовать выбраться ногами вперед. Стараясь проделать это как можно быстрее, он невероятным образом развернулся и вытолкнул ноги в оконный проем.
Теперь застряла другая часть тела.
«Господи, помоги!» – взмолился он и услышал во дворе оглушительный гогот.
– Бугор! Вали сюда! Ты посмотри, что эта жирная свинья надумала!
Отец Василий проглотил комок в горле. Было очень обидно. Но поделать он ничего не мог: филейная область застряла прочно и надежно.
Гогот во дворе все усиливался, а он так и висел ногами наружу и головой внутрь, глотая слезы обиды.
– Давай его так и оставим, – давясь от смеха, предложил кто-то. – Пока Хозяин не приедет!
Но предложение возымело обратный эффект. Как только было упомянуто имя Хозяина, смех как-то быстро сошел на нет, и священника начали вытаскивать.
* * *
Когда раскрасневшегося от прилива крови к голове священника все-таки выдернули обратно внутрь каморки и притащили в столовую, глянуть на него пришло человек восемь. Парни в камуфляже ржали, снова и снова описывая тем, кто не видел, что и как происходило. А отец Василий, наклонив лицо, стремительно прикидывал новую расстановку сил. Все складывалось в его пользу быстро и неотвратимо.
И, когда старший подошел совсем близко, отец Василий резким движением руки выхватил у него связку ключей и рванул к дверям. Выскочил, захлопнул дверь, быстро нащупал самый большой ключ, вставил и стремительно повернул!
В дверь ударили плечом, еще раз, еще… но священник не придавал этому ни малейшего значения – уж пару минут тяжелая, окованная листовым металлом дверь продержится. Он пригнулся и почти на четвереньках пробежал под окнами караулки, так чтобы не попасть под пули, если парни начнут стрелять из зарешеченных окон. Теперь его маршрут лежал в Екимовский особняк.
Уже когда отец Василий, истошно вопя, носился вокруг старинного здания, он понял, где следует искать бывшего сектанта. Потому что в караулке его не было, а во всем Екимовском особняке было только одно зарешеченное окно. К нему он и направлялся.
Священник подбежал к решетке и заглянул внутрь. Точно! На железной больничной койке лежала знакомая долговязая фигура. Он прикинул, как туда пробраться, и побежал к кухне.
Во всем особоняке теперь вряд ли осталось больше пяти человек: если в смене тринадцать, а в столовой караулки заперто восемь, то остается пять. Священник влетел в плохо освещенный коридор, сшибая какие-то стеллажи, пронесся по скользкому от влаги полу, толкнул дверь плечом и… оказался в другом мире.
Мягкие ковровые дорожки устилали светло-желтые паркетные полы просторного коридора, на стенах висели картины, а светильники в потолке навевали мысли о далеких, лет по сто уже ни с кем не воевавших, глубоко благополучных странах.
Отец Василий тряхнул головой и побежал вперед, пока справа не обнаружил крепкую, опять-таки дубовую дверь. «Если это здесь, то ключ быть должен!» – подумал священник и принялся перебирать ключи: один, второй, третий… есть! Дверь легко, без скрипа отворилась, пахнуло больницей, медикаментами и тяжелым запахом глубоко больного человека. Отец Василий метнулся к койке, откинул одеяло и вгляделся.
Даже в почти полной темноте было видно: это костолицый. Он тяжело, прерывисто дышал, глаза были закрыты, нос заострился, как у умирающего, но это был он!
– Боря! – позвал его отец Василий. – Это я, Мишка! Боря! Ты меня слышишь?!
Костолицый молчал.
Священник подхватил Бориса, перекинул его через плечо и побежал назад, к выходу. Теперь все зависело от его скорости.
Он благополучно проскочил коридор кухни, лишь во дворе встретившись с парнишкой в майке и камуфляжных штанах. Тот выносил помои. Отец Василий притормозил, но, услышав раздающиеся со стороны караулки громкие крики, понял, что запертые им охранники уже на свободе и времени просто нет. И тогда он повернулся и, тяжело дыша, побежал вперед, как можно дальше отсюда.
Там, сзади, раздавались гортанные крики, ухнула и с шипением взвилась осветительная ракета, но преследователи безнадежно проигрывали. Потому что буквально через пятьдесят шагов отец Василий свернул с тропинки и побежал по рыхлому, нетоптаному снегу. Конечно, здесь было не в пример тяжелее, но он знал, что делает: ночью заметить уходящую от тропы цепочку следов не так-то просто.
Никогда раньше он так не жалел о том, что мало занимается спортом! Священник запыхался, моментально взмок, а отвыкшие от физических нагрузок ноги уже через две сотни метров налились чугунной тяжестью. Но времени жалеть себя не было, и вскоре он уже подбегал к высоченному зеленому забору.
– А-вы-у-а-вы-а… – промычал костолицый.
– Сейчас, Боря, сейчас, – ответил священник и, собрав все свои силы, поднял Бориса как можно выше и перевесил через забор.
Отец Василий убедился, что тот не свалится, подпрыгнул, подтянулся и со стоном перевалил на ту сторону. Теперь надо было стаскивать костолицего.
Бывший сектант, кажется, понемногу начал приходить в себя, но пока еще помощник из него был никакой – длинные конечности двигались неслаженно, голова не держалась, и даже язык не слушался.
– Я-а-у-у… – твердил он. – Я-а-у-у…
– Подожди, Боря, подожди, – пытался успокоить его священник. – Потом расскажешь.
Он снова перекинул костолицего через плечо, побежал вперед и остановился, только когда лес начал постепенно сходить на нет, а прямо перед ним показалось русло мелкой степной речушки. Нужно было перебираться на тот берег, но сил больше не было. Священник опустил костолицего на снег и на подгибающихся ногах спустился к реке.
Речушка была довольно быстрая. И, видимо, именно поэтому лед смог удержаться только по краям, у самых берегов. Священник, осторожно ступая по льду, подошел к самой воде и зачерпнул немного ладонью. Вода была холодная, чистая и необыкновенно вкусная.
– Я скоро умру… – услышал он за спиной и обернулся.
Борис стоял на четвереньках прямо у ног отца Василия, и ему было очень плохо.
– Не хочу умирать, – тихо, но внятно произнес он.
– Ты не умрешь, – зачем-то пообещал священник и присел, чтоб быть с Борисом на одном уровне.
– Ты не понял, – мотнул головой тот. – Я не хочу умирать так… Ты можешь меня покрестить?
Отец Василий сглотнул. Он не мог поверить, что это правда.
– Конечно, – тихо произнес он и понял, что плачет. Слезы медленно сбегали по щекам и прятались в черной, густой бороде.
– Покрести меня, – заплетающимся языком попросил костолицый. – Я устал.
«Господи! – мысленно произнес священник. – Спасибо тебе! Хоть у смертного одра этот грешник осознал твое величие».
Где-то вдалеке рычали моторы и раздавались голоса, но теперь, когда Боря сам попросил этого, на погоню можно было не обращать внимания. Какая разница, что будет с ними, если он успеет приобщить ко Христу еще одну человеческую душу…
Священник подхватил Бориса под мышки, оттащил в сторонку и начал быстро раздевать. Он знал, что, если охранники появятся, он еще успеет столкнуть Борьку в воду, как есть, в одежде и надеялся, что успеет и совершить обряд. Но пока парней в камуфляже поблизости не было, а значит, все следует сделать по правилам. И лишь аккуратно раздев Борьку, он разделся и разулся сам и потащил крещаемого к реке.
Вода обожгла. Оказавшись в ледяных струях, костолицый даже невольно вскрикнул – такой холодной она ему показалась. Отец Василий сглотнул: он знал эту особую чувствительность умирающих к холоду. А значит, следовало поторопиться.
– Боря, – сказал он. – Сейчас я совершу над тобой великое таинство нашей православной церкви. Ты слышишь?
– Да, – мотнул головой Борис.
– Посредством крещения ты будешь очищен от грехов прошлой жизни. Понимаешь ли ты меня?
Костолицый кивнул. Пора было начинать.
– Отрекаешься ли от сатаны? – строго спросил отец Василий.
– Отрекаюсь, – тихо произнес костолицый.
– Обещаешься ли Христу?
– Обещаюсь.
Отец Василий вел костолицего этап за этапом. Он произнес великую ектению, освятил воду, в которой они стояли, и в отсутствие елея троекратно погрузил бывшего богохульника и богоотступника в ледяные струи.
– Крещается раб божий Борис во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Святого Духа, аминь, – быстро произнес он, вытащил его из воды, дал отдышаться и снова погрузил с головой.
Он трижды опускал его в воду с головой и трижды прочитал нужные слова, а потом снял с себя большой серебряный нательный крест и повесил на шею Борису. И вдруг физически, всем своим существом почувствовал, как происходит что-то совсем необычное, что-то такое, чего он не встречал за все два года работы в приходе. Борис начал распрямляться. Так, словно это не его только что трясло от смертельного холода, так, словно это не его голова только что бессмысленно моталась из стороны в сторону, а язык заплетался.
Священник вгляделся: Борькины глаза были ясны и осмысленны. И тогда он наклонил его голову к себе, стараясь преодолеть стук зубов, с трудом откусил прядь волос и быстренько потащил на берег, на ходу произнося слова сугубой ектении и отпуст. Обряд был завершен.
* * *
Борис оделся сам. Они оба одевались одновременно, словно наперегонки – настыли страшно.
– Что д-делать б-будем? – внятно спросил Борис.
– Б-бежать, я д-думаю, – откликнулся священник. – К-как евреи п-по п-пустыне!
– Найдут, – покачал головой костолицый. – Охрана – туфта; на Хозяина и другие люди работают… Дороги точно уже перекрыли! Надо возвращаться…
– Зачем? – удивился священник.
– Самого Хозяина брать.
Это была мысль. Священник даже перестал дрожать. Нет, отец Василий вовсе не собирался «брать» Хозяина. Он ему был и на фиг не нужен. Просто до него как-то внезапно дошло, что, если сказанное Борькой правда, то единственным безопасным местом на всю округу в ближайшие сутки будет сама хозяйская резиденция. Их будут искать где угодно, но только не там. Охрана слабая, комнат – миллион. Отсидись первые сутки, пока они будут округу прочесывать, а там видно будет.
– Возвращаемся! – согласно кивнул он головой.
* * *
Обратно они прошли, словно к себе домой. Эти балбесы настолько переполошились, что, похоже, даже сняли людей с постов. Так что отец Василий и Борис без проблем пересекли лес, стремительно миновали освещенные участки, вошли в особняк через кухню и, разувшись, пошли по ласкающей застывшие ступни ковровой дорожке.
– На второй этаж, – кивнул головой Борис. – Апартаменты там.
Священник понимающе кивнул. Борька определенно здесь ориентировался. И точно, поднявшись по роскошно исполненной лестнице, они увидели целый ряд огромных, инкрустированных разноцветным деревом дверей. Отец Василий тихо шел вслед только что крещенному им человеку и думал, что, может быть, совершил величайшую в своей жизни глупость, ввязавшись в эту историю. Только теперь он с тоской понял, как многое в приходе и Ольгиной, а теперь еще и Мишкиной жизни пойдет под откос, случись ему погибнуть – так, как это обычно и бывает: глупо и абсолютно нежданно.
Борис открыл одну из дверей, осторожно заглянул внутрь и обернулся.
– Сюда, – прошептал он и пропал внутри.
Отец Василий прошел вслед и даже не сразу понял, куда попал. Справа и слева тянулись длинные ряды высоких, странной конструкции шкафов. Борька открыл одну из дверок и удовлетворенно кивнул.
– Здесь гардеробная, – уже громче и увереннее произнес он. – Нормальное место для засады. То, что надо.
«Скорее для лежбища, – мысленно поправил его священник. – Больше чем на сутки я здесь не задержусь…»
Борька проверил дверцы, вытащил кипу европейского покроя роскошных костюмов и кинул их на пол.
– Устраивайся, – пригласил он и первый подал пример – улегся во весь рост.
Отец Василий подстелил под себя несколько и тоже присел, прислонившись к шкафу спиной. «Жигуль» они осмотрят в первую очередь. Запросят владельца, поймут, что это я… А что сделает Скобцов? Будет ли, если что, вступаться или просто промолчит?» Священник не знал, как отреагируют районные власти на поисковую активность из области. Впрочем, все зависело от того, в каких отношениях с этой самой областью находится пресловутый Хозяин…
– Кто такой этот Хозяин? – поинтересовался он.
– Страшный человек, очень страшный… – вздохнул Борис. – Поверь мне, я на него второй год работаю. Точнее, работал.
– Откуда он?
Было слышно, как Борис нервно заерзал.
– Зачем тебе?
– Хочу знать, что мне предстоит.
– А ничего. – Костолицый вскочил и уселся так, чтобы в отблесках уличных фонарей видеть лицо собеседника. – Я сам все разрулю. Тебе и делать ничего не придется.
– И все-таки…
– Хочешь знать, пожалуйста, – Борис прочистил горло. Он явно хотел казаться спокойным, но это у него не очень получалось. – Он из органов. Точнее, из одного из специнститутов… Ему человека зазомбировать как два пальца обмочить! Некоторые из наших, – печально усмехнулся он, – от одного его взгляда в транс впадают. Ты думаешь, кто меня всем этим фокусам с массовыми психозами обучил?
То, что рассказал далее Борис, не вдохновляло. По его словам выходило, что Хозяин то ли украл, то ли сам разработал, но в конечном итоге овладел колоссальным набором психотехник специального назначения, абсолютно не предназначенных для частного употребления. Практически никто не знал ни его настоящего имени, ни биографии, и только великолепная память и логические способности Бориса позволили ему кое-что понять из услышанного за минувшие два года.
Да, поначалу этот «страшный», как сказал Борис, человек работал в спецлаборатории. Когда грянула перестройка, у них в институте начались какие-то чистки и перемещения, и будущий Хозяин, а тогда то ли завлаб, то ли завсектором, умудрился потерять существенную часть своей власти – похоже, его просто «оттерли» от финансирования. Мужик обиделся и подал на расчет. Некоторое время сидел обиженный в своей московской квартире, а потом понял, что кое-чего стоит и может сделать себе неплохие деньги. Ну и начал…
Начинал Хозяин в Москве и Петербурге с рекламы; он вообще поначалу осторожничал. Ну, разработает парочку-тройку удачных психологических трюков, применимых в бизнесе, и – в кусты! Потом осмелел. Начал инструктировать кое-кого в крупном бизнесе, власти, а потом и сам провернул несколько крупных афер. Получилось. И с этих пор его как понесло.
Он зарабатывал на всем. Помогал в абсолютном соответствии с наукой «отвести глаза» налоговикам, разрабатывал и самолично внедрял с десяток грязных предвыборных трюков и, наверное, именно тогда поверил в свои силы до конца и понял, какая власть у него в руках. Тогда он и создал эту секту.
Он делал все по правилам: регистрация, разработка легенды, подбор кадров, а затем и тщательная подготовка помощников к работе, которая им предстоит. Он весьма детально отработал несколько оргсхем будущего «бизнеса», причем в нескольких вариантах и для самых разных случаев… В общем, денег не жалел. Но зато потом, когда «машина закрутилась», оставалось только собирать деньги и закрывать филиалы, предоставляя вовлеченных в эту гигантскую аферу людей самим себе.
Отец Василий слушал и не мог поверить, что ТАКОЕ способен создать один человек. И тем не менее приходилось верить.
В Усть-Кудеяре, как сказал Борис, у Хозяина сразу все пошло немного не так. Во-первых, крепко помешал отец Василий. В отличие от остальных православных батюшек, он повел себя строптиво, довольно активно вмешался в течение событий и сразу перевел всю работу налаженной технологии делания денег в «аварийный режим». Нигде больше помощникам Хозяина не били морды, и нигде больше священники не прерывали тщательно и заранее подготавливаемые «мессы» таким хамским образом. Одно это, по оценкам Бориса, снизило расчетные прибыли в Усть-Кудеяре процентов на двадцать-двадцать пять.