Скворцов Валериан. Сингапурский квартет

   Таковы подвиги.
   Но как же хладнокровно использован навык финансовых наскоков Клео Сурапато и как точно предвосхищена инстинктивная реакция алчного китайца на возможность получить доступ к деньгам "Нуган Ханг бэнкинг груп"! Тщеславие и мнимое превосходство над заморскими чертями, столь присущее Клео, Бруно держал на хорошем пару, вовремя подкинув золоченый кулак "боксеров"... Просто, вовремя и метко, а потому - успешно.
   - Я тебе советую, Нуган, - сказал Джеффри, - поехать допивать свою бутылку в отель из недорогих, скажем, "Слоани корт" на Болморэл-роуд... Потому что в дорогих тебя примутся искать в первую очередь... Но, скорее всего, искать тебя уже некому. Потому что у тебя уже несколько часов нет ни власти, ни денег. После Бруно Лябасти я стал вторым, кому это известно. Самое печальное, что ты в этой очереди - третий, старина Нуган... Ты, матерый разведчик, прозевал севшую на твои усы муху... Возможно, его французское превосходительство Лябасти ещё и захочет переговорить с тобой. Возможно, оно, я имею в виду превосходительство, отстегнет тебе что-то... Постарайся напиться. Учитывая твою закалку, тебе понадобится на это продолжительное время, и ещё более продолжительное - на протрезвление. Двое суток у тебя есть. Вперед! И - прощай...
   Джеффри отстоял минут пять в очереди на такси, случай в Чанги небывалый. Он с раздражением подумал, что уже два часа крутится на аэродроме, в сущности, безо всякого дела.
   Водитель, открывший багажник рычагом со своего места и не потрудившийся выйти, чтобы загрузить чемодан, оказался корявым китайцем, плохо понимавшим английский. Изнервничавшийся и усталый Джеффри, у которого белградская простуда после глотка виски переплавилась в головную боль, наорал на него, выскочил из машины, потом снова сел и заставил по справочнику искать свою улицу - Сандерс-роуд. Когда её иероглифическое обозначение обнаружилось против английского, таксист невозмутимо сказал:
   - Потом сэр говорить тогда надо Изумрудный Холм... Тогда потом говорила сэр Изумрудный Холм... Ха-ха!
   Сигнализатор превышения скорости попискивал с панели приборов, над которой раскачивались три красных гирлянды из шерстяных ниток. Львиная голова, драконья морда с ослиными ушами и шестигранный фонарик мотались на них, обещая владельцу амулетов и его десяти тысячам потомков процветание, если судить по надписям, десять тысяч раз по сто лет. Китайцы на меньшее не соглашаются.
   Заезда с Изумрудного Холма на Сандерс-роуд не существовало, был только выезд по причине одностороннего движения, и, чтобы попасть на требуемую улицу, следовало заехать на Кэйрнхилл-серкл, а потом развернуться у огромного дома, где живет Клео. Но Джеффри не сказал об этом водителю, чтобы избежать новых пререканий. Китаец был явно чем-то встревожен. Может, именно поэтому, не обратив внимания на два запрещающих знака перед въездом на Сандерс-роуд, круто взял вправо, ослепив фарами шарахнувшегося мотоциклиста, и задним ходом подал к подъезду. Вытаскивать чемодан тоже не стал, полученные пятнадцать долларов комком сунул в нагрудный карман.
   Странное что-то творилось с такси в городе. Сначала ожидание на стоянке, потом грубость...
   Джеффри набрал код внутренней связи в подъезде.
   - Слушаю вас внимательно, - ответил из квартиры мужской голос. Джеффри узнал торжественную манеру, в которой портной его жены общался с другими сожителями на планете Земля.
   - Где Ольга?
   - Мадам дома, господин Пиватски... Где же ей находиться? Мы не ожидали сегодня вашего появления. Вы ведь не предприняли ничего, чтобы предупредить... А я посчитал своим долгом все эти дни находиться при леди. Ее несколько необыкновенное состояние требовало этого... Я прошу вас повременить минут десять... Мы сейчас приведем себя в порядок, я только оденусь...
   Джеффри Пиватски замычал, замотал головой.
   В темной низине улицы возле выезда на Изумрудный Холм вспыхнули круглые стоп-сигналы притормозившего на повороте такси, которое он только что отпустил.
   Из почтового ящика высыпался ворох конвертов, которые пришлось подбирать. Джеффри вскрыл первый подвернувшийся и, чтобы протянуть время, принялся читать слишком правильно написанный английский текст на меловой бумаге с грифом неизвестной адвокатской конторы, выведенным готическими буквами у верхней кромки:
   "...студент Франкфуртского университета с успехом взломал систему электронной защиты компьютера, которой пользуются многие банки и министерства. Студент - староста франкфуртского клуба "Компьютерный хаос", в котором состоит примерно сотня хулиганов из наштампованных за последние пять лет нашими университетами интеллектуалов, которые одержимы манией проникновения в банки данных различных учреждений вплоть до органов внутренних дел.
   Фриц Доэл выступил на совещании экспертов по защите компьютерных данных в Париже. Он привел доказательства о проникновении его группы безобразничающих молодцов в банки данных десятков фирм и организаций, включая Национальное управлению по аэронавтике и исследованию космического пространства США..."
   В портфеле, который Джеффри держал в руках, лежала записная книжка с телефоном Фрица Доэла, бородатого молодца, который просился на службу к Джеффри во время встречи во франкфуртском "Хилтоне".
   Пиватски сел возле лифта в замызганное кресло. Обычно там сидел охранник, но в эту минуту он сачком вылавливал листву, нанесенную ветром в бассейн. Заметив Джеффри, охранник щелкнул каблуками и приложил ладонь к фуражке с перекрещенными ключами на околыше. Алюминиевый черенок сачка приставил к плечу, словно ружье... Джеффри ответил ему, вяло помахав листком, который читал.
   Он посмотрел в последний абзац текста:
   "После сделанного им сообщения Фриц Доэл был арестован в вестибюле гостиницы, где проходило совещание. Однако трудно утверждать, что у Доэла возникнут осложнения с законом. Его методы взламывания "компьютерных сейфов" юридически не могут квалифицироваться как преступление. Каждый волен сколько ему вздумается крутить телефонный диск, подсоединив аппарат к персональному компьютеру".
   Наискосок шла надпись жирным фломастером:
   "Уважаемый господин Дж. Пиватски, по просьбе моего клиента Ф. Д. Доэла препровождаю Вам настоящую копию экспресс-почтой, расходы по которой оплачены здесь, во Франции. Надеюсь, что она попадет к Вам одновременно с Вашим возвращением в Сингапур. Искренне Ваш и проч..."
   Выходило, что расставшись в "Хилтоне" с Пиватски, бородатый тут же улетел в Париж. Кто же кого дурил? Вот тебе расплата за самоуверенность, подумал Джеффри. Однажды она окажется такой же, как у Нугана Ханга.
   Джеффри положил бумагу на стол охранника и уткнулся лицом в сложенные руки.
   Лифт, наконец, пришел.
   Джеффри ворвался в квартиру, схватил портного за красиво повязанный с ровной складкой под узлом - галстук и затянул шелковую, жирную на ощупь материю до кадыка на тощей шее.
   Сведенные от страха в овал тонковатые губы посинели.
   - Джеффри? Это ты, Джеффри?
   Голос Ольги из спальни был дребезжащим, срывавшимся на фальцет.
   Джеффри отпустил портного. Сквозь кашель, высовывая свернувшийся в трубку язык, портной оправдывался.
   - Господин Пиватски... сэр... Леди велела мне переодеться в пижаму, лечь рядом и слушать её произведения... Иногда она рыдала над ними! Вот и все, вот и все, сэр... Вы предупреждали меня о таких состояниях, и я помнил ваши рекомендации потакать в таких случаях всему, сэр. О нет, сэр, я отнюдь не считаю, что это "всему" - именно все. Отнюдь нет!
   Джеффри вошел в спальню, уткнулся в колени Ольги, тревожно привставшей на кровати.
   И все отошло, отошло и не существовало, кроме вот этого, дорогих и единственных коленей женщины, в теле или душе которой нарывал какой-то недуг, говоривший её языком и совершавший свои собственные поступки.
   - Я посетил твою родину, Ольга, - мягко сказал Джеффри в колени жены.
   Вряд ли она могла правильно оценивать теперь то, что он ей говорил. Но в таких случаях Джеффри неизменно держал себя так, будто ничего особенного не происходило. Он был уверен, что если вести себя с больной таким образом, её душевное здоровье когда-нибудь возвратится насовсем...
   Зазвонил телефон.
   Ольга сняла трубку и протянула мужу.
   Повернувшись так, что щека продолжала лежать на коленях Ольги, Джеффри вяло спросил:
   - Кто это? Алло...
   - Бруно говорит, старина Джефф... Слава всем богам и привидениям! Клео сказал, что ты уже три с лишним часа в Сингапуре...
   Джеффри подумал: "Знает о встрече с Нуганом Хангом или нет?"
   - ...Контора молчит, твой аппарат дома разговаривает посторонним мужским голосом, ха-ха-ха-ха! Я уж намеревался спустить на этого молодца ребят из "Деловых советов и защиты".
   "Значит, знает", - решил Джеффри и сказал:
   - В аэропорту на меня налетел Нуган, старина Нуган. Ему понадобилось выговориться... Потом подвернулся озлобленный таксист...
   - Китаец? - спросил Бруно заинтересованно, проигнорировав сообщение о старине Нугане.
   - Китаец. А в чем дело?
   - Да так... Дня три советую не пользоваться этим видом транспорта. Таксисты-китайцы будут злющими! Ха-ха!
   - Ты хочешь меня видеть сейчас?
   - Нет. Завтра вечером. После полуночи. Ты ведь привез слишком много новостей, чтобы нам выслушивать их в спешке...
   - И в основном недобрых, Бруно. Есть загадочные... Итак, в полночь у тебя в Индо-Австралийском банке?
   - Опять нет. В помещении 8-А здания "Банка четырех океанов" напротив причала Клиффорда. Лифт четыре. Нажмешь кнопку переговорного устройства, и тебя поднимет прямиком ко мне безо всяких переговоров, ха-ха... И держись подальше от таксистов-китайцев! Ха-ха... Присмотри сикха...
   Пошли сигналы отбоя.
   В отличие от Клео и Ханга, как и в отличие от Джеффри, Бруно пребывал в прекрасном настроении.
   5
   Бэзил Шемякин обошел клетку с зеленым попугаем, пробовавшим прочность прутьев членистыми когтями. Птицу выставили на тротуар из ремонтной мастерской автопокрышек, примыкавшей к гостинице "Стрэнд", - подальше от чада вулканизационной установки. Напротив, на карнизе брошенного двухэтажного дома с китайской надписью по торцу "Медицинский центр", раскачивались кусты, выросшие в трещинах кирпичной кладки. Ветерок набирал силу на сквере Брас-базар, где размещалась биржа велорикш. За сквером белел викторианский особняк национального музея.
   Китаяночка в шортах с высовывающимися из-под них завязками на чулках крик сингапурской моды - обогнала Шемякина, оставив горьковатый запах духов. В Юго-Восточной Азии их аромат на улице уловим толшько в одном городе и только в одном месте. На Орчард-роуд. Магистраль как раз здесь и начиналась. Вне зависимости от погоды и времени дня - в тумане, под моросящим дождичком, залитая солнцем, в оранжевой мути искусственного освещения - главная сингапурская улица неизвестно почему напоминала Бэзилу Сочи, хотя внешнего, да и иного сходства нет и никогда не будет. Просто Сочи в его жизни оказался первым зеленым и чистым городом в России, а Сингапур - в Азии.
   В Сочи Бэзил ездил с женой через год после возвращения в Россию.
   Удивительно, как города страны, которую они пересекали в машине с севера на юг, походили на Харбин... Бэзил не раз давал себе слово поехать в Барсуки Смоленской области, откуда отец когда-то отправился во Владивосток, а докатился до Харбина. Теперь, на Орчард-роуд, он снова почему-то задумался об этом...
   До встречи с Барбарой оставалось больше двадцати минут. Бэзил нырнул в подвальчик "Макдональдс". Замученный работой китаец с серыми мешочками под глазами, кидая синие сингапурские доллары в ящик кассового аппарата, принял заказ на банку "колы" и картонку с ветчинным сэндвичем. На экране телевизора, привинченного к стене, солдат колотил каской какого-то араба, который просяще гладил лицо солдата ладонью... Давали новости.
   С Орчард-роуд Шемякин свернул на улицу Изумрудного Холма. Узкий проезд между ухоженными старинными китайскими двухэтажками перегораживал подковообразный прилавок под навесом. Неторопливые ребята в галстуках-бабочках, ловко вращая подносы на растопыренных пальцах, разносили бочковое пиво по столикам, расставленным вдоль тротуара.
   Барбару Шемякин увидел сразу. Льняное приталенное платье сероватого оттенка делало её совсем юной. Бэзилу снова показалось, что волосы Барбары отдают рыжиной. Изумрудное ожерелье, наверное, стоило денег, которых хватило бы на покупку одного из домов на этой улице.
   - В первый раз на свидании в Сингапуре? - спросила Барбара, приметив пучок фиалок в его нагрудном кармане.
   - В первый, - соврал он. Впрочем, леди доступных достоинств, конечно же, не в счет. - И я не верю своей удаче...
   Букетик удивительно пришелся к её платью. Барбара пристраивала его одной рукой. Вторая так и не отпустила ладонь Бэзила.
   - Представь меня, Барбара, а то получается, что я подслушиваю, сказал коренастый смуглый азиат из-за её плеча.
   Она взяла его за локоть и выдвинула вперед.
   Полосатая сорочка навыпуск. Нагловатые глаза за дымчатыми стеклами очков в платиновой оправе. Гуталиновые гренадерские усы, переходящие в бакенбарды. Аромат дорогой сигары. Массивный перстень с вензелем университета, а возможно, и военного училища.
   - Я Рутер Батуйгас, филиппинский коллега Барбары... Гораздо предпочтительнее, если между местной леди и заезжим фарангом находится третий лишний азиатского обличья. Тут свои обычаи... Так что воспринимайте меня как неизбежный аксессуар. Идет? И зовите Рутер. Идет?
   - Я Бэзил.
   - Что будете пить, джентльмены?
   Она выбрала столик у красных колонн "Лавки одной цены". Витрина лавки была заставлена миньскими вазами.
   - Ага, - сказал Рутер, - значит, платишь ты, Барбара?
   - Давайте демократическим путем, - предложил Бэзил. - Бросим на пальцах! Ну... раз, два, три! Игра!
   Все равно вышло платить Барбаре. Бэзил подметил быструю змеиную реакцию филиппинца, который выкинул пальцы, повинуясь её сигналу.
   - На один день, как собирался, или пробудешь здесь дольше? - спросила Барбара.
   Бэзил вежливо улыбнулся. Она поняла: кто же в этих краях, где все и так непредсказуемо, меняет свои планы?
   Пока ждали кружки с бочковым "Тайгером", филиппинец ни к селу, ни к городу принялся рассуждать о каких-то листках с извещениями о разоблачениях ведьм, которые в средневековой Европе стали предвестниками газет. Придворные и духовные лица, особы иностранного происхождения оставались тогда героями тайных доносов, а не общественных слухов, поэтому о них и не писали.
   - Как у вас в России, - закончил Рутер.
   - Давайте, Рутер, договоримся не цеплять сегодня Россию, - сказал Бэзил. - Кто его знает, что там происходит и что будет в её завтрашних газетах? В моей гостинице я не видел московских газет, в том числе и той, на которую работаю. Наверное, в других местах в Сингапуре положение столь же тревожное...
   - Да, я ваших газет в жизни не видел. Правда, смотрел кино "Братья Карамазовы"...
   - Потому что сюжет построен на уголовной истории, так? - спросила Барбара.
   - Да уж верно, - ответил Рутер с лицемерным вздохом. - Сплошной фрейдизм. Убийство на почве затянутого и неосознанного сексуального соперничества между поколениями, то есть отцом и сыном... Слишком сложно для моего опыта.
   - Рутер, расскажи Бэзилу о своем захватывающем опыте, - ехидно сказала Барбара.
   - Мой опыт? Я убил шестерых в порядке самозащиты и дважды привлекался к суду по обвинению в убийстве. В справочнике Интерпола меня называют "самым диким полицейским репортером". Я изучал право, потому что готовился после университета поступить в уголовный розыск... А там оказалась такая коррупция, с какой я нигде до тех пор и не сталкивался, разве что в прессе...
   - В филиппинской полиции? - спросил Бэзил.
   - В манильской, чтобы быть точным... Дело отца и сына Карамазовых с криминалистической точки зрения несколько старомодно. Если Достоевский хотел сказать, что приобретаемый в жизни опыт - это лишь жестокость и порок, то он слабак... Мир таков, каков он есть, другого не выдумать. Учись желать и пытайся понять...
   - Надеюсь, это уже вывод? - спросила Барбара. - Я хотела сказать, что еды не закажу, джентльмены. Закусывать будете в "Ройял холидей инн".
   - Ох, - простонал Рутер, - в честь тебя, Бэзил, в ресторане финансовых акул выставят немыслимые харчи. Хотел бы я знать, кто на самом деле оплатит счет Барбары... Слушай-ка, да ты не агент ли КГБ, Бэзил?
   - Я и пытаюсь коррумпировать Бэзила, чтобы это выведать, - сказала Барбара. - Отличный вопрос! Ты великолепно работаешь на подхвате, Рутер...
   - Я сделаю все, чтобы оправдать возлагаемые на меня надежды, друзья... Но только две поправки. Во-первых, КГБ уже нет, есть Федеральная служба безопасности и Служба внешней разведки. Во-вторых, я как раз предпринимаю отчаянные усилия восстановится там в ближайшее время. Меня выбросили из отдела особо извращенных диверсий за распитие пива в частной обстановке с одним подозрительным филиппинцем и незамужней сингапурской леди, при этом последнее показалось начальству особенно аморальным. Обвинение - склонность к алкоголизму и покушение на невинность.
   - В ваших коррумпированных рядах это считается серьезной промашкой?
   - Вроде того, Рутер. А тебе что же, не нравятся пиво и красивые женщины?
   - Ох, - опять простонал Рутер, - тебя не следует пускать на пресс-конференции. Вместо ответов ты задаешь провокационные вопросы и заставляешь порядочных парней краснеть на людях...
   - Но ведь одна красавица сильно испортила тебе карьеру, верно, Рутер? Об этом здесь все говорят, - сказала Барбара. - Ты обесчестил в Маниле дочь потомка то ли Магеллана, то ли Васко да Гамы, то ли обоих вместе, и возникли обстоятельства, при которых... как бы это сказать... порядочный молодой человек... ладно уж, назовем тебя так... обязан жениться.
   - Я и женился на этой женщине, Барбара. Да, это случилось со мной, уже неделю назад. Невероятно, но я вступил в брак... Однако вовсе не потому, что её родители пригрозили выбросить меня навсегда из их порочной Манилы, как все говорят. Я понял, что это судьба... А случилось следующее. Ей позвонил один мой доброжелатель и сказал, что меня только что выловили мертвым из реки, абсолютно без одежды, и нужно привезти хоть что-нибудь, дабы прикрыть мое тело в морге. Она ответила, что хочет спать и займется этими заботами утром... Для неё я бессмертен. Эта женщина рождена, чтобы забеременеть от меня. Я немедленно сделал формальное предложение! Медовый месяц и свадебное путешествие мы отложили на то время, когда она отнимет первенца от груди... Ему уже три недели! К сожалению, работа пригнала меня сюда...
   - Что же это за работа? - спросил Бэзил.
   - После увольнения из уголовного розыска я пишу детективы для воскресных приложений... Еще просматриваю полицейские объявления с обещанием наградных за доставку определенных типов в живом или мертвом виде. Более семидесяти пойманных бандитов. В среднем по триста долларов за голову... Но для этого, прежде всего, нужна своя голова. Семь футов под землей обрели многие, у которых мускулы не хуже, чем у Сталлоне или Ван Дамма, но мозги работали плохо... Не смотри на меня как на стукача, Бэзил. Я отлавливаю исключительно бешеных волков, от которых страдают все, не только полиция. Именно поэтому меня терпят в подпольном мире длинных стволов... Знаешь, этот мир очень быстро выдает своих, если они начинают слишком уж привлекать внимание уголовного розыска. Такие люди мешают нормальной жизни всех... Усредненность - в этом спасение преступника. Я постоянно напоминаю себе: усредняйся, усредняйся... Кого первым делом съедают в джунглях? Того, кто выпадает из ритма... Того, кто либо торопится, либо отстает, либо ведет себя слишком тихо, либо шумит излишне...
   - Этот человек, Рутер, работал во Вьетнаме, - сказала Барбара.
   - Тогда о чем говорить? Не о чем говорить, - сказал Рутер. И без перехода спросил: - А у тебя есть жена и дети, Бэзил?
   - Есть, - сказал Бэзил. - Жена и сын. Жена... как бы сказать... больна. Очень больна. Она лечится в России, в специальном санатории. Сын теперь в Бангкоке, с тайской нянькой. Ему три года, и нам нужен переводчик. Из-за няньки он говорит только по-тайски. Беда, да и только.
   - Звучит, как вести с Луны, - сказала, придя ему на помощь, Барбара. То есть подобные разговоры о родственниках в России тут, в этом месте...
   Она подала официанту сигнал, чтобы тот принес счет.
   - А какие заботы привели тебя в Сингапур, Рутер? - спросил Бэзил.
   - Пока секрет.
   - Перестань крутить, - посоветовала Барбара. - Тебя призвали писать репортажи, открывающие массовому читателю глаза на китайскую мафию, в частности, на "Бамбуковый сад", который тянет "масляные деньги" с таксистов, леди доступных достоинств, мусорщиков, держателей автоматов с напитками... Перед Бэзилом не стоит притворяться... Так ведь, Бэзил?
   - Наверное, разузнавать про такое ужасно интересно, - предположил Бэзил.
   - Держись подальше от таких знаний, - сказал Рутер, помотав головой. Местные, сингапурские, не решаются писать об этом, они здесь живут - семьи и все такое... Поэтому позвали филиппинца. Ну, это долгая история. Поговорим о моих репортажах после публикации.
   - Скоро? - спросил Бэзил.
   Рутер повернулся к Барбаре.
   - Когда меня спустят с поводка, леди?
   И тут Бэзил сообразил: разговорчивость филиппинца - от затянувшегося ожидания опасности. Такое случается, он знал это по себе. В особенности, если события, которые ждешь, неизвестно как обернутся и в отношении тебя лично.
   - Не подумай, Бэзил, - сказала Барбара, - будто я ему начальница. Это сложная комбинация в прессе. Мне предстоит роль заводилы, а затем в потасовку ввяжется Рутер...
   Она обращалась к Бэзилу, как девочка, преодолевшая робость.
   Барбара не боялась быть откровенной с собой. Она попыталась представить, как варит ему утром кофе. Или у них в это время принято пить водку? Кто его родители? Наверное, в прошлом - комиссары Красной армии, разведчики или дипломаты. У них, кажется, раньше передавалось по наследству не имущество, а профессия. По крайней мере, у дипломатов, военных... И другие буквы в алфавите... Ей любопытно будет смотреть на экран его компьютера...
   - Конечно, не начальница, хэ-хэ... Жирная кошка от журналистики, да ещё финансовой. Хотел бы я столько зарабатывать... Бэзил, им платят на уровне бухгалтера крупной компании!
   Русский улыбнулся одними глазами.
   Голубые глаза считаются страшными на Дальнем Востоке, они от дьявола. Когда отец Барбары, шотландец, искалеченный в японском лагере военнопленных, смотрел на маму, она закрывалась ладонями.
   У отца сохли руки. Барбара кормила его и не боялась смотреть в расширенные от боли зрачки, обрамленные небесной лазурью. Иногда глаза становились мутными, гасли с похмелья. Мама не разрешала давать болеутоляющий опиум. Только ром. Болезнь, из-за которой сохли руки, жила в позвоночнике, то вызывая корежившие отца приступы боли, то отпуская, и тогда на него нападала болтливость. Его шотландская семья утонула вместе с торпедированным на Балтике пароходом. Пенсию переводил банк, и если день, когда приходило уведомление о переводе, не случался похмельным, отец рассказывал Барбаре о банковской журналистике в лондонской "Таймс", на которую он когда-то работал...
   Банк для Барбары был местом, откуда отцу приносили извещения о деньгах. Газета была ворохом листов, под которыми он засыпал в кресле. Что такое банковская журналистика, оставалось загадкой. Как и предостережения, с которыми отец, впадая после рома в бредовое состояние, обращался к Барбаре: "Не будем плясать под иностранную волынку "Таймс"! Нет, не будем..."
   Позже, когда после смерти отца мама сумела устроить Барбару на благотворительную стипендию в университет, ответ нашелся. "Таймс" называлась "иностранной волынкой" потому, что её финансовые колонки накануне войны диктовались из-за Ла-Манша домом французских Ротшильдов. Это была единственная лондонская газета, ратовавшая за то, чтобы британские капиталы оставались в азиатских колониях и после начала войны с Гитлером. Однако вполне сложившаяся к тому времени лондонская школа финансовых репортеров, людей, исполненных внутреннего достоинства и делового инстинкта, незыблемым правилом которых была "работа с натуры", то есть реальная информация, а не идеологическое или купленное угодничество, спасла британские компании от роковой ошибки в колониях.
   Честь спасения британских средств в заморских территориях перед вторжением японцев принадлежит корреспондентам, работавшим в Азии. Они предостерегали от наращивания инвестиций, несмотря на то, что местные зазывалы сулили очень высокие проценты. Когда самурайское нашествие подкатило к Индии, стало очевидным, по чьей подсказке заманивались деньги на подлежавшие оккупации территории. До мобилизации во флот отец писал в "Файнэншл таймс" из Сингапура о необходимости "вывоза денег пока не поздно". Барбара видела его колонки в старых подшивках... Слава богу, сингапурская журналистика получила лучшее наследство в мире - лелеемую и оберегаемую независимость мнений в вопросах финансов и бизнеса. Министры выслушивают университетских профессоров и академических экспертов, но дружбу предпочитают водить с финансовыми репортерами, которые имеют собственный взгляд на все происходящее, нюх на все новое, презирают домыслы и, конечно, блестяще образованы.